Маловероятное. Эпизод 7: ...И светлые тени (джен)

Начало истории: http://www.fanfics.me/index.php?section=3&id=81670

— Вы всё-таки это сделали… — внутренне помертвев, прошептала Гермиона, с ужасом косясь на дверь и прислушиваясь к каждому шороху, доносившемуся снизу.

Гермиона! Где ты? Ты ведь хотела о чём-то поговорить… Гермиона!

— Что? — недоумённо нахмурился Снейп. — Что вы такое говорите? Я ничего не делал.

— Самый худший день и час, — пробормотала Гермиона, затравленно оглядываясь. На глаза сами собой навернулись слёзы. — А теперь вы заставите меня снова пережить это? Раз за разом, пока я не сойду с ума?

Гермиона! Нам с отцом долго ждать? Мы торопились, потому что ты сказала, что это что-то важное…

Голос матери был всё ближе — видимо, она решила подняться на второй этаж и позвать дочку лично.

— Ради всего святого, что вы несёте? — теперь уже не на шутку рассердился Снейп. — Вы можете объяснить толком, что происходит! Это ваше худшее воспоминание?

— А то вы не знаете, — процедила Гермиона, поёживаясь: в комнате стало ощутимо холоднее.

— Это ваше худшее воспоминание и оно связано с этим домом и вашими родителями? — наконец-то догадался он.

Получив от Гермионы сдержанный кивок, Снейп вцепился рукой в волосы и шумно выдохнул, а потом издал короткий истерический смешок:

— Прекрасно! Вы были настолько самонадеянны, небрежны и глупы, что создали точку входа в опасной зоне! Это всё равно, что прикуривать, сидя на пороховой бочке… Куда уж дальше! И вы, конечно, по-прежнему не знаете, как далеко отсюда точка входа?

Гермиона механически помотала головой. Сквозь толщу всепоглощающего чувства вины перед родителями, накатывавшего волнами, подобно тошноте, наконец-то пробилось понимание — Снейп действительно этого не подстраивал. Он не хотел закрыть её здесь на веки вечные. И… он был очень озабочен, почти испуган.

«Почему он так испуган?»

Гермиона, доченька!

Как давно она не слышала, чтобы её так называли. Мама! Гермиона повернулась на звук, успев увидеть, как опускается дверная ручка. Это ведь её память, всего лишь её память, правда? Как сон. Но зато у неё будет возможность ещё раз увидеть своих родителей такими, как они были до того, что она с ними сделала. Несколько минут. Пара слов. Сложно устоять.

— Мама?

— Гермиона!

Она выглядела совсем как в тот день. И каждая деталь её одежды и поведения казалась особенно значительной, вставшей в фокус. Ведь Гермиона сама тогда пыталась запомнить всё, сохранить в памяти до последней чёрточки. Стоило ей увидеть мать, как всепоглощающее чувство вины заново захлестнуло Гермиону, не давая дышать.

— Доченька, почему тебя так долго не было? Мы с отцом так соскучились…

Выражение мягкого упрёка на её лице и пальцы, беспомощно теребившие надетый поверх ситцевого платья фартук, довершили картину. Гермионе ничего так не хотелось, как остаться здесь, с ними, забыть про всё и искупить свою вину. Она слишком долго не была дома. Пора это исправить.

— Да вот как-то задержалась, — она слегка всхлипнула и утёрла слёзы тыльной стороной ладони. — Но теперь всё будет по-другому. Я всегда буду с вами.

— Дочка… — просияла её мать. — Дай я тебя обниму.

И она сделала шаг вперёд…

* * *

— Что вы, чёрт подери, творите?!

Снейп встряхнул её сзади плечи, шипя в самое ухо.

— Уходим, Грейнджер, уходим, пока не поздно!

— Сейчас… Сейчас, — говорить с кем-то, кроме родителей, казалось трудным и ненужным. Слова будто отказывались подчиняться, губы онемели. — Всего пару минут. Несколько минут ничего не значат, ведь правда?

«И почему он вообще лезет не в своё дело, — промелькнуло в сознании. — Он не знает, что мне пришлось пережить. Что им пришлось пережить». Пусть он просто оставит её в покое.

— Да очнитесь же вы! — ещё громче заорал Снейп, тряся её как грушу. — Это не ваши родители, это ваши воспоминания. Призраки сознания.

— Ну и что? — одними губами прошептала Гермиона. — Я только обниму её. Всего лишь.

— То, что это хищные призраки. Они питаются вашей виной. Не давайте им себя обнять, не давайте сомкнуть вокруг вас руки, иначе вы никогда больше не будете прежней! Посмотрите на свои ноги, Грейнджер!

Медленно-медленно словно во сне, Гермиона опустила взгляд и коротко охнула от ужаса: её обувь накрепко прилипла к ковру. Более того, на чёрной коже ботинок начал проступать ковровый узор, словно какой-то хищный лишайник начал осваивать эту территорию, сращивая её в единую структуру с полом.

— Что это? — еле слышно прошептала она.

— Ваше чувство вины. Оно буквально не даёт вам двигаться дальше. Очнитесь, Грейнджер! Вы ни в чём не виноваты. Вы не должны себя укорять. Это произошло случайно.

— Нет!

Она вскинула взгляд на приблизившуюся фигуру матери, протягивавшую к ней руки в желании обнять и защитить от всех невзгод. Как было когда-то, пока Гермиона всё не испортила. Она хотела, чтобы они всё забыли. Она даже не подумала, что не сможет повернуть процесс вспять. Глупая заносчивая гриффиндорка, которая никогда не думает о последствиях и чересчур верит в собственную непогрешимость. Правильно сделала Шляпа, что не отправила её на Рейвенкло…

— Нет, я знала, что так могло быть! Это действительно из-за меня…

Слёзы катились по щекам потоками. Удивительно, как у одного человека может быть столько слёз. Её ноги приобрели окраску ковра едва ли не до колена. Ни ботинок, ни края джинсов уже нельзя было различить.

— Ну конечно… Конечно же, вы во всём виноваты. Вы ничего не можете сделать правильно, а при этом указываете людям, как жить. Вы достойная последовательница МакГонагалл: помешанная на контроле и подозрительности старая дева. Я не удивляюсь, что от вас сбегают мужчины, даже такие идиоты, как Уизли. Рон и Лаванда — идеальная пара…

Голос Снейпа, вкрадчивый и издевательский, так и сочился ядом. А память услужливо подкидывала картинку за картинкой.

— …И никакое красное платье не сделает вас женственнее. Чего не дано, того не дано.

Его ухмыляющееся лицо на уровне её глаз стало последней каплей. Гермиона размахнулась, чтобы залепить Снейпу пощёчину, но он перехватил её руку:

— Посмотрите вниз!

Ноги Гермионы больше не засасывала никакая «ковровая трясина». Даже ботинки выглядели нормально.

— А теперь — бежим!

Снейп рывком поднял вверх створку окна, и они вылезли наружу, но вместо того, чтобы оказаться на крыше, выбежали прямо на улицу. Косой переулок! Но не успела Гермиона удивиться смене декораций, как за её спиной снова раздалось:

Гермиона? Ты так быстро ушла из книжного… Что-то случилось?

На этот раз голосом её отца. Куда бежать? Что она помнила лучше всего? Злополучный книжный, но там наверняка будет «засада»: когда Гермиона была младше, родители часто ходили во «Флориш и Блоттс» вместе с ней.

— «Дырявый котёл»?

— В обратную сторону может не сработать!

— Есть варианты получше?

— Как скажете… — сквозь зубы прошипел Снейп.

Расталкивая случайных «прохожих» и едва не поскальзываясь на гладких булыжниках мостовой, они припустили к «Дырявому котлу». Что с ним связано? Разве что маггловский мир… Только бы подобрать воспоминание, в котором не будет родителей. Лес Дин? Нет! Там они были с отцом… Школьная экскурсия в Вестминстер? Снова нет — её забирала мать! Думай, Гермиона, думай!

Они во весь опор влетели в двери трактира — и затормозили: вместо противоположной стены колыхалось неясное марево без очертаний.

— Я не могу сосредоточиться! — пискнула Гермиона.

— Я уже догадался! — огрызнулся Снейп. — Кто бы мог подумать, что вы такая домашняя девочка… Неужели вы никогда не оставались одна?

Стоило ему это сказать, как марево прояснилось, превращаясь в старый, но довольно светлый чердак. В углу чердака примостилась грифельная доска для рисования. Мансарда… но опять в родительском доме. Гермиона стащила у отца ключ и с тех пор часто ходила туда, чтобы посидеть в одиночестве и побороть в себе страх перед привидениями (соседский мальчик как-то сказал ей, что привидения водятся только на чердаке).

Снейп тем временем осмотрелся и, обнаружив в пыли потрёпанную книгу, заглянул на первую страницу. Гермионе не было видно, но она и так знала, что он там прочтёт: «Собственность Гермионы Грейнджер, 5 лет». Он аккуратно положил книгу на место и прикрыл глаза, сжав пальцами переносицу:

— Грейнджер, — устало пробормотал он. — Неужели так трудно представить себе хотя бы одно безопасное место? С входом, выходом и — безопасное!

— После того, что я сделала, в моей памяти не осталось безопасных мест! — огрызнулась Гермиона, присаживаясь на покрытый пылью колченогий табурет.

— А вы случайно не подскажете, что именно вы натворили? — осторожно поинтересовался Снейп. — Просто… чтобы знать, что вам грозит, когда они опять объявятся. Ваши родители хоть живы?

— Разумеется! Я… стёрла им память. Но не всю, а только… память о себе. И не смогла потом восстановить.

Услышав это, Снейп еле заметно покачал головой, но от комментариев в стиле «чего от вас ещё ожидать» всё же воздержался. Вместо этого он вдруг резко сменил тему разговора:

— Ясно… А что стоит в вашей комнате? Какая там мебель?

Гермиона, всё ещё находясь во власти воспоминаний, с трудом поняла, что он спрашивает, и недоумённо передёрнула плечами:

— Как у всех. Кровать… тумбочка, два кресла возле окна.

— А напротив кресла? — Снейп весь подобрался и обратился в слух.

— Шкаф, — осторожно произнесла Гермиона, совершенно не понимая, к чему он клонит.

— Прекрасно!

Снейп разве что в ладоши не захлопал. Он вскочил, приложил ухо к двери, удовлетворённо кивнул и… снял запирающую цепочку. Гермиона едва не задохнулась от страха, но лестница была пуста. Пока пуста.

