Год Крысы. Дороги (гет)

Второй день дороги подходил к концу, а до жилья ещё было скакать и скакать. Впрочем, уставшие коровы давно уже не скакали, а тащились, вопросительно поворачивая рогатые головы к нерадивым всадникам и возмущённо взмахивая хвостами: сколько же можно? Остановились всего на пол-лучины у ручья, пощипали пыльную траву у обочины, да и снова под седло.

Рыска скучала по своей упрямой, но предсказуемой Милке и одним очень натёртым местом чувствовала недовольство своей новой коровы.

— Опять лесная ночёвка? — спросила она, пока Альк оглядывался по сторонам, высматривая тропу в редколесье.

— Да, иначе эти клячи свалятся по дороге. Кажется, река слева.

Сердобольная Рыска не возражала. Они свернули у небольшой прогалины, спешились и, пробравшись сквозь орешник, через пару щепок вышли к поляне в смешанном лесу, за которым просматривался берег реки. Пёстрые берёзки делали лес светлым и приветливым, а редкие разлапистые ели гарантировали уютное спальное место.

Первым делом Рыска насобирала хвороста, дав коровам немного отдохнуть с дороги, а потом спустилась с ними к реке, напоила, да и не удержалась, увидев пологий песочный спуск: скинула себя всю одежду, включая исподнее — ещё морочиться с ним потом и сушить на рогатинах, — и искупалась на мелководье. Косу расплетать не решилась, но хорошенько окунулась с головой, чтобы смыть с волос дорожную пыль. Крыс, большую часть пути просидевший у неё на плече или за пазухой, радостно шмыгал в высокой траве, не отдаляясь. Рыска не сомневалась, что смышлёная зверушка не потеряется и не даст себя в обиду.

Вода была тёплая, и если бы не пиявки, Рыска так бы и проплескалась до самого заката. Альк спустился к берегу, чтобы забрать разбредшихся коров, и, не отпустив ни одной пошлой шуточки, вернулся на поляну охранять поклажу, делать лежанку и разводить костёр.

Когда зубы начали постукивать от холода, а кожа на ладошках стала пупыристой от воды, Рыска выбралась на берег, быстро вытерлась исподней рубахой и с сожалением натянула на посвежевшее тело дорожное платье — хорошо, что оно было на размер больше и давало свободу, особенно если пояс не завязывать. Выжав как следует косу, она решила, что расплетёт её и посушит волосы позже, у костра, заодно и расчешет их костяным гребнем, купленным накануне отъезда из Крокаша. Уже встряхивая исподнее, Рыска подняла голову и заметила, что Альк для сбора веток выбрал осинник как раз на вершине косогора, выходящего к реке. Как давно он там обретался, выяснить было уже невозможно, но к тому моменту, как Рыска полностью оделась, он с большой охапкой веток направился за ней следом к поляне.

— Ну сколько можно, я тоже искупаться хочу, а коров и вещи просто так не бросишь, — проворчал он, кидая хворост и стягивая рубашку.

— Думаешь, здесь есть кто-нибудь? — растерянно спросила Рыска, оглядываясь по сторонам.

— На той стороне веска. А на берегу трое рыбаков сидели, да что-то не клевало у них.

— Ой, а я никого не видела…

— Так они в камышах сидели.

— А чего сразу не сказал?

— Не хотел портить тебе купание, а им представление.

— И сам заодно попялился, да? — она сердито фыркнула.

— Если чужим мужикам можно, то мне тем более, — заявил Альк, бросая рубаху на траву. — Я, можно сказать, охрану обеспечивал — вдруг кто-то смелый рискнул бы переплыть речку? Таких бесстыдниц они ещё не видали.

— Дурак.

— И это вместо благодарности.

Решив снять штаны уже на берегу, Альк повернулся и быстро спустился к воде.

Рыске стало ужасно неловко, хотя в верности слов саврянина она сильно сомневалась. Ну не могла она не заметить рыбаков, пусть даже и скрытых камышами! Разобрав поклажу, она решила выяснить правду и потому прошла вдоль кромки леса и вышла на прибрежный склон чуть в стороне от спуска к воде.

Сверху она прекрасно видела противоположный берег, на котором, конечно же, не было ни души. Кто ж в такое время рыбачит? Зато абсолютно голый Альк уже вышел из воды, стал отряхиваться и отжимать свои белые косы. Он был высок и ладен, худ, но жилист. Ей нравилось, как он двигался — собранно, по-кошачьи. Чтобы саврянин не подумал, что она пришла подглядывать за ним, Рыска быстро отошла вглубь леса и вернулась к месту стоянки с противоположной от берега стороны.

Повесив исподнюю рубаху сушиться на сук, она достала гребень, распустила волосы и принялась их расчёсывать. Альк встал у костра напротив и тоже стал распускать свои белые, до пояса, косы. Гребня у него не было, и Рыска передала ему свой, вздрогнув от прикосновения его холодных пальцев.

— Тебе помочь?

— Сам справлюсь, — неприветливо буркнул Альк, схватив гребень, и уставился на Рыскины волосы, тёмной волной спадающие до низа ягодиц.

— Ой, у тебя там что-то зелёное запуталось, — она подошла к нему сзади и стала осторожно вынимать из его мокрых волос тину, чувствуя, как тот нервно напрягся.

— Всё? — хмуро спросил он, будто его блохи искусали.

— Да, — она поспешно отступила.

— А еда есть?

— Конечно, сейчас!

Развернув на траве тряпицу, Рыска по-хозяйски разложила несколько пирожков с капустой, купленных в кормильне, и прихваченные ещё в Крокаше свежие пупырчатые огурцы. Мечтательно глянула в огонь и тихо вздохнула.

— Жаль, что гитары нет.

— Не хватало еще гитару с собой таскать! — Альк сел на поросшую травой кочку и захрустел сочным огурцом.

— А ты можешь спеть без гитары? — не унималась Рыска.

— Я что, шут гороховый?

— Ну почему сразу шут, — обиделась она. — С песней хорошо и работается, и отдыхается. Не хочешь петь — расскажи стихотворение.

Альк закатил глаза.

— А если оно тебе не понравится?

— А ты расскажи такое, чтобы понравилось. На саврянском, — прибегла к знакомой тактике Рыска. — Я что-нибудь новое выучу.

Он коварно усмехнулся и рассказал длинное стихотворение про город, полностью вымерший от чумы. Рыска представила себе во всех красках последние муки жителей умирающего города, ворота которого им не позволили открыть, и спросила:

— Ты нарочно меня пугаешь?

— Я думал, ты все равно не поймешь, — мрачно ответил он.

 

По мере приближения к родному дому настроение у него ожидаемо портилось. Конечно, родные будут невероятно рады узнать, что их сын жив и здоров, но Альк резонно переживал, что после семи лет разлуки им будет сложно найти общий язык. Главная проблема заключалась в том, что он не собирался задерживаться в замке — обещал же Рыске и Жару, что вернётся в приграничье, а там — как получится. Дальнейших планов он пока не строил. А вот его родители… Они начнут строить планы и точно оскорбятся, если он заедет домой как в гости, попросит сто златов, чтобы отдать долг, и снова пропадёт неизвестно где. Кроме того, ему было неловко возвращаться домой не в роли путника, а всего лишь видуна. Хорошо хоть он больше не крыса! Стыд и позор… Маме его титулы не важны, а вот отец наверняка осуждающе глянет и скажет что-нибудь вроде «а я же говорил!»

— Ты очень соскучился по дому? — вдруг спросила Рыска.

Альк мрачно усмехнулся.

— Сам не понимаю.

