Год Крысы. Дороги (гет)

Рыска плавилась, как сыр на солнце.

От пушистых утренних тучек на небе почти не осталось следа, словно хозяйка метлой смела, оставив кое-где пару пёрышек. Казалось бы, продвигались путники на север, а лето заявляло о себе с поразительной настойчивостью. Ехать по жаре было бы совсем тяжко, если бы не разговоры с Альком да росший вплотную к дороге смешанный лес, дающий приятную тень.

Рыска давно уже поведала саврянину краткую и бесславную историю своей жизни на хуторе, но он рассказывать о себе не стремился, так что девушка пошла на хитрость.

— А давай ты поучишь меня немного саврянскому, пока мы едем, — попросила она.

— Я тот ещё учитель, — отмахнулся Альк. — Терпения нет.

Но глаза его всё же загорелись.

— А ты расскажи мне что-нибудь на саврянском о своём детстве, а я посмотрю, что смогу разобрать. Если не пойму — спрошу. Так что-нибудь и запомню.

Альк усмехнулся и рассказал ей, как в детстве гонял по столичным дворам и крышам, а потом саврянскую сказку, в конце которой Рыска разохалась и прослезилась, потому что главную героиню четвертовали за грехи, которые она не совершала — и тот факт, что она была посмертно оправдана и стала почитаться мученицей-праведницей, оптимизма Рыске не прибавил.

— Поэтому, когда у нас говорят «Зофьина судьба», — пояснил Альк уже по-ринтарски, — имеют в виду вопиющую несправедливость.

Оказывается, Хаскили когда-то правили небольшой частью Саврии — ещё до того, как тсарство называлось Савринтарским — и довольно долго. Не то чтобы Альк этим сильно гордился — по его словам, его прапрапра-кто-то-там по имени Якуб, будучи тсарём, чуть не довёл тсарство до развала из-за разногласий с соседями, но его вовремя отравили.

Оказывается, родителей Алька женили насильно, но они умудрились поладить, с тех пор жили в любви и согласии, хотя оба с характером, но богиня дала им лишь двоих детей — Алька и его младшую сестру Богдану. Все в их семье владели как минимум двумя языками, ринтарским и саврянским, так что проблем с общением у Рыски не должно было возникнуть — если оно, это общение, вообще состоится!

Оказывается, у Хаскилей имелось ещё два дома в разных частях Саврии, не считая основного родового поместья в торговом городке Купечи, где большую часть времени жили родители и куда Альк с Рыской теперь направлялись. Один — пафосный и неудобный — в столице, куда по посольским делам часто наведывался отец и где иногда гостили друзья или родственники. Второй, доставшийся в наследство матери и редко используемый — в городке под названием Плынь, на востоке, откуда до моря было всего с десяток вешек.

Альк, разгадавший Рыскину хитрость с саврянским языком, сначала рассказывал неохотно, но потом вошёл во вкус — воспоминания казались ему такими давними, будто из прошлой жизни. Да так оно и было… Заметив, что Рыска задумчиво умолкла после перечисления домов Хаскилей — сама же спросила! — он попросил её рассказать какую-нибудь сказку.

— А ты не заскучаешь? — с сомнением спросила она. — Ты столько книг в своей жизни прочёл, что ничего нового от меня не услышишь.

— Да меня твой голос успокаивает, — ответил Альк, — как ручей.

Рыска не поняла, был это комплимент или подтверждение её глупости, но перечить не стала.

— Грустную или весёлую?

— Давай обе, авось не расплачусь и с коровы от смеха не свалюсь.

Рыска рассказывала, Альк посмеивался. С коровы не падал, но и не дремал в седле. Так они проехали большую часть дня, сделав небольшой привал у ручья, чтобы поесть и дать отдых коровам — и своим уставшим задам. Ближе к вечеру им стали попадаться мелкие вески, но друзья проехали мимо и в конце концов, чтобы срезать путь, свернули на совсем узкую дорогу с подступающим вплотную смешанным, в пользу ели, лесом. Они минули очередную развилку, как вдруг Альк поднял руку и придержал корову.

— Что? — настороженно спросила Рыска.

— Слышишь?

Она прислушалась. Ветер качал высокие кроны, подсвистывая в придорожных кустах. За оставленной позади развилкой раздавались слабые женские крики.

— Помочьте!

Перевода не потребовалось.

— Поехали скорей! — воскликнула Рыска.

Альк даже не стал уговаривать её остаться в стороне — понимал, что бесполезно. Направившись в сторону шума, они проехали полщепки по петляющей дороге, пока не наткнулись на запряжённую двумя коровами и нагруженную товаром телегу, брошенную у обочины.

Саврянин сразу смекнул, что дело неладно.

В отличие от него, Рыска решила, что кому-то из ехавших на телеге стало плохо и теперь бедолага корчится в придорожных кустах, а остальные сгрудились над ним, чтобы помочь. Однако грубые выкрики и смех сгрудившихся убедили её в обратном.

Альк объехал телегу, глянул на компанию и сурово спросил:

— А что это вы, господа, тут делаете?

Двое мужчин торгово-разбойничьего вида, правда, без мечей или арбалетов, развернулись в сторону говорящего, и один, посмелей, выкрикнул:

— Езжай куда ехал! Не твоё дело!

Третий, звучно ругаясь, продолжал судорожно копошиться в кустах, откуда доносился сдавленный писк. Не собираясь продолжать диалог, Альк деловито достал один из мечей, и мужчины, под бодрый клич смелого «да пошла она!» дружно заскочили в телегу. Возница ударил кнутом, и коровы рванули с места, поднимая столб пыли.

Не оглядываясь на уехавших, Альк и Рыска спешились и пошли к кустам, где уже стояла, отряхиваясь от листьев и иголок, очень сердитая и перепуганная молодая женщина саврянский внешности, в дорогом, хоть и мятом, платье.

— С вами всё в порядке? — спросила Рыска по-ринтарски, первой подбегая к несчастной.

Оказалось, по-ринтарски женщина прекрасно понимала, как и все жители приграничья. После долгой и изысканной ругани на обоих языках, она наконец сообщила, что попросила у «купцов» подвезти её до границы, а те после нескольких вешек решили, что должны взять с неё оплату авансом и натурой.

— Какие мерзавцы! — возмутилась Рыска. — Нам еле-еле удалось избежать войны, все должны друг другу помогать, а они…

— Война — кому-то горе, кому-то нажива, — сурово прокомментировал Альк. — А эти ещё и прирезать могли. Времена смутные, кто потом разберётся, что произошло.

— Спасибо, что не проехали мимо, — сказала женщина, тяжело дыша.

Её белые волосы растрепались, на щеке красовалась царапина.

— Вы в порядке? — Рыска сочувственно глянула на разорванное на груди платье и содрогнулась, вспомнив свой мерзкий опыт общения с похитителями.

— Да, не на ту напали. Я одного из них искусала.

— Правда?

— За нос… Ой, а ты что, путница? — женщина заметила на плече у Рыски крысу.

— Нет, это просто ручная крыса, — быстро ответил за Рыску Альк. — А что вы делали одна в лесу?

— Я иду к месту сражения, — женщина кое-как завязала лентой ворот и решительно подняла голову. — Туда с ополчением неделю назад ушёл мой жених, и с тех пор от него ни слуху ни духу. Я должна его найти.

— Жаль, что мы едем в другую сторону, — отрезал Альк, но, встретив жалостливый взгляд Рыски, добавил: — Можем проводить вас до тракта и посадить в другой обоз, с более приличными попутчиками. А то эти «господа» ещё вернуться надумают.

Женщина радостно кивнула, и Альк с Рыской, взяв коров за поводья, пошли рядом с ней сначала к месту развилки, а затем в не нужную им сторону.

— Как вас зовут? — спросила Рыска, с интересом поглядывая на решительную саврянку.

— Казимира Севрина.

Альк присвистнул.

— И родители отпустили вас бегать в одиночестве по дорогам? — спросил он.

— Мы знакомы? — женщина подозрительно прищурилась.

Вид у саврянина был довольно потрёпанный, но опытный глаз мог бы заподозрить в нём благородного господина.

— Знаю вашу семью. Я Альк Хаскиль. Наши отцы когда-то были дружны и… не очень — одним словом, всякое бывало, — сбивчиво пояснил Альк. — Я давно не был дома и не знаю, разругались они вдрызг или нет.

Насколько он помнил, когда в последний раз Хаскили имели дело с Севриными, отцы семейств сильно повздорили из-за аренды торговых рядов, которыми владели в столице.

— Хаскиль? Надо же, — на споры отца женщине было явно наплевать, потому что она спросила о другом: — Вы были возле Крокаша?

— Да.

— Ну и как там?

— Не очень.

— Говорят, много утопленников, много неопознанных тел…

— Точно.

— Говорят, какой-то молец предсказал, что Хольга прольёт свой гнев слезами на всех, кто не покается.

Альк поморщился.

— Был такой.

Он отвечал односложно, а Рыска вообще умолкла. Если эта отважная женщина шла, чтобы найти любимого, её могло ждать суровое испытание.

