Падшая звезда (джен)

— А будет наша история о… — лектор сделала паузу. — Летавице. Кто помнит, кто это?

— То же, что «огненный змей».

— То же, что вила.

— Полуденница.

— Служанка ведьм.

Она даже демонстративно прикрыла уши:

— Все вы говорите правильно, и все — неверно. Но ладно… Это я спрошу у вас на зачёте. Пока для нас важно то, что летавица — «падающая звезда», метеор. И как она попадает на землю?

— Когда её зовут.

— Верно. Когда кто-то сильно тоскует по любви и ласке, летавица чует это. Потому и говорят, что на падающую звезду можно загадать желание — и оно исполнится. Вопрос только в цене…

* * *

Она любила полёт. Быстрый, стремительный полёт над травой, над реками, над спящими сёлами. Где сядет — там люди начнут маяться странными болячками. То бледностью, то слабостью, а то такой сон сморит, что нет сил сопротивляться. Она была звездой цвета крови, и кровь была её любимой пищей, а красный — любимым цветом.

Стоило парню слишком замечтаться о любви, сидя у печи или у ночного пастушьего костра, как она была тут как тут. Сложит свои крылья из ночной тени, скроют они её, а как откроют снова — она уже другая. Ровно такая, о какой мечтается. Красивая — глаз не отвести. Заморочит, заворожит, запутает. В косе — красная лента.

Тот незадачливый пастух или молодой пахарь всё в мире позабудет: и поля, и живность, и семью свою, и себя самого. Только о ней думает, только ей живёт. А она живёт им, живёт, пока до конца не выживет.

Так и порхала она по земле год за годом, век за веком. А после пришла война. Большая и странная. С пламенем и дымом, да не таким, из которого она рождена. Не до того стало парням. Женщинам в сёлах — другое дело. Да только летавица — женский дух, самый женский из всех, и менять свою природу не приучена. Заснула она, истаяла росой на траве — да и вернулась снова на небо. Прошли года. Костров и печей стало меньше, люди подались в города, а что там за огонь? Примус, а то и вовсе керогаз…

* * *

— А чем примус так уж особенно отличается от костра? — недоумённо спросил один из студентов, бывавший на лекциях так редко, что его имя даже не все помнили.

Лектор бойким коршуном развернулась к нему и наставила острый палец:

— Вот к следующей лекции нам и расскажете. Говорят, интернет — удивительная вещь: там есть даже схема примуса. Так что выясните и чем они отличаются, и почему летавцы и летавицы предпочитают открытое пламя… Открытое пламя, но не только, — она повысила голос: — Ну-ка, кто мне скажет, каким принципом руководствуется нежить и нечисть, выбирая себе атрибут?

— Принципом сходства! — сходу выпалила Диана. — Метеор искрит, поэтому летавцу не подходит ровное пламя, необходимы искры. Но… что вы имели в виду, когда сказали «не только»?

— Дело в том, что летавица — ещё и звезда…

* * *

Они сияли, как же они сияли! Золотом и самоцветами, гранями и искрами… Она приземлилась на Красной площади и сразу же затерялась в толпе. Прислушалась к мыслям, к мечтам, к страхам людей вокруг… и едва не расплакалась. Впрочем, нечисть плакать не умеет: только злится. Это знает любой.

Она и разозлилась. Кто-то был при семье, кто-то — в «свободных отношениях», кому-то и вовсе было не до того. Но никто не мечтал: о недоступном и губительном, о родном и тёплом. Все или искали, или брали, или не хотели. Что уж тут мечтать, если каждый — кузнец своего счастья?

Но всё-таки… всё-таки… Тонкий-тонкий лучик, похожий на еле уловимый запах, достиг её ощущений. Недалеко отсюда жил архитектор. Молодой, но уже известный. И он мечтал… нет, не о любви — просто о красивой и ухоженной жене, которую можно представить знакомым, чтобы никто больше не спрашивал, что же он это вечно один.

И она откликнулась на зов. Поспешила, конечно. То ли она сноровку утратила, то ли архитектор хитрее оказался, да только он заметил, как она крылья складывает, чтобы в другую личину перекинуться.

Ему не полагалось верить в духов. Совсем не полагалось. Но он не был бы инженером, если бы не верил собственным глазам.

* * *

— Вот и отличие настоящих рациональных людей, — заметила преподаватель. — Они не самообманываются ради спасения своих иллюзий. Кто мне напомнит, как сделать летавицу из напасти «хорошей женой» и привязать к себе навсегда?

— Спрятать её тень.

— Обувь.

— Крылья.

— Верно, традиции отличаются, — продолжила она, так никого и не похвалив за правильный ответ. — Общее место заключается в том, что необходимо спрятать нечто, делающее летавицу летавицей. Знак её иного происхождения. То же правило работает и в скандинавской мифологии — с валькириями, и в экскимосской — с женщинами-оборотнями. Может, раз уж вы такие бодрые сегодня и даже готовы отвечать, — хмыкнула она, — вы мне ещё и расскажете, какие последствия для летавицы это несёт?

