Последний вздох (гет)

Он лежал на кровати в Больничном крыле и вглядывался во тьму. Последние часы были насыщены событиями: озеро, где только «чудом» удалось выжить, а затем — гонка со временем, в которой ставкой была жизнь некоего Сириуса Блэка. Им удалось провернуть всё задуманное и даже успеть до закрытия дверей Больничного крыла.

Потом был шум, поднятый внезапным исчезновением Сириуса Блэка. Северус Снейп рвал и метал, обвиняя во всём Гарри Поттера. Если бы у него только были доказательства участия юноши в этом беспрецедентном случае, но его максимум — догадки. Сыворотку правды на несовершеннолетнем волшебнике, студенте Хогвартса, применять нельзя, даже если приказ даст министр магии: зелье не только лишает возможности лгать, но и влияет на не до конца сформированное магическое ядро ребёнка. Веских оснований для исключения из этого правила не нашлось.

Ментальное воздействие он выдержит. Нужно только выяснить текущие возможности «нового» тела и…

Внезапно накатила волна одиночества. Год сосуществования с мальчишкой не прошёл даром: он привык к тому, что находится с ним буквально каждое мгновение. Жизнь Поттера отчасти напоминала жизнь самого Тома. Даже тот факт, что юный колдун регулярно подвергал себя смертельной опасности, не умалял желания вернуться хотя бы на несколько дней назад. Было жаль, что мальчик погиб так бесславно. Будь знакомство с Поттером случилось раньше, быть может, этого можно было бы избежать.

Быть может, они смогли бы договориться, и ему удалось бы объяснить, что Тёмный Лорд, которого все так боятся, на самом деле тоже жертва. Когда-то он был всего лишь одним из лучших студентов Хогвартса, успешно сдавшим выпускные экзамены и искренне надеявшимся изменить этот мир.

Давным-давно — казалось, в совершенно другой жизни — прозвучало пророчество, изменившее всё. Он помнил его, хотя множество воспоминаний Томаса Марволо Риддла, «старшего» крестража, оставались недоступны. Быть может, это было связано с тем, что тот осколок был создан именно в ту ночь, когда пророчество обрело свою основу?

«Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда… Рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца…»

Он отчётливо ощущал, что пророчество неполное, словно его наспех обрезали и, не раздумывая, подсунули Тёмному Лорду. Существовало ли оно в действительности, или же всё произошедшее — лишь следствие бредней сумасшедшего?

Но главным был другой вопрос, над которым маг размышлял дольше всего. Кто он такой? Том Риддл — бывший студент Слизерина, наследник Салазара Слизерина и практически гений своего времени — или же жалкий огрызок прошлой личности?

Конечно же, как и любой крестраж, а Он был уверен, что другие мало чем отличались от него, он был рад получить тело. Но было тошно от осознания того, что когда-то выдающаяся личность теперь была лишь преступником. Да, всемирно известным, да, его боялись и, возможно, уважали. Но не такой репутации он когда-то хотел. Когда же Тёмный Лорд свернул не туда?

Прикрыл глаза, вздохнув. Информации было слишком мало. Имеющиеся в наличии воспоминания не давали составить полную картину. А мальчишка Поттер знал и того меньше — лишь скормленную ему историю о злом тёмном маге, который полез убивать возможного конкурента.

Ширма закрывала его от других «жителей» Больничного крыла. В трёх кроватях от него нервно возился студент Рейвенкло, что получил бладжером по руке и теперь маялся костеростом. Спал ли он вообще эту ночь?

Рон Уизли, лучший друг Гарри Поттера, спал в другом конце лазарета. Сломанная нога ему ничуть не мешала. Или кости уже срослись и мадам Помфри оставила того ещё на некоторое время, чтобы убедиться в хорошем самочувствии рыжеволосого волшебника. Или, быть может, его оставили рядом, чтобы юный герой не чувствовал себя таким одиноким. Герой — Гарри Поттер, разумеется, а не тот, кто сейчас занимал его место.

Юноша осторожно протянул левую ладонь к тумбочке. Нащупал очки, без которых не мог обойтись мальчишка. И почему он не искал способа исправить этот недуг, ведь магия, как ни странно, может творить чудеса. Вырастить новые кости — дело одной ночи. Крайне маловероятно, что такую мелочь не могли исправить — даже у магглов есть решение этой проблемы. Контактные линзы — и больше не нужно будет бояться, что очки не вовремя слетят. А уж маги гораздо лучше каких-то там магглов.