Казимира принялась подробно описывать своего жениха, пытаясь узнать, не встречался ли он им в приграничных землях или по дороге, и, получив отрицательный ответ, принялась ругать его за порыв отваги.

— Как только пошли слухи о том, что ринтарцы на нас напали, он схватился за мечи и побежал войско собирать, даже и думать забыл, что у него через неделю свадьба, — возмущённо сказала Казимира. — И где он теперь? Что с ним? А вдруг он ранен? Кто ему поможет?

— Очевидно, вы, — мрачно сказал Альк, скептически глядя на спутницу.

Для невесты саврянка казалась довольно взрослой, но сомнения скоро разъяснились.

— Побыла уже вдовой, хватит!

Рыска ахнула.

— А что случилось с вашим первым мужем?

— Да он старый был, — отмахнулась женщина. — Мой первый брак был в угоду родителям, как обычно. А теперь счастье может украсть эта проклятая война. И кто их только придумал?

— Мужчины, — пробубнила Рыска, исподлобья глядя на Алька.

До этого она полагала, что савряне, но теперь её мир настолько изменился, а убеждения пошатнулись, что такого уточнения она позволить себе уже не могла.

— Родители не хотели меня отпускать, — пожаловалась Казимира, — но я так не могу. Сидеть сложа руки и ждать новостей не по мне. Даже заперли меня, но я им не дитя малое — у меня своя школа есть, а они меня поучать вздумали.

— Школа? — удивилась Рыска. — Для весчан?

— Нет.

— А для кого?

— Для барышень, не желающих сидеть сиднем дома и заниматься исключительно деторождением и хозяйством, — заявила Казимира, задирая острый подбородок.

— А разве барышни не обучены с детства грамоте?

— Конечно, обучены. А истории и математике — нет. Не говоря уже о дипломатии или риторике.

Рыска споткнулась и чуть не свалилась корове под ноги. Альк настороженно глянул в её сторону, но, увидев, что она в порядке, невозмутимо перевёл взгляд на Казимиру и спросил:

— А где находится ваша школа?

— Недалеко от Плыни, в поместье. Но я там не живу, только иногда бываю по делам.

Он поднял одну бровь.

— Надо же. У нас в Плыни дом имеется — если остался ещё.

— А кого вы принимаете в свою школу? — спросила Рыска.

— Благородных девиц, склонных к умственным упражнениям.

— Она, вероятно, у вас совсем крошечная, — сыронизировал Альк.

— Желающих хватает, — с обидой выпалила Казимира.

— А неблагородных? — не унималась Рыска.

— А ты что, интересуешься? — Казимира смерила девушку оценивающим взглядом.

— Нет, что вы… Я так спросила, — соврала Рыска, неумолимо краснея. То, что благородной она не была, было написано у неё на лице.

— Происхождение не так уж и важно, главное — желание постичь науки и своевременная оплата. А тебя как зовут?

— Рыска.

Саврянка не стала спрашивать фамилию — поняла, что её у девчонки нет.

— Какие науки тебе нравятся?

Рыска растерянно заморгала, но тут в разговор снова вступил Альк:

— Литература и медицина.

— Прекрасно! Тебя я возьму бесплатно, приезжай и записывайся, — снисходительно заявила Казимира.

— У меня деньги будут, — Рыска неуверенно глянула на Алька, и её спутница, неверно истолковавшая этот взгляд, скептически хмыкнула. — Я их честно заработала! — комментарий прозвучал так двусмысленно, что даже Альк усмехнулся.

Вдруг саврянка махнула рукой и крикнула:

— Ой, обоз!

Они подождали, пока обоз из трёх телег подъедет поближе, убедились, что в нём сидят надёжные люди, везущие в наводнённые места одежду, лекарства и двух лекарей, за небольшую плату пристроили Казимиру на тюк с вещами и распрощались, не желая никого задерживать.

— Спасибо вам большое! Если бы не вы… — продолжать Казимира не стала, лишь помахала им на прощанье и перевела взгляд в сторону приграничья.

Сев на коров, Альк и Рыска поехали в противоположном направлении. Настроение у Рыски было невесёлое.

— Как ты думаешь, она его найдёт? — спросила она пол-лучины спустя, когда солнце уже спряталось за верхушки сосен.

— Может быть, ей повезёт, — ответил он. — А может, и нет.

— Очень надеюсь, что повезёт. Она отважная, правда?

Альк неуверенно пожал плечами.

— И глупая.

Рыска вздохнула.

— Отправиться спасать любимого человека — это не глупость.

— Как скажешь, — неохотно согласился он.

— Ты сам меня спасал, и я тебя, — заявила Рыска и прикусила язык. Подумала и добавила: — И Жара. И он нас.

— Это говорит лишь о том, что мы тоже дураки.

— Да ну тебя! По-твоему, добро и дурость — это одно и тоже.

— Смотря какой риск для жизни.

Рыска насупилась. Спорить с Альком о добре и зле было по-прежнему тяжело, и она сменила тему.

— А зачем ты сказал Казимире, что я интересуюсь литературой и медициной?

— А разве это не так, сказочница?

— Ну…

— Сказки — это эпос, основа литературных сюжетов всех времён и народов, — пояснил Альк. — А медицина… Разве тебе не понравилось зашивать мне плечо?

— Нет, — Рыска уверенно помотала головой. — Это было ужасно. Бр-р!

Она вспомнила окровавленного и стонущего Алька и содрогнулась.

— Зато эффективно. Если бы я в тот день не дрался, швы бы не разошлись. Крови ты не боишься, трупов тоже. И зелья варить умеешь — из бобровых голов.

— Что? — возмутилась Рыска, недовольная тем, что он снова не к месту вспомнил её чудный наваристый суп.

— Это же не еда, а зелье для очищения желудка, — с усмешкой пояснил Альк.

Вспомнив, что ему просто необходимо время от времени подтрунивать над ней и испытывать её терпение, Рыска проявила благоразумие и не стала оправдываться.

— Ой, кажется, там веска! — воскликнула она. — Может, остановимся? Коровы устали.

— Хорошо, тем более что места знакомые, — он присмотрелся внимательней. — Есть тут одна кормильня, в которой раньше комнаты неплохие сдавали.

Уже через пол-лучины, отдав коров на попечение белокосого мальчишки, путешественники сидели в кормильне и уминали за обе щеки каждый своё: Рыска — перловую кашу и пирожки с капустой, Альк — зелёный салат и суп из бычьих хвостов. Хозяйка показала им комнаты наверху, и саврянин благородно согласился заплатить за две соседние, уступив Рыске более удобную, с нужником в виде ведра.

Наевшись, разморенная дорогой Рыска сказала:

— Я, наверное, спать пойду.

— Иди.

— А ты?

— Рано ещё. С собой, что ли, приглашаешь? — он плотоядно ухмыльнулся.

— Нет, просто сообщаю, чтобы ты не волновался, — она потупилась и покраснела. — И крыса возьму.

— А я в твоё отсутствие выпью пива, — ответил Альк. — Тоже сообщаю, чтобы ты не волновалась.

— Только не уходи никуда, — взмолилась Рыска, — чтобы я знала, что ты или сидишь внизу, или спишь за стенкой.

— За себя боишься или за меня?

Она пожала плечами.

— Мы оба хороши. Лучше нам пока друг за другом присматривать.

— А в нужник на улицу выйти можно? — с усмешкой спросил Альк.

— Можно, если ненадолго, — разрешила она, отправляясь в свою комнату на верхнем этаже.

Кормильня так нагрелась за долгий летний день, что Рыска с удовольствием разделась и, развесив на спинке стула дорожное платье, сняла исподнее и улеглась спать в чем мать родила, чего давно себе не позволяла. Дверь в комнату была на удивление добротная и запиралась на засов. В небольшое окно пробивались последние косые лучи солнца, снизу доносился гул голосов вечерних посетителей, и Рыска, блаженно вытянув ноги в застеленной чистым бельём кровати, почувствовала себя если не тсаревной, то уж точно госпожой.

 

Разбудил её кошмар. В окно светила полная луна, и это помогло Рыске сразу понять, где она находится. Сев на кровати, она испуганно пошарила по сторонам, нащупала спящего на одеяле крыса и отдышалась. Несмотря на то, что утопающий лицом в грязи белокосый труп был всего лишь сном, Рыска вдруг вообразила, что это мог быть жених Казимиры, и сердце снова тревожно забилось. А если именно она и вытянула из него все силы, вдруг она его погубила? Теперь ей было одинаково жаль и ринтарцев, и саврян. Какой же она была раньше дурой! Альк прав, сто раз прав… Интересно, как он — улёгся или напился, предвкушая встречу с родителями? Рыска знала, что предстоящий визит в родной замок его беспокоил, хоть Альк старался не подавать виду.