— А теперь быстро! — скомандовал Снейп. — Ведите нас в свою комнату. Чем скорее, тем лучше. Мы же не хотим попасть в засаду раньше, чем туда доберёмся, правда?

Обратно в комнату? Да он сошёл с ума! Обегать полгорода только ради того, чтобы самим шагнуть навстречу призракам?

— Но там же…

— Совершенно верно. Поэтому вы должны быть очень, очень осторожны и не позволять призраку даже коснуться себя. Но у образа вины замедленная реакция. Мы можем пробежать мимо него и скрыться в шкафу. Главное добраться до шкафа, а дальше всё будет в порядке, я вам обещаю.

— Вы псих, — тихо прошептала она, но всё же встала с ним рядом и приготовилась бежать.

Какое счастье, что в памяти, как и во сне, нельзя было запыхаться или ощутить колики в боку, иначе Гермиона уже давно бы выдохлась.

— А вы трусиха, — не остался в долгу Снейп, крепко беря её за руку. — Помните: заходим быстро, распахиваем шкаф, залезаем туда и закрываемся изнутри. И ни за что не давайте себя коснуться!

Пока они спускались с чердака на второй этаж, всё было спокойно. Но как только поравнялись с лестницей на первый…

Дочка? А почему ты не спускаешься, мама тебя зовёт-зовёт… Эй, Гермиона, ты куда?

Фигура отца медленно перемещалась вверх по лестнице. Именно что перемещалась — не шагала со ступеньки на ступеньку, а на доли секунды пропадала и материализовалась на новом уровне. Если Гермионе и необходимы были доказательства, что призраки сознания отличались от её настоящих родителей, то этого было достаточно. С избытком. Поэтому останавливаться и разговаривать по душам она не стала.

— Привет, папочка, извини, мне некогда! — пискнула Гермиона на бегу и помчалась дальше.

* * *

Мать Гермионы стояла к ним спиной, глядя в окно. Её плечи поникли и еле заметно тряслись, как от плача. Когда она обернулась на звук шагов, в её поведении не было ничего искусственного или запрограммированного — только глубокая печаль, сменившаяся новой надеждой.

— Гермиона, ты всё-таки вернулась!

Её лицо выражало такую искреннюю и насквозь человеческую радость, что Гермиона невольно засомневалась с новой силой. А что, если этот образ и правда имел какое-то отношение к её родителям? Что, если это что-то вроде связи… или их памяти, не стёртой, но запертой внутри её собственной из-за каких-то дефектов заклинания?

— Быстрее! — тянул её за руку Снейп.

Два метра от двери до шкафа, казалось, растянулись на километры. Краем уха Гермиона слышала, как Снейп с грохотом распахивает дверцу, как зовёт её. Она чувствовала, как он тащит её куда-то туда, в темноту без очертаний, откуда доносилось слабое дуновение ветра, хотя какой ветер мог быть в шкафу? Но её взгляд всё ещё был прикован к фигуре матери. Вспыхнувшая было во взгляде той радость, сменилась глубокой печалью и непониманием:

— Дочка! Ты же не оставишь меня здесь? Не покинешь меня снова? Возьми меня с собой!

Она протянула к ней руки, и Гермиона протянула навстречу свою, ничего так не желая в тот момент, как увести маму из этого ужасного места… Но резкий рывок сзади — и Гермиона буквально влетела в шкаф спиной вперёд, упав на холодный пол и чувствительно приложившись затылком к дереву. Дверной проём перед ней захлопнулся. Воцарилась темнота.

* * *

Хотя, строго говоря, темнота вовсе не была такой уж всепоглощающей, как вначале показалось. Откуда-то сверху просачивался голубоватый полусвет, обозначая размытые очертания… — нет, не предметов, потому что здесь было пусто — но самого помещения. Это был узкий и длинный коридор, заканчивавшийся с другой стороны ещё одной парой дверей: тяжёлых, дубовых, окованных металлом. Вот так шкафчик.

— А здесь они нас не достанут? — кряхтя и потирая ушибленные при падении места, осведомилась Гермиона.

— Ну во-первых, не «нас», а «вас», — поправил Снейп, сидевший неподалёку прямо на полу. — Образы вины видят и могут охотиться только на самого человека и его кровных родственников. А я, слава Мерлину, в их число не вхожу… А во-вторых, да, сюда они не проникнут.

— И… — осторожно спросила она, — эти образы вины, они… есть у каждого?

Она подошла чуть поближе и, подражая Снейпу, тоже уселась на полу по-турецки. Когда Гермиона опиралась на правую руку, то в пальце что-то кольнуло, как будто она его перележала, а теперь начинали бегать мурашки. Она еле заметно поморщилась и опёрлась спиной о стенку коридора. Спокойно сидеть после всех этих безумных пробежек казалось чем-то невероятным.

— У каждого, кто совершил в своей жизни то, о чём жалеет, а потом не потрудился привести память в порядок! — назидательно заметил Снейп, отвечая на её вопрос. — То есть… да, почти у каждого.

— Раз уж мы сидим здесь и, в порядке исключения, меня никто не пытается догнать, может, вы скажете, чем именно они опасны? И почему пытаются обнять?

Стенка приятно холодила спину и затылок. Гермиона с наслаждением прикрыла глаза, впитывая этот момент неожиданного отдыха без остатка. А вот не надо было жаловаться на скучную жизнь! Хотя, если быть совсем честной, на проверку эссе по Серпенсортии она бы всё равно это не променяла. Снейп вытянул ноги — они почти коснулись противоположной стены — вздохнул и начал:

— Образы вины — магическая разновидность совести. Они находят самые тёмные воспоминания человека, те, в которых он чувствует себя безоговорочно виноватым — и принимают образы тех, перед кем он виноват. Впрочем, это вы и сами видели…

Гермиона коротко кивнула, поощряя его продолжать.

— Магия основана на равновесии и возмездии. Поэтому и совесть у магов стремится к возмездию. Обнимая человека, образ вины… м-м… приговаривает его к той же судьбе. Поэтому самые тяжёлые последствия — когда обнимает тот, кто в настоящем мире уже умер. Но потерять память — тоже не самое большое удовольствие. Кстати, на будущее, — Снейп перекатился набок и пристально посмотрел Гермионе в глаза. — Если такой призрак всё же когда-нибудь вас схватит, успейте сказать «Обмен».

— И что тогда произойдёт?

— Вы получите только половину вреда. Зато тот человек, образ которого вас обнимает, наполовину излечится. Если он ещё жив, конечно.

— Значит, я могу излечить родителей прямо сейчас?!

Она резво вскочила на ноги и уже собиралась распахнуть двери шкафа, когда Снейп поймал её за руку и потянул обратно.

— Стоять! Вы можете хотя бы иногда сначала думать, а потом делать?! И чего вы этим добьётесь?

— Пустите! — Гермиона безуспешно пыталась вывернуться. — Я вполне могу позволить себе пожертвовать половиной воспоминаний. Это ведь… это ведь даже будут не знания, а что-то ещё. Эмоциональные связи, привязанности… Так? Зато они снова меня вспомнят!

— Не дурите, Грейнджер! Их двое. Вы потеряете не половину памяти, а всю, потому что две половины равны целому! Они вас вспомнят, а вы их забудете… Кому это надо?

— Мне! Мне это надо… Потому что так я помогу им и избавлюсь от чувства вины. Я… — она почувствовала, что вот-вот расплачется снова, — я всё перепробовала, но ничего не помогает! Я украла их память и даже не спросила разрешения. Если я всё забуду, значит, так мне и надо!

— Сколько пафоса! — Снейп разжал руки — как показалось, не без оттенка брезгливости, — и сам подтолкнул её к дверям. — Давайте, выходите! Обменяйте свою жизнь на две полужизни, только чтобы тешить себя фальшивым «я сделала всё, что могла». Возможно, помнить наполовину — гораздо хуже, чем забыть насовсем, но какое вам до этого дело! Вы ведь великий специалист. Настолько великий, что даже ни разу ни к кому не обращались. «Я всё перепробовала», — передразнил он её. — В вашу светлую голову не приходила идея, что то, что не получилось у вас, вполне может получиться у других?

Это было как удар по голове. Гермиона обернулась к Снейпу и застыла, не в силах сказать ни слова и только поражённо тараща глаза. Сердце пропустило удар, а потом забилось всё быстрее, точно с каждым толчком питая медленно разгоравшуюся внутри лампочку надежды. Да, это было серьёзное нарушение, и чтобы родителей могли осмотреть, ей придётся официально заявить о своём преступлении в Аврорат. Но… даже если её посадят — а ведь могли и не посадить: героиня она Войны или нет? — всё это не имело значения перед шансом, что кто-нибудь найдёт способ вылечить её родителей.

— Я… я не знаю. Вначале пробовала сама… потому что это преступление… а потом даже…

Она беспомощно развела руками, останавливая сбивчивый поток собственных слов. Снейп на это только досадливо фыркнул:

— В конце концов, если вы боялись авроров, то могли обратиться за помощью ко мне.

— К вам?!

— А что такого? — он выглядел почти оскорблённым. — В свете сегодняшних событий я как-то больше похож на специалиста по памяти, чем вы.

— Простите… — пробормотала Гермиона, окончательно стушевавшись. — Я не думала, что вы согласитесь. Что вам это вообще будет интересно.

— А я и не говорю, что это интересно, — хмуро оборвал её Снейп. — Но это ещё не означает, что я не могу попытаться. Я не обещаю вам, что начну заниматься этим завтра же, — предупредил он. — Я даже не обещаю, что у меня получится. Но я сделаю, что смогу…

Он резко развернулся и быстрым шагом направился в противоположную от шкафа сторону — туда, где узкий коридор заканчивался коваными дверями, на ходу продолжая:

— Но чтобы разобраться, мне необходимо знать, что именно вы сделали. Вся ваша память. Нетронутая и неиспорченная. Поэтому перестаньте ломать комедию и отойдите от двери. Мы выйдем другим путём!

— Что там? — уже в который раз за сегодняшний день спросила Гермиона.

— Вы-то сами как думаете? — отозвался Снейп, берясь за дверное кольцо. — Ваши призраки сюда за нами последовать не могут. А ваша спальня — точка входа. Из этого следует, что это место…

— Перемычка между моим сознанием и вашим? — наконец догадалась она. — Так этот коридор… что-то типа тамбура?

— Верно, — подтвердил Снейп, рывком распахивая створки. — Если мы не можем выйти через ваше сознание, то придётся выходить через моё.

