Hilla Lilla (джен)

Их остров по местным меркам был довольно большим — около десяти квадратных миль. Старая, еще времен Харальда⁽¹⁾ башня, глинобитные хозяйственные пристройки к ней, две или три крохотные деревни, населенные сквибами и полукровками из бывших треллов, старый херг⁽²⁾ с потемневшими не то от времени, не то от крови камнями — не так уж и много, но для Девочки это был целый мир. Она и не подозревала, что есть что-то за пределами острова; правда, в хорошую погоду где-то вдалеке виднелся берег — краешек чужой страны под названием Норвегия, — а старуха Сигрид говорила, что далеко отсюда, на Большой земле, у их семьи есть несколько больших домов, набитых красивыми вещами... но Девочка знала, что Эгир⁽³⁾ любит морочить людей не меньше, чем его собрат Локи, так что берег вполне мог быть обычным мороком. Что до Сигрид, то Сигрид была стара и безумна; отец и Старший говорили, что та состарилась и свихнулась еще до того, как ее вывезла из родного фьорда хозяйка, мать отца, бабка Девочки, Старшего и Крохи. Но именно Сигрид с заговорами вплела в волосы Девочки первые амулеты; это Сигрид учила ее поклоняться Эгиру и жене его Ран, хозяевам моря и прародителям их семьи — говорят, сама Блодугхадда, их старшая дочь, некогда увлеклась красивым воином и отбила его у жадных до любви и крови сестёр, оттого-то у них в семье все испокон веков рыжеволосые. Сигрид же, потихоньку от отца и Старшего, учила Девочку сейдам и гаданиям — карты и заварная трава людей с Большой земли могли лгать и ошибаться, но костяной крючок и морские камни не подводили никогда.

Сигрид хоть и была сквибкой из треллов, значила для Девочки намного больше чем бабка, которую не застала, чем мать, которую не помнила, и Девочка хотела верить Сигрид.

Однажды вечером, расплетая близ огня старые вицы⁽⁴⁾, она спросила отца, правду ли говорит старуха Сигрид о больших домах и красивых вещах. Отец нахмурился было, но все же ответил — тяжело, как камень в воду уронил:

— Правду.

— Отчего мы там не живем?

— А ты хотела бы?

Девочка пожала плечами — она этих домов в глаза не видала, откуда ей знать, хочет ли она там жить. Ей просто хотелось на них посмотреть до того, как через несколько лет она войдет в возраст и выйдет замуж за одного из кузенов — за Торфинна, скорее всего, хотя Торбьерн и ближе ей по возрасту, и больше не покинет острова. Она не сказала этого вслух, но отец понял ее и так, нахмурился еще сильнее и хмурился весь оставшийся вечер.

А спустя пару дней объявил о решении, от которого у Девочки ноги подкосились и в ушах зашумело.

Он увозит их — ее и Кроху — на Большую землю и отдает на воспитание в семью своих друзей. Через пару лет Девочке придется пойти в школу для колдунов; отец помнил, как тяжело было Старшему, не знавшему правил и обычаев Большой земли, и не хотел для дочери того же, к тому же подумывал найти ей мужа там, а не на островах. О Крохе и говорить нечего — чем раньше он станет таким, как жители Большой земли, тем лучше для него.

В ночь перед отъездом Сигрид сама пришла к Девочке: подняла с постели, в одной рубашке вывела в главный зал башни, вплела в волосы новые амулеты и пеплом из потухшего очага начертила на лбу несколько знаков.

— Шесть раз по семь поколений твоих предков не пахали земли и не бросали в нее зерен, охотясь за добычей в море, но твой отец решил отдать вас землепашцам, как его отец пытался отдать его самого, — шептала она. — Запомни, дитя: землепашцы глупы и ленивы, потому что земля сама дает им все для жизни, но так же они не терпят тех, кто отличается от них, ибо их пугает все незнакомое. Сокройся от них за красивыми одеждами и сладкими речами; меняй маски, как море меняет обличье в непогоду, но помни, кто ты и чья кровь течет в твоих жилах, — она вложила в руку Девочки небольшой бронзовый диск с выбитыми на нем рунами, и Девочка вздрогнула, ощутив их очертания под пальцами — Лагуз и перевернутый Ансуз, руны, что не должно выбивать вместе без необходимости. — Не стоит женщине звать Его на защиту, как не стоит и уподобляться Ему, но иначе не выйдет. Стань подобной Ему — и тогда выживешь.

Девочке пришлось стать.

Маккиннонов нашли под вечер.

Их сложно было не найти — Темная Метка над домом была хорошо видна в радиусе добрых полутора миль — но магглы, жившие вокруг, то ли не видели ее, то ли принимали за странный, подсвеченный с земли дым. Только соседка, вернувшаяся от родни из Лондона, поняла, в чем дело, и вызвала авроров, но было поздно: вся семья — и крепкий еще старик Мартин, и добродушная миссис Нора, и балагур Мередит, и Марлин с малышкой Селестой — была мертва. Пожиратели не пощадили даже кота Миттенса: роскошному персу кто-то попросту проломил голову, не размениваясь на заклинания.

— Ни стариков, ни ребенка, — Фрэнк долгим немигающим взглядом смотрел на трехлетнюю Селесту, прежде чем накрыть маленькое тельце простыней. — Ублюдки.

— Не они первые, не они последние, — Алиса так же осторожно укрыла лежавшую рядом миссис Маккиннон: перед смертью бабушка явно пыталась закрыть собой внучку. — И кто-то после этого осуждает Крауча за разрешение применять Непростительные.

— Они думают, что так мы уподобимся Пожирателям, милая.

— Они не выносили тел из-под Метки, — Алиса потерла виски. — Впрочем, может, ты и прав. Со стороны, с мягкого дивана у теплого камина, виднее, чем нам изнутри.

— Не злись, — Фрэнк чуть пожал ей руку. — Надо закончить осмотр тел. Соседка сказала, что Марлин наверху, наши, наверное, уже занимаются...

На лестнице раздался грохот: Бэзил Холлард, стажер, посланный осматривать второй этаж, скатился вниз, но до двери добежать не успел — его вывернуло наизнанку прямо в разгромленной гостиной.

— Та-там... — выдавил он. — Там...

— Или нет, — мрачно закончила Алиса. — Что там, Бэзил? Хуже, чем с Фенвиком, которого мы по кускам собирали?

Холлард не ответил — его снова рвало. Алиса переглянулась с мужем и первая шагнула к лестнице.

Зрелище и впрямь было омерзительным даже для пятого года войны. Фрэнк побледнел при виде распятого на кровати тела, и по его обычно добродушному лицу загуляли желваки; Алиса лишь усилием воли взяла себя в руки и подошла ближе. Пожалуй, собирать то, что осталось от Фенвика, действительно было проще.

— Колумбийский галстук, он же галстук святого Августина, — ровным голосом произнесла она. — Перед этим еще изнасиловали и...

— Круциатус, — кивнул Фрэнк. — Видимо, Пожиратели захватили еще и отбросов из Лютного, это те обычно так развлекаются. Мысли?

— Никаких, — Алиса присела на край пуфика, как можно дальше от мертвой Марлин. — Когда мы только вошли, я думала, что это месть за Розье, но...

Она отвернулась, прикусив губу. Мысль о том, что Эван — веселый Эван, терпеливый Эван, всегда готовый и выслушать в тяжелую минуту, и рассмешить, когда на душе стоял мрак, — был Пожирателем смерти, до сих пор жгла ей сердце. Так же, как недавно жгло руки приглашение на похороны от его тетки, мадам Друэллы Блэк.

Алиса не смогла заставить себя прийти на них. Пусть в гибели Эвана не было ее прямой вины, но смотреть в глаза его родне, особенно кузине Белль, было выше ее сил. Может, через год-другой, когда она совсем окаменеет сердцем и перестанет вздрагивать, в очередной раз видя под резной маской знакомое с детства лицо, у нее и получится прийти на похороны к кому-нибудь из бывших друзей, но пока — нет. Лучше уж участь Марлин и Бенджи Фенвика.

— Но за него не стали бы так мстить, ты права, — Фрэнк, как и всегда, с полувзгляда угадал ее мысли. — Я слышал, что в бандах Лютного так расправляются с противниками.

— Или с теми, кто слишком много болтал, — припомнила Алиса. Она тоже об этом слышала, но очень не хотела вспоминать, где именно. — Думаешь, она тоже узнала кого-то из своих и проболталась?

Сириус не раз говорил ей, что узнал среди Пожирателей брата; Фрэнк клялся, что опознал под масками двоих кузенов, а Люси Шафик, хорошенькая молодая стажер, как-то после рядовой в общем-то стычки прорыдала полночи — была уверена, что видела среди Пожирателей собственного отца. Все мало-мальски чистокровные семьи разорвало войной надвое, и многие из коллег или знакомых Алисы приглядывались во время рейдов к фигурам в балахонах и масках — вдруг кто выдаст себя голосом, жестом, манерой двигаться?

Многие — но не сама Алиса. Каждый раз при виде Пожирателей она силком запихивала свое прошлое в глубь памяти и запирала за ним все возможные двери на все возможные заклинания. Потому что, вырвавшись, это прошлое могло легко уничтожить Алису Лонгботтом — жену Фрэнка, аврора, члена Ордена Феникса — и оставить на ее месте кого-то другого. Кого-то, кем она была давным-давно и отчаянно не хотела становиться снова.

— Вряд ли свои с ней бы так разделались, хотя... — Фрэнк отвел взгляд, и Алиса поняла, о чем он подумал. — Кто знает. Для этих людей их проклятые идеи дороже собственной крови, с чистотой которой они так носятся.

— Фрэнк...

— Прости, — Фрэнк, опомнившись, приобнял ее за плечи. — Слушай, я тут сам справлюсь, а ты, может, пойдешь домой? Невилл тебя заждался, да и потом... вы с Марлин вроде дружили, ни к чему тебе травить душу всяким.

И он имел в виду совсем не трупы. Алиса подавила вздох — за годы знакомства и брака у них даже мысли стали похожи, так что как бы Фрэнк ни старался оградить ее от собственных мрачных догадок, у него бы не вышло.

Но она не могла не ценить его заботу и желание защитить, особенно в такое время.

— Хорошо. Только предупрежу нашего главного.

Аластор нашелся на крыльце — сидел на ступеньках и мрачно смолил свои вонючие маггловские сигареты одну за одной. Увидев Алису, молча протянул ей пачку, но она покачала головой:

— Фрэнк сказал, что справится, так что я домой, если ты не возражаешь. А Невиллу не нравится, когда от меня пахнет табаком или алкоголем.

