Год Крысы. Дороги (гет)

Рыска плавилась, как сыр на солнце. От пушистых утренних тучек на небе почти не осталось следа, словно хозяйка метлой смела, оставив кое-где пару пёрышек. Казалось бы, продвигались путники на север, а лето заявляло о себе с поразительной настойчивостью. Ехать по жаре было бы совсем тяжко, если бы не разговоры с Альком да росший вплотную к дороге смешанный лес, дающий приятную тень.

Рыска давно уже поведала саврянину краткую и бесславную историю своей жизни на хуторе, но он рассказывать о себе не стремился, так что ей пришлось пойти на хитрость.

— А давай ты поучишь меня немного саврянскому, пока мы едем, — попросила она.

— Я тот ещё учитель, — отмахнулся Альк. — Терпения нет.

Но глаза его всё же загорелись.

— А ты расскажи мне о что-нибудь на саврянском о своём детстве, а я посмотрю, что смогу разобрать. Если не пойму — спрошу. Так что-нибудь и запомню.

Альк усмехнулся и рассказал ей, как в детстве гонял по столичным дворам и крышам, а потом саврянскую сказку, в конце которой Рыска разохалась и прослезилась, потому что главную героиню четвертовали за грехи, которые она не совершала — и тот факт, что она была посмертно оправдана и стала почитаться мученицей-праведницей, оптимизма Рыске не прибавил.

— Поэтому, когда у нас говорят «Зофьина судьба», — пояснил Альк уже по-ринтарски, — имеют в виду вопиющую несправедливость.

Оказывается, Хаскили когда-то правили небольшой частью Саврии — ещё до того, как тсарство называлось Савринтарским — и довольно долго. Не то чтобы Альк этим сильно гордился — по его словам, его прапрапра-кто-то-там по имени Якуб, будучи тсарём, чуть не довёл тсарство до развала из-за разногласий с соседями, но его вовремя отравили.

Оказывается, родителей Алька женили насильно, но они умудрились поладить, жили в любви и согласии и редко ссорились, хотя оба с характером, но богиня дала им лишь двоих детей — Алька и его младшую сестру Богдану. Все в их семье владели как минимум двумя языками, ринтарским и саврянским, так что проблем с общением у Рыски не должно было возникнуть — если оно, это общение, вообще состоится!

Оказывается, у Хаскилей имелось ещё два дома в разных частях Саврии, не считая основного родового поместья в торговом городке Купечи, где большую часть времени жили родители и куда Альк с Рыской теперь направлялись. Один — пафосный и неудобный — в столице, куда по посольским делам часто наведывался отец и где иногда гостили друзья или родственники. Второй, доставшийся в наследство матери и редко используемый, — в городке под названием Плынь, на востоке, откуда до моря было всего с десяток вешек.

Альк, разгадавший Рыскину хитрость с саврянским языком, сначала рассказывал неохотно, но потом вошёл во вкус — воспоминания казались ему такими давними, будто из прошлой жизни. Да так оно и было… Заметив, что Рыска задумчиво умолкла после перечисления домов Хаскилей — сама же спросила! — он попросил её рассказать какую-нибудь сказку.

— А ты не заскучаешь? — с сомнением спросила она. — Ты столько книг в своей жизни прочёл, что ничего нового от меня не услышишь.

— Да меня твой голос успокаивает, — ответил Альк, — как ручей.

Рыска не поняла, был ли это комплимент или подтверждение её глупости, но перечить не стала.

— Грустную или весёлую?

— Давай обе, авось не расплачусь и с коровы от смеха не свалюсь.

Рыска рассказывала, Альк посмеивался. С коровы не падал, но и не дремал в седле. Так они проехали большую часть дня, сделав небольшой привал у ручья, чтобы поесть и дать отдых коровам — и своим уставшим задам. Ближе к вечеру им стали попадаться мелкие вески, но друзья проехали мимо и в конце концов, чтобы срезать путь, свернули на совсем узкую дорогу с подступающим вплотную смешанным, в пользу ели, лесом. Они минули очередную развилку, как вдруг Альк поднял руку и придержал корову.

— Что? — настороженно спросила Рыска.

— Слышишь?

Она прислушалась. Ветер качал высокие кроны, подсвистывая в придорожных кустах. За оставленной позади развилкой раздавались слабые женские крики.

— Помочьте!

Перевода не потребовалось.

— Поехали скорей!

Альк даже не стал уговаривать Рыску остаться в стороне — понимал, что бесполезно. Направившись в сторону шума, они проехали полщепки по петляющей дороге, пока не наткнулись на запряжённую двумя коровами и нагруженную товаром телегу, брошенную у обочины.

Саврянин сразу смекнул, что дело неладно.

В отличие от него, Рыска решила, что кому-то из ехавших на телеге стало плохо и теперь бедолага корчится в придорожных кустах, а остальные сгрудились над ним, чтобы помочь. Однако грубые выкрики и смех сгрудившихся убедили её в обратном.

Альк объехал телегу, глянул на компанию и сурово спросил:

— А что это вы, господа, тут делаете?

Двое мужчин торгово-разбойничьего вида, правда, без мечей или арбалетов, развернулись в сторону говорящего, и один, посмелей, выкрикнул:

— Езжай куда ехал! Не твоё дело!

Третий, звучно ругаясь, продолжал судорожно копошиться в кустах, откуда доносился сдавленный писк. Не собираясь продолжать диалог, Альк деловито достал один из мечей, и мужчины, под бодрый клич смелого «да пошла она!», дружно заскочили в телегу. Возница ударил кнутом, и коровы рванули с места, поднимая столб пыли.

Не оглядываясь на уехавших, Альк и Рыска спешились и пошли к кустам, где уже стояла, отряхиваясь от листьев и иголок, очень сердитая и перепуганная молодая женщина саврянский внешности, в дорогом, хоть и мятом, платье.

— С вами всё в порядке? — спросила Рыска по-ринтарски, первой подбегая к несчастной.

Оказалось, по-ринтарски женщина прекрасно понимала, как и все жители приграничья. После долгой и изысканной ругани на обоих языках она наконец сообщила, что попросила у «купцов» подвезти её до границы, а те после нескольких вешек решили, что должны взять с неё оплату авансом и натурой.

— Какие мерзавцы! — возмутилась Рыска. — Нам еле-еле удалось избежать войны, все должны друг другу помогать, а они…

— Война — кому-то горе, кому-то нажива, — сурово прокомментировал Альк. — А эти ещё и прирезать могли. Времена смутные, кто потом разберётся, что произошло.

— Спасибо, что не проехали мимо, — сказала женщина, тяжело дыша. Её белые волосы растрепались, на щеке красовалась царапина.

