Под покровительством (джен)

Малый ритуальный зал Блэк-мэнора тонул в мистическом полумраке. Несколько десятков волшебных огней слабо теснили темноту. В ней исчезали высокие своды. Статуи рыцарей казались шагнувшими из стен, да прямо там и окаменевшими, а лица собравшихся волшебников походили на маски из-за глубоких теней у глаз и обостренных разрезов ртов. Ярко освещался только алтарь. С чернотой гранита резко контрастировал светлый пергамент, и отсвечивали грани хрустальных кубков. В одном — густая, полная извивающихся теней скверны кровь Вальбурги, в другом — слегка мерцающее бирюзой прозрачное зелье с уже добавленной каплей крови Эйлин. Маг в черной мантии, расшитой по краю серебряными рунами, — поверенный рода Блэк — шагнул к алтарю, занес над ним палочку, и распевно, низким грудным баритоном принялся читать заклинания.

Эйлин невольно поёжилась. Нет, сомнения больше не мучили. Она распрощалась с ними в момент, когда собственной кровью вывела подпись под магическим контрактом. Но беспокойство, глухое, мутное, которое тяжело ворочалось на дне души, сейчас поднялось под самое горло. Эйлин постаралась сосредоточиться на условиях договора. Подписанный обеими сторонами, он лежал между кубков. С первыми звуками голоса колдуна огни, развешанные вдоль стен, померкли, зато сквозь буквы потек тусклый зеленый свет.

Сделка являлась судьбоносной. Никак нельзя было допустить ошибку, и Эйлин вспомнила про Анри Дюкре. Сын нищего французского мага, семья которого спасалась в Англии от дедовых кредиторов, и магглорожденной ведьмы из зажиточной ирландской семьи, он попал на Слизерин, а затем сумел пробиться в сфере магического права. Оказалось, Анри благодарен бывшей сокурснице за доброе отношение в школьные годы. Когда она выложила свои скудные накопления и, изложив под защитой адвокатской тайны суть предстоящей сделки, попросила о помощи, он сомневался вовсе не по поводу того, что предложенное вознаграждение и близко не дотягивало до прейскуранта. «Ты хорошо все взвесила, Эйлин? Уверена, что не пожалеешь?» «Только если меня обведут вокруг пальца! Ты поможешь?» Не зря просила. Адвокат Дюкре выловил в первоначальном варианте договора несколько хитрых уловок и двусмысленностей, на которые Эйлин никогда не обратила бы внимания, а ее партнеры получали возможность легко увильнуть от обязательств и без всякого магического отката. Блэки пытались давить, сопротивляясь правкам. Эйлин настояла. «Все будет, как задумано», — повторяла она теперь как мантру, пытаясь совладать с беспокойством.

Ритуал подошел к кульминации. Участники двинулись вокруг алтаря. Завершив круг, остановились.

— В соответствии с условиями заключенного договора жертвую добровольно, — твердо произнесла Эйлин заученную фразу и вытянула руку. На запястье раскрылся порез, словно по нему чиркнули невидимым лезвием, и алая, светящаяся здоровой магией капля сорвалась в кубок с кровью леди Блэк.

— В соответствии с заключенным договором принимаю жертву и обязательства, — глухо проговорила свои слова Вальбурга и отпила из кубка с Жертвенным зельем. Ярче вспыхнули слова контракта. Оскверненная кровь чуть посветлела, а Эйлин ощутила внезапную слабость.

Прилагая усилия к тому, чтобы подкашивающиеся ноги ступали ровно, вместе со всеми обошла алтарь еще раз. Вновь повторила слова согласия и подтвердила кровью. «Это только кажется или она потускнела?» Зал все больше погружался во мрак. Только потустороннее свечение контракта становилось ослепляюще ярким. Леди Блэк, исполняя свою часть ритуала, поднесла кубок к губам. От пламенеющих букв пошел легкий дымок. Заслезились глаза. Стало трудно и даже больно дышать.

«Еще один круг, и все закончится. Скорее бы…» — страшно хотелось на что-нибудь опереться, но нельзя.

Последний круг пройден.

— …жертвую добровольно, — договорили немеющие губы.

