Трансцендентальная грусть (джен)

— Кто я, по-вашему?!

— Вы — унылое говно… сэр!

Директора на портретах даже подскочили с насиженных мест.

— Да он просто… ненормальный!

— Вот она — современная молодёжь!

— Гнать из Хогвартса поганой метлой!

— Подумать только — сказать такое директору!

— Немедленно извинитесь! — это уже Макгонагалл с напускным возмущением.

Наверняка, в глубине души ликует от радости. Ещё бы: бедный, несчастный, забитый Лонгботтом сказал такое, и кому?! Мне! Которого он боится (боялся?) как огня!

Я, конечно, взбешён. Настолько, что готов его убить. Однако, каков мерзавец!

— Не молчите! Извинитесь сейчас же! — Макгонагалл переполняет праведный гнев. Настолько переполняет, что она даже поводит плечами. Она всегда так делает, когда тащится от ситуации.

"Кошка сдохла, хвост облез. Кто промолвит, тот…"

— Мне очень жаль, сэр… Что вы унылое говно.

Всё, он не жилец. Опускаю руку в карман.

Для Макгонагалл настала пора пугаться.

— Нет! — она прикрывает собой несчастного, широко раскинув руки. — Пожалуйста, Северус! Мальчик не в себе!

Господи, до чего я устал от дураков! Да отойди ты, он же в полтора раза тебя выше! Ну ещё подпрыгни, всё равно не закроешь своего птенчика от неминуемой смерти.

— Идите, Лонгботтом! Сейчас же! — кричит, не спуская с меня глаз.

Ох-ох, какие мы самоотверженные. Тот всё же боится. Боится! Глянул на свою деканшу, мол, прости, я за подмогой, и ускакал, только пятки засверкали. Догнать бы и дать хорошего пинка!

— Северус, за действия своего студента целиком и полностью отвечаю я. Так что можете… делать со мной что хотите.

Ах, как мы поводим плечами! И что мне делать со старой грымзой? Использовать по прямому назначению? Так ведь не встанет и даже не повиснет. А будет уныло лежать. Лежать и благоухать.

— Значит, что захочу?

Глаза презрительно сузились: наверное, и внутренне вся сжалась. Ну-с, за неимением лучшего буду иметь твой мозг.

— Знаете, Макгонагалл, какие преимущества имеет унылое говно?

Фыркнула презрительно.

— Северус, я не думала, что слова мальчика так глубоко вас заденут.

Как я устал от презрительных взглядов. Как я устал от презирающих меня дураков. И дур.

— Первое и главное преимущество унылого говна в том, что оно гораздо лучше весёлого говна. В самом деле, ведь гораздо приятнее, когда оно просто лежит и никого не трогает, чем когда обращает на себя всеобщее внимание, — я подхожу вплотную.

— Кого вы имеете в виду? — отстранилась гордо. Всё-таки она ещё не поняла, как я зол.

— Второе преимущество в том, что оно всегда дождётся того, кто по глупости захочет в него вляпаться. И уж тогда отмыться будет очень нелегко, — склоняюсь над ней и вижу, как мелко трясётся нижняя губа.

— Я вас не боюсь, — пробормотала.

— Третье преимущество в том, что… пока все презрительно воротят носы и спешат убраться от него подальше, оно может очень долго оставаться на своём месте.

— Какое красноречие! Жаль, что ваши богатые аллегории посвящены столь низкому и нестОящему предмету!

Всё-таки её нелегко запугать.

— Я мог бы, подобно вашим студентам, выразиться менее изящно и назвать вещи своими именами. А именно: вы, Макгонагалл, трусливая дура!

Рот от удивления сложился в куриную гузку. Да уж, давно тебя так не называли. А может, я у неё в этом смысле первый?

— Знаете, Снейп, в чём основной недостаток унылого говна?

Ну-ну, включилась игру. Мне даже интересно.

— В том, что любая трусливая дура может через него переступить и пойти дальше.

Рванула к выходу, чуть не отдавив мне ногу.

— Стоять! Я вас не отпускал!

Круто развернулась, так что очки блеснули.

— Я достаточно надышалась вашими миазмами.

— А я ещё не дослушал все ваши трусливые глупости!

— Дети мои, не ссорьтесь!

Дамблдор, будь он неладен. Даже с того света не оставляет в покое. Я смотрю на портрет и борюсь с желанием залепить в него чем-нибудь вонючим.

— Вы же взрослые люди! Неужели из-за слов неразумного дитяти вы будете вгрызаться друг другу в глотки? Минерва, от вас я этого не ожидал!

— Простите, Альбус. Но он первый начал.

— Я?! — моему возмущению нет предела.

— Стоп! — голос Дамблдора вдруг становится стальным. — Вы неконструктивны! Сядьте-ка оба!

