Вампир, который… (джен)

В начале было слово.

(Евангелие от Иоанна)

Казалось, творение было самой сутью существования демиургов, ведь жизнь их и могущество зависели единственно от того, сколькими мирами они владели. Однако и среди них нашёлся тот, кто жаждал быть достаточно сильным, но вот работать для этого совершенно не хотел. Начав творить свой первый мир, демиург долго размышлял над тем, как бы ему так сделать, чтобы побольше ничего не делать.

А сотворение собственного мира требовало много времени, как оказалось. Ведь демиург, несмотря на своё нежелание работать, решил создать его с самого начала — с великого Хаоса. Кропотливо творил он целую систему планет, а потом какое-то время наблюдал за ними, чтобы выбрать ту, которой подарит жизнь. Когда и она была определена, он медленно и осторожно, с самых крошечных созданий, потихоньку продвигал развитие сначала до просто сложного организма, а потом примерял, какому из созданий более всего подойдёт стать разумным. Множество идей отбросил демиург, так и эдак прикидывая, кому же достанется его особый дар. И вот наконец на его планете появились люди.

Разум был вовсе не единственным даром, который люди получили от демиурга. Был и ещё один, о котором они и не догадывались: демиург наделил их частью своих способностей. Каждый человек, живший в его мире, мог придумать историю. И каждая такая история становилась новым миром демиурга. Впрочем, в некоторых случаях ему пришлось акты творения ограничить, чтобы всякое враньё не становилось где-то истинной правдой. Впрочем, позже подобные друг другу совершенно невероятные истории стали вписывать в один отдельный, как бы выделенный именно для них мир.

Время шло, и людей в мире демиурга становилось всё больше. Он сам давно уже не следил за тем, сколько создавалось миров и как это происходило. Отмечал демиург только, что сила его, давно уже ставшая неизмеримой, продолжала крепнуть. Однако вполне реальное присутствие способности демиурга в мире породило некоторое количество сущностей, помогавших акту творения продолжаться и продолжаться. Будучи куда более близкими «детьми» демиурга, чем те, кого он сам создал, эти сущности, получившие у людей имена «Муза» и «Вдохновение», могли посещать его пространство. Входить в него и выходить по собственному желанию, не теряя при этом разума.

Демиург не сразу заметил, что у него бывали гости. Впрочем, на это у него не ушло много времени. Его собственное пространство было защищено в достаточной мере, чтобы никто слабее его со злыми помыслами войти к нему не мог, а среди демиургов было слишком мало тех, кому он уступал в могуществе. А потому демиург решил сначала понаблюдать за тем, что происходит при визитах этих гостей, а уж потом решить, как с ними поступить. Поначалу он задумывался о способах расправы над теми, кто смел нарушить его границы, но оказалось, что за каждым приходом гостей следовал всплеск появления новых миров. В самом начале это были одни только новые, оригинальные миры, но постепенно стали появляться и дубликаты, и дубликаты дубликатов, и так до бесконечности…

Время в пространстве демиурга имело совсем иное значение и течение, нежели в его мирах, однако совершенное безделье оказалось способно растянуть даже мгновение в вечность. И демиург развлекал себя мыслительными упражнениями о том, как бы ему сделать так, чтоб освободить для безделья побольше времени, что было нелепым само по себе, ведь всё время мира принадлежало ему и ничем не было занято.

Однажды, когда даже мыслительные упражнения утомили демиурга до того, что более он и вовсе не хотел думать, в его пространстве снова оказались гости. Обычно они старались вести себя незаметно, будто демиург их не видел или даже не знал об их существовании. Вот и теперь, перемещаясь через пространство к той его части, где демиург хранил слепки миров, они хоть и переговаривались, но делали это очень тихо, чтобы только не потревожить его. Однако заскучавший демиург решил, что чужой разговор может быть интересен ему хотя бы тем, что происходит не в его собственном разуме, а потому он прислушался.

— Ни я, ни ты такое не провернём, — заявило существо, переливающееся всеми мыслимыми цветами.