* * *

Признаться честно, Гермиона ожидала, что за дверями её будет ждать уже знакомая галерея, по стенам которой развешаны зеркала-воспоминания. Поэтому когда вместо этого её взгляду открылась какая-то помесь картотеки и лабиринта, она на некоторое время утратила дар речи. Вокруг поднимались высокие, в четыре человеческих роста, стеллажи, заполненные, как ей вначале показалось, папками. Потом — огромными кассетами. Затем — клавишами. Разноцветные продолговатые прямоугольники отливали металлом различных оттенков: тусклый свинец и блестящая латунь, светлое серебро и тёмное железо, застенчиво сияющее золото и опереточно-яркий зелёно-розовый сплав, названия которого Гермиона не помнила, но знала, что им часто покрывают шурупы и металлические уголки. Стеллажи петляли, плавной спиралью с ответвлениями сворачиваясь куда-то к невидимому пока центру. А над ними…

Гермиона запрокинула голову и так и застыла. Высоко над шкафами выгибался забранный в переплёт стеклянный купол, за которым поблёскивали звёзды. Миллиарды миллиардов звёзд.

— О боже… тихо прошептала она, — как это… прекрасно! Но почему здесь всё другое?

— Вы имеете в виду, не такое, как когда вы сюда вломились? — ехидно поинтересовался Снейп, казалось, с большой неохотой поднимая взгляд к звёздам. — Потому что, когда вас приглашают, вы видите настоящую картину. А когда залезаете как нерасторопный воришка в соседский сад, то ничего, кроме проекции собственной организации воспоминаний, вы не увидите. Коридор с зеркалами! — он возмущённо фыркнул. — Какое убожество!

— Простите! Я, по крайней мере, пыталась быть вежливой, — вспылила Гермиона. — А так мне в вашей голове тоже не очень-то нравится!

Она сердито прибавила шаг. Судя по всему, они должны были вот-вот выйти к центру. Но всё же — как в его голове оказались звёзды?

— А вот и врёте, — тихо и беззлобно заметил Снейп. — Вы правда были восхищены. Что делает честь вашему вкусу… Это моя голова, так что здесь мне даже не надо напрягаться, чтобы читать ваши мысли, — пояснил он. — Я просто их слышу. И нет, это не звёзды. Это нейроны. Нейронные импульсы.

— Вы правда слышите все мои мысли?

От неожиданности она даже затормозила.

— Да, и это не доставляет мне особого удовольствия, — он без лишних церемоний схватил её под локоть и повёл дальше. — Не волнуйтесь, это ненадолго.

* * *

Чем дальше они заходили, тем больше Гермионе казалось, что стеллажи как-то зловеще кренятся и даже — хоть это и было очевидным бредом — следят за ней, причём с неприкрытой враждебностью.

— А здесь не опасно? — впервые после их со Снейпом перепалки подала она голос.

Он только фыркнул:

— Грейнджер, вы меня обижаете. Разумеется, опасно. Я потратил пятнадцать лет своей жизни на это, как-никак. Любое чуждое сознание в Зале Информации подвергнется атаке через десять минут после вторжения. У нас осталось две.

— Но… разве мы успеем? — с тревогой спросила Гермиона, пытаясь забежать чуть вперёд и посмотреть ему в лицо.

Снейп широко ухмыльнулся:

— Конечно, не успеем! Мы сделаем лучше — мы срежем! — он потянул её куда-то в сторону. — Скажите спасибо, что вы здесь с проводником, который точно знает, где нас не найдут!

С этими словами он завернул за очередной стеллаж. Гермиона последовала за ним и… — застыла на месте. У их ног разверзлась самая что ни на есть натуральная бездна. Чёрные зазубренные базальтовые осколки неприветливо щерились по краям круглого пролома в никуда.

— И ваш короткий путь?.. — Гермиона судорожно сглотнула, не решаясь договорить.

— Совершенно верно.

— А нельзя ли…

— Нельзя. Осталась одна минута. Ну же, прыгайте!

— Ни за что! — запротестовала Гермиона. — Я боюсь!

Она отчаянно пыталась отползти подальше от края, но ноги отказывались её слушаться. Бездна курилась белым то ли паром, то ли дымом, и дышала холодом. Снейп едва не зарычал от раздражения:

— Грейнджер, если бы я собирался вас убить, то давно это сделал. А если бы собирался убить себя, то нашёл бы место получше, чем моя собственная голова. Дайте руку, — потребовал он и, не дожидаясь согласия, вцепился в её ладонь. — Вот видите, я не собираюсь вас сбрасывать в пропасть. А теперь: раз, два, три!

Белое марево, густое, как молоко, сомкнулось вокруг них, морозя лицо холодным встречным ветром. Определить, насколько быстро они падали и падали ли вообще, было невозможно — туман глушил звуки и движения, а невесомость тела стирала ощущения. В падении тоже есть своя монотонность. Гермиона чувствовала, как её веки, убаюканные белой, непроницаемой для взгляда пеленой и влажным знобким холодом, начинали смыкаться, смыкаться… Поэтому голос Снейпа прозвучал, как гром среди ясного неба:

— Вот и всё!

Стоило ему это сказать, как дымка начала стремительно рассеиваться, открывая взгляду длинную и извилистую пещеру-тоннель с высокими сводами. В нишах пещеры громоздились какие-то непонятные, фантастические конструкции, похожие на произведения современного искусства или наркотический сон Сальвадора Дали, а сама пещера с её прихотливыми и обтекаемыми формами казалась окаменевшим живым существом.

— Где мы? — почему-то шёпотом спросила Гермиона, оглядываясь со смесью опаски и восхищения.

Если верхний этаж, на котором они побывали до этого, обладал почти космической упорядоченностью, то здесь правили хаос и тьма, раскрашенная ядовитыми всполохами света — зелёными, красными и синими, — выхватывавшими из мглы то одну, то другую фантастическую постройку.

— Зал Личности, — казалось, без особого восторга, процедил Снейп. — Чувства, эмоции, идеи, мотивы, абстрактные понятия… Впрочем, вы сами скоро догадаетесь по подписям. Нам… — он резко крутанулся сначала в одну, потом в другую сторону и наконец показал куда-то направо: — Нам туда!

* * *

Хотя Снейп гнал её через Зал Личности на максимальной доступной скорости, Гермиона не была бы собой, если бы не глазела всё время по сторонам. Да-да, он предупредил её, чтобы она не лезла в его дела. Но он же сам пригласил её сюда? Сам. Значит… Ну а кроме того, она же сюда больше никогда не попадёт, не так ли?

Это напоминало путешествие по музею сюрреализма. Аллегорическая композиция, озаглавленная «Кладбище сомнений»* и вправду представляло собой погост, уходящий куда-то в темноту. Но вместо дат и фамилий на надгробиях были выбиты вопросы. У самого прохода, правда, они были не очень интересными, вроде «Асфродель ветвистая или асфодель белая: что важнее — быстрота или безопасность?» Однако скрытые во мгле гранитные плиты обещали значительно более захватывающие темы. Но разве Снейп позволил Гермионе хотя бы притормозить? Разумеется, нет!

А вот мимо тёмной игольчатой башни, озаглавленной «Утёс отчаяния» она и сама пробежала не оглядываясь. Та же участь постигла и панно из застывших, словно мухи в янтаре, полупрозрачных существ, напомнивших Гермионе фей из сказок. На табличке значилось «Несбывшиеся надежды».

Но завидев следующую композицию, Гермиона замедлила шаг, едва не затормозив. Она буквально кожей чувствовала её огромную, подавляющую всё вокруг важность. В воздухе, удерживаемая тонкой нитью, пропущенной через её изгибы, парила причудливо закрученная хрустальная лента. Нить, пройдя через несколько блоков, замирала в хищно раскрытой пасти огромных ножниц, чьи кольца, в свою очередь, приводились в движение весами. На одной из чашек весов грудой лежали черепа, другая казалась пустой, но весы странным образом пока удерживались в хрупком равновесии. Тем не менее, было очевидно, что если бы на этой чаше было хотя бы на череп… да что там, на пылинку! — больше, то она неминуемо опустилась бы, заставляя ножницы перерезать нить.

Подписи возле этой композиции не было. Вернее… Так Гермионе казалось, пока она не поняла, что сами изгибы хрустальной ленты складывались в слово «soul» — «душа», летящей вязью. Душа? Хрупкая, готовая расколоться от первого же неверного шага… А с другой стороны: чего она ожидала? Ей следовало самой догадаться, причём уже давно.

— Насмотрелись? — резко прозвучал над ухом голос Снейпа. — Тогда идём! Мы почти пришли.

И даже ругать её за то, что опять залезла не в своё дело, не стал. Пещера тем временем расширилась, превращаясь в высокий зал, подсвеченный пламенем. Справа путь им преграждала пропасть, на дне которой и ярился огонь, освещавший пещеру. Слева — что-то вроде огромной шахматной доски.

— Это единственное место, где нельзя обойти элемент памяти, а надо пройти насквозь, — пояснил Снейп. — И единственное по-настоящему опасное место, потому что этот зал нельзя полностью отделить от верхнего.

Он поднял голову, и Гермиона вслед за ним посмотрела вверх. Далеко-далеко, едва ли чуть ниже неба, виднелся стеклянный купол верхнего зала. А от него к шахматной доске и пропасти были словно протянуты еле заметные тонкие золотистые нити.

— Это то, что соединяет память и эмоции, делая воспоминания живыми. Без этих связей информация — просто информация, а эмоции не становятся руководством к действию. Если надо, я могу временно заблокировать эти связи. Везде. Но только не здесь.

Значит, им предстояло выбрать путь. Арка перед пропастью была украшена надписью «Моя лояльность»**. Арка перед шахматной доской — «Мои грёзы». Обе надписи выглядели в равной мере безобидно и абстрактно, но кто знает, что таилось за ними на самом деле?

Через пропасть был переброшен тонкий, едва ли в ширину шага мост.

— А что будет, если упасть с этого моста? — с замиранием сердца спросила Гермиона.

— А что будет, если работать на двух хозяев и нечаянно выдать себя? — ответил вопросом на вопрос Снейп. — Сами подумайте. Но, пожалуй, нам стоит выбрать именно этот путь. Я его пройду, а вы… перед вами никогда не стоял такой выбор, так что вы можете смело намечтать себе, что у вас это прекрасно бы получилось.

И снова пропасть. Как будто сознание Снейпа специально издевалось над Гермионой. Будь этот обрыв в десять раз мельче, не гори на его дне что-то, подозрительно похожее на лаву — этого и то стоило бы бояться. А так Гермиона была просто в ужасе. Получилось? О нет, ничего у неё бы не получилось. И не получится.

