Назгул страны Рун (гет)

Огромное существо с изломанными кожистыми крыльями и искривленным окровавленным клювом занимает стол целиком — одного такого охотничьего трофея хватит на целое пиршество. Впрочем, довольно сложно вообразить того, кто отважится попробовать хоть кусочек, зная, что представлял из себя монстр при жизни. Для того, чтобы убить подобное чудовище, не обойтись без сверхестественных сил — и завораживающе красивый мужчина, неслышно появившийся в комнате, определенно отвечает этим критериям.

— Что ты здесь делаешь? — голос его звучит мягко, но требовательно, и девушка отшатывается от стола, скользнув рукой по царапающей чешуе зверя, будто состоящей из мелкого крошева кристаллов застывшей смолы.

— Простите меня, господин. Я не хотела вторгаться в ваши владения. У меня поручение от Королевы Цветов. Если бы мое внимание не привлекло это создание, я бы давно покинула ваши чертоги.

— Ясно, одна из свиты ее безымянных майар, — понимающе кивает хозяин дома и задерживает взгляд на экзотическом черном цветке, похожем на распахнувшую крылья птицу, которым украшена одежда и прическа девушки. — И как оно тебе? Что скажешь?

— Оно… впечатляет, — медленно произносит майэ. — Завораживает. У него когти…

— Тварь Мелькора, — уточняет охотник, с отвращением глядя на свою добычу. — Опаснейший хищник. Их создатель покинул Арду, но оставил после себя скверное наследие. Дети Эру не смогут существовать бок-о-бок с этими всепожирающими монстрами. Потребуются века, чтобы истребить их всех.

— Но ведь оно не виновато в том, каким создано, — неуверенно предполагает девушка. — Так ли правильно всех их убивать? Ведь на Альмарене тоже есть хищники…

— Нормальным хищникам присуще чувство страха и здравого смысла, — возражает охотник. — Инстинкты не позволяют им нападать на тех, кто заведомо сильнее, убивают они ради того, чтобы прокормиться. Эти же монстры бросаются на все, что движется, разрывают на кусочки ради забавы, игры. Остановить таких может только стрела.

— Разве такое возможно? — майэ удивленно смотрит на собеседника. — Госпожа Вана всегда говорит, что творение отражает суть его создателя, а другие валар повторяют, что вала Мелькор труслив и преисполнен страхов. Почему же созданные им существа так на него непохожи?

Взгляд охотника на пару мгновений тяжелеет.

— А ты не так глупа, как остальные наперсницы моей супруги. Задаешь много вопросов… чересчур много для майэ, покровительствующей розам и орхидеям. Умна… и при этом держишься в тени. Пожалуй, стоит придумать тебе имя. Ты определенно его заслуживаешь.

— Благодарю, что занимаете свой ум такими мелочами, господин Оромэ, — майэ склоняется в почтительном поклоне. — Если госпожа Вана сочтет необходимым… я бы очень хотела получить имя. Много, много имен.

— Много имен? — вала Оромэ смеется. — Перед тобой открыты бесконечные пути, майэ, успеется. А сейчас можешь идти.

Майэ снова кланяется и покидает дом охотника, попутно отмечая, что на вопросы о Мелькоре он так и не ответил. На пороге глаза слепят яркие лучи, исходящие от великих светильников, и она жмурится, отгораживаясь рукой, — чтобы спустя пару мгновений увидеть, как обстановка вокруг фантастическим образом изменяется, и на смену цветущему саду приходят стекло и камень самых невообразимых в мире чертогов, побывать в стенах которых по доброй воле не пожелал бы ни один из обитателей Альмарена.

Никогда прежде Эрэндис в ее видениях не приходилось сталкиваться непосредственно с Мелькором, и теперь она понимает, почему внешность лорда Хаука производит на всех такое неизгладимое впечатление — будь она на месте Тар-Майрона или Тхурингветиль, тоже пришла бы в состояние глубокого шока. Что-то в облике темного вала неуловимо роднит его с Оромэ — что неудивительно, некогда все валар представлялись принцессе если не абсолютно однообразными, то хотя бы похожими друг на друга, как братья и сестры, какими они и были задуманы. И все же этих двух братьев принцесса не перепутала бы ни при каких обстоятельствах. Если чертоги охотника ассоциируются у нее с рабочим кабинетом государя, куда всем посторонним вход заказан, но ей все же случалось попасть по особому случаю, и тогда не происходило ничего особенного, то даже воздух в обители Мелькора впивается в самое сердце тысячами мелких иголочек так же, как в столь нелюбимой Эрэндис Долине Гробниц. И все же, несмотря на мрачность тайной крепости, в ней кипит жизнь — майэ, глазами которой смотрит сейчас на мир Эрэндис, чувствует раздающиеся в отдалении скрежет и грохот, звон стали и шум горна, рычание скрывающихся в темноте тварей, возможно, похожих на ту, что убил вала Оромэ, а может быть, и куда более опасных. Одно из неопознанных существ стоит сейчас рядом с ней — именно оно обнаружило ее в окрестностях Утумно и привело к Мелькору, и от его слов, возможно, зависит ее дальнейшая судьба.

