С новой жизнью! (гет)

Смешная рыжая белочка с орешком в лапках, словно сошедшая со старых советских новогодних открыток, смотрела своими глазками-бусинками с еловой ветки. Юля грустно улыбнулась ей — так одиноко выглядела маленькая зверушка на пустом дереве. Маленькая игрушка напоминала её саму — затерянную в пустоте квартиры, где каждый звук отдавался гулко в душе, напоминая о несбывшемся «долго и счастливо». Отпустить Яна оказалось сложнее, чем думала. Ну хоть не разобьётся эта игрушка: ту самую, приглянувшуюся стеклянную, купить не удалось, но она высмотрела ничуть не хуже, а может, и вовсе — лучше. Эта белочка была сделана из какого-то мягкого материала, напоминала плюшевую, только в маленьком варианте. Ну вот как брелочек. У Юли даже не возникло сомнений: моя.

— Белка песенки поёт, да орешки всё грызёт, а орешки не простые, все скорлупки золотые, — слова в отныне очень тихой квартирке звучали как-то слишком звонко. Кажется, их слышат все соседи. А не всё ли равно, впрочем? Теперь не только соседи — никто не скажет не петь. Ни белке, ни ей. Ян часто говорил, что у неё милый голосочек, но лучше не петь, очень уж по ушам бьёт, мешает, а дома хочется насладиться спокойным уютом. Ну вот. Теперь не скажет. И скорлупки золотой, оберегающей нет. Да и была ли? Золотые скорлупки из стихотворения рассыпались в памяти вместе с осколками обещаний пока ещё мужа. Юля не могла не думать, что вся забота, всё, что показывал Ян, было ложью, игрой, в которую она, доверчивая дурочка, верила слишком долго. Невольно ей вспомнился ещё один давний подарок Яна — ключик на тоненькой цепочке. «Оберег от ссор», — смеялся Ян, застёгивая цепочку на шее. Но цепочка давно порвалась, а ключик... Юля не помнила, куда положила. Может, лежит в одном из ящичков. Да и был ли? Сейчас всё казалось ей сомнительным — может, это тоже был обман, глюк. Ведь то, с какой лёгкостью выставил её из своей жизни Ян, тоже казалось кошмарным сном. Иногда. А иногда — освобождением. И Юля совсем не понимала, в какой эмоции ей надо остаться. Да, кстати, в чём-то Ян прав был: ссор и в самом деле не было. Он просто взял и ушёл, променял её и все их счастливые, как думала Юля, годы на другую. Подступающее изнутри раздражение — после Нового года с ней это случалось частенько — перебил внезапный трезвон в дверь.

— Да кто там ещё? — устало выдохнула Юля, плетясь в коридор.

«Хоть бы не мама», — заевшей пластинкой выкрутасничала мысль в голове. Нет, Юля маму любила, даже слишком. Но иногда той было слишком много в её жизни. Вот и первого января, ближе к вечеру мама приехала и почти устроила истерику, узнав новости:

— Юля, ты вообще видела эту женщину? — мама нервно расхаживала по кухне, почти заламывая руки. — Может, надо с ней сходить, поговорить? Объяснить ситуацию? На совесть, в конце концов, надавить? Ну что это такое, уводить из семьи человека, а?

— Мам, не надо, — эти слова нервировали, хождение мамы раздражало, но она же как лучше хочет, да?

— Мам, — Юля сделала ещё попытку, — у них там ребёнок будет, какие разговоры?

— Ребёнок, ребёнок... — мама скривилась, потом зашептала почти, отчаянно жестикулируя. — Может, нет там никого. Придумали всё, причину для тебя, доверчивой, выдумали. Или даже эта стерва набрехала, мужика окрутила. Наверняка пробивная да молодая... Нет, Юля, надо действовать!

— А если я не хочу? — раздражение в душе снова подняло голову. — Я не хочу что-то там выяснять, договариваться, делить Яна, пытаться забрать! Это омерзительно!

— А одной не омерзительно оставаться? На старости лет? — фыркнула мама.

— На какой старости лет, мам? — не сдержавшись, вспыхнула Юля. — Мне тридцать два!

— Ещё немного — и никто не посмотрит на тебя, — упорствовала матушка, — да и вообще... Что скажут наши друзья и родные?! В нашей семье испокон веков разводов не было, одна ты...

— Ну что я? — Юля чувствовала, что совсем уже неправильное что-то происходит, однако сдержаться не могла. Не все, видно, эмоции разбились со стекляшками прошлой жизни. — Давай, скажи, как обычно, что я у тебя не удалась. Это же ты всегда говоришь, мол, Юленька — милая девочка, да вот беда, ни стати, ни проку. Замуж, к счастью, удачно вышла, муж хороший да заботливый!

