Когда надежда умирает (гет)

Никакими словами Лайелл не мог описать чувство, настигшее его без предупреждения, когда он впервые взял на руки маленький пищащий комок.

До дрожи.

Малыш забавно возился на его руках, тихо попискивая, словно кутёнок. Лайелл перевёл взгляд на Хоуп, смотревшую на своих мальчиков с усталой нежной улыбкой. Он был настолько счастлив, что ему казалось, будто за спиной выросли крылья.

Лайелл рад был проводить всё своё свободное время с сыном. Ремус рос послушным, тихим ребёнком. Он не так уж и часто капризничал, зато забавно дул губы, складывая ручки на груди, если ему что-то не нравилось. Ремус был здорово похож внешне на Лайелла, хотя характером всё же пошёл в Хоуп. Лайеллу нравилось возвращаться домой и слышать ласковое "мои мальчики" от Хоуп, когда она выходила встречать его в коридор с сыном на руках. Из-за работы дома получалось бывать реже, чем хотелось бы, но он ловил каждой частицей души покой и уют, исходящие от жены. Хоуп считалась магглой по крови, но была настоящей волшебницей для Лайелла.

Он пропустил первое слово Реми, то, как он пополз, его первые шажки. Но стал свидетелем чуда.

— Папа, — Ремус шустро заполз в зал из кухни, где до этого играл в кубики под приглядом Хоуп.

Малыш поднялся на ножки, опираясь на стенку, и неуклюже, чуть покачиваясь, заспешил к отцу. Лайелл, широко улыбнувшись, спустился с дивана на пол и протянул Ремусу руки. Малыш улыбнулся в ответ и засеменил ещё быстрее. Он весело засмеялся, оказавшись в объятьях Лайелла, и залепетал что-то на своём детском, схватив его за воротник. И тут...

— Милый... — ахнула Хоуп, заглянувшая с кухни.

Над Лайеллом с Ремусом кружился небольшой золотой вихрь, приведший Реми в неописуемый восторг — он едва не визжал от восторга.

— Да… — Лайелл заторможенно кивнул, а потом рассмеялся, закружился с Ремусом на руках. — Наш сын волшебник, Хоуп! Да ещё магия так рано себя проявила, — он подбросил Реми, не перестававшего заливисто хохотать, и тут же поймал, бережно прижимая к груди.

— Он будет сильным магом, милая. Борода Мерлина! Мой сын волшебник! — в пару шагов оказавшись около Хоуп, Лайелл крепко обнял её, отчего Реми, стиснутый между ними, недовольно пискнул.

В домашних заботах и частых разъездах прошли четыре года. Лайелл с Хоуп не могли нарадоваться на сынишку. Он быстро схватывал всё новое, уже умел читать по слогам и учился писать, забавно хмурясь, когда у него не получались ровные линии. К тому же Хоуп часто говорила с ним на валлийском, и его Ремус знал так же хорошо, как и английский.

Магические выбросы случались не так часто, и в большинстве своём Ремус использовал их для достижения своих целей: утащить лишний кусочек пирога; намочить кровать до нитки, чтобы разрешили спать в родительской; поджарить кастрюльку, потому что не хотелось есть на завтрак овсянку. По большому счёту Реми был спокойным ребёнком, и последствия его проделок быстро ликвидировались.

Лайелл лишь смеялся от этих забавных проказ, отмахиваясь от причитаний Хоуп — она качала головой и говорила, что они совсем разбалуют сынишку. Лайелл гордился сыном и пророчил ему великое будущее, закрывая глаза на редкие шалости.

В тот год, когда Ремусу через пару месяцев должно было исполниться пять, Лайелл всё так же пропадал на работе в Министерстве — его перевели на новую должность, попросили присоединиться к Отделу регулирования магических популяций и контроля над ними. Забот меньше не стало, он до одержимости погрузился в проблему с оборотнями. Каждый раз, когда его вызывали на очередное нападение, сердце сжималось в страхе, что подобное может произойти с его женой или сыном.

Реестром оборотней толком никто не занимался, маги попросту избегали их и закрывали глаза на проблему. Маги предпочитали делать вид, что никаких проблем не существует.