Это смешно, но мы садимся.

— Предлагаю выпить чаю и решить ваши разногласия мирным путём.

Пить чай с Макгонагалл у меня нет никакого интереса, но, увы, я уже давно не волен в своих поступках. Мы сидим, как ворон и аист. Причём, аист упорно делает вид, что от ворона несёт, как от помойки. Что ж, нести — это моё кредо. Главное, чтобы на шею не сели.

— Как вы думаете, Макгонагалл, шотландская спесь — это издержки дурного воспитания или результат генетических отклонений?

В точку! Аист обратился в курицу, согнанную с насеста.

Всё-таки возраст сказывается: проходит полминуты, прежде чем она открывает рот и произносит:

— Что бы там ни говорили про шотландцев, их самомнение ничто по сравнению с высокомерием тех, кто присваивает громкие титулы, сидя по уши в дерьме.

Это она про Принцев. Грубо. Но задела.

— Вы правы. Наше положение именно таково. Однако, по уши в этом самом мы оказались с вами вдвоём. Так давайте же не будем топить друг друга, — я просто образец миролюбия.

Хмыкнула. Расслабилась. Ну-ну.

— Я готов продемонстрировать добрую волю по отношению к вашему факультету. Теперь, если студенты Гриффиндора получат взыскание, я не стану вмешиваться в процесс наказания.

Как же долго до тебя доходит!

Я наблюдаю за тем, как на её лице самодовольство медленно сменяется растерянностью, которое, в свою очередь, перерастает во внутреннюю борьбу. Ну, вот ты и осознала, кто всё время спасал твоих малолетних идиотов от травм разной степени тяжести. А то и от верной смерти. Ведь Кэрроу, когда входят в раж, могут и Авадой залепить, и им не важно, кто перед ними — ребёнок или взрослый волшебник.

— Ну-с, я думаю, разговор исчерпан, — по-хозяйски встаю и двигаюсь в направлении директорского стола. — Я вас больше не задерживаю.

Уйдёт? Не уйдёт?.. Не ушла.

— Мистер Снейп, прошу вас.

О боги, боги мои. Козероги мои.

— Ещё что-то? — как же я себе нравлюсь! Эдак с подковыркой: «ещё что-то?» Мол, ты и так получила больше, чем хотела, а теперь дерзишь, дорогая.

— Вы же понимаете, что без вашего вмешательства они изведут детей! Неужели в вас нет ни капли…

Ну-ну, с этого места поподробнее.

— … жалости?

О как! Значит, пожалей-ка, Северус, бедненьких детишек, иначе некому будет обзывать тебя унылым говном!

— За жалостью — в Попечительский совет. Там сидят специально выбранные для этих целей люди. А у нас здесь — учебное заведение для несовершеннолетних магов.

Ха-ха! Она смотрит на портрет Дамблдора, будто просит у него поддержки! Смешная тётенька, ей-богу.

Надо отдать должное: она быстро понимает, что Дамблдор здесь не помощник. Топчется на месте, словно школьница. А я занят, очень занят. У меня прорва дел. Зарываюсь в бумаги, как будто я один в кабинете.

Адьос-досвидос, Макгонагалл.

— Знаете, Северус, когда всё это закончится, в смерти детей обвинят прежде всего вас, как директора.

Это называется «надавить на дерьмо». Но я тоже не лыком шит.

— Если вы действительно хотите, чтобы «всё это» кончилось, вам следует больше внимания уделять вашим студентам. Идите, Макгонагалл. Займитесь своими прямыми обязанностями. И не забудьте: случись что — я умываю руки.

Вот так вот. Попила чайку с директором. Повернулась к двери, опустив плечи. Всегда ходила прямая, как палка, а тут — на тебе.

— Простите нас, Северус, — сказала так тихо, что у меня рука дрогнула.

Как я ненавижу эти бабские штучки! Как я ненавижу себя, когда на меня действуют бабские штучки! Теперь мне её жалко. Как я ненавижу себя, когда мне кого-то жалко!

Ушла. И что мне теперь делать?

Нет никого на свете коварнее старой грымзы. Мне-то почудилось, будто она просит прощения за прошлое, а оказалось — за будущее. Я упустил из виду прискорбный факт, что Лонгботтом избежал должного наказания за свой проступок и вдохновился чувством безнаказанности. А гриффиндорская безнаказанность — явление отвратительное! Кроме того, он заразил этой гадостью других, и носители вируса возомнили себя бессмертными.

