Назгул страны Рун (гет)

Зо­лотит­ся край ладьи ог­ненноокой Ари­ен, нес­пешно вер­ша­щей свой путь по бес­край­не­му не­бос­кло­ну над дис­ком, а ле­дяная де­ва за­пад­но­го мо­ря под­став­ля­ет ли­цо под об­жи­га­ющие лу­чи и до­воль­но жму­рит­ся, рас­че­сывая ла­зур­ны­ми паль­ца­ми спу­тан­ные пря­ди чер­ных во­дорос­лей-во­лос. В пор­ту идет раз­груз­ка ко­раб­ля, при­быв­ше­го с кон­ти­нен­та: го­ловок­ру­житель­ная смесь за­пахов ко­рицы, тми­на и крас­но­го пер­ца ще­кочет ноз­дри, и де­ва ог­лу­шитель­но чи­ха­ет, уда­ряя ру­кой по де­ревян­ной кор­ме, цеп­ля­ясь за яр­ко-си­ние ры­боло­вец­кие се­ти, а от ее ус­по­ко­ен­но­го вы­доха по во­де во все сто­роны рас­хо­дят­ся дро­жащие кру­ги.

Де­ву мо­ря Рун не пе­репу­та­ет с ней да­же не обу­чен­ный го­ворить на язы­ке сти­хий: за день зас­тывшие в сво­ем без­разли­чии, буд­то под­кра­шен­ные баг­рянцем во­ды, бы­ва­ет, и не ше­лох­нутся, веч­ный штиль, прок­ля­тие ну­менор­ских мо­ряков и бла­гос­ло­вение для лов­цов жем­чу­га. Эрэн­дис зак­ры­ва­ет гла­за и вспо­мина­ет неж­ный пер­ла­мут­ро­вый блеск сва­лен­ных гор­кой на пес­ке ра­ковин, из ко­торых они, вас­так­ские дев­чонки, вык­ла­дыва­ют ве­нец из се­ми кам­ней — зер­каль­ное от­ра­жение да­леко­го соз­вездия над сги­нув­ши­ми гор­ны­ми пи­ками се­вера.

На­ряды де­вы мо­ря Рун всег­да алые, не то от от­блес­ка ран­них юж­ных за­катов, не то от сте­ка­ющей по чер­но­му жер­твен­но­му кам­ню кро­ви.

— В ушед­шие вре­мена, о ко­торых ны­не лишь бес­смертные сла­га­ют свои пес­ни, зем­ли эти при­над­ле­жали веч­но­му сум­ра­ку, — та­инс­твен­ным го­лосом за­водит ба­буш­ка свою лю­бимую сказ­ку. — Не бы­ло ни­чего, ни ко­сы на бе­регу, ни кур­га­нов, ни ухо­дящих на юг пус­то­шей, не странс­тво­вали в пес­ках ис­терлин­ги со сво­ими ка­рава­нами, не ма­нили ше­потом бь­ющие из го­лых скал ис­точни­ки. Толь­ко ог­ромный хрус­таль­ный шар на ка­мен­ном стол­пе воз­вы­шал­ся над бес­плод­ной зем­лей и лил на нее мер­твый свет.

— Где же тог­да бы­ли мы? — удив­ля­ет­ся ма­лень­кая Хинд. — Ес­ли те зем­ли не при­над­ле­жали ни­кому, мы мог­ли бы заб­рать их и пас­ти там свои ста­да.

Ба­буш­ка нем­но­го виз­гли­во сме­ет­ся, щи­па­ет внуч­ку за ще­ку — и Эрэн­дис не­воль­но вски­дыва­ет ру­ку к ли­цу, буд­то на­де­ясь вновь по­чувс­тво­вать это поч­ти стер­ше­еся из па­мяти при­кос­но­вение.

