Лук и меч (джен)

— Так значит, ты ищешь своего отца?

Леголас обернулся на голос. Торин Дубощит задумчиво глядел вдаль с высоты зелёного холма, где отряд остановился на ночлег. В суровых глазах тонули отсветы ночного костра.

За те несколько недель, что принц провёл в обществе гномов, он почти привык к их странным и, по перво́й, диким манерам. Его уже не удивляли громкий хохот и грубоватый юмор, жёсткие условия скитальцев. Ему нравились протяжные песни гномов — грустные баллады — и истории об их ратных подвигах. Единственный, в ком маленький эльф не видел себе союзника — сам Торин. Мрачный и нелюдимый, не сказавший мальчику за всё время похода ни единого доброго слова. Он вообще ничего не говорил. Только наблюдал, и Леголас чувствовал порой на себе его молчаливый, недобрый взгляд.

Впервые за это время Дубощит обратился к принцу с вопросом. Леголас поднялся на ноги. Сердце его замерло, когда он ответил королю коротко:

— Да. Ищу.

— Что же с ним произошло?

Ночной костёр отбрасывал тусклые отсветы на невысокую скалу, у которой кучкой расположились гномы. Фили и Кили в дозоре, до Леголаса доносились их тихие голоса и смех. Балин и Двалин отправились в ближайший лес на поиски дров, поручив маленькому принцу караулить огонь. Тут и нашёл его Торин. Оставшись с мальчиком наедине, он по-прежнему не смотрел в его сторону, но, скрестив на груди руки, ждал ответа на свой вопрос. И Леголас начал говорить. Вначале неуверенно, затем по-мальчишески увлёкся. Голос его окреп. Он рассказывал о далёкой битве. О том, как храбро сражались с орками лесные эльфы, но как вынуждены были отступить перед натиском более сильной армии. Торин молчал, не перебивал, слушал. Тяжёлые думы ворочались в его голове. По губам пробежала едва заметная усмешка:

— Так что же, король Трандуил сам сдался в плен?

— Орки запросили высокую цену, — голос Леголаса стал тише, словно шелест листьев на осеннем ветру, — полсотни жизней эльфов или одного короля взамен на прекращение войны. Отец принял их условия и выбрал второе. С тех пор великая печаль царит в Северном Лихолесье. Никто не надеется увидеть короля живым. Никто — Леголас на несколько секунд смолк. — Кроме меня.

— Что же, эльфы настолько глупы, что позволили мальчишке одному отправиться на поиски?

— О, они столь умны, я надеюсь, что не послали вслед отряд, когда обнаружили моё исчезновение, — усмехнулся Леголас. — А мальчишке, который рано потерял мать, больше и желать нечего, кроме того, чтобы тот, кого он любит больше жизни, всегда находился рядом с ним. Мой отец очень силён. И ни оркам, ни кому-либо другому с ним не совладать!

Торин повернул голову и пристально посмотрел эльфу прямо в глаза. Чёрные зрачки будто хотели прожечь мальчика насквозь, пытаясь достичь самой глубины его души. Под взглядом короля Леголас выпрямился, крепче сжал рукоять лука, но головы не опустил. Ему нечего было бояться. Вины за собой принц не чувствовал. Но что-то внутри подсказывало — не зря горят таким огнём глубокие глаза Торина. Боль гнома передалась и эльфу, и когда Дубощит, наконец, отвёл взгляд, Леголас устало опустился на камень у костра.

— У нас был дом, — глухо произнес Торин, и в голосе его послышалась тоска. — Его сжёг дракон. У меня было королевство. Оно пало в битве. У меня был отец... — Торин на мгновение умолк. — Он давно пропал без вести.

Рука Торина легла на рукоять меча. Тёмные глаза упрямо глядели в ночную даль.

Не знал Леголас, о чём думал в тот момент сын Трайна. Не знал о том, как когда-то давно тот клялся памятью отца и деда вернуть своё королевство. Клялся согнать дракона с богатства, добытого трудами древнего рода гномов. Клялся на века прославить потомков Дурина, а ещё... Никогда, ни при каких обстоятельствах, не иметь дела с эльфами. Предатели и трусы! Себялюбивые ехидны! Какими только нелестными прозвищами ни награждал Торин лесной народ, а в особенности — короля Трандуила. Ведь это из-за него король Трор вынужден был уйти к скалам Мории, где его и убили в неравном бою! Из-за него давно нет вестей о короле Трайне. Из-за него, наконец, новый король племени гномов вынужден переходить с места на место в поисках пристанища.