В отличие от айнур Альмарена, Мелькор почти не пользуется словами — во всяком случае, в беседе с этим весьма странно выглядящим майа. Эрэндис сложно описать, каково это — помнить чужой памятью, — но в ее воображении вдруг возникает сцена их первой встречи. Майа тогда выглядит, словно столп белого пламени — прекрасно, и в то же время жутко. Сейчас его облик куда ближе к тому, что был предназначен детям Илуватора, которым было предначертано явиться в будущем. Сквозь тонкую светло-серую кожу отчетливо просвечивают искрящиеся золотистые вены — пламя уснуло, но не погасло, и эту тварь лучше не злить без необходимости. Эрэндис с сомнением косится на небольшие, изящно обрамляющие голову рога и вздрагивает, понимая, что теперь Мелькор обращается непосредственно к ней — впервые за все это время вслух.

— Что же, нам давно следовало поговорить. Я знаю, что ты долгое время пряталась в окрестностях цитадели. Назови свое имя.

Майэ ловит себя на мысли о том, что зачарованно вслушивается в звуки его голоса, так что задерживается с ответом.

— У меня нет имени. Меня никто никогда не называл. Я брожу по Арде в полном одиночестве уже очень давно.

— Вот как? — Мелькор смотрит на нее с любопытством исследователя. — Что же ты здесь делаешь? Шпионишь за нами?

— Как это, “шпионю”? — неподдельно изумляется майэ, и ее искренность, кажется очень веселит собеседника.

— Почему ты не с остальными майар? — снова спрашивает он. — Здесь не самое приятное место для прогулки.

— Я искала, — майэ явно стоит больших усилий собрать свои мысли воедино. — Искала того, чей голос услышала во время великой песни айнур. Я не нашла его в пустоте и спустилась в Эа вместе с остальными, но нигде не могла найти своего места. И тогда я поняла, что ищу неправильно. Я больше не могла слышать голос — и тогда стала искать силу. Поиски привели меня к цитадели. И тогда я увидела их, — она с опаской косится на своего сопровождающего.

— Они называются валараукар, — любезно поясняет Мелькор. — И они такие же айнур, как ты или я, хотя избрали иной, более соответствующий их сущности облик. Разумеется, ради обретения такой силы пришлось чем-то пожертвовать. Валараукар могут беседовать лишь при помощи осанвэ. Если они не захотят, ты их не услышишь…

— Они пришли вслед за вами из-за Врат ночи? — почти что шепотом спрашивает майэ. — Валар уверены, что вы до сих пор скрываетесь там.

— И теперь ты с легкостью сможешь опровергнуть их заблуждение, — кивает Мелькор. — Что же теперь делать с тобой? Сама понимаешь, я не могу отпустить тебя просто так. Мое присутствие в Арде — большая тайна, об этом пока знать никто не должен. Мне еще предстоит подумать, почему именно ты смогла обойти завесу теней, сквозь которую не пробивается даже взор моего всеведущего брата.

— Отпустить? — майэ распахивает глаза в ужасе. — Вы тоже… прогоните меня, как и остальные? Возвращаться к валар я не хочу. Что мне делать там, когда вы здесь? Мне нравятся горы. Я люблю приходить сюда. Здесь красиво и никогда не бывает тишины. Ненавижу тишину. В садах валиэ Ваны всегда так тихо...

— Что скажешь на это, Готмог? — Мелькора ее признания, очевидно, развлекают, равно как и так и не услышанный майэ ответ предводителя валараукар. — Если бы мне пришлось коротать дни, заботясь о творениях Ваны, я бы тоже долго не выдержал.