— Надо будет это исправить… — Он надел очки. Починить их успела девчонка Грейнджер. Он бы и сам справился, но она и так буквально за руку его вела весь час, что оставался в запасе маховика.

Вмиг мир стал чётким. Можно было разглядеть складки на белоснежной ткани ширмы. Волшебная палочка оказалась в ладони. Она не грела, как родная. Не ощущалось того единства, что с его любимой из тиса.

— Старик Олливандер говорил, что палочка выбирает себе хозяина, — тихо шептал он в ночи, боясь привлечь внимание посторонних. — Знаешь ли ты, что твой хозяин мёртв? Даже хуже, чем мёртв…

Прокрутив палочку вокруг оси, взмахнул ею. Слабый сноп искр сорвался с кончика. Нехотя, через силу. Быть может, она не признавала его и теперь отчаянно не желала выполнять команды. И он не понимал, что же этой красавице не нравится. Ведь не может же она чувствовать душу? Или магия тесно завязана на эту самую эфемерную часть человека?

Приподнявшись, Том сел, опираясь спиной о кровать. Росчерком волшебной палочки написал имена в воздухе. И внимательно смотрел на них: они чуть мерцают в темноте.

Гарольд Джеймс Поттер. ⁽¹⁾

Томас Марволо Риддл .

Два имени. И оба, как ни странно, принадлежат ему. Одно имя — данное при рождении матерью. Когда-то он считал, что его мать — маггла. Ведь не может же колдунья умереть при родах? Ей обязательно бы помогли. Надеялся найти отца-волшебника. Но правда оказалась жестокой: Том Риддл — маггл-сноб, которому он даже не был нужен. Тот выбросил его на помойку вместе с дурой-матерью.

— Если бы ты только нашла помощь… — прошептал юноша. Взгляд устремился к другому имени. Теперь оно принадлежало ему. Можно даже считать, что от рождения. Нового рождения.

Второе рождение выглядело куда прозаичнее, чем ему когда‑то представлялось. В шестнадцать-семнадцать его собственное тело уже успело успокоиться: гормоны заняли своё место, магия слушалась, а зеркала честно отражали чертовски красивого, обаятельного юношу, который прекрасно знал, как этим пользоваться. Теперь же ему достался новый круг — подростковая оболочка, только идущая навстречу пубертату, со всеми его всплесками и странностями. Перспектива снова проходить через это казалась не шансом, а затянувшимся повторением экзамена, который он уже однажды сдал.

Если смотреть под углом пророчества, всё становилось ещё неприятнее.

— А что, если в пророчестве говорилось как раз об этом? — шёпот прозвучал почти насмешкой. — Ведь это я дал ему сбыться… Я сам загнал себя в эту форму. Причины, почему именно так, а не иначе… Но… знала ли та ведьма, что мне придётся встретиться с самим собой? Или же…

Послышался какой-то звук. Том резко взмахнул рукой, убирая следы своего колдовства, и затих, вслушиваясь. Скрипнула кровать. Шагов не было слышно. Он поспешно улёгся, убирая очки с палочкой на тумбочку.

* * *

Последние дни перед отъездом из Хогвартса Том ни с кем не общался. Не знал, как реагировать на друзей Поттера, и старательно отмахивался от них. Благо, они решили, что произошедшее на озере оставило на нём слишком глубокий отпечаток и он просто не успел от этого отойти. По крайней мере, именно это Гермиона говорила Рону-везде-сующему-свой-длинный-нос-Уизли и всячески отстаивала желание Поттера-Риддла остаться одному.

Впрочем, девушка была отчасти права. События оказались очень насыщенными, и он просто не знал, что ему делать. Требовалось время, а его было мало. Впереди лето — два месяца свободы, и, может быть, он сможет что-то придумать, не вызывая чрезмерных подозрений.

К цвету галстука пришлось привыкать. Ноги сами вели в подземелье, когда Том задумывался, и каждый раз, очнувшись, он видел перед собой гладкую стену гостиной Слизерина. Пароля он не знал, но узнать его было бы вовсе не сложно. Однако вряд ли слизеринцы обрадуются гостю в лице Гарри Поттера. Или всё-таки попробовать? Сам факт, что теперь его лицо — лицо гриффиндорского героя — закрывало перед ним двери собственного факультета, раздражал почти физически.

