Игра в прятки (джен)

Сумерки медленно сгущались, окутывая мир своей темнотой. Кое-где на небе уже были различимы звезды, ветер не шелестел листьями.

На поляне сидело стадо титанозавров. На первый взгляд могло показаться, что это были вообще не животные, потому что сидеть вот так долго и неподвижно мало кто умел, но для собравшихся на поляне это было не в диковинку.

Детей на такие собрания, конечно, не пускали, только взрослых. А если кто-то не мог прийти по уважительной причине, то ему обязательно рассказывали всё, что происходило на собраниях. Все взрослые должны быть в курсе происходящего, иначе какое они дружное стадо?

Вот и сейчас все взрослые титанозавры, отложив свои дела, собрались в одном месте. И у них была на то причина. Сидя и не издавая ни звука, они пристально смотрели на одного из своих сородичей, сидевшего в самом центре и прикрывшего глаза.

Прорицательница Евокия считалась самой старой представительницей титанозавров, но всё ещё могла тряхнуть стариной, каждый раз верно служа свою службу предсказателя. И, как всем было известно, её предсказания всегда сбывались. Другие члены стаи без сомнения верили Евокии, уважали её, а некоторые даже побаивались — ведь, как известно, она и смерть предсказать могла, а знать дату своей смерти никому не хотелось. Ходили слухи, что традиция смотрин, когда Евокия приходила посмотреть на новорождённого титанозаврика, пошла не просто так: в момент посещения Евокия могла видеть смерть малыша. Как он умрёт, где и с кем. Вслух это обсуждали редко, и то шёпотом — всеведующая Евокия же всё слышит, это и дураку понятно!

Прошло уже десять минут, а Евокия всё молчала, зажмурив глаза. Никогда она так долго не вглядывалась в будущее. Но никто не смел ей мешать. Как известно, предсказывать — дело не из лёгких, нужна подготовка, дар с рождения и тишина, возможно, прерываемая лишь тихим писком комаров. Всё это, кроме тишины, у Евокии было, а тишину ей обеспечивали остальные титанозавры из стада, ожидая нового пророчества. Легче, конечно, было уйти и не сидеть весь вечер на поляне в ожидании предсказания, оставив Евокию одну, но как можно пропустить проявление волшебства? Каждое пророчество — это ответы высших сил, прямая связь с ними, с Богами. Говорили, что Евокия видела богов, и когда она вот так сидела, прикрыв глаза, то на самом деле вела с ними беседу и спрашивала у них о дальнейшей судьбе своего стада. Как такое можно было пропустить? И пусть всё, что дано увидеть остальным — лишь неподвижно сидящяя Евокия, титанозавры верили, что находясь рядом с нею, они получали благословение и тоже прикасались к богам.

— Вот и наступил предсмертный период, — тихий и мрачный голос Евокии разлетелся по поляне. Она открыла серые глаза и грозным взором окинула всех присутствующих, отчего некоторые поёжились. Странной всё же была эта предсказательница. Вроде как и зла не причиняла, а холодом от неё пахло неслабо.

— Что это значит, Евокия? — Марс — глава стаи — подошёл к ней, нависая тенью.

— Грядёт конец всего. Конец нашего мира. Алый шар, прибывший из космоса, врежется в землю нашу, раздавит собой наши тела, переломает кости. Нету никому спасения. Всем суждено умереть.

Тишина, прерываемая лишь тихим жужжанием комара, снова воцарила на поляне, заполнила пространство, в то время как титанозавры осмысливали страшные и, без сомнения, правдивые слова Евокии. Жуткий смертельный приговор поселился в головах, пульсируя и не давая покоя.

Смерть всегда грозила своей косой титанозаврам. Кто сказал, что быть травоядными легко? Хищники постоянно готовы напасть на них, и тогда титанозавров порой не спасал высокий рост.

— Никто... Никто вообще не выживет? Даже другие динозавры? — спросил Виль — молодой и недавно получивший право присутствовать на собраниях титанозавр.

— Что непонятного были в моих словах? — голос Евокии словно молния прогремел над поляной, заставив Виля вздрогнуть. — Сказала, всем суждено умереть! Вы и дальше можете охать и ахать, но лучше бы с детьми попрощались!