С неожиданно громким всплеском упала последняя тускло мерцающая капля. Медленно поглощая ее, всколыхнулся сияющий багрянец. Темнота подступила ближе, сдавила ребра. Лицо

допивающей зелье Вальбурги превратилось в негатив черно-белой фотографии. Они делали такие с Тобиасом. Он закрывал маленькое окошко куском фанеры, занавешивал черным холстом, и тесная ванная погружалась в сказочную темноту. Та темнота, казалось, была пронизана особой, прежде неведомой магией, шепчущий пояснения голос очаровывал, а лица, как по волшебству проявляющиеся на белой бумаге, улыбались. Их счастье рухнуло не в одночасье. Оно умирало медленно, неровно. Пригибалось и падало под грузом безденежья, бытовой неустроенности и нереализованных планов, растрескивалось под ударами ссор, а затем и скандалов. Потом поднималось, вспархивало, вспыхивало от улыбки, шутки, букетика фиалок, пикника на полянке в весеннем лесу… Осколки срастались. Но шрамов становилось все больше. Разлетались звенящие брызги разбитых тарелок. А чем больше Репаро, тем уродливее форма…

— Миссис Снейп! Эйлин. Вы меня слышите? — настойчиво, со смесью тревоги и раздражения спрашивал голос Ориона Блэка.

— Ритуал забирает только магию — не здоровье и тем более не… — кто-то, негромко говоривший на заднем фоне, прервался на полуслове.

Сквозь тени ресниц проступил белый лепной потолок. С судорожным болезненным вздохом Эйлин вздрогнула и села. Заполошно оглянулась. Она сидела в большом кресле в холле Блэк-мэнора.

— Что случилось?

— Вы упали в обморок, — сухо ответил хозяин дома. — Как вы себя чувствуете?

— Нормально, — пробормотала Эйлин. — Извините.

Она быстро встала и качнулась, едва не упав снова. Блэк удержал ее заклинанием. Жгло и давило в груди. И духота. Невыносимо хотелось на воздух.

— Ритуал завершен? — спросила с одышкой. — Я могу идти?

— Можете, — Орион задержал на ней сомневающийся взгляд. — Как вы планируете добираться обратно?

Соображалось туго. Она, вроде бы, думала об этом. Ах, да…

— Автобусом. У меня есть деньги… — начала говорить Эйлин и осеклась: какого черта она отчитывается?

Снова тяжелый оценивающий, прикидывающий взгляд.

— Будет лучше, если Кричер вас аппарирует. — Домовик появился, стоило хозяину назвать его имя. — Возле вашего дома есть какой-нибудь пустырь, сквер?.. Просто представьте.

Метнув выразительный взгляд на бывшую ведьму, Орион властно кивнул Кричеру. Эйлин, невольно вспомнившая заросли ежевики в заброшенном парке Коукворта, ощутила холодные цепкие пальцы на своем запястье и, не успев возразить, почувствовала тянущее вращение трансгрессии.

* * *

Реальность проступала бежевыми и зелеными пятнами. Старый эльф поддерживал ее почти заботливо, а свежий воздух чуть облегчал жжение за грудиной. Когда пятна превратились в пыльные листья на длинных гибких ветвях и в солнечную мозаику на высветленной долгим отсутствием дождя земле, Эйлин наконец смогла выпрямиться.

— Миссис справится дальше сама? — отступив от нее на шаг и недоверчиво взирая исподлобья, прокаркал домовик.

— Да. Спасибо, — прошелестела Эйлин и выдохнула почти с облегчением, когда ее провожатый с еле слышным хлопком исчез. Можно было доковылять до ближайшего дерева, обхватить его и немного отдышаться, прижавшись щекой к старой, слегка колючей коре.

* * *

Петли старых навесных шкафчиков проржавели, и дверцы открывались с протяжным скрипом, который напильником проходился по больной голове. Тобиас, особо ни на что не рассчитывая, пошарил между жестяных банок с крупами, сунул нос в коробку от рождественского печенья, в которую Эйлин складывала счета за коммунальные услуги, ощупал и встряхнул холщовый мешочек с фасолью — ни денег, ни чего-то годного для облегчения похмелья. Мужчина вздохнул и скривился: «Хоть бы пойла своего вытрезвляющего уже наварила». Глухо на донышке шевельнулась досада: «Зря все-таки за ведьмовство ругался…»

О необычных способностях будущей жены он узнал накануне свадьбы. Эйлин в тот день сбежала из дома, но у них обоих еще была возможность передумать. Откровениям любимой девушки он поначалу не поверил. То, что она показывала и о чем рассказывала, совершенно не укладывалось в сложившуюся картину мира, а Тобиас, со школьных лет уважавший физику и химию, считал, что неплохо знает его законы. Потом испугался — всплыли смутные детские воспоминания: рассказы полоумной соседки о колдунах, порчах, сглазах. Даже мысль о грехе посетила убежденного атеиста. Но глаза Эйлин были такими знакомыми и чистыми, что страх развеялся. И на смену ему пришел восторг. Еще бы! У простого парня, Тобиаса Снейпа, невеста — волшебница. Невероятно. Но, в конце концов, свой разум полезно держать открытым. Если его что-то и огорчало в тот день, то лишь недопустимость разглашения — похвастаться перед друзьями хотелось.