— Не возражаю, — Аластор чуть подвинулся. — А малой поймет, что мамке херово. И потом, ты ведьма или как, Развеивающие чары тебе на что?

Алиса решила не спорить — села рядом и взяла предложенную сигарету. Аластор продолжал мусолить свою.

— Ребята сказали, в живых вообще никого не осталось?

— Даже кота.

Аластор выругался — устало, грязно и безнадежно, как человек, которому мантикора отгрызла три пальца, а колдомедики вот-вот ампутируют еще два, чтобы остановить заражение.

— И где они только этим упырям насолили? Семья как семья, ни с кем наверху не связаны... были, — он швырнул окурок на дорожку и растер каблуком. — Разве что узнали про Марлин и Орден?

— Они и так нас поименно знают, мне кажется, — рассеянно ответила Алиса, затягиваясь. — И если бы убивали только за членство в Ордене, мы бы с тобой тут не разговаривали.

— Тоже верно, девочка, — Аластор достал новую сигарету. — У тебя самой-то какие мысли? У Фрэнка?

Алиса помедлила, прежде чем ответить.

— Марлин в девичестве была Макмиллан, — она испепелила недокуренную сигарету и заправила за ухо волосы, мимоходом коснувшись небольшого бронзового диска у виска — еще одна привычка из прошлого. — Не из главной семьи, какая-то из младших ветвей. Фрэнк думает, она могла опознать кого-то из своих и рассказать об этом — не знаю, намеренно или нет.

— Думаешь, Макмилланы тоже в это дерьмо встряли? — нахмурился Аластор. — Я немного знаю старика Эмиля, он скорее с Бен-Невиса сиганет с камнем на шее, чем под упырей прогнется.

— Старшая ветвь — точно нет, а вот в младших я не уверена, — покачала головой Алиса. — Я и в кузенах Фрэнка-то не уверена, если честно.

— В Селвинах? Да к гадалке не ходи, что они бегают в этих масках.

— Нет. В Лонгботтомах.

— Да ну тебя, — недоверчиво сощурился Аластор. — Фрэнк с ними вырос, он бы заметил...

— А я выросла вместе с Эваном Розье и ничего не знала, пока не сняла маску с того трупа.

Едва сказав это, Алиса невольно закрыла рот рукой — Эван Розье и его смерть были для них с Аластором под запретом. Она испугалась было, что Аластор взбесится, но тот только скривился еще сильнее и приложился уже не к сигарете, а к фляге, в которой был, как знал весь аврорат, добрый шотландский виски.

— Сначала Боунсы, теперь Маккиннон, Розье оказался упыренышем, а мы, сука, не можем доверять даже своим семьям, — выплюнул он после неловкой паузы. — Не боишься, что Фрэнк следующим будет? Он молчит, конечно, но я ж знаю, как его прессуют — Селвин, дядька его, повадился через день шляться и гундосить, мол, аврор — позор порядочной чистокровной семье.

— Не боюсь, — ровным тоном ответила Алиса. — Устала бояться. Да и поздновато уже.

— А что сама следующей пойдешь? — остро взглянул на нее Аластор.

— Отправлю к Мелифлуа и не посмотрю, что родня.

Аластор хмыкнул — Эктора Мелифлуа пару месяцев назад смыло в море гигантской волной во время стычки с авроратом на одном из островков Ла-Манша; только они двое знали правду о природе этой волны. И Фрэнк. Но Фрэнку вообще полагалось знать о собственной жене чуть больше, чем остальным.

— Ты обещала больше так не делать.

— Кроме крайнего случая. Если я буду следующей после Марлин, это точно будет крайний случай.

— Отчаянная ты девка, Алиса. Впрочем, если слухи верны... — Аластор скользнул взглядом по бронзовым дискам, которые Алиса вплела в волосы у висков, и она напряглась — не для того она так старательно прятала свое прошлое от знакомых и друзей, чтобы ее по такой мелочи вычислил ее наставник и начальник, — то не отчаянные у вас не выживают. Ладно, ты домой вроде собиралась? Иди тогда, пока малец ваш дом не разгромил и Густу до инфаркта не довел.

— Профессору Дамблдору сказать о?..

— Сам скажу, — Аластор тяжело поднялся. — Он все равно занят сегодня, нового информатора обрабатывает.

Алиса замерла. Как бы она ни уважала профессора Дамблдора, но к подбору информаторов для Ордена у него был явный антиталант. Чего только стоил последний, мелкий жулик из Лютного, не раз гостивший у них в аврорате по самым разным поводам.

— Что за информатор?

— Понятия не имею. Пожиратель вроде перевербованный, — Аластор презрительно сплюнул под ноги. — Заскочи завтра в штаб-квартиру, если хочешь, вместе полюбуемся на него.

— Посмотрим. Что-то не горю желанием узнать, что за чудо откопал профессор Дамблдор на этот раз.

Аластор криво ухмыльнулся и захромал в дом. Алиса в последний раз посмотрела на пустые, мертвые окна дома Маккиннонов и, крутнувшись, аппарировала.

В конце концов, работа работой, смерти смертями, а Невилл действительно нуждался в матери.

* * *

Дом встретил ее странной тишиной — только в гостиной горел свет. Алиса замерла на месте и медленно достала палочку, оставаясь в темноте прихожей — конечно, на доме полно защитных заклинаний, некоторым из них не одно столетие, мало кто прорвется... но после увиденного у Маккиннонов она не могла не быть настороже.

— Миссис Августа? — позвала она. — Мистер Хамфри?

— Мы здесь, Элли, детка, — отозвался свекор из гостиной.

Возможно, Алисе показалось, но его голос прозвучал как-то удрученно. Что могло означать одно — или случилось еще что-то скверное, или же у них не самые приятные гости, и неизвестно, что хуже.

Чутье ее не подвело — в гостиной действительно обнаружился непривычно понурый свекор; сидевшая подле него на диване миссис Лонгботтом скрестила руки на груди и воинственно вскинула голову. Напротив, в креслах у камина, расположились те, кого Алиса хотела видеть как можно меньше — все семейство младшей ветви Лонгботтомов: мистер Эмметт, кузен мистера Лонгботтома, миссис Амалия Лонгботтом и их дети, кузены Фрэнка — Эльфрид, Элджернон и Энид. Когда-то давно покойному отцу мистера Лонгботтома пришла в голову гениальная идея женить сына и племянника на двух сестрах Селвин; все бы ничего, но только он не учел, что Августа и Амалия и так едва друг друга выносили, а с возрастом и замужеством их неприязнь только усилилась по вполне объективным — в основном, финансовым — причинам. Что бы ни привело Амалию с семейством в дом более удачливой сестры, вряд ли это было что-то хорошее для Августы, Фрэнка, мистера Лонгботтома и самой Алисы.

— Не знала, что у нас гости, — она обошла гостиную и встала за спинами свекров. — Чему обязаны?

— Разве сестре нужен повод, чтобы повидать сестру? — поджала и без того узкие губы Амалия. — И для тебя, милочка, наш приход не был бы сюрпризом, приди ты сама домой вовремя. Воспитанные люди не заставляют гостей ждать.

— Воспитанные люди предупреждают о том, что в гости собираются, — холодно парировала Алиса. — И я что-то не припомню, мадам, чтобы вы приходили в этот дом просто так увидеть сестру. Что вам нужно на этот раз?

— Алиса, — негромко, но многозначительно уронила миссис Лонгботтом.

"Мне не нужна твоя помощь, чтобы заткнуть мою стерву-сестрицу". Со свекровью Алиса, как и с Аластором, не спорила, нет — значит нет. Миссис Августа, в конце концов, всю жизнь с ней как-то справляется.

— Мы просто пришли поговорить, — поспешил сгладить надвигавшуюся ссору мистер Эмметт. — Небольшой, так сказать, семейный совет.

— Когда я пришла, вы молчали.

— Мы ждем Фрэнсиса, — губы Амалии превратились в тонкую белую нить. — Нужно, чтобы все при этом присутствовали.

Алиса только дернула плечом. У Фрэнка будет просто великолепный вечер — в компании родственников, которых он едва терпит, и полного имени, которое он не выносит.

— Значит, подождем. Фрэнка.

Амалию перекосило окончательно, но она хотя бы промолчала. В гостиной вновь повисла напряженная тишина — только старинные напольные часы громко тикали, отсчитывая время.

— Алиса, сядь, ради Мерлина, не стой над душой, — не выдержала первой миссис Лонгботтом. — Давай я налью тебе чаю.

Стол действительно был накрыт, но к чаю никто не притрагивался — очевидно, и хозяева, и гости ждали друг от друга порции отравы в пирожных или печенье. Милые, милые семейные отношения; такого Алиса не помнила даже в своем детстве и ранней юности, а уж та семья любовью к родственникам похвастаться не могла.

— Я лучше постою, мэм. А вот от чая не откажусь — день был не самым удачным.

— Много работы? — сочувственно спросил мистер Лонгботтом. — Вы с Фрэнком поэтому задержались?

Алиса помедлила с ответом, принимая чашку от свекрови.

— Да, увы. Фрэнк на вызове, — она сделала глоток крепкого, но уже безнадежно остывшего чая. — Марлин Маккиннон нашли мертвой. И... не только ее. Мистер и миссис Маккиннон, Мередит, даже Селеста — все с ней.

По привычке она обежала взглядом присутствующих: свекры, мистер Эммет и Энид были в ужасе, Элджернон явно подавлен, а вот Амалия со вторым сыном и ушами не повели. Амалия выглядела даже... удовлетворенной?

— Как раз об этом мы и хотели поговорить, — торжественно заявила она, расправляя складки платья. — Вы с Фрэнсисом...

— Вы хотели поговорить об убийстве стариков и трехлетней девочки, мадам?

В комнате ощутимо запахло морем и дымом, а где-то в отдалении послышались такие редкие для сентября раскаты грома. Амалия с сыном заерзали, Алиса же мило улыбнулась и снова отпила из чашки. Еще одно полузабытое ощущение из прошлого: когда разные ничтожества знают, что ты можешь сделать, и смертельно боятся этого. Алиса старалась не вызывать его, как и прочее из той жизни, но все же иногда... с Эктором Мелифлуа или с этими... оно было бесценно.

— Что здесь происходит? — раздался позади голос Фрэнка, и через мгновение на плечо Алисе легла тяжелая теплая ладонь — Фрэнк, как и всегда, все понял сразу. — Эдда. Успокойся, пожалуйста. Тебе нельзя волноваться.

Имя, произнесенное едва слышным шепотом — ее имя, имя той, кем она была не так давно — отрезвило Алису лучше всякого водопада; она коротко кивнула, собравшись, и в комнату вернулись привычные запахи и звуки. Фрэнк встал рядом с ней — почти плечом к плечу, чуть впереди, чтобы закрыть собой — и переплел ее пальцы со своими.

