Пламенное сердце (гет)

С тех пор старалась вести себя как можно тише и как можно реже улыбаться. Мама это заметила, пыталась поговорить со мной, но я не хотела идти с ней на контакт.

Когда мне было два года и семь месяцев, мама сказала, что у меня будет братик или сестрёнка. Я очень удивилась этому заявлению. Мама никогда не отлучалась из дома надолго, она проводила всё своё время со мной и никак не могла видеться с мужчинами. А после того, как она поняла, что я боюсь их до дрожи, вообще старалась с ними не контактировать.

— Мам, а где папа? — спросила я её как-то. Я думала, что она скажет, что папа космонавт или что работает очень далеко и не может нас навещать. Я ожидала чего угодно, но только не того, что она мне ответила:

— Папа? Посмотри наверх. — Она указала пальцем на солнце, и я подняла глаза. — Это твой отец. Он — бог.

В тот момент я подумала, что мама окончательно тронулась головой и стала какой-то сектанткой.

— Мама, бога не существует, — ответила я ей, и получила такой взгляд, будто призналась в том, что топила котят на заднем дворе. — Мама, Солнце — это звезда, состоящая из газа. У неё нет разума, она не может быть богом. Более того, Солнце — это звезда-карлик. Во вселенной есть звёзды куда больше и горячее.

Мама на это заявление поджала губы. Она села прямо напротив меня и посмотрела мне в глаза. При этом на её лице отразилась печаль. Она будто разочаровалась в глупом ребёнке.

— Много лет назад произошла катастрофа, в ходе которой многие люди погибли. Огонь охватил всю планету, и материки были уничтожены. Во всем мире осталось очень мало стран. Что это, как не кара божья? Сегодня, несмотря на то, что мы поклоняемся истинному богу, люди продолжают самовоспламеняться. Я не знаю, почему так происходит, никто не знает, но я уверена, что так бог гневается на нас, наказывает неверных.

Я посмотрела на маму, как на дуру.

— По-твоему, тот человек в церкви был неверным? Или люди, которые еженедельно молятся Солнцу, тоже неверные? Если бы бог и существовал, он бы не был так жесток. Пока что всё выглядит так, будто это не бог, а демон, который мечтает уничтожить человечество.

На лице матери сперва отразился шок, а после запахло острым. Я тут же поняла, что мои слова разозлили её. Раньше мама никогда не гневалась на меня, но теперь же её брови сошлись на переносице, а всегда добрые глаза метали молнии.

— Ты ещё очень мала и наивна, Шинра. Ты подрастёшь и поймёшь, как сильно ты ошибаешься. А сейчас иди в свою комнату и подумай над собственными словами. Ты меня очень расстроила.

Я не собиралась устраивать истерик. Когда я в прошлом говорила, что набожность моей матери лишь небольшой минус, я серьёзно ошибалась. Она действительно считала, что отцом её детей, меня и ещё не родившегося ребёнка, был бог. И не абы кто, а само Солнце. От этого было и смешно, и грустно. Верующая бабушка сменилась верующей матерью. Да что ж такое в моей семье происходит?

В тот день я твёрдо решила, что если в этом мире я и выйду за кого-нибудь замуж, то только за адекватного человека, который не будет верующим фанатиком.

Наши отношения с мамой немного подпортились после того разговора, но мы обе делали вид, что ничего не произошло. Мама ждала, когда же я повзрослею и осознаю, какую глупость я сказала. Я ничего не ждала, лишь тяжко вздыхала, понимая, что горбатого даже могила не исправит.

Мне исполнилось три года, мама была на седьмом месяце беременности, и меня отдали в детский сад. Помнится, в прошлой жизни я его не любила. В этой же всё было куда занятнее.

Детский сад в Японии оказался явлением весьма… необычным.

Сравнивая с садиками из моего родного мира, я могу смело сказать, что тут мне нравится больше. Во-первых, помещения были просторнее, и не было вечных стен и дверей между комнатами. Воспитательницы были милы и улыбчивы, они заботились о нас. И, что было вдвойне приятно, воспитательницам было максимум сорок лет. А это значило, что брюзжат и ворчат они меньше, нежели их коллеги из моего времени. В садике было тепло, светло и уютно. Дети не вызывали отторжения, а игрушки и книги были практически везде. Развивайся — не хочу.