Гриффиндорцы оказались очень шумными. Даже слишком. Тому было с чем сравнивать. Слизеринцы были более тихими, неназойливыми студентами. Можно было получить помощь внутри факультета, и об этом не знала бы вся школа. А с красно-золотыми о любых «подвигах» не судачили бы разве что профессора. Лишь из вежливости и профессиональной этики. Здесь чужие эмоции липли к нему, как паутина: восторг, жалость, восхищение — всё адресовалось «Гарри», и всё было не к нему.

Профессора Люпина уволили или он сам уволился — парень не особо вдавался в подробности. Вся школа узнала, что он оборотень, и гневные письма полетели от родителей на следующий день после отъезда учителя. Сам Том не знал, как относиться к «другу семьи», но письмо от него сохранил. Как и переданные вещи, принадлежавшие Гарольду Джеймсу Поттеру. В странном, чужом чувстве к Люпину перемешивались остатки поттеровской благодарности и его собственная привычка оценивать полезность людей.

В тот день «Поттер» нашел конверт и свёрток на кровати. Том подозревал, что его оставил кто-то из домовиков. Благо, полог кровати был задёрнут, и любопытный Уизли не сунул нос не в свои дела.

«Дорогой Гарри!

Мне жаль, что я уехал, не попрощавшись. К сожалению, скоро станет известна моя тайна, я не смогу находиться в стенах школы. Я и сам не рад этому. Возможно, я зря поддался на уговоры директора Дамблдора и согласился учить детей. Подвергать вас излишней опасности… Но тогда всё было слишком сложно. Сириус Блэк сбежал, я был уверен, что именно он предал твою семью, Гарри. А министр не придумал ничего лучше, чем отправить в школу дементоров.

Сейчас всё улеглось. Сириус опять сбежал, но теперь мы оба знаем правду, да?

Я был рад тебя учить, Гарри. Ты оказался не просто мальчиком,который выжил, но способным учеником и… То, что ты смог создать телесного Патронуса в столь юном возрасте, говорит о многом. Думаю, Джеймс бы тобой гордился.

В хижине я нашёл твою вещь. Думаю, стоит вернуть тебе её и карту. Они тебе пригодятся. Теперь, когда я больше не преподаватель, я могу вернуть их тебе без угрызений совести. Возможно, вы с друзьями найдёте им хорошее применение.

Надеюсь, что когда-нибудь с тобой снова встречусь, Гарри Поттер.

Твой друг, Ремус Люпин»

В свёртке оказалась мантия-невидимка и карта Мародёров. Знали ли её создатели значение этого слова? Или им просто понравилось звучание? Оба предмета были Тому знакомы, благо память Гарри Поттера никуда не делась — в его распоряжении оказалась вся жизнь мальчика. Только вот Поттер неправильно использовал артефакт. За долгие годы жизни, а Риддл всё-таки прожил достаточно, чтобы хорошо разбираться в некоторых аспектах волшебства, он успел набраться знаний и по артефакторике.

Например, подобные вещи должны иметь личную кровную привязку. И не носится ткань «привычным» образом. Мантия требовала настроить её на себя, вписать в собственный магический контур, а не просто набрасывать на плечи, как дорогой плащ. Что интересно — скорее всего, об этом не знал и Джеймс Поттер. А ведь род Поттер славится мастерами артефакторики. Точнее, славился. Теперь в живых остался только мальчишка Поттер. Его тело, если придираться.

Карта же, созданная группой талантливых, но всё-таки подростков, работала грубо, но изящно — и в ней Том уже наметил несколько мест, где можно было бы усилить или переподчинить закладки.

* * *

Ему наконец-то удалось скрыться от «друзей». Хоть Гермиона старательно подавляла желания «лучшего друга Гарри Поттера» узнать причины, почему этот самый друг избегает общения, но всё-таки эти двое регулярно оказывались рядом. Завтраки в Большом зале не обходились без монологов Уизли о квиддиче, в частности о предстоящем Чемпионате мира по квиддичу, о том, что Северус Снейп постоянно злобно «зыркает» на Гарри и явно замышляет недоброе, и о многих других вещах. Том не вслушивался, стараясь абстрагироваться от всего на свете. Всё чаще Рон вновь и вновь спрашивал о самочувствии героя.

