Hilla Lilla (джен)

В новом доме Девочке не нравилось.

Здесь не было ни моря, ни неба, ни какой-либо растительности — только камни, камни, камни. Камни снаружи, камни изнутри, камни, прикрывавшиеся тяжелыми драпировками и деревом, и камни, ничем не скрытые. Девочке казалось, что ее хоронят заживо.

Помимо прочего, ее втиснули в слишком чистое, слишком светлое платье и заплели волосы в косы; Девочка пыталась объяснить, что так нельзя, что косы плетут лишь жены, познавшие мужа, но ее не понимали — здесь говорили на каком-то другом английском языке, не том, на котором она говорила с Отцом и Старшим⁽¹⁾. Свой родной язык ей тоже велели забыть — как сказала женщина к которой их привезли, на нем разговаривают только дикари, а Девочка — не дикарка, а дочь древней и славной семьи, и должна не уронить ее репутацию.

Девочка была уверена, что честь семьи бы она не уронила в лодке с острогой или у херга с жертвенными животными и пленными магглами. Несколько недель перед отъездом на Большую землю они прожили на острове Роули; потихоньку ото всех она подсматривала, как ворожат старухи, и пыталась повторять. Кое-что у нее даже получалось — во всяком случае, старухам Роули море не подчинялось так покорно, стоило уронить в воду капельку крови, и гадания не отвечали им так точно — но тут отец увез их с Крохой прочь, и все, что знала, ей велели забыть.

В новом доме ее никто не обижал — напротив, все были очень добры к ней и Крохе, и дети, и взрослые — но они ее жалели, и это было едва ли не хуже. Жалели за все — за неумение держаться, за молчаливость, за привычку следить за всеми, кто был в комнате; жалели и списывали на "одиночество и заброшенность". Она пробовала по привычке молиться Эгиру и Ран, а также ее новому покровителю, чтобы они защитили ее в чужом, далеком от моря краю и дали подсказку: утащив с кухни солонку, роняла капли крови в подсоленную воду вместо морской и надеялась, что ее молитвы услышат. На беду, домовик увидел порезы на ее руках и поднял шум; дело кончилось слезами — и не только Девочки, целителем из Мунго и котлом успокоительного зелья, чтобы Девочка "быстрее свыклась с новой обстановкой и не воспринимала ее так тяжело".

Той же ночью она решила бежать — не к отцу, к Старшему, в далекий и неведомый Хогвартс. Старший был против того, чтобы Девочку с Крохой отсылали, даже повздорил с отцом; отец вытянул его вицей, но Старший вскинул руку, и вица намоталась на нее, оставив сначала кровавую рану, а потом и широкий шрам. Старший не прогонит Девочку, а если нельзя будет у него остаться, то не вернет сюда, в каменный склеп, а отвезет к теткам Роули в ученицы. Старший ее поймет.

Но она не дошла даже до двери: испугалась чудовищ в потемках, не сразу сообразив, что это — всего лишь отрезанные головы домовиков, прибитые вдоль стены. Когда сообразила — села на пол и тихо разрыдалась от собственной трусости и бессилия. Где-то наверху заплакал ребенок, и она зажала уши руками; края дисков-амулетов, вплетенных в волосы, резанули ей ладони, и эта боль привела ее в чувство.

А потом она узнала в плаче голос Крохи и вспомнила, что на прощанье ей сказала старая Сигрид.

Девочка поднялась и утерла слезы. Ей нельзя никуда уходить, ей нужно позаботиться о своем брате. И о семье — кто знает, что вынудило отца отправить их сюда, и не подведет ли она его своим побегом. А средство для этого ей дали и Сигрид, и ее покровитель, а она, глупая, не желала их замечать.

Поэтому утром она примерила первую маску — маску девочки из хорошей старой семьи.

Первую маску — но отнюдь не последнюю.

В этот раз Алиса проснулась от плача младенца.

Она не сразу сообразила, кто это плачет — ее сын или тот, другой ребенок, который только что снился ей в старом муторном кошмаре — и только немного очнувшись ото сна узнала голос Невилла. Быстро и бесшумно, стараясь не разбудить Фрэнка, она метнулась к кроватке; сын был сухой, кормила она его буквально час назад, животик тоже был в порядке — похоже, что ему, как и матери, приснилось что-то дурное.