— Вы в порядке? — Рыска сочувственно глянула на разорванное на груди платье и содрогнулась, вспомнив свой мерзкий опыт общения с похитителями.

— Да, не на ту напали. Я одного из них искусала.

— Правда?

— За нос… Ой, а ты что, путница? — женщина заметила на плече у Рыски крысу.

— Нет, это просто ручная крыса, — быстро ответил за Рыску Альк. — А что вы делали одна в лесу?

— Я иду к месту сражения, — женщина кое-как завязала лентой ворот и решительно подняла голову. — Туда с ополчением неделю назад ушёл мой жених, и с тех пор от него ни слуху ни духу. Я должна его найти.

— Жаль, что мы едем в другую сторону, — отрезал Альк, но, встретив жалостливый взгляд Рыски, добавил: — Можем проводить вас до тракта и посадить в другой обоз, с более приличными попутчиками. А то эти «господа» ещё вернуться надумают.

Женщина радостно кивнула, и Альк с Рыской, взяв коров за поводья, пошли рядом с ней сначала к месту развилки, а затем в ненужную им сторону.

— Как вас зовут? — спросила Рыска, с интересом поглядывая на решительную саврянку.

— Казимира Севрина.

Альк присвистнул.

— И родители отпустили вас бегать в одиночестве по дорогам? — спросил он.

— Мы знакомы? — женщина подозрительно прищурилась.

Вид у саврянина был довольно потрёпанный, но опытный глаз мог бы заподозрить в нём благородного господина.

— Знаю вашу семью. Я Альк Хаскиль. Наши отцы когда-то были дружны и… не очень — одним словом, всякое бывало, — сбивчиво пояснил Альк. — Я давно не был дома и не знаю, разругались они вдрызг или нет.

Насколько он помнил, когда в последний раз Хаскили имели дело с Севриными, отцы семейств сильно повздорили из-за аренды торговых рядов, которыми владели в столице.

— Хаскиль? Надо же, — на споры отца Казимире было явно наплевать, потому что она спросила о другом: — Вы были возле Крокаша?

— Да.

— Ну и как там?

— Не очень.

— Говорят, много утопленников, много неопознанных тел…

— Точно.

— Говорят, какой-то молец предсказал, что Хольга прольёт свой гнев слезами на всех, кто не покается.

Альк поморщился.

— Был такой.

Он отвечал односложно, а Рыска вообще умолкла. Если эта отважная женщина шла, чтобы найти любимого, её могло ждать суровое испытание.

Казимира принялась подробно описывать своего жениха, пытаясь узнать, не встречался ли он им в приграничных землях или по дороге, и, получив отрицательный ответ, принялась ругать его за порыв отваги.

— Как только пошли слухи о том, что ринтарцы на нас напали, он схватился за мечи и побежал войско собирать, даже и думать забыл, что у него через неделю свадьба, — возмущённо сказала Казимира. — И где он теперь? Что с ним? А вдруг он ранен? Кто ему поможет?

— Очевидно, вы, — мрачно сказал Альк, уважительно глядя на спутницу.

Для невесты саврянка казалась Рыске довольно взрослой, но сомнения скоро разъяснились.

— Побыла уже вдовой, хватит!

Рыска ахнула.

— А что случилось с вашим первым мужем?

— Да он старый был, — отмахнулась Казимира. — Мой первый брак был в угоду родителям, как обычно. А теперь счастье может украсть эта проклятая война. И кто их только придумал?

— Мужчины, — пробубнила Рыска, исподлобья глядя на Алька.

До этого она полагала, что савряне, но теперь её мир настолько изменился, а убеждения пошатнулись, что такого уточнения она позволить себе уже не могла.

— Родители не хотели меня отпускать, — пожаловалась Казимира, — но я так не могу. Сидеть сложа руки и ждать новостей не по мне. Даже заперли меня, но я им не дитя малое — у меня своя школа есть, а они меня поучать вздумали.

— Школа? — удивилась Рыска. — Для весчан?

— Нет.

— А для кого?

— Для барышень, не желающих сидеть сиднем дома и заниматься исключительно деторождением и хозяйством, — заявила Казимира, задирая острый подбородок.

— А разве барышни не обучены с детства грамоте?

— Конечно, обучены. А истории и математике — нет. Не говоря уже о дипломатии или риторике.

Рыска споткнулась и чуть не свалилась корове под ноги. Альк настороженно глянул в её сторону, но, увидев, что она в порядке, невозмутимо перевёл взгляд на Казимиру и спросил:

— А где находится ваша школа?

— Недалеко от Плыни, в поместье. Но я там не живу, только иногда бываю по делам.

Он поднял одну бровь.

— Надо же. У нас в Плыни дом имеется — если остался ещё.

— А кого вы принимаете в свою школу? — спросила Рыска.

— Благородных девиц, склонных к умственным упражнениям.

— Она, вероятно, у вас совсем крошечная, — сыронизировал Альк.

— Желающих хватает, — с обидой выпалила Казимира.

— А неблагородных? — не унималась Рыска.

— А ты что, интересуешься? — Казимира смерила её оценивающим взглядом.

— Нет, что вы… Я так спросила, — соврала Рыска, неумолимо краснея. То, что благородной она не была, было написано у неё на лице.

— Происхождение не так уж и важно, главное — желание постичь науки и своевременная оплата. А тебя как зовут?

— Рыска.

Саврянка не стала спрашивать фамилию — поняла, что её у девчонки нет.

— Какие науки тебе нравятся?

Рыска растерянно заморгала, но тут в разговор снова вступил Альк:

— Литература и медицина.

— Прекрасно! Тебя я возьму бесплатно, приезжай и записывайся, — снисходительно заявила Казимира.

— У меня деньги будут, — Рыска неуверенно глянула на Алька, и её спутница, неверно истолковавшая этот взгляд, скептически хмыкнула. — Я их честно заработала! — комментарий прозвучал так двусмысленно, что даже Альк усмехнулся.

Вдруг саврянка махнула рукой и крикнула:

— Ой, обоз!

Они подождали, пока обоз из трёх телег подъедет поближе, убедились, что в нём сидят надёжные люди, везущие в наводнённые места одежду, лекарства и двух лекарей, за небольшую плату пристроили Казимиру на тюк с вещами и распрощались, не желая никого задерживать.

— Спасибо вам большое! Если бы не вы… — продолжать Казимира не стала, лишь помахала им на прощанье и перевела взгляд в сторону пункта назначения.

Сев на коров, Альк и Рыска поехали в противоположном направлении. Настроение у Рыски было невесёлое.

— Как ты думаешь, она его найдёт? — спросила она пол-лучины спустя, когда солнце уже спряталось за верхушки сосен.

