Недосол (гет)

Олег стоял у двери своей квартиры. Сегодня был не самый лучший день. Устал. Начальник отдела навесил дополнительных заданий. Пришлось извернуться, чтобы успеть закончить вовремя. Олег не любил задерживаться на работе, ведь дома ждала Лера. Милая, смешная красавица Лера, которой Олег очень дорожил и к которой всегда хотелось возвращаться. Дома его неизменно ждали чистота, уют, изумительно приготовленная еда — и Лера, которая сейчас отчего-то медлила и не открывала дверь.

Олег мстительно нажал на звонок в третий раз. Она знает, что если ему придётся позвонит больше двух, ей не поздоровится. Они всегда так играли в злого мужа и покорную жену. Пять лет женаты, а эта игра не надоедала. Вот сегодня в обед, например, как хорошо получилось. Наверняка Лера специально не посолила суп, чтобы у Олега был повод её как следует наказать. И он постарался не разочаровать, подошёл к вопросу творчески, даже, пожалуй, креативно. Как смешно она вздрагивала и морщилась, когда глотала свой суп! А как жалобно просила воды! Но он остался глух к её мольбам, впрочем, как всегда.

Она знает, что никакой жалости не будет — это часть игры. Никогда никакой жалости — нельзя её разочаровывать. Если уж, к примеру, бить, то со всей силы и так долго, пока не заболит рука, его рука. Или нога. А потом с удовлетворением наблюдать, уютно устроившись на диване с пультом в руках, как она ползает по полу с тряпкой, вытирая собственную кровь и стараясь не охать от боли, чтобы не рассердить его снова. Она такая милая и беззащитная в эти минуты. Хочется пожалеть и приласкать, но Олег стойко держится. Никакой жалости — такая игра.

Что же она всё не открывает. Не могла же уйти из дома? Он не разрешал, да она и не отпрашивалась сегодня. Зачем? Продуктов в доме хватает — он только вчера был в супермаркете, закупился. Всё приходится делать самому. Лера такая беспомощная, даже бестолковая, просто ужас. Помнится, поручил ей однажды сходить на рынок вырезку говяжью купить. И что она принесла? Не было, видите ли, говядины, и она купила свинину. Как он порол её этой вырезкой, как порол! Заставил раздеться догола, залезть в ванну и стоять не двигаясь, широко расставив ноги и раскинув руки, чтобы не смела закрываться. А сам со всей силы бросал в неё тяжеленный кусок мяса раз за разом (и как дотащила, бедняжка, она же такая хрупкая, в чем только душа держится?). Он старательно добивался, чтобы она заплакала. Добился, конечно. Это тоже была игра — он добивался, а она не плакала — терпела, сдерживалась. Но если всё же начинала плакать — значит, можно валить её на пол и бить ногами. Ногами только за слёзы — она это знала. И Олег знал: плачет — значит, хочет ногами, и он бил от души, со всей силы, так, как она любит, — в живот, по спине, по бёдрам и никогда по лицу. Зачем по лицу? Они же по выходным всегда ходили в театр или в кино или просто гуляли в парке, а синяки слишком долго заживают. Ни к чему другим знать, во что они любят играть за закрытыми дверями квартиры.

Устав стоять под дверью, Олег нетерпеливо принялся копаться в портфеле, отыскивая ключ. Он так редко его доставал, что забыл, где тот лежит. Сейчас она ответит за все его нервы. Решила сегодня совсем его добить? В обед суп, теперь вот ключ искать заставила. Олег уже начал продумывать, с каким лицом он войдёт в квартиру, чтобы сразу как следует напугать. Пусть готовится заранее, трясётся от страха. А он пока спокойно поужинает, заставит её сделать ему массаж. Она расслабится, решит, что он уже не сердится, и вот тогда он устроит ей такое, от чего черти в аду вздрогнут. Он пока и сам не знал, что именно это будет. Но уж точно что-то особенное. Сегодня вообще особенный день, креативный.

Хохотнув от собственных мыслей и предвкушения, Олег вставил ключ и повернул. Квартира встретила тишиной. Никто к нему не вышел. Это что за новости? Специально потоптавшись грязными ботинками по прихожей, чтобы было что убирать нерадивой жене, Олег не спеша переобулся, снял пальто, бросил его прямо на пол — вычистит, раз не желает по-хорошему встретить мужа с работы.

— Лерочка, а что происходит? — задал он вопрос в пустоту. — Где ты? Мы сегодня играем в прятки? Выходи; если сам найду, будет хуже.

Дав ей время подумать и опомниться, Олег завернул в ванную, чтобы, как всегда, вымыть руки. Лера по-прежнему не отзывалась. Это становилось интересно. Когда-то, в первый год совместной жизни, когда они только начали играть и Лера ещё не привыкла, она пробовала прятаться. Разумеется, он всегда её находил. И так же неизменно наказывал, обычно ногами, потому что она тогда много плакала. Это потом слёзы стали редкими гостями в её прекрасных зелёных глазах. О, как он любил эти глаза, такие испуганные, несчастные, умоляющие! Она великолепно умела умолять глазами, но Олег был неумолим и очень этим гордился. Игра есть игра, такие правила.