— Ну-ну, ну-ну, — зашептала Алиса, покачивая сынишку. — Тише, тише, солнышко... мама здесь, мама рядом. Хочешь, мама споет Невиллу? На исходе лета, в сумерках долины, кот играл на флейте в зарослях малины⁽²⁾...

Не помогло — Невилл продолжал всхлипывать.

— У маленькой Мэри барашек был белый...

То же самое.

Алиса прикрыла глаза. По злой иронии ее сын сразу успокаивался от тех же песен, что и другой ребенок. Она старалась отгородить Невилла от всего этого, но, видимо, с ее кровью что-то передалось и ему.

— Лишь солнце озарило поутру цветущий луг, из норы глубокой и мрачной... — тихо-тихо начала она на диалекте, который сохранился лишь на островах Северного моря. — Принцесса горных троллей грузно выбралась на свет — ее голос глух был и вкрадчив⁽³⁾...

Невилл затих и заулыбался, и Алиса подавила нервный смешок — ну да, еще бы ему не успокоиться от песни про собственных родителей. Только в их случае рыцарь не оскорбил и не бросил троллиху, и она превратилась в обычную девушку. В последнее Алисе, во всяком случае, хотелось верить.

Выпрямившись с Невиллом на руках, она невольно посмотрела в угол — там домовушка Салли заботливо развесила ее платье для вечернего похода к младшей ветви. Черная ткань тускло мерцала в лунном свете, так же тускло поблескивали золотые нити вышивки... красивая, но все же троллья шкура. Будь ее воля, Алиса бы вообще про нее не вспоминала, но если она хочет пресечь хоть малейшие поползновения в сторону ее мужа и сына, неважно, с чьей стороны — Пожирателей ли, жадных родственников ли — ей придется потерпеть.

— Мама с тобой, малыш, — прошептала она, касаясь губами макушки сына. — Мама защитит тебя от всего на свете. Мама всегда будет защищать тебя и папу.

Невилл в ответ засопел, доверчиво уткнувшись ей носиком в грудь.

Хотела бы Алиса по ночам спать так же спокойно.

* * *

Первый же взгляд на дом Лонгботтомов младшей ветви давал ясное понимание того, почему Амалию Лонгботтом, в девичестве Селвин, так злило замужество сестры Августы: некогда добротный и красивый, сейчас старинный дом держался на обстановке, маскирующих чарах и мелких ухищрениях, которыми дамы — Алиса знала не понаслышке — стараются пустить пыль в глаза. У Амалии это получалось средне: роскошный плющ не до конца прятал трещины в фасаде, пышные драпировки — дыры в деревянных панелях стен, а люстры подло освещали сколы на лепнине и потертости паркета. Ни для кого не было секретом, что теплицы, унаследованные мистером Эмметтом от дяди, не приносили особого дохода, и даже с учетом министерского жалованья Эльфрида семейство... не бедствовало, конечно, но жило куда скромнее, чем хотелось бы всем его членам — особенно Амалии, по словам миссис Лонгботтом, привыкшей к роскоши в родительском доме.

Тем страннее было вышедшей из камина Алисе увидеть в привычном потертом доме шикарную до безвкусицы обстановку, особенно в сочетании с разряженными гостями.

— И вовсе-то мы не завидуем, и вовсе-то не ждем, пока вы перемрете, а на нас свалится наследство, — очень похоже передразнила сестру миссис Лонгботтом. — С детства строит из себя неизвестно что, только чтобы выглядеть в чьих-то глазах повыгоднее, — она оправила ворот винно-бордового платья и критически оглядела Алису. — Давно я не видела тебя такой... каменной. Даже забыла, что ты такой можешь быть.

Алиса улыбнулась — точнее, едва приподняла уголки губ. Поди попробуй не быть каменной, когда вся копна волос, стянутая узлом под сетку, тянет голову назад; хорошо еще, что под ноги смотреть получается. Иногда. Через раз.