— Может быть, ей повезёт, — ответил он. — А может, и нет.

— Очень надеюсь, что повезёт. Она отважная, правда?

Альк неуверенно пожал плечами.

— И глупая.

Рыска вздохнула.

— Отправиться спасать любимого человека — это не глупость.

— Как скажешь, — неохотно согласился он.

— Ты сам меня спасал, и я тебя, — заявила Рыска и прикусила язык. Подумала и добавила: — И Жара. И он нас.

— Это говорит лишь о том, что мы тоже дураки.

— Да ну тебя! По-твоему, добро и дурость — это одно и тоже.

— Смотря какой риск для жизни.

Рыска насупилась. Спорить с Альком о добре и зле было по-прежнему тяжело, и она сменила тему.

— А зачем ты сказал Казимире, что я интересуюсь литературой и медициной?

— А разве это не так, сказочница?

— Ну…

— Сказки — это эпос, основа литературных сюжетов всех времён и народов, — пояснил Альк. — А медицина… Разве тебе не понравилось зашивать мне плечо?

— Нет, — Рыска уверенно помотала головой. — Это было ужасно. Бр-р!

Она вспомнила окровавленного и стонущего Алька и содрогнулась.

— Зато эффективно. Если бы я в тот день не дрался, швы бы не разошлись. Крови ты не боишься, трупов тоже. И зелья варить умеешь — из бобровых голов.

— Что? — возмутилась Рыска, недовольная тем, что он снова не к месту вспомнил её чудный наваристый суп.

— Это же не еда, а зелье для очищения желудка, — с усмешкой пояснил Альк.

Вспомнив, что ему просто необходимо время от времени подтрунивать над ней и испытывать её терпение, Рыска проявила благоразумие и не стала оправдываться.

— Ой, кажется, там веска! — воскликнула она. — Может, остановимся? Коровы устали.

— Хорошо, тем более места знакомые, — он присмотрелся внимательней. — Есть тут одна кормильня, в которой раньше комнаты неплохие сдавали.

Уже через пол-лучины, отдав коров на попечение белокосого мальчишки, петешественники сидели в кормильне и уминали за обе щеки каждый своё: Рыска — перловую кашу и пирожки с капустой, Альк — зелёный салат и суп из бычьих хвостов. Хозяйка показала им комнаты наверху, и саврянин благородно согласился заплатить за две соседние, уступив Рыске более удобную, с нужником в виде ведра.

Наевшись, разморенная дорогой Рыска сказала:

— Я, наверное, спать пойду.

— Иди.

— А ты?

— Рано ещё. С собой, что ли, приглашаешь? — он плотоядно ухмыльнулся.

— Нет, просто сообщаю, чтобы ты не волновался, — она потупилась и покраснела. — И крыса возьму.

— А я в твоё отсутствие выпью пива, — ответил Альк. — Тоже сообщаю, чтобы ты не волновалась.

— Только не уходи никуда, — взмолилась Рыска, — чтобы я знала, что ты или сидишь внизу, или спишь за стенкой.

— За себя боишься или за меня?

Она пожала плечами.

— Мы оба хороши. Лучше нам пока друг за другом присматривать.

— А в нужник на улицу выйти можно? — с усмешкой спросил Альк.

— Можно, если ненадолго, — разрешила она, отправляясь в свою комнату на верхнем этаже.

Кормильня так нагрелась за долгий летний день, что Рыска с удовольствием разделась и, развесив на спинке стула дорожное платье, сняла исподнее и улеглась спать в чем мать родила, чего давно себе не позволяла. Дверь в комнату была на удивление добротная и запиралась на засов. В небольшое окно пробивались последние косые лучи солнца, снизу доносился гул голосов вечерних посетителей, и Рыска, блаженно вытянув ноги в застеленной чистым бельём кровати, почувствовала себя если не тсаревной, то уж точно госпожой.

Разбудил её кошмар. В окно светила полная луна, и это помогло Рыске сразу понять, где она находится. Сев на кровати, она испуганно пошарила по сторонам, нащупала спящего на одеяле крыса и отдышалась. Несмотря на то, что утопающий лицом в грязи белокосый труп был всего лишь сном, Рыска вдруг вообразила, что это мог быть жених Казимиры, и сердце снова тревожно забилось. А если именно она и вытянула из него все силы, вдруг она его погубила? Теперь ей было одинаково жаль и ринтарцев, и саврян. Какой же она была раньше дурой! Альк прав, сто раз прав… Интересно, как он — улёгся или напился, предвкушая встречу с родителями? Рыска знала, что предстоящий визит в родной замок его беспокоил, хоть Альк старался не подавать виду.

Она быстро накинула платье, отворила засов и приоткрыла дверь. Прислушалась. Под лестницей всё ещё сидели посетители — точнее, снимающие комнаты постояльцы, ведь хозяйка наверняка закрывала кормильню на ночь. Голоса были тихими, но весёлыми. Рыска босиком подошла к краю лестницы и глянула сверху вниз на небольшой зал. Три столика были заняты: за одним два белокосых старика тихо обсуждали свои дела, заговорщицки склонив головы, за вторым напротив кружки полулежал нетрезвый мужик простецкого вида, а за третьим, в тёмном углу под лестницей, сидели рядом на лавке и болтали мужчина и обнимающая его за плечи девушка, в которой Рыска не сразу распознала служанку, подававшую им блюда. Красивая, грудастая и длинноногая саврянка… На столе перед ними стояло несколько пустых кружек.

Нелегко, небось, в кормильне работать, подумала Рыска: каждый норовит нагрубить или, наоборот, ущипнуть за зад, обсчитать, пожаловаться на несвежую еду или тяжёлую жизнь. Да ещё и по ночам не дают спать! Служанка засмеялась и игриво прижалась к соседу по лавке, что-то бормоча. Рыска замерла, прислушиваясь — и вдруг отпрянула назад к стене, потому что мужчина махнул белыми косами, наклонился вперёд, где его лицо осветила свеча, и зачем-то глянул наверх.

Вот зараза! Будет теперь думать, что она за ним следит!

Не шевелясь, Рыска постояла с полщепки, потом медленно, бочком вернулась в комнату. Дверь предательски скрипнула, но в этот момент внизу весело заверещал женский голос, заглушая другие звуки. Задвинув засов, Рыска прислонилась к стене, пытаясь унять биение сердца. Как стыдно! Альк её наверняка углядел. И отчего-то так мерзко стало на душе… И больно, будто кто-то грудь сжал и не отпускает. Завтра Альк поднимет её на смех из-за того, что она полночи не спала, чтобы проверить, чем он будет заниматься.

— Да делай ты что хочешь, дурак саврянский, — прошептала она, шмыгая носом и смаргивая слёзы.