— Я не всегда находилась в садах, — возражает майэ. — Довольно часто я спускалась посмотреть на горы и вулканы. Раньше ими занимался вала Ауле, но сейчас у него совсем нет на это времени. Он чем-то обеспокоен, трудится в уединении днем и ночью. Зато он научил своих майар. Я видела, как они работают.

— Хотя бы одного из таких майар да нам, — с сожалением отзывается Мелькор, явно не считая майэ, привыкшую иметь дело с хрупкими цветами, полезной для будущего цитадели. — Вот и Готмог со мной согласен. Нам не помешало бы присмотреться к вашему острову, да вот только мне обнаруживать свое присутствие раньше времени нет никакого резона…

— Мне приходят на ум некоторые майар, которые могли бы вам подойти, — задумчиво произносит майэ. — Я запомнила их еще до сошествия в Арду, хоть и последовать за вами они не спешили… Некоторых я знаю хорошо, а одного видела только издали и за работой. Вала Ауле никогда бы не позволил мне вмешиваться в дела его майар. А они всегда слишком заняты, чтобы меня заметить. Я знаю только имя. Слышала, как к нему обращался вала Ауле. Очень завидовала. Мне так хотелось, чтобы у меня было собственное имя…

— Как же мало некоторым надо для счастья, — язвительно отметил Мелькор, обращаясь к Готмогу. — Что же, этому горю нетрудно помочь. Твоя способность путешествовать сквозь тени меня крайне интересует… так почему бы тебе так и не назваться, Тхурингветиль? Где-то я слышал, что имя определяет будущее, а при нашей жизни умение скрываться в тени тебе не раз пригодится.

— Тхурингветиль, — майэ счастливо улыбается, словно пробуя на вкус новообретенное имя. — Мне нравится, очень нравится…

— Великолепно, — Мелькор не позволяет ей увлечься расточением восторгов, возвращаясь к делу. — Ну а то юное дарование, о котором ты заговорила — как его звали?

— У него тоже очень красивое имя, — расцветает Тхурингветиль в улыбке. — Майрон.

И снова картинка сменяется, затягивая Эрэндис все глубже в водоворот чужих воспоминаний, выбраться из которого без посторонней помощи она явно не в состоянии. На сей раз она снова стоит в одном из залов Утумно перед Мелькором, но теперь вместо ставшего за последние дни привычным умиротворения она испытывает страх и недоумение.

— Мелькор, я боюсь, — жалобно произносит она. — У нас кто-то живет. Какое-то существо. Не балрог. Вообще ни на кого не похоже.

— Творения Йаванны вышли за пределы Альмарена и заселяют Арду, — Мелькор хмурится. — Интересно, как им удалось проникнуть в цитадель. На ней столько чар, что здесь спокойно можно переждать конец света, не опасаясь вторжения.

— Оно пришло не от валар, — возражает Тхурингветиль. — Оно родилось здесь, в горе. Появилось, будто из ниоткуда. Я уже видела его, после одного из ритуалов, что ты провел. Но тогда мне показалось, что это всего лишь тени от пламени играют на стенах, — помолчав, она добавляет: — Оно меня укусило. Зубы у него острые.

Тхурингветиль лично руководит поимкой неведомого существа и успокаивается лишь после того, как его, заключенного в уродливую клетку, доставляют на изучение Мелькору. Престранного вида человечек с морщинистым лицом и кривыми клыками на выдающейся вперед нижней челюсти мог бы сойти за одного из детей Илуватора — беспощадно измененного, подвергшегося ряду ужасных и болезненных трансформаций, одновременно приспособивших его тело к выживанию в дикой природе Арды, но и лишивших даже намека на эстетическую составляющую. “За обретение силы всегда приходится чем-то платить”, — вспоминаются Тхурингветиль давние слова Мелькора, сказанные применительно к Готмогу.

— Сразу предупреждаю, это сделал не я, — уточняет Мелькор. — По-твоему, у меня есть время на подобные глупости? Он кажется мне достаточно агрессивным. И плотоядным, здесь нет никаких сомнений. Он может защищаться, значит, станет и охотиться.

— Он не единственный, — сообщает Готмог, с некоторых пор снизошедший до того, чтобы общаться напрямую и с Тхурингветиль. — Я видел его более мелких сородичей, они скрываются в западной части крепости. Они пришли и размножились после ритуалов защиты. Цитадель их позвала.

— Значит, они часть цитадели? — предполагает майэ. — А если ее разрушить, они тоже погибнут? А говорить они умеют?

