Трансцендентальная грусть (джен)

Пить чай с Макгонагалл у меня нет никакого интереса, но, увы, я уже давно не волен в своих поступках. Мы сидим, как ворон и аист. Причём, аист упорно делает вид, что от ворона несёт, как от помойки. Что ж, нести — это моё кредо. Главное, чтобы на шею не сели.

— Как вы думаете, Макгонагалл, шотландская спесь — это издержки дурного воспитания или результат генетических отклонений?

В точку! Аист обратился в курицу, согнанную с насеста.

Всё-таки возраст сказывается: проходит полминуты, прежде чем она открывает рот и произносит:

— Что бы там ни говорили про шотландцев, их самомнение ничто по сравнению с высокомерием тех, кто присваивает громкие титулы, сидя по уши в дерьме.

Это она про Принцев. Грубо. Но задела.

— Вы правы. Наше положение именно таково. Однако, по уши в этом самом мы оказались с вами вдвоём. Так давайте же не будем топить друг друга, — я просто образец миролюбия.

Хмыкнула. Расслабилась. Ну-ну.

— Я готов продемонстрировать добрую волю по отношению к вашему факультету. Теперь, если студенты Гриффиндора получат взыскание, я не стану вмешиваться в процесс наказания.

Как же долго до тебя доходит!

Я наблюдаю за тем, как на её лице самодовольство медленно сменяется растерянностью, которое, в свою очередь, перерастает во внутреннюю борьбу. Ну, вот ты и осознала, кто всё время спасал твоих малолетних идиотов от травм разной степени тяжести. А то и от верной смерти. Ведь Кэрроу, когда входят в раж, могут и Авадой залепить, и им не важно, кто перед ними — ребёнок или взрослый волшебник.

— Ну-с, я думаю, разговор исчерпан, — по-хозяйски встаю и двигаюсь в направлении директорского стола. — Я вас больше не задерживаю.

Уйдёт? Не уйдёт?.. Не ушла.

— Мистер Снейп, прошу вас.

О боги, боги мои. Козероги мои.

— Ещё что-то? — как же я себе нравлюсь! Эдак с подковыркой: «ещё что-то?» Мол, ты и так получила больше, чем хотела, а теперь дерзишь, дорогая.

— Вы же понимаете, что без вашего вмешательства они изведут детей! Неужели в вас нет ни капли…

Ну-ну, с этого места поподробнее.

— … жалости?

О как! Значит, пожалей-ка, Северус, бедненьких детишек, иначе некому будет обзывать тебя унылым говном!

— За жалостью — в Попечительский совет. Там сидят специально выбранные для этих целей люди. А у нас здесь — учебное заведение для несовершеннолетних магов.

Ха-ха! Она смотрит на портрет Дамблдора, будто просит у него поддержки! Смешная тётенька, ей-богу.

Надо отдать должное: она быстро понимает, что Дамблдор здесь не помощник. Топчется на месте, словно школьница. А я занят, очень занят. У меня прорва дел. Зарываюсь в бумаги, как будто я один в кабинете.

Адьос-досвидос, Макгонагалл.

— Знаете, Северус, когда всё это закончится, в смерти детей обвинят прежде всего вас, как директора.

Это называется «надавить на дерьмо». Но я тоже не лыком шит.

— Если вы действительно хотите, чтобы «всё это» кончилось, вам следует больше внимания уделять вашим студентам. Идите, Макгонагалл. Займитесь своими прямыми обязанностями. И не забудьте: случись что — я умываю руки.

Вот так вот. Попила чайку с директором. Повернулась к двери, опустив плечи. Всегда ходила прямая, как палка, а тут — на тебе.

— Простите нас, Северус, — сказала так тихо, что у меня рука дрогнула.

Как я ненавижу эти бабские штучки! Как я ненавижу себя, когда на меня действуют бабские штучки! Теперь мне её жалко. Как я ненавижу себя, когда мне кого-то жалко!

Ушла. И что мне теперь делать?