— Я не могу, — тихо, но твёрдо заявила она. — Я упаду. И насколько я понимаю, умереть у вас в сознании — приблизительно то же самое, что и в настоящем мире. А что насчёт второго пути?

Снейп даже спорить не стал — только устало передёрнул плечами.

— Лотерея. Этот путь, — он кивнул в сторону моста, — хотя бы простой и понятный. А это — шахматная доска ассоциаций. Вы шагаете на зелёное поле, оно зажигает три других поля — где угодно и какого угодно цвета. Если вам везёт, они тоже зелёные и хотя бы некоторые из них неподалёку. Если нет… Ну что ж, летать в этом мире нельзя.

— А если встать на незажжённый квадрат?

— Он может оказаться как зелёным, так и красным.

— М-м… — Гермиона продолжала напряжённо размышлять: всё, что угодно, но только не мост над пропастью! — Три клетки на каждого человека? То есть, идя вдвоём, можно зажечь шесть клеток за раз? А если идти с разных сторон поля, то повысить вероятность, что зажжённые клетки пригодятся хотя бы одному из двоих.

Снейп склонил голову набок, прикидывая:

— Пожалуй, что так. Но вы ещё не спросили меня, что будет, если наступить на красную клетку.

— Хищные воспоминания? — со вздохом предположила Гермиона. — Чего бы ни касалось, всё сводится к ним. Но… Если я правильно понимаю, сюда чужаки не заходят? Значит… они угрожают только вам?

Снейп посмотрел на неё с удивлением, словно не ожидал такого количества правильных выводов в одном монологе.

— Верно. Вас они заметить не должны. Но это вам не особенно поможет. Учтите — если нападут на меня, сознание захлопнется изнутри, и вы отсюда не выйдете.

Гермиона вспыхнула от возмущения:

— Я и не собиралась вас здесь бросать. Это был просто вопрос на понимание. Так мы идём?

— Как хотите, — пожал плечами Снейп. — Как вы понимаете, гнать вас против вашего желания по мосту я не могу…

«А жаль», — так и звучало в этих словах. Гермиона снова вспомнила подвешенную на тонкой нити хрустальную ленту. Он давал ей возможность передумать. Он хотел, чтобы она передумала, но повлиять на её решение не мог, потому что мост таил в себе смертельную опасность. Заставлять его поступать против воли было неправильным и нечестным. Всё так. Но пройти над пропастью Гермиона просто физически не могла.

— Тогда идём, — тихо сказала она, стараясь не смотреть на Снейпа.

Медленно и не без какой-то зловещей торжественности они вступили под левую арку.

— Не думайте ни о чём, — напутствовал её Снейп. Его голос звучал мрачно и отрешённо. — Чем спокойней вы будете, тем выше вероятность, что зажжётся зелёная клетка. Можете считать овец, или декламировать стихи, или просто очистить сознание — главное, не концентрируйтесь ни на чём конкретном. Особенно на страхах.

Два зелёных сектора горели неподалёку от начала. В самый раз. Снейп шагнул на свой сектор первым, Гермиона — едва ли не запрыгнув — чуть позже. Игра началась.

* * *

Вначале им везло — две зелёные клетки из трёх и каждый раз недалеко. Гермиона даже начала думать, что всё было совсем не так сложно и опасно, как описывал Снейп. Но потом…

Шаг! Три секции вокруг неё зажглись красным. Гермиона застыла на месте, вопросительно глядя на Снейпа. Он осторожно, как будто чтобы не спугнуть, наступил на ближайшую к себе зелёную клетку… Две красных из трёх! А третья, одинокий зелёный огонёк на тёмном поле, зажглась ровно между ними. Слишком далеко. Не только для Гермионы, но даже для Снейпа с его высоким ростом. Одна клетка, зелёная и недосягаемая. Они посмотрели на неё, а потом друг на друга. Положение выглядело отчаянным.

— А если вернуться и попытаться наступить на зелёные клетки, которые мы пока не использовали? — предложила Гермиона. — Вдруг они откроют больше подходящих секций?

Как же обидно пройти путь до половины и возвращаться! По собственным следам, петляя, как зайцы. Они нажали на все пропущенные секции, но добились только того, что у самого финиша расцвела чуть ли не настоящая дорожка из зелёных клеток. Но то место, на котором они застряли, было от этой дорожки слишком далеко. Как же попасть на эту клетку?

— Давайте сделаем мостик! — предложил Снейп, когда они снова оказались по обе стороны от клетки. — Если мы наклонимся друг к другу и сцепимся руками, то сможем опираться друг на друга. Тогда можно будет перенести вес — и обоим оказаться на этой клетке.

— Но между нами расстояние больше двух полных шагов, — возразила Гермиона. — Мы утратим равновесие!

— Я же сказал, мы будем опираться друг на друга! Проблема в другом… — задумчиво пробормотал Снейп. — Нам будет очень нужно, чтобы зажглись ещё хотя бы две зелёные клетки. Потому что уйти с этой, если всё окажется, как сейчас, мы уже не сможем. И вернуться не сможем.

— Нам придётся очень постараться, — судорожно сглотнула Гермиона.

— Да, поэтому, прежде чем приступать, ещё раз прошу вас — очистите сознание. Это место, слишком хрупкое, оно реагирует на каждое движение души: стресс, нервозность, раздражение, страх… Давайте минуту подумаем, мысленно приведём себя в порядок — а потом приступим!

Снейп взмахнул рукой, материализуя в воздухе песочные часы. «Очистить сознание, думать о чём-то нейтральном или вообще ни о чём». Что угодно, только бы не привлекать внимания сознания Снейпа. Хрупкого, чувствительного сознания, защищающегося с фанатичностью иммунной системы аллергика. Вот она грань между ранимостью и беззащитностью! Даже его мечты готовы были покарать прикоснувшегося к ним недостаточно бережно. «Ступай легко, мои ты топчешь грёзы», так, что ли?

То ли из-за своей нервозности, то ли из-за самого ритма стихотворения, но раз вспомнив строчку, Гермиона уже не могла отвязаться от навязчивого повторения:

«Будь у меня небесные покровы…»

И дальше, дальше, до последней строки и снова с начала. Снейп еле заметно кивнул ей, и она кивнула в ответ, в состоянии где-то посередине между трансом и равнодушной обречённостью. Раз! Они наклонились друг к другу и соприкоснулись ладонями, в следующее мгновение постаравшись максимально перенести вес на руки. Гермионе, как менее высокой и более лёгкой пришлось наклониться сильнее.

«Сияющим утром, полночным серебром…»

Два! Они одновременно оторвали правые ноги от пола, чуть-чуть покачались, приноравливаясь к нестойкому равновесию — и поставили их на центральный зелёный сектор.

«Я простираю грёзы под ноги тебе…»

Три! Крепче сцепившись руками, они окончательно перенесли вес тела на центральную плитку и медленно, осторожно поставили туда левые ноги. Получилось. Теперь всё зависело от того, сколько зелёных плиток им удалось зажечь.

Снейп первым решился посмотреть в ту сторону. Еле заметный кивок в полнейшем молчании — и только в голове продолжает кружиться: «Мои ты топчешь грёзы». Собственный внутренний голос казался ей чужим, слишком гулким, слишком слаженным, словно он отражался от невидимых стен и возвращался к ней раз за разом, умноженным и изменённым. Гермиона взглянула на поле — снова всего два сектора. Но уже кое-что. До конца осталось совсем немного.

Цепляясь за строчки Йетса, заполнявшие разум постоянным скандированием и не дававшие её страхам («А вдруг не дойдём? Вдруг все плитки зажгутся красным?») прорваться наружу, Гермиона шагнула на следующий сектор. Глядя себе под ноги и практически не замечая, что происходит вокруг, она шла дальше и дальше через казавшееся бесконечным поле.

_____

* Здесь и далее некоторые «топонимы» нагло позаимствованы из песни К.Никольского «По дороге разочарований».

** Ну или «моя верность»: в плане верности клятвам, взятым обязательствам, тем или иным принципам. Имелось в виду английское слово «loyalty». Лояльность — кривая калька с английского, но «верность» вызывает в памяти скорее верность супружескую, а кроме того имеет нежелательные корреляции с нацисткой Германией. Поэтому пришлось написать так.

* * *

А потом совсем неожиданно оказалось, что надо сделать всего один шаг.

«Мои ты топчешь грёзы!»

Гермиона спрыгнула с зелёного квадратика на твёрдую землю и потянула за собой Снейпа. И вот они оба уже стоят по ту сторону клетчатого поля. Под аркой, на которой, как и на той, что перед входом, вилась надпись «Мои грёзы». «Мои ты топчешь грёзы», — ещё раз повторила Гермиона про себя, и вдруг поняла, что её внутренний голос снова зазвучал как-то иначе. А вернее — как прежде. До неё с опозданием дошло, что же было не так — на поле стихи произносили два человека. В унисон.

— Вы читали мои мысли!

Снейп посмотрел на неё усталым и каким-то затуманенным взглядом, как будто не сразу понял, о чём она.

— Что? — он недоумённо нахмурился. — Ах, это… Я же предупреждал вас, Грейнджер. Вы находитесь внутри моего сознания. Мне не надо читать ваши мысли. Я их слышу.

«О Мерлин, а я так надеялась, что он блефует».

«А если я начну думать о чём-то…»

«Чёрт!»

— И это. И это. И вот это тоже, — безжалостно прокомментировал Снейп. — Но вы сослужили нам хорошую службу этим стихотворением. Надо же было додуматься… — он тихо рассмеялся. — Мечты!

— А что… — начала было Гермиона, но, переведя взгляд на надпись, сама всё поняла: грёзы. Не мечты. Сны, сновидения*. И она изменила вопрос, который хотела задать: — …бы произошло, если бы это были сны?

Вместо ответа Снейп только щёлкнул пальцами и тихо прошептал: «сны». Площадка за их спиной стала красно-зелёной мозаикой. Цвета мигали, стремительно превращаясь друг в друга, но количество красного быстро росло, пока вся площадка не окрасилась в красный цвет. И только несколько квадратов остались просто тёмными.

— Я не очень хорошо сплю по ночам, — пояснил он. — А мы пришли!

Перед ними высились ещё одни двери, на этот раз почти в два человеческих роста высотой. Но едва Снейп легко толкнул их ладонью, они моментально раскрылись. В проём хлынул ослепительный свет. Гермиона зажмурилась, а когда открыла глаза — то снова сидела в кабинете Снейпа перед горкой свитков с эссе. Получилось? Получилось!

Она судорожно ощупала полированную поверхность стола, обивку кресла, провела рукой по гусиному перу…

— Это всё — настоящее?