Она быстро накинула платье, отворила засов и приоткрыла дверь. Прислушалась. Под лестницей всё ещё сидели посетители — точнее, снимающие комнаты постояльцы, ведь хозяйка наверняка закрывала кормильню на ночь. Голоса были тихими, но весёлыми. Рыска босиком подошла к краю лестницы и глянула сверху вниз на небольшой зал. Три столика были заняты: за одним два белокосых старика тихо обсуждали свои дела, заговорщицки склонив головы, за вторым напротив кружки полулежал нетрезвый мужик простецкого вида, а за третьим, в тёмном углу под лестницей, сидели рядом на лавке и болтали мужчина и обнимающая его за плечи девушка, в которой Рыска не сразу распознала служанку, подававшую им блюда. Красивая, грудастая и длинноногая саврянка… На столе перед ними стояло несколько пустых кружек.

Нелегко, небось, в кормильне работать, подумала Рыска: каждый норовит нагрубить или, наоборот, ущипнуть за зад, обсчитать, пожаловаться на несвежую еду или тяжёлую жизнь. Да ещё и по ночам не дают спать! Служанка засмеялась и игриво прижалась к соседу по лавке, что-то бормоча. Рыска замерла, прислушиваясь — и вдруг отпрянула назад к стене, потому что мужчина махнул белыми косами, наклонился вперёд, где его лицо осветила свеча, и зачем-то глянул наверх.

Вот зараза! Будет теперь думать, что она за ним следит!

Не шевелясь, Рыска постояла с полщепки, потом медленно, бочком вернулась в комнату. Дверь предательски скрипнула, но в этот момент внизу весело заверещал женский голос, заглушая другие звуки. Задвинув засов, Рыска прислонилась к стене, пытаясь унять биение сердца. Как стыдно! Альк её наверняка углядел. И отчего-то так мерзко стало на душе… И больно, будто кто-то грудь сжал и не отпускает. Завтра Альк поднимет её на смех из-за того, что она полночи не спала, чтобы проверить, чем он будет заниматься.

— Да делай ты что хочешь, дурак саврянский, — прошептала она, шмыгая носом и смаргивая слёзы.

Но ведь её всё равно никто не видит? Рухнув на кровать, Рыска уткнулась носом в подушку и разревелась — горько, но тихо. Крыс зашевелился, покрутился, забрался под одеяло и притих.

Альк больше не крыса — слава Хольге! Он человек, и он мужчина. А ещё он знатный, с известной фамилией. Сильный и независимый. Едкий и колючий, как крапива. И он ей никто, хоть они вместе и повернули ворот судьбы и спасли много-много людей от смерти, боли и унижений. Она может сколько угодно рассказывать свои весковые байки, однако они годятся лишь на то, чтобы скрасить их вынужденную дорогу или отвлечь от неприятных мыслей. Её слова — как вода в ручье, журчат и убегают, не оставляя следа. И Альк точно не виноват, что у неё ёкает сердце каждый раз, когда он берёт её за руку.

Кстати, зачем он это делает? Зачем бросает косые взгляды, расспрашивает её о детстве? В его шутках не осталось былой злобы и язвительности — и ему нравится, когда ей удаётся дать ему отпор, переспорить, переубедить. Он словно все эти недели проверял её на прочность и наконец даже перестал называть дурой — только иногда дурочкой — а теперь Рыска почувствовала, что проиграла первой попавшейся в кормильне девке, вульгарной, грудастой и, самое главное, такой же беловолосой, как Альк. Может, он как раз из тех мужчин, о которых любили судачить на хуторе: то из одной постели жена его вытянет, то из другой, то он сам кого-то домой приведёт, едва жена за порог. Говорили, мол, у таких в штанах горит, ничего не поделаешь. Бабник, одним словом. У Рыски все эти истории вызывали не глумливый смех, а тошноту, до омерзения.

На лестнице раздались шаги, остановились у её двери. Кто-то проверил, заперто ли, и негромко постучал. Рыска лежала молча.

— Эй, ты в порядке? Чего шатаешься среди ночи?

Она не ответила. Хлопнула соседняя дверь. Рыска прислушалась: не хлопнет ли снова, не раздадутся ли лёгкие девичьи шаги? Кровать за стеной звучно заскрипела, и Рыска чуть не подскочила, но через щепку всё затихло. Она встала, снова разделась и улеглась в постель настолько обессиленная, что мгновенно уснула.

* * *

Наутро Альк кулаком постучал в дверь Рыскиной комнаты, полагая, что пришёл её разбудить, но девушка распахнула дверь перед его носом в полной готовности спуститься к завтраку: чёрные косы заплетены, дорожные мешки собраны.

— Молодец, — как ни в чём не бывало сказал Альк, — сейчас я свои вещи возьму, и пойдём.

Рыска спустилась первая, умылась у рукомойника, села за свободный столик и попросила у подошедший хозяйки:

— Яичницу с хлебом и молока. И с собой шесть пирожков с капустой, пожалуйста.

Когда Альк спустился — умытый, побритый, с аккуратными белыми косами — она уже сидела над тарелкой и пыталась макнуть хлебом в пережаренный желток.

— А мне не заказала?

Рыска уставилась на хлеб, словно собиралась найти в нём таракана.

— Я не знаю, чего ты хочешь.

— Тоже яичницы… Эй, милейшая! — он повернулся к хозяйке. — То же самое, только с варенухой, пожалуйста.

В ожидании еды Альк молча смотрел на то, как Рыска медленно пьёт, пристально вглядываясь в содержимое кружки, а затем с удовольствием набросился на яичницу, опустошив тарелку раньше, чем девушка закончила с молоком.

— Я, знаешь ли, не виноват, что нравлюсь девкам, — вдруг сказал он, разумеется, раскусив причину её недовольства.

Рыска подняла на него глаза, пытаясь придумать ответ, но, как обычно, потупилась под его пристальным и уверенным взглядом.

— Повезло тебе, — наконец выдавила она, хватая дорожный мешок и засовывая туда завернутые в тряпицу пирожки, поданные хозяйкой. — Расплатись, пожалуйста, за меня, я тебе потом отдам.

— Чего? Рысь!

Она выскочила из кормильни, услышав, как он фыркает вслед.

* * *

День собирался быть пасмурным — как раз для долгой дороги без головного убора, которым Рыска так и не удосужилась обзавестись. Ей вдруг вспомнилась любимая шапка Жара, и она усмехнулась. Хоть бы он быстрей поправился! Она вернётся к нему, как только получит обещанные деньги, отдаст заслуженную половину и… придумает, что делать дальше. Например, в сказочницы подастся.

Дав белобрысому мальчишке медьку, Рыска вывела корову из стойла, оседлала, перекинула мешок, аккуратно распределив вес на две стороны, и стала ждать Алька. Когда он не вышел через несколько щепок, Рыска испытала досаду. Когда не появился через пол-лучины, тихо выругалась и прошлась по двору. Наконец, устав от ожидания, она привязала корову к забору и вернулась в кормильню.

Альк сидел за тем же столом и невозмутимо пил варенуху. Чтобы не устраивать бесплатный цирк для посетителей, Рыска плюхнулась на скамью напротив и сердито вполголоса спросила:

— Никуда не спешишь?

— Спешу, но у меня здесь есть дело.

— Какое, интересно?

— Жду кое-кого.

— А предупредить нельзя было? Я торчу на улице уже пол-лучины!

— Не успел, ты куда-то умчалась.

Она задохнулась от возмущения.

— А знаешь, что?

— Что? — он поднял на неё глаза, и Рыска в кои-то веки не отвернулась.

— Я, наверное, поеду назад, в Крокаш. За Жара беспокоюсь. Он остался там один с этим твоим странным наставником, еле ходит, бедняга… А ты съездишь домой сам и потом привезёшь нам деньги.

Альк удивлённо поднял одну бровь, обдумывая предложение.

— А если надурю?

— Не надуришь. Гордость не позволит слово нарушить.

Он деловито хмыкнул.

— Не-а, мы так не договаривались. С чего ты взяла, что я собирался назад ехать? У меня времени не будет.

Рыска угрюмо насупилась.

— Ну, значит, отправь кого-нибудь — так даже лучше. У вас, наверное, много слуг.

— Кому лучше?

— Тебе. Побудешь с родителями.

— И то правда, — Альк отставил кружку и добавил: — Так вот для чего ты саврянский учишь?

— Да, чтобы одной спокойно по Саврии ехать, если понадобится.

— Как Казимира?

— Нет, — Рыска поморщилась, припоминая неприятный дорожный инцидент. — Подожду какого-нибудь обоза.

— То есть как Казимира, — повторил он.

— Ну, посмотрю, чтобы там женщины были, — неуверенно сказала она, понимая, что и это сражение проигрывает.

Боязно ехать, время смутное. И внешность у неё не саврянская — могут опять за шпионку принять. Воспоминание о том, как в Крокаше на потеху толпе казнили ринтарского шпиона, не придало ей храбрости.

— Ну уж нет, — возразил Альк, — тебя пристукнут, а мне потом перед Жаром за твой хладный труп отчитываться. Хотя… тогда он сможет все деньги себе забрать.

— Альк! — воскликнула Рыска, чувствуя предательский ком в горле. — Ты почему опять такой?

— О, богиня, да в чём дело? Я что, прирезал кого-то? Ты просила не выходить из кормильни — я и не выходил, — проворчал он. — Выпил пива с незнакомой девкой, и теперь мне нет прощения?

