Когда надежда умирает (гет)

Лайелл устало откинулся на спинку скрипучего кресла и прикрыл глаза. Рабочая неделя выдалась тяжёлой. Он вымотался так, будто в течение месяца без перерыва гонялся по лесам за боггартами. Как же всё было прекрасно, пока он занимался исключительно Нечеловеческими духами, полтергейстами и боггартами.

По лесам ему действительно пришлось побегать, но сейчас не хотелось об этом думать.

Из проигрывателя раздавался мягкий баритон Перри Комо. Хоуп, стирая пыль с полок, насвистывала незатейливую мелодию, двигая в такт бёдрами. Маленькая, в коротком голубом платье, Хоуп напоминала Лайеллу лесную фею. Короткие, по плечи, волосы были убраны в пучок, из которого во все стороны торчали волоски, лишь прибавляя очаровательности.

Именно такой он её и запомнил, когда встретил впервые в глухом валлийском лесу. Он в её глазах был настоящим рыцарем, спасшим от злобного колдуна. На деле там был всего лишь безобидный боггарт, но Лайелл старался всячески романтизировать их ту судьбоносную первую встречу.

Он тепло улыбнулся, наблюдая за женой. Был поздний вечер, а Хоуп была уверена — именно в это время суток лучше всего убирается. По крайней мере, вся пыль и грязь, что оставалась после уборки, была не так заметна. Она каждый раз очень удивлялась, когда наутро находила на столе вчерашние следы от чашки с кофе или посуду в раковине.

— Никакой магии, Лайелл! Это такой способ медитации для меня, — так сказала Хоуп, когда они стали жить вместе, и Лайелл предложил ей помочь с уборкой. — Или ты помогаешь мне руками, или не мешаешь.

Он и не мешал. Что значила несчастная магия рядом с любимой, дарящей волшебство вовсе не мановением палочки?

Хоуп, круто развернувшись, отчего подол платья задрался непозволительно высоко — а кто-то клятвенно заверял, что в жизни больше не наденет длинную юбку, — широко улыбнулась ему и, чуть пританцовывая, прошла к креслу.

— Волшебные мгновения, — промурчала она, нависая над ним.

— Любви двух сердец, — выдохнул Лайелл, обнимая Хоуп за талию.

— Реми спит? — спросила она, ласково огладив щеку с лёгкой щетиной. Лайелл кивнул, прошептав что-то неразборчивое. — Пойдём во двор, — Хоуп взяла его за руку и потянула с кресла.

Лайелл не сопротивлялся. И хоть после рабочего дня ему хотелось посидеть, а ещё лучше — полежать в обнимку с Хоуп, он был не против пойти с ней и на другой конец света. Без всякого волшебства, на своих двоих.

Хоуп была личным сортом его магии.

Над полянкой заднего дворика сияло небо. Безграничное тёмное небо с тысячью звёзд. Хоуп, казалось, знала их все. Она увлекалась астрономией — на чердаке даже стоял телескоп. Но она любила смотреть на звёзды именно так, каждый раз вытаскивая Лайелла с собой.

— Смотри, вон туда, — они сидела прямо на земле, не боясь испачкать одежду. — Да нет же, — она рассмеялась и тонким пальчиком указала куда-то в небо. Лайелл ничего не смыслил в созвездиях, но старательно пытался понять, куда именно Хоуп показывает. — Вон та яркая звезда — это Сириус, — Хоуп прижалась к его плечу, и Лайелл тут же обнял её за талию, прикрывая глаза.

Из открытого окна лилась медленная мелодия. Лайелл не понимал, как под неё спокойно спал Ремус, да и сама Хоуп частенько могла уснуть около проигрывателя. Лайелл иногда для порядка ворчал, но каждый раз сдавался. Он уступал. Просто чтобы увидеть довольную улыбку Хоуп.

— А вон там созвездие Ориона, — она переместила палец и недовольно толкнула его плечом, поняв, что Лайелл не смотрит. — А это...

— Созвездие Волка, — Лайелл едва сдержал усмешку: порядок редко менялся, Хоуп каждый раз показывала одно и то же, пока Лайелл не запоминал название и расположение, но заканчивала она всегда одним и тем же, даже если его нельзя было увидеть. — Наше созвездие, родная, — он открыл глаза и ласково поцеловал Хоуп в щёку.

— Дорогой... — Хоуп напряглась всем телом, резко развернувшись к дому. — Реми...

И он услышал душераздирающий крик. Попытался встать на ноги, но они не слушались. Поискал палочку, но она осталась в доме. Лайеллу лишь оставалось беспомощно смотреть, как чёрный силуэт залезает в окно их дома, подсвечиваемый неожиданно появившейся полной луной.

Каждый раз...

Каждый раз на протяжении недели все хорошие сны заканчивались подобным сюжетом. Он бежал, но не успевал. Или сидел, не в силах пошевелиться. И каждый раз Лайелл просыпался из-за крика Реми.

Да, не ему одному снились кошмары. Ремус кричал во сне, сминая под собой простынь и путаясь в одеяле. Лайелл, чуткий к любым звукам, всегда просыпался быстрее Хоуп. Но именно она прижимала хнычущего сына к груди и успокаивала, ласково поглаживая по голове.