— Не сердитесь, Евокия, лучше скажите, что за шар? — спросил Марс, грозно глянув на Виля. И правильно, уже давно можно было понять, что Евокия не любит повторять дважды. И врать тоже не любит, и очень легко может разозлиться по пустякам. Зачем тогда злить её лишний раз, задавая тупые вопросы?

— Знала бы я ещё. Единственное, что дали мне увидеть боги — это огромное алое нечто, по форме напоминающее шар. Оно неслось на нас, закрывая собой весь обзор. Марс, грядёт беда. Я знаю твой нрав, ты за спасение стада всё отдашь. Благодаря тебе мы много раз спасались и вообще сохранились до этих времён. Но это решение богов — уничтожить нас, и не тебе с ними тягаться. Как они сказали, так и будет. На рвись никуда, Марс, у тебя, я знаю, есть любимая жена, проведи с ней последнее время. Больше возможности не будет.

Марс вздохнул, присаживаясь обратно. Как бы он ни хотел этого признавать, но Евокия права — против Богов он бессилен. Они даруют жизнь, и только у них есть право её отнимать. Но неужели наступит конец? Неужели их положение безысходно? Нету спасения и выбора? Что же может быть ужаснее? За что боги так наказали их, где они провинились?

— Ну а когда, когда упадёт шар? — Марс с печалью в глазах посмотрел на Евокию, надеясь, что она скажет — через недельку, или даже месяц. Может, они успеют что-то придумать за это время и обойти смерть?

— Следующим вечером, — слова Евокии разрушили все надежды, поселив на их месте лишь ужас и страх неминуемой смерти.

* * *

— Милли, смотри, какой красивый! — Давид тыкнул носом в розовые лепестки цветка.

— И правда. Яркий и интересный. Почему я не такого цвета? — Милли грустно глянула на свой серый хвост, усыпанный, как и тело, серыми пятнышками, такими же, как и у Давида.

— Ты всё равно очень красивая. — Наверное, если бы динозавры умели краснеть, то Давид покраснел бы, произнеся эти слова. Но серая мордочка не изменила своего цвета.

— Правда? А мне кажется, что этот серый цвет совсем не красивый. Будто бы я в грязи повалялась.

— Неправда! Он такой... Такой спокойный, нежный... Тебе нечего стесняться. Все титанозавры такого цвета. Мои родители, твои родители. И Евокия тоже! Я видел её!

— Ты видел Евокию? — Милли удивлённо открыла рот.

— Да, — гордо ответил Давид. — Но, правда, лишь мельком.

— И что? Увидеть саму Евокию, пусть и мельком, мало кому удавалось!

О да. Говорили, что Евокия очень редко попадалась на глаза детям, и поэтому большинство из них стремились как можно быстрее вырасти, чтобы посмотреть на настоящую волшебницу, какой являлась Евокия. Только волшебники и маги могли связываться с богами, это всем известно, так же как и то, что Евокия говорит с высшими силами. А кто откажется от того, чтобы посмотреть на проявление магии?

— Милли, хочешь я сорву этот цветочек розовый для тебя? — спросил Давид, любуясь большими глазами подруги.

— Очень буду благодарна.

Давид аккуратно наклонил голову, схватил зубками стебель цветка и, оторвав его, положил перед Милли.

— Спасибо огромное, Давид! Я буду хранить его всю жизнь! — Милли нежно подняла цветок, так же держа его в зубах.

— Не за что, — сердце Давида забилось быстрее, когда он увидел счастье на лице Милли. Может, вскоре она заметит это бьющееся со скоростью света сердце?

"Надо сказать ей о моих чувствах. Мы же всё равно останемся друзьями, даже если она откажет мне, правда же? Ничего страшного не произойдёт. Я ей прямо сейчас скажу", — подумал Давид и уже открыл рот, как вдруг...

— Дети, домой пора. Уже потихоньку начинает темнеть, — ласковый, тёплый и немного грустный голос Молли — мамы Милли — перебил Давида, не дав ему произнести заветные три слова, которые он репетировал, наклонившись над лужицей как перед зеркалом.

Наверное, сегодня была не судьба. Но в следующий раз он обязательно скажет.

— Да, мам, конешно, мы итём, — из-за цветка, зажатого в зубах, Милли говорила нечётко и немного приглушенно, но растение не отпускала. — Пойтём, Тафит, мама прафа. Уше темнеет.