— Умница, вот так и улыбайся, особенно Эмми и ее сыночку Эльфриду, — одобрила миссис Лонгботтом. — Когда твои папаша и братец так делают, людей обычно удар хватает, может, и у тебя получится, — добавила она намного тише.

— Мама! — возмутился Фрэнк и взял Алису под локоть. — Элли, я рядом. Если что — падай на меня, ты в этих доспехах шагу ступить не можешь.

Алиса уже по-человечески улыбнулась им обоим и оперлась на руку мужа. Насчет удара определенно стоило попробовать, тем более, что большинство предполагаемых гостей она хотела видеть в последний раз.

Когда они попарно — мистер и миссис Лонгботтом, Фрэнк и Алиса — вошли в зал, все взгляды сначала обратились на миссис Лонгботтом — все еще красивую, несмотря на возраст, сына и внука — а потом переместились на Алису. У женщин вытянулись лица, у мужчин округлились глаза, а она спокойно вышагивала рядом с Фрэнком, затянутая в черное с золотом, как в настоящую броню, и изредка раздавала знакомым те самые улыбки, от которых людей трясло. Один только раз произошла осечка: Рудольфус Лестрейндж не вздрогнул, не отвел взгляда, а издевательски-холодно склонил голову в ответ; Беллатрикс, его жена, закрылась веером и фыркнула — что-то ее развеселило.

— Не обращай внимания, — шепнул Фрэнк, усаживая Алису в кресло в нише у окна и ненавязчиво вставая между ней и Лестрейнджами. — Пусть себе смеются, ты у меня все равно красавица.

— Она не потому смеялась, — пробормотала Алиса. Внезапно ей стало неуютно: да, она добилась своего, вон как Амалию с сыночком трясет — и не только от зависти... но она совершенно не подумала, как ее эскападу могут воспринять другие. — Зря мы это затеяли, Фрэнк, и зря я...

— Тш, — Фрэнк пожал ей руку. — Это ненадолго. Просто одна уступка на один вечер — помнишь?

Еще бы Алиса не помнила.

От окна тянуло холодом — у Амалии хватило средств на позолоченные кубки, но на щели в окнах, видимо, уже не осталось. Алиса попыталась незаметно передвинуться чуть подальше, но нечаянно задела одну из бесчисленных драпировок и вместе с нею — стенную панель: проклятая деревяшка отошла от стены дюйма на два. Мысленно чертыхнувшись, Алиса попыталась поставить ее обратно, но тут же замерла: за отошедшей панелью скрывался тайник. Письма, официальные долговые расписки — нельзя было не узнать официальные бланки Гринготтса — еще какие-то документы, разглядывать которые у Алисы, увы, не было времени. Поднапрягшись, она сумела впихнуть панель на место, одернула драпировку и приняла самый невозмутимый вид, но напрасно — ее копошения, кажется, никто не заметил.

Вечер переставал быть потраченным впустую: тайник в доме Амалии — весьма полезное знание, ради него стоило спустить несколько часов жизни в змеиное кубло.

Зал понемногу оживал, заполняясь людьми; гости приветствовали друг друга, болтали о разных мелочах, поздравляли хозяев, но к Фрэнку с родителями и Алисе не приближались — настороженно-почтительно косились издалека, только несколько раз подошла поздороваться родня обеих старших миссис Лонгботтом. Время тянулось ужасающе медленно; обсуждение сплетен пошло даже не на второй, а на третий круг, обещанный ужин запаздывал, и некоторые из гостей — в первую очередь, конечно, Люциус Малфой с молодой женой — начинали насмешливо коситься на пунцовую от неловкости Амалию. Миссис Лонгботтом прятала за веером злорадную улыбку; Алиса, нацепив бесстрастную маску, скучающе озиралась вокруг и вслушивалась в разговоры в надежде уловить хоть что-то полезное для Ордена — или аврората — но тщетно: болтовня вокруг была пуста, как новенький котел. Удивительно, как только людям могло нравиться такое бессмысленное времяпрепровождение — сама Алиса уже раза три подумала о несостоявшихся дежурствах и что она была бы куда полезнее в патруле в Косом переулке, чем здесь.