Однажды ночью после очередного псевдорейда Лайелл был зол. Просто чертовски зол на своих недалёких коллег. Как он ни пытался их убедить в том, что бродяга перед ними — оборотень, ему не поверили. Два мёртвых ребёнка, две невинные жизни против несчастного напуганного маггла в лохмотьях без палочки. Ну о чём тут говорить? Лайелла высмеяли и посоветовали идти и дальше охотиться на своих призраков, не сея панику среди населения. Он бросил им в лицо, что оборотни — бездушные, злобные существа, которые не заслуживают ничего, кроме смерти. Он ни капли не удивился, когда утром узнал, что этот так называемый бродяга напал со своими дружками на конвоиров, которые должны были стереть ему память, и убил их. Заодно узнал и имя того бродяги.

Фенрир…

Это имя выжглось у него на сердце, запечаталось болью. Тучи сгущались, он буквально осязал, что развязка близка.

— Милый, тебе нужно взять отпуск, ты сам на себя не похож, — Хоуп ласково гладила волосы Лайелла в те редкие минуты, когда он позволял себе дать слабину и найти укрытие в её объятиях. Его Хоуп была надеждой⁽¹⁾, силой, смыслом. Верой, что всё не зря.

— Наш Реми растёт, ему нужен папа дома. Папа, что уделит внимание ему, а не новому законопроекту об этих... оборотнях, — говорила Хоуп, выдёргивая его из раздумий.

— Хоуп, — Лайелл вздыхал и поднимал взгляд на окно, глядя сквозь шторы на едва пробивавшийся свет полной луны. — Ты просто не понимаешь, насколько они опасны... Ты не видела растерзанные тела, Хоуп. Ты не общалась с этими... Я даже людьми их не могу назвать. Животные, твари…

Вот и в тот вечер он после подобного разговора вздохнул и замолчал, закрыв глаза. Он действительно хотел взять себе пару дней передышки, но желание обезопасить население и свою семью было куда сильнее. Лайелл даже подумывал вставить в дверные проёмы и оконные рамы серебро, чтобы оборотни точно не смогли пробраться. В последнее время их стало слишком много, а он стал слишком известен как их ненавистник. Особенно после той неосторожно брошенной фразы.

— Ты слышал? — тихо спросила Хоуп, напрягаясь.

Лайелл, глубоко погружённый в свои мысли, хотел уже переспросить, но услышал громкий крик Ремуса, полный боли.

Что было дальше, он не особо запомнил, став марионеткой одного из своих кошмарных снов.

За пару секунд он оказался в комнате сына с палочкой наготове, крикнув Хоуп, чтобы не смела выходить из комнаты.

Он успел. Поток проклятий, разных по мощности — просто что первое в голову пришло — вышвырнул животное, вцепившееся в Ремуса, в разбитое окно.

— Лайелл… Лайелл! — его привёл в себя голос Хоуп, сидевшей на коленях и прижимавшей к себе окровавленного Ремуса.

— Помоги ему, Лайелл! — она рыдала, не в силах как-либо помочь сыну.

В полном ступоре Лайелл встал на ноги, только сейчас осознав, что осел на пол, едва оборотень скрылся.

Оборотень… Его сына, его Реми, покусал оборотень. Особое вещество, что выделяется с клыков, ужасно заразно. Одного крохотного укуса хватало, чтобы обратить несчастного. Его сына укусил оборотень... Мозг отказывался соединять два факта воедино.

— Да что же ты стоишь?! — крик Хоуп сорвался на хрип, и этот шёпот был громче крика.

Лайелл отмер окончательно.

Он упал перед ними на колени и осторожно взял сына, чтобы положить его на кровать и внимательно обследовать. Раны были ужасны, Лайелл даже не видел их полностью из-за крови. Интуитивно, раньше, чем успел подумать, он рванул в свой кабинет, где хранил ингредиенты для зелий.

Руки ужасно тряслись, многие склянки попадали на пол, некоторые разбились. Но в итоге он нашёл порошок серебра и ясенца белого. Положил мешочек на стол, судорожно вспоминая, чем нужно разбавить. Мысли, похожие на стайку докси, норовили ускользнуть.

— Хоуп, уксус! — крикнул он, высыпая порошок в деревянную миску. — Быстрее!

Лайелл не узнавал свой голос. Всё будто бы происходило не с ним.

Кажется, прошла секунда, но вот он уже щедро поливал раны сына уксусом с порошком, и кровь в ранах останавливалась. Ремус едва слышно стонал от боли, но Лайелл знал, что зелье должно сработать.