Разочарование, раздражение и злость появились позже. Готовила молодая жена, хоть пользуясь колдовством, хоть нет, не здорово. Магический ремонт и пошив одежды оказался недолговечным и ненадежным. Пошел как-то Тобиас на работу в новых красивых брюках. Проходил в них день, проходил другой, а на третий вечером, как раз когда шел вместе со всеми к выходу, штаны без предупреждения взяли и упали на пол двумя полосками ткани. Благо набедренную повязку удалось соорудить с рекордной скоростью. Сам от себя не ожидал. Но мужики потом все равно месяц зубоскалили, поминая его шотландские корни и намекая, что килт был какой-то неправильный. Попросил Эйлин раскроить и сшить по нормальному — иголкой с нитками. Сшила — вкривь и вкось.

Нет, Эйлин старалась, а Тобиас ценил ее стремление угодить. Особенно в первое время. Но вот терпеливым и спокойным никогда не был. Срывался. Раскаивался. Извинялся. Мирились бурно и страстно. Но проходило несколько дней, неделя, месяц, и все повторялось вновь.

Быт удручал. Денег хронически не хватало. Пахал на фабрике и механиком, и грузчиком. Эйлин пыталась подрабатывать варкой зелий, которые сдавала по дешевке знакомым аптекарям на Косой аллее. Однако инфляция и ипотека съедали не только заработанное, но и небольшие сбережения, сделанные ранее. Мечту об университетском образовании Тоби пришлось забыть. «Что ж, раньше надо было думать», — вздыхая, говорил себе молодой семьянин и утешался планами подняться по служебной лестнице хотя бы на фабрике. Выданная срывающимся от волнения голосом весть о беременности жены озадачила, но все же вызвала искреннюю радость. И, забирая супругу с сыном из роддома, Тобиас был счастлив и горд. «Прорвемся», — думал он, глядя на маленькое розовое личико. Он плохо представлял тогда, что прорываться означало просыпаться ночами от детского крика, идти на работу измотанным, а вечером есть подгоревший ужин и смотреть на грязный пол, потому что замученная жена не успела прибраться. Негодование и жалость накатывали попеременно. Характер Эйлин тоже портился.

Конфликты стали чаще. И не только в семье. На выгодную стажировку отправлялся не он, а менее опытный и хуже соображающий напарник. Станки ломались от старости, а убытки возмещали из зарплаты механика Снейпа. В то время и для фабрики настали не лучшие времена. Покупательная способность на внутреннем рынке падала. На внешний было не сунуться из-за высокой стоимости продукта. Ткани залеживались на складах или сбывались по себестоимости. Выплаты работникам стали урезать и задерживать. Дошло до сокращения штатов. Руководство решило, что для обслуживания слабо загруженного оборудования достаточно одного человека. И это был не Тобиас. Амбициозный мужчина, когда-то мечтавший о карьере инженера-конструктора, теперь занимался только перетаскиванием грузов и уборкой складских помещений. Невольно вернулись мысли о сглазе и порче. И все чаще хотелось после работы расслабиться с друзьями в пабе. Эйлин упрекала в эгоизме и безответственности, но угрызения совести его мучали все реже. Особенно легко стало от них отмахиваться после того, как живущий на соседней улице Ник, неприятно осклабившись, осведомился, почему это мелкий Снейп совсем не похож на своего папку. В глаз шутник, конечно, получил. И вообще, на трезвую голову Тобиас не находил ничего подозрительного в том, что ребенок как две капли похож не на отца, а на мать. Когда же Северус приходил посмотреть на работу отца в крошечной мастерской, тот и вовсе приходил к выводу, что любопытством, смекалкой и тягой к технике наследник весь в него. Но вот будучи пьяным…

Однажды Тобиас, пребывая в самом дурном расположении духа, поднял на проевшую плешь жену руку и грубо оттолкнул повисшего на рукаве отпрыска. Мгновением позже раздался похожий на рычание раненого зверя возглас Эйлин. Она орала: «Ступай!» — или вроде того — Тобиас не расслышал или не запомнил, потому что, пролетев полкухни, чувствительно приложился затылком об косяк. От неожиданности и испуга он не смог даже толком взбеситься по поводу — куда это он должен «ступать» из собственного дома?! Уже через полчаса, окончательно остыв и протрезвев, дебошир пришел просить прощения. Очень тяжело было тогда смотреть в перепуганные и обиженные глазёнки Северуса. Жена и сын простили буйного главу семейства, как еще не раз после. Но осадок от того случая остался, и в нем очень быстро зацементировались прежде гонимые мысли о неправильности, недопустимости и вреде колдовства. Тобиас объявил войну магии в своем доме. Распускать руки он опасался, если только случалось совсем плохо соображать, а вот скандалить и в наказание не давать денег стало нормой.