Но ведь её всё равно никто не видит? Рухнув на кровать, Рыска уткнулась носом в подушку и разревелась — горько, но тихо. Крыс зашевелился, покрутился, забрался под одеяло и притих.

Альк больше не крыса — слава Хольге! Он человек, и он мужчина. А ещё он знатный, с известной фамилией. Сильный и независимый. Едкий и колючий, как крапива. И он ей никто, хоть они вместе и повернули ворот судьбы и спасли много-много людей от смерти, боли и унижений. Она может сколько угодно рассказывать свои весковые байки, однако они годятся лишь на то, чтобы скрасить их вынужденную дорогу или отвлечь от неприятных мыслей. Её слова — как вода в ручье, журчат и убегают, не оставляя следа. И Альк точно не виноват, что у неё ёкает сердце каждый раз, когда он берёт её за руку.

Кстати, зачем он это делает? Зачем бросает косые взгляды, расспрашивает её о детстве? В его шутках не осталось былой злобы и язвительности — и ему нравится, когда ей удаётся дать ему отпор, переспорить, переубедить. Он словно все эти недели проверял её на прочность и наконец даже перестал называть дурой — только иногда дурочкой, — а теперь Рыска почувствовала, что проиграла первой попавшейся в кормильне девке: вульгарной, грудастой и, самое главное, такой же беловолосой, как Альк. Может, он как раз из тех мужчин, о которых любили судачить на хуторе: то из одной постели жена его вытянет, то из другой, то он сам кого-то домой приведёт, едва жена за порог. Говорили, мол, у таких в штанах горит, ничего не поделаешь. Бабник, одним словом. У Рыски все эти истории вызывали не глумливый смех, а тошноту, до омерзения.

На лестнице раздались шаги, остановились у её двери. Кто-то проверил, заперто ли, и негромко постучал. Рыска лежала молча.

— Эй, ты в порядке? Чего шатаешься среди ночи?

Она не ответила. Хлопнула соседняя дверь. Рыска прислушалась: не хлопнет ли снова, не раздадутся ли лёгкие девичьи шаги? Кровать за стеной звучно заскрипела, и Рыска чуть не подскочила, но через щепку всё затихло. Она встала, снова разделась и улеглась в постель настолько обессиленная, что мгновенно уснула.

Наутро Альк кулаком постучал в дверь Рыскиной комнаты, полагая, что пришёл её разбудить, но та распахнула дверь перед его носом в полной готовности спуститься к завтраку: чёрные косы заплетены, дорожные мешки собраны.

— Молодец, — как ни в чём не бывало сказал Альк, — сейчас я свои вещи возьму, и пойдём.

Рыска спустилась первая, умылась у рукомойника, села за свободный столик и попросила у подошедший хозяйки:

— Яичницу с хлебом и молока. И с собой шесть пирожков с капустой, пожалуйста.

Когда Альк спустился — умытый, побритый, с аккуратными белыми косами, — она уже сидела над тарелкой и пыталась макнуть хлебом в пережаренный желток.

— А мне не заказала?

Рыска уставилась на хлеб, словно собиралась найти в нём таракана.

— Я не знаю, чего ты хочешь.

— Тоже яичницы… Эй, милейшая! — он повернулся к хозяйке. — То же самое, только с варенухой, пожалуйста.

В ожидании еды Альк молча смотрел на то, как Рыска медленно пьёт, пристально вглядываясь в содержимое кружки, а затем с удовольствием набросился на яичницу, опустошив тарелку раньше, чем с молоком было покончено.

— Я, знаешь ли, не виноват, что нравлюсь девкам, — вдруг сказал он, разумеется, раскусив причину её недовольства.

Рыска подняла на него глаза, пытаясь придумать ответ, но, как обычно, потупилась под его пристальным и уверенным взглядом.

— Повезло тебе, — наконец выдавила она, хватая дорожный мешок и засовывая туда завернутые в тряпицу пирожки. — Расплатись, пожалуйста, за меня, я тебе потом отдам.

— Чего? Рысь!

День собирался быть пасмурным — как раз для долгой дороги без головного убора, которым Рыска так и не удосужилась обзавестись. Ей вдруг вспомнилась любимая шапка Жара, и она усмехнулась. Хоть бы он быстрей поправился! Она вернётся к нему, как только получит обещанные деньги, отдаст заслуженную половину и… придумает, что делать дальше. Например, в сказочницы подастся.

Дав белобрысому мальчишке медьку, Рыска вывела корову из стойла, оседлала, перекинула мешок, аккуратно распределив вес на две стороны, и стала ждать Алька. Когда он не вышел через несколько щепок, Рыска испытала досаду. Когда не появился и через пол-лучины, тихо выругалась и прошлась по двору. Наконец, устав от ожидания, она привязала корову к забору и вернулась в кормильню.

Альк сидел за тем же столом и невозмутимо пил варенуху. Чтобы не устраивать бесплатный цирк для посетителей, Рыска плюхнулась на скамью напротив и сердито вполголоса спросила:

— Никуда не спешишь?

— Спешу, но у меня здесь есть дело.

— Какое, интересно?

— Жду кое-кого.

— А предупредить нельзя было? Я торчу на улице уже пол-лучины!

— Не успел, ты куда-то умчалась.

Она задохнулась от возмущения.

— А знаешь, что?

— Что? — он поднял на неё глаза, и Рыска в кои-то веки не отвернулась.

— Я, наверное, поеду назад, в Крокаш. За Жара беспокоюсь. Он остался там один с этим твоим странным наставником, еле ходит, бедняга… А ты съездишь домой сам и потом привезёшь нам деньги.

Альк удивлённо поднял одну бровь, обдумывая предложение.

— А если надурю?

— Не надуришь. Гордость не позволит слово нарушить.

Он деловито хмыкнул.

— Не-а, мы так не договаривались. С чего ты взяла, что я собирался назад ехать? У меня времени не будет.

Рыска угрюмо насупилась.

— Ну, значит, отправь кого-нибудь — так даже лучше.

— Кому лучше?

— Тебе. Побудешь с родителями.

— И то правда, — Альк отставил кружку и добавил: — Так вот для чего ты саврянский учишь?

— Да, чтобы одной спокойно по Саврии ехать, если понадобится.

— Как Казимира?

— Нет, — Рыска поморщилась, припоминая неприятный дорожный инцидент. — Подожду какого-нибудь обоза.

— То есть как Казимира, — повторил он.

— Ну, посмотрю, чтобы там женщины были, — неуверенно сказала она, понимая, что проигрывает и это сражение.

Боязно ехать, время смутное. И внешность у неё не саврянская — могут опять за шпионку принять. Воспоминание о том, как в Крокаше на потеху толпе казнили ринтарского шпиона, не придало ей храбрости.

