Последний абориген (джен)

Чёрный Infiniti, оставляя за собой пыльный шлейф, лихо промчался по единственной улице мимо подслеповатых домиков и остановился возле одного из них.

Из машины выбрался молодой мужчина, мельком взглянул на дом, открыл заднюю дверь, на секунду почти полностью нырнул в салон, а затем выпрямился, придерживая за руку свою спутницу.

Маленькая девочка лет пяти выпрыгнула из машины, и её блестящие красные туфельки тут же покрылись дорожной пылью. Она с любопытством огляделась вокруг, вырвала ладошку из руки мужчины и шагнула с дороги в одуванчиковое море.

— Ой, папуля, смотри! Цветочки! А это и есть твой дом, да? А почему никого нет?

— Вот моя деревня… — пробормотал мужчина и с болью посмотрел на покосившуюся пригородку.

Кое-где штакетник ещё стоял, сдерживаемый исключительно зарослями крапивы.

Резные наличники маленьких окошек выглядывали из буйно разросшихся кустов ветлы, делающих домик похожим на заколдованный замок. Крыша дворовых построек обвалилась, причудливым остовом таращась всё в тех же зарослях ивняка.

Сколько он здесь не был? И что хотел найти здесь?

В дом попасть всё равно бы не удалось, да и не хотелось тревожить величавый покой доживающей свой век избушки. Он взял девочку за руку и повёл её по дороге чуть вверх, мимо таких же обвалившихся домов. У самой дороги обнаружился заброшенный колодец, из которого когда-то вся улица набирала воду.

В низине торчали прогалы калды. Жерди давно вросли в землю, лишь в некоторых местах ещё слегка возвышаясь над бурьяном.

— А здесь кто жил? — спросила девочка, подпрыгивая в такт папиным шагам.

— Никто, — улыбнулся он. — Сюда сгоняли коров днём. Их тогда мало осталось, весь день не пасли.

— Коровы? — восхитилась девочка. — Настоящие? У вас была корова?

— Да. И лошадь, и поросята…

— А я знаю, это — домашние животные! Нам в садике рассказывали.

— Всё верно… Домашние… — тихо произнёс мужчина. — Дворные…

* * *

Колька — последний абориген, как шутит мама. В Лысой Горе, кроме него, нет детей, разве что внуки, приезжающие на лето к старикам. Колька увязывается с отцом на другой конец деревни к дяде Ване. У дяди Вани есть настоящий трактор, и Колька надеется потихоньку залезть в кабину и рассмотреть всё хорошенько, пока взрослые будут обсуждать свои вопросы. Они идут мимо калды, где десяток коров смирно стоит возле ворот и жуёт свою жвачку. Малинка видит Кольку с отцом и провожает их взглядом. На улице жарко с утра, чёрной корове не хочется стоять в окружении слепней и мух. Она нервно бьёт себя хвостом по бокам, взмукивает и смотрит с укоризной. Колька знает, что в обед мама пустит Малинку во двор, но сейчас в воспитательных целях сурово смотрит на корову и говорит:

— Иди, Малинка. Нечего тут!

Возле подстанции пасутся колхозные лошади — головная боль всей деревни.

Их деревенька условно разделена на две части. Так уж получилось, что жилые дома остались кучкой с одной стороны и с другой, а в середине никто не живёт. Подстанция как раз на границе того конца и этого. Лошади числились за колхозом, управление которого было в трёх километрах от Лысой Горы, но никто ими особо не занимался, поэтому животные бродили, где им вздумается. Например, по огородам и грядкам, оставляя на месте растущих овощей круглые ямки от своих копыт. Иногда они ломали жерди калды, выпуская коров наружу. А однажды колхозный жеребец ворвался на Колькин двор, положив деревянную стену загородки. Касатке, их лошади, кавалер не пришёлся по нраву, а Пегасик, смешной жеребёнок, долго потом испуганно дрожал.

Жеребец, завидев людей, предусмотрительно уводит свой табун подальше от подстанции в сторону реки. На дороге остаётся только одна лошадь. Она с большим трудом делает два прыжка и останавливается. Передние ноги лошадей перевязаны путами, скрученными восьмёркой из грубой верёвки, поэтому лошади не могут быстро убегать, но научились ловко подпрыгивать сразу двумя передними конечностями. Машка же — так зовут лошадь — почему-то не может сделать и шагу.

