Под покровительством (джен)

В кривоватое окно, не полностью прикрытое ветхими шторками, смотрела темная беззвездная ночь. Затянувшие небо тучи не принесли прохлады, и духота практически липла к телу. Это было почти так же неприятно, как прикосновение влажной, пропитанной потом майки подкатившегося вплотную мужа. Но, по крайней мере, он последние дни не устраивал скандалов. И слава Мерлину!

Эйлин боялась даже подумать, как мог бы отреагировать Северус. Она лежала на спине, вытянув руки вдоль тела, ждала, когда крепче заснет Тобиас, и думала о сыне. Приходилось признать: она не сумела обеспечить своему ребенку счастливое или хотя бы спокойное детство. Мальчик рос тревожным, мнительным и замкнутым, редко улыбался и всегда был настороже. Не по-детски сжатые губы и пытливый холодный взгляд — постоянная готовность к борьбе, к схватке. Такое состояние было для Северуса нормой. Но, когда он вернулся из школы в этот раз, то достаточно было увидеть глаза, полные боли и безысходности, чтобы защемило в груди: беда.

— Сынок, случилось что-то?

Остановился на секунду, замер.

— Нет. Ничего… — взгляд затравленный, а голос спокойный. Безжизненно спокойный.

Три дня прошло, а легче ему не стало. Бледный. Губы искусаны. Ест — видно, что через силу. То все в комнате запирался, а вчера ходил куда-то, пришел мрачнее прежнего… «Что же стряслось с ним в Хогвартсе?» В памяти Эйлин пронеслись обрывки школьных воспоминаний — беззаботное большей частью было время. Не слишком напряженная учеба, болтовня с подружкой, плюй-камни… Тобиас, когда впервые услышал название игры, заржал: «Что, набираете в рот камней и плюете? Кто дальше или как?» И такая реакция поначалу почти у всех. А на деле плюются не камнями, а сами камни — проклятиями или опасными зельями⁽¹⁾. Цель игры — прийти к финишу и найти тайник, а по маршруту любой булыжник может оказаться с сюрпризом. Избежать потерь помогают хитроумные загадки-подсказки, но их еще найди, расшифруй и вовремя примени. Не так зрелищно, как квиддич, потому и поклонников у этой игры в разы меньше, но Эйлин в свое время гордилась тем, что смогла стать капитаном слизеринской команды. Им не раз удавалось вырвать победу даже у умников-рейвенкловцев. Неплохой плюсик к самооценке не особо общительной и обладающей посредственной внешностью девушки. Жаль, что у Северуса сложилось иначе. Едва наметившаяся полуулыбка померкла на тонких губах женщины. Сын никогда не жаловался, но и проблеска радости на его лице не возникало при упоминании школы…

По крыше мелко забарабанил дождь. Тобиас захрапел. Пора.

Ведьма сползла с кровати, натянула поверх ночной рубашки халат и осторожно вышла в коридор.

Тихо, чуть дыша, заглянула к сыну. «Вроде бы спит. Подействовало зелье». Подошла ближе. Привыкшие к темноте глаза различили складку между бровей и обреченно изогнутые уголки губ. Рука потянулась погладить по голове. Сын вздрогнул, и мать тоже: «Лучше не буду, чтобы не разбудить…»

* * *

Эйлин спустилась на первый этаж, прошла через кухню, пропитанную запахами квашеной капусты и вареных бобов, и толкнула низкую дверь. Узкая крутая лестница вела в подвал, довольно просторный, с полками вдоль стен и шкафчиками, сколоченными из чего пришлось. Когда-то здесь хранились продукты, теперь — преимущественно разный хлам. Здесь же ведьма иногда тайком варила зелья и прятала от мужа под чарами невидимости все необходимое: котел с треногой, скудный запас ингредиентов и пухлые тетради с записями.

Привычно пробормотав Люмос, набросила на дверь запирающее заклятие и, просунув руку между пустыми банками, вытащила позавчерашний номер «Ежедневного пророка».

«Скверномагическая хворь вернулась на жатву»

Занявшая целую страницу статья под пафосно-зловещим заголовком сообщала о новых жертвах скверномагии — смертельного недуга, поражавшего только волшебников. Магия заболевшего обращалась против него и постепенно разрушала тело. Отказ от волшебства приводил к замедлению болезни, иначе она прогрессировала стремительно. С колдографии в центре страницы раздраженно зыркала женщина средних лет и выбрасывала вперед руку в попытке закрыться от камеры. «Представительнице благороднейшего и древнейшего рода леди Вальбурге Блэк поставлен неутешительный диагноз», — сообщала подпись.

Эйлин подняла голову, на мгновение уставившись в пространство перед собой. Колченогий табурет, на который она присела, взбрыкнул и скрипнул.

Относительно причин появления хвори муссировалось несколько версий. Одни связывали ее появление с темномагическими практиками и рассматривали как кару. Другие усматривали пагубное влияние маггловской цивилизации. Третьи считали, что существует неизвестное широкой общественности проклятие порчи. Имели место и предположения по поводу инфекционной или наследственной природы скверномагии. В некоторых радикальных кругах винили грязнокровок: якобы заболевают волшебники, у которых магглы украли магию. При этом ни одна гипотеза так и не нашла подтверждения. Единственный же эффективный метод лечения применялся всего пару раз за последнее столетие в силу почти невыполнимых условий его осуществления.

Женщина тряхнула головой, отчего из небрежного узла волос на затылке выбилось еще несколько полуседых-получерных прядей, потянулась к пустой на вид полке. В этот раз ее бледная тощая рука выхватила из воздуха старую тетрадь в плотной черной обложке. Пошелестев пожелтевшими страницами, Эйлин нашла нужный разворот и, близоруко щурясь, вгляделась в описание снадобья и ритуала. Она уже и не предполагала, что подборка рецептов редких и сложных зелий, сделанная в почти забытой юности, когда-нибудь может пригодиться. А вот, выходит, не зря хранила. Возможно, в этих поблекших строчках — шанс на лучшую жизнь для ее сына. Сына ведьмы, сбежавшей из родительского дома к безродному магглу, лишившейся семейной поддержки и перешедшей для всех бывших друзей и знакомых в ранг неприкасаемых: камнями не забьют, но и общаться не станут, словно боясь испачкаться. Эйлин, в девичестве Принц, дочь небогатых, но чистокровных волшебников, тяжело вздохнула. Жизнь с избранником, некогда горячо любимым, ради которого она пожертвовала всем, что имела, оказалась совсем не такой, какой грезилась.

Как бы все сложилось, не поверь она посулам Тобиаса? Можно ли было в веселом, внимательном парне, мечтавшем скопить денег и пойти учиться на инженера, катавшем ее на стареньком мотоцикле и водившем в кино, еще в самом начале их отношений разглядеть деспотичного эгоиста, в которого он превратится?

Между черных бровей и в углах рта обострились упрямые складки. Как бы ни было, Эйлин не жалела о своем выборе, хотя бы потому, что в браке со Снейпом родился Северус. Неважно, что от какого-нибудь другого мужчины, которого бы одобрили или выбрали ей родители, у нее тоже могли быть дети. Это были бы другие дети. А Эйлин любила своего сына и ни за что не променяла бы его на спокойную и обеспеченную жизнь. «Нужно только помочь ему справиться с невзгодами и выбиться в люди». Без связей, денег и защиты семьи сложно чего-то добиться, что в маггловском мире, что в волшебном, а будучи вдобавок ранимым, необщительным и притом гордым — и вовсе нереально. Однако Эйлин казалось, что она нашла решение, поймала за хвост рыбку, исполняющую желания. Главное теперь — не упустить.

Знали ли Блэки о способах и перспективах лечения? Эйлин не сомневалась, что знали. Могли ли они собрать все необходимые ингредиенты по списку, включая самые редкие и дорогостоящие? Однозначно да. Но нашли ли они самый редкий, почти уникальный компонент, и притом самый важный? Вот это крайне маловероятно. Волшебница хватанула ртом воздух и снова кивнула своим мыслям. Будет у ее мальчика поддержка! А уж ума, упорства и амбициозности ему и своих хватит.

Не поднимаясь с табурета, Эйлин повернулась лицом к стеллажу, локтем сдвинула в сторону жестяные банки. По взмаху извлеченной из рукава палочки откуда-то с верхней полки прилетели кусок пергамента, перо и чернильница. Решение было принято. Оставалось написать письмо и аппарировать в Лондон, дабы воспользоваться услугами общественной совятни в Косом переулке. А после желательно было бы вернуться так, чтоб никто ничего не заметил, и успеть приготовить завтрак — овсянку на воде, как обычно.

* * *

— С чего вы взяли, что ваше предложение нас заинтересует, миссис… Снейп? — в кресле с высокой резной спинкой Вальбурга восседала, как на троне. Несмотря на темные круги под глазами, заметную бледность и синеватый цвет губ, она держалась надменно, а фамилию посетительницы выплюнула вместе с комком презрения.

Эйлин стояла перед лордом и леди Блэк и теребила рукав старого черного платья — мантии свои она давно перешила на Северуса. Палисандр и тёмный бархат, высокие потолки и стрельчатые окна, высокомерные взгляды — она ощущала себя нищенкой, пришедшей за подаянием. Конечно, никто не рассчитывал на теплый прием. Предательница крови, связавшаяся с магглом, — в глазах таких, как Блэки, она делила кров и постель все равно что со свиньей. Но все же в их положении — и даже не предложить ей сесть! Как же перехватить инициативу, дать понять, что условия диктовать не им? Миссис Снейп метнула робкий взгляд на ряд стульев у стены. «Пошутить... Тонко и язвительно пошутить и демонстративно занять один из стульев…» — подумала она и не двинулась с места. Решимости хватило пока только на то, чтобы поднять и больше не опускать глаза.

— Полагаю, иначе я бы не получила приглашения в этот дом, — Эйлин порадовалась тому, как прозвучал ее голос: чуть напряжённо, но внятно. «Хорошо. Вспомни, какой ты была, как была капитаном, как умела бороться и побеждать. Последний раз ты бросила вызов магическому миру и проиграла, но настало время вернуть хоть какие-то очки. Не ради себя…» Она постаралась расправить плечи.

Вальбурга поморщилась.

— И все-таки... потрудитесь ответить, — протянула она. — Удовлетворите любопытство.

— Польщена вашей заинтересованностью в моей скромной персоне, — после секундной паузы уже тише и сдержаннее заговорила посетительница. Запас бодрости, обретенный ею одновременно с подобной огоньку люмоса идеей и почти истощившийся за прошедшие с момента отправки совы сутки, возвращался с каждым произнесенным словом. — Но если вам интересна лишь моя мотивация, а не само предложение, то я, пожалуй, потружусь поискать другого… клиента.

— Не думаю, что вы бы обратились к нам, будь такой поиск для вас легким, — усмехнувшись, вступил в разговор Орион Блэк. Чуть ранее он накрыл своей ладонью кисть вскипающей от возмущения супруги. — Давайте пока признаем то, что мы все заинтересованы в продолжении разговора. Перейдем к сути. В чем конкретно заключается предложение? — добавив в мягко-насмешливый тон металла, потребовал он.

— Уверена, что вы знаете о Жертвенном зелье и ритуале передачи магии, лорд Блэк, — стараясь удержать ускользающую решимость, сипло выдавила Эйлин. Дышать стало трудно.

Повисла пауза, ставшая для миссис Снейп мучительной.

— Да, нам известен данный путь исцеления, — потерев подбородок, наконец, заговорил Блэк. — Но чем вы можете быть здесь полезны?

— Я готова стать донором, — набрав в грудь воздуха как перед прыжком в воду, резко выдохнула Эйлин.

И снова вязкая трясина тишины. Только приглушенная дробь дятла в саду за окнами проделывала в ней прореху для вдоха.

— Правильно ли я понял, миссис Снейп, — взгляд серых, как потемневшая сталь, глаз Ориона вонзился мягко и цепко, как коготь хищника, — вы готовы предоставить свою кровь для приготовления Жертвенного зелья и передать леди Вальбурге вашу магию?

— Да, — Эйлин сдержала порыв оттянуть ворот платья.

— И что вы хотите… — многозначительная пауза, — взамен?

Эйлин судорожно сглотнула и хрустнула пальцами.

— Я хочу, чтобы леди Блэк стала покровительницей моего сына, Северуса Тобиаса Снейпа, и обеспечила ему все условия для спокойного завершения обучения в Хогвартсе, получения звания мастера зельеварения и достойного статуса в магическом обществе.

— Какая неслыханная наглость! — задохнулась Вальбурга. — С какой стати я стану покровительствовать твоему сынку-магглу?

— Северус волшебник, — сузила глаза миссис Снейп, — причем довольно талантливый. Первое подтверждается его обучением в Хогвартсе, а второе… Впрочем, неважно. Таковы мои условия. Вы принимаете их? — она вздернула подбородок и сжала кулаки, стараясь унять дрожь.

Вальбурга вцепилась в подлокотники и, подавшись вперед, явно собиралась как следует отчитать зарвавшуюся потаскуху, пытавшуюся повесить ей на шею свое отродье, но не успела.

— Ваши требования слишком завышены, — хладнокровно заметил Орион. — Не находите? У меня встречное предложение, — иссиня-черные густые брови сдвинулись кверху, а четко очерченные губы сложились в трубочку. — Мы расплатимся с вами деньгами. Как насчет тысячи галлеонов?

К горлу подкатил ком.

— Нет.

— Назовите вашу сумму.

— Я назвала свое условие.

— Подумайте, — склонив голову набок, лорд Блэк лениво ухмыльнулся. — Вы не единственная волшебница, которая сгодится на роль донора.

— Не заметила у ваших дверей очереди из чистокровных ведьм подходящего возраста, жаждущих превратиться в сквиба, — вымучив ироничную усмешку, дрогнувшим голосом парировала Эйлин.

— Да какая ты чистая?! — с ненавистью прошипела Вальбурга.

— Очереди нет, — кивнул Орион, сверкнув нитями седины на висках. — Но за хорошую плату желающие найдутся. Подумайте хорошо. Что вы смогли дать вашему сыну, будучи волшебницей? М-м? А деньги иногда открывают двери получше Алохоморы, — он вальяжно откинулся на спинку и негромко рассмеялся, блеснув рядом ровных белых зубов. — Две тысячи.

— Нет.

Лорд Блэк смерил посетительницу недолгим взглядом из-под устало потяжелевших век:

— Больше не смеем вас задерживать, миссис Снейп, — под демонстративной вежливостью леденело пренебрежение.

Эйлин тщетно попыталась сглотнуть, развернулась на каблуках и пошла к выходу, по инерции держа спину ровно. Шаг. «Может быть, нужно взять деньги?» Второй, третий. «Без магии я не смогу защитить сына даже от Тобиаса, не говоря о других». Двустворчатая дверь с вырезанными гербами рода Блэк все ближе, но слегка расплывается. «А что, действительно, я ему дала, обладая магией? Деньги — это хоть что-то… Попросить три тысячи?..» Кисть замирает над позолоченной ручкой.

— Задержитесь, миссис Снейп, — властный голос прокатывается по залу. — Мы согласны… на ваши условия.

1) Автор смущенно шаркает ногой и признается, что по собственному произволу изменила правила игры. Надеется, что читатели великодушно ей это простят))

Вернуться к тексту

Малый ритуальный зал Блэк-мэнора тонул в мистическом полумраке. Несколько десятков волшебных огней слабо теснили темноту. В ней исчезали высокие своды. Статуи рыцарей казались шагнувшими из стен, да прямо там и окаменевшими, а лица собравшихся волшебников походили на маски из-за глубоких теней у глаз и обостренных разрезов ртов. Ярко освещался только алтарь. С чернотой гранита резко контрастировал светлый пергамент, и отсвечивали грани хрустальных кубков. В одном — густая, полная извивающихся теней скверны кровь Вальбурги, в другом — слегка мерцающее бирюзой прозрачное зелье с уже добавленной каплей крови Эйлин. Маг в черной мантии, расшитой по краю серебряными рунами, — поверенный рода Блэк — шагнул к алтарю, занес над ним палочку, и распевно, низким грудным баритоном принялся читать заклинания.

Эйлин невольно поёжилась. Нет, сомнения больше не мучили. Она распрощалась с ними в момент, когда собственной кровью вывела подпись под магическим контрактом. Но беспокойство, глухое, мутное, которое тяжело ворочалось на дне души, сейчас поднялось под самое горло. Эйлин постаралась сосредоточиться на условиях договора. Подписанный обеими сторонами, он лежал между кубков. С первыми звуками голоса колдуна огни, развешанные вдоль стен, померкли, зато сквозь буквы потек тусклый зеленый свет.

Сделка являлась судьбоносной. Никак нельзя было допустить ошибку, и Эйлин вспомнила про Анри Дюкре. Сын нищего французского мага, семья которого спасалась в Англии от дедовых кредиторов, и магглорожденной ведьмы из зажиточной ирландской семьи, он попал на Слизерин, а затем сумел пробиться в сфере магического права. Оказалось, Анри благодарен бывшей сокурснице за доброе отношение в школьные годы. Когда она выложила свои скудные накопления и, изложив под защитой адвокатской тайны суть предстоящей сделки, попросила о помощи, он сомневался вовсе не по поводу того, что предложенное вознаграждение и близко не дотягивало до прейскуранта. «Ты хорошо все взвесила, Эйлин? Уверена, что не пожалеешь?» «Только если меня обведут вокруг пальца! Ты поможешь?» Не зря просила. Адвокат Дюкре выловил в первоначальном варианте договора несколько хитрых уловок и двусмысленностей, на которые Эйлин никогда не обратила бы внимания, а ее партнеры получали возможность легко увильнуть от обязательств и без всякого магического отката. Блэки пытались давить, сопротивляясь правкам. Эйлин настояла. «Все будет, как задумано», — повторяла она теперь как мантру, пытаясь совладать с беспокойством.

Ритуал подошел к кульминации. Участники двинулись вокруг алтаря. Завершив круг, остановились.

— В соответствии с условиями заключенного договора жертвую добровольно, — твердо произнесла Эйлин заученную фразу и вытянула руку. На запястье раскрылся порез, словно по нему чиркнули невидимым лезвием, и алая, светящаяся здоровой магией капля сорвалась в кубок с кровью леди Блэк.

— В соответствии с заключенным договором принимаю жертву и обязательства, — глухо проговорила свои слова Вальбурга и отпила из кубка с Жертвенным зельем. Ярче вспыхнули слова контракта. Оскверненная кровь чуть посветлела, а Эйлин ощутила внезапную слабость.

Прилагая усилия к тому, чтобы подкашивающиеся ноги ступали ровно, вместе со всеми обошла алтарь еще раз. Вновь повторила слова согласия и подтвердила кровью. «Это только кажется или она потускнела?» Зал все больше погружался во мрак. Только потустороннее свечение контракта становилось ослепляюще ярким. Леди Блэк, исполняя свою часть ритуала, поднесла кубок к губам. От пламенеющих букв пошел легкий дымок. Заслезились глаза. Стало трудно и даже больно дышать.

«Еще один круг, и все закончится. Скорее бы…» — страшно хотелось на что-нибудь опереться, но нельзя.

Последний круг пройден.

— …жертвую добровольно, — договорили немеющие губы.

С неожиданно громким всплеском упала последняя тускло мерцающая капля. Медленно поглощая ее, всколыхнулся сияющий багрянец. Темнота подступила ближе, сдавила ребра. Лицо

допивающей зелье Вальбурги превратилось в негатив черно-белой фотографии. Они делали такие с Тобиасом. Он закрывал маленькое окошко куском фанеры, занавешивал черным холстом, и тесная ванная погружалась в сказочную темноту. Та темнота, казалось, была пронизана особой, прежде неведомой магией, шепчущий пояснения голос очаровывал, а лица, как по волшебству проявляющиеся на белой бумаге, улыбались. Их счастье рухнуло не в одночасье. Оно умирало медленно, неровно. Пригибалось и падало под грузом безденежья, бытовой неустроенности и нереализованных планов, растрескивалось под ударами ссор, а затем и скандалов. Потом поднималось, вспархивало, вспыхивало от улыбки, шутки, букетика фиалок, пикника на полянке в весеннем лесу… Осколки срастались. Но шрамов становилось все больше. Разлетались звенящие брызги разбитых тарелок. А чем больше Репаро, тем уродливее форма…

— Миссис Снейп! Эйлин. Вы меня слышите? — настойчиво, со смесью тревоги и раздражения спрашивал голос Ориона Блэка.

— Ритуал забирает только магию — не здоровье и тем более не… — кто-то, негромко говоривший на заднем фоне, прервался на полуслове.

Сквозь тени ресниц проступил белый лепной потолок. С судорожным болезненным вздохом Эйлин вздрогнула и села. Заполошно оглянулась. Она сидела в большом кресле в холле Блэк-мэнора.

— Что случилось?

— Вы упали в обморок, — сухо ответил хозяин дома. — Как вы себя чувствуете?

— Нормально, — пробормотала Эйлин. — Извините.

Она быстро встала и качнулась, едва не упав снова. Блэк удержал ее заклинанием. Жгло и давило в груди. И духота. Невыносимо хотелось на воздух.

— Ритуал завершен? — спросила с одышкой. — Я могу идти?

— Можете, — Орион задержал на ней сомневающийся взгляд. — Как вы планируете добираться обратно?

Соображалось туго. Она, вроде бы, думала об этом. Ах, да…

— Автобусом. У меня есть деньги… — начала говорить Эйлин и осеклась: какого черта она отчитывается?

Снова тяжелый оценивающий, прикидывающий взгляд.

— Будет лучше, если Кричер вас аппарирует. — Домовик появился, стоило хозяину назвать его имя. — Возле вашего дома есть какой-нибудь пустырь, сквер?.. Просто представьте.

Метнув выразительный взгляд на бывшую ведьму, Орион властно кивнул Кричеру. Эйлин, невольно вспомнившая заросли ежевики в заброшенном парке Коукворта, ощутила холодные цепкие пальцы на своем запястье и, не успев возразить, почувствовала тянущее вращение трансгрессии.

* * *

Реальность проступала бежевыми и зелеными пятнами. Старый эльф поддерживал ее почти заботливо, а свежий воздух чуть облегчал жжение за грудиной. Когда пятна превратились в пыльные листья на длинных гибких ветвях и в солнечную мозаику на высветленной долгим отсутствием дождя земле, Эйлин наконец смогла выпрямиться.

— Миссис справится дальше сама? — отступив от нее на шаг и недоверчиво взирая исподлобья, прокаркал домовик.

— Да. Спасибо, — прошелестела Эйлин и выдохнула почти с облегчением, когда ее провожатый с еле слышным хлопком исчез. Можно было доковылять до ближайшего дерева, обхватить его и немного отдышаться, прижавшись щекой к старой, слегка колючей коре.

* * *

Петли старых навесных шкафчиков проржавели, и дверцы открывались с протяжным скрипом, который напильником проходился по больной голове. Тобиас, особо ни на что не рассчитывая, пошарил между жестяных банок с крупами, сунул нос в коробку от рождественского печенья, в которую Эйлин складывала счета за коммунальные услуги, ощупал и встряхнул холщовый мешочек с фасолью — ни денег, ни чего-то годного для облегчения похмелья. Мужчина вздохнул и скривился: «Хоть бы пойла своего вытрезвляющего уже наварила». Глухо на донышке шевельнулась досада: «Зря все-таки за ведьмовство ругался…»

О необычных способностях будущей жены он узнал накануне свадьбы. Эйлин в тот день сбежала из дома, но у них обоих еще была возможность передумать. Откровениям любимой девушки он поначалу не поверил. То, что она показывала и о чем рассказывала, совершенно не укладывалось в сложившуюся картину мира, а Тобиас, со школьных лет уважавший физику и химию, считал, что неплохо знает его законы. Потом испугался — всплыли смутные детские воспоминания: рассказы полоумной соседки о колдунах, порчах, сглазах. Даже мысль о грехе посетила убежденного атеиста. Но глаза Эйлин были такими знакомыми и чистыми, что страх развеялся. И на смену ему пришел восторг. Еще бы! У простого парня, Тобиаса Снейпа, невеста — волшебница. Невероятно. Но, в конце концов, свой разум полезно держать открытым. Если его что-то и огорчало в тот день, то лишь недопустимость разглашения — похвастаться перед друзьями хотелось.

Разочарование, раздражение и злость появились позже. Готовила молодая жена, хоть пользуясь колдовством, хоть нет, не здорово. Магический ремонт и пошив одежды оказался недолговечным и ненадежным. Пошел как-то Тобиас на работу в новых красивых брюках. Проходил в них день, проходил другой, а на третий вечером, как раз когда шел вместе со всеми к выходу, штаны без предупреждения взяли и упали на пол двумя полосками ткани. Благо набедренную повязку удалось соорудить с рекордной скоростью. Сам от себя не ожидал. Но мужики потом все равно месяц зубоскалили, поминая его шотландские корни и намекая, что килт был какой-то неправильный. Попросил Эйлин раскроить и сшить по нормальному — иголкой с нитками. Сшила — вкривь и вкось.

Нет, Эйлин старалась, а Тобиас ценил ее стремление угодить. Особенно в первое время. Но вот терпеливым и спокойным никогда не был. Срывался. Раскаивался. Извинялся. Мирились бурно и страстно. Но проходило несколько дней, неделя, месяц, и все повторялось вновь.

