C первого взгляда (джен)

За последние несколько часов я испытал, в следующем порядке: волнение, ужас и умиротворение.

Сейчас полседьмого утра, а я на ногах уже больше трёх часов. Через час зазвонит будильник. Пожалуй, следует его выключить, чтобы не звенел напрасно – на работу я сегодня точно не пойду.

Краски схлынули с лица Джинни. Губы посветлели, зато веснушки, и без того яркие, стали ещё заметней: они гордо заявляют о себе на её пергаментно-бледном лице. На бровях Джинни блестят капельки пота; я вытягиваю руку с платком и вытираю ей лоб. Но влажные жемчужины появляются снова.

Глаза Джинни полузакрыты. Она тяжело дышит, ловя ртом воздух, и её лицо искажается от боли. Я готов отдать всё на свете, чтобы облегчить её страдания, но я беспомощен; у меня всегда плохо получалось смотреть на то, как другие страдают. Я хочу вмешаться, помочь, уменьшить её боль, но не могу. От неспособности применить свой «спасательный инстинкт», как его называет Гермиона, у меня скручивает все внутренности. Я бессилен что-либо сделать. Чувствую себя бесполезным и ни на что не способным. Мне остаётся только наблюдать за её мучениями.

Джинни лежит на ярко освещённой кушетке, расположенной в центре спальни. Это временное сооружение появилось здесь час назад с приходом целительницы.

Наша кровать придвинута к стене, одеяло откинуто в сторону, простыня и матрас мокрые и в пятнах. Беспорядок может подождать, всему своё время. Первый приступ паники прошёл, приход целительницы принёс облегчение; я окончательно успокоился, когда Джинни взяла себя в руки.

Теперь она снова начинает волноваться – и я вместе с ней. Её тревога заразна.

Я снова вытираю лоб Джинни. Целительница (я помню, что её зовут Джейн) поручила мне эту работу. Джейн говорит, что это поможет, но я подозреваю, что это помогает отвлечь меня, чтобы я не мешал ей уделять внимание моей жене.

Рука Джинни дёргается в мою сторону, и я ловлю её свободной ладонью. Джинни хватает мои пальцы и сжимает их сильно, очень сильно – мои суставы трещат, и я морщусь от боли.

– Больно? – спрашивает Джинни.

– Да, – отвечаю я.

– Хорошо, – мстительно бормочет она, жадно хватая ртом воздух.

– Чёрт! Проклятие! Твою мать! Придурок! – стонет она, с трудом делая очередной вдох.

Джинни с новой силой сжимает мою ладонь – я начинаю думать, что она пытается сломать мне пальцы. Может, ей это удастся, и она успокоится? Она на взводе, она мучается, и я стараюсь расслабить руку, чтобы Джинни могла сжать её изо всех сил. У неё сильная хватка. Мои суставы снова трещат.

– Ненавижу, – говорит она мне, и в этот момент на долю секунды я верю, что так оно и есть. Джинни замечает мой грустный взгляд, пытается улыбнуться и бормочет: – Нет, это неправда.

Она выпускает мою руку, и я проверяю подвижность суставов. Больно, но переломов нет. Я наклоняюсь над кушеткой и целую бледные губы Джинни. Она снова ругается и отводит лицо в сторону, чтобы сделать очередной глубокий вдох.

– Тужьтесь, – говорит целительница.

– А какого черта… вы думаете… я делаю… бестолковая, надменная дура… – бормочет моя жена между резкими вдохами.

Целительница молча улыбается и кладёт руку на её огромный живот.

– Простите, – извиняюсь я за Джинни. На самом деле она сдерживается. Джинни может ругаться, как сапожник, но обычно эти вспышки гнева ограничиваются матчами по квиддичу. Она всегда вежлива и мила с теми, кто пытается ей помочь.

– Не напрягайтесь, постарайтесь расслабиться, – советует ей целительница, затем поворачивается ко мне с успокаивающей улыбкой на лице и добавляет: – Я слышала и похуже.

– Правда? – ворчит Джинни, воспринимая слова Джейн как вызов. – Тогда я не стану… щадить ваши уши… а-а-а…

Она умолкает и снова ловит воздух. Целительница многозначительно смотрит на меня, и я наконец вспоминаю о своей важной миссии, которую мне долго объясняли.

– Постарайся вспомнить дыхательные упражнения, – я пытаюсь приободрить Джинни.

– Самодовольный придурок, – кричит она, не в силах больше сдерживаться. – Стоишь… лыбишься, как идиот… даёшь свои чёртовы советы... пока я делаю всю работу. Я убью тебя. Просто прибью… а-а-а…

– Твоя палочка далеко, и вряд ли ты сможешь добежать до неё раньше, чем я, – шучу я, и Джинни слабо улыбается в ответ.

