Хроники Лисьего племени (гет)

Прошло уже три дня с тех пор, как Гарри вернулся к Дурслям, но ему все еще снились кошмары о смерти крестного. Здесь не было друзей, способных отвлечь от тяжелых мыслей. Он был абсолютно один в комнате, среди стопок газет, сломанных перьев, смятых мантий и старых, уже ненужных учебников. Есть совершенно не хотелось. Дурсли его не трогали — на вокзале Грюм сильно напугал дядю Вернона, отбив всякую охоту приближаться к Гарри. Поэтому тот остался сидеть в компании Букли, запершись в комнате, снова и снова прокручивая в голове момент смерти Сириуса. В животе будто свернулся тугой узел, и Гарри слегка подташнивало. Наверное, оттого, что в последние три дня он практически не ел. Письма от друзей еще не пришли, да и он не был уверен, что сможет их хотя бы прочесть. Сил совершенно не было, как и желания что-либо делать. Шрам практически постоянно болел, битва в Отделе Тайн, казалось, преследовала его даже во сне. Гарри казалось, что если так будет продолжаться, он просто сойдет с ума.

Письма от друзей пришли неожиданно — даже слишком. Гарри резко проснулся от стука в окно, ничего не понимая, испуганный громким звуком. Должно быть, он задремал: все эти три дня выспаться нормально не удавалось из-за кошмаров. Сычик настойчиво стучал в окно, махая маленькими крыльями с огромной скоростью. Звук был весьма... неприятный. Гарри поморщился, и на секунду у него возникла мысль остаться лежать, проигнорировав сову Рона. Тем не менее, он встал, подошел на негнущихся ногах к окну и кое-как открыл его. Сычик в своей обычной манере ворвался в комнату. Букля недовольно нахохлилась, и Гарри постарался поскорее отвязать письмо Рона. Сычик действовал на нервы, поэтому был выставлен в окно при первой же возможности. Осмотревшись Гарри увидел вторую сову, усталую и с торчащими во все стороны перьями, которая протягивала ему второе письмо. Отвязав, он очень удивился, увидев подпись. Оно было от Гермионы.

Вначале Гарри прочитал письмо Рона — тот писал, что в следующем месяце Дамблдор приедет за ним и аппарирует в Нору. К письму прилагалась небольшая сумка с какой-то едой — видимо, кто-то из друзей решил, что Дурсли могут начать опять не кормить его. Письмо Гермионы было короче и состояло в основном из слов утешения. Она понимала, как ему тяжело, и советовала это просто пережить. Она писала, что ему стоит сходить куда-нибудь, чтобы отвлечься, или, например, начать делать домашнюю работу. Даже в такой ситуации Гермиона советовала учиться! Гарри заулыбался, хотя на душе у него всё ещё было мерзко. Письма друзей привели его в чувства, вернули в практически нормальное состояние. Шрам все еще немного болел, да и подташнивать стало значительно сильнее, но Гарри натерпелось написать ответ, сделать хоть что-нибудь, только бы снова не лежать, вспоминая сцену в Отделе Тайн.

Ответ Рону получился очень длинным — тот писал о последнем матче по квиддичу и других пустяках, ничем не напоминая о Сириусе. Ответить Гермионе было труднее, но Гарри старался казаться уже оправившимся, чтобы ее не расстраивать. Вышло как-то... наигранно весело? Он не стал переписывать ответ, подумав, что Гермиона в любом случае все поймет. Помедлив, Гарри отправил ответ Рону с Буклей, а Гермионе с той лохматой совой, которая терпеливо ожидала письма, отдыхая.

Есть все еще не хотелось, но Гарри решил перекусить тем, что прислали ему друзья. Как ни странно, тошнить его перестало, но голова все еще была очень тяжелой, а шрам постоянно ныл. Возможно, ему все-таки стоит убраться в комнате?.. Гарри подумал, что было бы неплохо, но не прямо сейчас. Лучше было послушаться Гермиону и действительно выйти на улицу, иначе он просто задохнется в этой тесной, душной комнате.

Одевшись в обноски Дадли и взяв печенье из сумки, присланной друзьями, Гарри постарался незаметно выскользнуть из дома, но наткнулся на тетю Петунию. Та просто посмотрела него, недовольно и брезгливо, но ничего не сказала. По крайней мере, это лучше чем, если бы они стали задавать ему неуместные вопросы или начинать очередную ссору.