— Дядя Эмметт, — вежливо поздоровался он. — Тетя Амалия, Энид, кузены. Я слышал, вы хотите поговорить с нами о чем-то?

Амалия покосилась на мужа и, очевидно, не найдя одной ей понятной поддержки, тяжело вздохнула.

— Если честно, Фрэнсис, то мы всего лишь... хм... посланники. Передаем всем вам мнение, к которому, безусловно, присоединяемся...

— Чье мнение?

— Твоего деда Льюиса, — голос Амалии чуть дрогнул. — Твоих дядей, теток, кузенов... нашей семьи, почему ты спрашиваешь?

— Вот как, значит, — еле слышно процедила миссис Лонгботтом. — Поняла, что от муженька проку мало и с нашей стороны ничего не получит, решила с голоса Селвинов попеть — может, какую кость ее щенкам кинут. Зря надеется.

Алиса стиснула зубы — ну конечно, она должна была догадаться. Марлин была не первой, рано или поздно родичи Лонгботтомов — Селвины, Фоули, Эйвери и прочая почти наверняка пожирательская шваль — должны были подослать кого-то, чтобы убедить заблудших овец вернуться в стадо. Удивительно, что сейчас, а не раньше; впрочем, возможно, кроме них с Фрэнком и еще пары-тройки ребят никого не осталось — семьи зачастую были куда убедительнее голоса рассудка и долга.

Странно только, что та семья молчит. Или нет — скорее всего уже припасли для них каменный мешок на каком-нибудь Мерлином забытом острове в Северном море, решив не размениваться на разговоры.

— И что же это за мнение? — Фрэнк все еще был сама вежливость и тактично не замечал поведения жены и матери.

— Мнение о том, что вы двое занимаетесь неподобающими вашему положению вещами! — взвизгнула, наконец, Амалия, тыча пальцем в него и Алису. — Двое чистокровных волшебников из древнейших семей — и где? В аврорате, бегают защищать грязнокровок и прочих отбросов общества!

— Защищают невинных людей, ты хотела сказать? — тихо, но твердо спросил мистер Лонгботтом.

— Я хотела сказать то, что сказала, Хамфри! — отрезала Амалия. — Я не могу найти Энид подходящего мужа, а ведь ей двадцать пять — из-за вас! Мы не можем появиться в обществе — как же, это те самые Лонгботтомы, чей племянник с женой на побегушках у грязнокровок! Твой дед, Фрэнсис, не может смотреть в глаза старым друзьям, над твоими кузенами открыто издеваются, а...

— Довольно, — уронил Фрэнк негромко и непривычно холодно. — Мы поняли вас, тетушка.

— Что вы нам предлагаете? — в тон ему спросила Алиса. — Завтра же написать заявление об уходе из аврората? Засесть по гостиным в компании... кузенов?

— Это было бы чудесно, — фыркнула Амалия.

— Но непорядочно по отношению к вашим коллегам и... подопечным, — вмешался мистер Эмметт. — Начните с малого, хотя бы иногда появляйтесь в свете. В эти выходные у нас с Эмми годовщина свадьбы...

— Вы поди собирались отделаться подарком и открыткой, — ввернула Амалия. — Но нет. Мы устраиваем большой прием, там будут все лучшие люди — Блэки, Абрахас Малфой с сыном и невесткой, наша семья, разумеется...

— Гнездо гадючье, — не удержалась миссис Лонгботтом.

— И мы настаиваем — нет, требуем, — чтобы вы все там были! — закончила Амалия. — Как порядочная, подчеркиваю, порядочная чистокровная семья, не разделяющая всего этого бреда насчет равенства с магглами!

— Мы бы с радостью, дорогая кузина, — вздохнул свекор. — Но Фрэнк и Алиса — люди занятые, а людей в аврорате мало. Внеплановые дежурства и все прочее, понимаешь?

Все-таки у Фрэнка был чудесный отец.

— Послушайте, дядя Хамфри, и вы, тетя Августа, — неожиданно заговорил молчавший до этого Эльфрид. — Кузен Фрэнк и кузина Алиса еще молоды и... не лишены некоторого максимализма. Вы же люди взрослые, опытные и должны понимать: конъюнктуры приходят и уходят, а вам еще жить с нами и среди нас.

Намек был тонкий и очень болезненный: ублюдок знал, куда бить. Мистер Лонгботтом поник, свекровь как-то растеряла свой пыл и даже Фрэнк помрачнел еще сильнее, признавая правоту кузена.

Мы и Лорд скоро выиграем эту войну — об этом не говорили, но это все понимали: у Министерства магии с каждым днем было все меньше сил и возможностей — да и желания, если честно — сопротивляться Пожирателям. А вам еще с нами жить.

— Всего лишь один вечер, — выдавила наконец миссис Лонгботтом. — Один вечер ничего не меняет, верно? Тем более с моей стороны было бы как-то странно не прийти с семьей на праздник сестры.

— Рада, что ты это понимаешь, — Амалия сияла, как начищенный котел. — Мерлин, неужели так поздно? Эмметт, дети, нам давно пора быть дома, заканчивать приготовления к празднику.

— Даже на чай не останетесь? — попыталась быть приветливой Алиса.

— Нет, Алиса, милочка. Столько дел, столько дел... Эмметт! Побыстрее, пожалуйста!

Семейство потянулось на выход; Фрэнк и мистер Лонгботтом вышли их проводить. Миссис Лонгботтом сидела на диване, как статуя, и Алиса осторожно присела рядом — ноги устали, да и мог пойти разговор не для мужских ушей.

— Один вечер ничего не меняет, — повторила миссис Лонгботтом и вдруг со злостью врезала по подлокотнику. — Как же, держи карман! Один вечер в их кубле, другой, третий... дальше что?

— Прилюдно покаяться и дать себя заклеймить?

— Очевидно, — хмыкнула миссис Лонгботтом. — Но и кинуть им эту кость нельзя, дальше будет хуже. Ты ведь понимаешь, что все, что болтала тут моя сестрица — только предлог?

Алиса кивнула. За словами Амалии крылись банальная зависть к сестре, вышедшей замуж за наследника состояния, и желание денег. Случись что-то со старшей ветвью Лонгботтомов — все получит младшая, и натравить почти-победителей на неудобных родственников — не худшая из стратегий.

— Мы должны заботиться о семье, — миссис Лонгботтом достала фляжку, подозрительно смахивавшую на фляжку Аластора, и от души к ней приложилась. — Помнишь, что я сказала тебе перед свадьбой?

— Мужчины в нашей семье цветут, пока мы унавоживаем клумбы, — припомнила Алиса. — Унавоживаем — самое подходящее слово, мэм. Порция навоза кому-то точно не помешает.

— И это не мы с тобой, что бы там ни думала о себе Амалия, — кивнула миссис Лонгботтом. — Мне нравится ход твоих мыслей, девочка. Пожалуй, в этом я тебя поддержу.

Алиса спрятала улыбку — не так часто свекровь поддерживала ее в чем-то без продолжительных споров — и отвернулась к окну. И почти не удивилась, увидев в отражении знакомую гримасу.

Они хотят, чтобы Алиса вспомнила о том, кто она?

Они это получат.

1) Харальд Прекрасноволосый — легендарный конунг Норвегии, жил около Х века.

Вернуться к тексту

2) Херг — род святилища у скандинавов

Вернуться к тексту

3) Йотун мирового моря у скандинавов

Вернуться к тексту

4) Деревянные веревки, широко использовались в северном кораблестроении

Вернуться к тексту

В новом доме Девочке не нравилось.

Здесь не было ни моря, ни неба, ни какой-либо растительности — только камни, камни, камни. Камни снаружи, камни изнутри, камни, прикрывавшиеся тяжелыми драпировками и деревом, и камни, ничем не скрытые. Девочке казалось, что ее хоронят заживо.

Помимо прочего, ее втиснули в слишком чистое, слишком светлое платье и заплели волосы в косы; Девочка пыталась объяснить, что так нельзя, что косы плетут лишь жены, познавшие мужа, но ее не понимали — здесь говорили на каком-то другом английском языке, не том, на котором она говорила с Отцом и Старшим⁽¹⁾. Свой родной язык ей тоже велели забыть — как сказала женщина к которой их привезли, на нем разговаривают только дикари, а Девочка — не дикарка, а дочь древней и славной семьи, и должна не уронить ее репутацию.

Девочка была уверена, что честь семьи бы она не уронила в лодке с острогой или у херга с жертвенными животными и пленными магглами. Несколько недель перед отъездом на Большую землю они прожили на острове Роули; потихоньку ото всех она подсматривала, как ворожат старухи, и пыталась повторять. Кое-что у нее даже получалось — во всяком случае, старухам Роули море не подчинялось так покорно, стоило уронить в воду капельку крови, и гадания не отвечали им так точно — но тут отец увез их с Крохой прочь, и все, что знала, ей велели забыть.

В новом доме ее никто не обижал — напротив, все были очень добры к ней и Крохе, и дети, и взрослые — но они ее жалели, и это было едва ли не хуже. Жалели за все — за неумение держаться, за молчаливость, за привычку следить за всеми, кто был в комнате; жалели и списывали на "одиночество и заброшенность". Она пробовала по привычке молиться Эгиру и Ран, а также ее новому покровителю, чтобы они защитили ее в чужом, далеком от моря краю и дали подсказку: утащив с кухни солонку, роняла капли крови в подсоленную воду вместо морской и надеялась, что ее молитвы услышат. На беду, домовик увидел порезы на ее руках и поднял шум; дело кончилось слезами — и не только Девочки, целителем из Мунго и котлом успокоительного зелья, чтобы Девочка "быстрее свыклась с новой обстановкой и не воспринимала ее так тяжело".

Той же ночью она решила бежать — не к отцу, к Старшему, в далекий и неведомый Хогвартс. Старший был против того, чтобы Девочку с Крохой отсылали, даже повздорил с отцом; отец вытянул его вицей, но Старший вскинул руку, и вица намоталась на нее, оставив сначала кровавую рану, а потом и широкий шрам. Старший не прогонит Девочку, а если нельзя будет у него остаться, то не вернет сюда, в каменный склеп, а отвезет к теткам Роули в ученицы. Старший ее поймет.

Но она не дошла даже до двери: испугалась чудовищ в потемках, не сразу сообразив, что это — всего лишь отрезанные головы домовиков, прибитые вдоль стены. Когда сообразила — села на пол и тихо разрыдалась от собственной трусости и бессилия. Где-то наверху заплакал ребенок, и она зажала уши руками; края дисков-амулетов, вплетенных в волосы, резанули ей ладони, и эта боль привела ее в чувство.