— Они не очень-то похожи на Перворожденных в том виде, в котором те представлялись мне, — Мелькор задумчиво склоняет голову набок. — Я не чувствую в нем тяги к выполнению приказов. И особенного разума тоже. Конечно, если над ним немного поработать... Вероятно, он станет слушаться меня, как Повелителя цитадели. Верно? — он пристально смотрит на существо, и то, словно нехотя, огрызается в ответ:

— Если Повелитель прикажет, Углук будет говорить. Смысл жизни Углука — служить Повелителю Черной крепости.

— Для новорожденного у него неплохой словарный запас, — иронично отмечает Мелькор. — Наслушались, пока прятались по углам. Теперь, если обратить внимание на этот новый вид энергии, я могу сказать что здесь их порядка тридцати особей.

— Четыре пары с детенышами, — услужливо подсказывает Углук. — Восемь одиночек. Так было, когда госпожа нашла меня. Сейчас не знаю. Не считал.

— Вы продолжаете размножаться? — Мелькор и Тхурингветиль переглядываются. — От чего это зависит?

— Цитадель полна магии, — поясняет Углук. — Орки питаются магией хозяев. Любят сумрак. Не ходят на нижние ярусы. Не любят обжигающий огонь, — он враждебно косится на Готмога. — Слишком много света.

— Ты называешь Тхури госпожой, — произносит Мелькор. — Почему же, в таком случае, ты напал на нее?

— От молодой хозяйки пахло страхом, — премерзко ухмыляется Углук. — Я не сразу признал в ней госпожу. Я подумал, что она еда.

Майэ неприязненно передергивается.

— Значит, одной магии тебе недостаточно? — спрашивает она. — Где же вы достаете пищу внутри цитадели? Никому из нас в ней нет нужды. Здесь ничего не растет и не живет.

— Ничего не живет, — коварно облизывается Углук. — Ничего, кроме орков.

— Ваше высочество? Ваше высочество, очнитесь, — Эрэндис с трудом возвращается к реальности от того, что ее сильно встряхивают за плечи. — Ваше высочество, что же с вами делать?

Замин едва не плачет от осознания собственной беспомощности, и принцесса с трудом цепляется за ее руку, медленно приходя в себя.

— Ваше высочество, — Замин тут же исчезает, чтобы спустя мгновение появиться рядом со стаканом воды в руках. — Умоляю, больше никогда не пугайте меня так! Я ума не могла приложить, что делать, уже хотела бежать к магистру Шие за помощью, хоть вы и запретили рассказывать ему о ваших кошмарах! Право, госпожа, я считаю, вам следует обратиться к целителю. Если вы не доверяете местным, поговорите с государем, когда встретитесь с ним в Умбаре, передайте сообщение через лорда Исилдура…

— Исключено, беспокоить его величество из-за обычных кошмаров, — отмахивается Эрэндис, глубже закутываясь в одеяло. — Это все нервное напряжение. Мне не нравится путешествовать по морю. После всех этих россказней о корсарах… Может, магистр, конечно, и считает, что его герб — панацея от всех бед, и пираты преклоняются перед жречеством, но я бы не стала рассчитывать на их природную порядочность. Успокоюсь, только когда мы высадимся в Умбаре.

— Непохоже на обычные кошмары, — качает головой Замин. — Лучше, если вы услышите от меня, госпожа. Вы постоянно повторяете одно и то же имя уже которую ночь. Я не смею повторять это имя, но если об этом кто-то узнает, не избежать вам беды.

Эрэндис несколько минут молчит, осознавая услышанное.

— Впечатления последних дней, не более того. Полно, Замин. Король знает, что из себя представляет вера жрецов Умбара. Он отдавал себе отчет в том, куда отпускает меня.

— Боюсь, даже вы себе до конца не представляете, во что ввязались, ваше высочество, — обеспокоенно отвечает Замин. — А вот я хорошо помню рассказы отца. Не все в Умбаре почитают морских дев, песчаных странников или звездных овец. Там все еще жива старая религия, память о лорганском храме, народе под холмами и кровавом вине, которым надлежит поить землю, дабы она не пожирала своих обитателей.

— Прекрати нести эту чушь среди ночи, — сердито перебивает ее Эрэндис. — Вот после такого я точно не усну. Раз уж тебе все равно нечем заняться, сходи в камбуз и принеси мне что-нибудь сладкого. Это меня Симин приучила, успокаивать нервы сладкой водой, вот только боюсь, моряки такого у себя не держат…

— С тех пор, как мы расстались с леди Иштар, вы сама не своя, — осуждающе замечает Замин, прежде чем выполнить распоряжение принцессы. — Все говорят, что она плохо на вас влияет, но в ее отсутствие, ваше высочество, вы будто чем-то больны, места себе не находите. Я очень боюсь, что это какая-то магия.