— Расцветая вдвое, втрое, расцветешь ты, как алоэ, — раздался у нее над ухом шелестящий, будто змеиный голос. — Вот уж кого не ожидал увидеть здесь, так это вас, миссис Фрэнсис Лонгботтом.

Мистер Лонгботтом и Фрэнк подобрались, а миссис Лонгботтом ощутимо напряглась: они и не заметили, как к ним подошел мистер Том Реддл собственной персоной. Алиса поняла, что у нее дрожат руки, и изо всех сил вцепилась в подлокотники кресла.

— Отчего же, сэр? — как можно невозмутимее спросила она.

— Вы редко радуете нас своим присутствием, — Реддл теперь стоял прямо напротив нее. — А когда радуете — нерадостно вам. Фрэнсис, мой юный друг, разве это дело — заставлять скучать молодую жену, тем более на таком унылом вечере, как этот?

— Мне совершенно не скучно, — как можно тверже сказала Алиса.

— Неужели? Мне почудилось обратное, — Реддл посмотрел на старших Лонгботтомов. — Вы ведь не возражаете, если ваша невестка пройдется со мной по саду? Обещаю вернуть ее, когда сядем за стол.

— Алисе нездоровится, сэр, — негромко вмешался Фрэнк. — Ей лучше посидеть, мне кажется.

— Тем более. Ей нужен свежий воздух.

На перепалку начали обращать внимание; Алиса заметила, как побледнел Эльфрид, как спали с лица Селвины и как нервно кусал губы Малфой. На мгновение она встретилась взглядом с Лестрейнджем, и тот едва уловимо качнул головой влево-вправо.

Не вздумай отказываться.

— Все хорошо, Фрэнк. Мне действительно лучше выйти. Мистер Реддл — старый друг моих родителей, он присмотрит за мной.

— Она всегда была благоразумной девочкой, — сообщил Реддл старшим Лонгботтомам почти добродушно. — Всегда знала, что лучше для нее и для семьи... нет, не сюда, миссис Лонгботтом. Есть путь покороче.

Они прошли через стеклянную оранжерею, которую, как и дом, никто не удосужился действительно привести в порядок, и вышли в окруженный деревьями цветник; начавшая опадать листва тихо шуршала под подолом платья Алисы и под едва слышными шагами Реддла. В воздухе пахло грозой — не как на днях в гостиной, а по-настоящему, и Алиса на короткое мгновение позволила себе дышать полной грудью. Сколько уже она просто так не бродила по саду или парку — месяц, два, больше?

— Позволите предложить вам руку? Вы вот-вот запутаетесь в платье.

Гулять она все же предпочла бы в компании мужа и сына, а не самого опасного — и самого загадочного — волшебника Британии.

— Благодарю, но нет. Сэр. Кажется, перед тем, как подойти к нам, вы здоровались с Илоной Хорнби; я не брезглива, но у меня маленький сын, и я не могу позволить себе принести в дом какую-нибудь заразу от этой... дамы.

Реддл негромко рассмеялся — будто змея проползла.

— Так же остра на язык, как и прежде. Я скучал по вам, Эдда.

Только не это имя. Только не он. Алиса скомкала в кулаке край платья.

— Можете называть меня по имени, если вам так угодно, но я Алиса.

— Ну уж нет. Доказать вам, почему? — Реддла это как будто забавляло. — Итак, Алиса Лонгботтом — добропорядочная молодая женщина, скучная до зевоты. Алиса Лонгботтом пришла бы сегодня на этот праздник мелкого тщеславия в каком-нибудь скучном платье и добропорядочно перемыла бы кому-нибудь кости вместе с тетушками и кузинами. Алиса Лонгботтом никогда не возразила бы мужу и не вышла прогуляться с посторонним мужчиной — тем более, со мной. Алиса Лонгботтом сейчас бы тряслась от страха, а не дерзила мне в лицо, — Реддл удовлетворенно прищелкнул пальцами. — Наконец, Алиса Лонгботтом никогда бы не пошла защищать грязнокровок вопреки воле семьи, пусть она и оборвала с этой семьей почти все связи. И уж тем более Алиса Лонгботтом не стала бы использовать довольно редкий и не одобряемый властью семейный дар в служебных целях — бедняга Мелифлуа, он, наверное, первый и последний раз в жизни видел цунами в Ла-Манше. Иными словами, вы, Эдда, притворяетесь для всех Алисой Лонгботтом; может быть, ваш муж, свекры и тупоголовые хозяева этого дома вам и верят, но я знаю, что вы можете носить свои маски намного лучше.