— Почему ты такой задумчивый, Гарри?

«Гарри» лишь пожимал плечами, отправляя очередную порцию пюре в рот. Говорить с набитым ртом — моветон, но Уизли это, видимо, не смущало. Поведение мальчика раздражало, но Том сдерживал себя, не позволяя эмоциям отразиться на лице. «Незачем привлекать излишнее внимание, — думал он. — Просто игнорируем это недоразумение».

— Эй, Гарри, давай сегодня сыграем в шахматы? Я уверен, что после нескольких партий ты придёшь в норму.

Он бы и не прочь разнообразить свои вечера столь увлекательной игрой, даже один раз попробовал. И сильно пожалел об этом. Уизли замолкал только на время своего хода — в остальное время мешал. К тому же Тому пришлось привыкать к новым фигуркам: те не хотели его слушаться, в отличие от набора Уизли, который чётко следовал указаниям хозяина. Когда же Риддл выиграл одну из партий, Рон почему-то обиделся и обвинял Поттера в жульничестве — якобы Гарри поменял фигурки местами, пока он отвернулся. Обида Рона не продлилась долго, возобновились предложения сыграть вновь, но…

Очень быстро Том сообразил, что Уизли совершенно не нравится учиться, что несколько удивляло бывшего слизеринца. Чистокровный маг, далеко не дурак, если судить по тому, как хорошо тот играет в шахматы. Но, видимо, интересы рыжеволосого колдуна ограничивались квиддичем и волшебными шахматами: стоило Поттеру заикнуться о походе в библиотеку, как Рон тут же находил причины не идти вслед за другом. Впрочем, это не мешало Уизли выпытывать у героя причины посещения столь неправильного места.

— Эй, Гарри, ведь до каникул осталось всего три дня. Учёба уже закончилась, ну ты чего, дружище?

Гарри-Том только отмахивался, убеждая друга в том, что ему требуется больше узнать о дементорах, ведь он чуть не умер несколько дней назад. В этой затее его поддерживала Гермиона. Её библиотекой отпугнуть было невозможно — эффект был совершенно противоположным. Она могла задавать неудобные вопросы, но хотя бы делала это тише.

Но, если выбирать между этими двумя, Том отдавал предпочтение Грейнджер. Она была более тихой и спокойной, чем многие гриффиндорцы. Немного занудной и любящей цитировать книги, но всё-таки она хоть немного, но ценила личное пространство. Да и долгое время была той стеной, что ограждала его от рыжеволосого «тирана». Иногда Том ловил себя на мысли, что при иных обстоятельствах он бы с удовольствием воспользовался её умом и лояльностью — и каждый раз сознательно отодвигал это желание подальше.

И вот сегодня, наконец-то, он смог улизнуть от них. Быстро проносясь по коридорам и сверяясь с картой, чтобы случайно не встретить кого-нибудь на пути, Том двигался к заброшенному женскому туалету.

Помещение встретило его тишиной. Даже вечно стенающей Миртл не было. Риддл мысленно отметил, что несколько жалеет о её смерти. Она была его случайной, совершенно незапланированной жертвой. Он не смог воспользоваться этой ситуацией, хотя и собирался в тот период создать крестраж. Да и убивать в Хогвартсе? Велик риск быть раскрытым: слишком много свидетелей. К тому же из-за этой ошибки могли закрыть школу. Благо удалось избавиться от подозрений — отчислили этого идиота Хагрида.

Впрочем, мечтам об исчезновении полувеликана не было суждено сбыться: бывший ученик стал местным лесничим.

Сейчас же это место было едва ли не единственным в школе, где он ощущал себя ближе к самому себе, а не к роли Гарри Поттера. Здесь не было восторженных взглядов, шёпота о «мальчике, который выжил» и попыток заглянуть ему в душу. Только холодная плитка, запах старой сырости и очень древняя магия в глубине.

Подойдя к умывальнику, Том уверенно прошептал:

— Откройся.

Дверь в Тайную комнату Слизерина начала отворяться, повинуясь змееусту, а знакомый шорох камня о камень прозвучал почти как приветствие.

1) Обращаю внимание читателей: автор знает, что имена Гарри и Гарольд не тождественны. И использовалось это «Гарольд» специально.

Вернуться к тексту