Я пришёл на ужин в прекрасном расположении духа и даже глянул на Макгонагалл свысока. На тот момент мне казалось, что её бронеподобная защита треснула, показав мягонькое нутро, в котором я мог бы при желании поковыряться. Но не успел. Стоило мне сесть за стол, как гриффиндорцы начали демонстративно принюхиваться и воротить носы. Их свинячье сопение было таким громким, что привлекло всеобщее внимание. А потом они, как по команде, встали и все, даже малыши, потянулись к выходу с кислым выражением на самодовольных мордах.

— Эй, что такое? — Кэрроу вскочил с места. — Еда не нравится?!

— Еда отличная. Просто здесь… воняет, — бросил ему Лонгботтом через плечо.

— Чем?!

— Не знаю. По-моему, дерьмом.

— Чего это они, а? — Амикус, похоже, растерялся, но тут же нашёл, с кого спросить: — Макгонагалл, чего это твои студенты вытворяют?

На её месте я бы последовал за учениками, но мне, увы, не понять женской логики.

— Вам же ответили: здесь воняет! — и выпрямилась, ни на кого не глядя.

— А я не чувствую, — он уставился на меня. — Северус, ты чувствуешь?

Видит Бог, я хотел замять скандал, чтобы потом решить его кулуарно, но в этот момент со стороны Хаффлпаффа донеслось: «Он назвал Снейпа дерьмом»; а потом послышались издевательские смешки. Этого я уже стерпеть не смог.

— Я думаю, дело не в запахе: просто они таким образом показывают свою антипатию по отношению к некоторым преподавателям.

— Каким преподавателям? — Амикус, похоже, начал закипать. Лишь бы он выпустил свой пар на того, кого надо.

Наши с Макгонагалл взгляды скрестились. Неужели она думает, что я опущусь до стукачества? Нет, я привык действовать тоньше.

— А ты подумай, Амикус, — я посмотрел на него самым многозначительным взглядом, на который был способен.

— Чё, из-за девчонки, на которой мы с Крэббом отрабатывали Круцио?

Выбей у человека почву из-под ног, и он признается во всех своих грехах.

— Так ведь она же из Равенкло! Отчего вдруг гриффам за неё голодать? Не-ет, тут другое.

Природа на нём отдохнула, но зачатки интеллекта всё же заронила.

— Они ушли, когда ты вошёл! — обрадованный догадкой, Амикус ткнул в меня коротким пальцем, ужасом хироманта. — Чё, не поладил с гриффами? — и осклабился, как от сального анекдота.

Макгонагалл спрятала довольную ухмылку. Конечно, попробуй-ка, Северус, умой здесь руки. А издевательские смешки и шёпот уже переползли за стол Равенкло. Я почувствовал себя одиноким парусом в бушующем океане презрения. Ну, ничего, ещё дождусь попутного ветра.

И ветер появился с ожидаемой стороны.

— Да как они посмели! — Алекто Кэрроу вышла, наконец, из нирваны, в которой всегда пребывала, поглощая еду. — Наказать их надо всех! Весь факультет!

Макгонагалл побледнела. То ли ещё будет! Надо сказать, Алекто без ума от меня. В принципе, без ума она всегда, но от меня — особенно.

— Всех на голодный паёк! На два дня! Нет, три! — и глянула на меня в ожидании одобрямса.

Я сделал вид, что скорблю. Вот скорблю и всё. А вы подите догадайтесь, о чём.

— Не, это не наказание, — Амикус включился в разговор на любимую тему. — Им домовики всё равно еды натаскают. Надо придумать что-нибудь похлеще.

Я продолжил скорбеть.

— Может, заставить их драить котлы?

На это предложение Амикуса я тяжело вздохнул.

— Не котлы, а сортиры! — Алекто захлебнулась от восторга и получила от меня одобрямс в виде сошедшей с лица мировой скорби.

— Так, сегодня все студенты Гриффиндора получают взыскание: моют хогвартские туалеты! И никакой магии! — торжественно провозгласила Алекто.

Я бы с неё картины писал. Маслом. И ветчиной.

У Макгонагалл заходили желваки:

— Вы не имеете права наказывать весь факультет! Это может только директор! — и воззрилась на меня. — Мистер Снейп, вам нечего сказать?

Настоящему мужчине всегда есть что сказать, если, конечно, он не унылое говно.

— Ваши студенты жаловались на запах дерьма. Так пусть помогут школе от него избавиться.

Поджала губы. Погоди, это ещё не всё.

— И, я думаю, вам самой стоит проконтролировать их деятельность во избежание эксцессов.

Всё, я отмщён! Макгонагалл со своими отморозками будет дышать миазмами.

Мне, конечно, её жаль. Я ведь в глубине души человек добрый. Где-то очень глубоко.

Бывают тёплые тихие весенние ночи, когда ещё не душно и нет назойливых насекомых; а звёзды светят так призывно, словно приглашают в совместный полёт. В подобную ночь смотришь на чёрный в серебристую крапинку небосвод и, как никогда, ощущаешь себя песчинкой.