Первая помощь при укусе оборотня... Кто бы знал, что эти навыки пригодятся в личной практике?

— Эскуро, — дрожащим голосом произнёс он, направив палочку на Ремуса.

Сына укусил оборотень. Яд с клыков заразен. Укус оборотня в полнолуние — стопроцентное заражение ликантропией.

Ремуса укусил оборотень. Сегодня полнолуние…

Лайелл закрутил головой, делая пару шагов назад от кровати. Его укусил оборотень. Ремус... Оборотень?

Тот был ужасно бледен, на раны, быстро покрывавшиеся коркой, было страшно смотреть. Но Лайелл не мог отвести взгляда. Он сглотнул, а потом всё же перевёл взгляд на разбитое окно. Оборотень... Хоуп что-то говорила ему, трясла за руку, но Лайелл не мог понять слов. Мозг словно отказывался воспринимать реальность.

Он произнёс ещё пару лечащих заклинаний, действуя скорее по наитию. И это дало свой результат. Ремус задышал чаще и завозился на постели, при каждом движении морщась и ещё сильнее жмуря глаза. Скоро он должен был очнуться.

Жив... Реми жив.

Ремус судорожно вздохнул, резко открывая воспалённые глаза. Во взгляде плескались дикий страх и боль. Хоуп тут же подскочила к нему, крепко обнимая и глядя по русой головке. Мальчик, кусая губы, чтобы вновь не разрыдаться, поднял испуганный взгляд на отца.

Но Лайелл не смог посмотреть в ответ.

В полной прострации он ушёл на кухню, достал бутылку огневиски и сделал несколько крупных глотков, не утруждаясь налить в стакан. Горло обожгло, по телу разлилось тепло. В голове несколько просветлело, и теперь там билась лишь мысль осознания.

Его мальчик — оборотень. Один из жутких тварей, которых он буквально вчера днём призывал убивать, словно бешеных псин.

Существ, жизнь которых из-за него теперь контролировалась "от" и "до".

Животных, которые не могли обучаться в школе и устроиться на нормальную работу. Тёмное отродье — он ненавидел их всей душой.

И всё это — его Ремус?

Лайелл покачал головой, сделал ещё пару глотков виски, медленно сползая по стене на пол. Нет... Это какая-то ошибка. Может, ему это снится? Или в спальню к сыну залетел слишком крупный волк? Может, это какие-то галлюцинации, или он в плену видений боггарта? Где-то на задворках сознания жужжала мысль, что всё это реальность и его сын теперь тёмная тварь, но Лайелл упорно гасил её. Такого просто не могло быть. Это просто смешно!

А ведь он предупреждал. Просил Хоуп не тревожить нити судьбы, не накликивать беду. Но она тогда настояла, чтобы сына назвать Ремусом. В честь мальчика, которого вскормила волчица. Они — Люпины, мать вашу, Волки!

Лайелл отшвырнул от себя бутылку, вцепившись в волосы.

Нет... Это он виноват. Он был твёрдо уверен, что этот оборотень — вчерашний бродяга. Из-за его работы, из-за него и его высказываний пострадал Ремус. Причём не просто пострадал, а с такими последствиями, что они будут преследовать его до конца жизни. Лайелл сжал зубы, утыкая голову в колени, чтобы не закричать от отчаянья. Хотелось рыдать и одновременно смеяться, осознавая, насколько теперь Ремусу подходит его имя.

Он не знал, сколько просидел так на кухне, но вдруг почувствовал мягкое прикосновение к своему плечу. Подняв затуманенный взгляд, Лайелл увидел Хоуп. Её лицо несколько опухло от слёз, а глаза сильно покраснели. Она сглотнула и обняла его за шею, прижимаясь всем телом. Хоуп мелко дрожала, и Лайелл крепко обнял её в ответ.

— Это... Был оборотень? — тихо спросила она, словно боясь произносить страшную правду вслух.

Пока "оборотень" не прозвучало, Лайеллу казалось, что всё это происходит не тут. Не с ними. Но после вопроса Хоуп его губы исказила жёсткая ухмылка, и он кивнул. Хоуп судорожно вздохнула и всхлипнула, прижимаясь к нему крепче.

— Мы справимся, — прошептала она, проведя рукой по его плечу. — Слышишь? Мы справимся, Лайелл. Главное, наш мальчик жив. Ты вовремя успел и спас его, да?