И вот, как живое напоминание о тех событиях — маленький принц, который так некстати примкнул к их отряду. Не понимал Торин — за что, за какие такие злодеяния он должен был принимать у себя сына своего давнего недруга? Если кто-то и хотел посмеяться над его горем, то он не мог бы выдумать способа изощрённее.

Тем более, история короля, который пожертвовал собой ради благосостояния своих подданных, изумляла Торина. Изумляла и злила. Как это по-эльфийски — приносить себя в жертву, оставляя у трона... мальчишку-сироту. Как это по-мальчишески — уходить на поиски отца в одиночку и без подмоги.

Торин злился, потому что знал: окажись он на месте Трандуила перед подобным выбором — поступил бы точно так же.

* * *

Поздно ночью Леголас не спал. Думал, разглядывая далёкое звёздное небо. Звёзды перемигивались и играли в прятки за тёмными облаками. Леголас думал об отце. Думал о странном походе, невольным участником которого ему довелось стать. Думал о народе, с которым свела его судьба, и о котором он до сих пор только читал в книгах да слышал на уроках истории.

— Торин Дубощит, — сказал как-то король Трандуил. — Вот истинный пример упрямого духа. Сильного, но упрямого и порой непробиваемого, как мифрил. Такой пройдёт и огонь, и воду. Сокрушит всё на своём пути и поведёт за собой свой народ. Но однажды его собственное упрямство его погубит.

— Думаешь, он ещё вернётся в Эребор? — спросил тогда Леголас, на что отец неопределённо покачал головой:

— Кто знает... Дракона нельзя победить силой — можно лишь перехитрить. А гномы — хорошие воины, но в хитрости не сильны. Если найдётся такой герой, который согласится испытать на себе жар драконьего пламени. Герой... или глупец.

— Почему же мы не можем прийти на помощь и вместе прогнать Смауга от сокровищ? Неужели не найдётся в нашей армии достаточно сильных эльфов, чтобы...

Отец вдруг нахмурился, и Леголас умолк, подозревая, что сболтнул лишнего.

— Это чужая история, мальчик мой. Достаточно тебе и того, что ты знаешь о ней. А на будущее послушай моего совета: не рискуй понапрасну без веской на то причины. И уж тем более не рискуй ни своей армией, ни своим народом. Победителей не судят, а вот с проигравших дорого спросят. И ни одна чужая жизнь не стоит жизни одного твоего солдата. Правда, если уж придётся биться, то бейся честно — до самого конца.

В стороне послышались чьи-то голоса, и Леголас осторожно приподнялся на локтях, прислушиваясь. Звучали два голоса: низкий и сердитый, в котором безошибочно угадывался король гномов, и мягкий, тихий — Балин.

— Мальчишке пора уходить.

— Торин...

— Мальчишке пора уходить, — настойчиво повторял Дубощит. — Он взялся вывести нас из леса и не более того. Дальше наши пути должны разойтись. Мы ничем ему не обязаны.

— Он не справится один.

— Значит, пусть возвращается домой! — выкрикнул Торин, но тут же взял себя в руки и мрачно продолжил: — Конечно, не справится. Только ребёнку могло прийти в голову бросить всё и уйти одному на поиски. Он хоть знает, в какой стороне ему стоит искать отца? Насколько я могу понять, представления самые смутные.

Балин молчал, а Леголас почувствовал вдруг, как огромное чёрное небо будто легло ему на плечи, придавило невыносимой тяжестью и разом погасило все свои звёзды. Голоса зазвучали ближе. Леголас упал ничком на землю, притворяясь спящим. Гномы подошли к костру, и Балин молча протянул к огню ладони.

— В чём дело, мой друг? Что это заговорило в тебе? Жалость? — Торин обернулся в сторону принца, но тот даже перестал дышать, внимательно прислушиваясь к разговору. — Мы договаривались с тобой лишь о том, что мальчишка выведет нас из леса. Но вот уже две недели, как лес позади, а эльф до сих пор с нами. Завтра нам придётся с ним расстаться. Пусть возвращается к себе в Лихолесье, а мы пойдём искать новый дом, где могли бы расположиться.