— Она становится обычной, — как-то грустно постановила Анна, черноволосая молчаливая девушка, прекрасно сдававшая письменные работы, но обычно совершенно неспособная отвечать устно. — Утрачивает всю свою магию, злится, печалится, стареет, но уйти от того, кто её пленил, не может. Как раньше она сводила с ума других, так теперь сходит с ума сама.

— Думаю, Анна, вы можете претендовать на зачёт «автоматом»…

* * *

И она злилась. И печалилась. И не находила себе места. Земля тяжкими гирями висела на её лодыжках. Не было больше ни лёгкости, ни страсти.

Она больше не могла меняться. Да и кровь пить не могла. Её — дух воздуха, дух огня — заперли, как в клетку, в тело обычной мещаночки, с завитыми, коротко остриженными волосами, с выщипанными бровями, с первыми морщинками!

И это её убивало. Медленно. Ведь бессмертные существа не гибнут, а только чахнут…

Но вот однажды весной она гуляла там, где впервые спустилась на землю, и вдруг увидела, что вместо прежних звёзд сияют новые. Её любимого цвета. Пламени и страсти.

«Это хороший знак, — подумала она. — Я верю: что-то произойдёт! Ах, как я верю…»

Сначала был сон. По улице древнего города, иссушенного солнцем, — майским, но уже не по-весеннему злым, — шла девушка. Её танцующая походка приковывала внимание каждого мужчины и парня в округе. И даже каждый мальчик чуть старше шести лет на несколько мгновений бросал все свои игры и застывал — потерянный и зачарованный, будто его звало нечто такое, чему он ещё не знал названия.

Девушка шла всё дальше и дальше. Сон был наполнен ревностью, и отчаянием, и… тем самым одиночеством и тоской по любви, которые летавица так долго не могла ни в ком отыскать!

Она проснулась у догоравшего камина и прошептала сквозь зубы, ударив от злости кулаком по колену:

— Ах, ну почему он не встретился мне раньше!

Прищурившись, смотрела летавица в уголья, а те рассказывали ей историю: о маленькой комнатке с камином — таким же, но поменьше, о писателе, который был так одинок, что и сам не осознавал своей заброшенности, и только персонаж его романа был готов отдать за любовь всё — и честь, и достоинство, и жизнь. Тот писатель тоже задремал у камина, и огонь стал мостом, соединившим два сновидения.

Лететь бы к нему прямо сейчас. Ощутить себя желанной. Ощутить себя живой. Проверить свои чары… Грустно посмотрела летавица себе за спину, где раньше чёрным плащом вздымались крылья тени. И вдруг тряхнула головой, будто норовистая лошадь:

«Всё равно его достану».

Она принялась глядеть в камин и тихо шептать:

— Услышь меня, приди ко мне. Прийди. Туда, где звёзды.

Ничего другого ей в голову не пришло, а до площади было недалеко. И вскоре она уже шла по Тверской. Не спеша. Лёгкой танцующей походкой.

И когда кто-то за её спиной пошёл шаг в шаг и след в след, она еле заметно усмехнулась.

* * *

Всё было так, как ей мечталось. Впервые со своего второго падения с небес она ощущала себя желанной, важной, незаменимой. Её возлюбленный жил только встречами с ней. И лишь одного не понимал — как же она не уходит от мужа?

Приходилось выворачиваться и плести какую-то чепуху.

Порой ей казалось, что она вот-вот вырвется из-под власти того, кто похитил её крылья. Стоит только ещё чуть-чуть сильнее привязать к себе своего возлюбленного. Получить от него ещё немного силы…

А порой её охватывала усталость. И странное желание: жить, как живут люди. Нечисти душа не положена, но здесь и человек в душу тоже не верил. Летавица даже стала делиться с любовником своими секретами, едва не выдавая себя. Однажды сказала:

— Если станет тебе одиноко или захочешь, чтобы я пришла, — просто прошепчи моё имя огню. И я скоро появлюсь, даже опомниться не успеешь!

Он звал — и она приходила. Как мечта. Или как верная собака. Кто разберёт? А потом… он пропал. Как она прокляла тот день! Как прокляла свою слабость! Ведь не просто ушёл: спасся, вырвался, закрылся… Так, что ни ночью, ни днём, ни зимой, ни летом не могла она его почуять. Вырвался.

И снова пришла весна. Летавица сидела под сенью любимых красных звёзд и размышляла.

«Если бы он умер — я бы от него освободилась. Если бы встретился мне — свела с ума. А так я не там и не здесь. Что за пропасть!»

— На что вы готовы в обмен на свои крылья, Маргарита Николаевна? — вдруг прервал её размышления грубый голос.