Единственной проблемой было то, что дети тут были, откровенно говоря, тупыми, а воспитательницы считали меня слишком серьёзной, говоря, что я должна вести себя, как ребёнок, а не как взрослая.

В прошлой жизни в детском садике у меня была лишь пара друзей. Здесь же… Здесь их не было. Причиной тому были слухи. Та история о произошедшем в церкви распространилась среди соседей, и вскоре все знали, что я — та самая девчонка, после общения с которой вспыхнул человек. И я бы сказала, что максимально тупо считать, что можно самовозгореться из-за того, что маленькая девочка испугалась большого дядю, но не стоит забывать, что самовозгорание произошло в церкви, самой божьей обители, а народ в округе такой набожный, что аж тошно. Я никогда не любила верующих. Теперь же я их на дух не переношу.

В общем, недалёкость этих людей привела к тому, что они стали считать меня кем-то сродни демона. Виной тому было и самовозгорание в церкви, и моя дьявольская улыбка, которую я пытаюсь скрывать, и крики родной бабушки. Она всё также посещала нас, каждый раз уходя о скандалом, который, конечно же, слышали соседи. Вот и решили, что что-то со мной не так, если даже родная бабуля кличет меня демоном. А то, что родная бабуля та ещё тварь, их не волнует.

Так что со мной дети не общались, запуганные своими родителями. Воспитательницы вели меня рядом со мной дружелюбно, но я чувствовала витающий запах презрения. Было отвратительно.

По итогу я просто решила сбежать от этой реальности, вообразив себе, что я — некое воплощение Наруто Узумаки в другом мире. Меня все ненавидят, считают демоном, но я буду сильной и пройду через все эти испытания!

Вернее, я только так себя подбадривала. На деле я старалась просто меньше обращать на это внимания и жила в своём уютном мирке вместе с мамой. Та была всё такой же красивой.

И всё же я полюбила её всем сердцем.

В прошлой жизни я не знала, что такое мать. Она у меня, конечно, была, но не особо меня любила. Так, понянчилась какое-то время, пока мне не исполнилось четыре года, а потом вышла на работу после декрета, поняла, что жизнь есть и вне стен дома, что она просто не может больше сидеть с маленьким ребёнком, и сбежала. Я поначалу, конечно, плакала и мечтала вновь встретиться с ней, но потом выросла и поняла, что это дерьмо мне не нужно. С тех пор я научилась тому, что нельзя бегать за человеком, надо выбрасывать из своей жизни лишних людей. И я выбрасывала. Выбрасывала ненужных знакомых, выбрасывала бывших друзей, с которыми общение сошло на нет, выбрасывала тех, кто меня раздражал и доводил. Даже если кто-то скажет, что с моей стороны подобное поведение было чересчур грубым и отвратительным, я отвечу, что мне плевать. Жизнь научила меня, что собственное спокойствие важнее.

Так я собиралась поступать и в этой жизни.

Я выбросила этих соседей, выбросила их детей, выбросила воспитателей. Они стали для меня лишь людьми, которых я периодически вынуждена видеть. Но я знаю, что пройдёт время, и я их больше никогда не увижу.

Шло время, срок приближался к критическому. Маму положили на сохранение в роддом, меня отправили к бабушке. Дедушки у меня не было, видимо, старая карга сжила его со свету, но факт оставался фактом: на две недели, если мать не разродится раньше, я была заперта со старухой, которая меня ненавидела.

Она обо мне особо не заботилась. Давала подзатыльники по поводу и без, не докармливала, из-за чего я ходила полуголодной, всё запрещала, ругала за каждый шаг. Может я и преувеличиваю, говоря это, но моя бабка действительно всегда находила, к чему придраться. Более того, она любила обсуждать с соседями, какая же я страшненькая и несуразная.

К счастью, мама разродилась раньше, и двадцать пятого декабря у меня родился брат. Бабушка взяла меня за руку, и мы вместе пошли в роддом. Там, войдя в палату, мы увидели мою мать. Она была уставшей, но крайне счастливой. На её руках был маленький свёрток, в котором лежал мой новорождённый братишка. Я взглянула на него и потеряла дар речи.