Быт удручал. Денег хронически не хватало. Пахал на фабрике и механиком, и грузчиком. Эйлин пыталась подрабатывать варкой зелий, которые сдавала по дешевке знакомым аптекарям на Косой аллее. Однако инфляция и ипотека съедали не только заработанное, но и небольшие сбережения, сделанные ранее. Мечту об университетском образовании Тоби пришлось забыть. «Что ж, раньше надо было думать», — вздыхая, говорил себе молодой семьянин и утешался планами подняться по служебной лестнице хотя бы на фабрике. Выданная срывающимся от волнения голосом весть о беременности жены озадачила, но все же вызвала искреннюю радость. И, забирая супругу с сыном из роддома, Тобиас был счастлив и горд. «Прорвемся», — думал он, глядя на маленькое розовое личико. Он плохо представлял тогда, что прорываться означало просыпаться ночами от детского крика, идти на работу измотанным, а вечером есть подгоревший ужин и смотреть на грязный пол, потому что замученная жена не успела прибраться. Негодование и жалость накатывали попеременно. Характер Эйлин тоже портился.

Конфликты стали чаще. И не только в семье. На выгодную стажировку отправлялся не он, а менее опытный и хуже соображающий напарник. Станки ломались от старости, а убытки возмещали из зарплаты механика Снейпа. В то время и для фабрики настали не лучшие времена. Покупательная способность на внутреннем рынке падала. На внешний было не сунуться из-за высокой стоимости продукта. Ткани залеживались на складах или сбывались по себестоимости. Выплаты работникам стали урезать и задерживать. Дошло до сокращения штатов. Руководство решило, что для обслуживания слабо загруженного оборудования достаточно одного человека. И это был не Тобиас. Амбициозный мужчина, когда-то мечтавший о карьере инженера-конструктора, теперь занимался только перетаскиванием грузов и уборкой складских помещений. Невольно вернулись мысли о сглазе и порче. И все чаще хотелось после работы расслабиться с друзьями в пабе. Эйлин упрекала в эгоизме и безответственности, но угрызения совести его мучали все реже. Особенно легко стало от них отмахиваться после того, как живущий на соседней улице Ник, неприятно осклабившись, осведомился, почему это мелкий Снейп совсем не похож на своего папку. В глаз шутник, конечно, получил. И вообще, на трезвую голову Тобиас не находил ничего подозрительного в том, что ребенок как две капли похож не на отца, а на мать. Когда же Северус приходил посмотреть на работу отца в крошечной мастерской, тот и вовсе приходил к выводу, что любопытством, смекалкой и тягой к технике наследник весь в него. Но вот будучи пьяным…

Однажды Тобиас, пребывая в самом дурном расположении духа, поднял на проевшую плешь жену руку и грубо оттолкнул повисшего на рукаве отпрыска. Мгновением позже раздался похожий на рычание раненого зверя возглас Эйлин. Она орала: «Ступай!» — или вроде того — Тобиас не расслышал или не запомнил, потому что, пролетев полкухни, чувствительно приложился затылком об косяк. От неожиданности и испуга он не смог даже толком взбеситься по поводу — куда это он должен «ступать» из собственного дома?! Уже через полчаса, окончательно остыв и протрезвев, дебошир пришел просить прощения. Очень тяжело было тогда смотреть в перепуганные и обиженные глазёнки Северуса. Жена и сын простили буйного главу семейства, как еще не раз после. Но осадок от того случая остался, и в нем очень быстро зацементировались прежде гонимые мысли о неправильности, недопустимости и вреде колдовства. Тобиас объявил войну магии в своем доме. Распускать руки он опасался, если только случалось совсем плохо соображать, а вот скандалить и в наказание не давать денег стало нормой.

Сочувствие к домочадцам и сожаление о собственном поведении он иногда все же испытывал. В такие моменты старался загладить, исправить, помочь. Но случалось такое редко. Чаще же, как сейчас, Снейп-старший испытывал сомнения по поводу целесообразности введенного им же запрета на волшебство. Но признавать свои ошибки вслух с некоторых пор стало не в его правилах.

— Эйлин! — позвал он во второй или третий раз и, не услышав ответа, пробормотал: — Вот где шляется, сука?

— Северус! — задрав голову к потолку в направлении комнаты сына, снова повысил голос Тобиас. — Мать где? — Ни звука. — И этот куда-то запропастился… Как требовать кровно заработанное, они тут как тут. А как пожрать поставить единственному кормильцу — и след простыл! — ворчал недовольный мужчина, громыхая крышками кастрюль.

Убедившись, что ничего кроме овсянки нет, Тобиас плюхнул себе в тарелку черпак жидкой остывшей каши, с громким сопением уселся за стол и, отправив ложку пресной еды в рот, угрюмо уставился в окно. Через чистое, несмотря на облезлую раму и застиранные серые шторки, стекло улица просматривалась хорошо. В жаркий, вопреки сгущавшимся облакам, полдень народу было мало. Прошла с бутылкой молока в авоське соседка. Появились не менее года как безработные Джон с Сэмом. Они то останавливались, чтобы призвать к порядку кидавшуюся на них с заливистым лаем собачонку, то, раскачиваясь из стороны в сторону, пытались идти дальше. Закадычные приятели поочередно чем-то пеняли один другому. Их невнятных реплик Тобиас расслышать не мог, но по прежним наблюдениям догадывался, что немного перебравшие мужики требуют друг от друга не спотыкаться и идти ровнее. Джону и Сэму Снейп симпатизировал. Их пример наглядно показывал, что он сам еще не самый последний неудачник и пьяница. Сэма в очередной раз занесло и, падая в придорожную канаву, тот утащил за собой и нечленораздельно матерящегося Джона. Сцена получилась веселой. Тобиас криво ухмыльнулся. Спустя пару секунд по дороге, подняв столб пыли, проехал автомобиль Фила. Вот этого мудака он предпочел бы не видеть…

В другой раз Тобиас непременно надолго бы задумался над тем, какой нехороший человек его бывший напарник Фил, но сейчас внимание переключилось на появившуюся в поле зрения жену. Эйлин шла нетвердой походкой, цепляясь ногами за сухую траву и придерживаясь рукой за штакетник. Округлив глаза, Тобиас замер, роняя кашу с недонесенной до рта ложки.

«Неужели напилась? Вот ведьма! Меня значит, пилит, стоит чуть горло промочить, а сама!..»

Миссис Снейп тем временем толкнула калитку, бросила невидящий взгляд на мужа и, сделав всего пару шагов к двери, упала ничком.

— Да ёп! — воскликнул Тобиас, подскакивая. — Еще позора перед соседями не хватало!

— И что это еще за новости? — крикнул, выбежав на крыльцо, мистер Снейп, но его слова перекрыл громыхнувший прямо над головой гром. Небо будто враз треснуло, прохудилось и обрушилось внезапным проливным дождем.

Склонившись над женой, Тобиас гневно тряхнул ее за плечо. И тут сквозь шум ливня он услышал ее тяжелое хрипящее дыхание. Резко засосало под ложечкой. Развернул Эйлин на спину. Увидел посиневшие губы и запавшие глаза.

— Что с тобой, Эли? — совсем другим срывающимся голосом спросил он, приподнимая ее голову. — Слышишь? Ответь!

Женщина с трудом сфокусировала на нем взгляд.

— Плохо мне, Тоби, — прошептала она так тихо, что он понял ее скорее по губам. — По-мо-ги…

«Это все дождь или слезы текут по ее щекам?»

— Сейчас. Сейчас, — засуетился Тобиас, подсовывая дрожащие руки под плечи и колени жены. — Потерпи, милая. Сейчас…

— Нет, ну посмотри, какой настырный. Опять здесь, — с негодованием отметил мистер Эванс. Сквозь накрахмаленный тюль он смотрел туда, где за неширокой асфальтированной дорогой, огибающей элитный коттеджный поселок в черте Коукворта, начинался городской сквер. Там меж кустов бузины и калины снова маячил тощий патлатый мальчишка. Он был из фабричных трущоб, подступающих к скверу с другой стороны. Зеленые насаждения, как и весь городок, разделялись небольшой речушкой на две совершенно разные части: одна — чистая и ухоженная, другая — одичавшая и загаженная. Жителей Коукворта можно было описать примерно так же.

— Может, пойти поговорить с ним? Объяснить, так сказать, доходчиво…

— Не знаю, Ричард, — вздохнула миссис Эванс, выглядывая в окно, — мне тоже никогда не нравился этот Северус. Нет, сам он, может быть, и не плохой… был… Но семейка! И окружение. И эта его настойчивость... Конечно, он не лучшая компания для Лили.

— Это мягко говоря!

— Да, но девочка у нас неглупая и с характером, запретам с детства противится. Мы не вмешивались, и она сама сделала правильные выводы. Видишь же, она его игнорирует. Может быть, не стоит его трогать. Он не прячется — значит, дурного не замышляет, так? Постоит-постоит и уходит, — миссис Эванс пожала плечами.

— Порой меня удивляет, с какой беспечностью ты относишься к безопасности наших дочерей, Мэл, — Ричард, сдерживая раздражение, поджал жесткие, четко очерченные губы. Говорил он вполголоса. — Да, Лили — умная девочка. Но при том неопытная и доверчивая. И слишком добрая. Не замышляет… Откуда нам знать? Да от людей того круга чего угодно ждать можно, между прочим.

В небе громыхнуло. Мужчина от неожиданности вздрогнул, а женщина бросилась закрывать окна. Легкие шторы раздувало порывами ветра, и они то накрывали голову и плечи женщины, то вылетали наружу, под хлынувший ливень. Хрупкая и невысокая Мелани безуспешно пыталась перекинуть их через оконную створку, и Ричарду пришлось временно отложить спор и прийти на помощь. Вдвоем управились быстро.

Мальчишка же, несмотря на дождь, остался на прежнем месте, чем окончательно убедил мистера Эванса в своих маниакальных наклонностях.

— Куртку накинь, — крикнула Мелани мужу вслед.

Хлопнула входная дверь. На ходу поднимая воротник ветровки, Ричард пересекал парадную часть двора, пестрящую буйными красками цветников и зеленью аккуратно подстриженных кустарников. Мальчишка заметил его и неуверенно вышел навстречу. Несколько минут они разговаривали, не обращая внимания на ливень. Судя по выдвинутым вперед плечам и энергичным движениям головы, Ричард дал волю гневу. На прощание выразительно указав подбородком в сторону сквера, он развернулся и, не оборачиваясь, зашагал к дому. Северус несколько секунд смотрел ему в спину, потом сунул руки глубоко в карманы брюк, вздернул худые плечи и скрылся за деревьями.

Мелани встретила мужа в прихожей. Потопав и пошаркав ногами о коврик, он распахнул стеклянную дверь и ввалился мокрый, злой и довольный.

— Каков щенок, а! — сверкнув глазами, сообщил он спокойно внимающей жене. Чуть вскинув светло-русые брови, женщина наблюдала, как супруг стягивает легкую куртку и через приоткрытую дверь отряхивает её от воды, а потом небрежно бросает на вешалку. — Я ему говорю: "Чтоб больше здесь не видел!" А он спорит, настаивает! — мужчина провел рукой по мокрым темно-рыжим волосам и коротко встряхнул головой.

— Он нагрубил тебе?

— Этого еще не хватало, — проворчал мистер Эванс, возвращаясь вместе с женой на кухню. — Нет, словами он не грубил. Даже можно сказать, был вежлив. Но ты понимаешь?.. — Ричард остановился, не дойдя двух шагов до стола. — Уставился в упор. Как будто он мне ровня! Глаза черные, наглые. Ему, видите ли, нужно поговорить… Но перспективы вроде бы понял.

* * *

Учебный год закончился, и все школьники радовались долгожданной свободе. Однако для Северуса Снейпа первые недели каникул в тот год стали чуть ли не самым гнетущим и безрадостным периодом за все шестнадцать с половиной лет его жизни. Не радовало летнее тепло, не интересовали оценки по СОВам. Дома ждали родительские ссоры и одиночество. Вообще Северусу нравилось уединение. Его полностью устраивала компания книг и кипящего котла, да и в мире собственных мыслей практически никогда не было скучно. Но это прежде. Оказалось, что одиночество переносилось легко, когда в перспективе, ближней или дальней, светила встреча с Лили. До чего додумался за время разлуки, какие разработал заклинания — все приобретало смысл, когда могло быть рассказано ей. Но Северус лишил себя главной радости жизни в тот момент, когда бросил подруге в лицо самое обидное слово, которым только можно оскорбить магглорожденную ведьму. Грязнокровка! Что на него нашло в тот момент? Захотелось задеть побольнее, чтобы почувствовала то же, что и он. Задел. В зеленых, как майская трава, глазах блеснули слезы. Раскаялся чуть ли не в ту же минуту, но слово сказанное не вернуть обратно. Слезы высушил гнев, и извинения Лили не смягчили. «Между нами все сказано, Сев. Не приходи больше», — сказала она в школе у портрета Полной дамы, и повторила в Коукворте у ворот собственного дома. И теперь от мысли, что она никогда не простит, в животе затягивался узел отчаяния и… страха, что потерял ее навсегда.

Не спасало ни чтение, ни зельеварение. Мысль упорно возвращалась, если не к Лили, то к пережитому на берегу озера унижению. Занялся бы окклюменцией, как планировал, — даже выпросил у мисс Пинс пару книг по ментальной магии на дом, — если бы удалось очистить разум. Мечтая сбежать от ранящих воспоминаний, Северус выходил побродить, а через некоторое время обнаруживал, что стоит у дома Эвансов и в груди болезненно бьется глупая надежда.

Так же начинался и тот душный, наполненный тяжелым наэлектризованным воздухом день. Когда затянутое тучами небо разразилось грозой и дождем, Северус, запрокинув голову, посмотрел вверх. Капли падали из бездонной клубящейся бездны, опрокидывая пространство. Голова закружилась. К реальности вернул звук хлопнувшей двери.

Разговор с мистером Эвансом получился короткий и неприятный. Северус из всех сил старался держаться с достоинством, оставаясь при этом предельно вежливым. От напряжения покалывало губы. Но отец Лили пришел говорить, а не слушать.

— Я требую, чтобы вы перестали преследовать мою дочь… Меня не интересуют ваши пояснения, молодой человек. Вы меня хорошо слышите? Или вы немедленно уходите и больше не появляетесь рядом с Лили, или выбирайте: мне вызвать полицию или самому преподать вам урок хороших манер?

Негодование и злость теснили грудь, стучали в висках, заставляли сжимать зубы, но по опыту перепалок с Петунией Северус хорошо уяснил, что родные для Лили всегда на первом месте. Даже если все начиналось с Туньиного злословия, если Северус вступался за Лили, та все равно занимала сторону сестры. Стоило ли надеяться, что в случае конфликта с мистером Эвансом будет иначе? Оставалось выслушивать и терпеть, и, пока еще хватало выдержки, уступить.

— Рад, что мы друг друга поняли, — сказал последнее слово мистер Эванс и, уверенный в достигнутом успехе, удалился.

Потребовалось время, чтобы перевести дыхание, вновь ощутить бьющие по голове капли и прилипшую к телу мокрую одежду, а затем оторвать приросшие к земле ноги.

Северус шел сначала медленно, потом быстрее, не разбирая дороги, по лужам и слякоти. Споткнулся об торчащий корень, не успел вытащить руки из карманов, упал. Стер ладонью грязь с лица, ею же зачерпнул раскисшей земли и с остервенением швырнул в полусухую робинию. Дерево скрипело сломленной верхушкой. Корявые узловатые ветки распростерлись, как конечности акромантула. Голодных глаз не хватало. Северус уткнулся лицом в подтянутые к груди колени. Нет, он не плакал. Если что и текло по щекам — так дождь же. Лили не хочет его знать? Он настолько ей неприятен и намозолил глаза, что попросила отца... прогнать. Пусть так. И пусть он сейчас сидит в луже. Лили не видит, а на других насрать. Ему хватит сил. Он сможет стать лучше. И тогда она снова примет его дружбу. Хотя бы дружбу…

Пробираясь на свою улицу через заросший одичавшей смородиной двор нежилого дома, Северус против собственной воли продолжал думать о Лили и полагал, что ничто не заставит его мысли пойти в другом направлении. Однако белый автомобиль с синими снежинками на бортах, припаркованный у родительского дома, смог всецело завладеть вниманием за каких-нибудь пару секунд. Ровно столько потребовалось, чтобы отвергнуть версию: «Тобиас допился», поскольку мать всегда лечила своего маггла сама. Называть Тобиаса отцом Северус перестал года три назад, когда окончательно разуверился в его намерениях завязать с выпивкой и скандалами.

С еще смутной тревогой Северус стремглав перемахнул через шаткий забор, вбежал в дом. Взгляд выхватил следы чужой обуви на полу, белые халаты, раскрытый черный чемодан на приставленном к дивану стуле. Медсестра поправляла топорщившуюся резиновую трубочку, не дающую захлопнуть крышку. Мелькнули плоские коробки с маггловскими лекарствами, и стеклянные пузырьки блеснули круглыми боками, а потом дошел смысл слов врача:

— …тяжелое… инфаркт миокарда… страховка?

Тобиас, потирая шею, принялся невнятно объяснять про деньги, которые непременно будут завтра, но медсестра тем временем клацнула с замками и выпрямилась, и Северус увидел мать. Вытянутая вдоль тела худая рука и неправдоподобно белое лицо. Темная полоса синюшных губ и круги под глазами.

Наплевав на посторонних, он подбежал, присел рядом на корточки. Эйлин вымученно улыбнулась, слабой рукой погладила по плечу. Запавшие черные глаза беспокойно перехватили взгляд сына. С коротким рваным вдохом подалась навстречу, приоткрылись губы, но сказать помешал ор потерявшего терпение Тобиаса. Он требовал оказать его жене помощь немедленно, а насчет оплаты поверить на слово. Врач призвал не волновать больную криками и, как ни странно, был услышан. Тобиас потерянно оглянулся, потер обеими ладонями лицо и внезапно предложил свою почку.

— Даже если бы мы принимали такую плату, мистер Снейп… — медик оценивающим взглядом скользнул по растянутой футболке, старому трико со вздутыми коленями и остановился на припухшем лице. Стоявший перед ним мужчина шумно дышал, раздувая покрытые сизыми прожилками ноздри. Врач сочувственно вскинул брови, — на ваши почки, боюсь, не нашлось бы желающих. Простите, нам нужно ехать к другим пациентам.

Здесь уже не выдержал Северус. Как же достали эти самодовольные магглы! Вскочил на ноги.

— Вас проводить? — из-за завесы волос он впился злым взглядом в ухоженное лицо врача.

— Благодарю, молодой человек. Не стоит.

Северус повернулся спиной, даже не дослушав, вновь присел рядом с матерью, взял ее руку в свои. «Какая холодная!»

— Тебе нужно в Мунго.

Эйлин заволновалась, задышала хрипло и часто. И двигаться ей нельзя, и денег все равно нет. Северус объяснял, что можно повременить с оплатой, если дать магический зарок, и порывался аппарировать за колдомедиком. Мать сдалась, попросив только в первую очередь приготовить сердечное зелье. Сын согласился.

Простейшее сердечное зелье готовилось из пустырника, сушеницы болотной и цветков каштана. Порошок из рогов драконьей жабы и слизь флоббер-червя обеспечивали чудодейственность. Скинув маскирующие чары с выдвижных ящиков, Северус выкладывал на щелистый дощатый верстак ингредиенты и прикидывал возможности. Прошлым летом он уже подрабатывал подмастерьем аптекаря на Косой аллее и санимагом в Мунго. В обоих местах им, кажется, остались довольны. Можно попроситься снова. Но в аптеке Бурджардини в Лютном подмастерьям платят больше. Правда, у них дела не всегда легальные и периодически бывают осложнения с авроратом. Но это пофиг.

Мысль просчитывала варианты, а руки привычно нарезали, отмеряли, помешивали. В котел уже отправилась большая часть ингредиентов. Оставалось влить слизь и оставить остывать, когда на лестнице раздались шаги. Тобиас всегда шумел, как взрывопотам, что позволяло домочадцам заметать следы преступления — то есть колдовства. Но на сей раз он как будто ничего не имел против. А если и имел… Северус влил слизь и обернулся, готовясь давать отпор. Не пришлось.

Таким откровенно беспомощным Тобиаса он еще не видел. Тот, неловко переступая, остановился у двери. Его руки то ли так сильно дрожали, то ли робко указывали назад на лестницу:

— Там матери, кажется, хуже стало.

— Мордред! Знал же, что надо сразу в Мунго! Зачем только послушался?! — Северус на ходу гасил огонь и наколдовывал чары устойчивости. — Котел не трогай!

Эйлин хрипела и на обращения не реагировала.

«Нацеленность. Настойчивость, Неспешность». Вдох-выдох. Вдох. Убогое убранство гостиной мелькнуло перед глазами, растянулось, взметнулось разноцветным вихрем, затягивая в тесную воронку, которая на другом конце развернулась вестибюлем госпиталя. Из-за стола привстала дежурная медиведьма. Но на объяснения времени не было. Возглас негодования прозвучал в спину. На счастье доктор Ирвинг — специалист по лечению от проклятий и отравлений — нашелся в собственном кабинете.

— Хорошо, Северус. Успокойтесь, — сказал он, практически силой вручив стакан воды с дюжиной капель успокоительного. Надев очки в толстой роговой оправе, колдомедик пробежался по списку пациентов в толстом журнале. — Я найду двадцать минут, чтобы осмотреть вашу маму.

Северус вздохнул с облегчением и позволил себе улыбнуться. Провидческим талантом он не обладал. Стоя над не приходящей в сознание Эйлин, мистер Ирвинг накладывал одни диагностические чары за другими и становился все более мрачным. Диагностика выявила обширное повреждение сердечной мышцы и не обнаружила магического поля. Эйлин забрали в Мунго, но предназначенные для волшебников схемы лечения не дали должного результата. Колдомедикам удалось лишь привести ее ненадолго в чувство.

Спустя три дня Северус молча слушал мистера Ирвинга, рассказывающего про связь магии и долголетия волшебников. Невпопад кивал. Колдуны и ведьмы живут дольше магглов, потому что магический потенциал компенсирует износ органов — он это знал. Сердце Эйлин состарилось слишком быстро, но проблем бы еще долго не возникло, если бы не внезапное магическое истощение. Вот здесь похуже. Насколько ему известно, магическое истощение либо развивается постепенно, либо бывает спровоцировано сильным потрясением. Но ничего из ряда вон выходящего с матерью, кажется, не случалось в последние дни.

Была еще какая-то неувязка, но Северус никак не мог сообразить, какая. Он вообще в тот день стал туго соображать. Смысл слова «умерла» вроде бы и ясен, но вроде и нет. Ведь не может же быть такого, что мама больше не позовет его завтракать, не пристанет с дурацкими вопросами про школу или еще хуже — про настроение? Тогда что все это значит? И почему он ничего не чувствует? Вот когда поссорился с Лили — было больно, а теперь просто тупо непонятно.

Похороны прошли тихо и быстро. Тобиас, который, пока Эйлин была в больнице, показывал чудеса добропорядочности, добивался пропуска в Мунго и, стоя на коленях у кровати жены, уверял, что исправился навсегда, стоило ей исчезнуть, вернулся к старому. Приполз домой на бровях. Северус же, придя с кладбища, поднялся к себе, упал на кровать и не испытывал ни малейшего желания когда-либо вставать. Как дальше жить? Да без разницы, как.

Оцепенение немного отступило, когда снизу донесся властный женский голос, требующий предъявить его обладательнице Северуса Снейпа.

— Мне необходимо видеть Северуса Тобиаса Снейпа, — чужой голос стылым металлом прорвался сквозь межэтажные перекрытия и закрытые двери.

«Кто?»

Северус, опираясь на руки, тяжело сел, повел головой. Как лежалой ватой набили.

За неплотно зашторенным окном только начинали сгущаться сумерки, но комнату уже заполнял полумрак, чуть подсвеченный закатным адовым пламенем. Тело непослушное, движения вязкие, неточные... Все, как в дурном сне.

Скрип половиц привычно сопроводил непривычно вялые шаги. Дверь. Узкий темный коридор. Лестница с тонким зигзагом желтоватого света на выщербленных ступенях.

Голоса стали отчетливее.

— Кто... т-кая? И зчем те Св...рус? — язык Тобиаса заплетался.

— У меня нет ни времени, ни желания для пустых разговоров, — голос явно не принадлежал никому из Хогвартса. Но кто еще мог интересоваться малолетним волшебником? — Будьте любезны встать и привести мальчика, а остальное вас не касается.

Протяжно проскрипел диван.

— Смею нпомнить... что речь идет… — икота, — о моем сыне! И эт... мой дом!

Пауза натянулась и лопнула.

— Полагаю, вы в состоянии понять, с кем говорите и почему не следует...

Северус толкнул раздвижную дверь и тем привлек внимание говорящих. Они стояли в ровном свете электрической настольной лампы, и от обоих тянулись, переламываясь через стол на стену и занавески, длинные тени, почти неподвижная женская и покачивающаяся мужская. Тобиас шатнулся, набычиваясь, шагнул к незваной гостье... но небрежный взмах палочки в обтянутых тонкой замшей пальцах остановил и его движение, и незаконченную фразу: «Я ваших зна-аю…»

Лишь после этого колдунья повернулась лицом. Точеные, но жесткие черты. Высокую прическу дополняет маленькая шляпка с пером. Из знати…

— Северус, я полагаю?

— Что вам угодно? — он не убирал висящие перед глазами пряди слипшихся волос и смотрел исподлобья.

Ведьма повела соболиной бровью, медленно поднимая подбородок. Хотя, казалось бы, куда еще выше.

— Однако в вас меньше от матери, чем я надеялась, — тонкие губы неприязненной скривились. — Больше от отца… Вас не учили, молодой человек, здороваться и не отвечать вопросом на вопрос?