— По твоему описанию, похоже на приворотную, — смеется Эрэндис. — Однако, уверяю тебя, это не так. Я расстроена, что Иштар не путешествует с нами, это верно, но сейчас лучше не сердить без надобности магистра. Скажи спасибо, что он вас с Алласом и еще пару стражников, скрепя сердце, позволил взять с собой. А с Иштар мы воссоединимся в Умбаре, она прибудет туда с остальной стражей всего на несколько дней позже нас, если все будет идти по плану.

— У нас никогда и ничего не идет по плану, — вздыхает Замин. — Я только надеюсь, что вы, госпожа, не совершаете ошибку. Государю, конечно, виднее, какое будущее вам уготовить, вот только не забывайте, что у него вот-вот появится наследник. До вас ли ему будет тогда?

Наследник. Принцесса опускается на подушки с тяжелым вздохом. Их отъезд из Вусты был настолько быстрым и сумбурным, что она почти забыла о грядущем пополнении в королевском семействе. Ар-Фаразон сообщал о своем намерении в неопределенном будущем посетить Умбар — но по прошествии этих месяцев Эрэндис чувствует себя так, словно речь идет о встрече с совершенно посторонним человеком, правителем, которого, если уж говорить начистоту, ненавидит почти все ее нынешнее окружение. С другой стороны, как ни парадоксально, именно его покровительство было единственной причиной, по которой все эти люди принимали ее. Тхурингветиль предупреждала, что будет непросто, но только сейчас Эрэндис начинает понимать, насколько серьезнее следовало тогда отнестись к словам майэ.

Образ Мелькора сопровождает принцессу всю оставшуюся дорогу до Умбара — о нормальном сне и речи быть не может, хотя столь отчетливые видения ее больше не беспокоят. Магистр Шия практически не разговаривает с ней, с утра до вечера погруженный в изучение написанного на неизвестном языке трактата, который тот забрал с собой из Вусты. Ученик его также не отличается разговорчивостью, всякий раз при появлении Эрэндис демонстративно отворачиваясь в другую сторону.

— И это только начало, — назидательно произносит Замин. — Там таких целый город. Не знаю, что вам придется придумать, чтобы они стали воспринимать женщину, как равную им по знаниям.

— Вот увидишь, придумаю, — упрямо вскидывает подбородок Эрэндис. — Не состоит же весь город из одних только мужчин. Женщины тоже советуются со жрецами… и на месте любой из них я бы предпочла пойти ко мне, а не к мрачному и категоричному типу вроде Шии. Нужно не пытаться стать на них похожей, а сыграть на том, чем я от них отличаюсь.

Когда на горизонте из тумана выступают смутные очертания порта Умбара, магистр приглашает Эрэндис в свою каюту для беседы. Здесь принцесса обнаруживает еще одну странность личного корабля своего наставника — здесь нет кровати, спальнями снабжены только гостевые каюты.

— Сон — проклятие сотворенных, — поясняет магистр, верно истолковав заинтересованный взгляд девушки. — Человек должен стремиться походить на своего создателя, а значит, как можно меньше времени тратить на это бесполезное занятие. Я стараюсь обходиться несколькими часами в сутки, а роскошное ложе для этого без надобности.

При других обстоятельствах Эрэндис поделилась бы своими сомнениями: Мелькор из ее видений вовсе не производил впечатления существа, пренебрегающего простыми удовольствиями. Во всяком случае, с Готмогом и Тхурингветиль он держался без торжественной дистанции, которую ему так любили приписывать в современных легендах, и больше походил на того Правителя-за-Вратами-Ночи, о котором любила рассказывать бабушка.

Впрочем, она уже успела понять, что магистр считает себя куда более образованным, нежели его старушка-мать, и ссылаться на пример Мерес в беседах с ним чревато долгой лекцией на тему заблуждений простых вастаков, коим не выпало счастья учиться у лучших представителей умбарского жречества.

— Скоро мы прибудем в Умбар, — холодно сообщает дядя. — В первую очередь, тебе надлежит усвоить несколько простых правил. От своей нуменорской охраны тебе придется избавиться.

— Но его величество не позволит… — начинает было Эрэндис, но оказывается самым бесцеремонным образом прервана.

