Гарри Поттер и Архимаг (гет)

После пятого года обучения в Хогвартсе Гарри чувствовал себя брошенным, забытым и ненужным. Друзья разъехались по домам, а ему снова пришлось отправиться на летние каникулы к Дурслям.

Было это так:

СОВ были сданы, учебный год закончился, прошёл выпускной пир, на котором Амбридж, на правах директора, поздравляла сидящих с кислыми лицами семикурсников. Жаба расписывала им прелести работы и жизни при современной прогрессивной линии Министерства магии и прочила великолепную карьеру. Например, в том же самом Министерстве, где они буквально лет через десять, если пройдут все проверки и подтвердят лояльность, смогут подняться даже выше младшего помощника старшего заведующего малой лабораторией. Ну, или что-то вроде того.

Последний контакт Гарри с Орденом Феникса состоялся в вечер после экзамена по истории магии. Во время экзамена у Гарри разболелся шрам, и он попал в очередной кошмар, похожий на те, которыми Волдеморт мучил его весь год. В этом кошмаре Гарри увидел Сириуса — как будто бы его захватили Пожиратели смерти и пытают в Отделе тайн Министерства магии. Гарри впал в панику, заметался по замку и хотел было уже лететь самостоятельно спасать Сириуса, как вдруг в пустом кабинете, где не было никого, кроме Гарри, Рона и Гермионы, откуда ни возьмись, появился старик в забавных радужных очках, немного похожих на очки Луны Лавгуд.

Забавным старик казался ровно до тех пор, пока не снял очки — на месте глаз у него оказались только глубокие провалы, делавшие его лицо похожим на череп. По-старчески тонкая кожа, обтягивающая глазницы, лоб, скулы и челюсти только усиливала это впечатление. Жуткий слепец сказал, что ему любопытно посмотреть на убийцу Азаг-Тота. И это не воспринималось как шутка, даже по классу он ходил так уверенно, что ощущения слепоты не возникало. Его появление шокировало ребят, но Гарри было не до него, он накричал на старика, заявив, что не знает никакого Азаг-Тота, никого не убивал, но собирается, так как у него украли крёстного и сейчас пытают. Старик никак не отреагировал на угрозу, создавалось впечатление, что он даже не удивлён, как будто наперёд знал, что вот появится он в классе, пройдётся туда-сюда, скажет одну фразу про своего непонятного Азаг-Тота, а потом на него накричат. Спокойным и чуточку насмешливым тоном он сообщил Гарри и его друзьям, что Сириус в полной безопасности, а сон — это попытка Волдеморта выманить Гарри из Хогвартса. И тут же добавил, что проверить его слова очень легко, достаточно попросить о помощи профессора зельеварения. Гарри обругал себя за забывчивость и выбежал из класса, потянув за собой Рона и Гермиону, он-то пребывал в уверенности, что в школе не осталось ни одного представителя Ордена. Гермиона пыталась, что-то возразить, но Гарри её не слушал. Позже страшного слепого старика никто в Хогвартсе не видел.

Снейп выслушал Гарри, сказал ему подойти через полчаса, а по прошествии указанного времени сообщил, что Сириус действительно в безопасности, после чего потребовал, чтобы Гарри, Рон и Гермиона, каждый в отдельности, сдали ему письменное описание встречи с безглазым стариком. Конечно же, Гермиона не утерпела и проверила отчеты друзей на орфографические и фактические ошибки, а потом заставила переписать заново, отчего отчеты получились практически идентичными. С того дня Снейп с Гарри больше не разговаривал и, казалось, даже ни разу не посмотрел в его сторону.

Пришла пора ученикам разъезжаться по домам. Никто из Ордена Феникса с Гарри так и не связался. Хагрид пропал, Дамблдор продолжал скрываться, МакГонагалл после выписки из больницы Святого Мунго не вернулась в Хогвартс, а взяла больничный для поправки здоровья. Об этом рассказала за день до выпускного пира сама Амбридж. Её улыбка в тот момент была особо противной, и вся она напоминала раздувшуюся после сытной трапезы розовую жабу. Гарри болезненно ярко представил себе, что Амбридж только что съела Минерву и вот-вот сыто рыгнёт.