— Чего вы хотите? — только и смогла выдавить Алиса.

Еще никогда она не чувствовала так остро чужую хватку на своем горле. Этот человек видел ее насквозь, знал о том, о чем она хотела бы забыть — и за это она его ненавидела.

— Вы думаете, я буду вас шантажировать? О нет. Вы — дочь моего старого друга, и я искренне хочу вам помочь.

— Каким образом?

Цветник кончился; теперь они стояли в яблоневой аллее, окруженные поспевавшими поздними яблоками. Вместо ответа Реддл подошел к ближайшему дереву и приподнял одну из ветвей.

— Хорошие яблоки здесь, верно?

— Немногое хорошее, что есть в этом доме, — процедила Алиса на грани вежливости.

— Пожалуй, — почти спокойно согласился Реддл. — Взгляните-ка сюда: яблоко тянется за солнцем, где бы оно ни росло, наливается и поспевает. В должный срок люди соберут его в корзину и приготовят из него джем или сок — словом, яблоко принесет пользу избранному обществу, — он отпустил ветку и посмотрел в глаза Алисе. — Будьте как яблоко, Эдда. Знайте, что для вас лучше, тянитесь за солнцем, где бы ни росли, и приносите пользу обществу. Нашему обществу.

Интуиция подсказывала Алисе, что ни Фрэнка, ни свекров в этом обществе не ждали.

— А если нет... сэр?

Реддл коротко рубанул воздух палочкой, и ветвь соседней яблони рухнула в траву к немногочисленной падалице.

— Не хотелось бы обрубать завязи, тем более многообещающие, но некоторые из них мешают другим плодам поспевать, — негромко сказал он. — Их удел — сгнить внизу... но, что прискорбно, они могут утянуть за собой почти спелые яблоки, — он отлевитировал обрубленную ветку, и Алиса увидела среди зеленых яблок одно налившееся. — Вы ведь не желаете гнить внизу, верно? И не желаете того же для своего сына.

Это была угроза — не высказанная прямо, но явная. Или вы с нами — или вы сгниете.

— Я не очень люблю яблоки, сэр, — беспечно ответила Алиса. — Больше орехи. Знаете, среди них попадаются такие, что хоть камнем, хоть молотом молоти — не расколете.

— И чаще всего эти орехи оказываются на мусорной куче как несъедобные, — по-змеиному усмехнулся Реддл. — Но предлагаю продолжить наш фруктовый спор в другой раз — кажется, ваш увалень-супруг вас потерял. Вон он, бежит сюда.

Фрэнк действительно бежал к ним от дома, но гнали его явно не ревность или беспокойство; точно такое же лицо у него было, когда им сообщили о Метке над домом Марлин, и Алиса скрестила пальцы, чтобы сейчас ей не рассказали об очередном трупе знакомого.

Все оказалось куда хуже.

— Косая Аллея горит, — выдохнул Фрэнк, едва поравнявшись с ними. — Налет Пожирателей, громят лавки магглорожденных. Прости, милая, я должен быть там.

— Я с тобой.

— Нет, — мотнул головой Фрэнк. — Останься с моими стариками и присмотри за тем, чтобы мама с теткой не вцепились друг другу в волосы, а то там все к тому идет.

— Тихо, — Алиса приложила ладонь к его губам. — В горе и радости, забыл? Твоя мама сама справится, не лишай ее удовольствия. Лучше подожди меня у ворот, пока я трансфигурирую этот бальный кошмар во что-то более подходящее.

Фрэнк нехотя кивнул — он тоже с ней иногда не спорил — и устремился к воротам. Алиса вынула палочку, но не успела произнести заклинание, как ее схватили за запястье.

— Я предупреждал вас, Эдда, — полным шипящей ярости голосом сказал Реддл. — Я же только что вас предупреждал.