— В таком случае, пусть он и занимается твоим обучением, — отрезает магистр. — Ты сама пожелала вернуться домой в качестве моей ученицы, а не племянницы, следовательно, я не вижу необходимости как-то выделять тебя из числа прочих последователей. Если твоя свита желает остаться любой ценой, я подыщу им подходящие занятия при храме. Второй момент. Я не могу запретить леди Тхурингветиль появляться в городе, но не желаю видеть ее в своем храме. Если ты намерена продолжить с ней видеться, постарайся, чтобы я ничего не знал об этом. В равной степени это распространяется на прочих прихвостней Гортхаура. Третье. В рамках нашего договора, немедленно по прибытии в город ты отдашь распоряжение освободить твоего брата. Тебе потребуется повторная церемония наречения имени, которую мы проведем на берегах Рун. Можно было бы сделать это и в Умбаре, но тебе не помешает снова увидеть родные края. Пусть Ангмар доставит Фада туда же, и я буду считать твои клятвы исполненными.

Эрэндис едва успевает кивать в ответ на все эти требования, когда дядя переходит к основному.

— Четвертое. Король Нуменора. Возможно, где-то в твоей бестолковой голове гнездится убеждение, будто между нами возможны сотрудничество и даже подобие дружбы. Чтобы развеять это заблуждение, расскажу тебе о любопытном пророчестве…

— Еще одно пророчество? — закатывает глаза Эрэндис, но дядя остается все так же серьезен.

— Одна из обязанностей жрицы — истолкование видений и пророчеств, — сурово изрекает Шия. — Обратная сторона любого дара — проклятие, так и посвятившая себя богам обречена до конца жизни видеть сны и страдать от горького послевкусия, которое они оставляют. Так вот, именно это пророчество интересно для нас тем, что сделано оно было моей матерью.

— Бабушкой? — широко раскрывает глаза Эрэндис. Хотя биография бабушки для нее по-прежнему полна темных пятен, она и не задумывалась раньше, что мнение той может играть важную роль для жрецов, Это удивляет, но в то же время и обнадеживает.

— Это при жизни она была для тебя бабушкой, — поджимает губы магистр. — Смерть разрывает любые узы земного родства, кроме материнства и отцовства. Теперь к ней полагается обращаться сестра Мерес, как и к другим вастакам, ступившим на неведомые звездные пути за Гранью.

— Простите, я совсем забыла, — спохватывается Эрэндис. — Я очень давно не обращалась к воспоминаниям о детстве, в последнее время столько всего случилось… Так что это за пророчество?

— Матушка смотрела вглубь вод моря Рун, и дева явила ей образ человека, пришествие которого станет началом конца для королевств истерлингов, — мрачно произносит магистр. — Он восстанет из темных вод Запада, и свет заморских древ озарит его лицо. Древо то он принесет с собой, чтобы посадить в южных землях, и оно своими корнями будет тянуть из нее кровь, иссушая Арду и лишая ее магии.

— И вы думаете, что это король Ар-Фаразон? — улыбается Эрэндис. — Сразу скажу, что вы ошибаетесь. Он ни за что не привезет сюда саженец Нимлота, будь его воля, он бы с удовольствием избавился от самого Белого Древа, как от напоминания об эльфах.

— Ты собираешься перебивать меня всякий раз, чтобы сказать глупость? — гневно вопрошает магистр. — Матушка видела корабли, летящие на Запад. Хочешь сказать, ваш король не приказал построить флот, равного которому нет во всем мире? Матушка видела слезы и смерть, бушующие волны и разрушение Храма. Не ваш ли король хвалится, что его войска способны дойти до самого Лоргана? Я согласился нянчиться с тобой ради будущего нашего рода, а не династии, потомки которой превратят это будущее в прах!

— Но как же вы предлагаете мне разорвать отношения с королем? — удивляется Эрэндис. — Вы ведь не думаете, что он так просто согласится с этим решением?

— И когда это я предлагал тебе такую нелепую детскую выходку? — недоуменно смотрит на нее магистр. — Сейчас я начинаю сомневаться, что ты и в самом деле беседовала с Гортхауром. Если ты и с ним держалась с такой возмутительной дерзостью, удивительно, что он не убил тебя на месте.

— У него были такие мысли, — помимо воли, Эрэндис улыбается. — Простите, магистр. Я вся внимание. Чего же вы от меня ожидаете?