— Я не знаю, кто вы. С чего бы мне разбрасываться пожеланиями добра и отвечать на ваши вопросы? — хмурясь и позволяя волосам еще больше закрыть лицо, ответил Северус.

Дернулся уголок ведьминых губ. Подходя ближе, неспеша смерила его оценивающим взглядом. Северус стиснул зубы.

— Что ж, я представлюсь. Леди Вальбурга Блэк, — колдунья сделала паузу, вероятно, ожидая реакции.

Северус напрягся, чувствуя, как ватное оцепенение спадает: «Мамаша суки-Блэка. Что ей здесь нужно?»

— Я Северус Снейп, — удавалось внешне не выдавать эмоций. — Что вам угодно… мэм?

— Мне угодно сообщить о том!.. — с раздражением в голосе прорезались лающие нотки. Неявные. Кто-то другой мог их и не заметить, но Снейпу они остро напомнили манеру речи Сириуса. — Что с этого дня ваша жизнь изменится радикальным образом. Я намерена забрать вас из этой… — в размеренную речь закралась пауза — леди Блэк подбирала слово, — лачуги. И поселить на территории Блэк-мэнора. И в дальнейшем, при условии пристойного поведения, вы сможете рассчитывать на мою благосклонность.

Северусу пришлось ущипнуть себя, чтобы убедиться в том, что происходящее не сон и не бред. Хотя бред болью не рассеять. И уж не Поттер ли с Блэком выведали, где он живет, и навели морок? Выставлять его на посмешище давно стало их хобби. Но не слишком ли сложная и техничная магия для таких придурков? Нет, им не по зубам. Вряд ли… И все же откладывать упражнения в окклюменции больше не следовало, однозначно.

— Почему вы застыли, мистер Снейп? Не можете поверить своему счастью?

Недоверчиво прищуриваясь, вскинул голову.

— Для чего вам это нужно, мэм?

Поджав губы и рассматривая его из-под потяжелевших век, она не торопилась с ответом. Затруднялась? Не похоже. Скорее досаду и утомление выражало ее лицо. С брезгливостью огляделась. Темно-фиолетовый шлейф платья прошуршал по темным доскам пола. В задумчивости ведьма сделал пару шагов. Развернулась.

— Видите ли, мистер Снейп, — с холодной вежливостью она наконец заговорила, — однажды ваша матушка оказала мне услугу, за которую я посчитала нужным ее отблагодарить. Мы пришли к согласию, что я позабочусь о вас в случае, если для того возникнет острая необходимость. Сегодня мне стало известно, что Эйлин скоропостижно скончалась. Я здесь, чтобы вернуть долг. Считайте, что вам улыбнулась удача, и не отнимайте более моего времени. Даю вам десять минут на сборы.

Монолог Вальбурги Северус слушал почти с тем же безразличием, с которым она говорила. Почти до конца...

— Вы называете смерть моей матери удачей?! — злость вскипела практически мгновенно и даже дышать стало тяжело.

Глаза леди широко раскрылись и вспыхнули.

— Я имела в виду совершенное иное. Но если вы ждете объяснений или тем паче — оправданий, то глубоко ошибаетесь, молодой человек. Слово чести привело меня в эту клоаку, чтобы избавить вас от участи нищего приютского сироты. Однако не советую злоупотреблять моим терпением!

— О! Я не смею, мэм, — выдохнул нищий мальчишка, не опуская взгляда и медленно покачивая головой. — И чтобы не потратить более ни минуты вашего драгоценного времени, спешу сообщить, что ни в поддержке, ни в приюте я не нуждаюсь. Я остаюсь в своем доме. Со своим отцом, — быстро глянул на Тобиаса. Судя по взгляду, выражающему гнев и страх, он в полном сознании, лишь обездвиженный заклятием — промелькнуло и тут же забылось. Его заботила нежданная благодетельница. — Не смею вас больше задерживать, мэм! — попытался театрально поклониться. Вышло неуклюже. Ну и хрен с ним.

На мгновение показалось, что леди Блэк проклянет наглеца, но она ограничилась отповедью. Сниженный почти до шепота голос невероятным образом являл интонации сродни громовым раскатам:

— Вот что значит грязная кровь! Я вижу не сына волшебницы, а невоспитанного маггла.

Северус почувствовал себя облитым помоями, совсем как после одной из невинных шалостей Мародеров. Взвинченная уязвленным самолюбием мысль встряхнула память и выдернула воспоминание — один из последних нормальных разговоров с Лили: «Они такие же люди, как мы, Сев. Со своими проблемами. Вот Сириус совершенно не находит понимания в семье».

— И не говорите, мэм, — начинала бить нервная дрожь. — Где ж мне, убогому, благородные манеры освоить? То ли дело — чистокровные волшебники, как, например, ваш старший сын. О его воспитанности ходят легенды. Но я благодарен моей матери за все, что она смогла мне дать.

Ведьма будто захлебнулась воздухом на вдохе.

— Ты еще пожалеешь о своей дерзости, полукровка!

Вальбурга топнула каблуком и исчезла в завихрениях черного тумана. Его клочья еще таяли в тесном пространстве гостиной, а Северус уже бежал в свою комнату.

Хотелось вернуться в тесный и мягкий кокон бесчувственности, но не удавалось. Не мог лежать и без толку мерил спальню шагами. Не находя себе места, спустился вниз. Тобиас, которого уже отпустило парализующее заклятие, похрапывая, спал на полу у дивана, и ничто не мешало Северусу метаться между гостиной и кухней, то и дело останавливаясь, оглядываясь, бросая взгляды на свое жалкое отражение в темных окнах. Неприятный разговор взбудоражил, но раздражение и злость на ненавистных Блэков постепенно теряли остроту, уступая место смутным чувствам тревоги и неприкаянности. А вот те не стихали, росли, пока не прорвались запоздалым: ее здесь больше нет.

Выбежал из ошеломляющей пустоты дома намного раньше, чем смог осознать, куда. Темнота пасмурной ночи дышала едкой горечью. Тоска холодными ладонями толкала в спину. Добежал. Упал на колени на влажную землю, положил руку на холодный, шершавый надгробный камень. В животе и груди затянулись тугие узлы, вытесняя воздух. Обдирая горло, вырвался хриплый стон. Да, слезы — это не по-мужски. Но ведь мама же… Ведь не ценил… А теперь уже никогда!..

* * *

С ливнями и грозами на смену жаре пришла сырость и прохлада, которые в домах ощущались сильнее, чем под открытым небом.

Орион сидел у облицованного малахитом камина, время от времени переворачивал невербальными чарами поленья, внимательно слушал жену и задумчиво поглаживал холеными пальцами резной подлокотник. Обогреть волшебным огнем гостиную можно и без дров. Тем более, ничто не вынуждало возиться самому. Но жаркое потрескивание, легкий запах дыма и снопы искр, вылетающих при ворошении, успокаивали. Хорошее средство, чтобы с философской невозмутимостью переждать бурю, ворвавшуюся в дом в лице разъяренной супруги.

— Маггловское отродье! Да, как он смел! Намекать мне на наши разногласия с сыном! Практически указать мне на дверь. Не знающий своего места, неблагодарный... мерзавец. Да я лучше расстанусь с жизнью, чем стану помогать этому маггловскому выродку…

Вальби начала повторяться — хороший знак. Вулкан ярости иссякал. Следовало лишь дождаться паузы в страстном монологе.

— Я полностью разделяю твое негодование, — он указал раскрытой ладонью на рядом стоящее кресло, — прошу, присядь.

— Да не хочу я сидеть, Орион! — воскликнула Вальбурга, возмущенно взмахнув руками, но стремительно подошла к креслу и резко села. В обращенных к огню черных глазах плясали языки пламени, а грудь возмущенно вздымалась под лифом закрытого платья.

— Судя по тому, что ты мне рассказала, мальчишка действительно не заслуживает доброго отношения. Но... — Орион взял жену за руку, — стоит ли он твоих страданий?

Вальбурга болезненно поморщилась. Вязь Непреложного обета разбудила утром легким покалыванием в запястье, но после ссоры с подопечным мучительно жгла.

— И тем более, Вал, зачем из-за такого... рисковать жизнью? Рассуди, ведь наши обязательства не бессрочны. Договор предписывает покровительствовать сыну Эйлин, пока ему не исполнится двадцать пять. Что ж, в установленные сроки будем оказывать полукровке оговоренную поддержку. А за дерзость накажем позже. Как тебе такое решение?

— Ах! — нервная улыбка исказила благородные черты. — То есть ты предлагаешь мне снова сходить к этим магглам? Наверное, выразить сожаление по поводу возникшего недопонимания? И потерпеть хамское отношение всего каких-нибудь девять лет?

— Нет, Вальби! Нет никакой нужды общаться с мальчишкой непосредственно. Поищем обходные пути. Покровительство не обязательно должно быть явным.

— И полукровка будет пребывать в полной уверенности, что все обеспеченные нами успехи — исключительно его заслуга?

— Мы пока не знаем, как все сложится и что станет думать полукровка. Но важно то, что в конечном итоге…

— Он останется с тем, чего действительно достоин.

Вальбурга наконец расслабилась, и Орион, удовлетворенно кивнув, щелчком пальцев призвал домовика, распорядился подать чай. Там же у камина, потягивая ароматный, смягченный молоком напиток, они еще немного поговорили о том, как без потерь для самолюбия и гордости подобраться к наглому мальчишке Снейпу. Обет, чтоб его! Выдали преданно таращившему сонные глаза Кричеру подробные инструкции относительно скрытого наблюдения за негодным подопечным хозяйки. Приступить к выполнению поручения ему надлежало с рассвета. А разговор с младшим сыном — родительской гордостью и утешением — отложили до утра. Клятвенные узы почти перестали напоминать о себе — магия удовлетворилась принятыми решениями. Поэтому не было нужды будить ребенка посреди ночи.

* * *

— Хватит, сынок! Хватит, — голос родной, ласковый. И рука так нежно гладит по волосам.

Северус почти забыл это прикосновение. Почему она так давно не обнимала, не утешала?

Потому что не позволял. Выворачивался, возмущался. Решил в какой-то момент, что рассказывать о неприятностях, позволять жалеть себя унизительно и достойно презрения. Возможно, он и остался при том же мнении. Но ее больше нет. И все не на самом деле. А значит, можно прижаться щекой к жестким коленям, теребить пальцами складку длинной широкой юбки и просто слушать:

— Все хорошо. Только зачем ты отверг предложенную помощь?

«Она была так высокомерна и брезглива. Как будто я — грязь», — он не говорил, только думал, но мама слышала и отвечала:

— Но что важнее, какая она или что ты мог получить? Ты ведь не забыл моей просьбы?

Он вспомнил. Ее бледно-серое изможденное лицо на салатовой больничной подушке и тихие слова: «Об одном тебя прошу, сынок. Чтобы ни случилось, постарайся стать счастливым. Обещай, что не позволишь обстоятельствам испортить твою жизнь, что используешь любую возможность добиться того, чего сам хочешь». — «Обещаю, со мной все будет хорошо, мам. Ты не волнуйся. Тебе нельзя».

— Вот видишь! — он не видел, но откуда-то знал, что она улыбается. — Поэтому, если леди Блэк снова предложит тебе свою поддержку, не отказывайся.

«Но я не поеду жить к Блэкам. Не могу!»

— И не нужно. Просто не будь столь категоричным.

Он мысленно кивнул.

— А теперь просыпайся, Северус, — голос оставался спокойным, но в нем появились требовательность и предостережение. — Только осторожнее. Не выдай себя!

Хотел спросить, придет ли она еще, но вместо этого открыл глаза.

Очнуться и обнаружить себя лежащим в позе эмбриона посреди кладбища — сомнительное удовольствие. К тому же он озяб. Однако узлы, стягивавшие грудь, ослабли, и сырой воздух, наполняя легкие, уже не причинял прежней боли.

Ветер шумел в кронах деревьев и гнал по темному небу рваные облака. Ветер принес приглушенные мужские голоса. Северус посмотрел в их сторону. Между могильных плит плясал свет электрического фонарика.

«Осторожнее!»

Перекатился к соседнему надгробию. Оно массивное, чуть покосившееся и увито плющом. Подобрался. Присел, прижавшись к камню.

Люди шли за светом, что не оставляло возможности разглядеть их, пока не поравнялись. Но можно было слышать. Сначала отдельные слова:

— Труп…

— Кремирована…

— Хрень…

Потом стали различимы обрывки фраз, хруст камешков под ногами и даже дыхание. Идущих, судя по всему, было двое. Шли быстро.

— Козырную работенку, скажи, нашел? — бодро спросил один, проходя совсем близко от того места, где прятался Северус.

— Работа не кислая, — согласился второй, — но если ты ведешь к тому, чтобы получить большую долю, то вспомни…

Теперь говорившие удалялись, и Северус осторожно посмотрел им в след. Первый, который суетливо оправдывался, заверяя, что ни о каких особых условиях для себя и не помышлял, был сутулым и дерганым. Вторым оказался Боб Хейг — предводитель одной из местных молодежных шаек. Предоставленные сами себе, подростки рабочих окраин сбивались в стаи, промышляли кражами и часто устраивали драки стенка на стенку. Доставалось от них и таким одиночкам, как Снейп. В детстве он нередко становился объектом насмешек, бывал и битым. Отпор давал всегда, но что одному сделать против толпы, когда магия под запретом? К счастью, впоследствии от него отстали. Однако он все равно предпочитал держаться подальше и от встречи ночью на кладбище ничего хорошего не ждал. Палочка на своем месте, заткнута за пояс, но семнадцати ему еще нет и дракклов Статут никто не отменял. Что за работу нашли себе маггловские отморозки, его не интересовало. Поэтому, выждав для верности еще с минуту, Северус с максимальной осторожностью, прислушиваясь и озираясь, пошел домой.

Минула жара, пронеслись грозы с холодными ливнями и наконец установилась комфортная погода. В раскидистых кронах дубов и лавров ожили птичьи голоса, а над цветущими кустами жасмина и ежевики мерно жужжали пчелы. И не только.

Вальбурга раздраженно отмахнулась от назойливой мухи, накрылась инсектицидными чарами и медленно глубоко вдохнула-выдохнула. Она надеялась, что прогулка по саду поможет вернуть хотя бы сносное расположение духа. Напрасно. Слабые, но неотступные напоминания клятвенного браслета омрачали настроение куда сильнее, чем можно поправить созерцанием пышной зелени и вдыханием цветочных ароматов. Жжение с каждым днем понемногу усиливалось. Да если б одно это!

Родное чадо доставляло едва ли не больше огорчений, чем досадные обязательства. Вальбурга вспомнила вечер минувшего дня и сжала губы в тонкую нить. Когда Сириус попросил открыть камин, она с затаенной радостью приготовилась пожурить, а после, конечно, простить сына. Но он приходил за вещами. Шагнул из пламени с независимым видом, одетый в вульгарные маггловские брюки, тесные в бедрах и расширенные книзу, и пеструю рубашку, расстегнутую чуть ли не до пупка. Зыркнул. Молча поднялся в свою комнату, молча спустился со странной длинной сумкой на плече. Только у камина замешкался, обернулся. Мелькнуло что-то во взгляде.

— Еще не одумался?

— Это вам следует одуматься! — сверкнул глазами и швырнул под ноги горсть пороха. — Дом Поттеров.

Сохранишь здесь спокойствие.

— Хозяйке сейчас удобно послушать Кричера? Или Кричеру прийти позже?

Она вздрогнула от неожиданности. Что за бестолковый эльф — напугал!

Кричер прижал большие тонкие уши и скорбно сцепил лапки. На покрытое морщинами лицо сквозь листву падали косые лучи вечернего солнца, и светлые глаза по-стариковски слезились. Странные создания. Среди воспоминаний детства, проступающих сквозь пелену лет то яркими, то блеклыми пятнами, было одно смутное — с новорожденным домовиком. Они появляются на свет уже старичками, но потом… Кричера она помнит столько же, сколько себя, а он все тот же.

— Слушаю. Говори.

Эльф пару раз моргнул, шумно втянул огромным бугристым носом воздух и начал:

— Сегодня все было почти как вчера и позавчера, и позапозавчера…

— Кричер, — она укоризненно качнула головой.

— Простите, хозяйка, Кричеру так легче сосредоточиться. Но Кричер себя накажет.

— Не нужно, — судя по его виду, само задание, связанное с пребыванием вдали от дома, было для домового эльфа сродни наказанию. — Продолжай по существу.

— Хорошо, хозяйка. Сегодня полукровка опять читал книгу по ментальной магии, с девяти утра до четырех часов дня работал в аптеке на Косой аллее, вечером, как и раньше, ходил к дому рыжеволосой грязнокровки и долго стоял там, накрывшись чарами невидимости... — Кричер посмотрел на свои босые ступни. — Плохо ел и грустил.

— Ты жалеешь его?

— Кричер не может жалеть того, кто огорчает хозяйку, — пробубнил эльф и понурился.

— Ты что-то не договариваешь, — она предостерегающе прищурилась.

— Простите, хозяйка, Кричер не хотел. Но как ему было велено, Кричер днем оставил полукровку в аптеке и вернулся в Коукворт последить за грязнокровкой… — он снова уставился на ноги, ковыряя большими пальцами белый песок дорожки.

— И что? — Вальбурга выпрямилась, хотя внешне вряд ли что-то изменилось в ее привычно величественной позе. Поведение домовика не предвещало ничего хорошего.

— Там был друг хозяина Сириуса мистер Джеймс и… сам хозяин Сириус, — робкий боязливый взгляд снизу вверх.

— Что?! — Вальбурга порывисто встала с резной скамьи. — Что они там делали?

— Разговаривали, пили чай, смеялись, — перечислял Кричер, съеживаясь. — Но ничего предосудительного.

— Ты не видишь ничего предосудительного в том, что твой хозяин водится с грязнокровкой?!

— Кричеру наказать себя?

— И посуровее!

Домовику пришлось бежать, чтобы поспеть за ее стремительной поступью. От слишком резкого взмаха палочкой створки дверей распахнулись, как протараненные, и громко, с отскоком стукнулись об стены. Темно-зеленый ковер приглушил шаги, а коридор будто укоротился. С покачнувшейся хрустальной люстры зашипели серебряные змеи, засверкали рассерженными изумрудными глазами. Вальбурга проигнорировала их возмущение, как и неодобрительные реплики предков с портретов, которым осталось только переглядываться и качать головами.

Но Кричер так не мог. Под хмурыми взглядами почивших эльфов, удостоенных чести оставить свои головы, приколоченными к почетным табличкам на стене у лестницы, он поник еще больше.

— Кричер плохой эльф. Кричер расстроил хозяйку. Кричер очень плохой эльф, — бормотал он под нос, семеня следом.

— Хватит стенать!

Орион работал в своем кабинете.

— Вал? — он оторвал взгляд от встрепенувшихся бумаг, разложенных на широком рабочем столе.

— Час от часу не легче, — выдохнула она, заставляя себя степенно присесть на обитый темной кожей диван. — Расскажи хозяину Ориону про Сириуса.

— Как тебе это нравится? — с ложным спокойствием поинтересовалась Вальбурга, едва эльф, домучив сбивчивый рассказ, замолчал. — Что, если эта грязнокровка соблазнит нашего сына? Останется только выжечь его с гобелена.

— По-моему, твое беспокойство слегка преждевременно, — Орион едва заметно поморщился.

— Кричер ничего такого не заметил, — мотая большой головой, осторожно вставил эльф. Без прямого указания он не смел удалиться.

— А когда придет время, станет поздно, — на этот раз Вальбурга ничем не выдавала волнения и лишь многозначительно приподняла бровь.

— Кричер может идти, — Орион мимолетно глянул на домовика, который тут же исчез, и побарабанил пальцами по полированной столешнице. Неспеша встал и, отодвинув тяжелую бархатную занавеску, задумчиво посмотрел в окно на зачарованный опускающейся вечерней дымкой сад.

— Наш подопечный, судя по всему, влюблен в эту магглорожденную, — сказал он, когда его жена уже почти потеряла терпение. — Было бы неплохо их свести. Мы бы убили двух зайцев.

Они остались только вдвоем, и Вальби позволила себе фыркнуть.

— Да, только грязнокровке не нужен нищий безродный заморыш. Её обеспеченные чистокровные мальчики интересуют.

— Ну, наверняка мы этого не знаем, — он обернулся, вскинув густые черные брови. — Давай порасспросим Регулуса об этой девочке.

— Неужели ты полагаешь, что и Реги водится с грязнокровками?

— Зачем сразу — водится? Он учится с ней в одной школе. Наш сын ведь, слава Мерлину, не слепой и не глухой, — он потянулся к краю стола за колокольчиком и коротко позвонил. — Пригласи хозяина Регулуса, — было велено почтительно кланяющемуся домовику.

Сын не заставил себя долго ждать. Пришел, как всегда, собранный, внимательный.

— Звали, папа́?

— Да, присядь. Что ты мог бы сказать о Лили Эванс? — Орион предпочитал переходить к делу без предисловий.

По лицу Регулуса скользнула тень удивления.

— Не много. Она учится на Гриффиндоре, и мы никогда не общались напрямую. — В груди у Вальбурги потеплело. — Но насколько я мог видеть со стороны, — Рег говорил размеренно, вдумчиво, — она умная, общительная и… по мнению преподавателей, довольно сильная ведьма, — аккуратно добавил он.

— Ты назвал бы ее расчетливой, эгоистичной?

— Я слишком плохо ее знаю, папа́, — сын слегка улыбнулся. — Но, скорее, наоборот. В последний год она была старостой своего факультета и проявляла активную заботу о студентах младших курсов. Причем не только гриффиндорцев. Хотя… — он ненадолго задумался, потом кивнул, — похоже, что ей нравится быть в центре внимания. Играть на публику. И она любит отстаивать справедливость, как сама ее понимает.

— Со Снейпом она когда-нибудь общалась?

В серых глазах молодого Блэка появилось понимание.

— Да, — кивнул. — Она была, наверное, единственным близким другом Северуса.

— Была?

— Я сам не присутствовал, но говорят, они сильно поссорились.

— Причина?

— Мне не хотелось бы пересказывать слухи…

— И все-таки.

Услышав ответ, Вальбурга не удержалась от приглушенного нервного смешка.

Орион слегка почесал ухоженным ногтем висок.

— Да, магглорожденные всегда крайне болезненно реагировали на правду, — поглаживая указательным пальцем зауженную бакенбарду-фавори, глава семейства ненадолго погрузился в раздумья. Сын и супруга вежливо ждали. — Последний вопрос. На твой взгляд, Лили Эванс свойственно сострадание?

Рег пожал плечами.

— Если ее забота о слабых и обиженных не ради одного лишь имиджа, то однозначно да.

* * *

С ночи на кладбище прошло больше недели, и Северус обнаружил, что можно привыкнуть к постоянной боли и даже продолжать жить. После того, как тоска по маме вскрылась, как нарыв, и выплеснулась наружу, стало легче. Безысходность и грусть не исчезли, но притупились. Ночами они поднимались к самой поверхности сознания, к тонкой пленке контакта с реальностью и ощущались острее, не давали заснуть. А днем залегали на дно.

Вернулись и мысли о Лили, но такие же — приглушенные.

Он научился оттеснять переживания достаточно далеко, чтобы начать осваивать окклюменцию. Появились первые успехи — непродолжительные, меньше минуты, периоды настоящего контроля эмоций, когда спокойствие и хладнокровие не изображаются, но ощущаются. И, работая в аптеке, без особых проблем удавалось сосредотачиваться. Мистер Хобсон лишь удовлетворенно кивал, наблюдая за его работой.

«Основы ментальной магии» учили, что управление эмоциями есть не только укрощение, но и дозирование. Весьма важно, утверждал автор, уметь давать им выход. Иначе легко сойти с ума. И нужно позволять себе злиться, не теряя хладнокровия, и грустить, не проваливаясь в отчаяние. И Северус позволил себе снова увидеть Лили. Позволить-то позволил, но вовремя вспомнил про такую досадную мелочь, как обещание не появляться рядом с Лили, данное мистеру Эвансу. Он мог приблизиться, и не появляясь, — чарами невидимости, особенно в неподвижности, владел неплохо, — но на него все еще распространялся запрет на колдовство несовершеннолетних магов в отсутствие взрослых волшебников. После недолгих сомнений попробовал колдовать палочкой матери. Не так хорошо, как собственная, но она слушалась. И службы надзора за несовершеннолетними волшебниками не реагировали.

Все шло неплохо. Но три дня назад Лили… Его Лили!.. Вышла на открытую веранду в сопровождении Поттера и Блэка. Картинка слегка поплыла. Она несла поднос, кажется, с чайником и чашками, а очкарик сначала галантно придерживал двери, а потом пододвигал стул. Все трое оживленно беседовали. Поттер что-то сморозил, Северусу было не разобрать что, и по округе прокатился лающий смех Блэка.

Перед глазами сгустился красный туман. Едва удержавшись от проклятий, Северус сбежал. Ценой в кровь искусанных губ и превращенной в щепки мебельной рухляди, по видимому, ради такого случая и хранившейся в подвале, он нашел в себе силы признать очевидное. Помешать Лили общаться с уродом Поттером он не в силах. А раз так, лучше и вовсе не ходить к ее дому. По крайней мере, пока. Пока не стал тем, на кого она захочет обратить внимание.