На улице было удивительно жарко. Солнце слепило глаза, припекало голову, лоб практически мгновенно взмок. Аккуратные лужайки рядом со сверкающими чистотой домами, наверное, двадцать четыре часа в сутки поливали, чтобы они не засохли. Смотреть на них совсем не хотелось — идеальные, похожие одну на другую, как две капли воды, они вызывали лишь раздражение. Гарри шел в ближайший парк, в котором Дадли и его банда раньше разбойничали. Пройдя через скрипучую калитку, он продолжил путь по тропинке. Деревья, высокие и прямые, давали хоть какую-то тень и спасение от жары. Листья едва слышно шуршали, и Гарри начал успокаиваться, боль в шраме немного утихла. Как эта обстановка отличалась от пыльных серых дорожек Тисовой улицы, одинаковых домов и душного воздуха. Парк был не очень большой, но запаха выхлопных газов тут, во всяком случае, не чувствовалось.

Гарри напрягся и остановился, стараясь не шуметь, когда за деревом что-то мелькнуло. Рыжая, нет, красная лисица опасливо выглядывала из-за дерева. Прищурившись, Гарри внимательнее вгляделся в окрас лисицы. На красной шерсти были черные и белые узоры странной, ненатуральной формы. Вероятно, кто-то издевался над животным и, шутки ради, разукрасил его. Но лиса была крупная — со среднего размера собаку, такую, наверное, сложно поймать. Гарри было жаль животное, он сел на корточки и попытался подманить его. Лиса сделала осторожный шаг по направлению к нему. Гарри тихо, чтобы не спугнуть животное, достал из кармана взятое с собой печенье. Лиса сделала еще один неуверенный шаг вперед, принюхиваясь.

— Ну же, не бойся,— Гарри практически шептал, чтобы не испугать животное, и улыбался.

Лиса стояла совсем близко, на расстоянии вытянутой руки. Гарри резко протянул ней ладонь, животное сверкнуло зубами, оставив на его пальце ярко — алую кровоточащую ранку. Лиса, испугавшись, скрылась за деревьями, и помочь ей больше не представлялось возможным. Гарри понимал, что сам виноват — движения должны быть плавными, особенно когда имеешь дело с дикими животными. Но все-таки, ранку так сильно жжет... Впрочем, могло быть и хуже — не будь Гарри ловцом, он бы точно не успел среагировать и отдернуть руку.

Похоже, прогулка не удалась. Обратно Гарри отправился в паршивом настроении и с прокушенным пальцем. Вот Дурсли обрадуются, особенно Дадли! Еще бы, его «дорогой» кузен вернулся домой с кровоточащей рукой!

Дорога обратно — раскаленный асфальт, покрытый тонким слоем пыли, вызывал не меньшее раздражение, чем одинаковые, идеально ровно подстриженные лужайки. Глаза уже болели от солнца, голова раскалывалась от боли в шраме. Советы Гермионы не улучшили положение вещей, лишь ненадолго отвлекли Гарри от мыслей о Сириусе. Но ведь это и была ее цель — не дать Гарри бесконечно об этом думать? Может, стоило написать друзьям об этом укусе?.. Нет, пожалуй, незачем зря отвлекать их — это пустяк, пройдет через пару дней. Жжение становилось слабее, и Гарри почти перестал обращать на него внимание.

Дом номер четыре встретил его напряженной звенящей тишиной. Дурсли, в это время обедавшие, застыли, не донеся столовые приборы до рта, настороженно глядя на Гарри. Враждебное молчание нарушила тетя Петуния, раздраженно спросив:

— Есть будешь? Бери уже, я не собираюсь еще раз подогревать тебе ростбиф!

Гарри покорно кивнул, не желая ссориться. Говядина пахла восхитительно, и он отрезал себе достаточно большой кусок, решив, что воспоминание о Грюме все еще свежо в голове дяди Вернона.

Ставя тарелку на стол, Гарри совсем забыл о прокушенном пальце и о том, что он хотел скрыть укус от Дурслей.

— Эй, ты! Что с рукой?

Дядя ждал ответа, и Гарри опустил голову, чтобы не смотреть ему в глаза.

— Я жду ответа!

Лицо Вернона пошло красными пятнами: первый признак того, что он в ярости. Гарри, не поднимая головы, выдавил:

-Я... упал.