Лайелл терялся. И каждый раз расщеплялся от взгляда Хоуп. Нет, она не винила его. Но Хоуп знала, что Лайелл сам винит себя, и от этого понимания и жалости в её взгляде он сам готов был кричать.

Он вставал с кровати и шёл на кухню, где неизменно делал себе кружку крепкого чая, зная, что больше уснуть не сможет. Да и не захочет. Кошмары выжимали его до нитки, и он уже просто не мог смотреть на бледного Ремуса с тёмными кругами под глазами.

Реми стал очень тихим. Он пугался, если к нему подходили сзади, не мог уснуть один, во сне дёргался и просыпался, крича. Как держалась Хоуп, Лайелл не понимал, ведь и сам выглядел едва ли лучше. Из Министерства он окончательно ушёл, и от этого чувствовал себя ещё более паршиво. Нужно было искать новую работу. Не связанную с оборотнями. Желательно, вообще не касающуюся тёмных тварей.

Лайелл сел на широкий подоконник, наблюдая, как пар из кружки медленно поднимался и растворялся под потолком. Он не знал, что делать. С каждым днём уверенности становилось всё меньше. Каждую ночь, когда Реми спал всё беспокойнее, Лайелл чувствовал, что руки его опускаются.

Лайелл закрыл глаза и выдохнул. Он хотел спать, но не мог. Ужасно хотел спать, но пить снотворное казалось ему слишком эгоистично. Зелье сна без сновидений? Тоже выход, но Ремусу опасно было давать оба зелья, и Лайелл не мог позволить страдать сыну в одиночку. В конце концов, Ремус расплачивался именно за его длинный язык.

"Оборотни — бездушные, злобные существа, которые не заслуживают ничего, кроме смерти".

Лайелл вздрогнул от прикосновений и открыл глаза. Хоуп улыбалась той нежной, усталой улыбкой, которой могут улыбаться только матери. Когда всё плохо, всё просто ужасно, но держаться нужно. Лайелл пообещал самому себе быть сильным, но пока сильной в их семье оставалась лишь Хоуп.

— Пойдём спать. Всего два часа, — прошептала она, забирая кружку остывшего чая из его рук. — Ты уже стоя спишь, Лайелл, — Хоуп переплела их пальцы, поставив кружку на подоконник за ними. — Реми уснул. Ты не замечал, что он спит немного спокойнее, если ты обнимаешь его? Пойдём, — она встала на цыпочки, чтобы быть примерно на уровне его лица, хотя всё равно немного не дотягивалась.

Лайелл снова тяжело вздохнул и кивнул. Завтра — уже сегодня — у него собеседование. Нужно выспаться хоть немного. Он поцеловал Хоуп в макушку и пошёл в комнату, не выпуская её рук. Так спокойнее. Ремус просыпался ещё дважды за ночь, но засыпал быстрее, стоило Лайеллу прижать его к себе посильнее. Он утыкался в него носом, шумно вдыхал и расслаблялся, сжимая его предплечье. Лайеллу было жутко неудобно спать в такой позе, рука затекала, но он терпел.

Утром Ремус выглядел чуть лучше, чем вчера. Всё такой же уставший, бледный, с потухшими глазами, он больше не напоминал пусть и тихого, но живого ребёнка. Лишь тень прежнего Реми, и Лайелл не понимал, как это исправить. Он ловил взгляд Хоуп, который она украдкой бросала на Ремуса, и сердце обливалось кровью.

Они усиленно делали вид, что всё в порядке. Пока не говорили с Ремусом ни об укусе, ни о его будущем. Хоуп всё так же читала с ним книги и играла во дворе, а сам Ремус не рвался узнать что-либо о своей новой сути.

Они словно играли в нормальную семью, все трое.

— Реми, не хочешь сегодня сходить в город? — спросил Лайелл, поправляя мантию.

Встреча была назначена уже через двадцать минут, но он решил задержаться дома и просто аппарировать.

— Погуляем по магазинам, купим мороженое. Что скажешь?

И снова Хоуп. Именно она попросила погулять с Ремусом, и Лайелл с досадой понял, что сам бы до этого не додумался.

— Разве... Можно? — Ремус поднял растерянный взгляд на Лайелла.

Лайелл обменялся с Хоуп не менее удивлёнными взглядами. Лайелл едва удержался, чтобы не треснуть себя по лбу. Они не говорили об этом с Ремусом, считая, что пока не стоит тревожить свежую рану. Но никто из них не сообразил, что думал сам Ремус на этот счёт. Порой Лайелл забывал, что Реми ещё ребёнок.

Хоть Лайелл подбирал выражения, рассказывая Ремусу об оборотнях, суть не слишком менялась. И ещё неделю назад Реми искренне был уверен, что все оборотни злые, едят простых магов, и от них нужно держаться подальше. И кем он себя считал сейчас?

— Реми... — Лайелл сел перед сыном на корточки, кусая губы. — С чего ты решил, что тебе нельзя выходить? — он взял его ладошки в свои, и Ремус опустил взгляд, пожав плечами.

— Оборотни... Опасны же, — тихо ответил он. — Ты сам говорил, я помню. Им нельзя общаться с людьми. Лучше смерть.

Лайелл спиной почувствовал взгляд Хоуп. Она запрещала ему разговаривать с Реми об оборотнях, не желая ещё больше напугать ребёнка.