Теперь вечера он проводил не в калиновых кустах, а у старой ивы на берегу реки. Шесть лет назад они сидели в тени этого дерева, и он рассказывал о магии и о Хогвартсе. Поверхность воды бликовала солнечными зайчиками, Лили жмурилась, глядя на них, и смешно морщила усыпанный веснушками нос. Ему тогда казалось, что ей так же хорошо с ним, как и ему с ней, а значит, быть им лучшими друзьями навек. Но все рухнуло. Сам разрушил… Хотя разве только он? В школе Лили нашла много новых друзей и стала пренебрегать им задолго до ссоры…

Резанула хорошо знакомая боль. Ревность. Сконцентрировался, отгородился окклюментным щитом, перевел дыхание. Щит долго не продержится, но хоть какая-то передышка — шанс переключить мысли. Посмотрел на воду.

Отражения облаков на темной глади. Ленты бледно-зеленых водорослей. Водомерки. Как на Черном озере, где еще недавно гуляли вдвоем с Лили. Она делилась переживаниями и радостями, интересовалась его успехами и проблемами. О последних он, впрочем, предпочитал молчать. Лили вроде бы искренне старалась поддержать, но не понимала. Зачем он общается со слизеринцами? Зачем дерется с Мародерами? Зачем интересуется Темной магией? Пытался объяснить — и что?

Тяжело вздохнул, а мысли текли дальше.

Но Лили ни с кем вдвоем не гуляла у озера, не держалась за руки… По крайней мере, Северус не замечал. Никому не поправляла воротник рубашки… Из парней — подружки не в счет.

Да! А потом смеялась вместе со всеми! И его заклинание — откуда Мародеры узнали?!

Со стоном уткнулся лбом в колени. Окклюментные барьеры давно рассыпались в прах. В вихрях эмоций билась мысль: если Лили простит, то и он тоже! Простит, забудет!.. А если нет…

«Лили, я не хочу возненавидеть тебя! Я не могу…»

Вздохнул глубоко. Раз. Другой. Третий.

Повернул голову набок. Чуть левее речная излучина. Там заросли рогоза три метра в высоту. Устремленные ввысь стебли и узкие листья резали свет клонящегося к закату солнца. Зеленый с рыжим…

— Сев…

Подскочил, как ошпаренный. Неужели она… Сон? Видение?

— Лили?! Ты…

Сделал навстречу два порывистых шага и остановился. Губы сжаты, в глазах обида — не видение. «Она все еще злится. Но она пришла…» Лили отвела взгляд, посмотрела на реку, на небо. В зеленых глазах отразился багряный закат. Повернулась к Северусу, напряженно хмуря брови, но едва встретившись глазами, снова принялась разглядывать окрестности. Она как будто что-то решала, а ветер трепал ее волосы и подол короткого летнего платья. «Зачем она пришла?»

— Лили?

Она шумно вдохнула.

— Я только сегодня узнала… про твою маму. Мне очень жаль…

Северус растерялся, опустил недоумевающий взгляд.

— Спасибо, — не сразу ответил он и не смог придумать, что говорить дальше. Лили тоже молчала.

Неловкая пауза тяготила. Лили, близкая и родная, но в то же время незнакомая, стояла будто за невидимой стеной. Северус мечтал шагнуть сквозь стену, но боялся еще больше разозлить бывшую подругу, спугнуть неожиданный и, вполне возможно, единственный шанс. Он почти решился спросить ее. Только вот о чем?.. Собрался с духом, вскинул голову, но сказать не успел.

— Я подумала, может быть, тебе нужна помощь, — торопливо сказала она, глядя широко раскрытыми глазами.

— Помощь?

— Да… Я даже не знаю, — пожав плечами, она сцепила перед собой ладони и суетливо оглянулась, как будто хотела быстрее закончить разговор и уйти. — Возможно, тебе нужно было с кем-то поговорить…

— Мне нужно, — в ее словах он нашел ту самую соломинку, рванулся и в два шага оказался рядом, но за руку взять не посмел. — Мне очень нужно поговорить. Но не с кем-нибудь, а с тобой, Лили. Только… не о маме.

— О чем же? — Лили недобро прищурилась, отступая на шаг.

— О нас с тобой, — ступил следом.

— Нет больше никаких нас, Сев. Мы уже все друг другу сказали, — в ответ на попытку протеста выставила перед собой руки. — Я просто… Короче, не стоило мне приходить!

— Но ты же не добить меня приходила?! — крикнул в отчаянии ложбинке между ее лопаток, прикрытой тонкой тканью белого сарафанчика.

Остановилась. Упали на спину отброшенные назад тяжелые пряди волос.

— Хорошо! — упрямо наклонив голову, Лили шла обратно. — Я не хотела ссориться. Но, если ты так настаиваешь, давай поговорим! Сначала объясни мне, для чего ты так упорно добиваешься разговора с грязнокровкой?! Разве тебя это не унижает?! Что скажут дружки-слизеринцы?..

— Потому что я никогда так не думал! — беспокоясь о том, что так и не дождется паузы в вопросах, он, повысив голос, заговорил, перебивая и делая над собой усилия, чтобы не стушеваться, не отвести глаз. — Я… Ты…

— Вот как?! — она практически кричала. — А когда называл меня так, не иначе кто-то Империо на тебя наложил?! Так?!

— Нет! Я сказал это от обиды и злости… Мне очень жаль…

— Как мило, Сев! — до чего же невыносимо красива, даже с улыбкой, похожей на оскал. — Над тобой издевались Мародеры, а злость ты решил сорвать на мне! И я, конечно, должна понять и простить!.. — она раздраженно развела руками.

— Дело было не в них! А в тебе! — рявкнул он, отзеркаливая ее жест. Высказать все, как есть. Терять нечего.

— Во мне? — выдохнула с нервным смешком.

— Ты смеялась надо мной вместе с ними, — и быстрее, пока не передумал: — Мне было охренеть как плохо, а ты!..

— Я смеялась?! Ты бредил, что ли? — зеленые глаза пылали праведным гневом.

— Ну, не смеялась… — все-таки Северус не выдержал поединка взглядов и уставился на изношенные лоферы. — Улыбалась, — тихо уточнил он, сгорбился и отвернулся. «Все. Сейчас она уйдет».

— Да такого… Такого… Если что-то и было похожее, то просто нервное.

Он слушал ее упавший голос, судорожно сглатывал, кусал губы и думал, какой же он конченый придурок. Наорал. Обвинил в том, чего не было. Обидел еще сильнее. Да еще жаловался, какой он бедненький! Самому противно. Точно уйдет…

Лили молчала. Посмотреть в ее сторону, чтоб увидела, насколько он жалкий… Нет, лучше разглядывать противоположный берег. Среди густой кудрявой зелени белел покрытый длинными трещинами остов сухой сосны, выносил мертвые ветви над кронами ольхи и рябины. На одной из них, простертой почти горизонтально, сидела хищная птица. Раньше он ее здесь не видел.

— Сев, — рядом, у самого плеча и совсем без гнева, — знаешь?..

Повернулся всем корпусом, забыв дышать.

— Может быть, нам лучше просто забыть о том дне?

Что успел сграбастать Лили и стиснуть в объятиях, Северус понял, когда почувствовал шлепки по спине и услышал возмущенное пыхтение:

— … спятил?! Задушишь же!

Испугался и торопливо отпустил, с трудом восстанавливая отчего-то сбившееся дыхание. Но Лили больше не злилась. Светлая и как будто смущенная улыбка озаряла ее лицо. Тесно было в груди и еще кое-где. Мелькнула мысль о том, что вид у него, наверное, совершенно идиотский, но это неважно.

Они снова сидели рядом на берегу реки. Поджигая край неба, уходило за горизонт солнце. Тихо журчала вода и трещали цикады.

— Если честно, я скучала по тебе.

— А я без тебя чуть не сдох.

Лили привалилась плечом к его плечу. Среди запахов речной тины и примятой травы, ощущался неповторимый аромат ее волос: розы, вереск и сандал. Северус был счастлив.

* * *

Закат почти догорел. На фоне стрекочущих звуков ночи раздался пронзительный птичий свист, и в раскрытое окно, на лету складывая крылья, стремительно влетел сапсан. Спланировал на высокую спинку кресла и, оборачиваясь мужчиной, скользнул вниз.

— Орион, — укоризненно качнула головой Вальбурга, — ты летел над Лондоном. Сам же знаешь, анимаформа практически беззащитна перед кознями магглов, — наградив мужа осуждающим взглядом, она продолжила расчесывать густые черные локоны, кое-где отсвечивавшие сединой.

— Ни в какой форме я не собираюсь оглядываться на магглов, Вальби, — он щелчком сбил с рукава серебристо-черное перышко и, закинув ногу на ногу, вальяжно раскинулся в кресле. — Поверь, я еще в состоянии себя обезопасить, — он усмехнулся уголком четко очерченных губ. — Как твоя рука?

Вальбурга равнодушно посмотрела на левое запястье.

— Не беспокоит. Я так понимаю, полукровка доволен жизнью?

— Безмерно. А всего-то и потребовалось! Вовремя внушить двум маггловским клушам нужную тему для сплетен. Да слегка приложить Конфундусом сестрицу его воздыханной грязнокровки, чтобы в правильном ключе передала то, что подслушала, — он коротко тихо рассмеялся. — Как видишь, дорогая, все не так страшно.

Чистые балясины весело бликовали пятнами отраженного солнечного света, а гладкая поверхность довольно крутых ступеней приятно холодила босые подошвы. Настроение Лили было приподнятым, хотя она и предпочла бы наводить чистоту с помощью магии. Всего через полгода она сможет себе это позволить, и пусть Туни дуется, сколько ее душе угодно. В конце концов, как бы Лили ни старалась, а сестра почти всегда оставалась недовольной.

Лестница со второго этажа на первый делает поворот в сто восемьдесят градусов. В детстве, оставаясь дома одни, Лили и Туни любили съезжать с нее, как с горки, на плоских диванных подушках. Подзадоривая друг друга визгом, они пересчитывали попами смягченные подушками ступеньки и неслись вниз, где сваливались в кучу и звонко хохотали. Катание на лестнице было одним из любимых развлечений, пока однажды Туни, неудачно упав, не разбила губу. Размазывая по лицу слезы, кровь и слюну, она оттолкнула руку перепуганной сестренки, назвала ее неуклюжей уродиной и убежала в ванную. Конечно, родители, едва переступив порог дома, узнали и о падении, и об обстоятельствах, послуживших ему причиной. Лили, вопреки просьбам Петуньи, не наказали, но нехитрый домашний аттракцион оказался под запретом, который старшая сестра с тех пор свято блюла, на любые уговоры отвечая обещанием все рассказать маме.

Лили хмыкнула своим воспоминаниям, широким жестом обтерла влажной тряпкой нижнюю ступеньку и, выпрямившись, уперла руки в бока. Ее часть уборки выполнена. А Петунья все еще возилась на кухне, время от времени позвякивая посудой и хлопая дверцами шкафчиков. Покосившись в ту сторону и прикусив губу, Лили ненадолго задумалась, в каком случае у нее будет меньше шансов разругаться с сестрой: если она по-тихому скроется в своей комнате или поможет ей с обедом? Сегодня конфликты были совершенно нежелательными. Они угрожали хорошему настроению родителей, с которыми Лили предстоял не особо простой разговор. Вариант оставить Туни царствовать на излюбленной территории в гордом одиночестве показался менее взрывоопасным.

Младшая Эванс на цыпочках прошмыгнула к черному ходу, ведущему во внутренний двор, вылила воду под куст чайных роз. Ткнувшись носом прямо в тонкие прохладные лепестки, вдохнула любимый аромат, прикрыла глаза, прислушалась к голосам птиц, доносящимся из кроны старого клена. Стрекочущая трель — это славка. А вклинивающееся легко узнаваемое «ци-ци-фе» — синица.

Различать птиц по голосам ее научила бабушка. А Лили одно время пыталась учить Сева, но вскоре махнула рукой, так и не поняв, как человек, определяющий на слух должную степень кипения зелья в котле, оказался не способен отличить песню славки от воробьиного чириканья. Девушка весело ухмыльнулась, щурясь, посмотрела на яркое небо и поспешила обратно в дом.

В комнате чистый и свежий воздух. Хорошо! Вытянувшись на кровати, Лили взяла с тумбочки книгу в твердом черном переплете. По бархатистой поверхности вилось тисненое: "Жорж Санд. Консуэло". Нужная страница была заложена простым тетрадным листком страницу. Но, читая о терзающейся, запутавшейся в чувствах героине, Лили постоянно отвлекалась на размышления о своих. Она думала о Севе и том, что, как ни странно, только после примирения поняла, как ей не хватало этого балбеса.

Неужели она смогла так себя накрутить, что за злостью даже не замечала, как ей самой плохо? Ведь в самом деле казалось… ну, за редкими моментами слабости, которые она связывала исключительно с обидой… казалось, что все нормально. И плевать ей на торчащего среди придорожных кустов бывшего друга. Она читала, делала домашние задания на лето, гуляла, смеялась. В его сторону и не смотрела. Почти. И пошла к нему из одного лишь сострадания. Все-таки маму потерял. Когда у человека такое горе, пусть он настоящим другом, как тогда Лили думала, ей никогда и не был, чисто по-человечески его следовало поддержать. Разочарование и обиду забывать она не собиралась, а только на время отодвинула в сторону. И дело вовсе не в злопамятности, а в том, что такие оскорбления прощать просто нельзя.

Раз назвал так вслух, значит, в мыслях всегда так называет. Какое, выходило, его к ней отношение? Презрительное. И разве может человек, имеющий хоть каплю уважения к себе, продолжать общаться с тем, кто его презирает?

Но весь фундамент ее непримиримости, составленный из казавшихся неопровержимыми умозаключений, рухнул от отчаянного: «Мне было плохо, а ты смеялась!»

Нет, в первый момент Лили, конечно, взбеленилась. Когда это она смеялась?! Да она, вообще-то, его, неблагодарного, защищала!..

— Ну не смеялась… Улыбалась… — отвернулся, ссутулился. Как-то ни с высокомерием, ни с презрением этот вид выпавшего из гнезда вороненка не вязался.

Злость схлынула. Доли мгновения хватило, чтобы вспомнить. Был момент. Глядя на нелепо барахтающегося в воздухе друга, Лили почувствовала, как через пыл возмущения и негодования пробивается какой-то неоправданный нервный смех. Смех она сдержала. Улыбку — видимо, нет. А Сев заметил. И каково же было ему? Каково быть выставленным перед всей школой в одном нижнем белье? Лили представила, и неприятно стеснило грудь. А ведь она всего лишь вообразила. И тела своего она никогда не стеснялась, скорее наоборот. В отличие от Сева, который даже в речку заходил в шортах и футболке… Да, ему было плохо, а лучшая подруга улыбалась! И еще отповедь эта про нестиранные подштанники, как будто не видно было, что они серые не от грязи, а от старости.

Стыдно. Хоть плачь.

— Сев… Давай забудем…

И вот, когда она вырвалась из его радостных объятий — откуда в таких худых руках столько силы, хотелось бы знать! — когда увидела его счастливую улыбку и посмотрела в теплые черные глаза, Лили почувствовала, какой груз свалился с ее плеч. Просто вдруг стало очень легко, настолько, что она могла бы взлететь, как когда-то в детстве на качелях.

С этой легкостью в теле и в мыслях она жила уже неделю. Вечерами встречались с Севом. Гуляли в сквере и у реки. Пару дней назад он признался, что колдует палочкой мамы, и предложил аппарировать на Косую аллею поесть мороженого у Фортескью. Лили сама не поняла, как дала уговорить себя на такую дерзкую авантюру. Но все обошлось — их никто не выследил.

Им давно не было настолько хорошо вместе. И Лили совсем забыла, что договаривалась о встрече с Поттером и Блэком. Хорошо хоть, они не нагрянули, как снег на голову, а прислали сову с письмом, в котором уточняли время. Отказаться было как-то невежливо. Скрыть от Сева, чтоб он потом случайно узнал?.. Нет, новый ссоры ей совершенно не хотелось. Рассказать?.. «Извини, Сев. Сегодня я с тобой гулять не пойду. Я жду в гости твоих заклятых врагов», — тоже так себе вариант. Но Лили нашла, как ей казалось, приемлемый выход: все рассказать Севу — это раз; пригласить и его — это два.

Лили решила — Лили сделала.

Сев, естественно, нахохлился, ощетинился и пытался возражать, но стоило подруге состроить обиженно-расстроенное выражение лица, как он сдался. Хоть она, зная, каким он бывает упертым, уже практически и не надеялась на успех. М-да, от ссор, оказывается, есть польза.

Оставалось получить разрешение родителей. Припертый ее напором к стенке Сев рассказал о беседе с мистером Эвансом. Он не врал. Лили наблюдала их встречу под дождем через штору, а потом подслушала разговор отца с матерью. Теперь Лили каким-то образом нужно было убедить отца отменить им же наложенный запрет.

* * *

— И речи быть не может! — мистер Эванс сурово сдвинул брови. — Я этому наглецу запретил к тебе приближаться. А он, значит, решил, что может игнорировать мои слова? И после этого чтобы я позволил ему переступить порог нашего дома?

— Папа, если тебе настолько это важно, то Сев твоего запрета не нарушал, — Лили без особых усилий выдерживала тяжелый взгляд таких же зеленых, как и у нее самой, глаз отца. — Это не он ко мне приблизился, а я к нему. Да, я поняла, что зря на него обиделась, и пошла мириться. Клятвы спасться от меня бегством он же не давал?

— Лили! Не ерничай!

— Извини, — Лили постаралась вложить в интонации как можно больше уважения и покладистости. — Я хотела пошутить. Если это не уместно, то не буду.

— Значит, мы закончили, — удовлетворенно кивнул мистер Эванс, возвращаясь к намазыванию масла на бутерброд. — Никакого Северуса.

— Нет, пап, извини, мы не закончили. Объясни, пожалуйста, почему Северус не может прийти ко мне в гости?

— Потому что я запретил.

— Это я поняла, но зачем было запрещать?

— Потому что я видел, что он преследует тебя в то время, как тебе его общество неприятно. Скажешь, было не так?

— Во-первых, он не преследовал. Во-вторых, было неприятно, стало приятно — тебе не кажется, что это мое дело? А я не просила его прогонять.

— А мне он не нравится! — недомазанный бутерброд и нож отправились на жалобно тренькнувшую тарелку. Лили вздрогнула и почувствовала, как защипало в носу. — Это дурная компания. Я и тебе запрещаю к нему приближаться, если на то пошло.

— Прости, папочка, — сузив глаза, прощебетала Лили, — я тебя очень люблю и уважаю. Если ты против, чтобы Сев приходил в наш дом, то он, конечно же, не придет, — она шумно вдохнула. — Я пойду к нему. Мне кажется, я не давала вам повода усомниться в наличии у меня своей головы на плечах. Живу же я как-то в Хогвартсе! Значит, в состоянии самостоятельно решать, с кем мне дружить, а к кому не приближаться.

Стул протяжно проскрипел по полу. Лили вскочила и решительно двинулась к выходу из столовой.

— А ну вернись! Да… Да с таким отношением ты и Хогвартса своего больше не увидишь!

— Ричард! — Мелани накрыла руку мужа своей. — Лили, вернись.

Но дочь только обернулась, стрельнув негодующим взглядом по окаменевшему от гнева лицу отца, встревоженному — матери и злорадно ухмыляющемуся — Петунии. Взметнув тяжелой копной волос, она убежала к себе в комнату.

* * *

Обхватив руками колени и закусив дрожащую губу, Лили сидела на кровати, смотрела перед собой сухими глазами и прислушивалась к доносящимся снизу голосам. Возмущенный бас отца и сдержанные увещевания матери. Споры ее родителей никогда не превращались в скандалы, поэтому угрызений совести девушка не испытывала. Да и что она такого сказала? В чем была неправа? Нет, по сути ни об одном своем слове она не жалела. Но, может быть, стоило все как-то иначе сформулировать?.. Эх, нет у нее маминого таланта. Хоть и похожа Лили на нее и лицом, и фигурой, а характер больше отцовский. Не одна лишь расцветка от него досталась. А теперь он так разбушевался, что может случиться, и мама не убедит сменить гнев на милость. Как далеко тогда зайдут карательные меры? Не увидишь Хогвартс… Неужели они запрут Лили в комнате? Нет, она не смирится. Сову Севу пошлет, а он ее вызволит… А дальше что?..

На лестнице послышались тяжелые шаги. Лили вытянулась в струнку.

— Хорошо, — отец остановился в дверях и осуждающе смотрел на дочь. — Считаешь, что лучше знаешь, с кем водить дружбу, так и быть. И можешь пригласить этого своего оборванца Северуса. Но имей в виду, за последствия…

— Спасибо, папочка! — взвизгнув от радости, Лили повисла у отца на шее. От облегчения сразу же навернулись слезы.

— …за последствия отвечать будешь сама.

— Конечно! Ты самый лучший! — она в совершенно искреннем порыве вжалась губами в гладко выбритую щеку.

— Эх, дочка… — отец потрепал ее по волосам и, сокрушенно качнув головой, двинулся в направлении своего кабинета.

Еще раз поблагодарив мистера Хобсона за разрешение уйти пораньше, Северус вышел из аптеки. С мелодичным звуком колокольчика за закрытой дверью осталась приятная полутень, запахи зелий и чары прохлады. Он еще не успел сойти с площадки перед входом, прикрытой сверху бесполезным козырьком, а зной уже окутал кожу под тонкой черной мантией. Щурясь от яркого света, Северус поспешно прошел вдоль аптечного фасада и почувствовал, как начинает припекать макушку. Миновал закусочную Моретти и парикмахерскую Барбера. Цирюльники завлекали посетителей вывеской, на которой невзрачная девушка удрученно встряхивала редкими короткими волосами, которые затем отрастали под руками мастера в пышную гриву, и превращалась в ослепительную красотку. Сразу за магазином волшебных игрушек для взрослых ход в узкий крытый проулок. В него, стараясь не пялиться на витрины, и нырнул Северус. Глухие стены и густая даже в солнечные дни тень — самые подходящие условия, чтобы достать запрещенную вне школы палочку. Нарушитель правил внимательно осмотрелся и прислушался. Безлюдно и тихо.

Глубокий вдох, взмах, и он с легким хлопком выпрыгнул на скрипучий пол собственной спальни.

На спинку стула небрежно брошена темно-серая футболка-поло и потертые джинсы — самое приличное, что нашлось в его летнем маггловском гардеробе. Но прежде, чем переодеваться, следовало помыться. Он сгреб в охапку одежду, шагнул к двери, вернулся. Присев на корточки перед старым шифоньером с облупившимся лаком, в несколько рывков выдрал перекошенный ящик, сопротивляющийся и скрипящий, и, скрипнув зубами, вытащил из него чистые трусы. Прикинул, не забыл ли еще чего, и с мрачным видом направился-таки в ванную.

Вот, стоило усомниться в правильности аксиомы, что все хорошо не бывает, как жизнь ткнула носом в незыблемость аксиом. Эйфория, на крыльях которой он, несмотря на легкие уколы совести, летал несколько дней, схлынула в тот момент, когда Лили осчастливила его приглашением в гости. Одной только перспективы встретиться с мистером и миссис Эванс для испорченного настроения вполне хватало. Чувствовать на себе неприязненные, если не сказать брезгливые, взгляды, и при этом никого, не дай Мерлин, неосторожным словом или жестом не оскорбить, да еще самому не выглядеть жалким — задача, знаете ли, не из простых. Попытка донести свои сомнения до Лили успехом не увенчалась. Хотя, честно сказать, из того, что он там мычал, Северус и сам бы ничего не понял.

— Они тебя практически не знают, Сев, и потому относятся с недоверием. Это только еще один аргумент, чтобы познакомиться поближе, — отличный, надо сказать, результат разговора.

Ну ладно, семью Эвансов ради Лили Северус согласен терпеть столько, сколько нужно. Так мало же! — иронизировал он, остервенело намыливая волосы маггловским шампунем и чуть ли не сдирая с себя кожу мочалкой.

Самый кайф в том, что там будут еще и Поттер с Блэком. И после всего, что случилось на треклятом озере, он должен держать лицо и не сорваться в очередную перепалку, поскольку такой ход событий Лили точно не понравится. А как?

Он ударил мокрым кулаком в стену, неровную из-за остатков цементного клея. До оставшейся растрескавшейся плитки лучше не дотрагиваться, чтоб еще с осколками потом не возиться.

«Как?!!» — спрашивал себя Северус, смывая пену холодной водой. Они, даже ничего особо не делая, одними своими самодовольными рожами и ехидными взглядами обо всем ему непременно напомнят, и не раз. А ему чем крыть?

Но и не пойти он не мог. Потому что, во-первых, Лили обидится. А во-вторых, добровольно оставить ее с ними наедине? Да он лучше сдохнет. Весь свой магический потенциал направит на окклюментную защиту, но, драккл дери, он туда пойдет и все выдержит.

Северус зыркнул в небольшое мутное зеркало. Как обычно, ничего хорошего от него не узнал. Хмурясь и стараясь дышать глубоко и медленно, он натянул на влажное тело одежду, вышел из ванной и пошлепал к лестнице. Обычно он взлетал наверх стремительно, перемахивая через одну-две ступеньки разом, но сейчас только рванулся и встал — наверху послышались знакомые шаги.

«Мордред! Суббота же... Тобиас дома».

Через шнурки мокрых волос Северус исподлобья посмотрел на показавшиеся в полосе пыльного света ноги. Через дыры в клетчатых тапочках виднелись большие пальцы. Незаметно исчезнуть из поля зрения папаши шансов уже не было. Поэтому сын просто отступил назад, чтобы не протискиваться мимо него на узком лестничном марше.

