У осьминога ножек много (джен)

Совместная миссия Портовой Мафии и Детективного Агентства в Наре прошла на удивление гладко. Как сказал бы Дазай, «ни единой запинки». Даже вечно угрюмый Акутагава, казалось, оставил свою желчность дома. Возможно, весеннее солнце, непривычно ласковое к его бледной коже, смягчило его характер.

Они стояли на залитой светом улочке, наполненной ароматами сакуры и аппетитными запахами такояки, когда Ацуши внезапно дернул Акутагаву за рукав.

— Акутагава! Смотри, Shateki! Давай попробуем?

Акутагава, прислонившись спиной к стойке в Shateki New Ichibanboshi, лениво приоткрыл глаза и повернул голову в сторону. Рядом с ним с выражением непоколебимой решимости на лице и пневматической винтовкой в руках стоял Ацуши и сосредоточенно целился в разноцветные призовые коробки и мягкие игрушки. Те нахально поблескивали напечатанными мордашками и, казалось, насмехались над тщетными попытками тигра попасть в цель. «Ну давай же, тигр, покажи уже нам тигриную ярость!» — словно говорили они, подмигивая своими огромными анимешными глазками.

— Бесполезно, — прокомментировал Акутагава после очередного выстрела Ацуши и сокрушенно покачал головой. — Если ты не будешь целиться, то никогда не выиграешь приз. Твоя концентрация слабее, чем у котёнка, играющего с бабочкой.

Ацуши от неожиданности дёрнулся, чуть не выронив винтовку.

— Я почти попал! — запротестовал он, нахмурив брови.

Каждая промашка казалась ему личным оскорблением. Он уже потратил целое состояние в жетонах, а вожделенный осьминог всё ещё сидел на полке, возвышаясь над плюшевыми зайчиками и медведями, и смотрел на него большими вышитыми серыми глазами. Ацуши почему-то казалось, что даже среди множества призовых игрушек осьминог чувствует себя одиноко. И этот взгляд… Очень напоминал ему кого-то и умолял о спасении.

Акутагава закатил глаза, демонстрируя всю глубину своего презрения к этому бессмысленному занятию. Его лицо выражало вселенскую скуку.

— Дай сюда эту игрушку для детей, — процедил он сквозь зубы и выхватил винтовку из рук Ацуши с грацией голодного волка, отбирающего добычу у зазевавшегося щенка. — Ты только зря тратишь жетоны.

— Эй! — возмутился Ацуши, но Акутагава его уже не слушал. Вокруг него будто сгустилась тьма, предвещая нечто опасное. Запахло озоном и надвигающейся бедой.

Акутагава, словно сросшийся с оружием, вскинул винтовку к плечу. Ацуши никогда не видел его с оружием в руках — Расёмон всегда был его главным «аргументом», — но даже так в его движениях чувствовалась смертоносная опасность. Он напоминал змею, готовящуюся к броску. Прицелился… Выстрелил!

Но это были не просто выстрелы. Это была выверенная, смертоносная точность. На нижних полках несколько коробок с яркими картинками разлетелись картонными обрывками, обнажая скрытые внутри сладости и дешёвые брелоки. Мишки Гамми и пластиковые безделушки разноцветным градом рассыпались по полу. А с верхней, где рядком сидели плюшевые игрушки, Акутагава сбил добрую половину. Владелец тира, пухлый мужчина в зелёной футболке, побледнел и осел на свой табурет, как сдувшийся воздушный шарик, потерявший всю свою напыщенность.

Акутагава, как ни в чем не бывало, бросил винтовку на прилавок. Металл звякнул, нарушая воцарившуюся тишину.

— Вот так нужно выигрывать, бестолочь, — проворчал он, кривя губы в подобии усмешки. Уголок его рта едва заметно дёрнулся вверх, выдавая мимолетное, почти болезненное… удовлетворение.

Работница тира, молоденькая девушка с волосами цвета фуксии, заплетающимся языком пролепетала что-то о призах и доставке, протягивая Акутагаве гигантского плюшевого осьминога. Кажется, зверь был больше, чем она сама. Акутагава принял его так, будто ему вручили живого, только что выловленного из канализации слизня. В его руках осьминог выглядел до смешного неуместно — грозный палач и кричаще-голубое нечто со множеством болтающихся нелепых ног. Слишком мягкий. Слишком плюшевый. До тошноты… милый.

— Мне это… недоразумение не нужно, — отрезал Акутагава и сунул осьминога ошеломленному Ацуши. — А тебе нужнее. Ты у нас ещё мелкий, тигр. Забирай.

Акутагава отмахнулся от болтовни работницы тира, развернулся и зашагал к выходу, окутанный аурой мрачного величия. Его плащ развевался, как чёрное знамя над полем битвы, где поверженными оказались плюшевые зайцы и желейные конфеты.

Ацуши догнал его уже на улице. Тусклый свет неоновой вывески, казалось, нарочно высвечивал его взволнованное лицо.

— Акутагава! — позвал он.

Тот остановился, вздохнул с таким видом, словно его оторвали от важного разговора с Дазаем, и обернулся. Ацуши стоял неподалеку и крепко сжимал в руках осьминога, который выглядел самым ценным трофеем в его жизни.