Обстановка в магической Британии оставалась напряженной. Гарри просил Рона написать своим родителям и через них узнать что-нибудь про Дамблдора и про планы Ордена относительно него самого. Рон написал, порвал письмо и переписал, затем ещё раз порвал и ещё раз переписал, а потом ещё раз порвал и пожаловался Гарри и Гермионе, что не знает как задать эти вопросы так, чтобы родители поняли, а кто-нибудь из Министерства, если вдруг перехватит и прочитает это письмо, не понял. Он боялся подставить всю свою семью. За пособничество Дамблдору Министерство могло без суда и следствия отправить в Азкабан даже несовершеннолетних. В итоге письмо написала Гермиона, мастерски завуалировав нужные вопросы среди бестолковой чепухи, о которой, по её мнению, Рон мог написать родителям накануне приезда домой из школы. Ответ пришел быстро, он содержал беспокойство за нервное переутомление Рона на экзаменах, заверения, что дома все живы и здоровы, Нора ещё не развалилась, Молли по-прежнему умеет вязать свитера и готовить запеканку, а фордик не вернулся домой из Запретного леса. Ответа на вопросы Гарри в письме не содержалось. Ребята и так и этак попытались расшифровать информацию про фордик, но так ничего и не поняли, а Гермиона не была уверена, писала ли она в своём письме что-нибудь про старую машину мистера Уизли или хотя бы про машины вообще.

Делать было нечего и Гарри пришлось в общем порядке возвращаться из Хогвартса на поезде. А по приезду в Лондон его встретил привычно всем недовольный мистер Дурсль.

В доме номер четыре по Тисовой улице в тихом и сонном Литтл-Уингинге, на первый взгляд, всё было как раньше. Те же два этажа типового дома для среднего класса, тот же газон, та же бывшая детская комната Дадли, заваленная кучей сломанных игрушек и ненужных вещей. Вернон всё так же каждое утро уезжал на работу в Лондон и возвращался оттуда вечером. Петуния хлопотала по дому, смотрела многочисленные сериалы по телевизору и обязательно новости. А часа в четыре после полудня почти каждый день к ней в гости заходила одна из соседок, и они сплетничали о других соседках или обсуждали мировые новости, услышанные по телевизору, посматривая в окно кухни — не покажется ли там машина одного из их мужей.

Дадли тоже вернулся из школы на летние каникулы и занял свою комнату на втором этаже по соседству с Гарри. Он продолжал относиться к двоюродному брату-волшебнику подозрительно и явно его опасался, но открытой агрессии не проявлял. Невольно подслушав несколько разговоров Дадли по телефону, Гарри с удивлением для себя понял, что он очень сильно изменился. Толстый, глупый и драчливый подросток ушел в прошлое. А в настоящем присутствовал шестнадцатилетний юноша, спортсмен, заместитель капитана спортивной сборной своей школы. Дадли жаловался неведомому собеседнику на отсутствие возможности нормально тренироваться на каникулах, рассказывал, что скучает по вечеринкам в честь своих побед на ринге и, как-то раз, даже упомянул, что начал читать книгу, потому что компьютерные игры ему надоели.

Три дня Гарри отвлекался от грустных мыслей наблюдением за Дурслями, а на четвёртый день, поднявшись в свою комнату после ужина, обнаружил на подоконнике сразу трёх сов. Он бросился было бежать назад на кухню, чтобы принести совам чего-нибудь мясного, но вспомнил, что именно сегодня Вернон рассказывал, как он не успел купить заказанный Петунией фарш, задержавшись сверх меры на работе за обсуждением особенно выгодного контракта. А Хедвиг у Гарри питалась самостоятельно, избавляя его от удовольствия возиться с сырым мясом и живыми мышами. Пришлось оставить сов без угощения и забирать у них письма, рискуя быть заклёванным обиженными птицами. Личные совы волшебников, в отличие от служебных, денег за свои услуги не требовали, но на отсутствие съедобной благодарности всегда обижались. Гарри даже показалось, что Хедвиг посмотрела на него из своей клетки с осуждением.

Письма оказались от Дамблдора, от мистера Уизли и от Сириуса. У Гарри радостно забилось сердце, и он секунд двадцать не мог выбрать, какое прочитать первым. Логично рассудив, что самое важное письмо, скорее всего, от Дамблдора, а самое личное от Сириуса, он распечатал первым письмо от мистера Уизли.

Артур извинялся перед Гарри за то, что они с Молли проигнорировали его вопросы в последнем письме от Рона. Он писал, что это была мера предосторожности, о которой просил Дамблдор. Нельзя было рисковать и писать что-то важное в Хогвартс, где все письма обязательно проверяют. Ещё он желал Гарри удачи и передавал привет от близнецов.

Вторым Гарри вскрыл послание от Дамблдора. Он был бы рад получить от него пространное многостраничное письмо с описанием всех действий Ордена Феникса за прошедший год и их планами на будущее. Ему было интересно все ли члены Ордена живы и здоровы, были ли стычки с Пожирателями смерти, показывался ли где-нибудь, кроме его головы, Волдеморт. Особенно он переживал за Люпина и Хагрида, которые могли пострадать как от действий Пожирателей, так и от авроров Министерства. Но письмо от бывшего директора Хогвартса состояло всего из одной страницы и содержало совсем мало текста.