Вот стою я, мелкая песчинка, Северус Снейп, по иронии судьбы оказавшаяся на планете с забавным названием Земля в галактике Млечный путь. Кругом кипят страсти, один пожирает другого, перемалывая позвонки. А я — такой мелкий, такой одинокий, пытаюсь расправить поникшие плечи, и мне это почти удаётся; но вновь сутулюсь от ощущения, что в мои позвонки вот-вот вонзятся чьи-то жадные челюсти.

Чувствуешь себя чужеродным в буйстве весеннего возрождения. Потому что, как бы ни было плохо вчера, завтра будет ещё хуже.

Сначала, конечно, себя жалко до слёз. Потом думаешь, что все твои несчастья — результат неправильных жизненных ориентиров: где-то сбился вектор, и надо бы его перенаправить. А затем возражаешь себе, какого чёрта я должен что-то менять в своей жизни, если кругом целая орда глупцов, которые вообще о таких вещах никогда не задумываются?! И ничего в себе менять я не буду! А лучше пойду и сделаю так, чтобы эта орда знала своё место!

В общем, чтобы не было мучительно больно, надо сделать что-нибудь этакое. И грядущий день не пройдёт даром.

Для начала пройдусь по коридорам: авось, встретится какой-нибудь нарушитель режима, проще говоря, потенциальная жертва директорского произвола.

* * *

Я, естественно, наткнулся прямо на Лонгботтома. Этот отпрыск благородной фамилии решил прославить свой род, совершая разнообразные глупости, поскольку ни на что другое не был способен.

Шмыгая сопливым носом, он вдохновенно малевал на стене воззвание к хогвартским массам: «Свободу школе! Не подчиняйтесь Снейпу!»

Гриффиндорское понятие о свободе весьма примечательно: их осознанная необходимость не просто задевает свободу других, а врубается в неё с носорожьей бесцеремонностью. Но причём здесь моя скромная персона?! Неужели она каким-то образом препятствует волеизъявлению студентов? Я так поразился этой несправедливости, что решил вступить с Лонгботтомом в дискуссию.

В полемике тот оказался не силён и быстро сдался, после чего, как всякий поверженный противник, начал что-то выкрикивать. Я не стал прислушиваться, тем более, что сквозь кляп всё равно ничего не разобрать.

И тут явилась Макгонагалл.

По-моему, у неё с миссис Норисс есть свой канал связи. Во всяком случае, имея таких студентов, как на её факультете, я бы точно наладил что-нибудь подобное, если бы был анимагом. Но в этот раз появление гриффиндорской грымзы оказалось некстати: ведь я только собирался провести с Лонгботтомом воспитательную беседу о вреде нарушения режима сна.

— Мистер Снейп! Что вы с ним сделали?!

— Вам перечислить в обратном порядке?

— Как вы могли! Наносить прямой вред ученикам запрещено уставом школы!

— А кто сказал, что я нанёс вред? По-моему, мои действия ему только на пользу. А что касается устава, то у меня, как у директора, есть… преимущества.

— Это просто возмутительно!

Что-то мне поднадоела эта игра в строгую преподавательницу и нерадивого ученика. Пора напомнить ей, кто есть кто.

— Заберите своего студента, Макгонагалл. За нарушение комендантского часа он будет наказан. Пусть перемоет все котлы в кабинете зельеварения. И, я думаю, пора поставить вопрос о вашей профессиональной пригодности, раз вы не в состоянии выполнять свои педагогические функции.

Ну, вот как ей ещё намекнуть, чтобы она держала своих коней в узде? Покалечат ведь дураков, а мне отвечать. Не хочу войти в историю Хогвартса, как самый кровожадный директор. Я ведь добрый человек, хоть и тщеславный.

Макгонагалл освободила Лонгботтома от кляпа и повела прочь, подставив участливое плечо. Надо же, само сочувствие! Могла бы воспользоваться магией, но — нет! Нас хлебом не корми — дай продемонстрировать свою офигительную человечность!

Сделай гадость — день в радость.

— А кстати, — крикнул им вслед. — Как там дела на уборочном фронте?

— Что? — повернула ко мне гневную физиономию.

— Я говорю, уборные все помыли?

— Все! — и потащила своего птенчика дальше.

Хотел пойти к себе, но в глаза бросился лонгботтомовский лозунг. Взмах палочки, и всё лишнее исчезло. На стене осталось лишь: «Свободу Снейпу!»

С полминуты полюбовался на надпись, а потом стёр полностью. Моя осознанная необходимость, кроме меня, больше никем не осознаётся.

Визиты к Лорду всегда выматывают до предела.