— А он большой?

— Рысь, дай поесть спокойно!

Рыска протянула ему один пирожок, взяла второй и смачно хрустнула огурцом. Когда со скромной трапезой было покончено, Альк улёгся на спину и закинул руки за голову, а Рыска вдруг вспомнила его рассказ о том, как он в детстве заплетал младшей сестре косы.

— Они так обрадуются! Выбегут на крыльцо и бросятся к тебе на шею.

— Всем скопом?

— Ну, сестра так точно.

— Богдана замужем, и я даже точно не знаю, где она сейчас живёт, — сказал он. — И вообще, бег с бросанием на шею — это не совсем то, чего можно ожидать от встречи с моей семьёй после долгой разлуки.

— А я бы встретила тебя именно так. На их месте, — поспешно добавила Рыска.

— Не сомневаюсь, — Альк снова фыркнул, но уже с улыбкой. — Распугала бы коз и плетень снесла по дороге.

Она даже не обиделась и печально заключила:

— Хорошо, когда тебя кто-то ждёт.

Саму Рыску никто и нигде не ждал. Ну, может быть, Жар. Хотя он без неё точно не пропадёт. И меньше всего её захотят увидеть Хаскили... Внутри всё сжалось от страха. С родителями Алька Рыске встречаться совсем не хотелось.

Он словно прочёл её мысли.

— Мы приедем, я отдам тебе деньги и, как обещал, помогу довезти их до твоего дружка — хоть он не особенно-то их и заслужил. Может, оставишь всё себе, а? — издевательским тоном спросил Альк, прекрасно понимая, что на такую глупую подначку Рыска даже отвечать поленится.

— Это будет некрасиво, — сказала она.

— Конечно, Жар будет не в восторге! Ничего, наворует себе ещё.

— Да нет, — она помотала головой, — я про твоих родителей. Неправильно это — вот так сразу взять и уехать от них.

Альк лишь вздохнул, давая понять, что не собирается выслушивать очередную лекцию о правильности и неправильности бытия. Но ему не повезло.

— Они даже не знают, жив ли ты! Они не видели тебя несколько лет! Конечно, мама захочет, чтобы ты задержался. Если хочешь, я вообще не стану заходить в замок, — она не желала быть незваной гостьей. — Поживу немного на постоялом дворе или сниму комнату — деньги же у меня будут.

— Ещё чего! — вспылил Альк. — Чтобы я приехал в родной дом и оставил своих друзей на постоялом дворе?

Рыска хотела заметить, что она, конечно, друг, но в юбке, и далеко не все понимают такую дружбу, но лишь тихо произнесла:

— Но так ты сможешь спокойно повидаться с родными, без лишних вопросов.

— О, вопросов у них будет много в любом случае. Особенно у отца. Он спросит, как я преуспел на видунском поприще и какую снискал славу, ха, — сыронизировал Альк.

— А так они начнут спрашивать, почему сто златов должна получить какая-то весковая девчонка.

— Ты спасла мне жизнь, им этого будет достаточно.

— Но я спасала тебе жизнь не ради денег.

— А кто со мной торговался?

— Жар.

— Я обещал их вам отдать, и точка. Или ты хочешь, чтобы я всей родне рассказал о том, как шуршал крысиными когтями у тебя за пазухой? — в этот момент бегавший неподалёку крыс стал в стойку возле Рыски и нервно повёл усами. — Вот, — добавил Альк, поднимая палец, — даже крыса понимает, что такие подробности всё испортят. Я не хочу, чтобы домашние обсуждали, почему после обряда я стал свечой, понимаешь?

— Конечно. Но Альк, я же вижу, как ты переживаешь из-за своих сомнений. Почему бы тебе не проверить дороги? Ты же видун, в конце концов. Выбери ту тропку, на которой семья тебя поймёт и поддержит. Это же прекрасно — иметь свой дом.

— Да, только я не совсем понимаю, где он, — мрачно сказал он.

Рыска, неверно истолковавшая его слова, заявила:

— Ринтар и Саврия скоро объединятся. Неважно, где ты будешь жить. Ты умный и образованный, ты знаешь языки и, как их там… дипломатию и риторику. Тебя возьмут где угодно на службу. Ты сможешь жить в любом городе, в любой из столиц. Или в своём замке.

Альк сел и молча уставился в костёр, будто среди мельтешащих искр ему должен быть открыться ответ.

А и правда? Почему бы не запустить ворот судьбы, не глянуть на дорожки, что ему уготованы на пути к дому — и, главное, после? Почему бы не подправить свой путь? Он пересел ближе к огню и закрыл глаза ладонями.

Рыска всё поняла и умолкла у него за спиной, сев на кочку и прислонившись спиной к стволу большой березы.

 

Алька обдало сначала жаром от костра, потом холодом изнутри. Ворот двинулся гладко, как смазанное колесо, да вот только дорожки на нём все казались неподходящими, одна хуже другой… Какие-то даже дышали смертью, так что Альк поторопился повернуть их подальше от себя. Время шло, ворот крутился всё медленней, а подходящего пути не было видно. Вот колесо судьбы уже скрипит — сейчас остановится, предлагая Альку дорогу, которую он не выбирал… Вдруг он почувствовал странный прилив сил, словно напился свежей воды из ручья, и ворот заскользил глаже, ровнее. Паутинки дорог мелькали, но ни к одной он не чувствовал тяги. Всё не то! Всё неправильно, всё не годится для них…

За спиной что-то глухо гулко стукнуло, отвлекая от важного дела. Ворот пропал. Тихо выругавшись, он убрал ладони с глаз и повернулся.

Рыска лежала под берёзой рядом с тем местом, где только что сидела, и не шевелилась.

— Эй? — недовольно окликнул её Альк, не понимая, как можно было так быстро уснуть и проявить полное безразличие к результатам его непростого выбора.

Рыска не ответила. Приглядевшись, он заметил, что у неё из носа течёт что-то тёмное.

— Рыска! Что с тобой? — в один прыжок подскочив к ней, Альк плюхнулся на колени, заглянул в её побелевшее лицо. У неё из носа бежала тонкая струйка крови, заливая подбородок, спускаясь на шею. — Рыска? — испуганно повторил он, поднимая руку, чтобы хлопнуть её по щекам, но передумал и вместо этого осторожно сжал ей мочки ушей, как их учили в Пристани.

«Крысы долго не живут, потому что умирают от кровоизлияния в мозг, и это в лучшем случае», — вспомнились ему слова наставника.

— Эй! Очнись! Рысь!

Та лежала безвольной куклой, и Альк приложил ухо к её груди, чтобы послушать, бьётся ли сердце. Оно не просто билось — скакало.

Неужели он использовал девчонку как «свечу»? Взял её силы, чтобы проверить свой путь? Но как такое могло случиться? Она ведь потеряла дар, она больше не видунья, она никогда не училась в Пристани, не проходила Обряд…

Схватив лежавшую у ног баклажку, Альк вылил Рыске на лицо половину содержимого, и она закашлялась, встрепенулась, открыла глаза.

— Что ты делаешь? — её голос, обычно звонкий, прозвучал тихо и слабо.

— Тебе плохо?

Она села с его помощью, прислонилась к берёзе и вытерла нос рукавом. Глянула на кровавый развод и задумалась.

— Я смотрела на тебя, потом мне вдруг стало горячо, запекло в груди, а ноги и руки онемели. И до сих пор как чужие…

— Что-нибудь болит?

— Голова.

— Сильно?

Рыска неуверенно кивнула. Она не любила жаловаться, но врать не хотелось. Виски словно кто-то сжал тисками, а потом принялся стучать изнутри по черепу, как по барабану. Теперь гул затих, но боль осталась.