Вынужденные перемещения по дому в присутствии Снейпа-старшего младший по устоявшейся привычке сводил к минимуму, предпочитая не показываться из своей комнаты. Ради такого дела завтракал и обедал он в дешевых забегаловках на Косой аллее или попросту пренебрегал приемами пищи. Помогало и то, что рабочий день на фабрике начинался рано, а заканчивался поздно. Хотя если Тобиасу приспичивало напиться, то рабочий график его не останавливал, и тогда гроза могла нагрянуть в их жалкое жилище в любое время. Но вот бухим Северус родителя, как ни странно, не видел давно — со дня похорон мамы. И сейчас, в привычной растянутой майке и старых покрытых катышками трико, он выглядел помятым, но трезвым.

— Северус? Добрый день, — не проделав и половины пути, заговорил Тобиас, чем разрушил надежды сына на то, чтобы молча разминуться.

— Добрый день, — не спуская с него настороженного взгляда, буркнул Северус. Он не боялся отца-маггла, но ни стычек, ни общения с ним не искал. Поэтому неожиданное внимание ничего, кроме раздражения, не вызвало. И тем более не радовало, что Тобиас, преградив путь, явно намеревался продолжить беседу. Сжав в нетерпении губы, Северус ждал.

— Я... вот что хотел спросить, — папаша свел брови домиком, — ты каждый день куда-то уходишь…

— Я работаю, — Северус нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

— Это хорошо. Хорошо, — Снейп-старший занес руку, будто хотел похлопать сына по плечу, но на полдороги сменил курс и потер свою шею. — А где?

— В аптеке, — сообщил сын и подался к лестнице.

— Хорошая работа. Должно быть. Не пыльная, — Тобиас хмурился, то и дело поглядывая себе под ноги, а главное — по-прежнему стоял на пути.

Северус изо всех сил сдерживал рвущуюся с языка грубость.

— Сегодня ты вернулся раньше?

— Да.

— Торопишься?

— Да, — сын шире раскрыл глаза и тряхнул мокрыми волосами. Ему надоело скрывать раздражение и вести этот бессмысленный разговор.

— А, ну ладно. Иди, — отступая в сторону, кивнул Тобиас.

Северус без промедления помчался наверх, на ходу подкатывая глаза и выдыхая. На досаду и, вроде как, огорчение, появившиеся в голосе Тобиаса, ему было плевать. Отвязался — и хорошо. «Повезло. Вот бы удачи и на оставшийся вечер хватило… Жаль, не было возможности сварить Феликс Фелицис».

* * *

Удача показала свой тыл прямо на подступах к дому Эвансов — в плетеных креслах, выставленных на веранде вокруг стола, уже восседали Поттер и Блэк и, сверкая мерзко-слащавыми улыбочками, беседовали с родителями Лили. Северусу оставалось взывать к собственному разуму и выдержке, свежеприобретенной, как ему хотелось надеяться, благодаря упражнениям в окклюменции.

На душе стало легче, когда Лили поднялась со своего места и помахала рукой. Вот бы еще ее порыв не привлек внимание остальных присутствующих, которые просверлили нового гостя отнюдь не приветливыми взглядами. Оставшуюся часть аккуратной вымощенной белой галькой дорожки Северус преодолевал в борьбе с желанием сгорбиться и втянуть голову в плечи.

Три чуть поскрипывающие ступеньки, и теплая мягкая ладошка Лили ободряюще стиснула его запястье.

— Привет!

— Привет, — чуть слышно ответил он и повернулся к сидящим за столом: — Здравствуйте, миссис Эванс, — мама когда-то учила приветствовать особо важных персон легким поклоном. — Мистер Эванс.

Отец Лили встал, и Северус с готовностью сделал шаг навстречу. Но тот, сжав губы, лишь едва заметно кивнул и, резко развернувшись, ушел в дом. Раскрытая ладонь повисла в воздухе. Не то чтобы Северус успел ее протянуть, но и незавершенный жест от внимания зрителей не укрылся. Он суетливо опустил руку и отер ее о штанину. На пальцах осталось липкое ощущение грязи.

Следом за мужем поднялась и миссис Эванс.

— Раз вы теперь все в сборе, не будем вам мешать, — холодно улыбнулась она.

Северус, часто моргая, посмотрел ей вслед.

— Пойдем, — с сожалением в голосе Лили тянула его за руку к столу.

— Иди же, Снейп! — с ухмылкой протянул Поттер. — Не видишь, как все здесь тебе рады?

Хихикнула Петунья, перешептываясь о чем-то с Блэком. Его она ненормальным уродом явно не считала. К черту их всех. Вымести из сознания эмоции. Закрыться... И можно совершенно невозмутимо встретить вызов ненавистного Поттера.

— Я вижу, что мне рада Лили. Этого мне вполне достаточно, — ответил Северус, присаживаясь на указанное подругой место.

— Ого, Эванс! — Блэк тем временем таращил глаза в притворном ужасе.

— Что? — с металлическими нотками в голосе отозвалась Лили, потянувшись к чайнику.

— Да ты Сохатого чуть не испепелила!

— Не говори глупости, Блэк! — Лили махнула рукой, словно отгоняла назойливую муху, и взяла чайник.

Северус внезапно поймал себя на том, что завороженно разглядывает линию ее тела, обрисовавшуюся под просвеченным вечерним солнцем платьем, и испытывает отнюдь не дружеские чувства. Он поспешно отвел взгляд, возвращая на место предательски расползающуюся окклюментную защиту.

— Правда, Бродяга, заткнись! — сожаление Поттер изображал правдоподобно.

Лили, насупившись, наливала чай Блэку. Она нервничала. А Пес продолжал паясничать:

— Заткнись, Бродяга. Никто не любит Бродягу. Одна надежда греет сердце Бродяги. Петуния! — густые, черные, аккуратные, как у девчонки, брови взметнулись вверх, — скажите, вам мое общество не противно?

— Конечно, нет, Сириус, — Петуния смущенно улыбнулась, заправила за ухо прядь бесцветных волос и вскинула на Лили радостно заблестевшие глазенки. — Мне не полную.

«Эта дура не иначе как распустила слюни, воображая себя в свадебном платье с красавчиком-Сириусом. Как же! Нужна этому кобелю такая кобыла…»

А вообще, пусть они идут Запретным лесом! Хоть правда женятся… Там же. Какое Северусу дело до Петунии и Блэка, когда Лили остановилась рядом с Поттером? Она наливала в чашку горячий дымящийся чай, а он, вскинув голову, восторженно пялился на нее через свои дурацкие «велосипеды». И ведь выглядел же нормальным, гад, несмотря на характерно вздыбленный чуб, а не придурком, как чаще всего бывало. А Лили… Лили ему улыбнулась.

Северус никак не мог позволить себе очередной дурацкий поступок. Конечно, оскорбления в адрес Лили больше никогда, ни при каких обстоятельствах не сорвутся с его губ — в этом он был уверен. Но что касается других глупостей — с него могло статься. Могло, но не должно было. И он ценой боли, медленно сдавливающей голову в горячих тисках, держал щиты и внешне выглядел спокойным.

— Сев, — она уже сидела рядом и, стоило ему обернуться, цепко заглянула в глаза. — С тобой все в порядке? — спросила полушепотом.

— Да. А что? — голос прозвучал бесстрастно. Пожалуй, даже слишком.

— Ты какой-то… как не здесь.

— Я просто задумался, — он двумя руками взял с блюдца чашку, чуть раздвинул ментальные блоки и постарался придать лицу непринужденный вид. Лили еще ненадолго задержала на нем неуверенный взгляд, а потом ее внимание привлекло происходящее по другую сторону стола. Там Поттер тискал черно-белую кошку.

— Венди, говоришь? — он весело исподлобья взглянул на Петунию и снова принялся наглаживать урчащее животное. — У наших соседей такая была. Джессикой звали. Снитч ловила… это мячик такой…

— Я знаю! — звонко отозвалась девица, еще недавно брезгливо воротившая нос от всего волшебного.

Лохматый Олень звездно блеснул зубами.

— Вот она его, как заправский ловец, ловила. Лучше меня — точно!

— А вы… ловец?

— Нет, я охотник.

«Такой милый мальчик, что вот-вот стошнит…»

Хотя тошнота, скорее, шла бонусом к головной боли, потому что против того, чтобы Поттер очаровывал старшую из сестер Эванс, Северус ничего не имел. Как раз наоборот: "Олень и Кобыла, чем не прекрасная пара?" Жаль, что только в фантазиях. Северус осторожно перевел дыхание. Ему бы не утешаться временным отступлением Поттера, а ловить момент и завести непринужденную беседу с Лили, которая позвякивала чайной ложкой о края чашки, размешивая сахар, и выглядела задумчивой и немного грустной. Золотой ореол, зажженный косыми лучами заходящего солнца вокруг чуть склоненной головы, делал образ любимой девушки еще более нежным, чистым, неземным.

Где-то на заднем фоне Петуния рассыпалась предложениями попробовать печенье, варенье и еще кучу разной еды. Северус же, не в силах оторвать взгляд от Лили, мучительно пытался придумать пусть даже не особо умную, но хотя бы уместную реплику. Безрезультатно.

И вот уже Поттер избавился от кошки.

— Кстати, что вы думаете о последнем альбоме Queen? — он обвел все присутствующих, включая Снейпа, фальшиво доброжелательным взглядом.

— Ой, я в восторге! — Петуния по-прежнему пребывала в несвойственном ей хорошем настроении.

— Я тоже. «Богемская рапсодия» — это что-то невероятное! — оживилась Лили.

— Согласен! — подняв вверх указательный палец, кивнул Олень.

Разговор быстро набирал темп. И чем воодушевленнее обменивались репликами другие, тем стремительнее терял связь с реальностью Северус. Сидящие вокруг него хвалили королеву. Само по себе это еще бы куда ни шло, но они восторгались ее "непревзойденным вокалом" и "улетными аранжировками". А потом без всякой логической связи переключались на некоего "неподражаемого Фредди".

— Брайн тоже милый! — уточняла Петуния.

Блэк, по-петушиному вытягивая шею, тоненьким голосом совершенно не к месту поминал Галилео⁽¹⁾ или, кривляясь, низким хриплым голосом распевал о любви к автомобилю⁽²⁾. Все сопровождалось смехом и одобрительными восклицаниями.

От этой похожей на бредовый сон фантасмагории голова шла кругом, а боль и тошнота усиливались, но Северус старался сохранять нейтральный вид и давал себе слово обязательно разобраться с происходящим позже. Однако тихонько отсидеться в стороне ему не позволили.

— Снейп, а ты почему молчишь? — хищно оскалился Блэк. — Что ты скажешь о творчестве Queen?

— Я… — Северус, пытаясь не морщиться, пожал плечами, — никогда не интересовался монархами и не…

Договаривать он не стал, поскольку лица присутствующих отчего-то напряглись, покраснели и через мгновение пространство, взорвавшись нестройным «П-хах!», заполнилось дружным хохотом. Запрокинув голову, ржал Поттер. Лай его дружка, наверное, был слышен и в соседнем квартале. Пригнувшись к столу, заливалась Петуния. Лили тоже смеялась, уронив голову на сложенные домиком руки.

Она снова смеялась над ним вместе с Поттером и Блэком.

Окклюментные щиты не выдерживали, осыпались корявыми черепками, а те разбегались подобно крысам на тонущем корабле. Северус, с трудом сглатывая, смотрел на свои подрагивающие руки и думал, что самым лучшим будет уйти.

— Это другая королева, Снейп, — сдавленно пояснил прослезившийся Поттер.

Горечь собственного фиаско грозила перерасти в рвотные позывы. Следовало уходить и как можно скорее, но Лили коснулась его локтя и, все еще продолжая смеяться, неожиданно уткнулась лбом в плечо.

— Сев, ты такой… Такой…

— Дикарь! — вклинилась ее раздухарившаяся сестра.

— Оригинальный, — простонала Лили, поднимая раскрасневшееся лицо и глядя влажными и невероятно красивыми изумрудными глазами. Пока он судорожно соображал, как реагировать на услышанное, она шумно вздохнула и добавила: — Только не дуйся. Пойдем лучше поможешь.

Лили скользнула у него за спиной и направилась к двери дома. Снейпу ничего не оставалось, как на деревянных ногах плестись следом. В холле Лили повернулась к нему, схватила за руку и потащила за собой дальше к лестнице.

— Не принимай все так близко к сердцу, пожалуйста, — на ходу бросая смешливо-извиняющиеся взгляды, говорила она. — Это музыкальная группа так называется. Queen.

Они пересекли небольшой коридор и оказались в комнате с большим мягким диваном и шкафом во всю стену. Лили, скованно оглядываясь, прошла к высокой тумбе.

— Это проигрыватель, — взглядом она указала на стоящий на тумбе лакированный деревянный короб с парой поворотных регуляторов на передней стенке и прозрачной крышкой. Приблизившись, Северус рассмотрел под ней черный матовый круг и непонятное устройство, отдаленно напоминающее змею. — Поможешь отнести вниз?

Северус кивнул и взялся за бока короба, примеряясь, как получше его подхватить.

— Не обижайся. Ладно? — она накрыла его руку своей.

Он не сдержал вздоха.

— Я не обижаюсь, — слова звучали сдавленно и глухо. — Просто неприятно чувствовать себя идиотом…

— Ты не идиот, Сев. Да, неразбериха получилась смешная, но никто не знает всего обо всем. Если подумать, что удивительного в том, что ты не разбираешься в маггловских музыкантах?

— Ну, они же в курсе, — не глядя на подругу, он усмехнулся. — А я вроде как одной ногой там, другой — здесь…

— И что? У Поттера, как он сам говорит, родители активно интересуются искусством обычных людей. А у Блэка дядя Альфард так и вовсе ведет какие-то совместные дела с магглами. Так что у них есть выходы в наш мир, Сев. А вот нужды изо дня в день горбатиться в аптеке, чтобы заработать на жизнь, нет. Так чем им еще заниматься в свободное время, если не наслаждаться лучшим в обоих мирах? Ну что ты опять кривишься?

— Голова раскалывается. Прости, — тихо ответил он и потер чуть дрожащей рукой лоб. Боль в самом деле пронизывала голову раскаленными иглами.

— Это, наверное, от жары. Сильно болит? Давай принесу таблетку. Она маггловская, но мне помогает... — на последнем слове она, как будто запнулась.

— Давай таблетку, — спешно выдохнул Северус так, будто эта таблетка была его последней надеждой. Подумаешь — маггловское лекарство принять. Он бы и семян Ricinus commúnis⁽³⁾ сейчас нажрался, только бы Лили не вспомнила "грязнокровку".

— Вот, держи, — вернувшись в комнату со стаканом воды, она протягивала ему на раскрытой ладони маленькую белую таблетку, которую он, не раздумывая, отправил в рот и сделал пару глотков из стакана.

После этого Лили чуть ли не силой усадила его на диван, чтобы посидел спокойно и желательно с закрытыми глазами. Он подчинился, поскольку не нашел веских причин отказываться от возможности побыть с ней наедине, пусть даже не видя, но вдыхая ее запах: роза, вереск, сандал, — и прислушиваясь к ее дыханию. Подействовала ли таблетка или сказалось расслабление, но головная боль быстро отступала. К тому же он вспоминал то, что Лили ему недавно говорила, по сути защищая от самого себя, и чувствовал, как испаряется кусок льда, давившего на грудь. Справедливости ради, и при наличии большого количества свободного времени он нашел бы ему лучшее применение, нежели изучение маггловской музыки. Но ее слова грели. А узнать, хоть в общих чертах, что там происходит в мире маггловского искусства, наверное, все-таки придется...

Он открыл глаза и увидел заботливый взгляд. Она осторожно убрала прядь волос упавшую ему на лицо. Стало так болезненно сладко. Смотреть на нее хотелось бесконечно. Невозможная зелень глаз, россыпь веснушек, проступающий сквозь них тонкий румянец. Чуть вздернутый нос, который она умела так зоносчиво задирать, когда возмущалась. И губы, чуть приоткрытые, влажные. На короткое мгновение показалось, что он может...

Услышав совсем рядом быстрые шаги, они вздрогнули и отшатнулись друг от друга. Северус рванулся к проигрывателю.

От порога раздался возмущенный голос Петунии:

— Ну сколько можно ждать?!

Понадежнее обхватив деревянный корпус, Северус выпрямился, но поворачиваться не спешил. Щеки горели, а сердце так подпрыгивало в груди, что его толчки были заметны невооруженным глазом.

— Я раздумывала, какие пластинки лучше взять, — Лили выхватила пару квадратных картонок с полочки под тумбой и помахала ими в воздухе.

— Столько времени?.. — недоверчиво хмыкнула Петуния. — И Пинк Флойд возьми.

Внизу их ждали скучающий Блэк и встревоженный Поттер. Откинувшись в кресле, Сириус обмахивался еще одной квадратной картонкой с ярким рисунком. Впрочем, Снейпу было не до них и их картинок. Все его мысли занимало то, что промелькнуло между ним и Лили полминуты назад. Голова больше не болела. Она кружилась.

Погруженный в собственные грезы, он не сразу разглядел неуверенность во взгляде соперника. Но, разглядев, понял, какое оно на вкус — торжество справедливости! Он даже позволил себе насладиться моментом, отказавшись от окклюменции.

Пластинка вращалась. Узкая стальная игла, выпущенная черной головой змеи, скользила по тонкой спиральной бороздке, и из проигрывателя звучала песня.

— Как тебе Queen? — тихонько спросила Лили, наклонившись, и ее волосы накрыли его руку.

— Занятно, — подобрал он слово и счел нужным добавить: — Мне нравится.

Лили чуть слышно усмехнулась и качнула головой. Она не поверила. Но Северус не врал. В тот момент ему нравилась музыка. И чуть-чуть посвежевший воздух. И этот вечер... Мародеры не нравились, но он обнаружил, что способен просто не обращать на них внимания.

На время идиллию разрушили танцы. Инициатором выступил, конечно же, Поттер. Он будто чувствовал слабые места Снейпа и бил прицельно, без промахов. Северус почувствовал скованность во всех суставах от одной мысли, что каждое его движение может стать предметом пристального внимания и оценивания, и наотрез отказался расстаться с креслом.

Поттер кружил и вился возле Лили, выписывал немыслимые па, а Северус угрюмо страдал, мрачно радуясь только тому, что в сгустившихся сумерках его хотя бы не видно. Попытка загородиться окклюменцией породила резкую вспышку головной боли, а эмоции будто бы даже обострились. Но, оттанцевав под четыре или пять песен, Лили поднялась к нему и, налив себе стакан яблочного сока, расслабленно упала в соседнее кресло. На его самоотверженное: «Ты не должна ради меня отказывать себе в удовольствии…» — только махнула рукой, мол, ни в чем она себе не отказывает, просто хочет спокойно посидеть, и вытянула стройные, белеющие в темноте ноги.

Вскоре интерес к танцам потерял и Поттер. Следом потянулся Блэк и погрустневшая Петуния. Впрочем, отличное настроение к той вернулось, когда в руках Сириуса материализовалась гитара.

Пел он, приходилось признать, хорошо, как и Джеймс, принявший вокальную эстафету.

Но Лили сидела рядом с Северусом и, подпевая Поттеру, голову время от времени склоняла на плечо старого друга. А еще она переплела его пальцы со своими. И он был практически счастлив. Он почти поверил в то, что поймал ускользающую удачу за хвост и сдал-таки устроенный подругой экзамен. Он забыл про незыблемость аксиом.

— Снейп, а почему ты весь вечер такой скучный? — пошушукавшись с Блэком, поинтересовалась Петуния. — Не поешь, не танцуешь... Не нравится, как мы веселимся?

— Почему же? — он пожал плечом. — Мне все нравится, просто… таланта к музыке нет.

— Но это же нечестно получается, все красуются друг перед другом, а ты нет. — Она ехидно прищурилась. — А ты ведь, как я слышала, в Хогвартсе с некоторых пор... знаменитость. Может, продемонстрируешь нам свои... достоинства?

Стыд и злость, перегоняя друг друга, накатили удушливой горячей волной, которая, как Северус знал, покрыла его лицо и шею неровными красными пятнами. Дрожь в руках не получилось скрыть, даже вцепившись в подлокотники. Окклюменция, за которую он попытался ухватиться, как утопающий за соломинку, растеклась пульсирующим свинцовым расплавом, не дав защиты. Шум в ушах мешал разобрать слова обращающейся к Мародерам Лили. Северус видел их ухмыляющиеся лица и в фальшивом недоумении разведенные руки. Гротескно кривлялась Петуния и, смеясь, продолжала что-то говорить о его популярности. Желание заткнуть ее стало непреодолимым.

— Ты так завидуешь чужой популярности? — Собственный голос казался чужим. — Что, сама настолько никому не интересна?

«Что, уже не так весело?!» — злорадно отметил он дерганую походку Петунии, спешно покидающей веранду.

Кто-то грубо дернул за плечо. Северус поднял голову и увидел побледневшую от гнева Лили. С небольшим запозданием дошел и смысл того, что она говорила:

— А теперь и ты уходи! Понял?!

— Лили… — из-за сухости в горле голос почти пропал.

— Где выход помнишь? Или показать?

Он обреченно кивнул и сделал так, как она хотела. Поднялся и, избегая встречаться с кем бы то ни было взглядом, ушел. За каких нибудь несколько минут он успел снова все испортить. И на этот раз, наверное, навсегда. В носу запекло, он тиранул по нему тыльной стороной ладони. На ней осталась алая полоса.

1) Отсылка к Bohemian Rhapsody

Вернуться к тексту

2) Отсылка к I’m in Love with My Car

Вернуться к тексту

3) Клещевина обыкновенная. Семена содержат рицин — токсин, по отравляющей способности в шесть раз превышающий цианистый калий.

Вернуться к тексту

Бессилие. Вот наиболее точное определение, которое Северус мог подобрать для описания своего состояния в тот момент, когда он, вытирая воротом футболки кровь из носа, понуро плелся по вьющейся блеклой змейкой тропе. Сил не хватало не только на бодрую походку, но даже на эмоции. Нет, это не была та апатия, которая накрыла его после похорон мамы. Сейчас все не стало безразличным. Он по-прежнему понимал, что хочет быть с Лили. Сожалел о том, что не сдержался. Ненавидел Мародеров и тупую Петунию. Но как-то бесцветно и вяло. Реальность отдалилась, будто бы выдавленная разлитой головной болью.

Углубившись в сквер настолько, чтобы из-за деревьев не сквозил свет электрических ламп в доме Эвансов, Северус свернул с тропы и остановился у высокого дуба. Оперся спиной о покрытый глубокими, длинными трещинами ствол и медленно сполз на землю. Он оторвал от футболки лоскут, смочил его наколдованной водой — благо мамину палочку носил с собой — и, приложив мокрую тряпку ко лбу и переносице, закрыл глаза. Наверное, на Агуаменти ушли последние силы, потому что замерли даже мысли.

Звуком, вернувшим к реальности, стал почти неразличимый шорох и осторожное дыхание. Нечеловеческое дыхание.

Одновременно выхватывая палочку, Северус вскочил на ноги. Шагах в десяти от него, отделившись от густой тени кустарников, распрямился косматый силуэт и обернулся всего лишь школьным недругом.

— Он здесь, Сохатый!

— Научился брать след, Блэк? — Снейп растянул губы в ухмылке, скорее напоминавшей оскал, и украдкой перевел дух. От этих он знал, чего ждать.

— Да тебя любой выследит, Нюниус, — выступил из темноты Поттер, — за тобой же шлейф соплей.

— Так ты их собирал, что ли? — со злым весельем огрызнулся Северус. — Поэтому отстал?

— Не нарывайся, Снейп! — без обычного для себя издевательского тона, с плохо сдержанным раздражением потребовал Джеймс.

— Это кто здесь еще нарывается? — Северус медленно отступал назад, с каждым шагом аккуратно ощупывая почву. Зацепиться за торчащий корень или поскользнуться на камне было крайне нежелательно. — Не я вас выслеживал, а вы меня. С чего, кстати, вы здесь, а? Не иначе Лили вас вытолкала взашей?! — Догадка пронзила его только что и привела в восторг. Остатки головной боли как рукой смахнуло.

Джеймс с остервенением сунул зажатую до этого в руке палочку за пояс и, сжимая кулаки, подошел вплотную.

— Взашей она вытолкала тебя, — прошипел он, едва не касаясь его лба своим.

— А ты так за меня расстроился, что побежал следом, — в тон ему, но с торжествующей улыбкой, ответил Северус.

Поттер шумно втянул носом воздух и отступил на полшага. В свете неполной, но яркой луны отчетливо обозначились его сжатые в нитку губы и играющие на щеках желваки. Баловень Фортуны Поттер отчаянно нервничал.

— Отступись от нее, Снейп, — процедил он сквозь зубы, медленно покачивая лохматой головой, — лучше по-хорошему, уйди…

— Знаешь, что я могу на этот счет сказать тебе, Поттер? — С чувством небывалого куража Северус вальяжно опустил руки, обвел мечтательным взглядом верхушки деревьев и расслабленно шагнул неприятелю навстречу. Их лица вновь оказались совсем близко. За круглыми стекляшками сверкали глаза, растерявшего былую самоуверенность соперника. — Да пошел ты! — Северус выразительно посмотрел вниз, туда, где на уровне груди торчал его поднятый кверху средний палец.

От кулака Поттера он почти успел увернуться. Скользящий удар в челюсть был неприятным, но терпимым. А вот Олень в следующее мгновение согнулся пополам, беспомощно раскрывая рот в попытке вернуть выбитый из груди дух. Холеный мальчик из хорошей семьи решил без магии разобраться с парнем с рабочей окраины. Ну-ну.