— Чего тебе, надоедливый тигр? — процедил Акутагава сквозь зубы.

— Возьми, — и Ацуши протянул ему огромного плюшевого осьминога.

— Это ещё зачем?

— Э-э… ну… — Ацуши смущенно переминался с ноги на ногу, опасаясь, что малейшая ошибка в словах может вызвать Расёмона, который превратит улицу в филиал ада. — Это… в общем… это тебе. Для… для обнимашек… Просто ты всегда такой… хмурый. А у осьминога… у него вон сколько щупалец! Значит, и обнимашек будет много! И… ну и… — Он набрал в грудь побольше воздуха и выпалил: — Сегодня же твой день рождения! А в день рождения… ну, это… подарки положено получать!

Акутагава был ошеломлён. День рождения? Подарки? Обнимашки?! Этот тигр, должно быть, идиот... Акутагава почувствовал, как к лицу прилила кровь, и испугался, что от смущения из него может вырваться Расёмон. Он, Рюноске Акутагава, гроза Портовой Мафии, человек, одно имя которого внушало ужас преступникам и простым людям, стоял в замешательстве, как мальчишка, пойманный за разглядыванием манги для взрослых, и не знал, что сказать. Даже Расёмон, казалось, притих, не понимая, как реагировать на этот неожиданный всплеск доброты.

— Чт-т-то?.. — прохрипел он, пытаясь восстановить хоть какое-то подобие самообладания.

Ацуши лишь пожал плечами, совершенно не подозревая, какое потрясение вызвал в душе Акутагавы.

— Дазай-сан сказал, что у тебя сегодня день рождения, и ты, наверное, будешь грустить. Поэтому я хотел выбить этого осьминога… ну, чтобы тебе не было так одиноко.

Внутри Акутагавы творился полный хаос. Дазай… рассказал этому тигру о его дне рождения? Это было… абсурдно и нелепо. Как если бы Коё-сан вдруг начала печь пирожки для голодающих.

Но почему-то от осознания этого факта подозрительно сладко кольнуло где-то глубоко внутри. Нет, это какая-то очередная дьявольская ловушка! Дазай наверняка опять что-то задумал!

Акутагава попытался взять себя в руки.

— Я… я не грущу! — резко выпалил он, пытаясь убедить в этом в первую очередь самого себя. — И мне не нужны никакие подарки. Особенно… это.

Акутагава с отвращением покосился на осьминога.

Но Ацуши смотрел на него большими искренними глазами, полными неподдельной заботы. В них плескалось столько тепла, что, казалось, можно было растопить даже вечную мерзлоту Антарктиды.

— Но… но ведь каждый заслуживает подарка в день рождения, правда? И я просто… Я хочу, чтобы ты хоть немного… порадовался.

Акутагава едва не задохнулся. Порадовался? Он? Это слово казалось ему чем-то, что не имеет к нему никакого отношения. Его целью всегда было признание Дазая. Он боролся, убивал, страдал… и всё ради этого. А теперь этот тигр, этот наивный, упрямый идиот, предлагал ему… радость? В виде плюшевого осьминога, выигранного в сомнительном тире? Это было настолько абсурдно, что почти… трогательно.

Он замолчал, ощущая, как что-то внутри него ломается. Ледяная корка безразличия, которую он так старательно выстраивал, дала трещину. И теперь это что-то свободно таяло под лучами весеннего солнца.

Акутагава по-прежнему молчал и не двигался. Поэтому Ацуши невольно вздрогнул, когда появившийся Расёмон бесцеремонно забрал у него игрушку, и та перекочевала к Акутагаве. Мягкая плюшевая голубая масса нелепо уместилась в его руках. Акутагава не понимал, что с этим теперь делать. Не понимал, почему Ацуши так настойчив. Как и то, зачем ему это всё. Но тихий, едва слышный внутренний голос подсказывал ему, что это… правильно.

— Спасибо, — резко пробурчал он.

Ацуши широко улыбнулся, и его лицо озарилось искренней детской радостью.

— С днем рождения, Акутагава!

Акутагава зыркнул на него исподлобья, но, стиснув в руках плюшевое чудовище, впервые за долгие годы ощутил нечто, похожее на… умиротворение. Не показное хладнокровие, в котором он так долго обитал, а нечто тёплое, как воспоминание о давно забытом доме. И, возможно… даже надежду. То, что согревало душу и заставляло губы дрогнуть в подобии улыбки — слабой, как первые лучи весеннего солнца, пробивающие молодую листву.

Он еще не представлял, что будет делать с этим осьминогом. Скорее всего, спрячет его подальше, в самый темный угол шкафа, чтобы никто и никогда не увидел. Но где-то в глубине души робко теплилась мысль, что, возможно, однажды ночью, когда никто не сможет его высмеять, он даже… прижмет его к себе.

Одно Акутагава знал наверняка: этот день навсегда врезался в его память. И, возможно, в его жизни появился тот, кто поможет ему справиться с бесконечной мглой и одиночеством души. И все благодаря одному идиоту-тигру, плюшевому осьминогу и Дазаю, который, как всегда, всё знал наперед и умело дергал за ниточки судьбы.