— Северус, я оказал тебе высокое доверие. В твоих руках — будущее нашего мира.

Ну, если Крэбб — это наше будущее, то я туда не хочу.

— Волшебники скоро станут править на всей Земле, а маглы наконец-то займут положенное им место: под нашими ногами! Они будут ползать, а мы — их давить.

Вот во что могут выродиться детские обиды. Люди, берегите детей! Потому что они вырастают!

— Ты со мной согласен?

— Да, мой Лорд. Абсолютно.

А попробуй не согласись, когда у тебя в альтернативе только смерть в тяжких муках.

Залез ко мне в голову. Что ж тебе показать-то? Мой ментальный телевизор мгновенно переключился на канал весёлых картинок: маленькие голые маглы копошатся в земле, а по ним тяжёлой поступью идут Крэбб и Гойл во главе с Лордом. Получилось так красочно, что меня чуть не вырвало.

Лорд довольно усмехнулся — понравилась моя трансляция. Кушайте, не обляпайтесь.

И вдруг:

«Северус, это немыслимо!» — прозвучало в голове голосом Макгонагалл.

А ты откуда взялась? Антенна, что ли, забарахлила?

Лорд насторожился — я обмер. Его змеюка подняла голову и плотоядно посмотрела на меня. По-моему, она ко мне неровно дышит, и в списке её гастрономических пристрастий я стою на первом месте.

Но тут Лорд захихикал — я тихо выдохнул, а Нагини разочарованно улеглась обратно.

— Макгонагалл всегда любила влезать куда не следует. Она даже меня стыдила в своё время. Потом я нашёл к ней подход. У неё была… такая крепкая, розовая…

Я не хочу это слушать, не хочу.

— … и мы с ней так плодотворно…

Бла-бла-бла-бла.

— … В общем, анимагии она меня так и не научила, но, благодаря ей, я значительно продвинулся в трансфигурации.

Уф, кажется, я не услышал ничего, что могло бы пошатнуть моё целомудрие.

— Но целовалась она отменно. Хочешь посмотреть?

Кто, я?! Нет!!!

— Это большая честь, мой Лорд.

В истории я так и останусь первым и единственным, с кем Лорд поделился своими интимными воспоминаниями. Но, склоняясь к Омуту памяти, я подумал, что это будет последнее, что я видел в жизни.

Что и говорить, юный Лорд и столь же юная Макгонагалл были хороши, как киношные герои. И целовались так, что моя вторая голова не выдержала накала страстей и с любопытством устремилась вверх. Первая же голова искала ответ на загадку: зачем Лорд мне это показывает? Отгадка лежала на поверхности: он даёт мне убийственный аргумент, чтобы поставить Макгонагалл на место.

Когда я оторвался от зрелища, он заметил:

— Ты — прекрасный слуга, мой друг Северус.

Так слуга или друг?

— Но ты слишком уважителен к возрасту. Поверь мне, чем человек старше, тем больше у него грехов. Надеюсь, теперь голос моей давней подружки не будет вызывать у тебя угрызений совести?

— Да, мой Лорд.

— Кстати, в постели она была… так себе. Но показывать я тебе это не буду. Или ты хочешь взглянуть?

Кажется, он начинает бесноваться. Нагини с надеждой приоткрыла глаза. И что мне отвечать? Скажешь «да» — подумает, что обнаглел. Скажешь «нет» — подумает, что мне на него наплевать. Ладно, пусть услышт привычное.

— Да, мой Лорд.

Он одарил таким взглядом, что у меня перед глазами пронеслась вся жизнь… И вдруг захохотал. Нагини злобно клацнула зубами.

— Ну, ты и наглец, Северус! Ладно, ступай, наведи порядок в школе, а самое главное — у себя в голове. Но без фанатизма! Нам хорошие учителя нужны.

* * *

«Без фанатизма» — это он о Макгонагалл. Мол, можно её погнобить, но не сильно, без эмоций, так сказать. Потому что — хороший учитель. Или потому что в своё время имела отношения с Лордом. Никогда не знаешь, что хуже: когда Лорд крушит всё подряд, или когда вдруг становится сентиментальным. Ведь просчитать логику сентиментального тирана — всё равно что найти чёрную кошку в тёмной комнате. Особенно, если эта кошка может в любой момент вцепиться когтями в самое драгоценное, что есть у джентльмена. В душу.

В школе меня ждал очередной сюрприз. Униженные мытьём уборных гриффиндорцы отыгрались на Малфое. Учитывая, где они были накануне, и так понятно, чем они в него кинули. Тоже мне — храбрецы: нашли самую беззащитную жертву во всём Хогвартсе! Ведь за него свои уже не вступятся, а чужим только в радость посмотреть, как некогда гордого отпрыска некогда гордого рода смешивают с дерьмом. Увидев бледного, опечаленного Драко, я вскипел. Все на одного — как это по-гриффиндорски!