Сочувствие к домочадцам и сожаление о собственном поведении он иногда все же испытывал. В такие моменты старался загладить, исправить, помочь. Но случалось такое редко. Чаще же, как сейчас, Снейп-старший испытывал сомнения по поводу целесообразности введенного им же запрета на волшебство. Но признавать свои ошибки вслух с некоторых пор стало не в его правилах.

— Эйлин! — позвал он во второй или третий раз и, не услышав ответа, пробормотал: — Вот где шляется, сука?

— Северус! — задрав голову к потолку в направлении комнаты сына, снова повысил голос Тобиас. — Мать где? — Ни звука. — И этот куда-то запропастился… Как требовать кровно заработанное, они тут как тут. А как пожрать поставить единственному кормильцу — и след простыл! — ворчал недовольный мужчина, громыхая крышками кастрюль.

Убедившись, что ничего кроме овсянки нет, Тобиас плюхнул себе в тарелку черпак жидкой остывшей каши, с громким сопением уселся за стол и, отправив ложку пресной еды в рот, угрюмо уставился в окно. Через чистое, несмотря на облезлую раму и застиранные серые шторки, стекло улица просматривалась хорошо. В жаркий, вопреки сгущавшимся облакам, полдень народу было мало. Прошла с бутылкой молока в авоське соседка. Появились не менее года как безработные Джон с Сэмом. Они то останавливались, чтобы призвать к порядку кидавшуюся на них с заливистым лаем собачонку, то, раскачиваясь из стороны в сторону, пытались идти дальше. Закадычные приятели поочередно чем-то пеняли один другому. Их невнятных реплик Тобиас расслышать не мог, но по прежним наблюдениям догадывался, что немного перебравшие мужики требуют друг от друга не спотыкаться и идти ровнее. Джону и Сэму Снейп симпатизировал. Их пример наглядно показывал, что он сам еще не самый последний неудачник и пьяница. Сэма в очередной раз занесло и, падая в придорожную канаву, тот утащил за собой и нечленораздельно матерящегося Джона. Сцена получилась веселой. Тобиас криво ухмыльнулся. Спустя пару секунд по дороге, подняв столб пыли, проехал автомобиль Фила. Вот этого мудака он предпочел бы не видеть…

В другой раз Тобиас непременно надолго бы задумался над тем, какой нехороший человек его бывший напарник Фил, но сейчас внимание переключилось на появившуюся в поле зрения жену. Эйлин шла нетвердой походкой, цепляясь ногами за сухую траву и придерживаясь рукой за штакетник. Округлив глаза, Тобиас замер, роняя кашу с недонесенной до рта ложки.

«Неужели напилась? Вот ведьма! Меня значит, пилит, стоит чуть горло промочить, а сама!..»

Миссис Снейп тем временем толкнула калитку, бросила невидящий взгляд на мужа и, сделав всего пару шагов к двери, упала ничком.

— Да ёп! — воскликнул Тобиас, подскакивая. — Еще позора перед соседями не хватало!

— И что это еще за новости? — крикнул, выбежав на крыльцо, мистер Снейп, но его слова перекрыл громыхнувший прямо над головой гром. Небо будто враз треснуло, прохудилось и обрушилось внезапным проливным дождем.

Склонившись над женой, Тобиас гневно тряхнул ее за плечо. И тут сквозь шум ливня он услышал ее тяжелое хрипящее дыхание. Резко засосало под ложечкой. Развернул Эйлин на спину. Увидел посиневшие губы и запавшие глаза.

— Что с тобой, Эли? — совсем другим срывающимся голосом спросил он, приподнимая ее голову. — Слышишь? Ответь!

Женщина с трудом сфокусировала на нем взгляд.

— Плохо мне, Тоби, — прошептала она так тихо, что он понял ее скорее по губам. — По-мо-ги…

«Это все дождь или слезы текут по ее щекам?»

— Сейчас. Сейчас, — засуетился Тобиас, подсовывая дрожащие руки под плечи и колени жены. — Потерпи, милая. Сейчас…