Лайелл мрачно подумал, что лучше бы он опоздал на пару минут, и Ремуса растерзали. Уж лучше умереть, чем каждый месяц переживать трансформацию. Чем быть тёмной тварью. Лайелл пустил бы сам в себя Аваду, если бы его укусил оборотень.

Но так поступить с сыном... С Хоуп?

— Да, Хоуп, мы со всем справимся, — Лайелл вновь кивнул как болванчик. Сейчас он был готов поверить во всё, что угодно, лишь бы не принимать реальность, грозившую задавить его.

— Нужно... Нужно как-то сказать об этом Реми, когда он проснётся. Он так боялся засыпать снова, но был таким слабым... Я его положила в нашей комнате, чтобы ему было спокойнее, — всё так же тихо проговорила Хоуп, с беспокойством глядя на мужа.

— Пусть спит, — вздохнул Лайелл и посмотрел наконец на Хоуп. — Прости. Это... Из-за меня. Я вчера много чего сказал про оборотней, и... Мне кажется... Это он.

— Но... Милый... — глаза Хоуп округлились, осознавая ещё большую кошмарность ситуации. — Разве его не должны были посадить? А реестр? Ты же сам рассказывал. Вы же отслеживаете оборотней, разве нет? Почему он оказался тут? — с каждым словом её голос становился всё выше, и Лайелл тихо шикнул, поглаживая её волосы. Ему не хотелось, чтобы Ремус сейчас проснулся.

— Меня никто не послушал. Сказали, что я совсем уже спятил, — он тяжело вздохнул и поднял взгляд в потолок, глотая непрошеные слёзы. — Думали, что он обычный маггл, пьяница. Кучка идиотов, — он не повышал голоса, но Хоуп дрогнула от тона.

— Как же... Как же теперь Реми? Ему же жизни не будет, Лайелл, — едва слышно прошептала она, Лайелл чувствовал, что рубашка на груди уже намокла от её слёз. — Его запрут в клетке? О, дорогой, — и теперь Хоуп уже действительно разрыдалась. — Ты не виноват, — едва различимо прошептала она.

Они так и сидели на кухне, когда солнце уже давно встало и, потягиваясь, начало заглядывать в окна в поисках завтрака. Хоуп забылась беспокойным сном на диване в кухне, а Лайелл размышлял, как быть дальше.

Внести Ремуса в реестр оборотней и сломать ему жизнь или прятать его и его... болезнь? Сейчас очень кстати пришёлся бы чей-нибудь совет, но Лайеллу было не к кому обратиться. Только к Хоуп, но та мало что понимала в устройстве магического общества. Она была его надеждой. Их с Реми надеждой.

— Пап... Мам? — на пороге кухни стоял Ремус.

Он был ужасно бледен, в забавной пижаме с мишками Тедди, растрёпанный после сна, ещё нетвёрдо стоявший на ногах. Если не знать, что случилось вчера, то можно было бы подумать, что он всего лишь немного приболел.

— Садись, — кивнул Лайелл, вставая на ноги. — Я сейчас. Мама устала.

Он бережно поднял Хоуп на руки и понёс её в спальню, отмечая, как маленький-ставший-взрослым Ремус прикусил губу, чтобы не показать лишних эмоций.

Когда вернулся на кухню, Ремус сидел за столом, прижимая к себе игрушечного дракончика. Он не поднял взгляд на отца, лишь шмыгнул носом и потёр руку, где остался укус оборотня.

— Как ты себя чувствуешь? — Лайелл, успокоенный Хоуп, уже мог мыслить трезво. По крайней мере, он смог посмотреть на сына. — Болит что-то? — при всём своём богатом опыте работы он раньше не имел дел с заражёнными, а потому мог лишь догадываться, что ждать от Ремуса.

Боги, ему же всего четыре!

Глупый вопрос, конечно. По Ремусу было прекрасно видно, что раны болели. Но хотя бы не кровоточили.

Раны... Такие действительно мог оставить только зверь. Лайелл мог поклясться, что ночью у Ремуса не хватало доброго куска мяса в плече! Если бы не магия, он наверняка бы умер от потери крови. Пришлось прикусить губу, чтобы совладать с эмоциями.

— Рука... И тут, — Ремус указал на рёбра. — Кто это был?