Взрослые не разрешали им далеко убегать, предел — ближайшая поляна. Хищники могли напасть, если уйти далеко, и взрослые тогда уже не помогут, поэтому Давиду и Милли приходилось играть на одной небольшой тропинке, один конец которой вёл к стаду, а другой — к поляне. Бегая туда-сюда, собирая разные листики, растения, лепестки, изредка заходя домой, они проводили вместе весь день на одной лишь этой тропинке. Другим, возможно, могло показалось это скучным и странным: что можно делать весь день на одной короткой тропинке? Но Давид и Милли всегда находили развлечения. То играли в хищников, представляя себя страшными тираннозаврами, то в догонялки, а то и в прятки. Давид очень любил прятки. Эта игра была его любимой, как и у многих других маленьких титанозавриков. Что может быть лучше, чем спрятаться под большой лист какого-нибудь растения и слегка дрожать, боясь рассмеяться, когда вода подходит к твоему убежищу, оглядываясь и не видя тебя?

Сегодня вечером поведение стада, его родной семьи, показалось Давиду странным. Все бегали туда-сюда, встревоженно собирали какие-то вещи, будто боясь что-то не успеть.

— Латно, Тафит, мне пора. То сафтра, — Милли посмотрела на него, всё так же держа цветок в зубах.

— Пока, Милли! — Давид проследил за удаляющейся фигурой.

"Надо найти маму и папу. Сначала расскажу им о моих чувствах к Милли, они скажут, как лучше ей признаться. Вон, папа же тоже когда признался моей маме! Он мне точно поможет!" — подумал Давид.

Но папы и мамы нигде не было. Ну почему, когда ему нужно срочно поговорить с родителями о важном деле, они исчезают?

— Извините, а не подскажете, где мои родители? — Давид подошёл к ближайшему взрослому титанозавру, который лежал, прикрыв глаза.

— А кто ты, малыш? Кто твои родители? — титанозавр открыл один глаз, недовольно глядя на Давида.

— Я... Мои... — от неприветливого взгляда Давид маленькими шажками попятился назад, но тут же одёрнул себя. Ну вот что ему сделает этот большевик? Ничего! Так что ж его бояться? — Моих родителей зовут Рая и Лок.

— А, знаю таких. Раю помню ещё маленькой, чуть постарше тебя. Взрывная штучка была. Не уследишь. И как её угораздило с твоим отцом познакомится... Он такой тихий, спокойный. А, впрочем, и не важно. Они в рощу пошли.

— Спасибо вам огромное! — Давид вприпрыжку направился к роще, не замечая печального взгляда титанозавра, с которым только что беседовал, и не слыша его последних слов:

— Эх, молодёжь... А вы ведь так и не проживёте свою долю.

* * *

Родители нашлись за высоким деревом с толстым стволом, украшенным изумрудной листвой.

— Мы должны ему рассказать? — прошептал папа.

— Может, не надо? Зачем ему знать? Он испугается, но ничего не сможет изменить. Пусть лучше проживёт последние минуты счастливо и в неведении, — так же прошептала мама.

— А Молли и Крон будут говорить?

— Родители Милли? Нет, они решили утаить. Умно поступили. Лок, я тоже не хочу ему врать, но так будет лучше.

Давид замер под кустом, прислушиваясь к разговору. О чем это родители не хотят кому-то говорить? Не от него ли утаивают?

Вся эта ситуация казалась очень таинственной и загадочной. Именно так начинались все интересные сказки о приключениях, которые рассказывали Давиду. А может, ему как раз предстоит узнать, что скрывают от него родители? Стать сыщиком? Но в таком случае надо предпринимать что-нибудь, делать хоть что-то! Напрямую спрашивать нельзя, но стоит подобраться поближе... Наверное, разговор про Милли придётся отложить.

— Мам, пап, привет, я нагулялся, — Давид вышел из-за куста, прищуриваясь. — А о чём это вы говорили? А то я ничего не услышал.

Рая и Лок замолчали, переглянулись, и Рая, натянув на лицо кривую улыбку, сказала:

— Привет, малыш! Мы сейчас с твоим папой обсуждали, что хотели устроить тебе небольшой сюрприз. Помнишь, тут недалеко есть небольшой прудик. Вот мы сейчас пойдём туда и будем играть... знаешь во что? — Давид отрицательно покачал головой. — В прятки! Ты же любишь эту игру?