— О чем вы, сэр? — вскинула брови Алиса и наскоро превратила платье в свитер и брюки, а туфли — в кроссовки. Вышло криво, но вроде прочно. — Мы говорили об орехах и яблоках.

И, не дав вставить ему ни слова, бросилась следом за мужем.

Кое-что из ее прошлой жизни осталось неизменным — она терпеть не могла, когда ей указывали, что она должна делать.

* * *

Косая аллея действительно полыхала; горели несколько магазинов и одно кафе, принадлежавшие магглорожденным и особо несговорчивым полукровкам. Звуки горящего дерева перемежались звуком бьющегося стекла и криками боли: в дыму то тут, то там возникали черные фигуры, преследовавшие разбегавшихся людей. Одна из фигур замерла перед тлеющим прилавком, что-то метнула в него — и пламя снова рвануло вверх.

— Зажигательные зелья используют, уроды! — к Фрэнку и Алисе прорвался Карадок Дирборн — соратник по Ордену и владелец одного из магазинов. — Где все ваши?!

— Должны быть, Аластор прислал Патронуса, что выдвигаются, — Фрэнку щурился, пытаясь рассмотреть что-то в дыму. — Сколько их?

— Драккл разберет, то ли пятеро, то ли двадцать... Ложись!!

Фрэнк и Алиса почти синхронно рухнули на грязную мостовую, и вовремя — еще одна склянка с зажигательным зельем просвистела у них над головами, врезавшись в закопченную стену. Откуда-то с той же стороны в них полетели разноцветные лучи проклятий; два сумела отбить Алиса, еще несколько отразили Фрэнк и Карадок. Людям вокруг, что не успели укрыться, повезло меньше: на глазах Алисы несколько из них упали и больше не поднялись.

— Дирборн, выводи пострадавших! — рявкнул Фрэнк, перекрикивая шум. — Элли, давай за мной — попытаемся убрать хоть кого-нибудь, пока наших нет!

Алиса скользнула в дымовую завесу следом за мужем; под ноги подвернулась неразбившаяся склянка с зельем и, внезапно, одна из масок Пожирателей, оброненная кем-то из нападавших; Алиса машинально сунула их за пазуху — пригодится ребятам, хотя бы узнают, кто поставщик или изготовитель этой дряни, а по узору на маске, говорят, можно вычислить ее обладателя. Бой завязался буквально через несколько ярдов: Фрэнк прикрывал их Протего, она била из-под щита, быстро и жестко — их старая, проверенная тактика; таким образом им удалось вывести из строя двух или трех Пожирателей, прежде чем между ними пролетела Авада, вынуждая вновь броситься на землю, прочь друг от друга. Когда Алиса сумела подняться, Фрэнка от нее уже оттеснили, и перед каждым из них стояло по трое Пожирателей.

— Проте...

— Экспеллиармус!

Палочка Алисы улетела куда-то в дым; отведя руку назад, она нащупала длинную гладкую палку — стойка? бывший карниз? — и, перехватив ее на манер остроги, сделала выпад. Ближайший Пожиратель скорчился и заорал от боли; на его балахоне проступило темное пятно — конец палки оказался острым — но не это заставило Алису замереть посреди боя.

Она могла поклясться, что узнала голос нападавшего, даром что маски, как показал пример Розье, максимально обезличивали всех, кто был под ними.

Промедление дорогого ей стоило. Двое остальных Пожирателей моментально скрутили ее, выбив палку из рук; когда Алиса попыталась укусить их и вывернуться, тот Пожиратель, что был повыше, закатил ей такую оплеуху, что в голове зазвенело. Оглушенная, Алиса почувствовала, как с ее волос сдирают сетку — надо же, совсем про нее забыла в суматохе — и куда-то волокут; когда к ней вернулась способность осознавать происходящее, она увидела, что еще двое Пожирателей удерживают Фрэнка, заломив ему руки и поставив на колени.

— Глядите-ка, кто здесь! — глумливо пробасил один из них. — Не один непробиваемый семейный позор, а сразу два!

— Блэка только не хватает, — добавил другой, и все загоготали.