А потом она узнала в плаче голос Крохи и вспомнила, что на прощанье ей сказала старая Сигрид.

Девочка поднялась и утерла слезы. Ей нельзя никуда уходить, ей нужно позаботиться о своем брате. И о семье — кто знает, что вынудило отца отправить их сюда, и не подведет ли она его своим побегом. А средство для этого ей дали и Сигрид, и ее покровитель, а она, глупая, не желала их замечать.

Поэтому утром она примерила первую маску — маску девочки из хорошей старой семьи.

Первую маску — но отнюдь не последнюю.

В этот раз Алиса проснулась от плача младенца.

Она не сразу сообразила, кто это плачет — ее сын или тот, другой ребенок, который только что снился ей в старом муторном кошмаре — и только немного очнувшись ото сна узнала голос Невилла. Быстро и бесшумно, стараясь не разбудить Фрэнка, она метнулась к кроватке; сын был сухой, кормила она его буквально час назад, животик тоже был в порядке — похоже, что ему, как и матери, приснилось что-то дурное.

— Ну-ну, ну-ну, — зашептала Алиса, покачивая сынишку. — Тише, тише, солнышко... мама здесь, мама рядом. Хочешь, мама споет Невиллу? На исходе лета, в сумерках долины, кот играл на флейте в зарослях малины⁽²⁾...

Не помогло — Невилл продолжал всхлипывать.

— У маленькой Мэри барашек был белый...

То же самое.

Алиса прикрыла глаза. По злой иронии ее сын сразу успокаивался от тех же песен, что и другой ребенок. Она старалась отгородить Невилла от всего этого, но, видимо, с ее кровью что-то передалось и ему.

— Лишь солнце озарило поутру цветущий луг, из норы глубокой и мрачной... — тихо-тихо начала она на диалекте, который сохранился лишь на островах Северного моря. — Принцесса горных троллей грузно выбралась на свет — ее голос глух был и вкрадчив⁽³⁾...

Невилл затих и заулыбался, и Алиса подавила нервный смешок — ну да, еще бы ему не успокоиться от песни про собственных родителей. Только в их случае рыцарь не оскорбил и не бросил троллиху, и она превратилась в обычную девушку. В последнее Алисе, во всяком случае, хотелось верить.

Выпрямившись с Невиллом на руках, она невольно посмотрела в угол — там домовушка Салли заботливо развесила ее платье для вечернего похода к младшей ветви. Черная ткань тускло мерцала в лунном свете, так же тускло поблескивали золотые нити вышивки... красивая, но все же троллья шкура. Будь ее воля, Алиса бы вообще про нее не вспоминала, но если она хочет пресечь хоть малейшие поползновения в сторону ее мужа и сына, неважно, с чьей стороны — Пожирателей ли, жадных родственников ли — ей придется потерпеть.

— Мама с тобой, малыш, — прошептала она, касаясь губами макушки сына. — Мама защитит тебя от всего на свете. Мама всегда будет защищать тебя и папу.

Невилл в ответ засопел, доверчиво уткнувшись ей носиком в грудь.

Хотела бы Алиса по ночам спать так же спокойно.

* * *

Первый же взгляд на дом Лонгботтомов младшей ветви давал ясное понимание того, почему Амалию Лонгботтом, в девичестве Селвин, так злило замужество сестры Августы: некогда добротный и красивый, сейчас старинный дом держался на обстановке, маскирующих чарах и мелких ухищрениях, которыми дамы — Алиса знала не понаслышке — стараются пустить пыль в глаза. У Амалии это получалось средне: роскошный плющ не до конца прятал трещины в фасаде, пышные драпировки — дыры в деревянных панелях стен, а люстры подло освещали сколы на лепнине и потертости паркета. Ни для кого не было секретом, что теплицы, унаследованные мистером Эмметтом от дяди, не приносили особого дохода, и даже с учетом министерского жалованья Эльфрида семейство... не бедствовало, конечно, но жило куда скромнее, чем хотелось бы всем его членам — особенно Амалии, по словам миссис Лонгботтом, привыкшей к роскоши в родительском доме.

Тем страннее было вышедшей из камина Алисе увидеть в привычном потертом доме шикарную до безвкусицы обстановку, особенно в сочетании с разряженными гостями.

— И вовсе-то мы не завидуем, и вовсе-то не ждем, пока вы перемрете, а на нас свалится наследство, — очень похоже передразнила сестру миссис Лонгботтом. — С детства строит из себя неизвестно что, только чтобы выглядеть в чьих-то глазах повыгоднее, — она оправила ворот винно-бордового платья и критически оглядела Алису. — Давно я не видела тебя такой... каменной. Даже забыла, что ты такой можешь быть.

Алиса улыбнулась — точнее, едва приподняла уголки губ. Поди попробуй не быть каменной, когда вся копна волос, стянутая узлом под сетку, тянет голову назад; хорошо еще, что под ноги смотреть получается. Иногда. Через раз.

— Умница, вот так и улыбайся, особенно Эмми и ее сыночку Эльфриду, — одобрила миссис Лонгботтом. — Когда твои папаша и братец так делают, людей обычно удар хватает, может, и у тебя получится, — добавила она намного тише.

— Мама! — возмутился Фрэнк и взял Алису под локоть. — Элли, я рядом. Если что — падай на меня, ты в этих доспехах шагу ступить не можешь.

Алиса уже по-человечески улыбнулась им обоим и оперлась на руку мужа. Насчет удара определенно стоило попробовать, тем более, что большинство предполагаемых гостей она хотела видеть в последний раз.

Когда они попарно — мистер и миссис Лонгботтом, Фрэнк и Алиса — вошли в зал, все взгляды сначала обратились на миссис Лонгботтом — все еще красивую, несмотря на возраст, сына и внука — а потом переместились на Алису. У женщин вытянулись лица, у мужчин округлились глаза, а она спокойно вышагивала рядом с Фрэнком, затянутая в черное с золотом, как в настоящую броню, и изредка раздавала знакомым те самые улыбки, от которых людей трясло. Один только раз произошла осечка: Рудольфус Лестрейндж не вздрогнул, не отвел взгляда, а издевательски-холодно склонил голову в ответ; Беллатрикс, его жена, закрылась веером и фыркнула — что-то ее развеселило.

— Не обращай внимания, — шепнул Фрэнк, усаживая Алису в кресло в нише у окна и ненавязчиво вставая между ней и Лестрейнджами. — Пусть себе смеются, ты у меня все равно красавица.

— Она не потому смеялась, — пробормотала Алиса. Внезапно ей стало неуютно: да, она добилась своего, вон как Амалию с сыночком трясет — и не только от зависти... но она совершенно не подумала, как ее эскападу могут воспринять другие. — Зря мы это затеяли, Фрэнк, и зря я...

— Тш, — Фрэнк пожал ей руку. — Это ненадолго. Просто одна уступка на один вечер — помнишь?

Еще бы Алиса не помнила.

От окна тянуло холодом — у Амалии хватило средств на позолоченные кубки, но на щели в окнах, видимо, уже не осталось. Алиса попыталась незаметно передвинуться чуть подальше, но нечаянно задела одну из бесчисленных драпировок и вместе с нею — стенную панель: проклятая деревяшка отошла от стены дюйма на два. Мысленно чертыхнувшись, Алиса попыталась поставить ее обратно, но тут же замерла: за отошедшей панелью скрывался тайник. Письма, официальные долговые расписки — нельзя было не узнать официальные бланки Гринготтса — еще какие-то документы, разглядывать которые у Алисы, увы, не было времени. Поднапрягшись, она сумела впихнуть панель на место, одернула драпировку и приняла самый невозмутимый вид, но напрасно — ее копошения, кажется, никто не заметил.

Вечер переставал быть потраченным впустую: тайник в доме Амалии — весьма полезное знание, ради него стоило спустить несколько часов жизни в змеиное кубло.

Зал понемногу оживал, заполняясь людьми; гости приветствовали друг друга, болтали о разных мелочах, поздравляли хозяев, но к Фрэнку с родителями и Алисе не приближались — настороженно-почтительно косились издалека, только несколько раз подошла поздороваться родня обеих старших миссис Лонгботтом. Время тянулось ужасающе медленно; обсуждение сплетен пошло даже не на второй, а на третий круг, обещанный ужин запаздывал, и некоторые из гостей — в первую очередь, конечно, Люциус Малфой с молодой женой — начинали насмешливо коситься на пунцовую от неловкости Амалию. Миссис Лонгботтом прятала за веером злорадную улыбку; Алиса, нацепив бесстрастную маску, скучающе озиралась вокруг и вслушивалась в разговоры в надежде уловить хоть что-то полезное для Ордена — или аврората — но тщетно: болтовня вокруг была пуста, как новенький котел. Удивительно, как только людям могло нравиться такое бессмысленное времяпрепровождение — сама Алиса уже раза три подумала о несостоявшихся дежурствах и что она была бы куда полезнее в патруле в Косом переулке, чем здесь.

— Расцветая вдвое, втрое, расцветешь ты, как алоэ, — раздался у нее над ухом шелестящий, будто змеиный голос. — Вот уж кого не ожидал увидеть здесь, так это вас, миссис Фрэнсис Лонгботтом.

Мистер Лонгботтом и Фрэнк подобрались, а миссис Лонгботтом ощутимо напряглась: они и не заметили, как к ним подошел мистер Том Реддл собственной персоной. Алиса поняла, что у нее дрожат руки, и изо всех сил вцепилась в подлокотники кресла.

— Отчего же, сэр? — как можно невозмутимее спросила она.

— Вы редко радуете нас своим присутствием, — Реддл теперь стоял прямо напротив нее. — А когда радуете — нерадостно вам. Фрэнсис, мой юный друг, разве это дело — заставлять скучать молодую жену, тем более на таком унылом вечере, как этот?

— Мне совершенно не скучно, — как можно тверже сказала Алиса.

— Неужели? Мне почудилось обратное, — Реддл посмотрел на старших Лонгботтомов. — Вы ведь не возражаете, если ваша невестка пройдется со мной по саду? Обещаю вернуть ее, когда сядем за стол.

— Алисе нездоровится, сэр, — негромко вмешался Фрэнк. — Ей лучше посидеть, мне кажется.

— Тем более. Ей нужен свежий воздух.

На перепалку начали обращать внимание; Алиса заметила, как побледнел Эльфрид, как спали с лица Селвины и как нервно кусал губы Малфой. На мгновение она встретилась взглядом с Лестрейнджем, и тот едва уловимо качнул головой влево-вправо.

Не вздумай отказываться.

— Все хорошо, Фрэнк. Мне действительно лучше выйти. Мистер Реддл — старый друг моих родителей, он присмотрит за мной.

