Сердце твое двулико (гет)

Клудд видел, как еще недавно темное небо тает, видел, как сквозь далекие, теперь чужие ему деревья леса Тито просачивается солнце. Но ниже, под скалой на уступе, у выложенного мхом и пухом гнезда было совсем темно. Только белел фальшивой луной лицевой диск Ниры — его любимой, его дорогой Ниры.

«Я отвлеку его, нашего Верховного Тито, я отошлю стражу, я сделаю так, что ничего во всем мире не сможет тебе помешать, отвлеку его — и тогда, мой Клудд, тогда все решится: он должен уйти, ты должен остаться, остаться заместо него, как сильнейший, как лучший…»

Кожа Клудда стянулась дрожью — взъерошились перья, оглушающе-гулко в ушах забилась кровь.

— Отвлечешь, Нира? Значит, так?

Клудд в бессильной ярости вдавил сталь боевых когтей в дерево ветки, рассеклась и опала хвоя, а он все смотрел и смотрел, смотрел, не отрываясь, как взмахнули крыльями и улетели с утеса два бестолково-крупных стражника, — конечно, Tyto alba, чистой крови, как и он, Клудд, как Нира, как Верховный, который должен стать бывшим, — смотрел, как Нира прижимается к уху Верховного, вдавливая свой белесо-бурый клюв в его поредевшие перья, видел, как она захватывает одно перо клювом, счищая пыль и грязь так нежно, так интимно…

Так же, как и совсем недавно — Клудду.

«И когда ты поймешь, что он не смотрит, что он не слышит — только, послушай, только тогда, мой Клудд… Все должно произойти быстро, у тебя будет единственный шанс, понимаешь? Думай обо мне, думай о его крови. Любовь — и ярость, мой милый, ярость, erraghh…»

«Erraghh… erraghh… erraghh…» — эхом отдалось страшное и прекрасное слово языка Северных царств, родного Нире языка, и он взмахнул крыльями, но звук взмаха погас в мягкой бороздке по низу каждого его крыла: Чистые летают бесшумно.

Он выставил вперед окованные сталью когти и дальше не помнил ничего: лишь улыбающийся, торжественно-азартный взгляды Ниры, бездонно-темный взгляд…

Пусть пребудет твоя ярость яхонтом в моей короне…⁽¹⁾

…лишь летевшие вниз перья с ошметками кожи и крови, внезапно возникшая под крылом яма, боль, осознание: «это мои перья». Назад, вверх, быстрее, быстрее!..

Пусть она меня сжигает жарче пламени Нафтура, повелителя пожаров…

…но нет: рывок, удар, холод бесконечной вглубь скалы за спиной, мир, разделившийся напополам — слева непроницаемо-тусклые глаза Верховного, шепот его сколотого клюва («щ-щенок, щенок…») и справа багряная тьма и боль. Справа: заместо глаза.

Пусть в крови моей бушует твоя ярость днем и ночью…

И все же — усилие, азартно-яростное, азартно-отчаянное — и вот уже теплое мясо, теплые кишки, теплая кровь под его когтями. Секунда — и Клудд вспорол клювом бившуюся близко к позвоночнику артерию, и на его белоснежном лицевом диске его кровь смешалась с чужой.

А моя пускай наполнит твои жилы, мой любимый.

В полузабытьи Клудд помнил, как Нира прижималась к нему, теплая, чистая, как она с наслаждением стягивала клювом кровь с его перьев, прямо под распоротым глазом, как она ворковала, шептала ему на ухо слова любви и обещания великого, недоступного никому, кроме Клудда, счастья: от южных лесов и до Северных царств.

— Только ты и я, моя любовь.

1) Цитируется по официальному переводу с вымышленного языка Северных царств:

Erraghh tuoy bit mik in strah

Erraghh tuoy frihl in mi murm frissah di Naftur, regno di frahmm.

Erraghh tuoy bity mi plurrh di glauc

E mi't, di tuoy.

Вернуться к тексту