Чувствуя, как эмоции переполняют, а в голове появился какой-то странный гул, заглушающий и мамины слова, и все другие звуки, Юля резко встала и сбежала — по-другому и не назовёшь — в ванную. Только после щелчка шпингалета звуки стали возвращаться в мир.

— Я же о тебе, слышишь, о тебе думаю! — мама не стала сдерживаться и всё высказала-выкрикнула, — А ты вот так, ещё и упрекаешь! Неблагодарная! Всё, Юля! Я поехала! Терпеть хамство я не стану! Раз тебе никто не нужен, так и сиди сычихой в квартире! Понятно, почему ненаглядный твой сбежал!

Юля пряталась в ванной, пока мать не уехала, хлопнув дверью так, что задребезжали фужеры в серванте. С тех пор — тишина. Гулкая, давящая, как вакуум. Юля успела нареветься вдосталь. Порыв раздражения схлынул, и ей стало стыдно. Мама всегда такая была, что уж там, привыкнуть могла бы. Да, Юля знала прекрасно, как, жалеючи, говорит та о ней. Печалило это, правда, только в детстве и юности, лет до двадцати. Потом появился Ян, всё как-то перекрылось. И мама реже стала высказывать заботливым тоном пренеприятные вещи. А сейчас будто барьер какой-то смыло, вот и не стерпела, нахамила, м-да. Теперь ещё и маму обидела. Та у неё эмоциональная, точно сама на контакт не пойдёт... Придётся звонить, упрашивать. Ладно, не сейчас — надо дать остыть.

Юля действительно оказалась права: мама не позвонила, не написала в мессенджере, окружила тотальным молчанием. От этого было дико некомфортно, но каждый раз, когда Юля собиралась позвонить, извиниться, что-то её останавливало. Может, всё дело в том, что не чувствовала она в этот раз своей неправоты? Разве только в грубости с мамой... Вот за это, да, наверное, надо бы... Но мама же не отстанет, опять насядет с разговорами о примирении. Как будто это только от неё зависит!

И вот всё зашло так далеко, что она уже приезда собственной мамы боится. Но дверь открыть всё равно придётся. Что она и сделала, предварительно посмотрев в глазок и застыв испуганной мышкой. Нет, это не мама была. На её пороге очутился Ян. Неприлично красивый в своём демисезонном пальто, с каплями тающего снега в волосах. А она тут стоит в старых пижамных штанах да футболке слегка выцветшей. Он на эти вещи давно уже хмыкал да пенял ей: выбросить, мол, пора. А ей хорошо так было, тепло, мягко. И теперь вот стоят, как два дурака, разделённые дверным проёмом, жизнью, разбитой любовью. Нелепая совершенно встреча.

— Юль, — Ян неловко улыбнулся, прерывая молчание. Той самой улыбкой, что когда-то заставляла её забывать о спорах. Теперь же она резанула, как лезвие, — я за вещами. Позволишь?

Он сделал неловкий жест, показывающий вглубь квартиры.

— Да, проходи, — странно, но раздражение не вспыхнуло, как, впрочем, и другие чувства. Юле казалось, что внутри пусто и глухо. Как в склепе. Протиснувшийся мимо неё Ян окатил волной холодного воздуха — правильно, на улице мороз... Но казалось, что это сама его фигура пускает во все стороны ледяные потоки.

Ян медленно бродил по квартире, как призрак, собирая осколки прошлого: зажигалку на подоконнике, одежду, книгу с закладкой на странице. С той самой ночи Юлька не трогала ничего, так или иначе принадлежавшего мужу. Поэтому так всё и было разбросано по квартире, сохраняя эффект присутствия. Оттого так долго и собирал всё Ян, несколько раз исподлобья покосившись на Юлю. Вообще, раньше она бы помогла. Собрала бы, нашла всё раскиданное, но не теперь. Как и чувств, желания больше не было. И это почему-то ей нравилось.

— Юль, ты прости, что так всё, — зачем-то начал мямлить Ян. Видимо, его тоже угнетало глухое молчание квартиры. — Понимаешь ведь...

— Нет, не понимаю, — Юля сама поразилась, как скупо и блёкло звучит её голос, полностью отражая царившую внутри дикую мерзлоту, — не оправдывайся, пожалуйста. Не трать своё и моё время.

В этот момент какая-то эмоция всё же сумела пробиться, уколола в почти застывшее сердце. Теперь она его прошлое, прекрасно. Отныне не проводить время с ней, любимой женщиной будет, наслаждаясь, как она думала, а просто тратить понапрасну. Юлька испугалась было, что сейчас опять накатит ярость, однако ничего такого не почувствовала. На раздражение, видимо, тоже были нужны эмоции.