Шо был маленьким, скуксившимся, помятым и покрасневшим. Но при этом он был моим братом. Он был очень милым, с белым пушком на голове и такими же белыми ресничками. Его глаза были красными, как у меня, и всем своим видом он напоминал мне ангелочка. Шо был прекрасен. Мама была счастлива.

Удивительно, но сегодня они с бабушкой не поругались. Я провела немного времени с мамой и братом, а потом старая карга повела меня домой. Там мы в тишине поели, и меня отправили к себе в комнату, наказав не высовываться. Я поручение выполнила.

Вскоре маму выписали, и мы зажили втроём: я, мама и Шо.

Понимая, как маме может быть тяжело с двумя маленькими детьми, я всячески старалась ей помогать. Я возилась с Шо, давала ему бутылочку, вставляла соску в рот, когда та выпадала, говорила маме, когда надо было менять подгузник. Первый месяц спалось отвратительно, вторые два чуть получше, но всё равно плохо. У него были колики в животе, и, чтобы помогать маме, я сама вставала посреди ночи и убаюкивала брата.

Я не могла взять его на ручки, так как он был тяжёлым, а моему телу было всего три года. Но кроватку, в которой он спал, можно было покачивать. Также я напевала ему одну из немногих мелодий, которая приходила мне в голову с прошлой жизни и которую не надо было вспоминать часами: всё же прошло три года, и за это время многие воспоминания у меня выветрились.

В общем, я настолько часто успокаивала Шо, что к пяти месяцам он сам начал вырубаться, стоило ему только услышать начало главной темы из «Гарри Поттера». Спрашивается, а что ещё я могла ему напевать?

Шо, как и я, тоже начал рано ходить. Он ползал тут и там, постоянно всё хватал руками и засовывал в рот. Его маечки были постоянно мокрыми от слюней, которые я просто не успевала подтирать.

Возиться с Шо было утомительно, но весело. У меня появился второй важный человек в моей новой жизни, который был мне так же дорог, как и мама. Я любила Шо всем сердцем. Он был моим дорогим младшим братиком

И пусть я всё также ходила в детский садик, пусть в мою сторону смотрели с напряжением, пусть я до сих пор слышала крики «Демон» от бабушки, мне уже было абсолютно всё равно. Мама и Шо стали для меня центром моей вселенной. И мне совсем не хотелось её покидать.

Мой день рождения был двадцать девятого октября. Мы праздновали его всей семьёй. Мама приготовила вкусный обед, Шо достали его самые любимые баночки с кроликом и овощами, я задула свечку на торте в виде цифры четыре.

Уже четыре года я жила в этом постапокалиптическом мире, который нельзя сказать, что стал мне родным, потому как я не особо где гуляла в Токио, чтобы полюбить это место, но, определённо, стал дорог благодаря некоторым людям.

Шо исполнился годик, и в этот день мы очень много и долго гуляли, до тех пор, пока не пошёл первый снег. Я не очень люблю зиму, но Шо был в просто щенячьем восторге из-за снежинок, так что нам с мамой пришлось стоять под снегопадом какое-то время, пока, наконец, наши носы и щёки не стали красными.

Наступил новый год, но с его приходом ничего не изменилось. Жизнь была всё также скучна и однообразна. Мама подрабатывала на дому, печатая какие-то статьи в журнал, я продолжала учиться читать и писать, проклиная японцев за создание иероглифов. Но сложным мастерством написания и, самое главное, умения различать, казалось бы, одинаковые иероглифы, я обучилась, и теперь могла читать. Сначала по слогам, потом быстрее. Чем больше я читала, тем лучше у меня это выходило. Я даже читала некоторые книжки Шо, но, признаться честно, иногда не понимала некоторых слов. Тогда маме приходилось объяснять.

Я считала себя гением, и мама тоже так думала. Воспитательницы в садике признали, что я умна не по годам, когда я решила лёгкие математические задачки по типу «три плюс семь» и «четырнадцать минус пять». Меня определили в группу для продвинутых, где с нами занималась отдельная воспитательница. Но и там я быстро стала лучшей.

Маме рекомендовали отдать меня поскорее в школу, и та обещала подумать. Было решено, что, когда мне будет пять лет, в апреле я поступлю в первый класс.