Ей так хотелось вывалить ему всё: что он не просто пиво пил, а обнимался, явно замышляя большее — и воплотил бы планы, если б его не спугнула её ночная тень…

Рыска с удовольствием запустила бы чем-нибудь в его ухмыляющуюся рожу, но вместо этого умолкла, понимая, что не имеет права его ни в чём обвинять и только выставит себя на посмешище. Впрочем, делать вид, что ей всё равно, было поздно.

— Так нельзя, Альк, ведь ты больше не крыса, — она судорожно сглотнула и добавила дрогнувшим голосом: — А я не собачка. Приманил — бежит, надоела — можно и пнуть. Или прикрикнуть, чтоб заткнулась.

— Тебя заткнёшь…

Она ахнула и попыталась встать, но Альк схватил её за руку.

— Прости, Рыска! — он помотал головой, словно отгоняя морок. — Не обижайся.

Она попыталась вырваться, но Альк крепко держал её ладонь. Рыска села на место и вздохнула.

— Альк, если ты хочешь держать меня за руку, то не веди себя так, будто я никчемная дура. Я только-только начала верить, что это не так, но теперь опять не знаю, что и думать.

— Извини. Это я только с виду человек, а продолжаю вести себя как крыса. Не знаю, почему — привык, наверное… Я не хотел тебя дразнить. Послушай, в этой веске живёт наш дальний родственник, мой двоюродный дядя по маминой линии, Тауш Радский, его поместье недалеко. Вот я и попросил местную служанку передать ему от меня записку и вернуться с ответом. Только она почему-то назад не спешит. Возможно, у этой ветви Радских долгий утренний сон.

Рыска удивлённо заморгала, ойкнула и тут же простила Алька. С души словно камень свалился.

— А что ты написал в записке?

— Спросил, как дела у нас дома, какие последние новости. Очень не хочется вернуться в родной замок и не знать чего-то важного. О, а вот и она!

Ночная красотка, лёгкой поступью вбежавшая в кормильню, подошла к Альку и передала письмо, написанное на плотной гербовой бумаге. Альк протянул ей монетку, и девушка слащаво улыбнулась.

— А ты, и правда, из благородных, — сказала она, принимая сребрушку и косясь на Рыску. — Ну бывай, красавчик.

Служанка отправилась на кухню, а Альк нетерпеливо развернул лист и стал читать.

— Всё в порядке, — выдохнул он. — Все здоровы, а Богдана ждёт второго ребёнка. Надо же, — его глаза радостно блеснули, — младшая сестрёнка, а уже мать семейства. И муж у неё хороший, из Бжезинских. Всё, можно ехать — где там наши коровы?

Альк вскочил и, бросив несколько монет на стол, быстро вышел из кормильни.

Рыска оглянулась: служанка, с мрачным видом выглядывавшая из-за пивного бочонка, смерила её на прощанье презрительным взглядом и скрылась на кухне. Довольно улыбнувшись, Рыска последовала за Альком.

* * *

Второй день дороги подходил к концу, а до жилья ещё было скакать и скакать. Впрочем, уставшие коровы давно уже не скакали, а тащились, вопросительно поворачивая рогатые головы к нерадивым всадникам и возмущённо взмахивая хвостами: сколько же можно? Остановились всего на пол-лучины у ручья, пощипали пыльную траву у обочины, да и снова под седло.

Рыска скучала по своей упрямой, но предсказуемой Милке и одним очень натёртым местом чувствовала недовольство своей новой коровы.

— Опять лесная ночёвка? — спросила она, пока Альк оглядывался по сторонам, высматривая тропу в редколесье.

— Да, иначе эти клячи свалятся по дороге. Кажется, река слева.

Сердобольная Рыска не возражала. Они свернули у небольшой прогалины, спешились и, пробравшись сквозь орешник, через пару щепок вышли к поляне в смешанном лесу, за которым просматривался берег реки. Пёстрые берёзки делали лес светлым и приветливым, а редкие разлапистые ели гарантировали уютное спальное место.

Первым делом Рыска насобирала хвороста, дав коровам немного отдохнуть с дороги, а потом спустилась с ними к реке, напоила, да и не удержалась, увидев пологий песочный спуск — скинула с себя всю одежду, включая исподнее — ещё морочиться с ним потом и сушить на рогатинах, — и искупалась на мелководье. Косу расплетать не решилась, но хорошенько окунулась с головой, чтобы смыть с волос дорожную пыль. Крыс, большую часть пути просидевший у неё на плече или за пазухой, радостно шмыгал в высокой траве, не отдаляясь. Рыска не сомневалась, что смышлёная зверушка не потеряется и не даст себя в обиду.

* * *

Вода была тёплая, и, если бы не пиявки, Рыска так бы и проплескалась до самого заката. Альк спустился к берегу, чтобы забрать разбредшихся коров, и, не отпустив ни одной пошлой шуточки, вернулся на поляну охранять поклажу, делать лежанку и разводить костёр.

Когда зубы начали постукивать от холода, а кожа на ладошках стала пупыристой от воды, Рыска выбралась на берег, быстро вытерлась исподней рубахой и с сожалением натянула на посвежевшее тело дорожное платье — хорошо, что оно было на размер больше и давало свободу, особенно, если пояс не завязывать. Выжав как следует косу, она решила, что расплетёт её и посушит волосы позже, у костра, заодно и расчешет их костяным гребнем, купленным накануне отъезда из Крокаша. Уже встряхивая исподнее, Рыска подняла голову и заметила, что Альк для сбора веток выбрал осинник как раз на вершине косогора, выходящего к реке. Как давно он там обретался, выяснить было уже невозможно, но к тому моменту, как Рыска полностью оделась, он с большой охапкой веток направился за ней следом к поляне.

— Ну сколько можно, я же тоже искупаться хочу, а коров и вещи просто так не бросишь, — проворчал он, кидая хворост и стягивая рубашку.

— Думаешь, здесь есть кто-нибудь? — растерянно спросила Рыска, оглядываясь по сторонам.

— На той стороне реки веска. А на берегу трое рыбаков сидели, да что-то не клевало у них.

— Ой, а я никого не видела.

— Так они в камышах сидели.

— А чего сразу не сказал?

— Не хотел портить тебе купание, а им представление.

— И сам заодно попялился, да? — она сердито фыркнула.

— Если чужим мужикам можно, то мне тем более, — заявил Альк, бросая рубаху на траву. — Я, можно сказать, охрану обеспечивал — вдруг кто-то смелый рискнул бы переплыть речку? Таких бесстыдниц они ещё не видали.

— Дурак.

— И это вместо благодарности.

Решив снять штаны уже на берегу, Альк повернулся и быстро спустился к воде.

Рыске было ужасно неловко, хотя в верности слов саврянина она сильно сомневалась. Ну не могла она не заметить рыбаков, пусть даже и скрытых камышами! Разобрав поклажу, она решила выяснить правду и потому прошла вдоль кромки леса и вышла на прибрежный склон чуть в стороне от спуска к воде.

Сверху был прекрасно виден противоположный берег, на котором, конечно же, не было ни души. Кто ж в такое время рыбачит? Зато абсолютно голый Альк уже вышел из воды, стал отряхиваться и отжимать свои белые косы. Он был высок и ладен, худ, но жилист. Ей нравилось, как он двигался — собранно, по-кошачьи. Чтобы саврянин не подумал, что она пришла подглядывать за ним, Рыска быстро отошла вглубь леса и вернулась к месту стоянки с противоположной от берега стороны.

Повесив исподнюю рубаху сушиться на сук, она достала гребень, распустила волосы и принялась их расчёсывать. Альк встал у костра напротив и тоже стал распускать свои белые, до пояса, косы. Гребня у него не было, и Рыска передала ему свой, вздрогнув от прикосновения его холодных пальцев.

— Тебе помочь?

— Сам справлюсь, — неприветливо буркнул он, схватив гребень, и уставился на Рыскины волосы, тёмной волной спадающие до низа ягодиц.

— Ой, у тебя там что-то зелёное запуталось, — она подошла к Альку сзади и стала осторожно вынимать из его мокрых волос тину, чувствуя, как тот нервно напрягся.

— Всё? — хмуро спросил он, будто его блохи искусали.

— Да, — она поспешно отступила.

— А еда есть?

— Конечно, сейчас!

Развернув на траве тряпицу, Рыска по-хозяйски разложила несколько пирожков с капустой, купленных в кормильне, и прихваченные ещё в Крокаше свежие пупырчатые огурцы. Мечтательно глянула в огонь и тихо вздохнула.

— Жаль, что гитары нет.

— Не хватало еще гитару с собой таскать! — он сел на поросшую травой кочку и захрустел сочным огурцом.

— А ты можешь спеть без гитары? — не унималась Рыска.

— Я что, шут гороховый?

— Ну почему сразу шут, — обиделась она. — С песней хорошо и работается, и отдыхается. Не хочешь петь — расскажи стихотворение.

Альк закатил глаза.

— А если оно тебе не понравится?

— А ты расскажи такое, чтобы понравилось. На саврянском, — прибегла к знакомой тактике Рыска. — Я что-нибудь новое выучу.