Блэк кинулся на выручку

— Да, давай подключайся, верный пес! — Убирая палочку за пояс, Северус отскочил в сторону, чтобы постепенно возвращающий себе способность дышать Поттер оказался между ним и Блэком. — А то как же маленькому Джимми в одиночку справиться со злым нехорошим дядей.

— Оставь, Бродяга, я сам, — просипел Олень, как шлагбаумом преграждая Блэку путь вытянутой рукой.

Они снова сошлись врукопашную. Северус бил, уворачивался, пропускал. Возможно, впервые за долгое время он испытывал что-то сродни благодарности к папаше, который когда-то учил его драться, и улице, предоставившей много возможностей те навыки закреплять, пусть и против его желания. Бывало, те уличные тренировки заканчивались для него глотанием дорожной пыли, когда он, скорчившись, мог только закрываться локтями и коленями и, утопая в звуках собственных стонов, глухого топота и сосредоточенного пыхтения, через прижатые к лицу пальцы наблюдать за мельканием разнокалиберных потрепанных кроссовок. Зато уж держать удар он умел. Ну, а в Хогвартсе Мародеры расслабиться не давали. Так что, спасибо, Поттер, прими в знак благодарности еще и это!.. И костяшки пальцев отчетливо ощутили ряд сжатых зубов.

Олень все чаще мазал и пропускал, а на его лице отчетливо проступало выражение отчаянной злости. Маггловские мальчишки с такими гримасами обычно хватают с земли булыжник или горлышко разбитой бутылки. Поттер выхватил волшебную палочку.

— Получи! Тварь скользкая… — Запустил Ступефаем и сплюнул с разбитых губ кровь. Сбитое, тяжелое дыхание мешало выцеливать верткую мишень.

Если б не Блэк, Снейп мог попытаться и дальше обойтись без палочки, но тот счел применение магии поводом к активным действиям. Уворачиваться от перекрестных атак стало невозможно, и Северус, отмахнувшись от долбившего в виски: «Нельзя. Лучше сбеги или на худой конец — аппарируй», сотворил Протего. И еще одно. «Ой, да один хрен!..»

— Экспеллиармус! Ступефай!

Вспышки заклятий рассветили встревоженный маггловский сквер. Короткие серии шуршащих шагов, треск ломающихся сучьев, хриплые выкрики инкантаций, вперемежку с ругательствами разметали ночную тишину. Краем рассудка Северус понимал, что такое безобразие не продлится долго, и, конечно, оказался прав.

Характерные хлопки аппарации сразу со всех сторон и ослепительный свет Люмосов в лицо. Суровый возглас:

— Всем оставаться на местах! Палочки на землю, руки за голову.

Их обступили фигуры в красных мантиях.

— За грубое нарушение Статута секретности все задержаны до выяснения обстоятельств.

Чья-то тяжелая рука грубо легла на плечо.

— Где палочка? — раздалось сбоку. Человек в алой мантии тыкал Люмосом чуть ли не в глаза Блэка. Тот морщился и отворачивался:

— Я не ношу с собой палочку.

«Хм… Значит, тоже куда-то в кусты сбросил. А толку-то?..» Яркий свет заставил зажмуриться.

— А твоя где? — И тычок в плечо для убедительности.

— Дома, — огрызнулся Северус.

* * *

Грязно-серые стены камеры предварительного задержания, куда запихнули проштрафившихся подростков, покрывали выцарапанные нецензурные надписи, а также угольно-черные и подозрительно бурые пятна. Из освещенного тускло-желтым светом коридора несло табачным дымом.

Расползшиеся по разным углам Снейп и Мародеры изредка кидали друг на друга непримиримо злобные взгляды, но больше занимались разглядыванием собственных рук и обуви.

Ссадины на кулаках и скуле начинали ощутимо подпекать. Однако фингал под глазом и распухшие губы Поттера служили неплохим обезболивающим.

Северус скептически дернул уголком рта.

Только вот их-то предки отмажут, а ему… Ему спуску не будет.

К светящимся темно-фиолетовыми чарами решеткам подошли двое.

— Вот, принимайте, — сказал командовавший группой, производившей задержание, аврор человеку в штатской клетчатой мантии, — злостных нарушителей порядка. — Черная папка с торчащими из нее тремя волшебными палочками перекочевала из рук в руки. — Личности установлены.

— А палочки, выходит, бесхозные, — хмыкнул штатский, раскрыв папку и пробежавшись взглядом по вложенному листу. — Ничего, разберемся. Давай их через пять минут ко мне по одному, — через плечо бросил он стоявшему за спиной молодому аврору, — в алфавитном порядке.

Скрывая лицо за завесой спутанных слипшихся волос, Северус проводил удаляющихся правоохранителей настороженным взглядом. Они уже скрылись из виду, когда прозвучали торопливые шаги и женский голос полушепотом возвестил:

— Мистер Уильямсон, там… родители задержанных. Они хотели…

Северус скрипнул зубами, наклонился вперед и, уперевшись локтями в колени, с еще большим сосредоточением принялся разглядывать сцепленные в замок, испачканные подсохшей кровью пальцы.

Тем временем дежурный уже скомандовал Блэку на выход. Поттер напутствовал его дружеским хлопком по плечу. Блэк, криво ухмыляясь, вышел из камеры и проследовал в указанном направлении.

Минуты потянулись вязкой патокой. Поттер, подтянув одно колено к груди, откинулся на стену. Сквозь прореху в дорогой ткани светилась длинная ссадина. Но очкарик выглядел спокойным.

— Ты хоть представляешь, что тебя ждет, Нюниус? — нарушив молчание, белозубо улыбнулся он, поблескивая очками.

— А тебя? — не меняя позы, Северус повернул голову и зло прищурился.

— А что меня? — Джеймс пожал плечами. — Я на хорошем счету в школе. Да и по-любому отец вытащит… Хочешь, он и тебя вытащит? — Он подался вперед. — Только поклянись не приближаться к Лили.

— Мне казалось, что не так давно я уже указал тебе маршрут, Поттер. Ты не понял или забыл? Еще раз показать?

— Как хочешь, — снисходительно протянул Джеймс. — Я ведь тебе как сокурснику, почти по-дружески, — он коротко беззвучно рассмеялся, — предлагал. А Эванс все равно моей будет. Зачем ей такой — мало что сопливый нищеброд, так еще и уголовник?

Вполне вероятно, Снейп и не справился бы с душащей яростью, подмывающей вновь кинуться на соперника с кулаками, но за массивной решеткой снова возник молодой мракоборец:

— Джеймс Поттер, на выход.

Олень задорно подмигнул Снейпу, словно они и впрямь были приятелями, и вальяжно удалился.

Оставшись наедине с собой, Северус с досады приложился затылком об стену и зашипел от вспыхнувшей и отозвавшейся во всех частях черепа боли. Нет, это он зря. Голову нужно беречь. Голова — это лучшее, что у него есть. Поэтому успокаивать эмоции, долбясь ею об стену, — роскошь непозволительная. Но редкий гость — чувство самосохранения — подсказывал, что к жесткой окклюменции сейчас тоже лучше не прибегать. Подчиняясь интуиции, Северус растер виски и, стараясь дышать глубоко и медленно, попытался просто расслабиться, и вроде бы даже начало получаться. Однако сеанс релаксации прервал лязг отодвигаемой двери.

— Северус Снейп, — дежурный качнул головой, — вперед. Прямо по коридору. Без фокусов.

В конце коридора маячило ярко освещенное фойе Департамента правопорядка. Не дойдя до него футов пятнадцати, дежурный, который, как смутно припоминал Северус, учился в Хогвартсе классов на пять старше его, скомандовал:

— Налево. Стоять. — Ничем не примечательная дверь с табличкой «Допросная № 2» распахнулась. — Заходи.

В тесной комнате без окон за обшарпанным столом восседал следователь. Северус не собирался нервничать из-за предстоящего разговора, но вопреки планам неприятно задрожали руки и учащенно забилось сердце.

— Садись. — Мужчина в клетчатой мантии указал на стул возле стола. — Меня зовут Лесли Уильямсон, я занимаюсь расследованием по вашему делу. А ты у нас, значит, — дальше он прочитал с листа, — Северус Снейп. Учащийся школы Хогвартс. Шестнадцать лет. Задержан за нарушение магического правопорядка… Верно?

— Наверное… — непроизвольно скривившись, не сразу ответил Северус и пожал плечами.

— Что значит, наверное? — строго спросил следователь.

— Я не знаю, за что точно меня задержали, — поднял глаза подследственный.

— Хм. Давайте по порядку. Вы признаете, что устроили драку с мистером Поттером и мистером Блэком в маггловской части города Коукворт.

— Я не устраивал…

— Но факт участия в драке признаете? — повышая голос, перебил Уильямсон.

— Да, — Северус отвернулся и попытался собраться с мыслями. А дыра в углу у самого пола здорово походила на мышиный лаз. В министерстве магии мыши? Что за чушь?

По бумаге заскрипело самопишущее перо.

— Причина драки?

— Личная неприязнь, — Северус начинал злиться и чувствовал, как страх отступает.

— И в драке вы применяли магию?

Что в его случае лучше — говорить правду, отпираться или молчать — Северус не знал, а потому отвечать не спешил.

— А вот играть в молчанку я вам, мистер Снейп, категорически не советую. — Следователь с грохотом выдвинул ящик стола и извлек оттуда три волшебные палочки. — Ну! Какая из них ваша?

— Моей здесь нет, — выдерживая взгляд глаза в глаза, постарался как можно спокойнее ответить Северус.

Уильямсон усмехнулся.

— Вот протоколы проверки сих магических артефактов, мистер Снейп. — Он вытянул из черной папки три заполненных бланка. — Эти две, — палочки Поттера и Блэка на мгновение приподнялись в воздух и опустились чуть в стороне, — официально нигде не зарегистрированы. А вот эта, — повисла многозначительная пауза, — принадлежала миссис Эйлин Принц, в замужестве — Снейп. Вы по-прежнему настаиваете, что не видели ее раньше?

— Я не говорил, что не видел. Я сказал, что она не моя. Это палочка моей мамы.

Следователь хлопнул ладонью по столу, от чего Северус к своему неудовольствию вздрогнул.

— Ни к чему играть словами, мистер Снейп! — рявкнул Уильямсон. — Этим вы только усугубляете свое положение. Экспертиза не только установила владелицу палочки. А данный факт не оставляет, как — надеюсь — вы понимаете, сомнений в том, что именно в ваших руках она находилась в момент совершения преступления. Также нам известно, что непосредственно перед вашим задержанием через нее прошли восемь боевых проклятий.

— А я должен был бездействовать, когда проклятия летели в меня?..

— А вот это не факт, мистер Снейп, не факт, — следователь положил подбородок на свои переплетенные пальцы и насмешливо уставился на задержанного. — У нас нет ничего, что подтверждало бы вину пострадавших от ваших действий мистера Поттера и мистера Блэка. Но ваша вина, как и ваша ложь, налицо! И последний прискорбный факт позволяет подозревать, что нелегальным владельцем и этих палочек были вы.

От возмущения Северус вскочил на ноги.

— То есть вы хотите сказать!..

— Сидеть! Или прикую цепями!

— Вы хотите сказать, — опускаясь на место, дрожащим от негодования голосом продолжил Северус, — что я колдовал одновременно тремя палочками, чередуя боевые и защитные чары?

— Во всяком случае не исключаю… — пожал плечами следователь. — Вы только что признались в личной неприязни к пострадавшим. Что могло удержать вас от попыток нанести им физический вред, а заодно скомпрометировать? Выпускникам вашего, — слово было выплюнуто с нескрываемым презрением, — факультета, знаете ли, честность и благородство не свойственны.

Северус прожег его ненавидящим взглядом и замолчал. Смысла отвечать на вопросы он больше не видел. Но все, что говорил Уильямсон, против воли въедалось в память. А потому, вновь оказавшись в камере, он раз за разом прокручивал в мыслях фразы:

«Грубое нарушение запрета на использование колдовства несовершеннолетними вне школы».

«Грубое нарушение Статута секретности».

«Умышленное причинение вреда двум волшебникам из личной неприязни. Создание потенциальной угрозы для жизни магглов».

«Ложные показания».

«Неблагонадежен и социально опасен. Потенциальный последователь Волдеморта».

«Азкабан вам, конечно — пока! — не грозит. Но я буду требовать конфискации вашей палочки. Исключения из Хогвартса. И запрета на применение магии минимум на пять лет. До встречи в суде, мистер Снейп».

Не в силах ни успокоиться, ни придумать хоть сколько-нибудь правдоподобное решение проблемы, он бессильно сжимал кулаки, кусал губы, время от времени издавал звуки, напоминавшие нечто среднее между стоном и рыком, и метался из угла в угол. Благо камера была в его единоличном распоряжении. Поттер и Блэк же теперь — пострадавшие! Он, кстати, увидел их мельком по пути из допросной. Стояли вместе с папочками и мамочками. Престарелые Поттеры еще посмотрели на него так… как будто чуть ли не в серийные убийцы успели записать. Мамаша все кружевным платочком глаза промакивала. Блэки хоть комедию не ломали и сыночка по головке прилюдно не гладили.

Вообще старших Блэков за ту их сдержанность, за отсутствие явной враждебности во взглядах, он, пожалуй, даже зауважал бы. Если бы смог переключить на них свои мысли дольше, чем на пару секунд. Но его в тот момент всецело заботило только собственное дерьмовое будущее.

— Мистер Снейп?

Подняв от колен голову, Северус увидел стоящего в нескольких шагах от него невысокого мужчину средних лет в черной бархатной мантии с серебряным шитьем по вороту.

— Габриэл Прайд, — представился мужчина. — Адвокат. Если вы не возражаете, я готов представлять ваши интересы в суде.

— У меня нет денег, чтобы оплатить ваши услуги, — немного помедлив, ответил Северус, удивляясь тому, как адвокат проник в камеру настолько бесшумно. Или это он сам настолько ушел в свои мрачные размышления?

— Насчет денег не беспокойтесь, молодой человек. В нашей стране каждый имеет право на адвоката. Побеседуем?

— Вы будете помогать мне бесплатно?

— Да.

Прайд вытащил из кармана маленький, размером со спичечный коробок, стол и соответствующий ему стул, взмахом палочки увеличил их до нормальных размеров. Разместившись, наконец, с комфортом и закинув ногу на ногу, адвокат снова обратился к Северусу:

— Итак, чтобы я мог с большей эффективностью выстроить линию защиты, мне необходимо задать вам несколько вопросов.

— Задавайте, — неуверенно сказал Северус. В других обстоятельствах он отказался бы от немотивированной помощи незнакомца, полагая, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Только вот ситуация и так выглядела хуже не куда.

Он ждал подвоха или ловушки, но Прайд дал Адвокатскую клятву о неиспользовании полученной от клиента информации ему во вред. Да и вопросы не выглядели коварными. Почему носил с собой палочку матери и пользовался ею в нарушение запрета на магию несовершеннолетних? Как в действительности началась драка? Кто первый прибег к колдовству?

Северус не усмотрел для себя особого риска в том, чтобы рассказать о смерти мамы и о подработках в аптеке. Признался, что аппарировал в Лондон на Косую аллею и обратно, поскольку без магии пешком добираться нереально, а на «Ночном рыцаре» или маггловском транспорте — дорого. Честно рассказал он и про драку. Утаил только причину стычки. Не хотел впутывать Лили. Сослался на давнюю школьную вражду.

Прайд сосредоточенно слушал, изредка делал пометки в блокноте.

— Что ж, думаю, у нас есть неплохие шансы смешать ненавистнику слизеринцев карты, — наконец заключил он, чуть изогнув в довольной усмешке уголок рта под тонкими темными усами. — Я про Уильямсона… Для начала я намерен добиться того, чтобы вас отпустили домой. Но от вас потребуется принести Малый обет о том, что вы не покинете место жительства и явитесь со своей личной палочкой на заседание суда ровно к назначенному времени, а именно к девяти утра в понедельник. Согласны?

Долго размышлять было не над чем. Либо дожидаться суда в заплеванной камере, пока авроры роются в его вещах в поисках палочки, либо провести оставшееся время дома и явиться на заклание самому.

* * *

Шагнув с верхней ступени, Северус промахнулся мимо следующей, неловко ступил на подножку и чуть не вывалился из автобуса прямиком в придорожную канаву.

Едва его ноги коснулись земли, Ночной рыцарь сорвался с места и, не доехав даже до середины улицы растворился в ночи.

Путешествие на чудо-транспорте — первое в жизни — оказалось не из приятных. Пока пробирался к свободному месту Северус несколько раз чуть не упал, чувствительно долбанулся лбом об поручень и уже на финише отдавил ногу седой старушке, в результате чего чуть ли не всю дорогу слушал весьма нелестный монолог о себе и всей современной молодежи. Но даже упав на сиденье, он вынужден был держаться обеими руками, чтобы не вылететь в проход на одном из крутых виражей. К концу поездки к букету приятных впечатлений добавилась еще и тошнота. Поэтому, оказавшись на земле, вздрагивающей и покачивающейся, он первым делом постарался унять дрожь в коленях и продышаться и только потом нетвердой походкой направился к дому.

Даже не успев толком переступить порог, он понял, что жизнь твердо вознамерилась его так или иначе добить.

— Северус! — Тобиас встречал прямо у дверей. — Где тебя носило? Ты в курсе, который сейчас час?

— Нет. — Парень недобро зыркнул через сосульки склеенных грязью и потом волос и, держась рукой за стену, принялся ногами неловко стаскивать убогие лоферы.

— Три часа ночи… Ты что, пьян? — В голосе старшего Снейпа не чувствовалось ни угрозы, ни злости. Скорее — обескураженность и, возможно, даже сочувствие, но младший в тот момент не был способен ни анализировать, ни удивляться. Он ощущал только глухое раздражение.

— Представь себе, нет, — ядовитым полушепотом ответил Северус.

— Так, где ты был? — Тобиас, похоже, тоже терял терпение.

— В аврорате.

— Где?

— В полиции! Так яснее?! — наплевав на все возможные последствия, выкрикнул Северус родителю в лицо и с вызывающим видом направился к лестнице, но ожидаемо был остановлен жестким захватом за локоть.

— Как ты там оказался? За что?

— Подрался! — ехидно улыбнулся сын. — Доволен? А теперь отстань от меня! — Он резко дернул рукой, высвобождая локоть.

— Не смей так со мной разговаривать! — прорычал Тобиас и, схватив отпрыска на этот раз за плечо, грубо швырнул на диван.

Северус прекрасно осознавал, что палочка наверху в спальне и совершенно недоступна. А даже будь она в руках, пользоваться магией он не мог: отказ от колдовства до суда — одно из условий освобождения под Малым обетом. Без магии же известный в округе своим крутым нравом и тяжелым кулаком Тобиас мог запросто размазать его по стенам. Но, видно, вместо инстинкта самосохранения младшим Снейпом в тот момент двигал инстинкт самоуничтожения, поскольку, глядя на разъяренного папашу, он с наглой улыбкой поинтересовался:

— А то что? Прибьешь меня? Так давай! Это же все, на что ты способен.

Тобиас в самом деле ринулся было к нему с сжатыми кулаками, но в последний момент остановился. Шумно выдохнул и сглотнул. Прошелся взад-вперед по комнате, убрал назад упавшие на глаза волосы.

— Северус… Сын. Послушай. Мы с тобой давно не говорили по-нормальному. — Слова как будто спотыкались. — И это моя вина. Но давай попробуем найти общий язык. Хотя бы попытаемся…

Тобиас говорил о том, что они остались только вдвоем. Что им нужно теперь держаться друг за друга. Признавал, что был плохим отцом, но хотел бы хоть что-нибудь исправить. Что-то обещал. Но Северус слишком хорошо знал цену его обещаниям. На дне сознания шевелилось и росло нечто темное, надрывное. Из-за этого вскипала и пульсировала в ушах злость, с трудом улавливался смысл, но, испытывая от бурлящего бешенства некое извращенное удовольствие, Северус заставлял себя слушать.

Когда Тобиас выдал фразу о том, что им стоит попытаться наладить отношения хотя бы ради мамы, которая любила их обоих, тьма развернулась и явила лицо. Северус сорвался с места.

— Прекрати! — прошипел он опешившему, судя по широко раскрытым глазам, родителю. — Ты не имеешь права, говорить о маме. Даже имени ее касаться!

— Что?.. — растерянно начал Тобиас и умолк, как будто в его груди внезапно закончился воздух.

— Это ты виноват в ее смерти! — хрипло выкрикнул Северус. — Она… Она в самом деле тебя любила. Терпела. Прощала. Все!.. А ты только и делал, что изводил ее бесконечными нападками. Скандалами. — В тусклом лунном свете, сочащемся из незанавешенных окон, он видел исказившееся болезненной гримасой лицо Тобиаса, видел, как тот беззвучно открывает рот, то ли пытаясь что-то сказать, то ли просто хватая воздух. Но остановиться уже не мог. И не хотел. — Где это видано, чтобы волшебница умерла так рано? Ты!.. — На глаза выступили злые слезы. — Ты вообще знаешь, сколько обычно живут волшебницы? Сто тридцать — сто пятьдесят. И мама могла прожить столько же. Но ты превратил ее жизнь в ад. Поэтому ее сердце износилось к сорока, и даже магии не хватило, чтобы его поддерживать!..

— Замолчи! — тяжело дыша, прохрипел Снейп-старший, чуть покачиваясь и глядя на сына исподлобья.

— Нет, слушай! — сквозь зубы процедил младший, отзеркаливая его позу. — Ты угробил мать, а теперь решил поиграть в папочку? Не выйдет. Ты. Мне. Никто.

Выплюнув последнее слово, Северус круто развернулся и метнулся в свою комнату. Он не надеялся таким образом сбежать. Если бы Тобиас захотел поквитаться с ним за дерзость, то хлипкая дверь препятствием бы не стала. Да Северус и не стал запираться. Просто саданул ею со всей дури и рухнул на кровать, лицом в подушку. Он допускал возможность расправы и не боялся. «Пусть изобьет. Хоть даже до смерти, — с исступленной решимостью думал Снейп-младший. — Плевать. Зато сам отправится в тюрьму…»

Он вспоминал прошлое и почти задыхался от ненависти. Пусть Тобиас особо и не распускал рук дома, Эйлин он мог схватить за грудки или грубо оттолкнуть, если стояла у него на дороге. Сыну раза два или три довелось получить подзатыльник. Мелочи, если сравнивать с тем, что творилось в некоторых семьях по соседству. Однако Тобиас почти каждый день приходил пьяным, тиранил жену придирками и нелепыми обвинениями, нередко оскорблял. Громил мебель и бил посуду. А когда уходил, чтобы спустить в пивной последние деньги, Эйлин сидела посреди устроенной проклятым магглом разрухи и плакала. А потом брала слабой рукой палочку и сквозь слезы шептала «Репаро». Северус не мог этого ни забыть, ни простить.

Внизу что-то разбилось. Затем вновь опустилась тишина, в завершении которой хлопнула входная дверь. Северус закрыл глаза и неожиданно для самого себя провалился в пустой, но тяжелый сон.

* * *

Кричер скорбно складывал на затылке большие уши и тяжко вздыхал, наводя в доме чистоту и прикидывая, чем порадовать хозяев на завтрак. Он до самых глубин своей эльфийской души жалел старших Блэков и терзался угрызениями эльфийской совести. Глупое сердце Кричера пожалело заморыша-полукровку, а тот вон какие беспокойства хозяевам доставляет.

Ведь до чего дошло! Только они спать легли, и пары часов не прошло, а хозяюшка уже проснулась. Причем аж вскрикнула от боли. И пришлось благородным хозяевам вскакивать и среди ночи аппарировать туда, где полукровка умудрился влипнуть в очередные неприятности. Кричер вздохнул, сокрушенно качая головой, и продолжил энергично натирать столовое серебро. «И чего мальчишке спокойно не сидится?»

Правда, нашлось во всем случившемся и хорошее. Вернулся непутевый хозяин Сириус. Однако именно по этой причине и утро в мэноре не обещало быть спокойным. Домовик молитвенно сложил маленькие цепкие пальцы и возвел большие грустные глаза кверху: «Хоть бы у хозяина Ориона получилось все, как он задумал!»

Кричер — воспитанный эльф. Он не подглядывал и не подслушивал. Он просто незаметно прибирался в кабинете главы семьи, когда тот вошел туда с хозяйкой. Хозяин еще так заботливо, так ласково взял супругу за ручку, что Кричер аж прослезился. А тем временем хозяйка беспокоилась, справится ли Габриэл. Эльф не знал, кто такой Габриэл, но пожелал, чтоб справился. Дело, как он понял, сложное. Нужно и полукровку от судебного произвола спасти, и не допустить, чтобы недостойное поведение бестолкового молодого хозяина нанесло ущерб репутации рода Блэк.

— Он ведь все еще Блэк. И все еще наш сын, — говорила Вальбурга, — мы не можем допустить, чтобы пятном на его биографии стала еще и судимость. Пусть даже… Особенно, когда это глупое, мелкое хулиганство!

А хозяин Орион на то ответил, что есть у него определенные соображения насчет того, как сложившиеся обстоятельства использовать во благо: и чести Блэков не уронить, и Сириусу урок преподать.

— Только по данному вопросу мне еще необходимо проконсультироваться с юристами, — сказал Орион в заключение.

Потом хозяюшка Вальбурга ушла отдыхать, а старший хозяин еще долго работал и переписывался через камин с Демианом Клиффордом — главным адвокатом семьи Блэк.

— Поговорим?