— Все мы тог­да бро­дили в не­бес­ных чер­то­гах за Вра­тами Но­чи и пас­ли звез­дных овец на по­лях Вла­дыки, — рас­ска­зыва­ет она с та­кой под­ку­па­ющей теп­ло­той, что Хинд не­мед­ленно го­това по­верить в то, что и са­ма поч­ти что пом­нит те не­ведо­мые по­ля и шел­ко­вис­тую ка­ракуль ру­на под паль­ца­ми. — И кра­соты нес­лы­хан­ной бы­ла де­ва мо­ря Хэл­кар, что в оди­ночес­тве пле­ла свой та­нец у под­но­жия ве­лико­го све­тиль­ни­ка, и хо­тя ча­ры ее ма­нили ду­хов не­ис­ся­ка­емо­го пла­мени, не мог­ли они к ней приб­ли­зить­ся из-за све­та хрус­таль­но­го ша­ра, что был для них боль­нее ос­тро­го клин­ка, — ба­буш­ка лу­каво улы­ба­ет­ся. — И на ла­донях той де­вы по­ко­ил­ся ос­тров, кра­ше ко­торо­го во всей Ар­де не сы­щет­ся. И бы­ло там все, что ду­ше угод­но: гус­тые ле­са, прес­ные во­ды, пло­доно­сящие де­ревья и нес­лы­хан­ные бо­гатс­тва, и яв­ля­ла со­бой жизнь хо­зя­ев то­го ос­тро­ва веч­ный праз­дник.

— Я знаю, как он на­зыва­ет­ся, — ра­ду­ет­ся Хинд, гор­дая тем, что мо­жет до­пол­нить ба­буш­ки­ну ис­то­рию — не­даром она так вни­матель­но прис­лу­шива­ет­ся к раз­го­ворам, что ве­дет отец у ко­лод­ца с дру­гими ко­чев­ни­ками, ес­ли те де­ла­ют при­вал на их сто­ян­ке, же­лая на­по­ить сво­их вер­блю­дов. — Ну-ме-но-рэ.

Ста­руха сно­ва сме­ет­ся, на этот раз с за­та­ен­ной го­речью.

— Ошиб­лась, моя сер­на, сказ этот о дав­но ми­нув­ших днях, и не бы­ло тог­да Ну­мено­рэ и в по­мине, а ос­тров тот на­зывал­ся Аль­ма­рен, и жи­ли на нем бо­ги, вку­сив­шие веч­ной жиз­ни и юнос­ти. Не­ког­да и они бро­дили на­шими тро­пами, по­ка не пре­сыти­лись и не по­забы­ли об этой зем­ле. И лишь один из них от до­ли веч­но­го бла­женс­тва от­рекся, и об­ру­шил хрус­таль­ный шар на ска­лы, и на­веки сги­нул Аль­ма­рен, а зем­ля на­ша для нас, лю­дей, при­год­ной сде­лалась. И уш­ла в не­бытие ве­ликая пра­матерь всех озер и мо­рей, трех до­черей ос­та­вив: де­ву мо­ря Рун, что нам бла­гово­лит, и ее мень­ших сес­тер, де­ву озе­ра Ку­иви­энен, что сре­ди на­рода на­шего прок­ля­та, и де­ву мо­ря Нур­нен, ко­торой тан­це­вать до кон­ца Ар­ды в зем­ле Мор­дор.

Хинд ши­роко рас­кры­ва­ет гла­за: иног­да странс­тву­ющие вас­та­ки го­ворят и о Мор­до­ре, и в ее во­об­ра­жении зем­ля эта вмес­те со сво­им зло­вещим пра­вите­лем оку­тана оре­олом не­раз­ре­шимой за­гад­ки.

— По­чему прок­ля­та? — быс­тро ин­те­ресу­ет­ся она, хо­тя зна­ет от­вет, и ба­буш­ка уже не скры­ва­ет не­годо­вания, по­яс­няя:

— По­тому что жизнь да­ла прок­ля­тым ал­баи, что зо­вут­ся квен­ди на язы­ке сок­ры­тых зе­мель. Бы­ли у на­шего на­рода по­чет и ува­жение, и креп­кая сталь, и слав­ная бит­ва. А эти не­дос­той­ные толь­ко и ду­мали, что роп­тать про­тив Вла­дыки, и мы сра­жались под Его зна­мена­ми, и зна­вала де­ва мо­ря Рун дос­той­ные жер­твы, — она с нос­таль­ги­ей взды­ха­ет. — А по­том взре­вела зем­ля, и не­беса по­лыха­ли ог­нем, и на го­ловы стра­жам се­вера сы­пал­ся дождь из кам­ней и рас­плав­ленно­го же­леза, и все умер­ло: муд­рые го­воря­щие змеи, и ве­ликие во­ины вас­так­ских пле­мен, и все ве­личие се­вера. И те из нас, кто уце­лел, бе­жали ис­кать за­щиты под алой дланью Рун, а по сле­дам их гна­лись выр­вавши­еся на сво­боду ужас­ные те­ни. И не­кото­рые из на­шего на­рода от­ста­ли в пу­ти, и наш­ли стра­ну се­бе под стать на юге, и ста­ли их на­зывать ха­рад­рим. Но мно­гие су­мели вер­нуть­ся до­мой, и де­ва мо­ря Рун да­рова­ла нам свою ми­лость, и суж­де­но нам жить в ее бла­гой те­ни, по­ка Вла­дыка вновь не при­зовет нас ис­полнить клят­ву.

— Раз­ве Вла­дыка не по­гиб вмес­те со сво­ей ци­таделью? — не­уве­рен­но ос­ве­дом­ля­ет­ся Хинд, и гла­за ста­рухи гнев­но свер­ка­ют.

— Глу­пос­ти бол­та­ешь, не та­ков Вла­дыка, что­бы он мог уме­реть, — воз­ра­жа­ет она. — Я на огонь смот­ре­ла, и по во­де чи­тала, зна­ки о Его воз­вра­щении по всей Ар­де раз­бро­саны, и ме­ня мать учи­ла, как их рас­познать. Вы­рас­тешь, и те­бя обу­чу то­му, что дол­жно знать до­чери вож­дя. Ан-нет, да и зас­та­нешь те бла­гос­ло­вен­ные вре­мена, ког­да по зем­ле на­шей зо­лотые ре­ки по­бегут, а то и лю­дей в бой по­ведешь, от брат­ца-то тво­его, уже сей­час ви­жу, не бу­дет боль­шо­го тол­ку. В на­шей семье из­вечно жен­щи­ны силь­нее рож­да­лись. Ты, знай, де­ву мо­ря о зас­тупни­чес­тве ча­ще про­си, да доб­ры­ми жер­тва­ми ее во­ды оро­шай, чем силь­ней кровь, тем луч­ше, во­да все пог­ло­тит без сле­да.

Хинд слу­шала ба­буш­ку, как за­чаро­ван­ная, и нес­терпи­мо хо­телось, что­бы дни, так соб­лазни­тель­но опи­сан­ные в ее сказ­ках, нас­ту­пили как мож­но ско­рее. Вла­дыка не­из­менно пред­став­лялся ей мо­гущес­твен­ным во­ином в чер­ных дос­пе­хах, в ру­ках у ко­торо­го меч мель­кал по­доб­но язы­ку пла­мени. В детс­тве она не­час­то за­думы­валась о том, что бу­дет пос­ле, ког­да Он рас­пра­вит­ся с ал­баи и эдайн, отом­стив за нес­пра­вед­ли­вые го­нения, ко­торым под­вер­гся их на­род, — кар­ти­на все­об­ще­го счастья ка­залась та­кой не­зыб­ле­мой, что прес­тупно бы­ло бы по­пытать­ся ра­зоб­рать ее на де­тали.

— Ба­буш­ка, а рас­ска­жи об Уль­фан­ге из Тар­ге­ли­она и его сы­новь­ях? — Хинд по­вер­ну­лась на дру­гой бок, с тру­дом сдер­жи­ва­ясь от то­го, что­бы зев­нуть: час был уже поз­дний.

Ста­руха лас­ко­во пог­ла­дила ее по го­лове.

— В дру­гой раз, ди­тя, сей­час от­прав­ляй­ся-ка спать. Зав­тра нас ждет мно­го ра­боты: пой­дешь со мной к ис­точни­ку, бу­дешь по­могать про­цежи­вать пе­сок. Ко­ли дя­дя твой уве­ря­ет, буд­то на­пал на зо­лотую жи­лу, не сто­ит сло­вами его пре­неб­ре­гать. В прош­лый раз мы слав­но вы­меня­ли зо­лото на тка­ни. Уль­рик, раз­бой­ник эда­кий, уве­ря­ет, буд­то они из са­мого Ну­мено­рэ. Сла­дим те­бе на­ряд, бу­дешь как прин­цесса ще­голять!