— Ну уж нет, — возразил Альк, — тебя пристукнут, а мне потом перед Жаром за твой хладный труп отчитываться. Хотя… тогда он сможет все деньги себе забрать.

— Альк! — воскликнула Рыска, чувствуя предательский ком в горле. — Ты почему опять такой?

— О Божиня, да в чём дело? Я что, прирезал кого-то? Ты просила не выходить из кормильни — я и не выходил, — проворчал он. — Выпил пива с незнакомой девкой, и теперь мне нет прощения?

Ей так хотелось вывалить ему всё: что он не просто пиво пил, а обнимался, явно замышляя большее — и воплотил бы планы, если б его не спугнула её ночная тень…

Рыска с удовольствием запустила бы чем-нибудь в его ухмыляющуюся рожу, но вместо этого умолкла, понимая, что не имеет права его ни в чём обвинять и только выставит себя на посмешище. Впрочем, делать вид, что ей всё равно, было поздно.

— Так нельзя, Альк, ведь ты больше не крыса, — она судорожно сглотнула и добавила дрогнувшим голосом: — А я не собачка. Приманил — бежит, надоела — можно и пнуть. Или прикрикнуть, чтоб заткнулась.

— Тебя заткнёшь…

Она ахнула и попыталась встать, но Альк схватил её за руку.

— Прости, Рыска! — он помотал головой, словно отгоняя морок. — Не обижайся.

Она попыталась вырваться, но Альк крепко держал её ладонь. Рыска села на место и вздохнула.

— Альк, если ты хочешь держать меня за руку, то не веди себя так, будто я никчемная дура. Я только-только начала верить, что это не так, но теперь опять не знаю, что и думать.

— Извини. Это я только с виду человек, а продолжаю вести себя как крыса. Не знаю, почему — привык, наверное… Я не хотел тебя дразнить. Послушай, в этой веске живёт наш дальний родственник, мой двоюродный дядя по маминой линии, Тауш Радский, его поместье недалеко. Вот я и попросил местную служанку передать ему от меня записку и вернуться с ответом. Только она почему-то назад не спешит. Возможно, у этой ветви Радских долгий утренний сон.

Рыска удивлённо заморгала, ойкнула и тут же простила Алька. С души словно камень свалился.

— А что ты написал в записке?

— Спросил, как дела у нас дома, какие последние новости. Очень не хочется вернуться в родной замок и не знать чего-то важного. О, а вот и она!

Ночная красотка, лёгкой поступью вбежавшая в кормильню, подошла к Альку и передала письмо, написанное на плотной гербовой бумаге. Альк протянул ей монетку, и девушка слащаво улыбнулась.

— А ты и правда из благородных, — сказала она, принимая сребрушку и косясь на Рыску. — Ну бывай, красавчик.

Служанка отправилась на кухню, а Альк нетерпеливо развернул лист и стал читать.

— Всё в порядке, — выдохнул он. — Все здоровы, а Богдана ждёт второго ребёнка. Надо же, — его глаза радостно блеснули, — младшая сестрёнка, а уже мать семейства. И муж у неё хороший. Всё, можно ехать — где там наши коровы?

Альк вскочил и, бросив несколько монет на стол, быстро вышел из кормильни.

Рыска оглянулась: служанка, с мрачным видом выглядывавшая из-за пивного бочонка, смерила её на прощанье презрительным взглядом и скрылась на кухне. Довольно улыбнувшись, Рыска последовала за Альком.

От их утреннего спора не осталось и следа. Больше лучины коровы бодрым шагом шли вдоль петляющей дороги, стиснутой лесом. Рыске и Альку стали часто попадаться другие путешественники — пешие, на телегах и на обозах, и Альк вспомнил, что в Саврии скоро будет отмечаться Купальница — летний день, после которого можно купаться во всех водоёмах.

— Так уже давно тепло, — заметила Рыска.

— А голышом купаться Хольга велит только с завтрашнего дня, — скептически заметил Альк. — А то водовороты утянут.

— Голышом? Да разве так можно? У нас девки всегда в исподнем купаются.

— Скука какая…

— А мы во время Купальницы венки вьём и по реке пускаем, чтобы суженого найти.

Рыска тут же рассказала историю о том, как девушки из её вески бросили венки в воду, а один из них, одуванчиковый, козёл подобрал и сжевал.

— Все над той девушкой смеялись, а она летом замуж вышла за мужика из соседней вески, по прозвищу Козлик, потому что тот коз разводил.

— То есть ты веришь, что так можно суженого найти? — усмехнулся Альк.

— Не знаю, — серьёзно ответила она. — Мои венки всегда далеко уплывали, и никто их не подбирал. Батраки шутили, что никому я не нужна, а Фесся говорила, это значит, мой суженый далеко живёт и за ним идти надо, если он сам из дальних краёв за мной не приедет.

— Река текла на север? — поинтересовался Альк.

— Кажется, да.

— Тогда в Саврии искать придётся.

Рыска задумчиво умолкла.

Когда солнце оказалось прямо над головой, они решили сделать первый привал у ручья и свернули в лес, чтобы не отдыхать у дороги.

— Альк, а что такое «стратегия»? — спросила Рыска, когда они остановились на небольшой поляне.

— Ого, а где ты слышала это слово? — удивился Альк, спешиваясь.

— На площади сразу после наводнения, когда кто-то говорил о нашем тсаре. Покойном.

— А-а, — он задумался, пытаясь найти слова попроще. — Ну, стратегия — это заранее построенный план, которому ты следуешь, чтобы достичь цели.

— И всё? Так просто? — Рыска тоже слезла с коровы, и крыс, до этого сидевший у неё за пазухой, сбежал вниз по платью и скрылся в траве.

— Просто? Может быть. Ну, например, тебе нужно добраться до города, чтобы начать новую жизнь, — пояснил Альк. — Ты планируешь, на чём поедешь, копишь деньги, собираешь в дорогу еду и одежду, узнаешь безопасный путь, думаешь, кого взять в попутчики…

— Я поняла, — Рыска смутилась. — Это то, чего мне не хватает. Хорошей стратегии.

— Хорошая стратегия должна быть гибкой. То есть, планируя что-либо, нужно иметь в запасе план «Б» и план «Ж».

— А почему «Ж»?

— Ну, это на крайний случай…

— Ага, — проявила догадливость Рыска. — Это если корова по пути сдохнет — или я случайно найду говорящую крысу?

— В точку!

— А стратегия на войне?

Альк нахмурился.

— А тебе это надо, Рысь?

Она пожала плечами.

— Просто интересно. Не всё ж о коровах рассуждать.