— Она всегда была благоразумной девочкой, — сообщил Реддл старшим Лонгботтомам почти добродушно. — Всегда знала, что лучше для нее и для семьи... нет, не сюда, миссис Лонгботтом. Есть путь покороче.

Они прошли через стеклянную оранжерею, которую, как и дом, никто не удосужился действительно привести в порядок, и вышли в окруженный деревьями цветник; начавшая опадать листва тихо шуршала под подолом платья Алисы и под едва слышными шагами Реддла. В воздухе пахло грозой — не как на днях в гостиной, а по-настоящему, и Алиса на короткое мгновение позволила себе дышать полной грудью. Сколько уже она просто так не бродила по саду или парку — месяц, два, больше?

— Позволите предложить вам руку? Вы вот-вот запутаетесь в платье.

Гулять она все же предпочла бы в компании мужа и сына, а не самого опасного — и самого загадочного — волшебника Британии.

— Благодарю, но нет. Сэр. Кажется, перед тем, как подойти к нам, вы здоровались с Илоной Хорнби; я не брезглива, но у меня маленький сын, и я не могу позволить себе принести в дом какую-нибудь заразу от этой... дамы.

Реддл негромко рассмеялся — будто змея проползла.

— Так же остра на язык, как и прежде. Я скучал по вам, Эдда.

Только не это имя. Только не он. Алиса скомкала в кулаке край платья.

— Можете называть меня по имени, если вам так угодно, но я Алиса.

— Ну уж нет. Доказать вам, почему? — Реддла это как будто забавляло. — Итак, Алиса Лонгботтом — добропорядочная молодая женщина, скучная до зевоты. Алиса Лонгботтом пришла бы сегодня на этот праздник мелкого тщеславия в каком-нибудь скучном платье и добропорядочно перемыла бы кому-нибудь кости вместе с тетушками и кузинами. Алиса Лонгботтом никогда не возразила бы мужу и не вышла прогуляться с посторонним мужчиной — тем более, со мной. Алиса Лонгботтом сейчас бы тряслась от страха, а не дерзила мне в лицо, — Реддл удовлетворенно прищелкнул пальцами. — Наконец, Алиса Лонгботтом никогда бы не пошла защищать грязнокровок вопреки воле семьи, пусть она и оборвала с этой семьей почти все связи. И уж тем более Алиса Лонгботтом не стала бы использовать довольно редкий и не одобряемый властью семейный дар в служебных целях — бедняга Мелифлуа, он, наверное, первый и последний раз в жизни видел цунами в Ла-Манше. Иными словами, вы, Эдда, притворяетесь для всех Алисой Лонгботтом; может быть, ваш муж, свекры и тупоголовые хозяева этого дома вам и верят, но я знаю, что вы можете носить свои маски намного лучше.

— Чего вы хотите? — только и смогла выдавить Алиса.

Еще никогда она не чувствовала так остро чужую хватку на своем горле. Этот человек видел ее насквозь, знал о том, о чем она хотела бы забыть — и за это она его ненавидела.

— Вы думаете, я буду вас шантажировать? О нет. Вы — дочь моего старого друга, и я искренне хочу вам помочь.

— Каким образом?

Цветник кончился; теперь они стояли в яблоневой аллее, окруженные поспевавшими поздними яблоками. Вместо ответа Реддл подошел к ближайшему дереву и приподнял одну из ветвей.

— Хорошие яблоки здесь, верно?

— Немногое хорошее, что есть в этом доме, — процедила Алиса на грани вежливости.

— Пожалуй, — почти спокойно согласился Реддл. — Взгляните-ка сюда: яблоко тянется за солнцем, где бы оно ни росло, наливается и поспевает. В должный срок люди соберут его в корзину и приготовят из него джем или сок — словом, яблоко принесет пользу избранному обществу, — он отпустил ветку и посмотрел в глаза Алисе. — Будьте как яблоко, Эдда. Знайте, что для вас лучше, тянитесь за солнцем, где бы ни росли, и приносите пользу обществу. Нашему обществу.

Интуиция подсказывала Алисе, что ни Фрэнка, ни свекров в этом обществе не ждали.

— А если нет... сэр?

Реддл коротко рубанул воздух палочкой, и ветвь соседней яблони рухнула в траву к немногочисленной падалице.

— Не хотелось бы обрубать завязи, тем более многообещающие, но некоторые из них мешают другим плодам поспевать, — негромко сказал он. — Их удел — сгнить внизу... но, что прискорбно, они могут утянуть за собой почти спелые яблоки, — он отлевитировал обрубленную ветку, и Алиса увидела среди зеленых яблок одно налившееся. — Вы ведь не желаете гнить внизу, верно? И не желаете того же для своего сына.

Это была угроза — не высказанная прямо, но явная. Или вы с нами — или вы сгниете.

— Я не очень люблю яблоки, сэр, — беспечно ответила Алиса. — Больше орехи. Знаете, среди них попадаются такие, что хоть камнем, хоть молотом молоти — не расколете.

— И чаще всего эти орехи оказываются на мусорной куче как несъедобные, — по-змеиному усмехнулся Реддл. — Но предлагаю продолжить наш фруктовый спор в другой раз — кажется, ваш увалень-супруг вас потерял. Вон он, бежит сюда.

Фрэнк действительно бежал к ним от дома, но гнали его явно не ревность или беспокойство; точно такое же лицо у него было, когда им сообщили о Метке над домом Марлин, и Алиса скрестила пальцы, чтобы сейчас ей не рассказали об очередном трупе знакомого.

Все оказалось куда хуже.

— Косая Аллея горит, — выдохнул Фрэнк, едва поравнявшись с ними. — Налет Пожирателей, громят лавки магглорожденных. Прости, милая, я должен быть там.

— Я с тобой.

— Нет, — мотнул головой Фрэнк. — Останься с моими стариками и присмотри за тем, чтобы мама с теткой не вцепились друг другу в волосы, а то там все к тому идет.

— Тихо, — Алиса приложила ладонь к его губам. — В горе и радости, забыл? Твоя мама сама справится, не лишай ее удовольствия. Лучше подожди меня у ворот, пока я трансфигурирую этот бальный кошмар во что-то более подходящее.

Фрэнк нехотя кивнул — он тоже с ней иногда не спорил — и устремился к воротам. Алиса вынула палочку, но не успела произнести заклинание, как ее схватили за запястье.

— Я предупреждал вас, Эдда, — полным шипящей ярости голосом сказал Реддл. — Я же только что вас предупреждал.

— О чем вы, сэр? — вскинула брови Алиса и наскоро превратила платье в свитер и брюки, а туфли — в кроссовки. Вышло криво, но вроде прочно. — Мы говорили об орехах и яблоках.

И, не дав вставить ему ни слова, бросилась следом за мужем.

Кое-что из ее прошлой жизни осталось неизменным — она терпеть не могла, когда ей указывали, что она должна делать.

* * *

Косая аллея действительно полыхала; горели несколько магазинов и одно кафе, принадлежавшие магглорожденным и особо несговорчивым полукровкам. Звуки горящего дерева перемежались звуком бьющегося стекла и криками боли: в дыму то тут, то там возникали черные фигуры, преследовавшие разбегавшихся людей. Одна из фигур замерла перед тлеющим прилавком, что-то метнула в него — и пламя снова рвануло вверх.

— Зажигательные зелья используют, уроды! — к Фрэнку и Алисе прорвался Карадок Дирборн — соратник по Ордену и владелец одного из магазинов. — Где все ваши?!

— Должны быть, Аластор прислал Патронуса, что выдвигаются, — Фрэнку щурился, пытаясь рассмотреть что-то в дыму. — Сколько их?

— Драккл разберет, то ли пятеро, то ли двадцать... Ложись!!

Фрэнк и Алиса почти синхронно рухнули на грязную мостовую, и вовремя — еще одна склянка с зажигательным зельем просвистела у них над головами, врезавшись в закопченную стену. Откуда-то с той же стороны в них полетели разноцветные лучи проклятий; два сумела отбить Алиса, еще несколько отразили Фрэнк и Карадок. Людям вокруг, что не успели укрыться, повезло меньше: на глазах Алисы несколько из них упали и больше не поднялись.

— Дирборн, выводи пострадавших! — рявкнул Фрэнк, перекрикивая шум. — Элли, давай за мной — попытаемся убрать хоть кого-нибудь, пока наших нет!

Алиса скользнула в дымовую завесу следом за мужем; под ноги подвернулась неразбившаяся склянка с зельем и, внезапно, одна из масок Пожирателей, оброненная кем-то из нападавших; Алиса машинально сунула их за пазуху — пригодится ребятам, хотя бы узнают, кто поставщик или изготовитель этой дряни, а по узору на маске, говорят, можно вычислить ее обладателя. Бой завязался буквально через несколько ярдов: Фрэнк прикрывал их Протего, она била из-под щита, быстро и жестко — их старая, проверенная тактика; таким образом им удалось вывести из строя двух или трех Пожирателей, прежде чем между ними пролетела Авада, вынуждая вновь броситься на землю, прочь друг от друга. Когда Алиса сумела подняться, Фрэнка от нее уже оттеснили, и перед каждым из них стояло по трое Пожирателей.

— Проте...

— Экспеллиармус!

Палочка Алисы улетела куда-то в дым; отведя руку назад, она нащупала длинную гладкую палку — стойка? бывший карниз? — и, перехватив ее на манер остроги, сделала выпад. Ближайший Пожиратель скорчился и заорал от боли; на его балахоне проступило темное пятно — конец палки оказался острым — но не это заставило Алису замереть посреди боя.

Она могла поклясться, что узнала голос нападавшего, даром что маски, как показал пример Розье, максимально обезличивали всех, кто был под ними.

Промедление дорогого ей стоило. Двое остальных Пожирателей моментально скрутили ее, выбив палку из рук; когда Алиса попыталась укусить их и вывернуться, тот Пожиратель, что был повыше, закатил ей такую оплеуху, что в голове зазвенело. Оглушенная, Алиса почувствовала, как с ее волос сдирают сетку — надо же, совсем про нее забыла в суматохе — и куда-то волокут; когда к ней вернулась способность осознавать происходящее, она увидела, что еще двое Пожирателей удерживают Фрэнка, заломив ему руки и поставив на колени.

— Глядите-ка, кто здесь! — глумливо пробасил один из них. — Не один непробиваемый семейный позор, а сразу два!

— Блэка только не хватает, — добавил другой, и все загоготали.

— Ишь, чего захотел — еще и Блэка, полный набор сразу, — заметил кто-то еще. — Нам бы этих уму-разуму поучить.

Фрэнк рванулся — молча, яростно, напролом; один из удерживавших его Пожирателей вытянул его Флагелло, и Фрэнк так же молча скорчился на камнях.