Он коварно усмехнулся и рассказал длинное стихотворение про город, полностью вымерший от чумы. Рыска представила себе во всех красках последние муки жителей умирающего города, ворота которого им не позволили открыть, и спросила:

— Ты нарочно меня пугаешь?

— Я думал, ты все равно не поймешь.

* * *

По мере приближения к родному дому настроение у саврянина ожидаемо портилось. Конечно, родные будут невероятно рады узнать, что их сын жив и здоров, но Альк резонно переживал, что после семи лет разлуки им будет сложно найти общий язык. Главная проблема заключалась в том, что он не собирался задерживаться в замке — обещал же Рыске и Жару, что вернётся в приграничье, а там — как получится. Дальнейших планов он пока не строил. А вот его родители… Они начнут строить планы и точно оскорбятся, если он заедет домой как в гости, попросит сто золотых, чтобы отдать долг, и снова пропадёт неизвестно где. Кроме того, ему было неловко возвращаться домой не в роли путника, а всего лишь видуна. Хорошо хоть он больше не крыса! Стыд и позор… Маме его титулы не важны, а вот отец наверняка осуждающе глянет и скажет что-нибудь вроде "а я же говорил!"

— Ты очень соскучился по дому? — вдруг спросила Рыска.

Альк мрачно усмехнулся.

— Сам не понимаю.

— А он большой?

— Рысь, дай поесть спокойно!

Рыска протянула ему один пирожок, взяла второй и смачно хрустнула огурцом. Когда со скромной трапезой было покончено, Альк улёгся на спину и закинул руки за голову. Рыска вдруг вспомнила его рассказ о том, как он в детстве заплетал младшей сестре косы.

— Они так обрадуются! Выбегут на крыльцо и бросятся к тебе на шею.

— Всем скопом?

— Ну, сестра так точно.

— Богдана замужем, и я даже точно не знаю, где она сейчас живёт, — сказал он. — И вообще, бег с бросанием на шею — это не совсем то, чего можно ожидать от встречи с моей семьёй после долгой разлуки.

— А я бы встретила тебя именно так. На их месте, — поспешно добавила Рыска.

— Не сомневаюсь, — Альк снова фыркнул, но уже с улыбкой. — Распугала бы коз и плетень снесла по дороге.

Она даже не обиделась и печально заключила:

— Хорошо, когда тебя кто-то ждёт.

Саму Рыску никто и нигде не ждал. Ну, может быть, Жар. Хотя он без неё точно не пропадёт. И меньше всего её захотят увидеть Хаскили... Внутри всё сжалось от страха. С родителями Алька Рыске встречаться совсем не хотелось. Он словно прочёл её мысли.

— Мы приедем, я отдам тебе деньги и, как обещал, помогу довезти их до твоего дружка — хоть он не особенно-то их и заслужил. Может, оставишь всё себе, а? — издевательским тоном спросил Альк, прекрасно понимая, что на такую глупую подначку Рыска даже отвечать поленится.

— Это будет некрасиво, — сказала она.

— Конечно, Жар будет не в восторге! Ничего, наворует себе ещё.

— Да нет, — она помотала головой, — я про твоих родителей. Неправильно это — вот так сразу взять и уехать от них.

Альк лишь вздохнул, давая понять, что не собирается выслушивать очередную лекцию подруги о правильности и неправильности бытия. Но ему не повезло.

— Они даже не знают, жив ли ты! Они не видели тебя несколько лет! Конечно, мама захочет, чтобы ты задержался. Если хочешь, я вообще не стану заходить в замок, — она не желала быть незваной гостьей. — Поживу немного на постоялом дворе или сниму комнату — деньги же у меня будут.

— Ещё чего! — вспылил Альк. — Чтобы я приехал в родной дом и оставил своих друзей на постоялом дворе?

Рыска хотела заметить, что она, конечно, друг, но в юбке, и далеко не все понимают такую дружбу, но лишь тихо произнесла:

— Но так ты сможешь спокойно повидаться с родными, без лишних вопросов.

— О, вопросов у них будет много в любом случае. Особенно у отца. Он спросит, как я преуспел на видунском поприще и какую снискал славу, ха, — сыронизировал Альк.

— А так они начнут спрашивать, почему сто золотых монет должна получить какая-то весковая девчонка.

— Ты спасла мне жизнь, им этого будет достаточно.

— Но я спасала тебе жизнь не ради денег.

— А кто со мной торговался?

— Жар.

— Я обещал их вам отдать, и точка. Или ты хочешь, чтобы я всей родне рассказал о том, как шуршал крысиными когтями у тебя за пазухой? — в этот момент бегавший по траве неподалёку крыс стал в стойку возле Рыски и нервно повёл усами. — Вот, — добавил Альк, поднимая палец, — даже крыса понимает, что такие подробности всё испортят. Я не хочу, чтобы домашние обсуждали, почему после обряда я стал свечой, понимаешь?

— Конечно. Но, Альк, я же вижу, как ты переживаешь из-за своих сомнений. Почему бы тебе не проверить дороги? Ты же видун, в конце концов. Выбери ту тропку, на которой семья тебя поймёт и поддержит. Это же прекрасно — иметь свой дом.

— Да, только я не совсем понимаю, где он, — мрачно сказал он.

Рыска, неверно истолковавшая его слова, заявила:

— Ринтар и Саврия скоро объединятся. Неважно, где ты будешь жить. Ты умный и образованный, ты знаешь языки и, как их там… дипломатию и риторику. Тебя возьмут где угодно на службу. Ты сможешь жить в любом городе, в любой из столиц. Или в своём замке.

Альк сел и молча уставился в костёр, будто среди мельтешащих искр ему должен быть открыться ответ. А и правда? Почему бы не запустить ворот судьбы, не глянуть на дорожки, что ему уготованы на пути к дому — и, главное, после? Почему бы не подправить свой путь? Он пересел ближе к огню и закрыл глаза ладонями. Рыска всё поняла и умолкла у него за спиной, сев на кочку и прислонившись спиной к стволу большой березы.

* * *

Алька обдало сначала жаром от костра, потом холодом изнутри. Ворот двинулся гладко, как смазанное колесо, да вот только дорожки на нём все казались неподходящими, одна хуже другой… Какие-то даже дышали смертью, так что Альк поторопился повернуть их подальше от себя. Время шло, ворот крутился всё медленней, а подходящего пути не было видно. Вот колесо судьбы уже скрипит — сейчас остановится, предлагая Альку дорогу, которую он не выбирал… Вдруг он почувствовал странный прилив сил, словно напился свежей воды из ручья, и ворот заскользил глаже, ровнее. Паутинки дорог мелькали, но ни к одной он не чувствовал тяги. Всё не то! Всё неправильно, всё не годится для них…

За спиной что-то глухо гулко стукнуло, отвлекая от важного дела. Ворот пропал. Тихо выругавшись, он убрал ладони с глаз и повернулся.

Рыска лежала под берёзой рядом с тем местом, где только что сидела, и не шевелилась.

— Эй? — недовольно окликнул её саврянин, не понимая, как можно было так быстро уснуть и проявить полное безразличие к результатам его непростого выбора.

Рыска не ответила. Приглядевшись, Альк заметил, что у неё из носа течёт что-то тёмное.

— Рыска! Что с тобой? — он в один прыжок подскочил к ней, плюхнулся на колени, заглянул в побелевшее лицо. Из носа девушки бежала тонкая струйка крови, заливая подбородок, спускаясь на шею. — Рыска? — испуганно повторил Альк, поднимая руку, чтобы хлопнуть её по щекам, но передумал и вместо этого осторожно потёр мочки ушей, как их учили в Пристани.

«Крысы долго не живут, потому что умирают от кровоизлияния в мозг, и это в лучшем случае», — вспомнились ему слова наставника.

— Эй! Очнись! Рысь!

Та лежала безвольной куклой, и Альк приложил ухо к её груди, чтобы послушать, бьётся ли сердце. Оно не просто билось — скакало.

Неужели он использовал девчонку как "свечу"? Взял её силы, чтобы проверить свой путь? Но как такое могло случиться? Она ведь потеряла дар, она больше не видунья, она никогда не училась в Пристани, не проходила Обряд…

Схватив лежавшую у ног баклажку, Альк вылил Рыске в лицо половину содержимого, и та закашлялась, встрепенулась, открыла глаза.

— Что ты делаешь? — её голос, обычно звонкий, прозвучал тихо и слабо.

— Тебе плохо?

Она села с его помощью, прислонилась к берёзе и вытерла нос рукавом. Глянула на кровавый развод и задумалась.

— Я смотрела на тебя, потом мне вдруг стало горячо, запекло в груди, а ноги и руки онемели. И до сих пор как чужие…

— Что-нибудь болит?

— Голова.

— Сильно?

Рыска неуверенно кивнула. Она не любила жаловаться, но врать не хотелось. Виски словно кто-то сжал тисками, а потом принялся стучать изнутри по черепу, как по барабану. Теперь гул затих, но боль осталась.