За последние годы я много раз видел Джинни уставшей, больной, недовольной и сердитой. Но сегодня ей удалось объединить все эти состояния с каким-то необычным спокойствием. Она кажется мне напряжённой, измождённой, но в то же время красивой и чудесной. Она само противоречие. От неё исходит внутреннее сияние, в ней чувствуется сила, состоятельность, удовлетворение.

Целительница встает между расставленных ног Джинни. Я отвожу взгляд от лица жены, смотрю вниз, но всё что я вижу – это как колышется её огромный живот.

– Ещё немного, – подбадривает целительница между криками Джинни. Она снова хватает меня за руку. Я не возражаю, хоть хватка Джинни ещё крепче и больней, чем раньше. Она сжимает зубы, стонет и напрягается. Я вспоминаю предупреждение Анжелины, сделанное шесть месяцев назад: «Счастливый момент? Это всё равно, что пропихнуть через себя целый кокос. Я до сих пор не придумала, как отомстить Джорджу».

И вдруг я вижу макушку. Мой желудок падает, сердце бешено стучит в ушах. Пытаюсь сдержать застрявшие в горле эмоции. Пересохший от паники язык едва шевелится во рту:

– Уизли, – говорю я и понимаю, что сморозил глупость.

– Что? – тяжело дыша, спрашивает Джинни.

Она ничего не видит, потому что лежит на спине и тужится.

– Рыжие волосы, – говорю я. – Как у тебя и твоей мамы, не такие, как у папы или Рона.

– Значит… не Уизли… – вздыхает она, – а… Пруэтт, – её лицо искажается от усилий; она напрягается, хрипит и стонет.

Целительница неожиданно оживляется. Раздаётся неприятное хлюпанье и появляется кровь. Гораздо больше крови, чем я ожидал.

– С вашей женой всё будет в порядке, – уверяет меня Джейн, ощущая мою панику, несмотря на то, что её руки очень заняты. Она улыбается сама себе, проворно двигается и заявляет: – А вот и он.

У нас родился ребенок. Наш первенец.

Его кожа, почти такая же красная, как волосы, блестит под измазанной кровью восковидной субстанцией, которая чем-то напоминает мне мягкий уэнслидэйл*.

– Мальчик, – объявляет целительница и хорошо отработанным движением палочки перерезает пуповину. Проверяет дыхательные пути моего сына, и он начинает плакать. Он попал в новый мир, оказался на незнакомой территории.

Джейн вытирает его, взвешивает, заворачивает в пеленку и несёт нам. Она осторожно кладёт малыша Джинни на грудь, а я на мгновенье отвлекаюсь от его созерцания и смотрю на кровавую массу, которая вышла из утробы Джинни вслед за нашим сыном.

– Мистер Поттер, миссис Поттер, сосредоточьтесь на ребенке, – говорит целительница, – а я займусь всем остальным. Вы уже придумали имя?

Я смотрю на Джинни, и она утвердительно кивает. Она слишком устала, чтобы говорить.

– Джеймс Сириус, – гордо заявляю я.

Джеймс Сириус Поттер – маленький, розовый свёрток – бережно прижат к груди Джинни. Джинни и Джеймс смотрят друг на друга. Я ей завидую – я хочу подержать его, он ведь часть и меня тоже. Но Джинни пришлось сделать всю тяжёлую работу. У неё есть право на первое объятие. Я снова вытираю её лоб. На этот раз капли пота не появляются. Джинни поднимает взгляд, мы улыбаемся друг другу, а затем она снова смотрит на нашего сына. Протягиваю руку и осторожно глажу его по головке.

– Привет, Джеймс, – говорю я. – Я твой папа.

На секунду его удивительные карие глаза направляются в мою сторону.

Я надеюсь, что он узнал мой голос, что мои долгие ночные беседы с растущим животом Джинни не прошли напрасно. Возможно, я придумываю то, чего нет, но это приятные мысли.

Я смотрю в глаза своего сына. Они немного светлей, чем у Джинни – в них больше янтарных крапинок. Они меня сразу покоряют.

Наверное, это и есть любовь с первого взгляда, думаю я, ощущая лёгкое головокружение.

В голове всё смешалось; я вдруг понимаю, что все эти годы обманывал Джинни.

– Я люблю тебя, я никогда никого не буду любить, кроме тебя, – повторял ей я. – Ты моя единственная настоящая любовь.

Обман! Это был обман. У меня появилась вторая настоящая любовь.

Я в шоке смотрю на своего сына. Я думал, что знаю, что такое любовь, но теперь открыл для себя что-то новое.