— У Ар-Фаразона наверняка уже есть свой кандидат на роль наместника Мордора, — констатирует дядя. — Ты нужна ему, как представительница династии, которую хотя бы каким-то сомнительным путем можно увязать с королевствами юга и востока. Принимать самостоятельные решения тебе не позволят, а с твоим характером дело кончится бунтом, едва ты сообразишь, что к чему. Весьма вероятно, что у Тхурингветиль тоже есть свой кандидат на роль наместника Мордора. Хаук любим местным населением, но перед нуменорцами он не склонится, поэтому ей нужна подставная фигура, одобренная королем, под прикрытием которой Мордор, а следом за ним и другие восточные королевства фактически останутся под властью Гортхаура. Принимая во внимание хитрость и предусмотрительность Тхуривенгветиль, весьма вероятно, что ее кандидат и кандидат Ар-Фаразона — одно и то же лицо. Остается еще Лангон, строивший в отношении тебя большие планы, но его Тхурингветиль непостижимым лично для меня способом смогла временно вывести из игры, попутно насолив падишаху Вусты, что, конечно, нельзя не приветствовать… Подведу итог: ты немногого добьешься, если прямо отсюда отправишься в Мордор, и я этого решения никогда не поддержу.

— Но другого решения нет, — удивленно смотрит на него принцесса. — Такова воля государя.

— Ар-Фаразон полагает, что он умный и дальновидный правитель, — скептически подмечает Шия. — Если ты предложишь ему альтернативу, сулящую выгоду в обозримом будущем, он пересмотрит решение касательно Мордора. Ты же сможешь обрести влияние и накопить опыт, не ввязываясь в борьбу за марионеточный трон и, как мне не сложно признавать подобное, сослужишь хорошую службу брату, роду и возрождению Древнего Королевства.

— Но как я это сделаю? — теперь уже Эрэндис по-настоящему заинтригована. — Разве не вы только что сказали, что никто не позволит мне что-либо решать самой?

— Окончив обучение, в день своего двадцатипятилетия ты вернешься в Нуменор, — голосом, не терпящим возражений, заявляет Шия. — Ар-Фаразон желает видеть Арменелос столицей великой империи, следовательно, как и в Вусте, там должны быть представлены молельные дома разных народов. Ты построишь в Арменелосе храм, следуя указаниям, которые я дам тебе. Храм, который со временем превзойдет лорганский в святости и величии.

Эрэндис не удерживается от смеха — и после этого она еще живет в плену иллюзий?

— При всем уважении, ваша светлость, — отзывается она, — наш храм в самом сердце Нуменорэ, напротив Менельтармы — идея еще более неосуществимая, нежели мое правление в Мордоре. Государь даже слушать о таком не станет, не говоря уже о том, что устроит в ответ на это Совет Скипетра. Думаю, они на время даже о своих разногласиях позабудут.

— Все нужно делать постепенно, — качает головой магистр. — Если Харадвейт выдвинет в качестве условия долгосрочного мира строительство скромного святилища морских дев где-то на окраине города, король вряд ли станет упорствовать против такой безделицы. Твоя задача будет состоять в другом. Показать. Убедить. Выбрать верный момент.

— И вы верите, что падишах Вусты после всего случившегося позволит мне стать жрицей этого храма? — недоверчиво спрашивает Эрэндис. — Признайтесь, вы придумали все это, только чтобы поскорее от меня избавиться.

— Пять лет — немалый срок, — удивляет ее своим ответом магистр. — Если бы я хотел от тебя избавиться, согласился бы на все твои безрассудные идеи, а из путешествия к морю Рун ты бы попросту не вернулась. Ни одна жертва не ценится так высоко, как кровь, запомни это, девочка, и кровь королевского рода имеет особенное значение. Выше по своей ценности и силе разве что кровь воплощенных айнур, но подобного жертвоприношения история еще не видела. Подозреваю, только оно и способно привести в этот мир настоящие чудеса…

— Вы не ответили, как собираетесь уговорить падишаха, — не отступает Эрэндис. — Ему я в новом храме точно не нужна.

— Зато ты нужна там Ар-Фаразону, раз уж он повадился использовать тебя в качестве соглядатая, — возражает магистр. — А как показывают события последних лет, король Нуменора умеет добиваться желаемого. Другое дело, что все желания его настолько… самоубийственные.