— Не хо­чу как прин­цесса, — ужас­ну­лась по­доб­ной пер­спек­ти­ве Хинд. — Хо­чу быть вож­дем и сра­жать­ся с ал­баи, ког­да вер­нется Вла­дыка!

— Да свер­шится это в ско­ром вре­мени, в на­ши дни, — ба­буш­ка скло­нилась над ее пос­телью, неж­но це­луя в ви­сок. — Пусть ду­хи из иных ми­ров не тре­вожат те­бя, и ни один сон не ом­ра­чит твой ра­зум.

Сре­ди вас­та­ков бы­това­ло мно­жес­тво раз­ных по­верий — сог­ласно од­но­му из них, сны по­чита­лись за прок­ля­тие, и стра­дав­ший от это­го не­дуга, по-ви­димо­му, слиш­ком ма­ло тру­дил­ся и с не­дос­та­точ­ным рве­ни­ем воз­но­сил мо­лит­вы де­ве мо­ря.

Их клан сре­ди ко­чевых счи­тал­ся од­ним из са­мых не­зави­симых и са­модос­та­точ­ных в ок­рес­тнос­тях Рун, а воз­можно, да­же и в Ха­раде. Не за­дер­жи­ва­ясь доль­ше нес­коль­ких не­дель на од­ном мес­те, они бро­дили сре­ди пус­тынь и со­лон­ча­ка, ста­ра­ясь, все же, не уда­лять­ся от мо­ря. Го­вори­ли, что дру­гие пле­мена все ча­ще из­би­ра­ют осед­лый об­раз жиз­ни и да­же воз­во­дят по­добия го­родов — отец през­ри­тель­но спле­вывал, на­зывая их по­селе­ния жал­ким под­ра­жани­ем эль­фам. Го­вори­ли, что во мра­ке Ба­рад-Ду­ра Влас­те­лин Мор­до­ра при­зыва­ет вас­та­ков на служ­бу под чер­ным зна­менем из ба­буш­ки­ных ска­зок — но Мор­дор ле­жал слиш­ком да­леко от Рун, а пред­стать пе­ред взо­ром Са­уро­на, ко­торо­го, по тем же слу­хам, не мог вы­дер­жать ни один че­ловек... — Хинд да­же пе­редер­ги­вало от та­кой пер­спек­ти­вы. Нет, они не нуж­да­лись ни в ли­дере, ни в го­сударс­тве — их ко­ролевс­тво по­доб­но пе­река­ти-по­лю и, ка­залось, бу­дет су­щес­тво­вать веч­но, по­ка не вы­сох­нет пос­ледняя кап­ля в мо­ре Рун.

На сле­ду­ющее ут­ро Хинд с ба­буш­кой не от­пра­вились к зо­лото­нос­но­му ручью. Ска­зать по прав­де, Хинд боль­ше ни­ког­да не ви­дела та­ких ис­точни­ков — за­то ей до­велось свес­ти близ­кое зна­комс­тво с де­вой за­пад­но­го мо­ря, и она с пер­во­го взгля­да по­няла, что луч­ши­ми под­ру­гами они не ста­нут.

Проз­рачные во­ды вок­руг Ну­мено­рэ от­ра­жали в се­бе неж­но-го­лубое не­бо и сол­нечный свет — но они пот­ре­бова­ли от Хинд ку­да бо­лее серь­ез­ных жертв, чем род­ная с детс­тва Рун. Для на­чала, они при­каза­ли ей от­речь­ся от собс­твен­но­го име­ни.

— Прин­цесса Эрэн­дис, — зо­вет ее слу­жан­ка, что сле­ду­ет пов­сю­ду не­от­лучной тенью. — Мы здесь уже вто­рой час про­гули­ва­ем­ся. Ес­ли вы не же­ла­ете по­сетить ба­зар, от­че­го бы ни вер­нуть­ся во дво­рец? Вы же зна­ете, его ве­личес­тво не одоб­ря­ет эти ва­ши про­гул­ки по ниж­не­му го­роду. Толь­ко по­тому что вы так лю­бите мо­ре...