Я вызвал Макгонагалл в кабинет директора. Думаю, портрету Дамблдора будет интересно послушать, какие взаимоотношения связывали строгую, принципиальную Минерву с потенциальным властителем мира.

Я прождал Макгонагалл почти полчаса, и за это время несколько раз успел отбарабанить пальцами токкату ре-минор. Минерва вошла, как всегда, прямая, надменная и подозрительно спокойная.

Та-да-да-а-ам…Та-да-да-да-да-а-дам.

— Скажите, Макгонагалл, вам приятно выслушивать оскорбления?

— А вам?

Та-да-да-да-а-ам… Та-да-да-дам.

Задрала нос. Цапля, ни дать ни взять.

— Я стараюсь, чтобы гадости застревали у оскорбителей в глотке ещё на стадии вдоха. А если не удаётся — чтобы они давились ими до крови.

— Надо же, как грозно, — опустилась на стул, словно королева на трон. — Может, перейдём к делу? Мне ведь ещё надо исполнять свои педагогические функции.

— Я вас не задержу. Хочу лишь понять, что вы подразумеваете под этими функциями.

— То же, что и всегда.

— А мне кажется, что вы внесли в них некоторую долю… безответственности. Вы, вероятно, полагаете, что, воспитывая в подопечных глупую и бессмысленную браваду, добьётесь от них обожания? — Тут она открыла рот, но я жестом остановил её. — Однако быстро же вы забыли, что первая и основная задача педагога — оберегать учеников от опасности.

— Ах, вот как?! От кого же я это слышу?! — она даже привстала в порыве. — От человека, который является главным источником опасности в Хогвартсе?!

— Я?! — мне даже стало смешно.

— А кто привнёс сюда эту скверну! Кто запятнал себя убийством и сидит здесь, на месте Дамблдора, самозванец!

Вот ведь глупость несусветная, а крыть нечем. Ладно, она меня ненавидит, но своих учеников-то за что? Как вложить в эту куриную голову мысль, что надо соблюдать правила игры, а не выпячивать гордыню без надобности?

— Может быть, вы все же отвлечётесь от самолюбования и откроете свой престарелый мозг для одной простой истины: нельзя позволять студентам лезть на рожон! Это чревато большими проблемами! — я повысил голос совсем чуть-чуть, но этого оказалось достаточно, чтобы она взвилась, как курица, которую клюнули в мягкое место.

— Угрожаете?! Конечно, легко грозить беспомощным детям, когда за спиной целая банда Пожирателей смерти!

О боги-козероги, за что мне это? Она, наверное, считает себя отчаянно смелой, выпрашивая наказание. Мазохистка. Ну что ж, настоящий мужчина всегда выполняет просьбу дамы.

— Я вижу, вы многое знаете о моих связях, — я резко сменил тему. — Поговорим о ваших?

Та-да-да-да-а-ам… Та-да-да-да-да-а-дам.

Напряглась, как партизан перед допросом.

— Я своих связей никогда не скрывала, а главное — никого не предавала.

Э-нет, дорогая, не про почивший ныне орден Феникса пойдёт речь, а о грехах давно минувших дней.

— Ещё бы. Вы, гриффиндорцы, предпочитаете не предавать, а гадить напрямую, свято веруя в свою безграничную правоту.

Та-да-да-да-а-ам… Та-да-да-дам.

— Впрочем, это — вопрос идеологический, в котором нам с вами, как птицам разного полёта, согласия не достичь, — я сел за стол, деловито сложив руки.

— Так я могу идти? — Макгонагалл встала, презрительно задрав нос.

— Присядьте, Минерва, — обманчивая мягкость в голосе, и в её взгляде мелькнула паника. — Вам… привет от нашего общего знакомого.

Этого она точно не ожидала и даже клюв приоткрыла. Я тут же забросил в него червячка.

— Вы-знаете-кто весьма лестно отзывался о ваших педагогических способностях. И не только о них…

— Что за бред! О чём это вы?

— О ваших очень тесных взаимоотношениях на заре туманной юности.

— Наглая ложь!

— Вам предоставить доказательства? У меня есть, — я вынул из кармана пробирку с серебристой жидкостью.

Честно говоря, я не очень верил в вероятность их любовной связи. Для Лорда подделать воспоминания — раз плюнуть. Единственным человеком, кто мог бы подтвердить сей факт, была сама Макгонагалл. Её реакция должна была объяснить всё. И объяснила: предательски дрогнули тонкие губы, а костлявая ладонь судорожно прижалась к груди.

Значит, всё-таки правда.

Она устало опустилась на стул.

— Я была молода и…

— Влюблена?