— Вы тоже считаете, что Саурон только выжидает момента, чтобы навредить династии, и стоило передать его эльфам, как и надеялся король Гил-Галад и как призывали синие маги? — затаив дыхание, спрашивает Эрэндис. Дядя нечасто бывает разговорчив, и она стремится получить от этой ценной беседы как можно больше.

— Вот уж нет, — магистр усмехается в бороду. — Саурон не станет делать за смертных то, что считает их работой. Навредить себе династия в состоянии и без помощи со стороны. Не знаю, какие у него планы на Нуменор, но точно не государственный переворот, и вмешательство Гил-Галада не сыграет ровным счетом никакой роли, что бы этот эльфийский королек о себе не возомнил. Я лишь человек, Хинд, и вполне могу ошибаться в толковании знаков свыше. Иногда я искренне молюсь о том, чтобы мои суждения оказались ошибочными. Всем нам остается надеяться лишь на вмешательство Владыки. Возможно, однажды наши жертвы будут приняты, а молитвы услышаны, и тогда Повелитель избавит нас разом и от Саурона, и от Нуменора.

Повторенные в полумраке заброшенного сада, слова магистра кажутся особенно зловещими, и глаза Тхурингветиль при всем ее видимом спокойствии сверкают сейчас, как у дикого животного.

— Значит, и от Саурона, и от Нуменора? — насмешливо произносит она. — Не то что бы я ожидала от Шии других заявлений, он всегда был мерзавцем, но за эти годы научился мыслить масштабно. Хотелось бы спросить, где была его щепетильность, когда он бросил вас на попечение орков Лугбурза. Или в таких случаях помощь Саурона не считается постыдной?.. А вот идея с храмом хорошая. Мне даже нравится.

— Признайтесь, Иштар, — улыбается Эрэндис. — Нравится вам эта идея только лишь потому, что так мы сможем еще на несколько лет вернуться в Арменелос, и вы будете рядом с Тар-Майроном.

— Я и не думала отрицать, — Тхурингветиль возвращает ей ответную улыбку. — Нет, я, конечно, скучаю и по Мордору, и даже по Кханду. И всей душой скорблю, что не смогу сопровождать вас в поездке к Рун, чтобы увидеть Фада. Хотя здесь я приготовила для вас небольшой сюрприз.

— Что еще за сюрприз? — оживляется Эрэндис, но ответа предсказуемо не получает.

— Увидите на месте. Ничего шокирующего, думаю, даже ваш непробиваемый дядюшка обрадуется. Так вот, как бы я ни хотела вернуться в те места, где пережила так много счастливых мгновений, я нужна Майрону. Даже если он сам считает иначе.

— Иштар, а как вы получили имя? — неожиданно спрашивает Эрэндис, загадав про себя, что если сейчас ответ Тхурингветиль совпадет с ее видением, это знак того, что майэ — иногда, в особых случаях, когда ситуация складывается в пользу тех, кого она считает близкими, — все же можно доверять. — Я имею в виду, ваше настоящее, первое имя. От вашей таинственной госпожи?

— Айнур в высших сферах имена не нужны, — отвечает Тхурингветиль. — Общение там происходит иначе. Это невозможно описать человеческим языком, ни одним. Имя мне дал Мелькор. Точнее сказать, я сама его выпросила. Я умела… отчасти умею и до сих пор перемещаться по теням. Навык в наши дни скорее бесполезный и утомительный, но пару раз спасал мне жизнь. Так и получилась Тхурингветиль. Дева скрытой тени. Та, что скрывается в тенях. Переводов множество, ни один не отражает всей сути.

— А этот дар у вас откуда? — рискует поинтересоваться Эрэндис. — Я думала, вы у Владыки научились всем своим фокусам…

— Называть фокусами тонкое искусство перевоплощений, — притворно оскорбляется Тхурингветиль. — Нет, принцесса, Мелькор только помог довести до совершества талант, уже заложенный во мне. Из-за Стен Ночи никто не возвращался прежним. Каждый из нас таит в себе нечто, инородное для этого мира. Я, Ойкерой, Умуйан, даже это недоразумение Лангон... И Майрон, разумеется.

Эрэндис кивает, чувствуя заметное облегчение, словно с плеч падает тяжелый камень. Как бы ей ни хотелось и дальше расспрашивать майэ, настает время возвращаться домой. Магистру не по душе ее долгие отлучки, к тому же, до завтрашнего дня следует написать и запечатать письмо государю. Исилдур прибывает к полудню, и принцесса не может описать всех противоречивых эмоций, что вызывает в ней предстоящая встреча.