— А у меня есть выбор? — потомок благородной фамилии, съехав копчиком на самый край большого кожаного кресла, безобразно ухмылялся в лицо родителю. — Давай поговорим.

— Выбор всегда есть, — холодно заметил Орион, принимая у Кричера чашку крепкого зеленого чая, в который тот по просьбе хозяйки тайно добавил три капли успокаивающего зелья. — Только диапазон возможностей может существенно меняться, причем во многом в зависимости от ранее сделанного выбора.

— Пф… Конечно, если я сейчас откажусь с тобой говорить, то завтра мне выбирать уже будет практически не из чего, — драматично взмахнув изящной, почти по-женски тонкой кистью, издевательски изрек Сириус и, по-видимому, очень довольный собой, принялся разглядывать собственные ноги, обтянутые плотной темно-синей тканью бесстыдно узких маггловских штанов. Не иначе как для пущей зрелищности он поерзал пятой точкой по креслу, и блик от львиной головы, украшающей массивную пряжку ремня, больно резанул по глазам эльфа.

Красивый он, хозяин Сириус, даже в скоморошьем наряде. Кудри черные на плечах, глаза ярко-серые. Какой мог бы быть продолжатель рода, любая девушка б, наверное, за него пошла, хоть из самых знатных фамилий мира. Если б еще не компрометировал семью, не позорил глупыми выходками. Хозяин Регулус тоже красивый, а еще рассудительный и ответственный — главная надежда семьи. Но все-таки жаль и этого шалопая. И не только Кричеру. Эльф невольно вспомнил совершенно гадкую сцену, предварившую уход молодого хозяина из дома.

«Ваши традиции давно покрылись плесенью! Неужели не видите? А ваш снобизм пропитан фашизмом! — запальчиво выкрикивает хозяин Сириус, и Кричеру почему-то врезается в память его оскал. Ряд ровных белых зубов с отчетливо выделяющимися клыками. — Да мне тошно находиться с вами под одной крышей!

— Так никто не держит».

Эльф сокрушенно качнул большой понурой головой: «Да разве ж так можно с родителями?» Хозяюшка Вальбурга только напоказ такая суровая и несгибаемая, а украдкой в тот день плакала, хоть и кивала словам супруга твердо: «Он сам должен понять, что не прав. Сам». Хозяин Орион потом ушел в кабинет заниматься делами, но сколько ни являлся к нему Кричер — то чаю подать, то рассказать о самочувствии хозяйки, то уже по ее распоряжению к ужину позвать, — а на столе все лежала домовая книга, раскрытая на одной и той же странице…

Глава рода редко ошибается, но в тот раз, похоже, ошибся: ничего молодой хозяин сам не понял.

«Может, хоть теперь получится его образумить. Хоть бы получилось».

Ну, по крайней мере, требованию сесть, как положено джентльмену, он внял. Хоть и нехотя подтянулся на локтях, выпрямился. Невесть во что обутые ноги подобрал.

— Я бы хотел знать, что на самом деле произошло в том маггловском сквере, — глава семьи, отпив, отставил чашку в сторону и сложил руки домиком.

— Только не говори, что ты не видел материалов дела? — Сириус скользнул скучающим взглядом по лицу отца и вернулся к созерцанию то ли потолка, то ли верхних полок высокого книжного шкафа.

— Видел, — повел бровью Блэк-старший и чуть плотнее сжал губы. — Но что там правда, а что ложь?

— Как это типично для тебя, папа! — сочась ехидством, сын покачал буйными кудрями. — Следователь, совершенно чужой человек, мне поверил. Но ты, — тонкие пальцы выписали замысловатый финт, — нет.

Чуть прищурившись, отец задержал на нем взгляд.

— Прости, если обидел, — еще сильнее сжимая после каждого слова губы, ответил Орион и встал из-за стола. — Если ты действительно рассказал следователю всю правду, ничего не исказил и не скрыл, то беспокоиться не о чем, — он повернулся к сыну боком и посмотрел в окно, как делал всегда, когда размышлял о чем-то важном и сложном. — Но если нет… Просто имей в виду, что ваш неприятель, Северус Снейп, подписал согласие на допрос под веритасерумом или легилименцию в случае, — ухмылка застыла на лице младшего Блэка, превращая его в маску, но старший этого, казалось, не заметил, — если суд сочтет это необходимым для проверки его показаний, которые, надо сказать, серьезно расходятся с вашими.

— Но суд же может и не воспользоваться? — густые черные брови напряженно сошлись к переносице, холеные пальцы сдавили подлокотники. — К несовершеннолетним же нельзя применять такие методы дознания, насколько я помню, — Сириус выдохнул и расслабился.

— Не совсем так. Противозаконно подвергать несовершеннолетних таким формам дознания насильственно. С их согласия, в особых случаях, можно. К тому же до совершеннолетия ему осталось меньше года, так?

— Да хрен его знает… — буркнул Сириус, отворачиваясь. — Наверное. Но все равно, какая в том необходимость?!

— Как сказать, — заинтересованно рассматривая что-то во дворе, Орион пожал плечами. — Когда показания противоречивы, на мой взгляд, было бы вполне логичным. А тебя это волнует?

— Да не особо, — Сириус дернулся. — Просто не хотелось бы, чтобы кто-то увидел… как мы поспорили. Просто мало ли, вдруг я сказал что-то лишнее в запале. Ты же знаешь, я могу, — молодой Блэк хохотнул. Подавшись вперед, он следил за тем, как старший возвращается к столу. Куснул нижнюю губу: — Ты ведь можешь? Ну, намекнуть суду, что не стоит… устраивать лишнюю волокиту.

— Могу, — Орион откинулся в кресле и скрестил руки на груди, — в обмен на правду.

— Ха! — смеялся Сириус всегда громко и с резким выдохом. — Значит, все-таки не веришь. Ладно, забудь. Обойдусь без отцовской защиты, не привыкать. Мне поможет мистер Поттер, раз тебе нет дела.

— Если я ему это позволю, — от подавшегося вперед Блэка-старшего повеяло холодом настолько явственно, что у стоящего под чарами невидимости и ожидающего дальнейших распоряжений Кричера мгновенно озябли оголенные плечи. Оттягивая себе уши в бездумной попытке хоть немного ими прикрыться, он с замирающем сердцем смотрел, как хозяин медленно поднимается, отражаясь в темной полированной глади стола. А запальчивые разглагольствования бестолкового Сириуса в замерзшем воздухе звенели все злее:

— А вот это тебе не по силам, папа! Поттеры не твои васс...

— В глаза смотреть! — от короткого требования, высказанного лишь немного повышенным тоном, стылое напряжение треснуло и осыпалось невидимыми осколками. Сириус вздрогнул и отдал взгляд, а отвести его смог, только когда глава семьи сам разорвал контакт.

— Что ж, теперь понятно. В том, что незарегистрированные палочки принесли и использовали вы с Поттером, я даже не сомневался. А вот анимагией удивил.

— Доволен? Все увидел? Ты вообще отдаешь себе отчет, что это было насилие над личностью?

— Ты зарегистрировался? Конечно, нет.

— Ты не имел права!

— Ошибаешься. Ты еще несовершеннолетний, а я твой отец. Так что я имею право знать о тебе все.

— О да! Я же забыл, что наше общество благодаря таким, как ты, застряло в позапрошлом веке и здесь еще даже не слышали о защите личного достоинства! И что? Что изменилось от того, что ты что-то узнал? — Сириус раскинул руки. — Поможешь мне избежать неприятностей?

— Непременно, ты же мой сын. И первое, что я сделаю, это скреплю магический обет, которым ты возьмешь на себя ряд обязательств. Ты вернешься в родительский дом. Уже нагулялся, хватит. — Отпрыск от возмущения только раскрыл рот и развел руками. — Изучишь, наконец, историю рода Блэк и магической Британии, а также основы нашей правовой системы. И перестанешь провоцировать конфликты как со Снейпом, так и с кем-либо еще.

— Ну, знаешь! Я на такое рабство никогда не соглашусь, — Сириус решительно поднялся. — Я ухожу. А разобраться с судом мне поможет отец Джеймса. И ты, — он наставил на отца указательный палец, — не в силах ему это запретить! И меня удержать не сможешь. Хоть кандалы надевай — я сбегу.

— И не собираюсь. Не принимаешь условия — иди куда хочешь. А я напишу ходатайство о применении к Снейпу легилименции. Поверь, его согласия и моего требования будет более чем достаточно. Можешь возвращаться к Поттерам, только учти, что своим неповиновением ты подставишь и дружка. Хотя ему, конечно, достанется поменьше твоего — только за палочку. С тебя же взыщут и за незаконную анимагию. И это тебе, а не Джеймсу и не Снейпу, кстати, будет грозить отчисление из Хогвартса.

— Это, — Сириус задохнулся. — Это подло! — он стремительно двинулся на отца и остановился, только дойдя до края разделявшего их стола. — Значит, станешь топить меня? Вот такого, признаюсь, я не ожидал! И даже на фамильную честь плевать! Браво, мистер Блэк! Мои аплодисменты!

— Думай, что хочешь, — устало парировал Орион, глядя на паясничающего и скалящегося в злой ухмылке отпрыска, — но я тебя не топлю, а спасаю, пока еще не поздно.

— Что?! — фальцетом выкрикнул Сириус и согнулся пополам от смеха. Орион ему истерить не мешал. — Потрясающая логика! — воскликнул младший Блэк, распрямившись. — И как ты себе это представляешь, интересно знать?

— Так, — старший обратился дымом, очертаниями напоминающим хищную птицу, а через мгновение уже стоял рядом с сыном и говорил тихо ему в лицо: — Я избавляю тебя от опасной иллюзии вседозволенности и безнаказанности. Мое влияние велико, но не безгранично. Лучше ты сейчас понесешь наказание за мелкий проступок, чем в будущем вляпаешься во что-нибудь такое, из чего никто не сможет вытащить — ни я, ни, тем более, мистер Поттер.

* * *

— Се-ев! — звенящий голос пробился в ватную набивку сна, и дремотное сознание различило суховатый стук чего-то мелкого об оконную раму. С резким дребезжанием что-то прокатилось по жестяному откосу. И снова — нетерпеливое и нервное: — Сев!

«Лили?!»

Северус ошалело разлепил глаза и тут же снова их крепко зажмурил. Щель между линялыми шторками сияла ярким солнечным светом.

То, что нога попала в дыру на покрывале, Северус заметил поздно, а осознал, только вставая с пола и потирая ушибленное колено. Чертыхаясь сквозь стиснутые зубы и распрямляясь в хромоногом броске, он все же достиг окна и выглянул наружу:

— Лили! — сердце пропустило удар. На улице, задрав огненно-рыжую под ярким солнцем голову, в самом деле стояла она. Но мимолетная радость угасла, не успев толком вспыхнуть. Плотно сжатые губы и сведенные брови подруги не сулили ничего приятного. — Я сейчас, — смутно отметив, что без палочки давно заклинившее окно не открыть, обреченно крикнул Северус через стекло и махнул рукой. Движение вышло невнятным и беззащитным. Он нахмурился и, сунув руки в карманы, пошел к двери.

«Пришла высказать за вчерашнее? Чтоб больше близко не подходил?.. И гребаный маггл сейчас наверняка придолбается… Или не приперся еще? И какого драккла… — рваные мысли, сбивая друг друга, промелькнули под шлепанье босых ступней по лестнице, а под скрип половиц в гостиной вытолкнули угрюмое: — Ну, что ж...»

Он что, отказывается от борьбы за дружбу Лили? Блеклое, как принты на линялых футболках из секондхэндов, чувство не тянуло толком ни на удивление, ни на решимость. И тоскливая ноющая боль никуда не делась, только будто бы, прижав уши, отползла в угол.

«Просто, если уже ничего не исправить… Да и нужен ей такой нищеброд и уголовник».

Пройдя сквозь полумрак прихожей, рассеченный полными пыли лучами света, Северус надавил на прохладную металлическую ручку и вдохнул неожиданно свежего воздуха с улицы. Наверное, от избытка кислорода в глазах слегка потемнело, и силуэт подруги на пару мгновений расплылся яркими пятнами. Потому он не успел разглядеть ее перемещение, только, почти сбитый с ног, спиной ощутил вздувшуюся пузырями поверхность дверной фанеры.

— Сев! — Лили обвила руками его шею и даже на один охренительно прекрасный миг прильнула всем телом, окатив волной пахнущих лесом волос. — Слава богу, ты дома!

Она отстранилась, и часть радужных пузырьков, наполнивших грудь и мысли Северуса, лопнула, прыснув смутным разочарованием. Непроизвольно он попытался удержать подругу рукой, непонятно как оказавшейся на ее потрясающе тонкой и гибкой талии. Но вовремя спохватился, убрал своевольную конечность в карман и постарался въехать в то, о чем Лили его только, что спросила. Вроде бы это было:

— Значит, тебя отпустили?

— Ну… типа… да. Почти. Наверное, — выдал Северус и офигел от собственного красноречия. А еще на нем мятая, пропахшая вчерашним потом рубашка. И голова немыта. И лицо... Черт!

— Что значит почти наверное? — Лили посмотрела с неподдельной тревогой и заботой.

Губы Северуса тронула невольная улыбка, которой никак нельзя было позволить стать широкой и выставляющей напоказ неровные зубы. Это он понял еще года три назад, когда по совету, вычитанному на каникулах в каком-то маггловском журнале, попытался поупражняться в эффектной мимике перед зеркалом. Эффект его лыба, конечно, производила, но при Лили лучше не надо.

— Ну, это в двух словах не расскажешь, — ему удалось собрать физиономию в кучу и сохранить серьезность, — давай я сейчас по-быстрому переоденусь и мы пойдем… погуляем... — он рассеянно сунул пятерню в свои волосы. Жуткий ужас. Может быть, Лили согласится подождать, пока он и голову вымоет?.. — Зайдешь?

Папаша мог явиться в любой момент, но не заставлять же ее стоять под дверью.

— Нет, Сев, я не могу гулять, — досадливо сморщилась она, тем не менее проходя в дом. — У меня мало времени. Расскажи, чем все закончилось, и я пойду.

— Ну… ладно, — ругая себя за бесконечные «ну», он прошел за гостьей в гостиную и жестом пригласил на кухню, неловко пододвинул ей табурет. — Чаю попьем?

— Не надо чая, Сев. Рассказывай уже.

— Что рассказывать? — заняв табурет с другого конца стола, он поковырял ногтем вывернутый край прорези на старой клеенке. — Загребли нас всех в Аврорат за нарушение Ста… Постой, а ты, получается, про это знаешь? Откуда? — Догадка насчет Поттера саданула под дых.

Лили нахмурилась:

— Да, мама Поттера со мной связывалась по камину прямо посреди ночи…

— И чего она хотела? — криво усмехнулся Северус, настороженно следя за кусающей губы подругой. Казалось, что та решает, как лучше ответить.

— Что хотела? — Лили тряхнула густыми волосами. — Чтобы я поддержала ее сына в суде, дала показания, что он ни в чем не виноват и ты первый начал… Но ты же понимаешь, что я этого не сделаю? Во-первых, я не видела драку и с чего она началась, поэтому не могу на этот счет давать никаких показаний — так я ей и ответила. А во-вторых, ты ушел раньше и не мог знать, когда и как будут уходить они, чтобы подкараулить, значит... Короче, это не доказательство, но я уверена, что это они на тебя напали, а не наоборот.

Любуясь распахнутыми ярко-зелеными глазами, Северус благодарно кивнул.

— Я так и думала! Но так что было в Аврорате?

— Да ничего! — вырвалось с горьким сарказмом. — Следак попался сволочь, сказал, что это я напал на хороших мальчиков с тремя палочками и за это меня нужно исключить из Хогвартса, отнять палочку и запретить колдовать. Но… — осекся он, заметив выражение неподдельного ужаса на лице подруги, — но мне предоставили адвоката. И, знаешь, как это ни удивительно, он вроде бы действительно собирается меня защищать. Поэтому...

— Хоть бы так и было! — ее брови сочувственно изогнулись. — Сев, я так за тебя волнуюсь…

— Правда? Вчера, когда ты на меня разозлилась и выгнала, мне так не показалось… — наверное, какой-то драккл дернул его за язык.

Лили чуть-чуть помолчала, вздохнула и одарила неопределенным взглядом:

— Балбес ты, Сев. Конечно, я на тебя разозлилась. Знаешь, за что? За то, что повелся на их дурацкую провокацию. А я знаю Туни. Она сделала все, чтобы родители увидели ее в слезах. Я знала, что раз она ушла, значит через несколько минут к нам выйдет папа, а он… Прости, но он и так тебя не любит. Я еле уговорила, чтобы мне разрешили тебя пригласить, но после жалоб Туни… В общем, ничего хорошего он бы тебе не сказал. Поэтому лучше всего было, чтобы ты побыстрее ушел. Ну и… Ты обиделся?

— Я не могу на тебя обижаться, Лили, — честно ответил он. — Не получается.

Она сверкнула смущенной улыбкой.

— Это хорошо, что не обижаешься. Я ведь… Ты мне… В общем, я правда за тебя переживаю. И если я смогу тебе чем-то помочь, ты только скажи. И знаешь что? Мне, конечно, запретили с тобой общаться, но я не собираюсь их слушаться. Сейчас мне нужно уже бежать, потому что мой поход в магазин и так уже слишком затянулся, — Лили хихикнула. — Но давай встретимся с тобой после ланча? Я придумаю какой-нибудь предлог. Только нужно выбрать место, где Туни нас не выследит.

Конечно же, он полностью «за». Он даже забыл, что ему противопоказано широко улыбаться. Проводив до дверей свой солнечный, теплый вихрь, он готов был стечь по стенке счастливой лужицей, но предстояло много дел. Во-первых, вернуть себе хотя бы сносный вид. Во-вторых… когда речь шла о предстоящем суде, в голове мелькала какая-то нужная мысль. А! Да! Полистать на всякий случай учебники по окклюменции. Вдруг там найдется что-нибудь полезное, с чем он еще не разобрался.

Отдав палочку дежурному на проверку, Северус нервно сглотнул и потерянно осмотрелся. Атриум министерства магии, который описывали как роскошный и сияющий великолепием, показался полным фальши и безжизненного блеска. Тяжесть, сдавившая грудь, только усугубилась. В поисках душевного равновесия оставалось только возвращаться в воспоминания о вчерашнем дне.

Жизнь после очередного пинка погладила по макушке. Вернула Лили. Ее визит казался сном. И ядовитый сарказм сомнений почти проник в чумную после вечерне-ночных приключений голову, но ретировался с прилетом совы, доставившей письмо в когтистых лапах.

«Встречаемся у супермаркета Уэйтроуз в пять».

Лили не пришла в пять. Она появилась на расцвеченной пятнами рыжеватого солнечного света кленовой аллее, когда часы на ратуше показывали аж семнадцать ноль семь — Северус успел поволноваться. Но наградой за ожидание стали разметавшиеся волосы, горящие глаза и легкое платьице персикового цвета, которое подолом гладило стройные ноги. Северус вдохнул полной грудью и не сразу выдохнул.

— Сев, я придумала! Мы с тобой поедем в Олдхемптон ⁽¹⁾ и сходим в кино, — не дав опомниться, сообщила она. — Насчет маггловских денег не…

— Деньги есть, — очнулся он.

Покупать продукты у магглов дешевле, чем на Диагон-аллее, и безопаснее, чем в Лютном, поэтому часть заработанных кнатов и сиклей Северус регулярно менял на шиллинги и пенсы. И догадался взять на прогулку деньги обоих миров.

— Ой, а вот и автобус. — Ладонь ощутила цепкую хватку тоненьких пальцев. — Бежим!

Он побежал, сначала подчиняясь тяге, но вскоре, вырвавшись вперед, уже увлекал Лили за собой. Звякнула автобусная подножка под ее каблуками, и тихо зазвенел смех. Они едва успели втиснуться в закрывающиеся двери.

И к началу сеанса успели впритык. Но ведь успели. И потом полтора часа следили за уморительными стычками криминальных авторитетов, хватали друг друга за руки и комментировали. Ну и насмеялись, конечно, вдоволь.

Что и говорить, приятным запомнился соседний городишко, и кинотеатр, и парк. Мороженое. Пустая болтовня. И даже многолюдность не была помехой.

Взгляд лениво выхватывал то пожилого мужчину, развалившегося на скамейке и жмурившегося по-кошачьи на низкое солнце, то звонкую толпу ребятни, оккупировавшей широкий газон, то мечтательно бредущую навстречу девушку, то живо что-то обсуждающих подростков.

Северус вдруг поймал себя на мысли, что угроза временного лишения палочки, возможно, не так и страшна. Вон, неплохо же себя чувствуют… люди. И, если Лили будет с ним, он…

— …да хоть дворником устроюсь на первое время, — неожиданно для себя Северус взял да и произнес это вслух . — Не пропаду.

— Правильно, Сев! Главное — не сдаваться. Я верю в магическое правосудие. Верю, что тебя оправдают, но… Если вдруг суд будет несправедливым, то знай, я тебе помогу. Будем вместе улицы подметать. — Он не понял, в шутку она обещала или всерьез, но на душе стало еще светлее. — Мы будем такой интересной парой дворников, не находишь?

— Ага, и в некотором смысле гармоничны с метлами, — он прищурился, — волшебники все-таки.

Лили расхохоталась.

— А знаешь, какое главное преимущество маггловской метлы? На ней невозможно летать!

Северус ненавидел метлы. Он плохо на них держался, плохо ими управлял. Каждый раз, седлая долбанное помело, он чувствовал себя лузером. Но шутке Лили вдруг искренне рассмеялся. Она ведь тоже несильна в полетах. Но относится к этому с юмором, а он зачем-то загоняется.

Чередуя приколы с серьезными рассуждениями, они бесцельно бродили по незнакомым аллейкам. Иногда Лили отшатывалась на пару шагов, чтобы, держась за живот, прохохотаться, но потом снова брала его под руку и, немного рисуясь, важно вышагивала рядом, пока вдруг не зажигалась внезапным энтузиазмом покачаться на качелях. Это напоминало моменты их безмятежной дохогвартской дружбы, только острее и волнительнее. Забыв о времени, они едва не опоздали на последний автобус и были вынуждены нестись сломя голову сквозь сиреневую завесу наползающих сумерек. И этот стремительный бег будил отдающую первобытным восторгом радость движения, которую они впитывали каждой клеткой молодых, здоровых тел.

На прощание, уже в Коукворте, Лили подарила другу быстрый поцелуй в щеку. Скользящее касание рук. Непонятный и волнующий взгляд из-под густой челки. И потом он завороженно провожал взглядом удаляющуюся фигурку, любуясь трогательной ложбинкой между подвижных лопаток, тонкой талией и невольно — тем, что пониже. Северус закусил губу. Он ведь не должен? Лили же друг, и что бы она подумала, узнав о его не совсем дружеском интересе?

Ответов он не нашел, но и угрызениями совести терзался недолго. Они развеялись также неуловимо, как и появились. И дальше он просто стоял в тени и смотрел Лили вслед, пока ее силуэт, мелькнув напоследок в прямоугольнике яркого света, не скрылся за дверью родительского дома. И Северус пошел к своему. Не понуро, как часто бывало, а легко, вольготно, с прыжками за листьями с высоких веток, подпиныванием валяющихся под ногами прошлогодних сосновых шишек и попытками изобразить с ними полузабытые футбольные удары: "щечкой", носком, рабоной. Еще один навык, оставшийся с детства, с тех времен, когда Тобиас еще пытался изображать отца. Впрочем, Северуса совсем не заботило, у кого он этим финтам научился, он просто позволял себе делать, что вздумается, и продлевал кайф.

На удивление, хорошее настроение не испортило даже то, что на подходе к дому его окликнула соседка:

— Ты бы пошел привел отца домой-то. Они с Джоном Палмером, видать, перебрали — лежат в сточной канаве, на Береговой у самой окраины.

Плевать бы он хотел на этого маггла. Отец называется… Но стыдно. А тот еще, тяжело навалившись на плечи, дышал перегаром и с пьяными слезами на мутных зенках то благодарил, заверяя в отцовской любви, то жаловался, как ему плохо и стыдно, то просил Северуса быть осторожным:

— А то вс-ши с-всем ох-ренели. Джэна у-волокли куда-т…

«Да кому сдался тот алкоголик?..» — раздраженно подумал Северус, грубо сваливая на диван не стоящую на ногах тушу. Но он счастливо забыл о Тобиасе и его пьяном бреде, едва успев дойти до лестницы. Мысли текли в манящий плен воспоминаний. Воспоминания о прошедшем вечере, о Лили согревали и, разгоняя тревожные мысли, дарили ощущения силы и уверенности.

Однако и их магия не устояла, растворилась в пасмурном утре грядущего дня. Судного дня.

— ...На время судебного разбирательства ваша палочка конфискована, — равнодушный голос дежурного вернул Северуса из пасмурных раздумий в еще более пасмурный атриум. — В дальнейшем ею распорядятся согласно приговору.

Перед внутренним взором мелькнули чьи-то толстопалые руки, в которых с сухим хрустом сломалась палочка. Северус зябко дернулся, торопясь избавиться от наваждения, и кивнул. Тело будто одеревенело и отзывалось на невольный страх только слабой тянущей болью в животе, под ребрами. Это однозначно лучше, чем приступы дрожи, накатывавшие на Северуса в минуты сильного волнения прежде. Однако минус нынешнего состояния заключался в том, что мысли вязли, как в мухи в сиропе. Немного поколебавшись, он решился на окклюменцию.