Против воли её голос дрогнул. Сидевший напротив Снейп не спеша потянулся, покрутил из стороны в сторону затёкшей шеей и изрёк:

— Настолько, насколько что-то в этой жизни может быть настоящим.

Гермиона успокоено выдохнула. Как же хорошо было снова быть в реальном мире. Казалось, побывав в подобной передряге и выбравшись из неё целой и невредимой, надо было что-то сказать, как-то поделиться своими ощущениями или… хотя бы поблагодарить Снейпа, вытащившего её оттуда несмотря ни на что. Но впечатления от пребывания в чужом сознании быстро выцветали, становясь плоскими и незначительными, словно сон, который нельзя забыть, но и вспомнить до конца не получается. Реальность стремительно заполняла всё существо Гермионы, заставляя беспричинно радоваться даже самым незначительным вещам. Даже эссе учеников. Она почти с нежностью погладила гусиное перо и решительно обмакнула его в чернила, готовясь продолжать так неожиданно брошенное занятие. Но Снейп её остановил:

— Грейнджер, вы что? Бросьте это дело, завтра продолжите. Идите, выспитесь наконец-то.

— Но…

— Никаких «но»! Идите.

— Спасибо! — растерянно пробормотала она, надеясь, что он поймёт: не только за то, что отпускал и давал поспать. Вообще: за всё.

Снейп кивнул. И, возможно ей это только показалось, но понял.

В эту ночь Гермиона спала крепко и без сновидений. И только под утро ей снова приснилась красно-зелёная шахматная доска: «Мои ты топчешь грёзы…».

______

* «My dreams» — и мечты, и сны. Вслед за некоторыми хитрыми переводчиками в качестве нейтрального слова, обозначающего и то, и другое, я использую слово «грёзы». Соответственно, перевод стихотворения Йетса выбирался тоже исходя из этого слова.

* * *

Оставшись один, Снейп, разумеется, никакой проверкой работ заниматься не стал. Это было пугало для Грейнджер, сам же он мог при желании разобраться с эссе за полчаса, а самые отвратительные — просто «потерять» к вящему счастью авторов.

Он достал из ящика стола пробирку с воспоминанием и залил её в думосброс с проектором — замечательное изобретение, позволявшее создавать в пространстве объёмную копию воспоминания, вместо того, чтобы самому лезть носом в каменную чашу. Снейп пару лет назад «конфисковал» этот улучшенный думосброс у одного начинающего мага-порнорежиссёра и по совместительству неплохого изобретателя. Снейп тогда прикинулся представителем «полиции нравов» — и даже Конфудус не понадобился…

Посреди комнаты зажглось странное видение — перепутанный клубок изломанных светящихся линий, кое-где совсем плотно прилегавших друг к другу, кое-где оставлявших широкие прорехи. Сиреневые, бледно-розовые, фиолетовые, красные и зелёные линии, то потоньше, то потолще.

Снейп пальцем прочертил рваную траекторию яркой оранжевой кривой, шедшей из самого центра. Вверх, резко вниз, чуть вбок — и так несколько раз. Что это ему напоминало? Он ещё раз, уже чуть быстрее повторил это движение, будто дирижируя оркестром. Ну да! Так и есть: это было заклинание, некогда любимое садоводами: автоматическая посадка семян. Один взмах на «вскопать», один на «посадить» и финальный — на «утрамбовать».

Теперь, когда у него появилась идея, он начал присматриваться к другим кривым внимательнее. И начал узнавать их одну за другой: непростительные заклятия и колдомедицинские чары, мелкие хозяйственные заклинания и масштабные, использовавшиеся только на государственных праздниках «праздничные» чары, запускавшие гигантские фейерверки или перекрашивавшие улицы. Заклятия… Сумма всех возможных заклятий. А что есть эта сумма? Магия!

— Выходит, магия Энджелы без остатка идёт на… магию? — вслух заметил Снейп, обходя светящийся клубок с разных сторон. — Бред какой-то!

Если только… что если кто-то решил вложить все её силы не абы в какие магические умения — а в способность предсказывать? И когда Снейп думал «кто-то», перед его внутренним взором вставал его клиент, Сэм Блиш. Но что же за заклинание он мог использовать? И главное — когда?

Снейп достал из кармана пергамент с датами и местами, которые Энджела посещала незадолго до появления симптомов, и по сей день. Любое заклинание или зелье имеет свои законы последействия. Следовательно, если применялся один и тот же способ, то картина симптомов Энджелы могла дать ключ к тому, что, как и когда было применено.

Снейп взмахнул палочкой, вызывая в воздухе двухмерный график, на одной оси которого было отмечено время и место, а на другой — симптомы. Немного подумав, Снейп чуть удлинил график в прошлое: ведь симптомы могли проявиться не сразу. Щелчок — и на графике остались только точки, соответствовавшие датам встреч Энджелы с отцом.

Теперь поверх графика Снейп наложил шесть других — модели воздействия заклинаний. С суммированием эффектов или без суммирования, постепенно усиливающиеся — как проклятия, наносящие равномерный единовременный вред — как боевые заклинания, затухающие со временем — как сглаз. Снейп варьировал условия и так, и сяк, вводил предположение, что на Энджелу могли воздействовать не каждый раз, а только в некоторые из встреч — но ни одна модель даже близко не описывала динамику её симптомов.

Он повторил то же самое с разными коэффициентами. Потом, скрепя сердце, временно отказался от идеи виновности Блиша и вернул на график все точки. Отдельно просчитал варианты с домом и университетом — мимо. А что если на Энджелу воздействовали не в этих конкретных местах, а… ну, допустим, по дороге — из засады? И снова графики не совпадали.

По всему выходило, что это было вообще не заклинание. Не проклятие. Зелье! Снейп взмахом руки перенастроил графики под новые параметры, методично проверяя вариант за вариантом, пока, наконец, не остался один единственный — дом! Положив подбородок на скрещенные руки, Снейп устало уставился на результат. Наконец-то сошедшийся почти идеально.

Зелье, судя по расчётам, относилось к тем, что давали стойкий эффект даже при единовременном употреблении. Но неизвестный злоумышленник давал его Энджеле регулярно, усиливая эффект в геометрической прогрессии. Тревожно мерцавшая в конце графика точка — «смертельная опасность для здоровья. Необратимые изменения неминуемы» — была не так далеко, как хотелось бы. А Снейп всё ещё не знал, что это была за отрава.

Он посмотрел в окно и с удивлением заметил, что ночь постепенно уступала место серому рассвету. Значит, было уже около девяти утра. Рановато для визита, но если пока подготовить лабораторию для анализа…

* * *

Снейп аппарировал бесшумнее, чем чеширский домовик. Вначале он планировал позвонить в дверь и всё объяснить, но на второй за двое суток диалог с настроенной против магов Мерион Джонс решиться было куда сложнее, чем на незаконное проникновение в жилище. «В крайнем случае — конфудус и обливиейт ещё никто не отменял», — подумал он, тихо ступая по ковру в гостиной дома Джонсов. Сканирующие чары не выявили никаких следов магии ни в санузле, ни в кладовке, ни в коридоре. В гостиной же впервые появились признаки магии.

— Инкатем Ревелио!

Ваза на каминной полке оказалась в паутинке света. «Значит, её разбили, а потом починили магией». У письменного стола ярким флуоресцентным светом горел ящичек, но когда Снейп его выдвинул, тот оказался пустым. Пробормотав ещё несколько выявляющих заклинаний и увидев призрак чего-то, напоминавшего записную книжку, Снейп понял, что здесь было — тот самый блокнот, подаренный Блишем. «Ну конечно, наверняка после истории с Энджелой Мерион его выбросила». Но больше в гостиной никто не колдовал. Снейп не хотел пока думать, что будет, если заколдованный предмет надо будет искать в спальнях, и, с надеждой, что ему всё-таки хоть немного повезёт, решительно направился в кухню.

Обычная маггловская кухня, никаких возмущений кроме… да-да! Снейп буквально почувствовал этот заряд, развернувшись на сто восемьдесят градусов, и решительно шагнул к шкафчику над плитой. Вот она, замотанная в чары незаметности магическая дрянь, притворявшаяся бутылкой какого-то соуса. Снейп едва ли не мизинцами взял её и уже приготовился запаковывать, когда услышал за спиной какой-то шорох.

За те доли мгновения, что он поворачивался к двери, Снейп уже успел наложить на кухню заглушающее, придумать десяток совершенно неправдоподобных объяснений и решить, что Обливиэйт с порога — куда лучше Конфундуса, а главное — даже не так вреден для здоровья магглов.

Но никто не закричал. В дверях стояла Энджела и безмятежно улыбалась.

— Привет. Рада тебя… чувствовать. А что у тебя в руках?

Она подошла ближе и с интересом склонилась над бутылкой, которую он так и не выпустил из рук. Но когда Энджела попробовала до неё дотронуться, Снейп резко отвёл руку.

— Возможно, это нельзя даже трогать. Это… та вещь, из-за которой с тобой всё это происходит.

Энджела понимающе кивнула:

— Вот почему я не могу понять, что это! Она слишком сильно со мной связана.

В этот момент Снейпу наконец-то пришло в голову, что неплохо было бы извиниться за неожиданное вторжение:

— М-м… Я тебя не напугал? Было рано, а мне срочно нужны были данные для анализа и…

— Ничего страшного, — улыбнулась она. — В тебе нет ничего, что пугает. Даже твоя тень и та светлая. Самая светлая из тех, что я встречала.

Она покачала головой и быстро, не давая ему возразить или сказать что-то ещё, добавила:

— Иди, не задерживайся! Я знаю, что ты не любишь болтать попусту! Иди и узнай, что в этой кошмарной бутылке, которую я совсем не вижу.

— Она была на второй полке, — зачем-то подсказал Снейп.

— Соевый соус, — хмыкнула Энджела. — Ни за что бы ни подумала. Но ты прав, Человек со светлой тенью, я пользовалась им каждый день… Это плохо?

— Могло быть и лучше… — проворчал он, пряча злополучную бутылку в карман. — Но я постараюсь всё исправить.

Сказав это, Снейп воспользовался её разрешением уйти и аппарировал, даже не попрощавшись. Поэтому не слышал, как Энджела задумчиво сказала ему вслед:

— То, что ты увидишь, тебя очень разозлит. И у тебя из-за этого ещё будут проблемы. Но я знаю, что переубеждать бессмысленно…

* * *

Когда после третьей пары у Гермионы выдалось «окно», она застала Снейпа в лаборатории. Он следил за выпариванием какой-то подозрительной жидкости и грыз перо с таким остервенением, словно это была шея воображаемого врага. В лаборатории было душно и пахло какими-то малоприятными зельями, но всё перебивала нестерпимая вонь подгоревшего соевого соуса.