— Нам только нужно найти того, кто будет это делать, — отозвалось второе, напоминающее призрак.

— Никто этого не выдержит, если повторять многократно. Та, на которой мы попробовали, — цветное существо грустно вздохнуло. — Она же едва кукухой не поехала, а посетила всего десяток миров, и то ненадолго. Нельзя брать живое сознание. А как по-другому, я не знаю.

— О чём это вы таком говорите? — приблизился демиург.

— Миров стало очень много, — учтиво ответил призрак. — Мы подумали, что было бы очень хорошо, если бы кто-то посетил их. Ну, может, не все — на это понадобятся сотни лет, но хоть некоторые.

— М, и вы знаете, какие миры в этом нуждаются, а какие — нет? — демиург сотворил себе кресло, что было довольно странной мыслью для пространства без границ, и уселся.

— Мы думали, что это могут быть случайные миры, — сникло цветное существо. — Какие-нибудь любые. Созданные в изначальном мире.

— И что же будет делать в них этот ваш странник? Если только посмотреть — то ведь и пары часов будет довольно, — демиург переплёл пальцы.

— Мы думали отправить кого-то, кто смог бы менять миры. Может, не разительно, конечно, но всё же, — призрак как будто замялся. — Ну, я имею в виду, создавать другие дубликаты.

— И для чего же? — идея демиургу определённо нравилась, однако он хотел понять, чего намерены были добиться эти двое.

— Ох... — радужное как будто смущалось. — Это, наверное, моя вина. Из-за меня многие придумывали героев для дубликатов, но не создавали их. И поэтому скопилось много созидательной энергии определённого свойства. Мы пробовали выразить её через живое сознание одного из творцов, но...

— А. Я понял, — демиург кивнул. — Эту энергию нельзя оставлять так. И вы хотите, чтобы она стала странником, истории о котором будут создавать новые дубликаты миров? — существа интенсивно закивали. — Это будет весело. Я дам этой энергии сознание. Вы же уже попробовали на ком-то? — опять кивки. — Вот копию того сознания и внедрю в этот сгусток. И когда одна история будет подходить к концу, мы с вами будем отправлять его в следующую. Будем надеяться, это создание развлечёт нас.

Демиург отправил существ собрать ту энергию, о которой они говорили, а сам обратил свой взор на сотворённый им мир. Ему не составило труда отыскать то сознание, которое прежде уже бывало за пределами своей реальности. Чтобы создать его копию, ему требовалось лишь мгновение, когда бы в этом сознании не было ни единой новой мысли. И так уж совпало, что телу, в котором оно обитало, было дурно. Демиург не желал навредить тому, кто должен был подарить ему долгое развлечение, а потому он осторожно погрузил тело в короткий обморок и быстро выдернул копию. В ожидании возвращения существ с энергией он приложил немалые усилия, чтобы стабилизировать сознание в той мере, какая требовалась для сохранения рассудка при перемещении в любые миры и состояния. Ведь он предполагал, что не всегда это сознание будет сохранять человеческую сущность.

Когда гости вернулись, демиург как раз закончил, и теперь ему предстояло сделать ещё одно важное дело — соединить сознание с принесённой энергией, да так, чтобы оно не впало в безумие от полученной силы. Его способностей хватило на это с лихвой, и только теперь он задумался, куда бы отправить сознание для первой пробы. Только теперь он решил разобраться, куда же оно попадало с лёгкой руки призрака и радужного существа. И это оказались истории, которые сознание само и создавало. Разве что в последний раз эти двое немного похулиганили, чем на долгое время отбили желание придумывать рассказы. Но вот, очевидно, прошло достаточно времени, чтобы прийти в себя, и Аида — так звали владелицу сознания — снова вернулась к творчеству. И в её новую, хотя и незаконченную на тот момент историю, демиург и решил её отправить.

Наблюдение оказалось занятием весьма увлекательным. И демиург только диву давался, как это ему раньше в голову не пришло устроить себе подобное развлечение. Ведь люди в его изначальном мире давно вышли за пределы придумывания историй только в виде текста — появились и фильмы, и сериалы, и игры… И ещё множество всего, за чем можно было наблюдать или даже участвовать. А он, вместо того чтобы позаимствовать эту идею, развлекал себя одними только мыслительными упражнениями.