Новость о моей гениальности облетела клубок змей-сплетников, и он разделился на две части. Кто-то считал, что я одарена самим богом, а кто-то склонялся к тому, что дьявол поделился со мной своими знаниями, чтобы я запудрила мозги простым людям. От подобного я хотела пробить лицо рукой. Я не верила, что настолько тупые люди вообще существуют.

Так прошёл год, и вот, мне пять лет. За моим днём рождения мы отпраздновали день рождения Шо. Ему исполнилось два года, и он был самым прекрасным ребёнком на свете, всё больше и больше походя на ангелочка.

Я верила, что наша мирная жизнь продолжится и дальше, что наша мини-вселенная из трёх человек никогда не рухнет, но глубокой ночью в конце января всё решили за меня.

Я проснулась из-за крика матери и отвратительнейшего запаха гари и горелой плоти. Наш дом пылал ярким пламенем, освещая ночную тьму. Я подорвалась на кровати, глазами выискивая дверь. В голове тут же пронеслись воспоминания с уроков ОБЖ, и я поспешила схватить первую попавшуюся в руки тряпицу и смочила её водой из кувшина с цветами. Я чуть пригнулась, выбираясь в коридор и спеша к двери в комнату Шо. Я распахнула её, но там, кроме едкого дыма, ничего не было.

Тут я услышала шебуршание на первом этаже и бросилась по лестнице вниз. В какой-то момент я проглядела ступеньку и кубарем повалилась вниз, отбивая себе все бока. С трудом встав и вновь прислонив испачкавшуюся тряпицу ко рту, я пошла вперёд.

Я чувствовала жар пламени, нос был забит запахом гари, а глаза едва ли что видели в клубах дыма и язычках огня. Я сделала несколько шагов вперёд, выходя в прихожую. И застыла на месте. Передо мной стоял самый настоящий демон. Он был похож на того огнечеловека, которого я видела в церкви, только у него были рога, сдвинутые на глаза. Он тянул ко мне руки, что-то хрипя, и я в страхе закричала. Я молила мамочку показаться и спасти меня, звала Шо, но никто мне не откликался.

Огнечеловек нависал надо мной, разинув пасть. На мои глаза навернулись слёзы, а сердце испуганно затрепетало в груди. И тут я почувствовала, как пятки обожгло пламенем, меня откинуло назад, прямо во входную дверь. Прошло пару мгновений, а демон, потеряв ко мне всякий интерес, развернулся и ушёл вглубь горящего дома. Я закричала, а в следующий миг дверь за моей спиной отворилась. Я буквально выкатилась наружу, и меня подхватил на руки какой-то мужчина. Страх напал на меня с новой силой, я забилась в его руках, царапалась, дралась, пиналась и звала маму и брата. Хоть моё тельце и было небольшим, но пожарный явно не ожидал от маленького ребёнка такого сопротивления.

Я соскочила с его рук и тут же бросилась обратно в дом. Пожарный, словно очухавшись, бросился за мной следом. Огонь всё ещё отдавал жаром, но этот жар более не обжигал меня. Я чувствовала, что могу дышать даже без тряпки, а в ногах будто появилась неведомая сила.

Но меня тут же настиг тот пожарный, хватая меня за руки и выводя из дома. Последнее, что я увидела — это как рогатый огнечеловек вылезает из окна с другой стороны.

Меня вынесли на свежий воздух и уложили в каталку. Надо мной встала сестра и начала читать молитву, думая, что меня можно этим успокоить, но я посмотрела на неё с таким злобным выражением лица, что она мгновенно заткнулась и даже сделала шаг назад. Я догадывалась, какие мысли пролетели у неё в голове, но мне сейчас было не до этого.

Ко мне подошёл один из пожарных и, положив руку мне на плечо, тепло улыбнулся и пообещал, что они спасут мою маму и брата. Я так сильно переживала за свою семью, что даже не обратила на него никакого внимания. Лишь его слова отдавались эхом в моей голове.

А потом ко мне подошёл тот самый пожарный, который вытащил меня из дома, и сообщил, что мои мать и брат мертвы.

В этот день моя маленькая вселенная рухнула.