Эрэн­дис ми­ло улы­ба­ет­ся и ки­ва­ет, не слиш­ком вслу­шива­ясь в чу­жую бол­товню. Уж прис­лу­ге точ­но ни к че­му по­доз­ре­вать, что это мо­ре она не­нави­дит нас­толь­ко, что с ра­достью ок­ра­сила бы его в ре­гуляр­но яв­лявший­ся в гре­зах о детс­тве баг­ро­во-крас­ный.

Слиш­ком мно­го прок­ля­тий по­сыла­ли вас­та­ки этим зем­лям — с тех пор, как Эрэн­дис бы­ла дос­тавле­на во дво­рец ко­роля Ар-Фа­разо­на и его суп­ру­ги, ко­роле­вы Ар-Зим­ра­фель, сны бес­по­ко­или ее поч­ти каж­дую ночь. В пле­мени бы ее дав­но соч­ли от­ме­чен­ной пер­стом ро­ка.

Ес­ли бы, ко­неч­но, кто-то из пле­мени уце­лел.

— Еще нем­но­го, и пой­дем, — спо­кой­но от­ве­ча­ет она. — Нуж­но ведь под­бодрить ко­роле­ву, по­ка его ве­личес­тво не вер­нулся с вой­ны. Она так бес­по­ко­ит­ся в ожи­дании гон­цов...

— По­нят­ное де­ло, — раз­во­дит ру­ками слу­жан­ка. — От­пра­вить­ся в Мор­дор! Страх-то ка­кой! Сох­ра­ни нас Уй­нен от его чер­ной дла­ни!

Эрэн­дис улы­ба­ет­ся. За со­бой де­ва за­пад­но­го мо­ря ос­та­вила пра­во на имя, и ну­менор­цы, осо­бен­но прос­то­люди­ны и прис­лу­га, по­чита­ют ее по­рой ед­ва ли не боль­ше Эру и ва­лар.

Эрэн­дис ве­селят мес­тные су­еве­рия. Она, вос­пи­тан­ни­ца ко­роля Ар-Фа­разо­на, по­лучи­ла блес­тя­щее об­ра­зова­ние — хо­тя ни в од­ной из книг не наш­ла под­твержде­ний муд­рости, ко­торой обу­чали ее ба­буш­ка и ста­рей­шие жен­щи­ны кла­на. В дей­стви­тель­нос­ти, на­коп­ленные ну­менор­ца­ми трак­та­ты со­дер­жа­ли в се­бе пол­ностью про­тиво­полож­ный вздор.

Она не­воз­му­тимо идет вдоль прис­та­ни, по нап­равле­нию к до­кам, где обыч­но не встре­тить лю­бопытс­тву­ющих зе­вак, и, убе­див­шись, что слу­жан­ка смот­рит в дру­гую сто­рону, не­замет­но бро­са­ет в во­ду не­боль­шой свер­ток из тка­ни, с ошиб­ка­ми и, дол­жно быть, ужас­ным про­из­но­шени­ем пов­то­ряя по­луза­бытую мо­лит­ву. В те­ни де­ревян­ных свай во­да ка­жет­ся поч­ти чер­ной, и кро­ви не рас­смот­реть, да и жер­твы Эрэн­дис выг­ля­дят, ско­рее, нас­мешкой над ри­ту­алом, но ни­чего луч­ше пред­ло­жить сво­ей да­лекой пок­ро­витель­ни­це она не мо­жет.

По­ка не мо­жет.

Да и так ли это важ­но, ес­ли ве­рить ба­буш­ке?

Эрэн­дис ак­ку­рат­но, что­бы не пов­ре­дить слож­ную при­чес­ку, в ко­торую сей­час уло­жены ее ис­си­ня-чер­ные во­лосы, наб­ра­сыва­ет ка­пюшон и мед­ленно под­ни­ма­ет­ся по лес­тни­це на мос­тик.