Альк достал из кармана не первой свежести платок и сунул его в холодную Рыскину руку. Пальцы её и правда не слушались, и платок выпал в траву. Тихо выругавшись, Альк подобрал его и сам вытер ей лицо. Кровь больше не текла. Он смочил платок водой и протер её подбородок чистым краем.

— Мне уже лучше, не волнуйся, — пробормотала Рыска. — Сейчас всё пройдёт.

— Не пройдёт, — он громко выдохнул и уселся рядом, тоже прислоняясь к стволу берёзы.

— Что?

— Точнее, тебе нужно поспать, а спать ты захочешь — хоть в этом повезло… После пророчеств всегда в сон клонит.

Они молча сидели, не глядя друг на друга, и Рыска первая нарушила тишину.

— Ты использовал мою удачу?

— Не знаю… В любом случае я не хотел, извини.

— Разве это возможно?

— Нет. Ты не видунья, а я не путник. Ты не моя «свеча», — с каким-то непонятным укором сказал Альк. — Но почему-то это произошло.

— Может, оттого, что я потеряла дар, когда мы вместе крутили ворот судьбы?

— А может, оттого, что ты захотела вмешаться в мой выбор?

— Очень мне надо, — проворчала Рыска, пытаясь сжать и разжать непослушные пальцы.

Альк взял её ладони и осторожно их потёр.

— Потерпи немного, скоро чувствительность вернётся, и ты сможешь меня стукнуть.

— Зачем?

— Ну, очевидно, я никудышный видун.

Она повернула к нему голову.

— Альк, прости меня.

Он поморщился.

— Рыска, хватит извиняться за всё подряд, это глупо, особенно когда ты не виновата. Это я чуть не угробил тебя.

— Да, но до этого… — она закрыла глаза и снова умолкла. — Раньше я использовала твою силу, но не знала, что это настолько больно.

— Потому что так было нужно, и я сам тебя просил.

Он с горечью смотрел ей в лицо, осознавая, что так до конца и не научился понимать эту девчонку — ей до сих пор удавалось застать его врасплох своими странными идеями. Он знал, что такое отходить от сеанса предсказаний, когда «хозяин» тянет из тебя все силы, будто кишки наматывает на колесо, а в мозгу что-то свербит… Ей больно, а она думает о том, что когда-то сама причинила боль ему. Ну дура, что с неё взять…

— Может быть, между нами осталась связь, как между путником и «свечой»? — предположил Альк, которому не терпелось найти хоть какое-то рациональное объяснение. — Рыска, — вдруг воскликнул он, — а где крыс?

— Был у меня за пазухой, когда ты начал смотреть дороги.

— А теперь? — с тревогой спросил Альк.

— Не знаю. Наверное, убежал, когда я упала. Я могла его придавить.

Альк нервно заозирался, затем позвал:

— Эй, тварь мохнатая, крыс! Ты где?

— Ты же не думаешь, что мы с ним могли… соединиться? — лицо Рыски выражало неподдельный ужас.

Судя по бегающему взгляду Алька, тот именно этого и боялся, но лишь махнул рукой.

— Чушь. Не может быть.

— Если ты был наполовину человеком и наполовину крысой и мог превращаться туда-сюда, то вдруг… — она умолкла, словно прислушиваясь к себе. — Вдруг что-то похожее случилось со мной? Крыс сидел на мне, ты начал крутить ворот, и…

— «Свечой» можно стать только во время обряда инициации, а он очень сложный, — уверенно сказал Альк, поднимаясь на ноги. — Просто мне интересно, куда сбежал этот лохматый гад.

— Я не хочу… — она замотала головой.

— Не бойся, Рыска.

— С нами с самого начала происходило что-то странное. Даже твой наставник не мог понять, как эта магия работает, — она потёрла виски наконец ожившими пальцами.

Вдруг в траве за их спинами раздался шорох, и на полянку перед костром выскочил злополучный крыс.

— Вот ты где! — с облегчением выпалил Альк, пытаясь схватить зверька, но тот ловко увильнул и прошмыгнул к Рыске за пазуху. — Тёплое местечко, понимаю и завидую.

Она устало улыбнулась шутке и сказала:

— Можно я посплю?

— Пойдём.

Ноги у Рыски подкашивались, и Альк помог ей дойти до еловых веток, уложенных толстым слоем в проёме между двух осин. Она опустилась без сил, подтянула ноги к животу и в то же мгновенье уснула, несмотря на колючие иголки под щекой. Альк мог бы подумать, что она снова потеряла сознание, но слишком хорошо помнил, как быстро заканчивались силы после чужих пророчеств. Он принёс одеяло, заботливо укрыл её и отошёл к костру, чтобы хорошенько всё обдумать.

А дура-то весковая могла быть права! Слава Хольге и Сашию, крыс выскочил вовремя из травы, а то Альк уже готов был поверить, что их кошмар никогда не закончится.

А закончится ли он?

Он смотрел в костёр, с горечью осознавая, что произошло. Дар у Рыски пропал не полностью — возможно, ослаб или задремал — но рядом с колдующим Альком проснулся и будет просыпаться дальше. Только если раньше Рыска тянула из него силу, чтобы выбрать верный путь, теперь она сама будет в роли донора. Отчего их связка снова заработала? Просто потому, что они сидели рядом? Или оттого, что она переживала за него, пытаясь заглянуть в его решения? А может, сидевшая у неё за пазухой крыса всё ещё была связана со своим бывшим двойником?

Всё это наводило Алька на неутешительные выводы: каждый раз, когда он захочет использовать свой дар, будет риск того, что он начнёт тянуть силу из Рыски. Как обидно и как неудачно! Зато понятно, почему ворот не показал ему ни одной хорошей дороги. Он ведь искал не любой путь, а тот, в котором они смогут быть вместе — и не нашёл. Не было у них никакого совместного пути! Впрочем, ничего удивительного. В какой кусочек её весково-хуторского счастья вписывался он? В какую часть его будущей жизни — а ему, Саший побери, всего двадцать пять — может вписаться она?

Альку было ужасно стыдно за то, что он позволил себе привязаться к девчонке — но ещё больше за то, что позволил ей влюбиться в него. Ведь ясно же, что она влюблена как кошка. Смотрит на него совсем не так, как в первые недели знакомства: не с ужасом или опаской — с доверием. Настолько искренним, что, не задав ни одного вопроса, отправилась с ним вдвоём в далёкий путь к его дому по чужой стране, которой ещё совсем недавно боялась хуже проклятья. Она уверена, что он её не обидит, несмотря на все колкости и пошлые намёки, которые Альк постоянно отпускал, чтобы смутить или позлить её. Теперь ей проще с ним спорить — она быстро усваивала уроки злословия и уже умела постоять за себя. А ещё ей хотелось заботиться о нём, по-дружески и по-женски. Ей не всё равно. Это, пожалуй, единственный человек на свете — кроме родных, конечно, — который по-настоящему беспокоился о нём. Хотя это же Рыска! Она любого болезного бросится спасать…

Как хорошо, что они не успели сделать друг другу пошлых признаний, не успели дать глупых обещаний! Он молодец, что сумел обуздать свои желания и все его похабные шуточки остались всего лишь шуточками. На выбранном им пути к родному дому у них не было общей дороги.

Может, свернуть? Не ехать в замок, поискать другие паутинки судьбы? Те, на которых нашлось бы место им двоим на одной тропе?