Жидкость тем временем превратилась из болотно-зелёной в молочно-белую с лёгким фиолетовым оттенком. Из колбы повалил густой пар. Снейп не то мрачно, не то удовлетворённо хмыкнул и что-то записал на длинный пергаментный свиток всё тем же искусанным пером. Сам он (Снейп, а не свиток) выглядел едва ли лучше своей писчей принадлежности: словно с момента, когда они с Гермионой расстались, он и вовсе не ложился, а вместо этого пробежал километровый кросс и окунулся в чан с одним из своих зелий. Даже его обычно безупречная мантия и та производила впечатление какой-то помятой и несвежей, не говоря уже о прожжённых дырках на рукавах.

Гермиона хотела было что-то спросить, но он предостерегающе поднял палец вверх, а потом приложил к губам, призывая сохранять тишину. И снова склонился над колбами и ретортами. Гермиона уже было решила, что лучше ей будет зайти попозже, когда, настрочив ещё дюймов десять в свой свиток, Снейп наконец оторвался от стола и посмотрел на неё. Вид у него был победный, хотя и недобрый.

— Средство Макентайра! — провозгласил он. — Я должен был догадаться уже после молока летучей мыши, но всё не мог поверить, что у кого-то хватит глупости сварить эту дрянь!

— То зелье, которое усиливает магические способности? — переспросила Гермиона. — Рецепта которого нельзя найти ни в одном учебнике?

— Ай, — раздражённо отмахнулся Снейп. — Найти-то как раз можно, хотя и не в школьных учебниках, а в старых гримуарах из Запретной секции. Проблема в другом — это вряд ли сделал Блиш… И сама Энджела тоже не делала. Но кто, кто тогда это может быть?

Он снова вцепился зубами в кончик пера, нервно постукивая пальцами левой руки по столешнице.

— Вы думали, что это сделал кто-то из них? — ужаснулась Гермиона. — Но…

Она хотела спросить: «Но зачем?» — однако, остановилась на полуслове. Ответ напрашивался сам собой: Блиш был помешан на пророчествах, а Энджела могла хотеть стать магом. Вариант с Блишем даже казался более вероятным… — нет, не потому что Гермионе он отчаянно не нравился, хотя и это тоже, — но потому, что у него было куда больше возможностей раздобыть старинную книгу, чем у студентки-сквиба: «Моя мать не пророчица, просто неплохой маг-чернокнижник».

— Но почему это не может быть Блиш? — переформулировала свой вопрос Гермиона.

Снейп вместо ответа снова вывел график симптоматики.

— Если подставить сюда «средство Макентайра», отрегулировать концентрацию и ввести способ получения «два раза в день, ежедневно, только дома», то…

— То получается, что Энджелу начали травить спустя два месяца после начала их встреч с отцом! За несколько недель до появления симптомов, но после того, как у неё открылись магические способности!

— …Иными словами, — продолжил Снейп, — Блиш к тому времени и так был счастлив уже тем, что его дочка — маг и предсказатель. Кроме того, он не такой идиот, чтобы не понять: средство Макентайра — яд, грубое зелье родом с самой зари зельеварения, когда людей травили чем попало, а удачно лечили — только в порядке исключения или по случайности.

— Мм… А сама Энджела?

Снейп вопросительно приподнял бровь.

— Ну… — замялась Гермиона. — Ходила домой к отцу, пока никого не было, нашла в библиотеке книжку. В колдовстве у неё что-то не получилось, вот и решила помочь себе. Думала, это как аспирин от головной боли принять, а оказалось вот что, — она развела руками. — А теперь не хочет признаваться.

Снейп хмыкнул:

— А я-то думал, вас переполняет необоснованная вера в людей, Грейнджер. Я сам об этом думал, — он задумчиво потёр подбородок, — но на бутылке были чары незаметности. Нет, это был маг. Одновременно циничный, истеричный и не очень умный… Потому что кто-то более рациональный применил бы обычный яд. Но сейчас это не так важно, — прервал он себя. — Сейчас гораздо важнее изготовить противоядие.

Он протянул Гермионе список ингредиентов, явно ожидая от неё каких-то комментариев. На шестом курсе Снейпу пришлось поднатаскать её по Зельеварению, или, как он сам называл это, «научить удачно имитировать научные знания за счёт практических». Правда, это были в основном лечебные зелья, которые могли пригодиться Ордену. Но и изготавливать противоядия Снейп её тоже учил. Пять лет Гермиона ни разу об этом не вспоминала, но когда увидела список компонентов, навык вернулся автоматически:

— Наличие компонентов, добытых из немагических животных, делает зелье обратимым. Растительные яды свидетельствуют, что противоядие должно иметь сходный состав, но в другой дозировке. Дополнительное магическое воздействие — минимально, что предполагает, что эффективность противоядия зависит в первую очередь от точного соблюдения инструкции. Запрещённых или чересчур редких компонентов нет, из чего следует, что ингредиенты можно свободно купить в Косом переулке при наличии лицензии зельевара хотя бы начальной ступени.

— Верно, — не то с удивлением, не то с удовлетворением заметил Снейп. — Сможете подготовить базу и рассчитать оптимальный график смешивания без меня?

— Смогу, но… — Гермиона увидела, что Снейп, не дожидаясь её ответа, уже собрался уходить, и побежала следом: — А вы куда?

— Встретимся через два часа!

Вот и всё, что он ей прокричал, прежде чем скрыться в неизвестном направлении. Гермиона досадливо вздохнула («Почему нельзя хотя бы раз всё нормально объяснить?»), подождала минуту, пожала плечами и начала выставлять на стол пробирки и реторты.

* * *

Спустя приблизительно час после этого Снейп уже сидел в библиотеке, на пару со своим домовиком просматривая библиотечные каталоги. Библиотека Выручай-комнаты помимо прочих обладала ещё и таким замечательным свойством, как абсолютно исчерпывающая картотека, с которой невозможная задача — найти все издания, где упоминалось средство Макентайра, и определить хозяев этих изданий — становилась просто немного сложной и занудной, но вполне выполнимой.

— Добавлять книги, в которых рецепт закодирован по частям, Хозяин? — осведомился Хиппо, перелистывая очередную страницу каталога.

— Нет. Я думаю… — Снейп слегка помедлил, собираясь с мыслями. — Что можно вообще исключить любые книги, где он закодирован. Только прямой рецепт. Только на современных европейских языках.

— Тогда остаются издания, выпущенные до формирования Алхимической федерации, — заметил Хиппо. — Старые книги, не переизданные книги. Редкие. Очень редкие… — он пролистал ещё несколько страниц, словно чтобы убедиться, что и там ничего подходящего нет, и с уверенностью заключил, снимая очки: — Всего два издания подходят под заданные параметры. Одна книга выпущена в Уэльсе, вторая — в Баварии. Тираж первой — сто пятьдесят экземпляров, второй — семьдесят. До нашего времени дошло…

Хиппо выполнил какие-то подсчёты, бормоча про себя «пожар в библиотеке», «конфисковано инквизицией», «утонуло вместе с кораблём Эрика Скарсгарда». Снейп всё это время терпеливо ждал вердикта. Наконец, домовик озвучил финальное число:

— Двенадцать книг «Над жизнью и смертью» Финеаса Криквуда и пять «Превращения материи» Ганса Рейнхарда. В Соединённом Королевстве находятся только восемь экземпляров обеих книг. По экземпляру — в библиотеке Хогвартса, в Запретной секции. Оставшиеся шесть — в частных коллекциях, в том числе — на Гримо 12, собрание, некогда принадлежавшее Блэкам.

— Эту библиотеку можно вычеркнуть, — отмахнулся Снейп. — Возможно, раньше оттуда и можно было незаметно утащить книги, но не сейчас. Из Запретной секции в сентябре-октябре ничего не пропадало?

— М-м… — казалось, домовик слегка смутился. — По документам — нет, но вы же помните, какое это было неспокойное время… Ни один домовик не даст вам точного отчёта по событиям сентября-октября. Даже я, — совсем тихо, почти шёпотом произнёс он. — В любом случае, сейчас все книги на месте.

«Да уж, великолепная Грейнджер со своими шарфиками», — мысленно проворчал Снейп, придвигая к себе список с оставшимися частными библиотеками. Пять домов, пять фамилий. Предсказуемо, возглавлял список Малфой-Менор. Его Снейп отмёл сразу — если бы Люциус был как-то причастен к этому случаю, то никогда не позволил бы Снейпу даже близко работать с этим делом. Остальные фамилии не говорили ему решительно ничего. Да, все древние, все чистокровные, довольно пафосные, но — зачем кому-то из них, их чад и домочадцев травить девушку-сквиба? При её образе жизни минимален шанс, что она где-то могла с ними познакомиться, а тем более — перейти дорогу. Не из-за наследства же… Так у Блиша и так есть родная дочь…

Родная дочь! Взгляд Снейпа упёрся в непримечательную на фоне других фамилию «Лефей». А память услужливо подсунула целых два эпизода. Первый — когда Блиш продемонстрировал им с Гермионой своё «дерево рода», смущаясь: мол, для такого, как он — младшего сына младших сыновей — это было несколько претенциозно. Но объясняя тем, что «у нас в семье у всех разные фамилии — как иначе докажешь, что мы родня?». Его дед и отец — Флоренсы, мать и все её предки по женской линии — Блиш. И жена — Франсин Лефей.

Второй эпизод был куда хуже. Снейпу следовало бы догадаться раньше. Конечно, ни одна мать не позволит назвать свою дочку фамилией проклятых ирландских ведьм, сводящих в могилу своих мужей сразу же после свадьбы! И дочь Сэма и Франсин носила фамилию матери. Айра Лефей. Факультет — Слизерин. Курс — шестой. Интересы — Тёмные искусства. Та самая белокурая девчонка, что так любит загибать уголки страниц. Она всё-таки нашла рецепт, который не требовал расшифровки.

* * *

Отнести зелье Снейп вызвался сам. На душе ещё было тяжело и довольно гадко после разговора с Блишем. Узнав про две альтернативы: либо Энджела полностью выздоравливает, но теряет магию, либо может только затормозить действие «проклятия» на несколько лет, останется колдуньей, но потом всё равно умрёт — Блиш всё равно выбрал второй вариант.

— Но вы просили меня помочь ей!