Альк достал из кармана не первой свежести платок и сунул его в холодную Рыскину руку. Пальцы её, и правда, не слушались, и платок выпал в траву. Тихо выругавшись, Альк подобрал его и сам вытер ей лицо. Кровь больше не текла. Он смочил платок водой и протер подбородок чистым краем.

— Мне уже лучше, не волнуйся, — пробормотала Рыска. — Сейчас всё пройдёт.

— Не пройдёт, — он громко выдохнул и уселся рядом, тоже прислоняясь к стволу берёзы.

— Что?

— Точнее, тебе нужно поспать, а спать ты захочешь — хоть в этом повезло… После пророчеств всегда в сон клонит.

Они молча сидели, не глядя друг на друга, и Рыска первая нарушила тишину.

— Ты использовал мою удачу?

— Не знаю… В любом случае я не хотел, извини.

— Разве это возможно?

— Нет. Ты не видунья, а я не путник. Ты не моя "свеча", — с каким-то непонятным укором сказал Альк. — Но почему-то это произошло.

— Может, оттого, что я потеряла дар, когда мы вместе крутили ворот судьбы?

— А может, оттого, что ты захотела вмешаться в мой выбор?

— Очень мне надо, — проворчала Рыска, пытаясь сжать и разжать непослушные пальцы.

Альк взял её ладони и осторожно их потёр.

— Потерпи немного, скоро чувствительность вернётся, и ты сможешь меня стукнуть.

— Зачем?

— Ну, очевидно, я никудышный видун.

Она повернула к нему голову.

— Альк, прости меня.

Он поморщился.

— Рыска, хватит извиняться за всё подряд, это глупо, особенно когда ты не виновата. Это я чуть не угробил тебя.

— Да, но до этого… — она закрыла глаза и снова умолкла. — Раньше я использовала твою силу, но не знала, что это настолько больно.

— Потому что так было нужно, и я сам тебя просил.

Он с горечью смотрел ей в лицо, осознавая, что так до конца и не научился понимать эту девчонку — ей до сих пор удавалось застать его врасплох своими странными идеями. Он знал, что такое отходить от сеанса предсказаний, когда "хозяин" тянет из тебя все силы, будто кишки наматывает на колесо, а в мозгу что-то свербит… Ей больно, а она думает о том, что когда-то сама причинила боль ему. Ну дура, что с неё взять.

— Может быть, между нами осталась связь, как между путником и "свечой"? — предположил Альк, которому не терпелось найти хоть какое-то рациональное объяснение. — Рыска, — вдруг воскликнул он, — а где крыс?

— Был у меня за пазухой, когда ты начал смотреть дороги.

— А теперь? — с тревогой спросил Альк.

— Не знаю. Наверное, убежал, когда я упала. Я могла его придавить.

Альк нервно заозирался, затем позвал:

— Эй, тварь мохнатая, крыс! Ты где?

— Ты же не думаешь, что мы с ним могли… соединиться? — лицо Рыски выражало неподдельный ужас.

Судя по бегающему взгляду Алька, тот этого и боялся, но лишь махнул рукой.

— Чушь. Не может быть.

— Если ты был наполовину человеком и наполовину крысой и мог превращаться туда-сюда, то вдруг… — она умолкла, словно прислушиваясь к себе. — Вдруг что-то похожее случилось со мной? Крыс сидел на мне, ты начал крутить ворот, и…

— "Свечой" можно стать только во время обряда инициации, а он очень сложный, — уверенно сказал Альк, поднимаясь на ноги. — Просто мне интересно, куда сбежал этот лохматый гад.

— Я не хочу… — она замотала головой.

— Не бойся, Рыска.

— С нами с самого начала происходило что-то странное. Даже твой наставник не мог понять, как эта магия работает, — она потёрла виски наконец ожившими пальцами.

Вдруг в траве за их спинами раздался шорох, и на полянку перед костром выскочил злополучный крыс.

— Вот ты где, — с облегчением выпалил Альк, пытаясь схватить зверька, но тот ловко увильнул и прошмыгнул к Рыске за пазуху. — Тёплое местечко, понимаю и завидую.

Она устало улыбнулась шутке и сказала:

— Можно я посплю?

— Пойдём.

Ноги у Рыски подкашивались, и Альк помог ей дойти до еловых веток, уложенных толстым слоем в проёме между двух осин. Она опустилась без сил, подтянула ноги к животу и в то же мгновенье уснула, несмотря на колючие иголки под щекой. Альк мог бы подумать, что она снова потеряла сознание, но слишком хорошо помнил, как быстро заканчивались силы после чужих пророчеств. Он принёс одеяло, заботливо укрыл им девушку и отошёл к костру, чтобы хорошенько всё обдумать.

А дура-то весковая могла быть права! Слава Хольге и Сашию, крыс выскочил вовремя из травы, а то Альк уже готов был поверить, что их кошмар никогда не закончится.

А закончится ли он?

Он смотрел в костёр, с горечью осознавая, что произошло. Дар у Рыски пропал не полностью — возможно, ослаб или задремал — но рядом с колдующим Альком проснулся и будет просыпаться дальше. Только если раньше Рыска тянула из него силу, чтобы выбрать верный путь, теперь она сама будет в роли "свечи". Отчего их связка снова заработала? Просто потому, что они сидели рядом? Или оттого, что она переживала за него, пытаясь заглянуть в его решения? А может, сидевшая у неё за пазухой крыса всё ещё была связана со своим бывшим двойником? Всё это наводило Алька на неутешительные выводы: каждый раз, когда он захочет использовать свой дар, будет риск того, что он начнёт тянуть силу из Рыски. Как обидно и как неудачно! Зато понятно, почему ворот не показал ему ни одной хорошей дороги. Он ведь искал не любой путь, а тот, в котором они смогут быть вместе — и не нашёл. Не было у них никакого совместного пути! Впрочем, ничего удивительного. В какой кусочек её весково-хуторского счастья вписывался он? В какую часть его будущей жизни может вписаться она?

Альку было ужасно стыдно за то, что он позволил себе привязаться к девчонке — но ещё больше за то, что позволил ей влюбиться в него. Ведь ясно же, что она влюблена как кошка. Смотрит на него совсем не так, как в первые недели знакомства: не с ужасом или опаской — с доверием. Настолько искренним, что, не задав ни одного вопроса, отправилась с ним вдвоём в далёкий путь к его дому по чужой стране, которой ещё совсем недавно боялась хуже проклятья. Она уверена, что он её не обидит, несмотря на все колкости и пошлые намёки, которые Альк постоянно отпускал, чтобы смутить или позлить её. Теперь ей проще с ним спорить — она быстро усваивала уроки злословия и уже умела постоять за себя. А ещё ей хотелось заботиться о нём, по-дружески и по-женски. Ей не всё равно. Это, пожалуй, единственный человек на свете — кроме родных, конечно, — который по-настоящему беспокоился о нём. Хотя это же Рыска! Она любого болезного бросилась бы спасать…

Как хорошо, что они не успели сделать друг другу пошлых признаний, не успели дать глупых обещаний! Он молодец, что сумел обуздать свои желания, и все его похабные шуточки остались всего лишь шуточками. На выбранном им пути к родному дому у них не было общей дороги.

Может, свернуть? Не ехать в замок, поискать другие паутинки судьбы? Те, на которых нашлось бы место им двоим на одной тропе?

Альк вздохнул, нервно потёр лоб. Он просто обязан был увидеться с матерью — он же не зверь какой и не последняя сволочь… И, несмотря ни на что, он любил своего отца.

Какие бы разногласия у них ни были в прошлом, Альк — наследник, и отец сделает всё, чтобы его единственный сын, по молодости «сбившийся с пути», нашёл наконец себя. Поняв кое-что о Пристани, Альк уже не был готов осуждать отца, который так настойчиво отговаривал его туда идти. Родители примут его, но Рыска никому из них не понравится. А ей не понравится та жизнь, которую предстояло вести Альку. Он не будет чинить заборы и чистить свинарник. Его жена не будет полоть огород и доить коз. Он вполне может стать неплохим послом или даже Советником — с даром-то видуна! А его жена должна знать, как вести себя в обществе, когда промолчать, когда сделать комплимент, должна понимать скользкую подоплёку политических интриг, уметь владеть собой, быть хитрой, идти на компромиссы, в том числе с совестью.

Альк мысленно усмехнулся, представив, как Рыска делает большие глаза, прикладывает руку к груди в ответ на какую-нибудь неблагородную тсарскую идею и восклицает: "Ой, а разве так можно? Это же нечестно!"

Если ему понадобится использовать свой дар, это может её и вовсе погубить. Угробить это наивное создание? Да его даже Саший проклянёт! Альк не верил в богов, лишь приплетал их по привычке, а вот Рыска верила. А ещё она верила в доброту людей, в преданность и верность — одним словом, в сказки, которые сама же и сочиняла. В этих сказках герои легко перепрыгивали из сословия в сословие, замарашки становились принцессами, нищие богачами, смелые выживали в бою и вершили справедливость. В реальном мире всё по-другому, и рано или поздно эта реальность стукнет её по наивной черноволосой башке.