Она удивлённо посмотрела на меня, видимо, не ожидала, что Северус Снейп может говорить таким сочувствующим тоном.

— Нет, скорее, увлечена и…

— Самоуверенна, — произнёс я свой вердикт.

— Да. Пожалуй.

Ну, вот и всё. Размякла наша Мерви.

— Коньяку хотите?

— Что?

Вытаращила глаза. Сегодня у неё явно вечер разрыва шаблонов.

Я плеснул на донышко в два стакана и один сунул ей под нос.

— Предлагаю тост: за правду!

Пить она не стала. Лишь скорбно посмотрела на свой коньяк.

— Я знаю, что вы меня не уважаете, — я пошёл в наступление. — Но правду-то уважать должны?

— Я не буду с вами пить, — снова встала с выражением оскорблённой невинности.

— Как угодно.

По большому счёту, мне всё равно. Важен лишь результат, которого я достигну обязательно.

— Сегодня ваши ученики в очередной раз показали себя во всей красе. То, как они поступили с мистером Малфоем, перешло границы элементарной порядочности.

Она сделала вид, что впервые слышит.

— За это они снова будут наказаны.

Раздула ноздри. Я помолчал, чтобы показать торжественность момента.

— Вашему факультету предоставляется почётное право снова отмыть школьные туалеты. А вы, Макгонагалл, лично проверьте, чтобы студенты не вынесли из них ничего такого, чем можно было бы испортить воздух.

Не дав ей открыть рта, я продолжил:

— Я вовсе не любитель трясти перед всеми грязным бельём, но могу отступить от своих принципов. И чтобы впредь уберечь вас от опрометчивой… безответственности, я предупреждаю совершенно открыто: воспоминания Лорда могут стать всеобщим достоянием, если Гриффиндор снова выкинет что-либо подобное.

Макгонагалл покинула меня с гордо поднятой головой. Чёрт возьми, мне нравится, как она держится!

— Мымра, — бросил я ей вслед, и тут же за моей спиной раздалось деликатное покашливание, которого я хотел бы никогда не слышать. Сейчас начнётся.

— Северус, не могли бы вы уделить мне пару минут?

— Сколько угодно, Альбус, — выдавил я из себя, едва удержавшись от грубости.

— Благодарю. Скажите, что вы будете делать, когда Гриффиндор перестанет подчиняться?

Как же он любит задавать неудобные вопросы!

— Ничего. Всё сделают другие люди.

— А вам не приходило в голову…

— Послушайте, Альбус, — перебил я его. — Мне многое приходит в голову, но ситуация такова, что я не в состоянии встать между бессмысленностью и неизбежностью! Рано или поздно Гриффиндору придётся смириться!

— Вы так уверены, что Том победит?

— Он уже победил! Неужели это непонятно?! Министерство пляшет под его дудку, большая часть населения поддерживает новые реформы, а другая — запугана и не в состоянии бороться.

— Вы не учли один важный фактор.

— Какой?! — у меня уже начинается истерика.

— Гарри Поттер ещё жив и на свободе.

— Не смешите меня! Ваш Поттер, не то что важным, он даже просто фактором быть не может! Я никак не могу понять, почему вы так упорно цепляетесь за этого мальчишку? Какие надежды можно связывать с подростком, который толком ничего не умеет?!

— Успокойтесь, Северус.

— Да я спокоен, — мне стало противно от собственной вспыльчивости. — Я прилагаю максимум усилий, чтобы гриффиндорцы не пострадали. Но если они хотят войны, они её получат. Не от меня, так от других.

— Понимаю, — кивнул Дамблдор, опустив глаза долу.

Ничего ты не понимаешь! Как можно понять то, что никогда не чувствовал? На самом деле, я их порой просто ненавижу! За спесь, глупость и безрассудство. Но вынужден защищать, потому что… Да шут его знает, почему!

— Что же вы будете делать, Северус, когда власть вашего хозяина станет безграничной?

О как! «Вашего хозяина». Раньше он меня так не оскорблял. Стоит публично проявить благоразумие, и тебя сразу же заподозрят в трусости.

— А я не собираюсь в этом участвовать.

— Что ж… Я в вас не сомневался, Северус, — Альбус, кажется, остался доволен моим ответом.

М-да. Ох, и хитрый же старик! Вроде бы ничего такого не сказал, а ощущение, что тебя вновь завербовали. И неважно, что мои слова можно понять двояко: а вдруг я банально сбегу?

— Я всегда знал, что вы достойный и смелый человек, мой мальчик.

Чёрт, теперь точно не сбегу. Но гадостей наговорить всё же в состоянии:

— А я всегда знал, что вы видели в людях марионеток.