— В государственных делах переплетается слишком много интересов, и выбор иногда зависит от странных вещей. Нужно знать, на что опираться.

Рыска задумалась.

— Ну хорошо, а на что опираешься ты, когда придумываешь свою стратегию?

— Я же видун. Мне проще. А вообще — на аксиомы.

— На что?

Он снисходительно пояснил:

— На правила, которые не нужно доказывать.

Рыска, натёршая себе зад седлом, прислонилась к высокой берёзе и потёрлась о ствол спиной, не отвлекаясь от разговора.

— Например?

— Например, вода мокрая, — Альк наклонился и набрал в баклажку свежую воду из ручья.

— Ну, это и так понятно, — разочарованно протянула она.

— А ещё, — он умылся и выпрямился, — все мы умрём, все лгут, справедливости нет.

Рыска нахмурилась, не одобряя подобного пессимизма.

— Это неправда!

— Правды тоже нет, как мы с тобой уже когда-то выяснили, — не обрадовал её Альк, — потому что у каждого она своя.

— Но ведь бывают и хорошие аксиомы, — уверенно возразила Рыска. — Например, солнце тёплое, мёд сладкий.

— Да, но на них опираться опасно.

Альк помахал руками и присел несколько раз, чтобы размяться. Потом поднял голову и, заметив на берёзе горизонтальную ветку, ловко подпрыгнул и стал подтягиваться.

— Интересно, а в любви тоже есть аксиомы? — спросила она, внимательно глядя на его упражнения.

— Конечно, всего одна: любви не существует.

— Да ну, — отмахнулась Рыска, — я думала, ты серьёзно, а ты опять дразнишься.

— Я абсолютно серьёзен, — он сделал уголок, два раза подтянулся, спрыгнул вниз и добавил: — Ну посуди сама: люди любят маму-папу, власть, свободу, деньги, колбасу, солнечную погоду или втроём совокупляться.

— Альк!

— Все понимают любовь по-разному. Слишком размытое понятие, чтобы на него опираться.

Рыска не сдавалась.

— Но исход этой войны решила именно любовь!

Его глаза иронично прищурились.

— Тсаревича — к сиськам тсаревны?

Но похабщиной её было не остановить.

— Просто тсаревича к тсаревне.

— Просто тсаря хватил удар, — отрезал Альк. — Случайность. То, что чаще всего и нарушает планы, если стратегия плохая.

— Ты и тсарей готов поучать? — возмутилась Рыска.

Он вздохнул.

— Думаешь, тсари все сплошь семи пядей во лбу? Да они без советников мало что могут. Если бы Витор придумал план «Б» на случай своей кончины, война бы так просто не остановилась. Например, сослал бы тсаревича куда подальше или заточил в темницу. Так что возрадуемся, что ваш самоуверенный тсарь надеялся жить вечно, забыв про одну из аксиом.

— Не нравятся мне эти аксиомы, — заключила Рыска.

— Тогда можешь опираться на принципы.

— Ох, ещё и принципы…

— Ну да. Они у каждого свои. — Альк принялся перечислять: — Держи слово. Береги честь рода. Не убивай, если твой жизни ничто не угрожает.

— А если чужой угрожает? — поинтересовалась Рыска.

— По обстоятельствам.

Он достал меч из ножен и предложил:

— Не хочешь размяться? Я палку возьму. Устал сидеть в седле.

Она помотала головой, и он разочарованно спрятал меч обратно.

— Ладно, потом отведу душу…

— А ты не хочешь спросить о моих принципах? — вдруг спросила Рыска.

— Не-а, — отозвался Альк.

— Тебе не интересно?

Он усмехнулся.

— Да я их и так знаю: всем помогать, всех прощать, не нарушать сложившийся порядок, на всём экономить, не красть коров, не якшаться с ворами…

— Альк! — сердито воскликнула она. — Опять у тебя всё в кучу.

— А что, я не прав? Ты собираешься украсть корову? Планируешь вести дела с ворами?

Рыска умолкла, чувствуя, что дела её плохи. Живёт она лишь бы как, полагаясь на Хольгу и на удачу, планов строить не умеет, аксиом правильных не знает…

— Прав. Стратегии у меня нет, принципы хлипкие, — со вздохом сказала она. — Я знаю, что из-за этого нагрешила. Но это вышло случайно!

— О Божиня! — Альк закатил глаза. — Я просто пошутил, а ты сейчас начнёшь самокопанием заниматься?

Она с недоумением уставилась на него.

— Но если нет ни любви, ни правды, ни справедливости, зачем тогда жить?

— Понятия не имею, — смекнув, что такой ответ может серьезно пошатнуть его авторитет в Рыскиных глазах, Альк пояснил: — И никто не знает.

Она глянула на дрожащую листву на фоне ясного неба.

— Может быть, ради веры?

— Во что?

— В волю богов.

— Я тебя умоляю, — он скривился.

— А как же Хольга и Саший?

— Их придумали умные люди, чтобы народ усмирять, — глаза Рыски так расширились, что Альк поспешно добавил: — Ну и чтобы вера помогала в трудную минуту.

— Ты настоящий богохульник, — грустно констатировала она. — И я качусь туда же.

— Нет. Я не хулю эту парочку, потому что нельзя хулить то, чего нет.

— А что есть? — спросила Рыска.

Он задрал голову.

— Солнце и небо. Но им плевать на нас.

— И всё?

— Нет, — он глянул вниз, на землю, — ещё есть горе и боль.

— Но хорошего всё равно больше! Иначе все бы мечтали удавиться.

Он по-деловому скрестил руки на груди.

— Так спорь, если не согласна!

Рыска упёрла кулачки в бока.

— Значит, ты опять подначиваешь меня?

— Нет, просто не люблю врать и притворяться. А ты учись возражать, — его глаза азартно блеснули. — Это называется полемика.

— Полемика, аксиомы, принципы, — проворчала Рыска. — Не хочу спорить, потому что всё равно проиграю и буду чувствовать себя полной дурой.

— Как только у тебя появятся сильные аргументы, тебе понравится спорить.

— Аргументы? — она наморщила лоб.

— Объяснения, — терпеливо пояснил он. — Ты же умеешь складно говорить, ты сказочница!

Рыска с сомнением почесала затылок.

— Просто есть вещи, которые не выразить словами.

Альк с сомнением хмыкнул.

— Интересно, как, если не словами, ты собираешься выражать свое мнение? Слезами? Средним пальцем? Кукиш оппоненту покажешь? Плюнешь богохульнику в рожу?

— Вообще-то, когда человек верит только в плохое, его можно просто обнять. И тогда он вспомнит, как это хорошо, когда рядом есть друг, — сказала Рыска, хотя прекрасно знала, что в дружбу Альк тоже не особо верил.