— И долго это будет продолжаться, Торин? — Балин грустно усмехнулся. — Наши скитания. Ты сказал: жалость. Да, пожалуй, что так. Мне жаль тебя, Торин. Эта вражда... Она иссушает твою душу. Однажды тебе придётся признать это. Не было бы слишком поздно.

— Что ж, думаю, тебе не стоит об этом беспокоиться. Я в силах ещё отвечать за себя.

— Послушай меня, Торин. Ты горд. Ты смел и силён, ты упрям, но ты горд, как ни один из гномов. Да и король Трандуил похож на тебя. Вопрос лишь в том, кто первый из вас согласится на перемирие. А мальчик чист. Ему незачем держать на нас обиду. И он не справится один против толпы орков. Они убьют его, а его отец...

— Его отец? — переспросил Торин, и в голосе его было столько яда, что Леголас даже вздрогнул. А Дубощит уже не смотрел в сторону принца. Взгляд его был устремлён в пламя костра, чёрные глаза метали молнии.

— Я знал, что нельзя было позволять тебе брать эльфа с собой. Жалость расслабила тебя, друг мой, ты стал сентиментален.

Рука Торина вновь легла на рукоять меча, и Балин вдруг понял, что затронул какую-то особо болезненную струну души друга. Когда же Дубощит заговорил, голос его был уставшим, как от тяжёлой ноши:

— Когда Смауг пожрал наше жилище и залёг на наших сокровищах, мой дед — великий Трор — отправился к горам Мории искать новое пристанище своему народу. Азог Осквернитель убил его, — Торин на мгновение смолк и закрыл глаза, но тут же повернул голову и посмотрел на Балина: — А что стало с моим отцом, напомнить тебе?

Балин покачал головой.

— Правильно, — невесело усмехнулся Торин. — Что толку говорить о безумцах? Мы так и не знаем, где его искать. У его народа нет королевства, нет места, где приклонить голову. А эльфы, к которым этот народ и первый, и второй раз обращался за помощью, обрекли его на нищету. Ты забыл всё это? Нет, Балин, — Торин снова опустил голову. — Если я и знаю что-то об этом мире, так это то, что каждый выживает в нём, как хочет. Один и только с теми, кто предан ему до самой смерти. А уж у больших народов нет и не будет взаимовыручки там, где нет выгоды для одной из сторон. Знаешь ли, — тут он усмехнулся, — я уверен, что Трандуил даже в плен сдался не без умысла. С него станется. Но насчёт мальчишки ты прав. Нельзя пускать его в звериный стан. Его разорвут там на части.

Балин ничего не ответил и молча продолжал греть у костра руки.

Напрасно так говорил о друге Торин. От боли говорил. Со зла, не подумав. Балин тоже был у скал Мории. Балин ничего не забыл. Балин знал много и видел многое. И то, что он видел, наградило его тяжёлой, кровью и потом заработанной мудростью. Он мог бы до хрипоты спорить с Торином, если бы это было нужно. Он мог бы настаивать, а не убеждать. Доказывать, а не просить. Но мудрость Балина напоминала ему и о том, что слово короля — закон, даже для друзей. Пусть Торин горяч и упрям. Но Торин — король. Законный наследник от рода Дурина. И его, Балина, обязанность — подчиняться воле Короля под Горой. Впрочем, как говорят люди, утро вечера мудренее. Завтра будет день. Завтра Торин Дубощит примет окончательное решение. А пока Балин молчал и ждал. Молчал, надеясь, что и мудрость друга победит его горячий норов.

Некоторое время спустя, к товарищам подошёл Двалин, ожидавший своей смены на посту. Отправляясь в дозор, Торин коротко сказал другу:

— Завтра. Завтра отправишь эльфа на его родину.

Леголас незаметно приподнял голову, чтобы увидеть, как седовласый Балин согласно склонил перед королём голову. Кулаки мальчика сжались от досады.

«Ну уж нет, — решил он про себя, укладываясь на землю и глотая застрявший в горле колючий ком. — Нет, Ваше величество. Не нужно ждать до завтра. Я и сам уйду, без приглашения. Сам. Не извольте беспокоиться».