— Я просил сделать всё возможное, чтобы она чувствовала себя хорошо, но я не предполагал, что это будет стоить… таких жертв! Если вопрос стоит так, то мой ответ — нет, нет и ещё раз нет. Не делайте этого. Затормозите действие проклятия, и положимся на судьбу.

— Судьбу? Она умрёт, не надо быть пророком, чтобы это предсказать!

— Мы все умрём, — пожал плечами Блиш. — Кто знает, может, она скажет за эти несколько лет своё великое пророчество? Если бы это был мой дар, я бы ради него умер, не задумываясь!

— А как же все те слова о благоразумии, о пророчестве Сибиллы, о неправильном пути?

— Я человек, и я мог ошибиться. Но раз уж так получилось — значит, это и есть судьба. И не вам, мистер Снейп, учить меня тому, как трактовать это понятие!

Снейп не стал говорить ему ни о том, что «семейное проклятие» было всего лишь ядовитым зельем, ни о том, кто именно добавил его Энджеле в еду. Тем более не упомянул о том, что Блиш не имел никакого права — морального или юридического — решать за Энджелу, жить ей или умереть. Выбор был только за ней самой.

Зато на очередной паре по ЗОТИ у шестого курса Снейп обмолвился, что автора зелья, как и того, кто применил заклинание, можно легко найти по «специфической магической ауре». Редкостная чушь, но из школьников никто так его и не переспросил! Более того, они расходились, окрылённые обещанием Снейпа на следующем же уроке показать, как это действует. И только Айра Блиш казалась непривычно мрачной. Неужели проняло? Побежит признаваться отцу? А вот это мы посмотрим чуть позже…

На звонок дверь ему открыла Энджела.

— Здравствуй! Идём, маму я отправила в прачечную, — а то вдруг от недоверия зелье испортится?

Она рассмеялась. Удивительно, как такой заряд позитива, даже перед лицом приближающейся смертельной опасности, мог быть у человека, родившегося у подобных родителей. Чушь все эти наследственные теории. Чушь, как есть.

Она втащила его в квартиру, болтая ни о чём и словно не находя себе места. И вот тогда он наконец-то угадал за её улыбчивостью внутреннюю нервозность и подступающий страх.

— Я… нашёл противоядие, — сказал он без всякого предисловия, понимая, что тратить время на пустую болтовню и делать вид, что всё в порядке, было выше его сил. — Зелье, которое вернёт всё на свои места, и сделает тебя такой, какой ты была до всей этой истории.

Ему хотелось, чтобы она поняла это без слов, распознала своей чудовищной интуицией, которая позволяла действительно читать в душах в обход любой ментальной защиты. Но она не понимала. Это было «слишком связано», как она любила говорить, слишком связано с ней самой.

— Такой, как раньше? — она прикоснулась к своему лицу. — Такой, как раньше! Здоровой и… Я снова смогу видеть? Например, увидеть тебя, Человек со светлой тенью?

Она протянула к нему руку, но он её перехватил.

— Абсолютно такой, как раньше, — повторил он.

И тогда до неё дошло:

— Я снова стану… сквибом? Пропадёт моя магия? Моя… моя магия, — она беспомощно захлопала глазами, на которые, казалось, были готовы навернуться слёзы. — Я опять стану обычной?

— Не думаю, что ты хотя бы когда-нибудь была обычной, Энджела, — мягко сказал Снейп. — Тебе для этого не обязательно видеть будущее. И то, что говорил твой отец это…

— Не имеет значение, что говорил мой отец! — она резко встала, опрокинув за собой стул. — Мой отец никогда меня не замечал, он видел во мне только сосуд для «дара». Думаете, я этого не понимаю? — гневно обратилась она к Снейпу. — Я не настолько слепа, и никогда не была. Но… Магия!

На её лице снова расцвела безмятежная мечтательная улыбка, черты смягчились и наполнились таким светом, какой не у всякого вызывает даже воспоминание о любимом человеке.

— Магия! Это настоящая жизнь, настоящая свобода… Здесь! — она коснулась пальцами висков. — И здесь! — прижала ладонь к сердцу. — Как можно однажды ей владеть, а потом отказаться? И… — она помедлила, напряжённо вглядываясь в лицо Снейпа, — этим ведь не ограничится, правда? Ты и твоя хмурая ассистентка… вы заберёте мою память. Потому что если я перестану быть магом, мои воспоминания смогут нарушить Статут.

Она посмотрела на него почти с презрением. И почему-то это было неприятно.

— Когда один из родителей — маг, это не обязательно. Но, учитывая, что ты полностью живёшь в маггловской среде… Ты знаешь о магии слишком много. Не просто пара-тройка мест «для туристов» и разовый поход в гоблинский банк, а гораздо, гораздо больше.

— Я не отдам свою память! — прервала она его. — И магию тоже.

— Но ты умрёшь!

— Жить человеком или умереть магом! Да, я выбираю второе. А кто бы не выбрал? Разве ты решил бы по-другому?!

Он только долго и укоризненно посмотрел на неё. Повисло тяжёлое молчание. Наконец, Энджела тихо сказала:

— Прости. Я не должна была спрашивать тебя о таком. Какая разница, что я знаю, если всё равно веду себя бестактно? Так даже хуже. Наверное, всем было бы лучше, если бы у меня не было этой силы. Если хочешь, я…

— Я ничего не хочу! — прервал её Снейп. — Я уже узнал всё, что мне было надо.

Он вытащил из кармана склянку:

— На случай, если передумаешь. Но выбрасывать или показывать своей матери не смей.

* * *

Иногда Снейп думал, что человечество уже не способно удивить его своей подлостью. Но раз за разом ему приходилось убеждаться в обратном.

Он снова сидел в гостиной Сэма Блиша, пил ненавистный чай и ждал шороха портьеры, возвещавшего, что Гермиона справилась с возложенной на неё миссией. А Блиш заливался перед ним соловьём, доказывая, что жизнь священна:

— Я долго думал и понял, что сегодня с утра я был непростительно глуп, — вещал он, пытаясь выглядеть пристыжено и скашивая глаза в тщетных стараниях выдавить из себя хоть немного искренности. — Безусловно, я не сразу осознал, что подписываю ей смертный приговор… Нет, девочка должна быть жива и здорова… — и быстро добавил: — Память ей придётся стереть, но это несущественно.

— Я спрашивал её, — Снейп отпил глоток и поставил чашку на стол. — И знаете, она отказалась. Точно вашими словами — о том, что такова судьба и что магию ничто не заменит… Я подумываю к ней прислушаться.

Блиш заметно занервничал. Глаза за стёклами очков забегали как-то совсем по-крысиному, невольно вызывая в памяти образ Петтигрю.

— Но… вы же понимаете, она ещё совсем молодая, порывистая… — пробормотал он. — Совсем ничего не понимает. Максималистка! — он нервно улыбнулся. — Мы же не будем обращать на это внимание?

Его лоб покрылся испариной, и Блиш промакнул его кружевным платочком. Снейп смотрел на него через прищуренные веки и лениво боролся с желанием сделать Блишу что-нибудь нехорошее. Он понимал причину резкой смены его решения. Как ни печально, но хоть взрослый, хоть несовершеннолетний волшебник за убийство маггла получали гораздо меньший срок, чем за убийство мага. Попытка же убийства маггла, не увенчавшаяся успехом, и вовсе ничего не стоила. Блиш пытался спасти Айру — а вместе с ней и себя, и Франсин, как её попечителей — от Азкабана. Одно дело — решать за свою дочь, кем ей быть и когда умереть. Совсем другое — ответить за этот выбор, поскольку твоя другая дочь самолично её отравила.

— Знаете, что мне показалось особенно странным? — резко сменил тему Снейп, слыша, что Гермиона уже покинула библиотеку и теперь направлялась к ним. — Такое редкое зелье! И какое совпадение, что именно им интересовалась Айра. Талантливая студентка. Лет двести назад она бы стала подлинным украшением Слизерина…

«А теперь у нас не принято проводить опыты на людях. Особенно просто потому, что ты разузнала отцовскую тайну… или приняла Энджелу за его любовницу — не суть. Главное, что ты перерыла учебники в поисках самой страшной картины отравления. Ты не нуждалась в быстром эффекте, Айра. Куда важнее было найти средство достаточно редкое, чтобы его не опознали в Мунго, и достаточно мучительное, чтобы жертва подольше страдала, постепенно теряя здоровье и вкус к жизни».

В дверях возникла Гермиона, держа в руках пресловутую «Над жизнью и смертью».

— …И, судя по этим пометкам, не только интересовалась, — продолжила она. — Страницы загнуты, возле рецепта средства Макентайра поставлен восклицательный знак. А ещё ваши домовики в конце сентября проводили закупки компонентов, содержащихся в этом зелье.

Надо было видеть, как изменилось лицо Сэма Блиша. Сложно было поверить, что это тот же человек, что буквально двадцать минут назад с радушнейшей улыбкой показывал Гермионе библиотеку.

— Айра несовершеннолетняя, — процедил он сквозь зубы. — Вы не имеете права проверять её Веритасерумом или применять ваши ментальные штучки. А что до книги… Такая же книга есть в Хогвартсе, в Запретной секции. И не говорите мне, что её оттуда нельзя унести! Может быть, вы и докажете, что она сварила это зелье. Но вы никогда не докажете, что это произошло по нашей с Франсин вине, а не по вашей. Особенно, да, особенно, — по вашей, Снейп! Вы ведь её практически подначивали расшифровать этот рецепт!

Это был удар ниже пояса. Гермиона и Снейп не переглядывались, но и без этого каждому из них было ясно, что другой тоже это понимает: если допустить, что Айра взяла рецепт из книги в Запретной секции, то вина за это ложится на Хогвартс. «И даже домовики не могут подтвердить, что книги никто не выносил, — с горечью подумал Снейп. — Что предъявлять Визенгамоту? Загнутые страницы?» Хотя для него самого эта улика была вполне достаточной. Теперь он точно знал то, о чём раньше и так догадывался — неуловимая странность в воспитании Айры происходила именно отсюда, из дома, где детям дают читать книги по чёрной магии и не видят в этом ничего плохого.

— Верно, — усмехнулся Снейп. — Доказать я ничего не могу. Но очень занятно видеть, как человек предаёт свою родную кровь. И я говорю не только об Энджеле. Раз оставшись безнаказанной, Айра когда-нибудь сделает нечто похожее снова. Вы предатель крови, Блиш.

— Я защищаю свою кровь, — надменно выпрямился тот. — И если вы этого не понимаете… То потому, что и не способны понять. Вы оба. А Айра… она всего лишь ребёнок. И не должна страдать из-за досадной ошибки.