И всё-таки какие у неё красивые волосы — как чёрный водопад, так и хочется запустить в них руки или вообще искупаться под ним…

Альк вздохнул, встал, подкинул в огонь несколько толстых веток, попил из баклажки, оросил куст орешника долгой тёплой струёй, задумчиво глядя в небесную хмарь, и пошёл укладываться. Пристроившись к Рыске со спины, он забрался под одеяло и прислушался. Она не шевелилась, её дыхание было спокойным.

Надо как можно скорее отделаться от девчонки, иначе быть беде. В городе её можно поселить, как она и предлагала, в какой-нибудь приличной кормильне — он даже сам её оплатит. Вернуть обещанные деньги, да и отправить в обратную дорогу, послав для охраны надёжного слугу — время-то неспокойное. Отец посоветует кого-нибудь. Они договорятся встретиться с ней как-нибудь потом, через несколько месяцев, когда всё случившееся утрясётся, а пока можно попросить Жара присмотреть за ней. Сам Жар с Рыской долго не уживётся — зачем она вору? — однако он сможет передать её в надежные супружеские руки какому-нибудь подходящему весчанину. Но только не слишком неотёсанному или пьющему, не грубому, не лентяю и не похотливому барану, который и приласкать-то толком не сумеет. Не тупому или безграмотному — таких Рыска переросла — и не солдатне. Ясное дело, не батраку, хуже раба зависящему от хозяина, и точно не благородному, который станет пенять на отсутствие манер. Не слишком зажиточному, чтоб не завёл себе в придачу жёнку, и, естественно, не распутному — тот и в душу нагадит, и срамные болезни принесёт.

Уткнувшись носом в чёрную макушку Рыски, слегка пахнущую тиной, Альк глубоко вдохнул, задержал дыхание. Выдохнул, сглотнул застрявший в горле ком, вдруг ясно осознавая, что пора прекращать себе врать: он не сможет расстаться с ней. Да ни за что! Отдать кому-то свою Рысочку? Такие дары с небес лишь раз в жизни падают, и отказываться от них — предавать судьбу. А он, видун, не имеет на это права.

Рыска словно услышала его мысли — выпрямилась, покрутилась, повернулась к нему лицом. Альк обнял её за спину, прижал к себе тонкое, но сильное тело, и его обожгло желанием. Не было такого мужчины на свете, которому он не разбил бы лицо, прикоснись тот к Рыске. Нет, он сам приласкает её, когда настанет время, и ни за что не доверит это какому-то весчанину-мужлану. Сам закормит её невиданными вкусностями, искупает, переберёт пальцами каждую прядь чёрных волос, зацелует так, что она будет удивлённо смотреть на него своими жёлтыми глазищами, медленно и подробно расскажет, что и как станет с ней делать, пока не вгонит в краску до кончиков ушей. Впрочем, она покраснеет от первого же слова, с неё станется…

Ему захотелось сжать её сонное тело так сильно, чтобы она пошевелиться не могла в его руках, но вместо этого он выбрался из-под одеяла и отошёл в кусты, чтобы спустить пар и вернуть себе спокойствие и холодную голову. На небе кое-где сквозь клочья облаков проглядывали окошки звёзд, и Альк, глядя на их россыпь, с какой-то не знакомой ему ранее яростью представил себе, как Рыска стонет под ним, изнывая от желания, подаётся навстречу, хватает руками за шею, закрывает глаза, подставляя груди для поцелуев…

"Это всего лишь девка, как все остальные", — пробормотал он, возвращаясь к двум осинкам и одиноко спящей фигуре между ними, но очередной самообман не удавался.

Рыска снова лежала к нему спиной и лицом к костру. Он внимательно вгляделся в её безмятежные черты, приподнял одеяло, улёгся на бок рядом. И почему он так влип? Почему он такой невезучий? Или наоборот? Может, его полоса неудач позади? Может, Хольга предлагала ему поймать своё счастье, а он по дурости отпихивал его двумя руками?

* * *

Вдруг в ночной тишине леса раздался резкий звук — где-то совсем рядом ухнула сова. Саврянские совы запросто могли поживиться и ежом, и куницей, и енотом, и крысой… Крыс? "Интересно, где он? Спит у девчонки под платьем — или по привычке отправился на ночную прогулку?"

Альк осторожно пошевелил рукой в районе Рыскиного живота, но крысы не обнаружил. Не то чтобы он сильно переживал за усатую тварь, но теперь она была важна для понимания того, как работает его дар и как он может быть связан с Рыской. Альк осторожно провёл рукой по телу девушки, припоминая, что сам в облике крысы больше всего любил пристраиваться в мягкой ложбинке между её грудей, тогда казавшихся ему привлекательными только в качестве уютной лежанки. Осторожно исследовав два упругих холмика и убедившись, что крыса среди них нет, Альк замер на несколько секунд, прислушиваясь к неровному дыханию Рыски. Упругие и тяжёлые, как раз по размеру его ладони…

Вдруг сова ухнула снова, и Альк дёрнулся от неожиданности, сжимая пальцы. Рыска вздрогнула всем телом, напряглась, испуганно вдохнула и повернула голову.

— Альк, что ты делаешь?

Он поспешно убрал руку, чувствуя себя полным идиотом и извращенцем.

— Крыса ищу.

— Что? — она сложила руки на груди, пошарила ниже. — Кажется, сбежал.

Сова взвилась, рассекая воздух мощными крыльями, резко спикировала вниз, за кусты, откуда раздался шорох и испуганный писк. Секунда — и всё стихло, Альк с Рыской и опомниться не успели. Зашуршала трава, и по их телам пробежала встревоженная крыса, забралась под одеяло, безошибочно выбирая Рыскину подмышку в качестве убежища.

— Ай, щекотно, — возмутилась она, сбрасывая зверька на еловую подстилку рядом с собой.

Крыс замер, смиряясь с судьбой.

— Вот дурень, — ругнулся Альк и глубокомысленно добавил: — А ведь так и меня любая сова могла сожрать. Какая нелепая была бы кончина!

Рыска повернулась, оставив крыса лежать за спиной и касаясь саврянина голыми коленками. Её глаза взволнованно блеснули.

— Альк?

— Ну что ещё? — проворчал тот. — Сейчас будешь извиняться перед крысой за то, что недосмотрела?

— Скажи, я люба тебе? — вдруг спросила она.

Альк опешил и на всякий случай отодвинулся назад, упираясь спиной в осиновый ствол и мрачно думая: "Вот припёрла так припёрла".

— Рыска, давай спать, — предложил он после затянувшейся паузы.

— Я знаю, что люба, — прошептала она.

— Клянусь, что и не думал к тебе приставать. Но сова так заухала, что я сразу вспомнил про крыса. Хотел убедиться, что его не сожрут, — вдруг осознав, что как-то неубедительно и жалко оправдывается — да ещё перед кем! — Альк исправился: — Но если тебе понравилось, так и скажи, я тебя быстро разложу на ельничке, — нагло предложил он, однако не подкрепляя слова делом.

— Ты тоже мне люб. И мы должны… ну, сделать это.

У него на лбу выступила испарина. Она издевается? Ведь сама не раз говорила, что до свадьбы это делают только падшие девушки, и вообще, грешно предаваться похоти, богиня даёт нам плотские утехи только для продолжения рода... За время пути Рыска успела намолоть кучу всякой чуши, в которую теперь наверняка верила только наполовину.

— Да я вообще парень хоть куда, — усмехнулся он, не сводя в неё внимательного взгляда. — Но никому ничего не должен, кроме денег.

— У нас ведь нет общей дороги, да? — её голос дрогнул.

Альк ошарашенно умолк. Значит, она всё-таки увидела пути, которые он перебирал, крутя ворот судьбы… Там было много удачных для него исходов, но он-то пытался отыскать такой, чтобы повезло им обоим.

— Я не успел рассмотреть, потому что ты свалилась, — соврал он.

— Завтра мы приедем в твой родной город и расстанемся — не знаю, что случится, но наши пути разойдутся. Судьбу невозможно обмануть, ты знаешь это не хуже меня. Если нам всё равно не быть вместе, то я хочу, чтоб ты меня любил, сейчас.

— Ещё чего, — возразил он. — Рыска, не порти себе жизнь. Будешь потом винить меня, себя и каяться в грехах перед Хольгой. Да и муж прилюдно отлупит за распутство и по веске метлой погоняет, — сказал Альк с деланым весельем. Он неплохо знал нравы ринтарских весчан.

— Какой ещё муж? — с пылом воскликнула Рыска, приподнимаясь на локте.

— Что значит, какой? Тот самый, работящий, — пояснил Альк, — который дом построит. У озера. И корову купит.

— Ты хочешь, чтобы я вышла замуж? — искренне удивилась она.

— Я-то тут при чём? Сама решай.

Рыска села и бросила на него такой злобный взгляд, что Альку стало одновременно и смешно, и немного страшно.

— Значит, я всё это себе напридумывала? Я не нужна тебе?

Раньше, когда крыса в прямом смысле была частью его натуры, Альку было легко и приятно язвить в ответ на её глупости, но сейчас он устало сказал:

— Рыска, ну ты и нашла время для ругани! Я спать хочу.