Он посмотрел на Лайелла так, что у того сжалось сердце. Так много понимания и неизбежности было во взгляде маленького мальчика. Словно на него вчера напал не оборотень, а дементор.

Лайелл ждал истерики, ждал слёз. Ждал непонимания, чего угодно, но не этого. Его малыш снова удивил, и не сказать, что Лайелл был этому рад. Умный, не по годам, слишком рассудительный. "Маленький мужичонка", — как, смеясь, называла его Хоуп. Что ж... С одной стороны, так легче будет объяснить.

— Реми, дорогой, — Лайелл вздохнул и взял сына к себе на колени, позволяя ему тут же прижаться к нему. — Ты помнишь, как я тебе рассказывал об оборотнях?

Ремус часто закивал.

— Ночью... — слова словно застряли в горле.

Как объяснить ребёнку, что теперь каждый месяц он будет обращаться в монстра, испытывая дикую агонию, а вся его дальнейшая жизнь теперь перечёркнута? Хуже Круцио…

— Я стал монстром? — едва слышно спросил Ремус, и Лайеллу захотелось закричать от отчаянья.

Малыш и так всё понял. И сейчас сидел и хотел верить, что папа скажет, что монстров нет. Но папа не мог этого сказать, ведь теперь один из монстров прижимался к его груди и тихо шмыгал носом. Лайелл поцеловал Ремуса в светлую макушку, чуть покачивая на коленях.

Они справятся. Как-нибудь. Обязательно справятся. Он найдёт другую работу, переедет туда, где шанс быть раскрытыми станет минимальным, оборвёт все старые связи. Но он не будет ломать ребёнку жизнь, которая ещё даже толком не началась.

Никакого реестра, никаких клеток в полнолуние. Как-то ограничивать Ремуса придётся, но Лайелл пока не хотел об этом думать. Сейчас главное: успокоить Реми, Хоуп и самого себя.

— Ты не монстр, Ремус, — тихо ответил он через пару минут, когда смог подобрать хоть какие-то слова. — Всего лишь пара ночей в месяц, ничего страшного…

Лжец.

Нужно было подготовить Ремуса к тому, что его ждёт, а не кормить сказками. Лайелл не раз видел, как обращались оборотни. Он слышал их дикие крики боли, перераставшие в вой. Видел, как ломаются кости и выкручиваются суставы. Но он не мог сказать Ремусу, что его это ждёт уже через месяц. Не сейчас, когда он сам всё ещё трясся от страха.

Ремус шумно шмыгнул носом, и Лайелл почувствовал, как того начало трясти сильнее. Он прижал к себе беззвучно рыдающего сына.

Не так давно Реми упал с лестницы и заплакал, напугав Хоуп. И с того времени Лайелл не слышал, чтобы Реми плакал. Он видел слёзы, чувствовал крупную дрожь, но ничего громче шмыганья носом не слышал.

Лайелл продолжал баюкать сына на коленях, краем сознания отметив, что опоздал на смену. К дракклам эту работу. Кажется, часы пробили три, когда Ремус затих. Лайелл знал, что тот не уснул, но, по крайней мере, перестал плакать.

Устал. Очевидно.

Лайелл не мог знать, накроет ли сына лихорадка из-за обращения. Возможно, это случилось бы лишь при полной луне... Он крепче прижал к себе Ремуса, пытаясь успокоить себя. Ремус не должен был этого видеть, но самому Лайеллу было страшно.

Он успеет над этим подумать, когда-нибудь потом. Когда-нибудь, когда никого не будет рядом. Он должен оставаться сильным. Ради Хоуп. Ради Реми.

— Хочешь кушать? — спросил он, ласково целуя макушку сына. — Хочешь тосты с джемом? Твоим любимым, — он слегка пощекотал Ремуса, и добился-таки реакции. — И чай с мёдом, да? — ничего вразумительнее он сейчас просто не смог бы сделать.

Реми слабо улыбнулся и кивнул, подняв взгляд на отца. Пока не наступило следующее полнолуние, пока Ремус не познал боли от обращения, Лайелл сделает всё, чтобы продлить счастливое детство сына. У него есть месяц, чтобы всё устроить и дать Реми побыть ещё немного нормальным ребёнком.

Чтобы привыкнуть самому и подготовить Хоуп.

1) Данное имя происходит от английского hope и переводится на русский как — "надеющаяся, надежда".

Вернуться к тексту