— Да, да, очень! — Давид активно закивал вверх-вниз головой, еле сдерживаясь от того, чтобы начать подпрыгивать.

Родители очень сильно любили его, Давид это знал. Он, конечно же, тоже их любил. Но он любил их не так, как Милли. Это была какая-то другая любовь, и Давид не мог объяснить, почему эти два вроде бы одинаковых чувства казались ему абсолютно разными.

— Ну тогда не будем задерживаться! — папа "улыбнулся", но улыбка вышла тоже грустной и будто бы обречённой. Так что же не так? Почему все сегодня грустно улыбаются, вздыхают и куда-то спешат?! Что происходит?!

Идти до пруда было недолго — десять минут. Давид шёл впереди, а мама и папа позади, отстали. А может, они специально держались на расстоянии? Опять что-то обсуждали тайное? Давид осторожно оглянулся. И правда: мама и папа, наклоняясь друг к другу, тихо переговаривались. В чем же дело?

Давид замедлил шаг, прислушиваясь.

— Сколько осталось до этого? — спросила мама, выделив интонацией последнее слово.

— Двадцать минут, по расчётам Евокии, — так же тихо ответил папа.

"Через двадцать минут случится что-то важное.... В любом случае, я узнаю, что. Может, тогда и нет смысла выяснять?" — подумал Давид.

— Ох, Лок, не могу поверить. Всего лишь двадцать минут!

— Не беспокойся, Рая, всё будет хорошо, — Давид уже не увидел, как папа поцеловал маму, но он прекрасно услышал слова.

"Ну, если всё будет хорошо, то волноваться нечего. Папа сказал — всё будет хорошо, а он не врёт". Давид доверял папе и верил его словам. Взрослые умнее, они знают, что говорят, поэтому к ним надо прислушиваться — именно так говорили Давиду, и он, конечно, так и поступал.

Нежно-голубая гладь приветливо поблёскивала, отражая последние лучи солнца.

Давид сразу оглядел пространство, подыскивая места, чтобы спрятаться в будущем. О! Вон тот большой камень прекрасно для этого подойдёт! И вон в той высокой траве можно спрятаться! А если постараться, то можно встать за стволом дерева, чтоб не видно было! Тогда его точно не найдут!

— Давайте сначала полюбуемся природой. Ты же любишь природу, да Давид? — Рая села рядом с сыном.

— Да, очень. Здесь красиво, — ответил Давид, зачарованно глядя на кучку комаров, исполняющих свой нелепый танец. Эх, не так надо танцевать! Вот Милли в сто раз лучше танцует!

Солнышко светило прямо в глаза, заставляя Давида щуриться, но закрывать глаза он не хотел. Очень уж красивый сегодня был вечер. Как можно было пропустить такой пейзаж? А может, это тоже магия создала такую красоту?

— Мам, пап, а когда мы уже будем играть в прятки? — Давид всё же не утерпел и задал свой вопрос. Природа и красота — это, конечно, хорошо, но поиграть-то тоже хочется!

— Конечно, конечно! Кто будет водить? — мама мило улыбнулась.

— Можно я? Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — Давид смотрел то на маму, то на папу, ища ответ в их глазах.

— Ну конечно, можно. Считай только до ста. И медленно! А то мы с мамой большие, нам нужно больше время, чтоб найти место, — папа наклонился вниз, оторвал травинку и пощекотал носик Давида.

— Щекотно, пап!

— А я и хотел, чтоб было щекотно!

— Но ты же знаешь, как я боюсь щекотки!

— Знаю, — папа улыбнулся.

— Так ты специально!

— Конечно!

— Ах, так! Ну ничего! Я сейчас ка-а-ак найду тебя! Ты сам напросились, — хитро улыбнулся Давид под смех мамы. Мальчишки, что с них взять? — Один, два, три...

Рая и Лок не жалели, что не сказали Давиду про апокалипсис. Да и как можно было жалеть, глядя на его улыбку, белеющие зубки и серые пятна, красиво рассыпанные по всему телу. На то, как радостно он считал. Ничего страшного, что Давид не знает о том, что скоро у него не будет возможности считать и играть в прятки.

— Он так любит эту игру. Так любит играть с Милли, собирать листики. Он любит жить, Рая. Неужели он не заслуживает жизни? — глядя на Раю, с грустью сказал Лок, тихо чтобы Давид не услышал.