* * *

Мысленно возвращаясь к этому диалогу позднее, Гермиона осознала, насколько сильно повлияло на неё общение со Снейпом. Ещё недавно она, вероятно, попыталась бы переубедить Блиша, сказать, что человеческая жизнь никак не может быть «досадной ошибкой» или что-то в этом роде. Потом выслушала бы что-то насчёт того, сколько стоит жизнь маггла, а сколько — свобода мага. Ну а потом… нет, драться бы с ним Гермиона вряд ли стала, хотя… кто знает?

Теперь же они со Снейпом просто тихо поднялись из кресел и в гробовом молчании вышли. Высоко подняв голову, хотя уже то, что Блиш пригрозил Хогвартсу должностным разбирательством, было поражением — и сокрушительным. Что уж говорить о том, что за смерть Энджелы — а пить зелье она отказалась наотрез — никто, совершенно никто не ответит!

Да, Грейнджер держалась вполне спокойно. Единственное, чего она теперь не переносила — ходить на уроки ЗОТИ к шестому курсу. Как ей повезло, что на Трансфигурации мисс Лефей не было! Вряд ли Гермиона смогла бы учить Айру достаточно беспристрастно.

Именно поэтому Гермиона пропустила тот момент, когда Айра Лефей пропала из школы почти на неделю. И уж тем более не знала, что как раз перед этим на уроке ЗОТИ между Айрой и профессором Снейпом произошла прелюбопытная перепалка:

— Легилименция начинается с культуры сознания. До тех пор, пока вы не покажете успехов в окклюменции, в организации своего внутреннего пространства, думать о чтении чужих мыслей бессмысленно.

— Тогда почему вы не проводите уроков окклюменции в достаточном объёме?

— А вы по-прежнему не любите читать книги?

Не знала Гермиона и того, что единственной книгой по легилименции и окклюменции в доме Лефей и Блишей был всё тот же злополучный трактат Морин Соммерхейз.

И только когда до неё дошли слухи, что Франсин Лефей подала на развод — спустя пару дней после того, как половина их знаменитой библиотеки сгорела при таинственных обстоятельствах, -Гермиона Грейнджер начала что-то подозревать…

— Ваш гонорар, — Снейп положил рядом с ней небольшой холщовый мешочек, весомо звякнувший о столешницу.

— О нет, — помотала головой Гермиона. — Деньги этого Блиша… Я их даже близко не возьму!

— А я, по-вашему, их взял, что ли? — фыркнул он. — Это мои собственные деньги. Вы хорошо поработали, и я решил, что было бы несправедливым…

— О, спасибо… — Гермиона была приятно поражена. — Если честно, я бы участвовала даже бесплатно. Жаль, что ничего не удалось сделать.

Снейп молчал. Она прислушалась, но не смогла уловить даже звук его дыхания. Гермиона уже пожалела, что снова подняла эту тему. Иногда у неё даже возникали странные подозрения, что он относился к Энджеле… по-особенному. Или, может, всё дело было просто в том, что она категорически игнорировала любые барьеры, которые люди обычно выстраивают вокруг себя? Так или иначе, Гермиона посмотрела на Снейпа исподтишка и с опаской.

Чтобы обнаружить, что он усмехается!

— Вы так в этом уверены, Грейнджер?

* * *

— Она выглядит совсем здоровой!

Гермиона понимала, что надо вести себя как-то приличнее, но едва удерживалась от того, чтобы не запрыгать на месте. Они со Снейпом стояли неподалёку от стойки регистрации в международном аэропорту Хитроу и глядели в сторону худенькой темноволосой девушки, прощавшейся с матерью. Лёгкий чемодан стоял рядом, привлекая внимания яркой зелёно-оранжевой раскраской.

— Потому что она здорова. Хотя… её продолжительность жизни, конечно, будет короче, чем у магов. Зато по маггловским меркам — вполне длинная.

Снейп сложил руки на груди и, как показалось Гермионе, с глубоким удовольствием посмотрел в сторону двух обнимавшихся женщин. Энджелу взяли в австралийский институт прорицаний без экзаменов. Мать уговаривала её остаться, но Энджела была непреклонна: ей надо было освоиться со своей новой жизнью — с волшебством, но без отца, общаться с которым она, разумеется, не хотела.

— Как вам это удалось? — Гермиона всё никак не могла сдержать улыбку. Она и не представляла, что это дело так её заденет, но зато теперь, когда всё разрешилось, была едва ли не счастлива. — Мне казалось, что вы и так сделали всё, что могли!

— Значит, мне пришлось сделать чуть больше, — отозвался Снейп.

У него был такой непередаваемо самодовольный вид, что Гермионе захотелось его подколоть:

— Она называет вас по имени.

— Ну… — казалось, Снейп и вправду слегка смутился. — Глупо быть «на вы» с человеком, который знает твое прошлое и будущее… И побывал в твоей голове.

Энджела тем временем встала в очередь на проверку безопасности.

— А… она не обидится, что мы к ней не подходим?

— Я думаю, она нас не заметит, — пробормотал Снейп. — А даже если и заметит, то не узнает. Она ведь никогда нас не видела.

Но он ошибся. Едва взгляд Энджелы скользнул в их сторону, как она приветливо заулыбалась и замахала рукой, призывая их подойти поближе. Гермиона едва ли не вприпрыжку — чтобы успеть пока очередь не подойдёт — припустила к ней. Снейп, хотя и не отставал, как будто медлил. Словно не знал, что ему сказать и как себя вести.

Лицу и волосам Энджелы вернулись естественные краски, и Гермиона не могла не признать, что та стала настоящей красавицей. Улыбчивая, буквально светящаяся энергией, она напоминала итальянку или, может быть, жительницу Бразилии, но уж никак не хмурых предместий Лондона. В сердце Гермионы снова кольнула невольная зависть, ревнивое восхищение с примесью горечи — в этой девушке было искреннее солнечное очарование всеобщей любимицы, какое не подделаешь и которому не научишься.

Энджела тем временем экспрессивно всплеснула руками, переводя взгляд со Снейпа на Гермиону и обратно:

— Я сразу вас узнала! Вы так похожи на ваши ауры, просто один в один. Маленькая героиня, спасающая мир… — она скользнула взглядом по Гермионе, глядя на неё с таким дружелюбием и радостью, что Грейнджер невольно потупилась, не то смущённая не то пристыженная, — и ты, Человек со светлой тенью!

Энджела схватила Снейпа за руку и сжала её в ладонях. В этот момент Гермиона поняла, что она смутилась ещё несильно. Вот смущённый Снейп — это было ещё то зрелище! Он слабо, аккуратно улыбнулся, как улыбаются маленьким детям и щенкам, но только не такие, как он, а люди, которым нравятся щенки и дети. А потом сделал нечто и вовсе невероятное — положил вторую руку поверх маленькой хрупкой ладони Энджелы.

— Не такая уж она и светлая… — проворчал он. — Но за комплимент спасибо. С тобой всё будет в порядке, Энджела?

— Не знаю, но очень постараюсь, — со смехом ответила она. — Австралия, страна новых возможностей… — она мечтательно прикрыла глаза. — Я не пропаду, будьте уверены! А ты… — она неожиданно стала очень серьёзной, — ты береги себя. Пожалуйста!

По лицу Снейпа прошла еле заметная тень, словно этот вопрос уже поднимался между ними… и снова без Гермионы, разумеется. Что они скрывают? Очередное ужасное пророчество или что-то более личное? Но додумать эту мысль Гермионе не довелось. Снейп коротко кивнул, словно отвесив Энджеле символический поклон, а потом поцеловал ей руку — медленно и церемонно, как целуют руки кардиналам и монаршим особам.

— Я постараюсь, Великая Пифия. Иди и пусть твой дар не омрачает твоего пути. До свидания!

Она посмотрела на него большими грустными глазами, как будто совсем не удивлённая его пафосными словами, и покачала головой:

— Прощайте! Когда-нибудь я вам обязательно напишу. Но не очень скоро. По крайней мере, мне так кажется.

Транспортир проверки багажа был уже совсем близко, и Энджела, махнув Снейпу и Гермионе на прощанье, легко подхватила чемодан и встала под рамку металлоискателя.

* * *

Аппарировав в Хогсмид, они медленно, растягивая время до прибытия в Хогвартс, шли по тропинке, вслушиваясь в окружающую тишину. Снейп выглядел задумчивым и едва ли не грустным, но определить, что тому виной — слова Энджелы или то, что ему сложно было с ней расставаться, — не представлялось возможным.

— Вы назвали её Великой Пифией, — наконец подала голос Гермиона, которой надоело молчать и делать вид, что ничего не происходит. Лучше уж завести разговор на как бы нейтральную тему и посмотреть, что получится. — Это какой-то титул или?..

— Титул, — Снейп коротко вздохнул, как человек, отвлечённый от своих мыслей в самый неподходящий момент. — Но неофициальный и довольно старый. Он даётся за дар. Уже много веков его никто не носил.

— И?

— И теперь у нас снова есть Великая Пифия. «Чтобы узнать Пифию, следуй за тремя приметами: поздний дар, возврат от порога смерти и оборванная наследственная линия».

— Оборванная наследственная линия? — переспросила Гермиона.

Снейп снова вздохнул и неохотно пояснил:

— Прорицательницы передают свой дар по наследству, но Великие Пифии — последние в роду. И… когда я проводил диагностику, то выяснил, что… у «средства Макентайра» всё же были последствия. Энджела жива и здорова, но своих детей у неё не будет никогда.

Снейп нахмурился и снова замолчал. Гермиона посчитала своим долгом хотя бы как-то его подбодрить:

— Жива, здорова и с магией — это гораздо больше, чем то, на что она могла рассчитывать совсем недавно. Вы сделали всё, что могли, профессор. Вы… сделали невозможное и подарили ей новую жизнь!

— Какое там «невозможное»! — слабо усмехнулся Снейп, и морщины над его переносицей медленно и словно против воли разошлись. — Всего лишь маловероятное. И… на самом деле, вы не обязаны называть меня «профессором». Достаточно просто имени. Как я уже говорил, нелепо называть кого-то на «вы» после того, как побывали у него в голове.

Сказать, что Гермиона не поверила своим ушам, было бы довольно скромной констатацией факта, не отражавшей и половины свалившегося на неё шока.

— То есть… я могу звать вас… тебя! — просто «Северус»?

— Если хочешь, — пожал плечами он. — В конце концов, все преподаватели Хогвартса зовут друг друга по именам, если ты заметила, — и сейчас же поспешно прибавил: — Но Лонгботтома это не касается!