-Будь добр не садится за стол, когда у тебя все руки в крови!

Гарри кивнул, поднялся из-за стола и направился в ванную. Действительно, весь палец и ладонь в крови — видимо, лиса слишком глубоко впилась зубами. Включив холодную воду, Гарри подставил под нее пальцы, мгновенно онемевшие. Жжение в ране усилилось, и он постарался как можно быстрее стереть кровавые пятна.

Когда Гари вернулся, за столом никого не было, и он подумал, а не было ли все это только предлогом, чтобы успеть уйти?.. Возможно, Дурсли боятся находиться с ним в одном помещении? Гарри поел один, в полной тишине, нарушавшейся раздражающим тиканьем часов. Голова раскалывалась, и он быстро проглотил ростбиф, практически не почувствовав вкуса, лишь бы поскорее уйти в свою комнату и лечь.

* * *

На следующий день Гарри проснулся от громкого храпа, раздававшегося в соседней комнате — невероятно громкого, будто усиленного заклинанием. Самое странное, что сейчас было пять часов утра, а Дурсли не встанут как минимум до восьми. Неужели ему еще три часа придётся это терпеть?..

Гарри пробовал закрывать голову подушкой, затыкал уши — ничего не помогало. К восьми он был уже на грани отчаяния, готовый нарушить запрет на применения магии вне Хогвартса и наплевать на Статус Секретности. Храп прекратился с дребезжащим звонком будильника, отозвавшимся в голове Гарри острой болью. И почему у него такой громкий звук?

Тем не менее, Гарри тоже пришлось встать, чтобы не опоздать на завтрак — есть хотелось неимоверно. Он подождал, когда звук льющейся воды прекратится, быстро оделся и незаметно проскользнул в ванную. Почистив зубы и умывшись, Гарри спустился к завтраку под неодобрительные взгляды Дурслей. Кузен Дадли ел свою порцию хлопьев с отвратительно громким чавканьем, дядя Вернон то краснел, то бледнел, глядя на племянника жены, тетя не поднимала головы. Гарри молча ел, всем своим существом предчувствуя беду.

Тётя Петуния первая окончила свой завтрак, а вскоре и Дадли, и дядя Вернон. Последние тут же переместились на диван, поближе к телевизору и широко распахнутому окну, шторки которого слабо трепетали на сквозняке. Она быстро, но как-то скованно начала убирать посуду со стола и вскоре скрылась на кухне, откуда уже доносился громкий звук льющейся воды.

«Издевательство какое-то!» — злобно подумал Гарри, раздражаясь на малейший шорох. Выйдя на улицу, он едва не оглох от вмиг окруживших его звуков щебетания птиц, шелеста листвы, работающих двигателей машин и трения их шин о пыльный асфальт. Встряхнув головой, Гарри юркнул за угол дома и удобно устроился на утрене прохладной земле прямо посреди клумбы. Если бы только тётя Петуния видела сие безобразие!?

Всё прошлое лето он провёл именно здесь, на этой клумбе под окном, где так удобно было подслушивать магловские новости, не боясь упрёков и лишних вопросов со стороны дяди Вернона. Сняв очки и закрыв глаза от света рукой, Гарри блаженно задремал, стараясь не думать ни о чём, и, самое главное, не думать о том, что он снова оказался в этом ненавистном ему доме Дурслей.

Гарри удивлённо озирался, находясь в огромной полутёмной зале. Единственным источником света было окно, откуда бил яркий серебристый луч света. Луна освещала высокую прекрасную статую женщины в белом плаще. Её лицо было скрыто таким же ослепительно белым капюшоном, оставляя видимой лишь кончик носа и губы. Она стояла на невысоком постаменте, примерно в рост человека, раскинув руки, будто хотела обнять весь мир, её губы улыбались доброй, материнской улыбкой.

Гарри сам не заметил, как оказался подле статуи, но вдруг что-то тёмное мелькнуло около постамента, и, наконец, в луч света вышла лисица, та самая, которая его укусила. Теперь он отчётливо мог рассмотреть её. Она не выражала никакой агрессии, наоборот, была весьма спокойна и выглядела слишком достойно и величественно для обычного животного. Гарри смог рассмотреть тёмные узоры, украшающие морду лисицы. Она шагнула к Гарри, будто собираясь защищать статую прекрасной женщины. Он с тоской и недоумением поглядел на неё вновь. Почему, почему он не может остаться здесь?! Почему он не может любоваться этой женщиной вечно?!