— Детка, ты ведь знаешь что будет, когда я тебя найду? — предвкушающе улыбался Олег, обходя все укромные уголки квартиры, когда-то любимые его женой. Нигде её не было. Ну не на кухне же она затаилась? Там и прятаться-то негде.

Переступив, наконец, порог кухни, Олег с изумлением уставился на так и не убранный с обеда стол. Всё та же супница, грязные тарелки, так и не съеденные котлеты на белом блюде. Это что ещё за новости? В груди сладко закипал азарт. Резко оглянувшись, Олег уткнулся взглядом в какую-то кучу тряпья на полу. Конечно, он узнал белоснежное домашнее платье жены. Она что, уснула там? Почему на полу? Да ещё в кухне, где и ковра даже нет.

Задумчиво потыкав носком тапка в бок свернувшейся калачиком жены и не дождавшись хоть какой-то реакции, Олег присел на корточки и с болезненным любопытством принялся рассматривать закрытые глаза, спутанные волосы, судорожно прижатые к груди худые коленки. Такая маленькая, трогательная, беззащитная. Чего же она здесь лежит? В доме не убрано, ужин не готов, а она лежит. Может, ей плохо? С чего бы? Даже после длительных и жестоких побоев она всегда собиралась с силами, вставала и принималась за дела, понимая свой долг перед мужем. А сегодня он её даже пальцем не тронул.

Протянув руку и потрепав неподвижное тело за плечо, Олег словно бы почувствовал колючий холод, пробежавший по пальцам, коснувшимся острого плеча. Он быстро отдёрнул руку. Не желая признавать, что уже всё понял, он позвал, всё ещё надеясь, что ошибся:

— Лера, я пришёл, ты слышишь? Эй, что случилось? Тебе плохо?

Она не отвечала и не двигалась. Такие, как она, никогда не двигаются. Такие… Холодные, твёрдые как камень, неживые. Она не живая. Наконец он это признал. Но почему? Ведь она совсем молодая, ей всего двадцать пять — вся жизнь впереди, никогда ничем не болела, даже не простужалась. Почему? Почему она вдруг умерла? Она же никогда раньше не умирала!

Олег ошеломлённо смотрел на мёртвое тело любимой женщины и не понимал, что ему теперь делать. Как он будет без неё? Как вообще можно без неё? Без неё всё теряло всякий смысл. Она пять лет была его единственным смыслом жизни. А теперь вместо привычной уютной, смешной Леры на полу лежала окоченевшая куча тряпья. Ему никак не удавалось осознать, что эта куча и есть его жена, та самая, что так вкусно готовила котлеты из индейки.

Олег заторможенно перевёл взгляд на блюдо с остывшими котлетами. Забавно, как-то всё разом в его доме и его жизни остыло вместе с Лерой, даже котлеты. Он протянул руку, взял котлету и принялся меланхолично жевать, почти не чувствуя вкуса. Странно, а в обед казалось так вкусно. Наверное, потому, что тогда они ещё были тёплыми, как и Лера. Дожевав одну котлету, он бездумно потянулся за второй, потом за третьей. Очнулся, только когда пальцы не смогли нащупать на пустом блюде ничего, кроме остатков жира. Вытерев их прямо о скатерть, Олег включил телефон, открыл интернет и забил в строку браузера: «Что будет, если съесть сразу три столовых ложки соли?» Он не знал, чем ещё объяснить смерть жены. Но разве умирают от обычной соли?

Оказалось, еще как умирают. Всего один грамм на килограмм тела, и человек умрёт. Лере хватило бы и двух ложек, а он насыпал ей три, да ещё не позволил запить, когда она попросила. Но откуда же он знал?! Он же не знал!

Прочитав про симптомы отравления солью, припомнил и крупную дрожь, которую принял за обычный страх, и то, как она еле стояла на ногах, цепляясь за столы и стены, как тяжело дышала. Он тогда решил, что придуривается, но благородно не стал бить в благодарность за удавшиеся как никогда котлеты и за забавное представление, когда она морщилась и вздрагивала, доедая солёный суп. Получается, не придуривалась. Он не знал. Он просто не знал. Что теперь делать? Что делать?

Олег долго смотрел в тёмное окно, но видел там лишь собственное отражение. Не узнавая себя, отвернулся, огляделся. Сам не зная зачем, открыл крышку супницы и налил в Лерину так и не помытую с обеда тарелку ровно полтора половника всё ещё чудесно пахнувшего белыми грибами супа. Потом открыл банку с солью и методично отмерил три столовых ложки, поочередно насыпая их в суп и тщательно размешивая. Подумал и добавил четвёртую, снова размешал.

Каково ей было это есть под его пристальным, насмешливым, безжалостным взглядом? Может быть, она даже знала, что умрёт, но всё равно ела, потому что он приказал, потому что это их игра, потому что правил нельзя нарушать.

Не отрывая взгляда от безжизненного тела на полу, Олег зачерпнул первую ложку.