Альк вздохнул, нервно потёр лоб. Он просто обязан был увидеться с матерью — он же не зверь какой и не последняя сволочь… И, несмотря ни на что, он любил своего отца. Какие бы разногласия у них ни были в прошлом, Альк — наследник, и отец сделает всё, чтобы его единственный сын, по молодости «сбившийся с пути», нашёл наконец себя. Поняв кое-что о Пристани, Альк уже не был готов осуждать отца, который так настойчиво отговаривал его туда идти. Родители примут его, но Рыска никому из них не понравится. А ей не понравится та жизнь, которую предстояло вести Альку. Он не будет чинить заборы и чистить свинарник. Его жена не будет полоть огород и доить коз. Он вполне может стать неплохим послом — с даром-то видуна! А его жена должна знать, как вести себя в обществе, когда промолчать, когда сделать комплимент, должна понимать скользкую подоплёку политических интриг, уметь владеть собой, быть хитрой, идти на компромиссы, в том числе с совестью.

Альк мысленно усмехнулся, представив, как Рыска делает большие глаза, прикладывает руку к груди в ответ на какую-нибудь неблагородную тсарскую идею и восклицает: «Ой, а разве так можно? Это же нечестно!»

Если ему понадобится использовать свой дар, это может её и вовсе погубить. Угробить это наивное создание? Да его даже Саший проклянёт! Альк не верил в богов, лишь приплетал их по привычке, а вот Рыска верила. А ещё она верила в доброту людей, в преданность и верность — одним словом, в сказки, которые сама же и сочиняла. В этих сказках герои легко перепрыгивали из сословия в сословие, замарашки становились принцессами, нищие богачами, смелые выживали в бою и вершили справедливость. В реальном мире всё по-другому, и рано или поздно эта реальность стукнет её по наивной черноволосой башке.

И всё-таки какие у неё красивые волосы — как чёрный водопад, так и хочется запустить в них руки или вообще искупаться под ним…

Альк вздохнул, встал, подкинул в огонь несколько толстых веток, попил из баклажки, оросил куст орешника долгой тёплой струёй, задумчиво глядя в небесную хмарь, и пошёл укладываться. Пристроившись к Рыске со спины, он забрался под одеяло и прислушался. Она не шевелилась, её дыхание было спокойным.

Надо как можно скорее отделаться от девчонки, иначе быть беде. В городе её можно поселить, как она и предлагала, в какой-нибудь приличной кормильне — он даже сам её оплатит. Вернуть обещанные деньги, да и отправить в обратную дорогу, послав для охраны надёжного слугу — время-то неспокойное. Отец посоветует кого-нибудь. Они договорятся встретиться с ней как-нибудь потом, через несколько месяцев, когда всё случившееся утрясётся, а пока можно попросить Жара присмотреть за ней. Сам Жар с Рыской долго не уживётся — зачем она вору? — однако он сможет передать её в надежные супружеские руки какому-нибудь подходящему весчанину. Но только не слишком неотёсанному или пьющему, не грубому, не лентяю и не похотливому барану, который и приласкать-то толком не сумеет. Не тупому или безграмотному — таких Рыска переросла — и не солдатне. Ясное дело, не батраку, хуже раба зависящему от хозяина, и точно не благородному, который станет пенять на отсутствие манер. Не слишком зажиточному, чтоб не завёл себе в придачу жёнку, и, естественно, не распутному — тот и в душу нагадит, и срамные болезни принесёт.

Уткнувшись носом в чёрную макушку Рыски, слегка пахнущую тиной, Альк глубоко вдохнул, задержал дыхание. Выдохнул, сглотнул застрявший в горле ком, вдруг ясно осознавая, что пора прекращать себе врать: он не сможет расстаться с ней. Да ни за что! Отдать кому-то свою Рысочку? Такие дары с небес лишь раз в жизни падают, и отказываться от них — предавать судьбу. А он, видун, не имеет на это права.

Рыска словно услышала его мысли — выпрямилась, покрутилась, повернулась к нему лицом. Альк обнял её за спину, прижал к себе тонкое, но сильное тело, и его обожгло желанием. Не было такого мужчины на свете, которому он не разбил бы лицо, прикоснись тот к Рыске. Нет, он сам приласкает её, когда настанет время, и ни за что не доверит это какому-то весчанину-мужлану. Сам закормит её невиданными вкусностями, искупает, переберёт пальцами каждую прядь чёрных волос, зацелует так, что она будет удивлённо смотреть на него своими жёлтыми глазищами, медленно и подробно расскажет, что и как станет с ней делать, пока не вгонит в краску до кончиков ушей. Впрочем, она покраснеет от первого же слова, с неё станется…

Ему захотелось сжать её сонное тело так сильно, чтобы она пошевелиться не могла в его руках, но вместо этого он выбрался из-под одеяла и отошёл в кусты, чтобы спустить пар и вернуть себе спокойствие и холодную голову. На небе кое-где сквозь клочья облаков проглядывали окошки звёзд, и Альк, глядя на их россыпь, с какой-то не знакомой ему ранее яростью представил себе, как Рыска стонет под ним, изнывая от желания, подаётся навстречу, хватает руками за шею, закрывает глаза, подставляя груди для поцелуев…

«Это всего лишь девка, как все остальные», — пробормотал он, возвращаясь к двум осинкам и одиноко спящей между ними фигуре, но очередной самообман не удавался.

Рыска снова лежала к нему спиной и лицом к костру. Он внимательно вгляделся в её безмятежные черты, приподнял одеяло, улёгся на бок рядом. И почему он так влип? Почему он такой невезучий? Или наоборот? Может, его полоса неудач позади? Может, Хольга предлагает ему поймать своё счастье, а он по дурости отпихивает его двумя руками?

 

Вдруг в ночной тишине леса раздался резкий звук — где-то совсем рядом ухнула сова. Саврянские совы запросто могли поживиться и ежом, и куницей, и енотом, и крысой… Крыс? «Интересно, где он? Спит у девчонки под платьем — или по привычке отправился на ночную прогулку?»

Альк осторожно пошевелил рукой в районе Рыскиного живота, но крысы не обнаружил. Не то чтобы он сильно переживал за усатую тварь, но теперь она была важна для понимания того, как работает его дар и как он может быть связан с Рыской. Альк осторожно провёл рукой по её телу, припоминая, что сам в облике крысы больше всего любил пристраиваться в мягкой ложбинке между грудей, тогда казавшихся ему привлекательными только в качестве уютной лежанки. Осторожно исследовав два упругих холмика и убедившись, что крыса среди них нет, Альк замер на несколько секунд, прислушиваясь к неровному дыханию Рыски. Упругие и тяжёлые, как раз по размеру его ладони…

Вдруг сова ухнула снова, и Альк дёрнулся от неожиданности, сжимая пальцы. Рыска вздрогнула всем телом, напряглась, испуганно вдохнула и повернула голову.

— Альк, что ты делаешь?

Он поспешно убрал руку, чувствуя себя полным идиотом и извращенцем.

— Крыса ищу.

— Что? — она сложила руки на груди, пошарила ниже. — Кажется, сбежал.

Сова взвилась, рассекая воздух мощными крыльями, резко спикировала вниз, за кусты, откуда раздался шорох и испуганный писк. Секунда — и всё стихло, Альк с Рыской и опомниться не успели. Зашуршала трава, и по их телам пробежала встревоженная крыса, забралась под одеяло, безошибочно выбирая Рыскину подмышку в качестве убежища.

— Ай, щекотно, — возмутилась она, сбрасывая зверька на еловую подстилку рядом с собой.

Крыс замер, смиряясь с судьбой.

— Вот дурень, — ругнулся Альк и глубокомысленно добавил: — А ведь так и меня любая сова могла сожрать. Какая нелепая была бы кончина!