Гарри резко проснулся. Солнце уже было в зените. Впервые он пожалел, что сон закончился так быстро. Обычно они никогда не приносили ему ни радости, ни облегчения, но теперь... Ах, наверное, он отдал бы всё золото, хранящееся в его сейфе в Грингротсе, только бы увидеть эту статую снова.

* * *

День закончился весьма прозаично. Гарри вернулся в комнату, откуда не выходил до самого ужина. Вечером же из комнаты его выгнал банальный голод. Спустившись, он с омерзением принюхался: запахи потных людских тел и свежеприготовленной жареной еды перепутались и теперь представляли собой весьма неудобоваримую смесь.

Тётя Петуния поставила перед ним тарелку с жареной курицой и овощами — невероятная роскошь для нелюбимого родственника. Игнорируя овощи, Гарри приступил в еде. Картина, которую он видел за завтраком, повторилась: дядя Вернон то бледнел, то краснел (его раздражал сам факт существования у него племянника), тётя Петуния за весь ужин ни разу не подняла глаз, а Дадли всё также громко и противно чавкал. Передёрнувшись от отвращения, Гарри поспешил доесть курицу, чтобы вновь предаться своим невесёлым мыслям.

— Не нравится? — с издёвкой спросил дядя Вернон.

— Не нравится что? — слишком дерзко, резко и грубо спросил Гарри, сразу напрягшись всем телом.

— У нас! Здесь! Ты ведь только и мечтаешь о том, чтобы поскорее сбежать к своим... к своим ненормальным! — повышая голос и выделяя каждое слово сказал он.

— Вернон, не надо! Окно открыто! — сильно побледнев, сказала тётя Петуния, зачем-то вскинув руки, отчего её вилка свалилась со стола, но не упала. Лёгким движением руки, Гарри поймал её на середине пути, при этом не изменив ни выражения лица, не совершив ни какого-либо лишнего действия.

Повисла неловкая пауза. У Вернона задёргался левый глаз, а тётя Петуния испуганно переводила взгляд то на мужа, то на племянника. Дадли, который предвкушал очередную разборку отца с Поттером, теперь замер и старался не шевелиться, чтобы не привлечь не нужного ему внимания.

— Приятного аппетита, тётя, — не злобно, но всё ещё агрессивно сказал Гарри, вставая со стула и положив вилку на стол, добавил, — я бы на вашем месте, дядя Вернон, не нервничал бы уж так рьяно, иначе Вас очень скоро хватит удар. Вы и сами уже стали замечать, как плохо бъётся ваше сердце. Разве нет?!

Вернон вдруг весь побледнел и обессилено откинулся на спинку стула. Гарри же обошёл вокруг стола и направился к выходу. Поднявшись к себе в комнату, он увидел прилетевших только что с ответами от друзей двух сов — Буклю и совершенно чужую, со странным сизым оперением. Но стоило ему приблизиться к ним, как у сов случилась настоящая истерика. Они бились и кричали, будто сам Гарри собирается напасть на них. С огромнейшим трудом ему удалось успокоить птиц и дать понять им, что он, Гарри Поттер, не враг, а друг, но даже после этого Букля недоверчиво косилась на него и нервно перебирала лапами на насесте. Отвязав письма, он переместился на свою старую продавленную кровать и, не зажигая ночника, принялся распечатывать и читать письма. Закатного света солнца было вполне достаточно.

Всего писем было три: от Рона, Гермионы и, как ни странно, от Дамблдора. Именно его-то письмо Гарри и поспешил открыть первым. Несомненно, это был размашистый и витиеватый почерк директора. Он сообщал о том, что этим летом ему не придётся гостить у Дурслей достаточно долго и что остаток лета Гарри сможет провести в семье Рона. Это была первая счастливая весть за это лето. Он и думать не хотел о том, что теперь с ним сделают Дурсли. Вот так взять и сообщить дяде Вернону, что его вскоре хватит удар, если он не перестанет злиться... Что за муха его укусила?!

«Или лисица», — подумал Гарри, вспоминая свою вчерашнюю встречу с животным. Ранка на пальце болела и жгла. Он прекрасно понимал, чем грозит укус бездомного, а, тем более, дикого животного. Какой-нибудь страшной и заразной болезнью, вроде бешенства, но что-то удерживало его от серьёзных действий.