— Объятия? — он криво усмехнулся. — Да ты знаешь, сколько раз меня обнимали, целовали и… всё остальное? Если бы это помогало вернуть веру в Хольгу, я бы уже стал мольцом.

— Значит, это делали не те люди.

— Предлагаешь себя? — Альк ухмыльнулся. — Давай. Если, переспав с тобой, я верну себе веру в справедливость, то заплачу тебе не сто, а двести златов.

— Ты сотню хотя бы верни, — ничуть не смутившись, выпалила Рыска. — Не видишь разницы между «обнять» и «переспать»?

Ну и как с ним вести эту, как её… полемику?

— И верну.

Рыска задумчиво глянула на Алька, смерила его долгим взглядом сверху вниз и обратно. Его, наверное, не просто так тянуло на похабщину: она вспомнила слова Фесси о том, что мужики без баб звереют.

— А что, мужчине правда трудно долго обходиться без женщины?

— Да нет, — отмахнулся Альк, — у меня же целых две руки.

Рыска не сразу поняла, о чём он, а поняв, покраснела и отвернулась. Она знала, что мальчишки постарше иногда делали, когда подглядывали за девками в бане или во время купания в речке. Уже пожалев, что затронула эту тему, Рыска отошла в сторону, присела у ручья и тоже стала наполнять баклажку.

— Давай поедем дальше, — попросила она, стараясь на него не смотреть.

— Зачем спрашиваешь, если такая стыдливая? — спросил Альк, ловко запрыгивая на корову. — Тебе нужна правда или враньё?

— Правды же нет! — ответила Рыска, тоже забираясь в седло и надеясь, что всё же отбрила саврянина.

— А похоть есть. И она ищет выход — хорошо, если безопасный, — сказал он и предложил: — Может, лучше про стратегии поговорим? Они, между прочим, бывают разных типов.

Рыска заинтересованно повернула голову: с Альком она была готова говорить о чём угодно, не особо переживая из-за титула дуры.

* * *

Тсарица Нарида любила проводить время в саду, особенно летом, и никогда не экономила на садовниках. Нынешнему платили больше, чем повару, зато внутренний двор их замка в Боброграде выглядел безупречно: никаких пошлых статуй, душных цветов или лабиринтов — лишь симметричные, ровно подстриженные кусты, круглые клумбы с розами и уголок диких трав, в котором тсарица сама могла сорвать ромашку или шалфей и передать на кухню. В этом уголке ей нравилось принимать посетителей: уединённая беседка, скамейка с подушками, столик, за которым можно и вина выпить, и важные бумаги просмотреть…

Ром Хаскиль никогда не опаздывал. Безупречный, по фигуре, кафтан, гладко выбритое, узкое и суровое лицо, белые с серебринкой косы, серый, с тремя жемчужинами, надетый набок берет — всё это придавало послу определённый шарм. Его внешний вид как бы говорил: мой род знатен и богат, причём давно, поэтому пускать пыль в глаза — ниже моего достоинства. Моя одежда сделана из лучших тканей, но не расшита золотом; мои сапоги — из телячьей кожи, по ноге, но без вульгарно звенящих пряжек; мой шерстяной берет мягок и удобен, а три жемчужины — дань саврянской традиции украшать головные уборы по статусу.

Нарида вышла ему навстречу из беседки, протянула для поцелуя руку и пригласила войти. Уселась сама, указав на скамью напротив. Ром Хаскиль сел почтительно, на край, и начал без предисловий:

— Я приехал, как только узнал последние новости, ваше тсарское величество. Подумал, что могу быть вам полезен, как обычно.

Тсарица улыбнулась.

— Мы пережили несколько неприятных дней. Если бы война полностью развернула крылья, Саврия бы не устояла. Мы готовились к чему-то подобному, укрепляли города и тренировали войско, но мы всё равно объективно слабее. Так что нам повезло.

— К счастью, исход войны может определяться самыми неожиданными вещами. Слава Божине, наводнение решило нашу проблему.

— Вот уж и правда — беда на счастье, — подтвердила тсарица. — А вы — главный герой этой войны.

— Ну что вы, — с ложным смущением проговорил Ром Хаскиль, — это, скорее, случайность.

— О, нет, — тсарица прищурилась. — Ваш совет оказался полезней дюжины полков.

— Они подружились? — осторожно спросил посол.

— Они влюблены и женятся, — констатировала тсарица.

— Чудесно! — он опустил голову, скрывая довольную усмешку.

— Честно говоря, когда вы мне посоветовали позволить Исенаре поближе познакомиться с Шаресом, у меня были сомнения.

— Я понимаю, это ведь ваша дочь. Но весьма разумная и осторожная.

— И это сработало, — Нарида отмахнулась от слуги, собиравшегося подать им еду, и продолжила с весьма благодушным видом: — Кстати, я благодарна вашей семье вдвойне. Знаете, кто помог моей дочери?

— Нет, ваше тсарское величество.

— Ну как же, не скромничайте. Кто доставил ей письмо от Шареса в очень важный момент, когда она была на грани отчаяния? Ваш сын.

Ром Хаскиль едва подавил возглас изумления.

— Альк жив?

— О, простите, вы побледнели… Я не знала, что вашему сыну что-то угрожало, — с тревогой сказала тсарица. — Он ведь, кажется, учился в Ринтарской пристани и стал путником?

— Да, — проговорил Хаскиль, не сразу приходя в себя от огорошившей его новости.

— Неужели он пострадал из-за своего саврянского происхождения?

— Нет, просто я давно не получал от него вестей и потому тревожусь. До сих пор не знаю, где он.

— Ах, как это ужасно! — она всплеснула руками. — Если хотите, я поручу кое-кому толковому поискать его.

Ром Хаскиль нахмурился. Как бы тсарице не лишиться кое-кого толкового…

— Благодарю, ваше тсарское величество, — его голос больше не выдавал волнения, — думаю, Альк в пути, и сбивать его не стоит. Он сам придёт, когда будет нужно, чтобы снова сослужить службу Саврии.

— Я этого не забуду, — Нарида бросила на него внимательный взгляд. — Зачем вы приехали? Неужели ждёте от меня поручений, не имея собственного плана?

Тот виновато развёл руками.

— Вы, как всегда, весьма проницательны, — он выдержал почтительную паузу, заодно подогревая интерес. — Теперь, когда Ринтар и Саврия объединятся — а в этом нет сомнений, — молодому тсарю понадобятся надёжные советники по обе стороны исчезнувшей границы. Ибо, как мы знаем, границы быстро стираются только на картах. В головах людей, особенно простых, образы врагов так быстро не меняются. Да и знатные семейства по обе стороны Рыбки будут ещё долго полны подозрений и претензий друг к другу. Нужны люди, способные сгладить эти противоречия.