Рыска повернулась, оставив крыса лежать за спиной и касаясь саврянина голыми коленками. Её глаза взволнованно блеснули.

— Альк?

— Ну что ещё? Сейчас будешь извиняться перед крысой за то, что недосмотрела?

— Скажи, я люба тебе? — вдруг спросила она.

Альк опешил и на всякий случай отодвинулся назад, упираясь спиной в осиновый ствол и мрачно думая: «Вот припёрла так припёрла».

— Рыска, давай спать, — предложил он после затянувшейся паузы.

— Я знаю, что люба, — прошептала она.

— Клянусь, что и не думал к тебе приставать. Но сова так заухала, что я сразу вспомнил про крыса. Хотел убедиться, что его не сожрут, — вдруг осознав, что как-то неубедительно и жалко оправдывается — да ещё перед кем! — Альк исправился: — Но если тебе понравилось, так и скажи, я тебя быстро разложу на ельничке, — нагло предложил он, однако не подкрепляя слова делом.

— Ты тоже мне люб. И мы должны… ну, сделать это.

У него на лбу выступила испарина. Она издевается? Ведь сама не раз говорила, что до свадьбы это делают только падшие девушки, и вообще, грешно предаваться похоти, богиня даёт нам плотские утехи только для продолжения рода... За время пути Рыска успела намолоть кучу всякой чуши, в которую теперь наверняка верила только наполовину.

— Да я вообще парень хоть куда, — усмехнулся он, не сводя с неё внимательного взгляда. — Но никому ничего не должен, кроме денег.

— У нас ведь нет общей дороги, да? — её голос дрогнул.

Альк ошарашенно умолк. Значит, она всё-таки увидела пути, которые он перебирал, крутя ворот судьбы… Там было много удачных для него исходов, но он-то пытался отыскать такой, чтобы повезло им обоим.

— Я не успел рассмотреть, потому что ты свалилась, — соврал он.

— Завтра мы приедем в твой родной город и расстанемся — не знаю, что случится, но наши пути разойдутся. Судьбу невозможно обмануть, ты знаешь это не хуже меня. Если нам всё равно не быть вместе, то я хочу, чтоб ты меня любил, сейчас.

— Ещё чего, — возразил он. — Рыска, не порти себе жизнь. Будешь потом винить меня, себя и каяться в грехах перед Хольгой. Да и муж прилюдно отлупит за распутство и по веске метлой погоняет, — сказал Альк с деланым весельем. Он неплохо знал нравы ринтарских весчан.

— Какой ещё муж? — с пылом воскликнула Рыска, приподнимаясь на локте.

— Что значит, какой? Тот самый, работящий, — пояснил Альк, — который дом построит. У озера. И корову купит.

— Ты хочешь, чтобы я вышла замуж? — искренне удивилась она.

— Я-то тут при чём? Сама решай.

Рыска села и бросила на него такой злобный взгляд, что Альку стало одновременно и смешно, и немного страшно.

— Значит, я всё это себе напридумывала? Я не нужна тебе?

Раньше, когда крыса в прямом смысле была частью его натуры, Альку было легко и приятно язвить в ответ на её глупости, но сейчас он устало сказал:

— Рыска, ну ты и нашла время для ругани! Я спать хочу.

— Ты… ты… знаешь, кто ты? — она громко засопела и сжала кулаки. — Крыса! Мерзкая и подлая крыса, — вдруг за спиной у неё зашуршало, и по руке на плечо ловко забрался уже успокоившийся после схватки с совой крыс, который стал дружелюбно принюхиваться к её лицу.

— Просто ты ещё дитё. Дура неразумная, — проворчал Альк. — Забыла, кто я такой? Чужак, саврянин белокосый, ужас твоего детства.

— Детство прошло, — уверенно заявила Рыска.

— Влюбилась в мужика, помахавшего у тебя перед носом мечами, и думаешь, это на всю жизнь?

— Угу.

Он скептически фыркнул.

— Да ты мир ещё не видела, людей толком не знаешь.

— Зато я видела свою дорогу, — выпалила она.

— Что? — он застыл в изумлении.

— Раньше, когда у меня ещё дар был, — Рыска погладила крыса и села, поджав под себя коленки. — Подумала, девки в веске гадают на тараканах и дохлых мышах, а у меня есть такая возможность — заглянуть в свою судьбу.

— Ворот дорог не для этого, — простонал Альк. — Да и не умела ты им толком пользоваться.

— И всё равно увидела, что только раз в жизни любить буду, — огорошила его Рыска. — Но ты ни в чём не виноват.

«Сейчас извиняться начнёт», — с ужасом подумал он и быстро пояснил:

— Рыска, дар не показывает судьбу, он лишь помогает выбрать правильный путь. Один из многих. Всё не так просто. Паутина судьбы плетётся каждый день и постоянно меняется, каждую лучину, каждую щепку. Уже сейчас мой ворот будет крутиться иначе, чем тогда, у костра.

— Я точно знаю, что никого больше не полюблю.

— Тьфу, — он мотнул головой, понимая, что спорить бесполезно. Да и о чём? Что она понимает в вороте судеб? Как она может просчитать вероятности, если толком не знает, что такое две седьмых или сто процентов? — Хочешь, чтобы я тебя обесчестил — да пожалуйста, задирай юбку, я только за!

Рыска нервно сглотнула и выдавила:

— Хорошо.

Потянулась к подолу, и Альк прорычал:

— Вот дура! Здесь, в грязи, на колючих ветках? Рысь, да что на тебя нашло?

— Альк, мне кажется, я свернула куда-то не туда. Ошиблась. Сделала неверный выбор тогда, во время наводнения. Из-за меня погибли люди, а на самом деле я должна была найти выход получше. Не там остановила ворот… За эту ошибку Хольга накажет меня, и я умру, — тихо сказала Рыска. — Вот почему у нас нет общей дороги.

— И ты не хочешь умирать девицей? Понимаю. А вдруг не умрёшь? Вот стыдоба-то будет!

Альк тут же пожалел, что съязвил, потому что до него вдруг дошло: Рыске не по себе из-за того, что он растревожил её дар и использовал её силу. Когда он сам был «свечой», после каждого сеанса жить хотелось всё меньше, стены мира сужались, наступали, конец казался всё ближе. Тревожность «крысы» была плохим знаком — первым шагом к бездне отчаяния…

Рыска размахнулась, прицеливаясь к щеке Алька, которая ускользнула от неё за мгновенье до шлепка; ладонь с силой ударила по стволу осины, Рыска недовольно ойкнула, но замахнулась снова. Альк перехватил её руку, и крыс с возмущённым писком удрал с девичьего плеча, прячась под одеялом. Навалившись на Рыску всем телом, Альк прижал её спиной к еловым веткам, а когда она забилась, сердито ругаясь такими словами, что ему захотелось расхохотаться, серьёзно сказал:

— Тише, в кустах кто-то есть…

Этот простой трюк сработал. Рыска умолкла и испуганно прислушалась. Через щепку сообразив, что её обманули, снова попыталась дёрнуть коленями, но Альк взял верх одной массой.

— Если я тебя сейчас случайно придушу, то у нас точно не будет общей дороги, — наконец сказал он. Она затихла, тяжело дыша под его телом, и Альк добавил более дружелюбно: — Запомни, ты сделала единственный правильный выбор: если бы не ты, людей погибло бы гораздо больше. Ты поступила очень смело, и за это Хольга должна тебя отблагодарить, поняла?

— Да.