— А смысл? — протянул еще один Пожиратель. — Если бы публично, тогда да... а так дым вон какой, никто ничего не увидит.

— Они сами увидят, — подал голос один из тех, что держал Алису. — Этого хватит... для предупреждения.

— Так сколько предупреждали уже, после бабы Маккиннонов должны были понять!

— Отпустите ее, сволочи, — с ненавистью прохрипел Фрэнк. — Не совестно вам над женщиной издеваться?

— А ей не совестно было друга детства убивать? — спросил еще один Пожиратель странно высоким голосом. — Не самой, руками ублюдка Хмури? Ничего, мы умеем прощать ошибки... поучим только, да и отпустим.

— Хватит болтать, — его напарник перехватил Алису поудобнее. — Дай-ка нож.

Рукав его балахона задрался почти до локтя; Алиса невольно скосила глаза — и онемела от ужаса. По предплечью Пожирателя тянулся широкий витой шрам — как будто его обладатель вскинул руку, и на нее намоталась грубая корабельная веревка.

А она-то думала, хуже Реддла с его шантажом сегодня уже ничего не будет. С другой стороны, теперь ей было нечего терять.

Медленно, будто собираясь потереть нывшую голову, Алиса поднесла руку к виску — слава богам, привычный бронзовый диск был на месте; сегодня, собираясь к Амалии, она не стала убирать их, спрятала под волосами. Закусив губу изнутри, Алиса что есть силы сжала острые, специально для таких случаев заточенные края, и почувствовала, как по ладони и запястью потекла кровь — соленая, как море.

— Ты... — Пожиратель выронил нож и отступил прочь; остальные посмотрели на него с недоумением. — Прекрати сейчас же!

Алиса улыбнулась ему — той самой улыбкой для приема. Теперь она узнала не только шрам, но и глаза под маской — точь-в-точь ее собственные.

— Не приказываю тебе, о Ран, но кровью дочери твоей взываю о помощи, — отчеканила она тихо и твердо.

Сначала не было ничего, и Алиса подумала, что у нее ничего не вышло. Затем под ногами раздался глухой гул, затрещала брусчатка; столб воды футов в двадцать вырвался прямо из земли, замер на мгновение... и обрушился на людей внизу. Пожиратели заорали, бросаясь наутек; освободившийся Фрэнк едва успел схватить Алису и подтащить к ним какую-то деревяшку — дверь или столешницу — прежде, чем гигантская волна понесла их по Косому переулку, мотая от стены к стене. Алиса чувствовала, что теряет сознание, перед глазами у нее плясали черные мушки; тогда, в Ла-Манше, она вызвала морскую волну и была почти в порядке, но здесь вода была пресная и подпитывалась магией самой Алисы сильнее обычного Когда-то давно одна старуха-сквиб говорила ей — нет, не ей, а другой — что море жадно, как его хозяева; если часто пользоваться его помощью, то оно может свести с ума или выпить досуха, и Алиса чувствовала, что недалека от того или другого. Силы ее были на исходе, и волна схлынула так же внезапно, как появилась, мягко вынеся их с Фрэнком к крыльцу "Гринготтса".

— Эдда, — прошептали над ней. — Эдда, ты же обещала после Мелифлуа...

— Этот — последний, — выдохнула она в ответ. — Выхода не было... не хочу прогибаться и гнить не хочу...

— Прогибаться? Гнить? О чем ты?

Но Алиса уже ничего не слышала — она провалилась в беспамятство.

Последним, что она увидела, была бежавшая к ним аврорская группа во главе с Аластором.

1) На Оркнейских и Шетландских островах был распространен норн — помесь норвежского языка и англо-шотландских диалектов. Автор фанонит, что язык вымер у магглов, но не у волшебников.

Вернуться к тексту

2) Иллет, "Кот-флейтист"

Вернуться к тексту

3) Перевод Тол Мириам.

Вернуться к тексту

Вещи ложились рядами аккуратных стопок; большую часть из них Девочка левитировала на кровать, чтобы потом отправить в сундуки и забыть. Она ничего не хотела брать отсюда — ни из дома, в котором выросла, ни из отцовской башни.

Завтра у нее начинается новая жизнь, и прежним вещам, предрассудкам, мыслям в ней не было места.

Завтра она уже будет не Девочкой, а кем-то другим, только на этот раз эта маска будет с ней навсегда. Впрочем, она до сих пор меняла их так часто, что забыла, каково это — быть собой. Быть Девочкой из старой башни на далеком острове.

Может, оно и к лучшему. Она теперь настоящая девушка с Большой земли, настоящая леди, как про нее говорят; настоящей леди ни к чему полудикарские поверья и странные гадания — все, что знала Девочка. Тем более в новой жизни — в семье ее почти-мужа не терпят темной магии, а разве могут считаться светлыми гадания на крови или жертвоприношения?

Последними Девочка оставляла украшения; среди них она собиралась было положить и небольшой бронзовый амулет, который когда-то ей дала давно покойная нянька и который она обычно носила вплетенным в волосы у виска вместе с парой-тройкой других амулетов. Ничего особенного в нем не было: потемневшая от времени бронза, едва различимые руны — Лагуз и перевернутый Ансуз, руны Локи, вечного перевертыша, на одной стороне, Райдо и обычный Ансуз на другой — но отчего-то Девочка никак не могла положить его к другим вещам.

Может быть, потому что его дала ей старая няня, которую Девочка очень любила.

Может быть, потому что вторую пару рун — Райдо и Ансуз, Ран и Эгир — выбил по ее просьбе Старший, с которым они тогда еще ладили.

Может быть, потому что это была единственная вещь, так или иначе напоминавшая ей о доме, каким бы он ни был.

В конце концов Девочка прицепила амулет обратно. Не потому, что верила в его силу — силы в нем, изготовленном старой сквибкой, с точки зрения магической науки не было отродясь, — а просто так... на удачу.

Удача ей и в новой жизни не помешает.

— Я идиот, — мрачно проворчал Аластор.

Они с Фрэнком сидели у постели Алисы в больнице святого Мунго; даже сейчас, спустя несколько дней ее не собирались выписывать — настолько велико было магическое истощение. Колдомедики в один голос твердили, что стихийный выброс такой силы у взрослой колдуньи мог с легкостью свести ее в могилу; Фрэнк, знавший правду, сердился, но молчал даже перед родителями, и за это Алиса была ему благодарна. Уж лучше слушать сокрушения Аластора на тему еще одной пожирательской засады, из-за которой вся группа едва не опоздала в Косую аллею, чем справедливые, в общем-то, упреки.

— Нет бы оставить кого-нибудь в Уайтчапеле разгребаться, так нет — решил, что новички сами не справятся! И там обосрался, и тут... стар становлюсь. Стар.

— Аластор, хватит, — устало попросила Алиса. — Мы ни в чем тебя не виним.

— Я себя виню в том, что ты здесь валяешься! — огрызнулся Аластор. — Кабы я не протупил, не пришлось бы тебе к этой срани...

— Тише! — хором зашипели на него Алиса и Фрэнк.

— ...прибегать, — закончил Аластор шепотом. — Что это опять было? Второй раз вижу, как ты это проделываешь, но так и не понял, что за магия такая.

Фрэнк покосился на Алису, и та, помедлив, выложила на одеяло бронзовый амулет.

— Фамильная реликвия, — коротко сказала она. — Активируется кровью... не морщись, Аластор, сам знаешь, они все такие. Может вызывать волну разной высоты, от ряби до цунами; работает в основном рядом с морем, но с пресной водой тоже получается, как выяснилось, только сил тратишь значительно больше.

Версию про реликвию они с Фрэнком придумали вместе; она была куда проще и глаже реальной. В происхождение от мифической нечисти Алиса не верила и сама, но вот что женщинам ее семьи было доступно несколько больше, чем мужчинам, сомнений не было. И что дар мифической прабабки оборачивался проклятьем — тоже: ни одна из пра-теток Алисы не доживала до старости — все или сходили с ума, или становились сквибками и топились от горя.

Старуха Сигрид и старухи Роули говорили, что их души и магию забирало море в обмен на право недолго пользоваться даром; Алиса не знала, можно ли этому верить — она теперь не знала, чему вообще можно верить. И кому. Не после Розье и Косой аллеи.

— Ага, — глубокомысленно протянул Аластор. — То есть режешься этой штуковиной — и можешь смывать всех к драккловой матери что в твой унитаз, так?

— Больше нет.

— Как это? У нее ограниченный запас действия, что ли, два раза — и все?

— Не два, — Алиса потеребила завязки на больничной рубашке. — До Мелифлуа были... другие.

Тимоти Уилкс, например — даже понять ничего не успел, бедняга, только труп спустя две недели к берегу в Уэльсе прибило. Кто-то из Берков — сманивал молоденьких девчонок в бордель, а еще наймиты из Лютного, которых Пожиратели и за людей-то не считали — так, расходный материал, один подохнет — десяток на звон галеонов прибежит. Даже Фрэнк знал не обо всех, а уж от него у Алисы не было тайн.

Алисы ли?..

Алиса Лонгботтом не стала бы топить людей черной магией, даже преступников, — прошелестел у нее в голове голос Риддла. А была ли Алиса Лонгботтом — или было только неумелое притворство ею?

— Так, — голос Аластора не предвещал ничего хорошего. — И сколько раз этой штукой можно было пользоваться?

— Не знаю. Но этот был последним, — Алиса позволила себе кривую, непривычную для нее усмешку. — Не бойся, Аластор. Я не трогала невиновных и тех, кого поклялась защищать.

— Драккл с тем, кого ты там трогала, — буркнул тот и поднялся. — Дело твое. Раньше сказать об этом не могла?

— Крауч бы нас с костями сожрал за темномагический артефакт, — возразил Фрэнк.

— Крауч бы начихал на этот артефакт с Астрономической башни Хогвартса, если бы мы одним духом избавились от упырей. Собрали бы всех в одну кучку с главарем их — и счастливого плавания, господа падаль!

— Прости, — быстро сказала Алиса. — Не сообразила.

Сейчас она даже обрадовалась, что не сообразила. Одно дело — знакомые и совсем другое — кровные родственники. Братоубийцы прокляты, это знала вся Магическая Британия от мала до велика.

— Ладно, — буркнул Аластор, остывая. — Постарайся вспомнить, кого ты все-таки... смыла. Имя, дату... список предоставишь, когда выйдешь отсюда. Пойдем, Лонгботтом, работа не ждет — полно всякого дерьма разгребать, раз уж смыть не получится.