— Если бы Гермиона знала, то, непременно, отправила бы меня к врачу, — откинувшись на стену, произнёс Гарри, обращаясь не то к Букле, всё ещё недовольно и обиженно косившейся на него, не то к самому себе.

Он распечатал второе письмо, от Гермионы. Она постаралась наиболее тактично ещё раз выразить своё соболезнование и всячески утешить его на этот счёт — это сразу же свело на нет всё блаженное успокоение, которое он приобрёл после того чудного сна. Сириус! Как он мог забыть о нём?! Забыть, пусть и на пару часов! Гарри поник и скис. Подтянув колени к подбородку, он вытянул перед собою руку, чтобы было удобнее видеть письмо, и продолжил чтение. Она также написала, что после двух недель, которые она проведёт с родителями во Франции, она приедет к Уизли, где надеется встретить и Гарри. Ещё она посоветовала ему больше проводить времени на свежем воздухе и не сидеть взаперти. Фыркнув в ответ на такое искреннее пожелание, Поттер спустил ноги с кровати и принюхался. Письмо пахло чем-то иным, кроме как чернилами и бумагой. Оно издавало приятный аромат цветов и солнца, совсем не такого, как здесь в Англии.

— Чудно, — протянул Гарри. Весь его сегодняшний день, так же, как и вчерашний, состоял из каких-то странных и удивительных происшествий, пусть и не совсем приятных, но всё же.

Он распечатал третье и последнее письмо, присланное Роном. Резкий запах шерсти и чего-то ещё ударил ему в нос. Сморщившись, Гарри отодвинул от себя конверт. Вначале, удивлённый и растерянный поведением птицы, он не обратил совершенно никакого внимания на запахи писем, а теперь...

— Запахи?... — странная мысль ударила его, словно разряд тока. Как может он чувствовать запахи так сильно? Почему? Ведь раньше он никогда не обращал внимания на то, как пахнут письма.

Кубарем скатившись с кровати и запутавшись ногами в одеяле, Гарри резко вскочил и закружился по комнате. Запахи, много запахов. Он подходил и брал то книгу, то одежду и принюхивался к ним. Понюхал даже письма и Буклю, что та не совсем одобрила, всё ещё остерегаясь. Каждый предмет издавал свой запах, принадлежащий исключительно ему.

— Что происходит? — спросил сам у себя Гарри внезапно дрогнувшим голосом. Он слышал, что умирающий чувствует все звуки и запахи острее, но ведь он же не собирается умирать!

Гарри снова схватил письмо Рона и, чуть поморщившись от исходившей вони, начал читать. Друг не писал ничего нового, лишь то, что Дамблдор сообщил им, что вскоре собирается привести Гарри к ним. Бросив письмо на пол, Поттер в два прыжка снова очутился на кровати. Не раздеваясь и окончательно спихнув одеяло на пол, он завернулся к стене и постарался уснуть. Вновь вспомнился укус лисицы, потом комикс про человека-паука, который он в детстве стащил у Дадли. Гарри пришла в голову глупая мысль, что теперь он тоже станет каким-нибудь супер-героем, но и она сменилась. Он вспомнил, что все теперь называют его Избранным, а не просто Мальчиком-который-выжил... Что за чушь!

Но потом все эти глупые мысли улеглись, и Гарри вспомнил о Сириусе, о том, что сейчас сам он мог ночевать в комнате на Площади Гриммо, а где-то за стенкой храпел бы отнюдь не Дадли, а спал бы его крёстный.

* * *

Через пару часов в доме всё окончательно погрузилось в крепкий сон. Ночью губительный зной стал спадать, и долгожданная прохлада вступила в свои права.

Но Гарри не спалось. Забывшись на полчаса неспокойным сном, он вновь проснулся от кошмара. Ему опять привиделось, будто Сириус падает в арку. Покружив по комнате еще с добрых полчаса, он сел на подоконник и просидел там недвижимо почти до самого утра, переводя взгляд то на улицу, то на почти выросшую луну. Некстати вспомнился Ремус, которому приходится мучиться каждое полнолуние...

Лишь под утро Гарри вернулся в кровать. Свернувшись калачиком, он быстро заснул крепким сном.