«Сильная головная боль, особенно сопровождаемая носовым кровотечением, свидетельствует о крайнем перенапряжении и требует немедленного прекращения сеанса ментальной магии. Пренебрежение данным правилом для мага чревато кровоизлиянием в мозг, последствия которого могут быть самыми плачевными: от временной дезориентации, потери магии и преходящего паралича до пожизненной утраты магических способностей, инвалидности и смерти», — вычитал Северус в учебнике по ментальной магии, в разделе «Предупреждения и предостережения начинающим», заглянуть в который он удосужился только накануне.

Но теперь, следуя темными коридорами министерского подземелья и с максимальной аккуратностью возводя защиту, — чтобы твердая поступь аврора, что шагал слева и на полшага сзади, не так увесисто пригвождала к полу, — Северус, к счастью, не ощутил тревожных симптомов.

Вместо зала его завели в крохотную тускло освещенную комнатку, в которой его ждал адвокат.

Прайд приподнялся из-за стола и протянул руку для приветствия.

— Это камера ожидания для подсудимых, — пояснил он, указывая на свободный стул. — Нас скоро позовут.

Северус неуверенно присел на край стула и зажал коленями сложенные вместе ладони.

— Волнуешься? Понимаю. Но объективно наши с тобой дела обстоят совсем неплохо. Главное, говори правду так, как отвечал мне. Поскольку ты не виновен, то любая ложь способна только навредить. Понял?

— Да.

— Хорошо. А как ты, говоришь, оказался в том парке? — с громким шорохом перелистывая бумаги, уточнил адвокат.

Северус нахмурился и, уставившись на свои длинные худые пальцы, повторил сказанное позапрошлой ночью:

— Гулял… — он поднял голову и встретился взглядом с цепким прищуром Прайда.

— А о дне рождения подружки почему говорить не хочешь?

— Я… — от неожиданности Северус захлебнулся воздухом.

— Что еще ты от меня скрыл, Северус? — перебил адвокат. Голос звучал строго, но не враждебно. — Ты делал что-то плохое на той вечеринке?

— Т-только ответил грубостью на подъё… На дурацкую шутку.

— И все?

Северус закусил губу, лихорадочно вспоминая.

— Да.

— Тогда почему скрывал?

— Я не хотел… Не хотел впутывать Лили.

— Точно? Хорошо. Запомни — больше никакой лжи! Договорились? Все. Теперь вдохни и выдохни. Все выяснили, все нормально. Но на будущее — никогда не ври собственным адвокатам.

— Судья велел занимать места в зале, — прерывая монолог Прайда, сообщил дежурный, появившийся в дверях, которые неизвестно когда переместились в другое место. И за ними оказался не коридор, а большой мрачный зал. В облицованных черным мрамором и малахитом стенах отражался колеблющийся свет многочисленных факелов. Воздух казался тяжелым, а уходящие вверх ряды деревянных скамеек давили на тех, кто находился внизу. Довершало картину кресло с цепями, стоящее в центре круга, но, к некоторому облегчению Северуса, Прайд указал ему на место за столом сбоку от судейской трибуны. Сам поставил свой портфель на соседний стул и ненадолго отошел к судье, которая оказалась пожилой сухощавой женщиной. Прайд отдал ей какие-то документы.

— Это Гризельда Марчбэнкс, — доверительно наклонившись ближе, шепнул он Северусу, когда вернулся. — Твое дело передали ей, что в нашем случае — большая удача. Она строга, но справедлива и неподкупна. Кстати, обращаться к ней следует исключительно «ваша честь». Не забудь, когда будешь давать показания.

Согласно кивая, Северус слушал внимательно, но по примеру самого Прайда глаз не сводил с Уильямсона, следователя и прокурора в одном лице. Тот выглядел недовольным и злым и посылал оппоненту волны ненависти. Хотелось бы Северусу думать, что это хороший знак.

— Уильямсон сегодня не в духе, — чуть насмешливо прокомментировал Прайд. — О! А с нами, кажется, хочет пообщаться адвокат семьи Блэк.

— Дэмиан Клиффорд, — представился подошедший к ним мужчина, одетый в черную адвокатскую мантию с глубоким бархатно-фиолетовым отливом и массивной застежкой из потемневшего серебра. В тон ей мелькнули запонки, когда он здоровался за руку сначала с коллегой, а потом и со слегка обалдевшим от такого обращения Северусом. — Я представляю интересы мистера Сириуса Блэка. Могу я поговорить с вами и вашим подзащитным, мистер Прайд?

— Не вижу причин для отказа, сэр, — вежливо улыбнулся Прайд и кинул выразительный взгляд на Северуса, который чуть ранее, машинально повторив действие своего защитника, вскочил с места и теперь неловко топтался рядом. Хорошо ли быть настолько вежливым с врагом, ему еще предстояло подумать. На досуге. А пока…

— Мой подзащитный предлагает вам мировое соглашение. Он готов отозвать свой иск при условии, что вы также откажетесь от всех претензий в его адрес. Кроме того, разобравшись в ситуации и признавая поведение моего подзащитного не вполне корректным, семья Блэк готова выплатить вам компенсацию за моральный ущерб, но предпочла бы сделать это вне судебного разбирательства, так сказать, на добровольных началах.

Чем дольше адвокат Блэков говорил, тем сильнее становилось ощущение сюрреалистичности происходящего. Понимание того, что уже пора бы ответить, а Северус вместо этого тупо пялится круглыми глазами, пришло с запозданием. Он поспешно закрыл оказавшийся приоткрытым рот и благодарно посмотрел на Прайда, заговорившего вместо него.

— Нам с подзащитным нужно посоветоваться, — степенно сообщил он и, когда Клиффорд, выразив полное понимание, корректно отошел в сторону, коротким взмахом окружил себя и Северуса коконом звуконепроницаемости. — Полагаю, нам стоит принять предложение. Семейство Блэк печется о фамильной чести. Но мировое соглашение выгодно и для тебя тоже. Чем меньше у тебя оппонентов, тем выше наши шансы на благоприятный вердикт. А уж с учетом предлагаемой компенсации…

— Да не нужны мне их деньги! — вскинулся отмерший наконец Снейп.

— Серьезно? Не ты ли говорил мне, что вынужден работать, чтобы как-то обеспечить свою жизнь?..

— Да, но я лучше с голода сдохну, чем дам Блэку повод думать, что живу на его деньги!

— Вот ведь досада, — с театральным огорчением приподняв брови, Прайд качнул головой. — Маразм фетровой певуньи Хогвартса, похоже, прогрессирует. Никак иначе объяснить твое распределения на Слизерин просто нельзя.

— Почему? — вместе с пониманием Северус внезапно утратил и боевой запал.

— Потому что тебе должны были бы расстелить красную ковровую дорожку на Гриффиндор, но никак не на Слизерин. Ведь слизеринцы никогда не поступают по принципу «на зло бабушке отморожу уши» и понимают, что не стоит ссориться с целым родом, особенно таким, как Блэк, всего лишь по причине не задавшихся отношений с одним из них. Тем более, что родители твоего неприятеля сами не одобряют его поступков. Что? Есть над чем задуматься, верно, Северус? То-то же. Почаще включай мозги. Мне до сих пор казалось, они у тебя есть. И приятнее, знаешь ли, защищать умного человека, — праведное негодование сошло с лица Прайда, сменившись прежним доверительно-доброжелательным выражением, — потому что глупца — бесполезно. Вытащишь его из одной неприятности — он тут же вляпается в другую. Ну, я полагаю, мы друг друга поняли и пришли к согласию. — Он кивнул и повернулся к защитнику Блэка: — Мистер Клиффорд!

Вообще-то никакого согласия Северус по факту высказать не успел, но для возмущения не нашлось ни сил, ни желания, ни… причины. Ведь действительно, если рассуждать здраво…

— Посовещавшись с моим подзащитным, мы готовы принять ваше предложение, но считаем недостаточным размер компенсации. Вы предлагали триста галлеонов, но, на наш взгляд, более справедливой была бы сумма в шестьсот.

Глаза Северуса в который раз непроизвольно распахнулись. Если сумма и была прежде названа, то каким-то образом прошла мимо его сознания. Триста галлеонов?!

Клиффорд между тем тонко, с пониманием усмехнулся:

— Мои доверители не уполномочили меня предлагать компенсацию свыше пятиста.

— Что ж, — Прайд выразительно повел черными бровями и, бросив быстрый взгляд на Северуса, кивнул. — Так и быть, мы пойдем вам навстречу и согласимся на пятьсот.

По всему выходило, что они делают Блэкам одолжение. И это не то, о чем Блохастый захочет трепаться. Да, подход Прайда явно заслуживал внимания, но зычный голос судьи, предлагающей сторонам заявить о ходатайствах, если это по каким-либо причинам не сделано ранее, легко переключил его на себя. Прайд и Клиффорд незамедлительно воспользовались предоставленной возможностью.

— Ну вот! С мистером Блэком вопрос решился наилучшим образом, — удовлетворенно сообщил Прайд. — Однако есть еще Поттеры, и они идти на мировую явно не собираются. Так что соберись, Северус.

Сухой стук судейского молотка не дал возможности ответить.

— Прошу всех встать! — потребовала Марчбэнкс. — Суд идет! Прошу садиться. Подсудимый, встаньте!

Северус, который едва успел коснуться стула, растерянно вскочил и недоуменно взглянул на Прайда. Ему что, садиться нельзя было? Но адвокат только ободряюще улыбнулся.

— Назовите ваше имя и фамилию.

— Северус Снейп, — хмурясь, выдавил он через внезапный спазм в горле.

— Год, месяц и день вашего рождения.

— Девятого января тысяча… — с голосом творилась несусветная хрень. Вот уж над чем точно весь Хогвартс с мародерской цветистой подачи наржется вдоволь. А самое хреновое, что из-за этого его блеяния судья точно решит, что он врет.

— Учитесь или работаете?

— Учусь в школе Хогварст. И п-подрабатываю в аптеке мистера Хобсона, — за предательскую хрипоту и заикания Северус готов был сам себя закруциатить. Хм, если бы еще умел.

— Можете сесть.

— Не нужно так нервничать. Отдышись, — шепнул Прайд.

"Легко сказать!"

Сумрачным взглядом Северус обвел почти пустой зал. Как ни странно, ни застывший в напряженно прямой позе Поттер, ни понуро закрывший лицо кудряшками Блэк не выглядели веселыми. Наблюдение согрело душу и помогло наконец очистить сознание и восстановить окклюментные щиты. Эмоции отправились во внутренний контур, что позволило дышать свободнее.

Сквозь пелену безразличия Северус выслушал выдвинутые Уильямсоном обвинения в незаконном ношении и применении волшебной палочки и в том, что спровоцировал Поттера на драку в маггловском сквере, оскорбив в его присутствии девушку, а потом и самого Джеймса, а затем, используя магию, нанес потерпевшему телесные повреждения. Также Северус обвинялся в попытке ввести следствие в заблуждение путем дачи ложных показаний. В заключение прокурор, как и обещал, потребовал исключения из Хогвартса и лишения волшебной палочки сроком на пять лет за нарушение Статута секретности.

Оцепенело прошел Северус к жуткому креслу в центре зала. Вопросы судьи доносились будто бы через водную толщу. Зато голос больше не подводил.

Когда Марчбэнкс закончила, к допросу приступил Уильямсон:

— Признаете ли вы, что своими насмешками довели до слез магглу Петунию Эванс, будучи у оной в гостях?

— Признаете ли, что мистер Поттер подошел к вам в сквере с намерением поговорить, а вы ответили ему неприличным жестом?

— Известно ли вам, что в том сквере, где между вами и потерпевшим произошла драка, могут гулять магглы? И верно ли, что, несмотря на это, вы применяли магию, в том числе боевые проклятия?

Решив следовать совету адвоката до конца, Северус ответил утвердительно на все каверзные вопросы. Уточнил только, что первым магию применил не он, а Джеймс Поттер. Но да, вместо того чтобы проинформировать оппонента о риске для магглов (а то тот не знал), Северус сам начал бросаться ранящими проклятиями.

Прайд задал вопрос о том, кто первым нанес удар в драке, после чего Северусу разрешили вернуться на прежнее место.

В ходе последовавшего далее допроса потерпевшего неожиданным образом выяснилось, что незарегистрированные палочки Поттер и Блэк нашли на дороге, по пути к Эванс. И подобрали в силу гражданской сознательнности с намерением с утра пораньше отнести в аврорат. Однако в состоянии аффекта Джеймс не сдержался и воспользовался находкой в целях самообороны. Если бы Северусу не было настолько фиолетово, то, пожалуй, стало бы смешно.

Однако затем начали вызывать свидетелей, и нервозность триумфально вернула утраченные позиции.

Первым выступил благодушный Альбус Дамблдор. Всем в Хогвартсе было известно, что директор по совместительству является постоянным членом Визенгамота. Но поскольку на сей раз он проходил в качестве свидетеля, то вошел в зал только тогда, когда вызвали. Таковы правила. И правила для всех едины. Вот бы и в Хогвартсе действовали единые правила. А то ведь ни за одну стычку Мародеры еще не понесли наказание, хотя бы равное тому, что каждый раз отхватывал Северус.

Стоило ли удивляться, что и в зале суда Дамблдор сходу поручился за Джеймса Поттера, который все пять лет обучения показывал себя исключительно с положительной стороны. Отличник, спортсмен, староста. Открытый, неравнодушный, отзывчивый, всегда готовый прийти на помощь. И так далее и тому подобное.

Что же касалось Северуса Снейпа, то ему директор дал не столь лестную характеристику. Он, мол, мальчик безусловно смышленый и в чем-то даже талантливый, но чрезмерно мнительный, замкнутый, неспособный идти на компромисс. За ним не раз замечалась склонность превратно толковать слова и поступки других учащихся и проявлять агрессию там, где на то не существовало объективных причин. Но, безусловно, светлейший даже не сомневался, что такое поведение Северуса обусловлено отнюдь не черствостью и жестокостью, а напротив — излишней чувствительностью и ранимостью, в связи с чем он ходатайствовал перед судом о снисхождении к оступившемуся студенту и о предоставлении тому возможности продолжить обучение в Хогвартсе. А со своей стороны Дамблдор обязался взять Северуса под особый контроль и окружить усиленной заботой и вниманием.

Обещания заботливого директора обрадовали Северуса вряд ли больше, чем карьера дворника. Но всего через минуту он уже забыл о них, поскольку в суд вызвали Лили Эванс. Сердце укололо почти болезненной нежностью и понеслось, ускоряя темп. На мгновение показалось, что ей грозит опасность, и непроизвольно сжались кулаки. Глупость, конечно. Ведь она просто свидетель. Но кто притащил ее в этот склеп?

Оказалось — Прайд. Он расспрашивал Лили о стычке Северуса с Петуньей. Уточнял, что было сказано и почему будто бы безобидный вопрос вызвал у подсудимого такую агрессивную реакцию. Уильямсон несколько раз подскакивал, объявлял протесты, которые судья отклоняла. Но Северусу было не до радости, ведь Лили рассказывала о сцене у озера. Кровь прилила к щекам. Какой позор! Прайд втерся в доверие и так подставил. Северус его ненавидел.

В ушах звенело, а перед глазами мельтешили белые и темные мухи. Поттер вскакивал с места и что-то выкрикивал, но осекался при стуке судейского молотка. Тем временем Прайд вещал хорошо поставленным голосом:

— …Ваша Честь, — слова выпадали, — …мы видим, — нескладной мозаикой, — …ожидать, — смысл ускользал, — …потерпевшего… Подзащитного… Провоцировать. — Несмотря на мозаичность восприятия, когда схлынула первая волна негодования, до Северуса дошло, что, в принципе, адвокат действовал в его интересах, но смотреть на него, уходящего с довольным видом со сцены, все равно не хотелось. Не хотелось встречаться взглядом из-за стыда и, вопреки здравому смыслу, обиды. Даже не спросил согласия, не предупредил.

— Кем вам приходится подсудимый? — это прокурор задал вопрос Лили.

— Он мой лучший друг! — звонко ответила она, и мир снова обрел краски. — И может быть, — Лили обернулась и с нежностью посмотрела на Северуса, — даже больше.

Сердце спрыгнуло со скалы и угодило в мягкие волны теплого моря. Он вдруг понял, что означает слово «окрыленный».

И пусть обвинитель продолжал произносить ничего не значащие слова:

— Пристрастна, заинтересованность, не заслуживают доверия, — подсудимый пропускал их мимо ушей. Равно как и прения адвоката с прокурором. Прослушал бы, наверное, и приговор, если бы не ироничное напоминание Прайда:

— В суде бывает весьма полезно послушать судью.

От строгого взгляда Гризельды Марчбэнкс у Северуса холодом обдало спину, в животе завязался тугой узел, а недавно обретенные крылья смиренно сложились за спиной. Как будто сама Фемида посмотрела ее глазами, выдержала паузу, в звенящей тишине открыла папку, обтянутую черной с прозеленью кожей, и начала читать:

— Детально рассмотрев все обстоятельства дела, выслушав и приняв во внимание доводы и доказательства сторон, суд постановил. Подсудимого Северуса Снейпа по пункту: умышленная провокация потерпевшего Джеймса Поттера с целью совершения драки в маггловском общественном месте — оправдать. — Крылья вздрогнули.

— По пункту: участие в драке в маггловском общественном месте — признать виновным.

Северус вздрогнул, живо ощутив колебание воздуха от где-то высоко захлопнувшейся крышки.

— Предумышленное нарушение Статута секретности переквалифицировать в нарушение Статута секретности в состоянии аффекта и признать виновным. — В полотно, застившее небо, вонзился гвоздь.

— Незаконное ношение и использование палочки матери Эйлин Снейп — признать виновным. — Воображаемый гроб надежд молодого мага прошил второй гвоздь.

— С учетом тяжести совершенных правонарушений, а также комплекса сопутствующих смягчающих обстоятельств, назначить наказание: два месяца исправительных общественных работ по три часа в день в свободное от обучения в школе Хогвартс время. — Меч Фемиды сверкнул над головой и разрубил скрепы душного саркофага. А судья продолжила говорить: — Мистер Снейп, вам понятен приговор?

— Да, ваша честь.

— Суд также принял во внимание сложную жизненную ситуацию приговоренного и постановил удовлетворить ходатайство защиты об эмансипации несовершеннолетнего Северуса Снейпа в связи с потерей единственного родителя-волшебника. Вам понятно, что это значит, мистер Снейп?

— Н-нет… Не совсем...

— Это означает, что вы с этой минуты признаетесь полностью магически дееспособным. В частности, можете на законных основаниях использовать волшебную палочку вне школы. Естественно, одновременно со всей полнотой прав вы обретаете и полную ответственность перед законом магической Британии.

— Да, ваша честь! Спасибо!

— Мистер Снейп, я сейчас вижу вашу радость и не имею желания ее омрачать, — строго, без тени улыбки заметила Марчбэнкс, — но считаю должным предостеречь вас от вредных иллюзий. В случае повторного правонарушения суд не будет уже столь лояльным.

— Да, ваша честь. Я понимаю, — он посерьезнел. Но едва судья разрешила ему сесть, а сама заговорила с Поттером, осознание того, что он не только не лишился палочки, но еще и получил права взрослого волшебника, заставило затрястись в беззвучном смехе. Он пытался сдержаться, опасаясь негативной реакции Марчбэнкс, но ничего не мог с собой поделать. Прайд пару раз дружески похлопал, а потом несильно сжал его плечо.

— Простите, я не знаю, что со мной, — виновато прошептал Северус, глядя из-за завесы волос.

— Я знаю. Это нервная разрядка. Нормальная в общем реакция.

— Спасибо вам! Я даже надеяться не мог…

— Пожалуйста, — усмехнулся Прайд. — Я предпочитаю хорошо делать свою работу. А тебе не интересно, что судья говорит твоему заклятому дружку?

На самом деле Поттер в тот момент не особо интересовал Северуса, но из уважения и благодарности к человеку, вытащившему его из полной задницы, он прислушался к словам судьи.

— …месяц исправительных работ…

Поттер слушал судью, сжав губы в тонкую линию. Даже в неярком свете факелов было видно, как на его покрывшихся рваным румянцем щеках перекатываются желваки.

— Это ему, что ли? — шепотом спросил Снейп, вытаращившись на Прайда.

Тот кивнул:

— За неуважение к суду, выраженное в попытке представить себя потерпевшим в драке, которую сам же и начал.

— Ничего себе! — злорадно ухмыльнулся Северус. Корчить из себя ангела любви и всепрощения он даже не собирался.

— Мы будем подавать апелляцию, — прокатилось по залу гневное обещание Поттера-старшего. Его супруга снова всхлипывала, промакивая глаза платком.

— Ваше право, — невозмутимо отрезала судья. — Судебное заседание объявляется закрытым.

* * *

Дом на Гриммо кажется спящим.

То давящее глухим гулом, то звенящее напряжение последних полутора суток растворилось, наступило блаженное время отдыха. Глава семейства, вернувшись с умиротворенной супругой и мрачным сыном из суда, почти сразу отправился на прогулку — прямо через окно рабочего кабинета взмыл в чистое небо и улетел. Хозяюшка не нашла в себе сил составить ему компанию и предпочла уединиться с книжкой в саду. Хозяин Регулус в своей комнате осваивает анимагические чары. Конечно, с ведома родителей, не то что его старший брат.

А непутевый хозяин Сириус подпирает буйную голову кулаком и обреченно наблюдает за тем, как Кричер стаскивает с полок и выкладывает на бюро тяжелые фолианты. Вдруг в его серых вспыхивает привычная задорная искра:

— Слушай, Кричер! — полушепотом восклицает он, и четко очерченные губы, кажется, вот-вот растянутся в торжествующую улыбку. — Ты же слышал, какое задание мне дал отец?

— Да, хозяин, — подтверждает верный эльф, приподнимаясь на носочки, чтобы положить наверх внушительной стопки «Историю магической Британии VI-IX веков».

— Отлично! — ликует молодой Блэк. — Тогда ты сейчас и напишешь этот реферат о вкладе моих славных предков в историю вместо меня.

— Не могу, хозяин, — опускает голову домовик.

— Ну, хотя бы закладки вложи, откуда выписывать. Тебе же и искать, я уверен, не нужно. Наизусть все знаешь.

— Нет, хозяин, не просите, — Кричер робко поднимает виноватые глаза.

— Что значит, нет? — гневно сходятся черные брови. — Ты наш эльф. Ты обязан слушаться.

Скорбно морщась, мелкими шажками домовик пятится:

— Простите, хозяин. Кричер не может выполнить ваше распоряжение против воли хозяина Ориона. Кричер себя накажет.

— Что мне за радость с твоего наказания, — досадливо отворачивается Сириус и в сердцах машет рукой: — Свали уже лучше отсюда, не мозоль глаза.

Кричер опускает голову и, еле слышно щелкнув пальцами, исчезает. Материализовавшись в своей каморке, он пытается постичь смысл хозяйского напутствия. Кажется, свалить — это значит уйти. Как могут на глазах появиться мозоли, он себе совсем не представляет, но хозяину он такого точно не делал. А учинять себе наказание Сириус ему, судя по всему, не велел. Так и сказал: «лучше свали». Кричер свалил. Кричер улыбается. Он хороший эльф. Он честно выполнил свой долг и перед старшим хозяином, и перед молодым. А что может быть приятнее честно выполненного долга?

* * *

Домой они ехали маггловским автобусом. Потому что так дольше. Целых два часа можно сидеть рядом, соприкасаться локтями и — самую малость — бедрами, сплетаться пальцами и бесцельно глазеть в окно.

Время от времени, чуть запрокидывая назад голову, Лили поворачивалась, их лица оказывались совсем близко, и дыхание ощущалось кожей. Она спрашивала что-нибудь наподобие:

— Как думаешь, на какую работу они тебя отправят?

Он беззаботно пожимал плечом:

— Не знаю. Дворником… наверное.

Она будто бы снисходительно покачивала головой и возвращалась к созерцанию плывущих мимо изжелта-зеленых полей и перелесков. Оба тихо смеялись.

Счастье вскипало мелкими пузырьками в груди, лопалось и растекалось на губах, напоминанием о поцелуе. Их недавнем, самом первом поцелуе, когда прямо на выходе из суда Лили порывисто обняла его за шею и быстро, практически целомудренно прижалась своими губами к его. И все-таки он был настоящим. Снова и снова воскрешая в памяти то мгновение, Северус непроизвольно чуть сильнее сжимал ее тонкую ладошку. Лили не оборачивалась, но он почему-то знал, что она улыбается, и видел, как розовеет краешек неприкрытого волосами уха.

— Родители тебя не ищут?

— Нет. Они же слышали, что говорила миссис Поттер. А сопровождал меня в Лондон лично мистер Прайд…

До одури хотелось поцеловать ее прямо в рыжеволосую макушку, уткнуться в эту пышную, бликующую под лучами солнца копну, но то смущал взгляд женщины напротив, то появлялись опасения насчет реакции Лили. А когда Северус практически решился, автобус затормозил в Коукворте.

Но, проводив подругу до дома, стоя в окружении надежно закрывающих от посторонних глаз кустов калины, Северус все-таки набрался смелости, чтобы, обняв ее за талию, мягко притянуть к себе, а, воодушевившись податливостью, с которой она прильнула к его груди, наклониться и поцеловать куда-то в висок.

Жизнь становилась не просто хорошей, она обещала быть прекрасной.

Конец первой части

Дорогие мои читатели!

Это конец первой части, но не конец всей истории. Впереди приключения в Хогвартсе, встречи с Дамблдором и Волдемортом, и не только. Напишите, пожалуйста, интересно ли вам было бы про них узнать))

1) Соседний городок. Название вымышленное.

Вернуться к тексту