Всё прошло хорошо, и когда история подошла к концу — то есть демиург определил, что самые интересные события уже произошли, — он решил отправить сознание в другой мир. Совершенно новый и с совершенно другими задачами. Теперь он решил, что сознанию обязательно нужно было решить при попадании какую-нибудь сложную проблему, но при том он планировал намеренно давать ей сил с избытком, чтобы она уж точно справилась. Однако, когда пришло время вытащить сознание из мира, произошло нечто, чего демиург никак не планировал: к Аиде прицепился странным образом персонаж из мира, в котором она только что находилась.

На первый взгляд это стало заметной проблемой. Вмешательство демиурга в мир могло разрушить его баланс и привести к самым разным последствиям — стихийным бедствиям или массовым безумствам. И потому он решил, что сразу возвращать прихваченного персонажа, Франкенштейна, не стоило. Он поставил его мир на паузу и оставил при себе, чтобы позже вернуть всё как было. А пока надо было что-то решать. Оставить персонажа в своём пространстве он, конечно, мог, однако не имел ни малейшего представления, как оно повлияет на оказавшийся в нём разум.

Пауза, потребовавшая на раздумья, слегка затянулась, и к размышлениям присоединились призрак и радужное существо. Так и не придя к решению, демиург задумчиво протянул:

— И как же мне теперь поступить с ним?

— А давайте его вместе с сознанием отправим, — осторожно предложило радужное существо.

— А давайте без «давайте», — недовольно отозвался демиург, но, подумав всего секунду, переменил мнение: — Но давайте.

И в новом приключении он наблюдал уже за дуэтом странников. В этом он нашёл не только более интересный ход событий, но и то, что они сами друг друга стабилизировали. И демиург решил дать персонажу, Франкенштейну, возможность выбора — он предложил ему через местного условного бога продолжить путешествие. И хотя он ожидал от этого создания положительного ответа, всё же был удивлён и обрадован им.

В каждом новом путешествии демиург старался подбросить новые обстоятельства, а это неизменно вело к тому, что Аида получала самые разные аватары, всегда, впрочем, обладавшие в некоторой степени схожими свойствами. А вот Франкенштейну демиург наружность сохранял — пусть он и мог стабилизировать его так же, как поступил с сознанием Аиды, решил, что лучше этим не увлекаться. Ведь неизвестно было, как это на личность повлияет. Так что в дуэте менялась не только внешность сознания, но и связывающие их отношения — где-то они были родственниками, где-то партнёрами, где-то коллегами… И у демиурга были большие планы на то, кем ещё сделать их друг другу.

После путешествия в оригинальную, но так и не созданную в изначальном мире историю, демиург снова смотрел на дуэт, оказавшийся в его пространстве. Мир, которого прежде не существовало, показался ему завораживающе интересным, однако сам он не мог быстро придумать что-нибудь исключительно новое. А потому он решил, что можно попробовать смешать несколько разных, выхватив из них нечто общее, намотать это на условную базу его собственного мира, и тогда что-то в любом случае должно было получиться. Он даже правилом не озаботился — решил, что дуэт и так сам расставит все точки, где надо, и залатает просто фактом своего присутствия — и особой энергией — все дыры, какие только могли появиться при таком методе творения.

Сфера нового мира выглядела неказисто — в ней ещё не было образующей истории, а потому мутную поверхность её будто бы покрывали крупные трещины, как если бы она была склеена из кусков. Как, впрочем, и было. Человеческий глаз этого бы и не заметил, но демиург к своему неудовольствию видел, что куски эти самую капельку отличались друг от друга оттенком. Однако он был достаточно уверен в своих силах, чтобы отправить Аиду и Франкенштейна в путешествие именно туда. И стоило ему сделать это, как на экране, через который он наблюдал, отразился большой комплекс каменных зданий, окутанный мраком ночи в свете красной луны.