Или силы? Странно, после разбитых игрушек ей мнилось, что она сможет, справится. И вроде бы появилось место для новых чувств, однако то был, видимо, мираж. Сейчас, рядом с Яном, холод вновь охватывал её. Боль снова мучительно заворочалась. Боль и обида. И усталость — почему-то крайне сложно было выносить все эти мучительно долгие откапывания вещей. Ян же, как нарочно, тянул и тянул время.

— Знаешь, я чувствую себя виноватым, — неловко пробормотал он.

— Да? — Юля посмотрела на него в упор: интересно, чего он ждёт? Чтобы она что? Пожалела его? Сказала бы мудрым понимающим голосом:«Так бывает, ты не виноват, мы просто разошлись, это жизнь?» Она, может, и святая тихоня, как часто мама любит приговаривать, но не до такой же степени. Ни сил на это не было, ни желания, ни энергии.

Не дождавшись от неё более осмысленного и развёрнутого ответа (да вообще хоть какого-то ответа), Ян так и продолжил сомнамбулически кочевать по квартире. За двенадцать лет у человека образуется громадное количество вещей. Но всему рано или поздно приходит конец. Конец любви, конец отношений, конец сборов. Плотно набитые сумки стояли в прихожей, а Ян обувался.

— Ну, давай, — наконец, сдавленно как-то выдавил из себя Ян, отводя глаза, — Увидимся как-нибудь.

Юля уже машинально подтвердить, может, даже пригласить зайти как-нибудь, как вдруг словно ступор напал. Перед глазами мелькнул Ян, равнодушно и без сожалений уходивший неделю назад.

— Знаешь, если что-то забыл, — вместо ничего не значащих вежливых слов сказала, — лучше звони. Не приходи больше без предупреждения, пожалуйста.

Юле очень хотелось надеяться, что посыл «не увидимся» считывался и без слов, однако... Не стоит врать самой себе — несмотря на все чувства, несмотря на обиду и боль, на холод, опутывавший своей колкой паутиной, она не представляла, что не встретит больше Яна. Ей бы хотелось злиться и на него, и на себя, а не получалось. И от такого раздрая в душе было ещё хуже. Ладно, она хотя бы была рада, что не сорвалось с губ унизительное «буду рада встрече» или совсем уж отчаянное «не уходи, останься».

Когда дверь закрылась, она задрожала — холод внезапно стал оставлять её. Ян постарался уйти максимально тихо, будто и в него тоже проникла атмосфера их счастливого некогда дома. Нет, не их — теперь уж только её. И сейчас атмосфера одиночества хоть и окутывала тяжёлым покрывалом, но согревала. Пока лучше так, наедине с собой.

* * *

После Нового года время всегда мчится слишком быстро. Январь пролетал вспышками. Как и настроение — шторм в душе продолжался. Юля толком не успевала привыкнуть к одному состоянию, как тут же ее кидало в другую сторону. С мамой помириться так и не получилось — сама та не звонила, не приезжала, а Юля и заявилась бы к ней первой, если бы не один поступок, разом перечеркнувший все угрызения совести. Мама позвонила Яну. Даже хуже — дозвонилась каким-то образом (и где номер узнала?) до его новой «невесты», обвинив ту в разрушении семейного счастья и во лжи. Беременная девушка рыдала в трубку, Ян кричал о судах и запретах, а Юля, слушая этот ад, внезапно рассмеялась. Смех перешёл в икоту, затем в слёзы, но, когда она отключила телефон, на душе стало легче. Впервые за месяц.

Кажется, правильно люди в некоторых странах — Юля точно не помнила, в каких именно — выбрасывают старые вещи на улицу в Новый год. Давно пора это сделать — не только от воспоминаний избавиться, пошвыряв их об стены, но и от лишнего присутствия в своей жизни. Юля выбросила старую пижаму, купила вместо неё новую, разноцветную с модными капибарами. Проявив редкое упорство, отыскала тот самый кулон-ключик и с наслаждением вышвырнула из окна. Пусть, если кто найдёт, станет счастьем. Задумчиво посмотрела на выкопанный из шкафа старый свитер с оленями — мамин подарок. И, внезапно прижав его к себе, вдруг поняла, что готова позвонить. Не сегодня. Не завтра. Но на неделе — обязательно. Только вот не позволит на себя кричать. Больше нет. И извиняться не будет. Это её жизнь, её правила.

А белочку Юля не убрала после Нового года. Поставила на полочку у компьютера — пусть напоминает о важности своих желаний и нужности избавления от лишнего в жизни.