Они замерли, молча глядя друг на друга. Его косы упали по обе стороны от её плеч. Рыска смерила их долгим взглядом — сначала одну, потом другую — и сдавленно спросила:

— Скажи, люба ли я тебе?

— И что это изменит? — простонал Альк. — Тебе снова захочется делать глупости? Пойми, ты не в себе после того, что случилось у костра.

— Просто скажи.

— Ну, допустим, люба, — он скатился в сторону, наконец освобождая её от своего веса. — Очень люба, Рысь. И поэтому я не хочу, чтобы ты пострадала.

Рыска так странно заулыбалась, что Альк заподозрил неладное. Сейчас расстегнёт ворот платья или полезет целоваться — и тогда он за себя не отвечает. Если он увидит эти груди, то уже не остановится…

— Это всё меняет. Всё, — заявила Рыска, закрывая глаза.

— Хорошо, — с опаской согласился Альк, надеясь, что неловкий разговор подошёл к логическому завершению. — А теперь, может, поспим?

— Ага, — неожиданно миролюбиво согласилась она, укладываясь к нему спиной. Пошарила рукой, отыскала под одеялом крыса и затихла.

Радуясь наступившему перемирию, Альк лёг на узкую лежанку, вынужденно прислонился животом к Рыскиной спине, потянул на себя одеяло и закрыл глаза.

Люба — не люба… Если бы всё решала только любовь! Тоже придумала, видунья хренова, умрёт она… Да любой может, вон, с коровы свалиться и шею сломать. Ненормальная — решила, что ей понравится в первый раз. Да она наверняка даже не в курсе, что девкам больно бывает! А какие у неё всё-таки груди — прямо под его ладонь… Он ей люб…

Сердце ёкнуло, горько-сладко заныло, по-новому, непривычно, как не бывало раньше. Он расчешет ей волосы и заплетёт её чёрные косы…

Сова снова гулко проухала, но он даже не вздрогнул, на всякий случай под одеялом перекинув руку через тонкую девичью талию. Мало ли что этой девке в голову взбредёт поутру, ещё надумает сбежать, сперев его крыса — и гоняйся потом за ней! Если по пути в его родной дом у них с Рыской нет общей дороги, то он свернёт, какие могут быть сомнения? Отправит родным весточку и навестит их чуть позже. А обещанные сто златов заработает — так будет честнее, чем у отца просить.

Тёплая ладошка погладила его локоть, но Альк уже спал.

* * *

Когда Рыска проснулась, солнце вовсю светило со стороны реки, сочась тёплыми лучами сквозь лесную зелень. Крыса рядом не было, зато на живот давила тяжёлая мужская рука. Пока Альк был свечой, он спал очень чутко, дёргаясь от каждого звука или запаха, зато теперь его громом не разбудишь…

Выбравшись из-под одеяла, она сбегала в кустики, а затем спустилась к реке, набрала воду в баклажку из примеченного с вечера родничка, с удовольствием напилась и умылась. Крыс шмыгал под ногами, лакомясь улитками и закусывая их листьями подорожника. Подставив лицо утренним солнечным лучам, она потянулась и тихо рассмеялась. С высокого речного берега ей была видна неровная кромка леса, за ней — поросший маками луг, засеянные рожью поля, снова лес и на краю его — веска с плывущим в небо еле заметным дымком. Лягушки завели свой бесконечный хор — лучше б на комаров активней охотились! Парочка кровопийц покусилась на голые Рыскины ноги. Она несколько раз притопнула, потом попрыгала, затем поскакала козликом и вдруг вспомнила, как они по праздникам танцевали на хуторе — весело, поднимая колени, руки в боки. Эх! Влево два шага, притоп, вправо два шага, прихлоп, поворот…

Убедившись, что она ничего не забыла, Рыска остановилась, чтобы отдышаться, и снова подпрыгнула, но уже от испуга, услышав совсем близко голос Алька:

— Комаров отгоняешь?

— Ой! — она плюхнулась на траву на самом краю обрыва и, согнув колени, спрятала ноги под подолом. — Доброе утро!

— Доброе.

 

Проснувшись и не найдя ни Рыски, ни крыса, ни коров, Альк было подумал, что она всё же решила сбежать от него — а она на берегу выплясывает... Он смерил её подозрительным взглядом и вдруг понял: она счастлива. И у него на душе отчего-то стало хорошо.

— А как вы танцуете по праздникам? — спросила Рыска, едва отдышавшись.

— Ну, у нас обычно хороводы водят, — вспомнил Альк, усаживаясь рядом, — замысловатые дорожки плетут.

— Это как? Не по кругу?

— Нет, танцоры берутся за руки, а двое заводил, мужчина и женщина, водят их длинными змейками, будто узоры рисуют. Потом все на пары разбиваются, потом на четвёрки. Но я в этом действе ни разу не участвовал — такие танцы больше для простого люда, — он вдруг осёкся, заметив, как вытянулось её лицо.

Ну да, он больше привык к придворным танцам, спокойным и достойным. И весьма занудным…

Рыска примолкла. Альк подставил солнцу лицо и закрыл глаза. Лягушки надрывались, словно созывали всех на пир, заглушая щебет лесных птиц.

— Альк, — она первая нарушила молчание, — давай немного свернём.

— Куда?

— В Плынь.

— Чего? — Альк с удивлением глянул на неё.

— Ну, в город, где у вас есть дом.

— А у Казимиры — школа? — сообразил он.

Рыска вдохновенно произнесла:

— Если ты поручишься честным словом, тебе поверят и возьмут меня на обучение, а потом ты поедешь в замок к родителям и привезёшь мне деньги, когда получится. Мы вместе придумаем, как передать половину Жару. Только надо будет сделать ещё одно важное дело…

— Милку выкупить, я помню, — перебил её Альк.

— Она, наверное, златов на десять потянет?

— Ну, корова немолодая, хоть для тебя как талисман. Я бы больше пяти не дал, — честно сказал он.

— Интересно, — Рыска с волнением прикусила большой палец, — как долго я смогу проучиться в школе на сорок пять златов?

— Вообще-то Казимира предложила взять тебя бесплатно, — напомнил Альк.

— Так Казимира когда ещё вернётся домой! И хоть бы с женихом… В любом случае, я бесплатно не хочу. Не люблю нахлебничать. Я ведь могу запросто и учиться, и по дому помогать.

— В таких школах это не принято, — отмёл её идею Альк. — Там же сплошь богатые барышни, они стиркой и мытьём полов не зарабатывают.

— Думаешь, я не впишусь? Засмеют меня?

— Нет, ну почему же, — уклончиво ответил он.

— Ты столько раз меня высмеивал, что я больше не боюсь, — Рыска гордо подняла голову. — Буду учиться, а если деньги понадобятся — стану на площади сказки рассказывать.

— Саврянам?

Она испуганно заморгала.

— А что?

— Ничего. Нас там много. Представь себе целую площадь таких, как я. Все белокосые и на саврянском говорят. Жуть.

— Привыкну. Я ведь тебя тоже сначала…

— Ненавидела.

— Боялась, — поправила его Рыска. — А саврянский я выучу — чего там сложного? Я уже почти всё понимаю из твоих историй. Или ты думаешь, меня закидают гнилой картошкой, потому что я ринтарка?

— Острижём тебя наголо и белый парик нацепим, делов-то. Глаза-то у тебя саврянские.