Колька с отцом подходят ближе и понимают, в чём причина. Путы Машки сползли ниже, почти к самым копытам, и врезались в ноги. Она грустно смотрит на подошедших людей и косит глазом. Колхозные лошади почти дикие, они никого к себе не подпускают. Машка разрешает Колькиному отцу осмотреть свои раны.

Верёвки врезались намертво. Гниющая плоть источает гнилостный запах, который привлекает тучи слепней. Отец посылает Кольку домой за ножом и солидолом. Колька мчится на всех парусах, а перед глазами несчастный взгляд Машки.

Отец здорово рискует, опускаясь на корточки возле Машки, но лошади очень умные. Машка понимает, что ей хотят помочь, и стоит смирно.

Отец перепиливает верёвку, не без усилия выдирает её из безобразной раны и смазывает место вокруг рубца густым слоем солидола.

Колька всё оглядывается на лошадь, когда они продолжают свой путь. Лезть в трактор уже почему-то не хочется, и он просто сидит на крылечке дяди Ваниного дома и ест пирожок, которым его угостила баба Нюра.

На обратном пути Колька думает о том, что завтра они с мамой поедут в районный центр. Кольке совсем недавно исполнилось шесть, но осенью он пойдёт в школу. Родители решили переехать в город, ведь в их деревне негде учиться. Колька умеет читать, писать печатными буквами и надеется, что ответит на все вопросы тётенек из медико-педагогической комиссии. Что это за штука, он не очень представляет, но мама сказала, что ему обязательно надо пройти эту комиссию, чтобы ему разрешили пойти в школу.

Колька берёт у мамы ведро с тёплым пойлом и идёт на массив огорода поить козлёнка. Козлёнок радостно быстро-быстро виляет хвостиком и жадно чмокает.

Живучий. Колька улыбается.

Совсем недавно озорник запрыгнул на крышку колодца и ухнул вниз. Отец был на работе, поэтому в колодец полезла мама. Голова козлёнка торчала из воды, он отчаянно нарезал круги по узкому пространству. Пока соседки, старенькие бабушки, охали и давали советы, мама ловко по срубу спустилась вниз, посадила козлёнка в ведро, которым доставали воду, и крикнула, что готово. Потом несостоявшегося утопленника положили в телегу у двора, влили в рот добрую порцию самогонки и оставили отогреваться на солнышке. Козлёнок дрожал и трясся, и Колька боялся, что тот не выживет. Вечером малыш как ни в чём не бывало скакал по всей округе, и мама сказала, что будет его привязывать от греха подальше.

У Кольки много дел. Надо нарвать конёвника для поросят, навестить Пегасика, дать Малинке горбушку чёрного хлеба с солью.

С коровой у них особые отношения. Колька знает, что, если утром рано, когда коров ещё не согнали в стадо, или вечером, когда те ещё пасутся возле домов, пойти на другой конец деревни, то Малинка пойдёт за ним следом, как настоящий преданный пёс.

Колька проверял.

Отойдёт немного и незаметно оглянется. Малинка идёт следом. Колька раздувается от гордости, вот у него какой верный друг.

Колька любит выгонять с отцом коров вечером из калды, когда их очередь. Он берёт в руки ветку и сурово покрикивает на взбалмошную Белку, соседскую корову:

— Куда, за ногу, пошла!

Так всегда говорит Заза, смешной дедушка, который живёт совсем один и часто приходит к Кольке поговорить.

Мимо пробегает утка, истерично крякая, как обычно в последнее время.

Весной она в положенное время нанесла яиц и хотела сесть на гнездо, но, на её беду, поросёнок выбрался из своего загона и съел все яйца. Утка повозмущалась и свила новое гнездо, теперь в пригородке среди кустов клубники. Когда яиц было достаточно, отвязался с привязи Пират и умял все яйца. Пирату здорово досталось, а утка, поорав пару дней, снесла всего два яйца под крыльцом и села на гнездо. Мама подложила бедолаге куриных яиц. Цыплята, как известно, выводятся быстрее, поэтому через три недели утка недоумённо смотрела на своих детей. Она крякала, призывала их к порядку, но они её не слушались. Не желали идти купаться в лужу. Мама только вздыхала, глядя на этот конфуз.

Колька садится на лавочку возле дома и думает теперь про Пирата.