— А вдруг Евокия ошиблась? — с надеждой в голосе еле слышно спросила Рая.

— Она не ошибается, ты же знаешь.

— Да, но... — глаза Раи наполнились слезами. — Но я не хочу верить, что наш малыш погибнет. Не хочу верить, что алый шар убьёт его.

— Двадцать один, двадцать два, двадцать три...

— Рая, смотри, — прошептал Лок, кивнув вперёд.

На тускнеющем небе ярким пятном выделялось нечто похожее на пылающий огненный шар. Он нёс на себе смерть, конец мира, конец жизни всех. Он нёс апокалипсис.

Со стороны стада послышались испуганное рычание. Ноздри Давида уловили противный запах гари, будто бы кто-то развёл костёр... Огромный костёр. А что за крики? Чего так испугались остальные?

— Тридцать один, тридцать два. Мама, папа, что происходит? — Давид, не открывая глаз, повернул голову в сторону родителей, будто знал, что они сидят именно там.

— Ничего страшного, малыш. Не открывай глазки, продолжай считать. Мы с папой уже почти спрятались! — Рая постаралась сделать свой голос как можно более весёлым, но тот предательски дрогнул.

"Ну, раз мама сказала — ничего страшного, значит, ничего страшного не происходит. Мама не любит врать. Она у меня честная", — подумал Давид, успокаиваясь.

Он не видел, как из глаз мамы потекли предательские слёзы, в которых крохотными отражениями виднелся тот самый смертоносный алый шар, о котором всем предсказывала Евокия.

— Сорок четыре, сорок пять, — продолжил считать Давид, но лёгкое ощущение того, что с маминым голосом было что-то не так, забилось внутри, как маленькая заноза, не давая покоя.

Рая и Лок смотрели на всё увеличивающийся шар, заполнявший собой вечернее небо. Это было пугающе и прекрасно одновременно. Рядом с ним, будто бы мчась наперегонки, неслись его собратья, правда, они были значительно меньше.

— А может, это падают звёзды? — предположил Лок.

— Какая разница! Меня больше волнует итог их падения, — Рая чувствовала, что внутри неё тоже что-то падает. Падает, умирает, причиняя невыносимую боль.

— Пятьдесят девать, шестьдесят...

Первые "звёзды" упали, вспыхнули пожары, взрывы. Как же больно было смотреть на разрушение своего родного мира, при этом зная, что ничего уже не исправить. Как больно было понимать, что этот круглый гигант убьёт тебя и твою семью!

— Семьдесят, семьдесят один...

Давид заслуживал жизни, спасения, Рая и Лок были в этом уверены. Но почему боги не были с ними согласны? Почему послали смерть?

Давид этого не знал. Он думал, что сейчас откроет глаза и в доли секунды найдёт родителей, покажет им мастер-класс по играм в прятки. Но этого не будет. Не будет слышно смеха, не будут сиять улыбки на лицах.

— Восемьдесят три, восемьдесят четыре...

Шар приближался. Земля утопала в огне, в оранжевых и красных языках пламени. Его поцелуи сначала приносили боль, а потом покой, вечный сон. А шар был всё ближе, ближе...

— Девяносто семь, девяносто восемь... — Давиду не терпелось уже досчитать.

— Мы любим тебя, малыш, сыночек наш! — крикнул Лок. — Прости, Давид, но лучше бы ты не видел всего... — добавил он уже тише.

Толчок сбил всю семью титанозавров с ног.

— Мама, папа, что происходит? — Давид открыл глаза.

Увиденное сильно потрясло его. Где же множество разных цветов мира? Где серые горы, зелёные долины, розовое небо, которое он видел, когда начинал считать? Почему всё стало красным, чёрным и оранжевым? Почему огонь поглощает планету? Почему прямо на него летит огромный страшный шар?

— Давид! — откуда-то издалека, будто через толщу воды, послышался голос матери, но Давид не ответил. Он не мог оторвать взгляда от шара. Его тень накрывала мир, поглощая.

Вот что, наверное, скрывали от него родители.

— Давид! Посмотри на нас в последний раз, пожалуйста! Ты не ушибся?

Нет, он не ушибся. Просто не мог пошевелиться, и всё, что он смог ответить:

— Сто.

Шар их нашёл.