Мысль отправить Рыску в школу Альку очень понравилась, и он сразу дал себе зарок, что придумает, как заплатить за учёбу, чтобы ей не пришлось заниматься ни черной работой, ни выступать на площади. Не то чтобы он не верил в её талант сказочницы, но в одиночку молодой девушке этим заниматься не стоит. Когда они с Жаром были рядом — другое дело. Плынь недалеко от столицы и от родового замка Хаскилей, там у них есть дом — пусть старый, и неясно, насколько жилой, но есть. Альк был в нём всего пару раз в далёком детстве… При желании можно остановиться. Альк мог бы навещать Рыску и присматривать за ней.

Она по-боевому махнула косой и сказала:

— Нет уж, никаких париков. Какая есть, такая есть. Для сказочницы главное — что она говорит, а не как она выглядит.

— Надо ещё проверить, что там за школа.

Севриных-то он знал, но про школу Казимиры никогда не слышал.

Рыска воодушевлённо воскликнула:

— Надеюсь, там учат сражаться на мечах!

Альк одобрительно хмыкнул.

— Понравилось тренироваться?

— Не очень, но я поняла, что женщина в этом мире должна быть не только умной, но и сильной.

— Сомневаюсь, что ты сможешь на кого-то замахнуться, ведь мечом и прирезать можно.

— Ну, я для защиты, — сказала Рыска. — Вот бы там ещё учили и на гитаре играть!

— Это хотя бы безопасно, — согласился Альк.

— И риторике, и дипломатии немного… Ну и медицине с литературой.

— А не слишком будет?

Рыска задумалась, словно прикидывая, сколько щепок в день отведёт на вышесказанное.

— Думаешь, не потяну?

— Да нет, просто нужно ли тебе столько всего сразу?

Она потупилась, закусила губу, но потом глянула ему в глаза и уверенно произнесла:

— Мне важно, чтобы ты меня уважал, а не видел во мне только маленькую весковую дурочку.

Альк скептически поморщился.

— Вряд ли что-то из этого возможно.

— Эй! — Рыска ткнула его кулаком в бок. — Мерзкий же ты тип!

— Точно.

Она вздохнула.

— Знаешь что, Альк? Ты как семечка.

— Почему?

— Если откинуть шелуху, то можно увидеть тебя настоящего, но это не так просто. Ты делаешь всё возможное, чтобы казаться отвратным типом.

— А ты видишь? Вот так взяла и расщёлкала меня?

— Вижу, — она выпрямила спину и воодушевлённо сказала: — Я понимаю тебя. Понимаю, зачем ты настоял на своём и пошёл в Пристань, и теперь сама хочу уметь больше, чтобы изменить мир — только не той ценой, что платят путники и «свечи».

— Ты же сама когда-то говорила, что начинать нужно с себя.

— Той весчанки, что сбежала с хутора в компании с коровой, больше нет. Ты помог мне многое увидеть по-другому.

Альк хотел объяснить, что всё наоборот, это она помогла ему остаться человеком и не сойти с ума, что она порой вела себя достойней его, а риторика и дипломатия — это и есть шелуха, но вместо этого сказал:

— Школа — это отличная идея. Но сделай это ради себя, а не ради меня.

Она снова потупилась и умолкла.

— Я хочу, чтобы я была тебе люба не потому, что тебе нравятся мои волосы или — как ты там дразнился — «исечки», ведь они есть у любой девушки.

— Ну, ещё у тебя ровные ноги и чудесная задница, а этим может похвастаться далеко не каждая.

Альк глянул на её стопы, торчащие из-под подола обтянутого вокруг колен платья. Узкие, маленькие… Ему очень хотелось опустить руку и погладить их, но он сдержался.

Заметив его взгляд, Рыска натянула подол пониже. Её ноги были грязные после танцев, и ей стало из-за этого ужасно неловко. Впрочем, Альк совершенно не стеснялся своих сбитых в дороге стоп — вытянул их перед собой, положил ногу на ногу и принялся беспечно ими качать.

— Альк, прости, прошлой ночью я наговорила глупостей, — сказала она.

— Ты больше не собираешься умирать?

— Нет.

— То-то ж. Проехали, — миролюбиво сказал он. — Но мы должны выяснить, что происходит с даром и отчего образовалась наша связка.

— Давай посмотрим, как это работает, — предложила Рыска, радуясь, что ночной инцидент, из-за которого она чувствовала себя ужасно глупо, так быстро забыт.

— Нет, никаких экспериментов, — отрезал он. — Не хочу случайно тебя угробить. А вот спросить у знающих не помешает.

Поняв, что спорить бесполезно, Рыска вдруг сменила тему.

— Альк, а что на саврянском значит «вшхода»?

Он усмехнулся, удивлённо поднимая бровь.

— «Гулящая девка». Где слышала?

— Ну, — чуть смущённо призналась она, — так ругались те мерзкие савряне с обоза.

— Козлы, — проворчал Альк. — То есть «дульпки».

— А Казимира потом ещё почище ругалась! Я только ринтарское поняла…

— Она — по делу. А вообще неприличные слова нужно знать, чтобы не попасть впросак.

— Ну так поделись, — попросила Рыска.

— Если ты этого так хочешь, — Альк пожал плечами и невозмутимо начал урок саврянского народного: — «Падшая женщина» — это «вшхода», а «курятник» будет «вшходник». «Гулящий мужик» — это «спырник». Женский орган у нас называют «щика», а мужской — «пыр».

Рыска очень старалась не краснеть, но не получилось.

— У вас этими словами тоже постоянно ругаются?

— Только мужским.

Она хмыкнула.

— Мне кажется, в Саврии женщин уважают больше, чем в Ринтаре.

— На самом деле, чем дурнее и злее баба, воспитывающая твоего ребенка, тем хуже для всех. Но, поверь, до равноправия нам далеко.

Рыска кивнула, но с темы не свернула.

— Альк, а как сказать по-саврянски будет «любиться»?

— «Любчися». А если грубо — «долажить».

— Звучит мило.

— Только не произноси в приличном обществе, предупредил он. — И если от кого услышишь, смело бей по щекам.

— А «целоваться»?

— «Поцевжентачь».

— Как? — рассмеялась она.

— Так, — Альк наклонился к ней, обхватил сзади за спину одной рукой и легко поцеловал в губы. Потом сел обратно и как ни в чем не бывало уставился на реку.

Рыска заключила:

— В принципе, не противно.

Он хмыкнул.

— Да что ты? Это потому что без языков. Решил тебя на первый раз пощадить.

— На первый раз?

Альк счёл продолжение разговора непродуктивным.

— Поехали. А то так весь день пройдёт за твоей матерной болтовнёй.

— Моей?

— Ну да.

Они поднялись и отправились седлать коров, продолжая переговариваться.

— И не скажешь, что «вшхода» — неприличное слово. Похоже на «вход». Будто кто-то просто стоит у двери.

— Ну, так оно и есть, — хохотнул Альк.

— А «щика» — вообще, как «щека», что-то мягкое и приятное.

— Заткнись, матерщинница. И не вздумай кому-то говорить подобное!

— И не собираюсь. Я так, чтобы понимать. Это мужчины любят вечно ругаться. Но если ты меня достанешь, — пригрозила она, — теперь буду посылать тебя «к пыру».

— Правильно говорить «на пыр». Тьфу, может, хватит?

— Но ты же первый начал!

— Я? — возмутился он.

— Да. А теперь научи отвечать позаковыристей, чтобы никто не мог меня обложить безнаказанно.

— Как сапожник?

— Как пьяный сапожник.

Альк мысленно перебрал всё самое похабное.

— Если кто-то тебя обидит, отвечай «позавжёнсток мусковоный».

Рыска старательно и чётко повторила, и он, пришпорив корову, с хохотом помчался вперёд по дороге.

* * *

Летом солнце садилось прямо напротив двери.