«Здравствуй, Гарри.

Я вынужден просить у тебя прощения за то, что в момент опасности со стороны Волдеморта, тебе не к кому было обратиться за помощью. Это большая недоработка нашего Ордена, так как обычно мы никогда не бросаем друзей в беде.

Но хорошо то, что хорошо кончается. Ты догадался обратиться к профессору Снейпу, и он смог уберечь тебя от необдуманных поступков. Конечно, если бы ты более прилежно учился у него окклюменции, то данной ситуации удалось бы избежать.

Волдеморт пока затаился, и я очень переживаю, что вскоре он покажется и ударит в самом неожиданном месте. Пожалуйста, Гарри, будь благоразумен — поживи до сентября у своих родственников, под защитой твоей матери и под заклятием тайны. Там ты в большей безопасности, чем где-либо ещё. А кто-нибудь из Ордена всегда будет рядом, наблюдать со стороны и обеспечивать дополнительную защиту.

Альбус Дамблдор»

Гарри три раза перечитал короткое послание, так и эдак обдумал каждую фразу и пришёл к выводу, что директор, конечно, прав во всём, кроме того, что Гарри уже не одиннадцать лет, а почти шестнадцать. Жалко, что ещё не семнадцать и магией пользоваться запрещено. При современной политике Министерства и при том, что в возрождение Волдеморта до сих пор никто кроме членов Ордена Феникса не верит, любое нарушение правил будет караться максимально строго. Вот уж такой радости жабе Амбридж и Малфою с прихвостнями Гарри точно не доставит.

Тут он спохватился, что не прочитал ещё письмо от крёстного, которого он вроде бы обрёл, но всё никак не может с ним даже просто вволю пообщаться. Не говоря уже о том, чтобы переехать к нему от ненавистных Дурслей и зажить полноценной жизнью.

Разворачивая третье письмо, Гарри обдумывал мысль про Дурслей — вообще-то за эти три дня они не сделали ему ровным счётом ничего плохого. Кормят, работать не заставляют, не ругают, ни о чём не спрашивают, но и не игнорируют полностью, как это уже бывало раньше. Вчера, например, когда Гарри спускался днём по лестнице со второго этажа, Дадли только начал подниматься, буквально стоял на первой ступеньке. Сам Гарри просто отвык от осторожности, с которой ему должно было бы перемещаться по дому родственников, чтобы не попасться кому-нибудь на пути и не огрести затрещину, ругательство или лишнее задание по стрижке газона, вытиранию пыли или мытью машины. Но, против ожидания, Дадли сделал шаг назад, пропустил мимо себя Гарри и даже ни единым словом его не оскорбил. А внизу тётя Петуния попросила его помыть посуду, именно попросила, приговаривая, что ей ещё готовить ужин, и она может не успеть всё сделать до прихода миссис Коулс.

Письмо от Сириуса оказалось чуть длиннее, чем от мистера Уизли, но даже короче, чем послание Дамблдора.

«Привет, Гарри.

Я выбил из Дамблдора разрешение покинуть этот старый скрипучий ужас. Наконец-то перестану каждый день видеть Кричера и смогу не опасаться, что в следующую секунду с портрета моей ненавистной мамочки слетит портьера, и она начнет орать.

От лица Ордена Дамблдор поручил мне приглядывать за тобой в виде пса и настрого запретил превращаться в человека даже иногда. Идею, что ты заведёшь себе домашнюю собаку, он тоже отверг. Но всё же я теперь буду рядом. На днях найду тебя, принесешь мне нормальной еды, уверен, что старуха Фигг будет кормить меня тем же, чем и своих кошек.

Сириус.

P.S. Не вешай нос, Бродяга рядом, а Сохатый всегда умел находить позитив даже в самой печальной ситуации!»

Пока Гарри читал письмо, уголки его губ сами по себе начали подниматься, растягивая рот в улыбке. А прочитав постскриптум, он заулыбался искренне, радостно и полностью осознавая своё резко улучшившееся настроение. Краткое упоминание его отца, школьные прозвища, панибратский тон, небрежная, но такая приятная просьба покормить и лёгкое недоверие к старухе Фигг — всё это было так… так просто, так живо и так радостно, что Гарри вскочил с кровати, крутанулся на одной ноге и сказал встревоженно поднявшей голову Хедвиг что-то приятное.