Аластор злился на нее, Алиса это понимала, и злился за то, что молчала, что лишила их возможности разом избавиться от Пожирателей. Она не стала его разубеждать, что из этой затеи ничего бы не вышло — в лучшем случае она погибла бы вместе с ними, в худшем... нет, об этом она даже думать не хотела. Пусть Аластор себе ворчит, у нее есть заботы поважнее его недовольства — например, угроза ее семье с двух сторон разом. И если Риддла можно было отложить в пусть и недолгий, но ящик, то оскорбленная в лучших чувствах Амалия (ею пренебрегли! опять! опять в пользу каких-то полукровок!) требовала упредительного удара — и такого, чтобы заткнулась раз и навсегда.

В обед к ней пришла миссис Лонгботтом — поворчать и поинтересоваться, когда же она изволит вернуться домой, а то Невилл сам извелся и других извел — и Алиса, попросив поправить одеяло, сунула ей в руку склянку и маску — те самые, которые она только чудом не разбила и не потеряла во время драки. Миссис Лонгботтом, не поведя бровью, одним движением спрятала их в свою бездонную сумку и лишь потом сощурилась:

— Это, кажется, разбрасывали Пожиратели в Косой аллее на днях?

— Именно так.

— Хочешь, чтобы я передала это Фрэнку? Отчего же сама не дала?

— Не Фрэнку, — сухо ответила Алиса. — В доме Амалии, в нише, где мы сидели, за одной из настенных панелей тайник... понимаете, о чем я?

Миссис Лонгботтом не ответила — только ноздри раздула. Ожидаемо.

— Мужчины нашего дома цветут, пока мы унавоживаем клумбы, — повторила Алиса сказанные не так давно слова. — У навоза не самый приятный запах, мэм, вы знаете это не хуже меня. Кто вам дороже — всегда ненавидевшая вас сестра или ваши сын и внук?

Миссис Лонгботтом медленно кивнула и пристально взглянула на Алису — так, будто видела ее впервые.

— Напомни, ты не Слизерин, случайно, заканчивала, вместе со всеми вашими?

— Рейвенкло. Не люблю каменные склепы.

— Ах да, я и забыла, — миссис Лонгботтом наклонилась ближе. — Расчет недурен, девочка, совсем недурен... но ты забываешь, что совсем скоро, похоже, связи с Пожирателями смерти будут поощряться.

— Но пока не поощряются, — спокойно возразила Алиса. — Особенно Краучем — маски и Темная метка действуют на него как Конфундус на хвосторогу, он совсем выходит из себя. И не станет разбираться, чья это маска — тот, у кого ее найдут и кому она подойдет, уедет в Азкабан сразу и навсегда.

— Этим кем-то может быть Эмметт. Хамфри этого не переживет, — нахмурилась миссис Лонгботтом. — Он обожает кузена, да и Элджернона тоже.

— Значит, она должна подойти тому, кого не жаль. Не думаю, мэм, что это так сложно.

— Не сложно, — эхом повторила миссис Лонгботтом. — Тайник за стенной панелью, значит? Я услышала тебя.

Вечером того дня, когда Алису все же выписали, в дом Лонгботтомов прилетела сова со скандальной передовицей "Пророка": Эльфрида Лонгботтома, сотрудника Отдела Магического транспорта, арестовали по подозрению в связях с Пожирателями смерти. В одном их тайников в доме нашли характерную маску, зажигательное зелье, использовавшееся при недавнем нападении на Косую аллею, а также расписки на суммы, существенно превосходившие суммарный доход семьи Эльфрида, причем деньги он занимал не только и не столько в "Гринготтсе".

— На долгах его и подловили, скорее всего, — равнодушно заметила миссис Лонгботтом, листая газету. — По своей воле не пошел бы — смелости бы не хватило, уж ты прости меня, Хамфри.

— Но как он мог быть так беспечен? — горько недоумевал мистер Лонгботтом. — И как никто — ни Эмметт, ни Амалия — этого не заметили?

— Тетя Амалия привыкла к... определенному уровню жизни, папа, и наверняка не задавала вопросов, а дядя Эмметт и подавно, — мягко ответил Фрэнк. — Меня больше интересует, как кузен собирался расплачиваться.

— Нашими деньгами? — фыркнула миссис Лонгботтом, быстро глянув на Алису. — Вы чуть не погибли в том налете, мы немолоды, а Невилл — младенец... делай выводы сам, сын.

Алиса Лонгботтом никогда бы не подставила так кузенов своего мужа, пусть и ради семьи, снова зашелестел у Алисы в голове змеиный голос. Кто ты, девочка? Уверена, что твое место здесь?

Алиса, как в детстве, зажала уши руками, не желая слушать и слышать; пока обеспокоенный Фрэнк суетился вокруг нее с обезболивающим, она с горечью думала, что голос — кем бы он ни был — все же прав.

С каждым днем от Алисы Лонгботтом — аврора, члена Ордена Феникса, добропорядочной женщины — оставалось все меньше и меньше, и ее место занимала та, кого Алиса давным-давно похоронила.

* * *

Арест Эльфрида то ли настолько напугал драгоценную родню с обеих сторон, то ли жирно намекнул ей, куда лезть не стоит, но от Алисы и Фрэнка отстали. Алиса даже позволила себе перевести дух — любая передышка теперь была на вес золота, но как оказалось, их поджидала новая, куда более страшная беда.

Профессор Дамблдор вызвал их с Фрэнком в штаб-квартиру Ордена поздним осенним вечером; к своему удивлению, Алиса не обнаружила там никого, кроме бывшего учителя и молодой четы Поттеров — Джеймса и Лили. Алиса знала их по Ордену и немного — по школе, но близко они никогда не общались. Джеймс и Лили, кажется, тоже не ожидали увидеть только их — во всяком случае, поздоровались они несколько растерянно.

Профессор Дамблдор вышел к ним не сразу; увидев его на пороге, Алиса невольно охнула — директор как будто постарел еще лет на двадцать: неизменно бодрый и излучавший надежду, он как будто погас изнутри и превратился в дряхлого старика.

— У меня для вас скверные новости.

Алиса переглянулась с Фрэнком и сжала его ладонь, большую и теплую, под столом. Что еще могло случиться?

— Недавно я услышал пророчество о Волдеморте и... одном ребенке. Мальчике, рожденном на исходе седьмого месяца. Мальчике, которому суждено победить тьму и ее приспешников.

Алису передернуло было от пафоса, но кое-что другое тут же заняло ее мысли. Невилл родился в конце июля, а значит...

— Так вышло, что Волдеморт тоже узнал о пророчестве и скоро начнет охоту за этим ребенком. Или за вашим Гарри, Лили, Джеймс, или за вашим Невиллом, Фрэнк, миссис Лонгботтом. Он решил, что в пророчестве идет речь об одном из них.

На Лили было жалко смотреть — с нее, обычно живой и яркой, будто смыло все краски. Джеймс рядом с ней выглядел ошеломленным, будто его со всей силы шарахнуло бладжером; Фрэнк, напротив, подобрался и закаменел, изо всех сил стискивая руку Алисы. Но Алиса не чувствовала его пожатия, не видела она и Поттеров.

Ее Невилл. Ее малыш. Самый большой подарок, который она получила от жизни. Ребенок какого-то пророчества. Ребенок, за которым начнут охоту все темные маги Британии...

...если сумеют переступить через труп его матери. Это Алиса поняла с холодной ясностью — своего сына она не отдаст никому и никогда.

— Что мы можем сделать, сэр? — хрипло спросил Джеймс. — Мы... Мальчики... я скорее умру, чем позволю ему дотронуться до Гарри!

— Надеюсь, до этого не дойдет, Джеймс, — тяжело вздохнул Дамблдор. — Разумеется, и я, и Орден окажем вам всю возможную помощь, найдем какое-то решение...

— То есть сейчас его у вас нет? Вы не знаете, как нас защитить?

Алиса не узнала со стороны свой голос — напряженный, чуть дрожащий от сдерживаемой ярости. Рядом с нею не менее яростно закивала Лили — ей тоже не хотелось сидеть сложа руки, пока на ее ребенка охотятся будто на кролика.

— Я не всесилен, — печально покачал головой Дамблдор, и Алисе на мгновение стало стыдно за свою вспышку. — Волдеморту и его приспешникам ведомы те виды магии, что порой лежат за пределами человеческого разума и восприятия. Мне очень жаль, но универсальной защиты действительно нет. Мы найдем выход, обещаю — но для этого нужно время.

— Оно у нас есть? — напряженно спросил Фрэнк.

— Немного, но есть. По моим данным, Волдеморт пока не определился с тем, кто из ваших сыновей представляет для него реальную угрозу. Пока он не сделал выбор, вы в относительной, но безопасности.

— А потом кто-то из нас станет дичью, — пробормотал Джеймс.

— Или мы все, если он решит убить обоих мальчиков, — мрачно предположила Алиса. — Чтобы наверняка.

— Это очень скверный вариант, но маловероятный, — спокойно ответил Дамблдор. — Видите ли, миссис Лонгботтом, в пророчестве ясно говорится об одном ребенке, которому предназначена великая, но трагическая судьба. Второму с момента выбора Волдеморта ничего не будет угрожать.

Алису несколько покоробило, что Дамблдор обращался по имени ко всем, кроме нее, но она промолчала — мало ли причуд у старика, в конце концов.

— Я потрачу отведенное нам время с пользой, — подвел итог Дамблдор. — Но пока что могу предложить вам лишь свое утешение. Идите сейчас домой, побудьте с вашими мальчиками. Я сообщу, как только появятся какие-то новости. И вот что... — он внимательно оглядел их, всех четверых, и дольше всего задержал взгляд на Алисе. — Родительская любовь, особенно любовь матери — великая сила; она способна созидать, но в минуту горя нет ничего страшнее и разрушительнее любви отчаявшейся матери. Не позволяйте себе отчаиваться. Не теряйте надежды, даже в самые темные минуты. Надежда есть всегда — даже самая маленькая и в самую темную минуту.

Если это и было утешение, то помогло оно слабо — они расходились подавленные; Джеймс и Лили в одну сторону, Фрэнк и Алиса — в другую. Фрэнк отказался аппарировать; не менее часа они молчали — слова были не нужны, — плутали по темным улицам, держась друг за друга, как утопающий за соломинку, прежде чем вышли на какую-то маггловскую станцию — Алиса смутно помнила, что с нее можно доехать почти до их дома. Холодало, маггловский поезд задерживался, ветер гнал по пустынной станции пожухлые листья; Алиса прижалась к Фрэнку, и тот изо всех сил обнял ее, согревая.

— Придется идти на поклон к дядюшкам, — произнес он наконец.

Алиса подняла голову.

— Что?