— Ишь, чего захотел — еще и Блэка, полный набор сразу, — заметил кто-то еще. — Нам бы этих уму-разуму поучить.

Фрэнк рванулся — молча, яростно, напролом; один из удерживавших его Пожирателей вытянул его Флагелло, и Фрэнк так же молча скорчился на камнях.

— А смысл? — протянул еще один Пожиратель. — Если бы публично, тогда да... а так дым вон какой, никто ничего не увидит.

— Они сами увидят, — подал голос один из тех, что держал Алису. — Этого хватит... для предупреждения.

— Так сколько предупреждали уже, после бабы Маккиннонов должны были понять!

— Отпустите ее, сволочи, — с ненавистью прохрипел Фрэнк. — Не совестно вам над женщиной издеваться?

— А ей не совестно было друга детства убивать? — спросил еще один Пожиратель странно высоким голосом. — Не самой, руками ублюдка Хмури? Ничего, мы умеем прощать ошибки... поучим только, да и отпустим.

— Хватит болтать, — его напарник перехватил Алису поудобнее. — Дай-ка нож.

Рукав его балахона задрался почти до локтя; Алиса невольно скосила глаза — и онемела от ужаса. По предплечью Пожирателя тянулся широкий витой шрам — как будто его обладатель вскинул руку, и на нее намоталась грубая корабельная веревка.

А она-то думала, хуже Реддла с его шантажом сегодня уже ничего не будет. С другой стороны, теперь ей было нечего терять.

Медленно, будто собираясь потереть нывшую голову, Алиса поднесла руку к виску — слава богам, привычный бронзовый диск был на месте; сегодня, собираясь к Амалии, она не стала убирать их, спрятала под волосами. Закусив губу изнутри, Алиса что есть силы сжала острые, специально для таких случаев заточенные края, и почувствовала, как по ладони и запястью потекла кровь — соленая, как море.

— Ты... — Пожиратель выронил нож и отступил прочь; остальные посмотрели на него с недоумением. — Прекрати сейчас же!

Алиса улыбнулась ему — той самой улыбкой для приема. Теперь она узнала не только шрам, но и глаза под маской — точь-в-точь ее собственные.

— Не приказываю тебе, о Ран, но кровью дочери твоей взываю о помощи, — отчеканила она тихо и твердо.

Сначала не было ничего, и Алиса подумала, что у нее ничего не вышло. Затем под ногами раздался глухой гул, затрещала брусчатка; столб воды футов в двадцать вырвался прямо из земли, замер на мгновение... и обрушился на людей внизу. Пожиратели заорали, бросаясь наутек; освободившийся Фрэнк едва успел схватить Алису и подтащить к ним какую-то деревяшку — дверь или столешницу — прежде, чем гигантская волна понесла их по Косому переулку, мотая от стены к стене. Алиса чувствовала, что теряет сознание, перед глазами у нее плясали черные мушки; тогда, в Ла-Манше, она вызвала морскую волну и была почти в порядке, но здесь вода была пресная и подпитывалась магией самой Алисы сильнее обычного Когда-то давно одна старуха-сквиб говорила ей — нет, не ей, а другой — что море жадно, как его хозяева; если часто пользоваться его помощью, то оно может свести с ума или выпить досуха, и Алиса чувствовала, что недалека от того или другого. Силы ее были на исходе, и волна схлынула так же внезапно, как появилась, мягко вынеся их с Фрэнком к крыльцу "Гринготтса".

— Эдда, — прошептали над ней. — Эдда, ты же обещала после Мелифлуа...

— Этот — последний, — выдохнула она в ответ. — Выхода не было... не хочу прогибаться и гнить не хочу...

— Прогибаться? Гнить? О чем ты?

Но Алиса уже ничего не слышала — она провалилась в беспамятство.

Последним, что она увидела, была бежавшая к ним аврорская группа во главе с Аластором.

1) На Оркнейских и Шетландских островах был распространен норн — помесь норвежского языка и англо-шотландских диалектов. Автор фанонит, что язык вымер у магглов, но не у волшебников.

Вернуться к тексту

2) Иллет, "Кот-флейтист"

Вернуться к тексту

3) Перевод Тол Мириам.

Вернуться к тексту