— Ты… ты… знаешь, кто ты? — она громко засопела и сжала кулаки. — Крыса! Мерзкая и подлая крыса, — вдруг за спиной у неё зашуршало, и по руке на плечо ловко забрался уже успокоившийся после схватки с совой крыс, который стал дружелюбно принюхиваться к её лицу.

— Просто ты ещё дитё. Дура неразумная, — проворчал Альк. — Забыла, кто я такой? Чужак, саврянин белокосый, ужас твоего детства.

— Детство прошло, — уверенно заявила Рыска.

— Влюбилась в мужика, помахавшего у тебя перед носом мечами, и думаешь, это на всю жизнь?

— Угу.

Он скептически фыркнул.

— Да ты мир ещё не видела, людей толком не знаешь.

— Зато я видела свою дорогу, — выпалила она.

— Что? — он застыл в изумлении.

— Раньше, когда у меня ещё дар был, — Рыска погладила крыса и села, поджав под себя коленки. — Подумала, девки в веске гадают на тараканах и дохлых мышах, а у меня есть такая возможность — заглянуть в свою судьбу.

— Ворот дорог не для этого, — простонал Альк. — Да и не умела ты им толком пользоваться.

— И всё равно увидела, что только раз в жизни любить буду, — огорошила саврянина девушка. — Но ты ни в чём не виноват.

"Сейчас извиняться начнёт", — с ужасом подумал Альк и быстро пояснил:

— Рыска, дар не показывает судьбу, он лишь помогает выбрать правильный путь. Один из многих. Всё не так просто. Паутина судьбы плетётся каждый день и постоянно меняется, каждую лучину, каждую щепку. Уже сейчас мой ворот будет крутиться иначе, чем тогда у костра.

— Я точно знаю, что никого больше не полюблю.

— Тьфу, — он мотнул головой, понимая, что спорить бесполезно. Да и о чём? Что она понимает в вороте судеб? Как она может просчитать вероятности, если толком не знает, что такое две седьмых или сто процентов? — Хочешь, чтобы я тебя обесчестил — да пожалуйста, задирай юбку, я только за!

Рыска нервно сглотнула и выдавила:

— Хорошо.

Потянулась к подолу, и Альк прорычал:

— Вот дура! Здесь, в грязи, на колючих ветках? Рысь, да что на тебя нашло?

— Альк, мне кажется, я свернула куда-то не туда. Ошиблась. Сделала неверный выбор тогда, во время наводнения. Из-за меня погибли люди, а на самом деле я должна была найти выход получше. Не там остановила ворот… За эту ошибку Хольга накажет меня, и я умру, — тихо сказала Рыска. — Вот почему у нас нет общей дороги.

— И ты не хочешь умирать девицей? Понимаю. А вдруг не умрёшь? Вот стыдоба-то будет!

Альк тут же пожалел, что съязвил, потому что до него вдруг дошло: Рыске не по себе из-за того, что он растревожил её дар и использовал её силу. Когда он сам был "свечой", после каждого сеанса жить хотелось всё меньше, стены мира сужались, наступали, конец казался всё ближе. Тревожность "крысы" была плохим знаком — первым шагом к бездне отчаяния…

Рыска размахнулась, прицеливаясь к щеке Алька, которая ускользнула от неё за мгновенье до шлепка; ладонь с силой ударила по стволу осины. Девушка недовольно ойкнула, но замахнулась снова. Альк перехватил её руку, и крыс с возмущённым писком удрал с девичьего плеча, прячась под одеялом. Навалившись на Рыску всем телом, Альк прижал её спиной к еловым веткам, а когда она забилась, сердито ругаясь такими словами, что ему захотелось расхохотаться, серьёзно сказал:

— Тише, в кустах кто-то есть…

Этот простой трюк сработал. Рыска умолкла и испуганно прислушалась. Через щепку сообразив, что её обманули, снова попыталась дёрнуть коленями, но Альк взял верх одной массой.

— Если я тебя сейчас случайно придушу, то у нас точно не будет общей дороги, — наконец сказал он. Девушка затихла, тяжело дыша под его телом, и Альк добавил более дружелюбно: — Запомни, ты сделала единственный правильный выбор: если бы не ты, людей погибло бы гораздо больше. Ты поступила очень смело, и за это Хольга должна тебя отблагодарить, поняла?

— Да.

Они замерли, молча глядя друг на друга. Его косы упали по обе стороны от её плеч. Рыска смерила их долгим взглядом — сначала одну, потом другую — и сдавленно спросила:

— Скажи, люба ли я тебе?

— И что это изменит? — простонал Альк. — Тебе снова захочется делать глупости? Пойми, ты не в себе после того, что случилось у костра.

— Просто скажи.

— Ну, допустим, люба, — он скатился в сторону, наконец освобождая её от своего веса. — Очень люба, Рысь. И поэтому я не хочу, чтобы ты пострадала.

Рыска так странно заулыбалась, что Альк заподозрил неладное. Сейчас расстегнёт ворот платья или полезет целоваться — и тогда он за себя не отвечает. Если он увидит эти груди, то уже не остановится…

— Это всё меняет. Всё, — заявила Рыска, закрывая глаза.

— Хорошо, — с опаской согласился Альк, надеясь, что неловкий разговор подошёл к логическому завершению. — А теперь, может, поспим?

— Ага, — неожиданно миролюбиво согласилась девушка, укладываясь к нему спиной. Пошарив рукой, она отыскала под одеялом крыса и затихла.

Радуясь наступившему перемирию, Альк лёг на узкую лежанку, вынужденно прислонился животом к Рыскиной спине, потянул на себя одеяло и закрыл глаза.

Люба — не люба… Если бы всё решала только любовь! Тоже придумала, видунья хренова, умрёт она… Да любой может, вон, с коровы свалиться и шею сломать. Ненормальная — решила, что ей понравится в первый раз. Да она наверняка даже не в курсе, что девкам больно бывает! А какие у неё всё-таки груди — прямо под его ладонь… Он ей люб…

Сердце ёкнуло, горько-сладко заныло, по-новому, непривычно, как не бывало раньше. Он расчешет ей волосы и заплетёт её чёрные косы…

Сова снова гулко проухала, но он даже не вздрогнул, на всякий случай под одеялом перекинув руку через тонкую девичью талию. Мало ли что этой девке в голову взбредёт поутру, ещё надумает сбежать, сперев его крыса — и гоняйся потом за ней! Если по пути в его родной дом у них с Рыской нет общей дороги, то он свернёт, какие могут быть сомнения? Отправит родным весточку и навестит их чуть позже. А обещанные сто златов заработает — так будет честнее, чем у отца просить.

Долгие годы учёбы в Пристани он мечтал вернуться домой в роли бывалого путника с крысой у седла, а теперь не знает, как показаться на глаза разочарованным его падением родным. Весь последний месяц он мечтал избавиться от дуры-весчанки, случайно оказавшейся на его пути, а теперь не может представить себе, что расстанется с ней. Он надеялся уничтожить крыса внутри себя, но этот крыс выбрался на волю и теперь ему чем-то даже дорог. А дороги судьбы? То путаются непролазной паутиной, то виляют дикими тропами, то ведут прямиком к обрыву — как ворот ни крути, какую дорогу ни выбирай, всё равно приходится быть начеку. Видать, тишь-благодать не для путников и не для видунов… И всё же Альк считал неправильным роптать. Так даже интересней! И вообще, к нему судьба оказалась намного благосклонней, чем к девяноста процентам его товарищей по Пристани: именно столько сослуживших службу общине «свечей» потеряли рассудок и были перемолоты даром.

Альк устроился поудобней и задремал.

Рыске, наоборот, не спалось. Она лежала и думала о том, как глупо себя вела. Что Альк про неё подумал? Ничего хорошего! Ей до него как до Луны…

Вдруг её осенило: школа! Она поедет в школу и освоит и литературу, и медицину, и дипломатию, и пресловутую риторику — науку для запудривания мозгов. И непременно научится сражаться на мечах — но не ради того, чтобы что-то доказать Альку, а ради себя, чтобы стать умной и сильной — иначе в том новом мире, который ей открылся, не выжить. Не зря Хольга вывела их на дорогу, где они повстречали и спасли Казимиру!

Рыска лежала неподвижно, чувствуя тёплое дыхание Алька на своей шее. Всего месяц назад она ненавидела всех саврян и боялась их пуще огня, а теперь путешествует по Саврии, учит чужой язык и не представляет, как жила, не зная сопящего за её спиной мужчины. Когда-то пределом её мечтаний был полный детишек домик в веске, рядом — добрый муж, непременно ринтарец, а в хлеву — основа хозяйства — корова. В итоге она полюбила саврянина, чьи предки когда-то правили тсарством. Она мечтала применять дар видуньи на благо людям, обрадовалась, когда лишилась его, а теперь его отголоски тревожной струной теребят сердце.

Перекинутая через её талию рука вздрогнула, и Рыска погладила длинные, сильные пальцы, исколотые ельником, и большую, тёплую, натёртую поводьями ладонь. Подтянула её к своей щеке и стала падать в сон.