Добродушный пёс породы "подгончий" — так говорил отец — больше всего на свете любил просочиться незаметно в дом и слямзить что-нибудь со стола. Однажды он вылизал дочиста сковородку с тестом — на шестке на расстойке стоял хлеб. Мама ушла за водой, а когда вернулась, долго гонялась за Пиратом прямо со сковородкой. Пират — самый добрый пёс на свете, хоть и бестолковый. Зимой он часто сидел с Колькой возле голландки, положив свою голову ему на колени, и смотрел на огонь.

С месяц назад, после той истории с уткой, Пират заболел. Мама сказала, что он уже старенький, и однажды будка Пирата утром оказалась пустой. Колька всюду искал друга, прислушивался, не раздастся ли где весёлый лай, а отец прятал глаза и говорил, что Пират, наверное, потерялся насовсем.

Лавочка стоит возле пустой будки. Из неё выбирается Гришка, полосатый серый кот, и прыгает к Кольке на коленки. Колька благодарно обнимает кота и слушает его моторчик.

Мама говорила, что Гришка родился на день раньше Кольки, то есть они с котом были ровесниками. Конечно, корову и лошадь придётся продать, когда семья соберётся в город. Но кота он точно уговорит взять с собой. Не оставлять же его тут, верно?

Колька считает себя хозяйственным. Вон у него какое большое подворье! Он и корову даже пробовал доить, правда, мама его тогда отшлёпала.

Колька чувствует себя уверенно на медико-педагогической комиссии. Смело отвечает на все вопросы про разную ерунду. Что он, маленький и не знает геометрических фигур? Тётеньки доброжелательно улыбаются, ставят галочки в своих записях, а потом одна задаёт Кольке контрольный вопрос:

— Каких домашних животных ты знаешь?

— Кошка, собака, — чётко отвечает Колька.

— А ещё?

Колька молчит.

— Ну… — нарушает затянувшуюся паузу тётенька. — А вот кто молоко даёт?

— Корова, — недоумённо отвечает Колька, не понимая, куда клонит настырная тётенька.

— Вот! — радостно произносит та. — Корова — домашнее животное.

— Нет! — почти сердито кричит Колька.

— Почему? — кажется, тётенька впервые в своей жизни так удивляется.

— Домашние — это кошка и собака! А корова, лошадь, поросята, козы — дворные! Они живут во дворе.

Какая глупая тётенька.

* * *

Молодой мужчина медленно шёл по опустевшей улице.

Не слышно было звяканья цепи колодца, мычания коров. Не шёл дым из труб домов, возвещая о том, что в печи пекутся самые вкусные пироги и томятся щи. Не было бабы Парани, всегда угощавшей Кольку конфетами, и бабы Розы, которая летом доила свою корову в мотоциклетном шлеме, потому что репьи на хвосте Белки превращали каждый взмах хвоста в хороший удар дубинкой. Не видно было ни копошащихся кур, ни козы Машки, залезшей в амбар к бабе Тане и открывшей рогами сундук с рожью. Не было Пирата, добродушного и прожорливого, который однажды залез в сарай и съел хлеб с приманки для крыс — намазанной специальным клеем открытки. Потом Пират бегал по двору с паровозиком на спине.

Давно не было Малинки. В тот вечер, когда её завели с бугра в телегу дяди Ваниного трактора и увезли, мама загнала Кольку домой. Потом они вдвоём стояли на крыльце и смотрели, как трактор проезжает мимо дома. Малинка всё провожала Кольку человеческим взглядом, она будто всё понимала и удивлялась, что люди такие бездушные. А Колька ревел потом так, как никогда в жизни. Он же мужчина, и поэтому не плакал, когда упал с сушила и сломал руку или когда в кровь разбивал коленки.

Не было больше Лысой Горы.

Николай давно жил с семьёй в Москве. В их городке не было работы, вся молодёжь в столице.

Обрывки воспоминаний выдули из глаза слезу. Соня, доверчиво держащая папу за руку, вдруг вырвала ладошку.

— Папочка, смотри! Котик!

Действительно. Серый полосатый кот. Смотрел он настороженно, но дал себя погладить, тычась мордой в протянутые руки.

— Откуда ты здесь? — Николай с удивлением взял кота на руки. Наверное, кто-то из городских выкинул, проезжая мимо.

— Папуля, давай его возьмём с собой? — просительно заглянула в глаза Соня.

— Что мы скажем маме… — вздохнул Николай и обратился к коту:

— Ну, Гришка, поедешь с нами? Последний абориген…