Тсарица внимательно слушала, быстро смекнув, к чему клонит её посол.

— Вы вполне могли бы стать Главным Советником по Саврии при новом тсаре, — сказала она. — Вдруг нам повезёт, и Исенара уговорит Шареса сделать столицей Брбржыщ?

— Это маловероятно, — Хаскиль поморщился. — Ринстан больше, лучше укреплён, Шаресу там привычней и безопасней.

— А моей дочери? — тсарица нахмурилась. — Как вы думаете, ей может что-то угрожать? Ах, как мне не хотелось бы отправлять её на чужую землю!

— Это будет и её земля. Большинству жителей обоих тсарств выгоден этот союз.

— Значит, Ринстан? — она недовольно скривилась.

— Я почти уверен. Тем важнее становится роль Советника по Саврии. Именно ему придётся уговаривать саврянских благородных мужей, наместников и купцов подчиниться новой общей власти, продолжить платить пошлины, начать доверять новому тсарю. Мы слишком вас любим, чтобы легко сменить лояльность.

— О, я не делала секрета из того, что после свадьбы Исенары передам ей свои полномочия. Все этого ожидали.

— Да, но теперь эти полномочия с ней разделит ринтарский тсаревич. Это может создать проблемы.

Глаза тсарицы недобро блеснули.

— Надеюсь, хотя бы ринтарцы будут довольны? Столица остаётся у них, войны удалось избежать…

Хаскиль с сомнением хмыкнул.

— Знаете, что станут говорить про этот союз в Ринтаре?

— Ох, неужели начнут опять вспоминать ту старую историю? — в её голосе зазвенело раздражение.

— К сожалению, да. Уже поползли слухи о том, что молодая тсаревна хочет выйти замуж, чтобы отправить на тот свет своего супруга и спокойно править объединённым тсарством в одиночку — или, ещё хуже, с новым саврянским мужем, как это когда-то — якобы — сделала ваша прабабка.

— Да сколько можно повторять это враньё? — вспылила Нарида.

— Это очень интересное вранье, — вкрадчиво произнёс Хаскиль, — которое любит народ. И не забывает. Наоборот, история обрастает слухами и дикими подробностями.

— Всем известно, что ринтарский тсарь скончался после ранения на охоте и никто его не травил.

— Эта история кажется простому люду скучнее. Причём байку любят по обе стороны границы. Савряне поддерживают слухи не меньше, только они, в отличие от ринтарцев, гордятся вашей покойной прабабкой.

Тсарица задумалась.

— В таком случае, нам понадобится надёжный и разумный человек возле тсаря Шареса. Кто-то, кто хорошо знает оба тсарства и оба языка, разбирается в политике и будет нам предан.

Ром Хаскиль осторожно повёл бровями.

— Вы, как всегда, совершенно правы.

— Может быть, ваш сын согласится? — спросила тсарица.

Глаза Рома Хаскиля возбуждённо блеснули, но его голос прозвучал совершенно спокойно.

— Спасибо за доверие. Я не видел сына семь лет, так что на данный момент не могу за него поручиться.

— Очень жаль, — разочарованно ответила она.

— Но как только Альк вернётся домой, я с ним поговорю. Дело в том, что после обучения он решил не становиться путником, а остался видуном, — соврал Хаскиль, ибо правды до конца не знал и мог лишь фантазировать. — Вы прекрасно понимаете, какие в этом плюсы: путники подчиняются Пристани, видуны же вольны делать всё, что пожелают.

— Ах, как бы было славно, чтобы и путником при дворе стал наш человек, — с надеждой сказала тсарица.

— Нет ничего невозможного.

— Что ж, — подытожила Нарида, — пусть всё идёт своим чередом. Пусть дети назначат день свадьбы. Пусть Шарес издаст указ об объединении тсарств и определится со столицей. Я выполню своё обещание и передам власть дочери — это будет знак доверия моему зятю.

— Скажите, ваше тсарское величество, — Ром Хаскиль задумчиво покосился на тсарицу, — как вам кажется, кто в их паре будет иметь последнее слово?

— Вы думаете, я так хорошо знаю Шареса? — усмехнулась она.

— Вы хорошо знаете свою дочь. И если она в вас, то…

— Мой покойный супруг был великим и мудрым человеком! — воскликнула Нарида, впрочем, без особого пыла.

— Конечно, простите… Но ведь он часто советовался с вами, когда принимал важные решения?

— Всегда, — она глянула Хаскилю прямо в глаза.

Покойный тсарь был суров лишь со своими подданными, её же он привечал и баловал. После его кончины Нарида немного погоревала, но быстро отвлеклась на государственные дела и в итоге справилась с управлением целым тсарством, пусть и маленьким. В Саврии восемнадцать лет не было войн! А теперь не без её усилий удалось предотвратить новую беду.

Тсарица снова оглядела посла с головы до ног. Ей нравились статные и сильные мужчины, Хаскиль же был жилист и худ. Впрочем, слабым его не назовёшь… Её нынешний любовник был молод и горяч, но ничего не смыслил в политике. Это только кажется, что для постели лучше всего подходит послушный жеребец — иногда так хочется в минуту страсти заглянуть в умные глаза! Нариде было уже сорок, но она не чувствовала себя такой уж старухой…

Она тряхнула головой, избавляясь от глупых мыслей. Любовника найти не проблема, хоть умного, хоть глупого, а вот преданного и толкового советника сыскать очень непросто! Пусть все будут на своих местах. Иногда карты полезно перетасовать, а иногда лучше не трогать.

Она встала, и её собеседник тоже подскочил, почтительно кланяясь.

— Пусть всё идёт своим чередом, — повторил он её слова и добавил: — А мы ход событий проконтролируем. А с помощью видуна, может быть, и подправим.

Тсарица проводила своего посла долгим пристальным взглядом. Рассуждает о её превосходстве над покойным тсарём, а сам? Говорят, госпожа Радская-Хаскиль тоже любит давать советы своему супругу. Это ведь у ветви Радских есть дар править дороги, это в неё их сын Альк — видун. Нарида помнила и Радского-старшего, который когда-то учился в Плыни, а затем долго был путником, пока не двинулся головой на философских идеях о смирении и благочестии. Её отец когда-то охотно с ним советовался… Возможно, и Анна Хаскиль немного видунья, кто её знает? Не то чтобы Нарида её опасалась, но заполучить во враги не хотела.

Тсарица вышла в сад, заглянув в дикий уголок, сорвала настурцию, а затем с удовольствием прогулялась по аккуратным дорожкам, не заметив, что одно из окон замка, расположенное прямо над беседкой, скрипнуло и затворилось.