Я абсолютно уверен, что моя вторая любовь такая же настоящая, как и первая. И я убеждён, что они могут сосуществовать. Гарри любит Джеймса. Криво улыбаюсь своим мыслям: пожалуй, лучше будет сказать: «Отец любит своего сына».

Любовь – это не похоть и не секс. Она интуитивна, внезапна и плохо поддаётся контролю. Это стремление быть с кем-то рядом. Когда я женился, то думал, что моя жизнь стала полной, но я ошибался. Я жив, я выбрал жизнь. И я должен постоянно двигаться вперёд, принимая перемены в жизни и перемены в любви.

Я полюбил девочку-школьницу. Женился на девушке, которая была международным игроком в квиддич. А сегодня я впервые буду спать в одной постели с женщиной, которая стала матерью. Моя жизнь и моя любовь постоянно меняются и развиваются.

Мой сын – просто чудо, и я его люблю. Я всегда буду любить его – и всегда буду любить свою жену. Эмоции переполняют меня. Я хочу поговорить с Джинни, но не могу найти нужных слов.

Все девять месяцев я прекрасно понимал, что происходит. Я наблюдал за тем, как Джеймс растёт внутри моей жены, как он движется внутри её тела. Он давно стал реальным, но никогда не был таким реальным, как сейчас. Теперь он существует. Он передо мной, маленький и беззащитный.

– Какой красивый, – говорю я, продолжая смотреть на своего сына. Как странно: раньше я говорил такое только своей жене. Вообще-то я не мастер красочно выражать свои эмоции. Джинни говорит, что со мной ещё нужно поработать. Внезапность и сила моего нового чувства застают меня врасплох.

– Ой, Поттер! – Джинни делает вид, что обиделась.

Отвожу взгляд от своего Джеймса и смотрю на свою жену: её глаза сияют, её лицо и губы начинают розоветь.

– Уже можно ревновать? – спрашивает она с улыбкой.

Она узнала этот взгляд, полный любви. Взгляд, впервые в жизни направленный не на неё.

– Нет, – смущённо выдавливаю я. – Это... то же самое, но и не то же самое.

Имеет ли смысл то, что я несу? Наверное, имеет, потому что Джинни меня понимает.

– Любовь к ребенку, любовь к сыну, – говорит она. Я киваю и с удивлением чувствую, что мои глаза наполняются слезами. Это не нормально, это не повод для слёз.

Джинни делает большие глаза.

– Ох, Гарри, ты этого не ожидал? Не подозревал. Конечно, откуда… – она хватает мою руку, тянет к кушетке и кладёт мою ладонь на головку Джеймсу.

– Хочешь взять моего малыша… нашего сына… нашего маленького Джеймса? – спрашивает она. Я киваю, не в силах сказать ни слова. – Так возьми, – говорит она. – Подержи его, пока я не приведу себя в порядок. Покажи ему наш дом и свяжись с Молли Уизли. Скажи, что у неё родился третий внук. Пусть передаст остальным.

Я киваю.

И охотно соглашаюсь. Я готов побродить по дому с сыном на руках. Украсть несколько минут с ним наедине, прежде чем сообщить Молли. Моя тёща всем передаст эту радостную новость, а потом непременно придёт сюда – нет такой преграды, которая могла бы её остановить. Нет, я не против её прихода. Но вслед за Молли явятся остальные. Нужно урвать несколько минут наедине с сыном, потому что скоро хаос под названием Уизли заполонит всю нашу кухню.

Целительница обеспокоена предложением Джинни. Она направляется ко мне, собираясь дать совет, сделать замечание или поймать ребёнка, если я его уроню. Осторожно беру Джеймса на руки. Я уже шесть лет общаюсь с маленькими детьми. У меня есть крёстный сын, три племянницы и два племянника. Я знаю, что делаю.

Мне нравится наша огромная семья, но всё же для меня было шоком осознать, что мои чувства к Джеймсу намного сильнее и ярче, чем, например, к крёстному сыну. Джеймс – это часть меня и часть Джинни.

Я неожиданно ощущаю новую близость по духу с Артуром и Молли. Я стал родителем. Моя жизнь изменилась. Теперь я не просто «Гарри».

Теперь я «папа».

Это серьёзное повышение, которое несёт с собой новые обязанности и новую ответственность. Я поднимаю Джеймса, целую его в лоб, потом в щёку, а потом в маленький круглый животик.

Он дрыгает ножками, выпускает газ и немного жидких зелёных экскрементов, которые попадают в пелёнку. Я смеюсь. Этот живой маленький человечек – мой сын.

Ну, и сын Джинни, конечно.

____________________________________________________

* Уэнслидэйл — полутвёрдый сыр, производимый на севере Англии