Пожилой мужчина в широкой, из дорогой ткани, рясе стоял на пороге дома и вглядывался в тёмное грязное болото, из-под которого кое-где торчали перекошенные стволы деревьев и остатки домов. Ему очень повезло, что скит стоял на холме. Огромная, хлынувшая из запруды водная лавина, остановившая войну, снесла по дороге несколько весок и сровняла с землей часть леса, но никак не навредила ни ближайшему городу, ни его дому. Река чуть изменила русло, а в низинах за лугом образовались два новых озера — рыбачь не хочу!

Старик смотрел на заходящее солнце и вспоминал о том, как много лет назад учил внука ловить уклеек, угря и сома. Было это, правда, на совсем другом берегу и даже в другом тсарстве… Впрочем, недолго Саврии и Ринтару быть враждующими. Скоро — он верил — всё изменится.

Сердце, измученное тревогой за судьбу Алька, стало понемногу успокаиваться. Старик чувствовал, что внук жив, но что именно с ним произошло и какова была его роль во всём случившемся, оставалось загадкой, недоступной его дару. Всё, что бывший путник мог подправить в паутине дорог членам своей семьи, он уже подправил, и теперь оставалось лишь уповать на удачу и правильные решения, которые они примут сами.

Неопределённость глодала душу. Альк, ставший после обряда «свечой», пришёл к нему в облике человека, и всё же крыса была там, это точно, — как и знакомое бывшим путникам отчаяние на пороге безумия, когда тонкие лучи света ускользают, заставляя проклинать последние дни измученного сознания.

Старик был путником без малого двадцать лет и повидал немало сходящих с ума «свечей». Его мальчик продержался дольше обычного и даже смог перевоплотиться, что случалось крайне редко и означало, что его натура отчаянно боролась с крысой внутри — и всё же безумие было неотвратимо, а агония последних усилий ужасна.

Сареон Радский не знал путей спасения для «свечи», но странный тёплый трепет внутри, не проходивший с момента разрыва плотины, не покидал его, оставляя надежду на чудо.

 

Как только ему сообщили о результате Обряда, вина чуть не раздавила его, на время заглушив и голос разума, и сам дар: пути словно задрожали, размылись, обволоклись туманом…

В ринтарской Пристани, где учился Альк, многие знали Сареона, а кое-кто из членов Общины его ненавидел — это и могло стать причиной, по которой Алька не выбрали в путники, определив «свечой» к какому-то жалкому отпрыску давнего, ещё со времён войны, врага Радских. Возможно, это Берек — мерзкий и беспринципный тип, путник, наставник, член Общины — постарался и отправил Алька «свечой» к своему ещё более подлому племянничку Райлезу. Сареон не знал мальчишку лично, но был наслышан о том, как и сам Берек, и его тётушка покрывали Райлеза во время учёбы. То он чужую крысу стащит, то над девицей надругается, то сбежит из Пристани и напьётся… И это только то, что доходило до старика.

Новость про Алька обескуражила его настолько, что он собирался немедленно разобраться с подлецами, но всё же смог взять себя в руки. Примирившись с мыслью, что спасти внука всё равно не удастся, а месть лучше подавать к столу в холодном виде, Сареон Радский решил так уж явно не нарушать кодекс Пристани и обдумать ситуацию. Когда спустя месяц гонец сообщил ему, что Альк сбежал, он не удивился, но когда Альк пришёл к нему в человеческом обличье, да ещё в компании видуньи-полукровки, ставшей его новой «хозяйкой», немного растерялся.

Их встреча с Альком была сумбурной, неправильной и конце концов свернула на деньги. Как глупо! Позор его сединам… Он старше и мудрее, он не должен был этого допустить! Несмотря на крысу внутри, мальчишка знал, чего хочет, и вытребовал своё.

Ах, если бы Сареон знал хоть один способ спасти «свечу» после обряда, он бы непременно его опробовал, а так пришлось предложить Альку очевидное: вернуться в Пристань и принять свою участь. Старик был в курсе, что происходит с такими, как Альк, «перевёртышами»: те со временем теряют человеческие черты и начинают вести себя как животные, становятся опасными для других в теле человека, не осознавая, когда крыса берёт своё. Он слышал о двух таких случаях: один «перевёртыш» прожил месяц, меняя обличье с человечьего на крысиное, и в конце концов прирезал всю свою семью. Второго, кажется, когда-то потерял Крысолов, и тоже с последствиями.

Позже, услышав о страшной смерти купца Матюхи, старик пришёл в ужас. Он не знал, что и думать — ну не бывает таких совпадений! Полубезумный Альк приходит к нему за наследством, отданным на хранение зайцеградскому купцу, и тот погибает через несколько дней в жестокой бойне… В Зайцеграде поговаривали, что вся поляна была усеяна выпотрошенными трупами, и не только мужскими. Сареон с тоской вспомнил молоденькую ведунью-полукровку. Неужели она попала под руку обезумевшему Альку? Его любимый внук не был на такое способен, а вот крыса внутри него — да.

Всё, что старик знал сейчас — Альк не погиб, водная лавина остановила войну, и эти события как-то связаны между собой.

 

Солнце успело коснуться макушек дальних сосен, когда на тропе, ведущей к скиту со стороны города, показался всадник.

— Наконец-то, — нетерпеливо выдохнул отшельник, поправляя рясу.

Он сердечно поприветствовал молодого мужчину, назвавшего его «господином Радским», быстро прочёл послание и, придя в возбуждённое состояние, ещё долго расспрашивал гостя о последних новостях. Тот не захотел остаться на ночь, сославшись на необходимость «проведать тётю, живущую в Зайцеграде», и Сареон не стал читать ему нотацию, лишь с пониманием кивнул.

— Спасибо, Лазар, что не забываешь.

— Вы мой второй отец и спаситель, — с почтительной улыбкой ответил гость, и по его лицу пробежала тень. — Если бы не вы, мой крысиный скелет давно гнил бы под землей.

— Ты был способным учеником, достойным большего, чем месяц службы в роли «свечи», — проговорил Сареон и всё же не удержался, спросил: — Скажи, у тебя прекрасная жена в Саврии, зачем ты опять навещаешь эту зайцеградскую «тётю»?

— У неё есть сын, — с гордостью сказал мужчина, запрыгивая в седло, — о котором я узнал уже после свадьбы с Марьяной.

— Ах, сын…

— Помните, лет пять назад, когда я приезжал к вам, то часто останавливался в Зайцеграде и заводил… приятные знакомства? Сейчас и признаться жене во всём не могу, и родную кровь оставить не в силах. Такой бойкий мальчик растёт! С женой-то у нас две дочки… А с его матерью я больше не кручу, честное слово.

Сареон усмехнулся.

— А мне-то что? Что говорят твои пути?

— Что ложь — меньшее из зол.

— Ну что ж, надеюсь, Хольга и Саший тебя не оставят, и обе твои семьи будут счастливы.

Сареон знал, что так не бывает. Что паутина лжи никогда полностью не отпускает, схлопываясь в самый неудачный момент, но у него были более важные дела, чем философствование с бывшим учеником о правильной семейной жизни. Свою семью Сареон тоже не уберёг. Жены давно нет, с сыном они никогда не ладили, с дочерью общаются мало, внучка его почти не помнит, а внук… Впрочем, с внуком, кажется, всё в порядке — хвала Хольге!

Они с Лазаром тепло распрощались, и посланник скрылся в быстро опадающих на дорогу сумерках. Старик вернулся в дом, запер дверь и достал из запертого ящика стола «тень», чтобы прочесть основную часть доставленного ему из Плыни послания.