— Придется идти на поклон к Селвинам, — повторил Фрэнк и поморщился так, будто у него все зубы заныли. — Ты же слышала профессора. Они не смогут нас защитить, просто не успеют — этот ублюдок может начать охоту со дня на день. Кроме того, иногда против темных магов помогает темная магия, а уж этого у Селвинов арсенал богатый.

— Ты же понимаешь, что это конец? — тихо спросила Алиса. — Все, что мы делали, во что верили, за что воевали — все напрасно?

— Еще как, — невесело усмехнулся Фрэнк. — Но выхода другого нет. Мы не можем зависеть от прихоти помешанного ублюдка. Ты на моем месте так же бы поступила, верно?

— Я? — задумчиво отозвалась Алиса. — Я бы сделала все, что угодно.

Не успев сказать, она поняла — она действительно сделает ради Невилла абсолютно все. И к дракклам профессора Дамблдора с его проповедями об отчаянии и надежде.

А еще — что помощь нужно искать вовсе не у Селвинов. Фрэнку незачем ломать себя и мараться в этом, а ей не привыкать заниматься грязной работой для блага семьи. Тем более, как раз у нее на примете есть кое-кто, кто точно имеет доступ к Волдеморту и не сможет отказать в ее просьбе.

Кто-то назвал бы это предательством, но Алисе было плевать. За своего ребенка она была готова умереть — но и убивать была готова не меньше.

Ей пришлось подождать, пока Фрэнк и Невилл уснут. Накинув плащ с капюшоном, Алиса поцеловала обоих — Невилл смешно заворочался и зачмокал во сне — и поспешно, боясь передумать, аппарировала прямо из холла.

На острове стояла тьма хоть глаз коли, штормовые волны взлетали едва ли не выше прибрежных скал, но дорога к хергу была сухой и хорошо виднелась даже в темноте. Алиса зашагала по тропинке; она никого не звала и не оборачивалась — в верхних окнах башни горел свет, значит, тот, к кому она пришла, ее увидит. Выйдет или нет — другой вопрос, но она была готова ждать столько, сколько потребуется, и заставит себя выслушать.

Крови на камнях херга прибавилось с тех пор, как она была здесь в прошлый раз, или же просто так падали тени от башни; Алиса вошла в круг и уселась на ледяную землю — теперь она была в святилище, с ней ничего не смогут сделать, разве что прирежут здесь же, как жертвенную козу. За себя она не боялась — боялась лишь, что не успеет помочь Невиллу. Ждать долго не потребовалось: в темноте послышались шаги, и хриплый мужской голос насмешливо произнес:

— Не ожидал тебя здесь увидеть. Как только смелости хватило? Не боишься ни гнева духов моря, ни гнева человеческого?

— Вы сами отучили меня бояться, ты и отец, — пожала плечами Алиса. — Помнишь, как ты учил меня плавать? Выбрасывал из лодки и приказывал положиться на милость Эгира и грести, если хочу жить.

— Ты ничего не имела против, — около самого края херга воткнулся факел — освещать херги магией было не принято — и стало немного светлее. — И плавать научилась.

— Тогда я не знала, что бывает по-другому, — Алиса поднялась, подошла к факелу и вгляделась в лицо человека, к которому девятилетней девочкой была готова бежать на другой конец страны, а сейчас скорее ненавидела, чем любила. — Не обнимешь меня, брат?

Рудольфус Лестрейндж остался неподвижен.

— Зачем ты пришла?

Он выглядел изможденным, это было заметно даже в свете факела — видимо, служба Волдеморту давалась нелегко. На мгновение Алиса пожалела его — как в детстве, когда тайком от отца промывала ему порезы и ссадины — но тут же одернула себя: ему не была нужна ее жалость, а ей была нужна от него весьма конкретная вещь.

— Я узнала вас. Вас обоих. Тебя — по шраму, его — по голосу.

Рудольфус чуть приподнял брови.

— Рабастана я не выдам никогда в жизни, — Рабастан все еще был для нее Крохой, малышом, чьими родами умерла их мать и кого она поклялась оберегать от всего на свете, едва взяв на руки. — А вот ты у меня в долгу.

— О, очевидно, — усмехнулся Рудольфус. — Ты так старательно меня прикрывала, что подставила и отправила в Азкабан невиновного. Эльфрид Лонгботтом — Пожиратель смерти... ничего смешнее в жизни не слышал.

— Да уж, породой не вышел. Поэтому вы просто платили ему через Селвинов и обещали все наследство Лонгботтомов, за вычетом моей и Августы вдовьей доли — так?

Про наследство Алиса не знала; ударила наугад, но, судя по лицу Рудольфуса, попала в цель.

— Хорошо. Допустим, что не такого уж невиновного. Чего ты хочешь?

Алиса медленно вдохнула и выдохнула, собираясь с силами. Ей казалось, что будет так легко прийти и просто потребовать... но недавний ужас сковал ей горло.

— Ты знаешь о некоем пророчестве? О... нем и ребенке, который сможет его одолеть? — она невольно перешла на норн, на котором они оба говорили с самого детства, пока не отправились на Большую землю: он — в Хогвартс, она через несколько лет — на воспитание к Блэкам.

— Да, — тихо ответил Рудольфус.

— Ты знаешь, о... каких детях идет речь?

— Да.

— Тогда ты знаешь, зачем я пришла, — Алиса шагнула к нему вплотную, стоя на границе темноты и факельного света. — Я помогла тебе, теперь и ты мне помоги. Делай, что хочешь, но убеди своего... хозяина в том, что пророчество не о Невилле.

Впервые за много, много лет на ее памяти Рудольфус выглядел по-настоящему изумленным.

— Ты... — выдавил он в конце концов. — Ты не понимаешь, о чем просишь.

— Это невозможно?

— Я не о возможности. Ты... — Рудольфус провел рукой по волосам. — Утроба Локи, ты действительно пришла просить меня о том, чтобы я убедил Лорда убить другого ребенка вместо твоего сына?

Звучало это омерзительно, но у Алисы не было дороги назад.

— Пожалуй.

— Ты так ненавидишь этих... как там... Поттеров?

— Я их едва знаю, — Алиса немного смягчила голос. — Рудольф, моему сыну грозит опасность. Смертельная опасность. У вас с Беллой нет детей, но спроси Цисси, спроси любую мать из ваших — на что она пойдет ради своего ребенка? Солжет в лицо? Закроет собой от Авады? Убьет сама? Да, да и еще раз да, все вместе и сразу, и если бы мне надо было просить помощи у самого Мордреда, я бы захватила с собой лучшие доспехи в качестве взятки!

Над хергом повисла тяжелая тишина — только завывал ветер в скалах и потрескивал факел. Рудольфус смотрел на Алису — долго, тяжело, испытующе, — а потом подошел и рассадил изуродованное шрамом предплечье о ближайший из камней.

— Я не считаю, что должен тебе что-либо, — ровно произнес он. — Ты... сглупила, не сказать хуже, когда связалась сначала с Лонгботтомом, потом с аврорами. Но как бы то ни было, и ты, и твой сын — моя кровь. И этой кровью я клянусь, что приложу все силы, чтобы убедить Темного Лорда, что пророчество — не о твоем сыне и моем племяннике.

О большем Алиса и мечтать не могла.

— Ты... обещаешь?

— Я только что дал клятву на крови. Есть менее болезненные и более быстрые способы свести счеты с жизнью, — Рудольфус превратил валявшуюся на земле щепку в тряпку и замотал раненую руку. — И тебе не нужно было меня шантажировать — достаточно было просто попросить.

— Я... — Алиса помедлила. — Я не думала, что все еще имею на это право.

— Что ж, — Рудольфус отвернулся. — Тебе пора. Муж наверняка заждался.

Алиса коротко кивнула на прощание и собралась было шагнуть из херга прочь, как ее схватили за локоть.

— Эдда. Адельгейда. Постой.

Алиса прикрыла глаза — впервые за ночь брат обратился к ней по имени. И впервые за много лет назвал полным⁽¹⁾ именем, которое она похоронила глубоко в памяти, вместе с вечерами у очага, старой Сигрид и ее гаданиями.

— Пока мы оба здесь и я могу отозвать клятву — ты уверена? — непривычно мягко спросил Рудольфус.

Алиса кивнула вновь, не в силах вымолвить ни слова.

— Невилл возненавидит тебя за это, когда узнает.

— Если узнает, — поправила Алиса. — Пусть ненавидит, зато будет жив.

— А что думает об этом твой муж?

Это был тот самый вопрос, который Алиса категорически не хотела услышать.

— Фрэнк не знает. И не должен узнать, — отрывисто ответила она. — Он хотел просить о помощи Селвинов, но... пусть лучше так.

— А, — в голосе Рудольфуса прорезалось презрение. — Благородный аврор Фрэнк Лонгботтом не хочет унижаться перед родственниками, но посылает жену просить брата-Пожирателя о защите для сына. Благородный аврор Фрэнк Лонгботтом не желает сам разбираться с неудобным кузеном, но позволяет жене подставить его и засадить в Азкабан. Какое... удобное разделение обязанностей.

— Я не хочу это обсуждать, особенно здесь и сейчас, — отрезала Алиса.

— Хорошо, — Рудольфус выпустил ее руку. — Поговорим об этом, когда ты и Невилл будете в безопасности. Все вместе — всей семьей, так сказать. Не думаю, что Рабастану понравится, что его любимую сестру оскорбляют подобным образом.

Перед тем, как аппарировать, Алиса мысленно пообещала себе ни за что на свете не допустить этого разговора. Ее муж и старший брат не выносили друг друга со дня знакомства, очередная их встреча вполне могла закончиться трупом, а то и двумя.

Дома никто не заметил ее отсутствия — Фрэнк и Невилл даже не проснулись. Осторожно взяв сына из кроватки, Алиса аккуратно уложила его между собой и мужем и закрыла глаза.

Она смогла. Она справилась. Еще немного — и ее маленькой семье ничего не будет угрожать.

* * *

Когда спустя неделю профессор Дамблдор сообщил о том, что Волдеморт выбрал своей целью Поттеров, Алиса Лонгботтом, аврор и член Ордена Феникса, тихо всхлипнула от жалости к Гарри, Джеймсу и Лили перед тем, как раствориться в небытии окончательно и бесповоротно.

Эдда Лонгботтом, урожденная Адельгейда Лестрейндж, сжимала в ладонях старый бронзовый амулет и думала лишь о том, что ее сын будет жить. Осталось продержаться еще чуть-чуть, доиграть роль Алисы до конца, чтобы никто ее не заподозрил, и тогда они, все трое, будут живы и свободны.

И наплевать, какая за их жизнь и свободу была уплачена цена.

1) И Эдда, и Алиса — сокращенные варианты древнегерманского имени Адельгейда (Аделаида в англо-французской традиции).

Вернуться к тексту