— О нет, — ответил Альбус с мягкой улыбкой. — Я лишь находил в них те крупицы хорошего, о которых иногда никто и не подозревал.

— И умело манипулировали всеми.

— Разве? А мне казалось, я давал людям выбор.

— Между крупицей и остальной кучей дерьма? Неудивительно, что второе перевешивало.

Альбус лишь улыбнулся в усы.

* * *

Это была улыбка провидца, потому что в тот же день Лонгботтом и другие сумасшедшие гриффы исчезли, как сквозь землю провалились.

Семейство Кэрроу носилось по коридорам Хогвартса с дикими воплями, как тандем разъярённых вепрей. Я взирал на это со всей серьёзностью, но в глубине души радовался, что конфликт разрешился без существенных потерь. Дотянуть бы до каникул, а там дети разъедутся по домам, где будут грызть мозги родителям, а не Северусу Снейпу. Однако я недооценил рвение Амикуса.

Этот тупой осколок неизвестной цивилизации вздумал выдавить информацию из Макгонагалл, подкараулив её в темноте. В честном бою она бы его, конечно, уделала; но Кэрроу и честность — две вещи несовместные.

Я шёл в свои покои, предвкушая отдых на диване (о нормальном сне я уже давно не мечтал), как вдруг услышал нехорошее похрюкивание за одной из дверей. Сначала я решил, что какая-нибудь парочка студентов занимается обычным делом — размножением в антисанитарных условиях. Но, ворвавшись внутрь, узрел печальную картину: Макгонагалл лежала без сознания, и Амикус пытался привязать её верёвками к стенным крюкам. Он повернул ко мне похожее на свинячье рыльце лицо и произнёс:

— А, Северус. Помоги-ка взнуздать эту грымзу, а то очнётся и будет брыкаться.

Ну, вот что с ним делать? Можно, конечно, подобно Дамблдору, поискать в нём крупицу хорошего, но в данном случае польза несопоставима с побочными эффектами. Пришлось воздействовать на коллегу самым действенным способом — запугивать:

— Ты что, с ума сошёл? Представляешь, что за это сделает с тобой Лорд?!

— А чего он сделает? — не понял Амикус.

На его месте я бы и сам не понял.

— Поступило указание: учителей ни при каких обстоятельствах не трогать! Особенно Макгонагалл.

— Это почему ещё?

— А ты не догадываешься?

Он вытаращил глаза и помотал угловатой головой.

— Лорд лично приказал обращаться с ней мягко, — вкрадчиво сказал я.

— Почему?

Ёлки-палки, когда же до тебя дойдёт-то?

— Лично приказал, понятно?

— Не-а.

— Что «не-а»?! — взъярился я.

— С чего бы это Лорду заботиться о старой грымзе?! — когда Амикус понимает, что он ничего не понимает, то становится агрессивным.

Можно было бы рассказать, «с чего», но я ведь джентльмен как-никак.

— Это ты у него спроси! Всё! Иди! Я сам ею займусь!

Кэрроу упрямо побурчал, но, в конце концов, убрался восвояси.

Едва я освободил Минерву от верёвок, она очнулась и тут же выдала мне поучительную тираду. Поучительность состояла в том, что ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным.

— Поздравляю, Снейп, вы уже нападаете на коллег исподтишка, в темноте!

Попытка объяснить, что напал на неё другой, а Снейп всего лишь благородно спас даму от чудовища, провалилась: Макгонагалл вдруг выплеснула поток грязных обвинений:

— Надеюсь, вы сполна насладились своей властью, пока я была без сознания?!

Чёрт меня дёрнул за язык, но я ответил:

— Если вы про свои увядшие прелести, то я — не собака: на старые кости не бросаюсь.

После этого она и вовсе разошлась:

— Всегда знала, что вы — мерзкий, скользкий тип. И правильно Невилл вас назвал! Потому что вы и есть самое настоящее…

Дальше я слушать не стал. По-видимому, Макгонагалл не из тех, кто будет утруждать себя поиском каких-либо крупиц. Да и никто больше не будет…

Заткнув ей рот Конфундусом, я ушёл к себе. И плевать, что Лорд за это по головке не погладит. И по голове тоже. И плевать, что мы с Макгонагалл теперь враги, дальше некуда. Раз уж я решил не участвовать, то надо придумать способ воплотить решение в жизнь.

Я всегда размышлял о смерти, даже в малолетнем возрасте. Любопытство было сильнее страха, и мне случалось немного экспериментировать с некоторыми зельями. К слову, напиток «Живой смерти» — это моя модификация яда. Но гибель Лили сделала меня трусом, и я перестал ставить опыты на кролике по имени Северус Снейп. Наверное, я просто боялся встретиться с миссис Поттер лицом к лицу по ту сторону, хотя осознавал, что рано или поздно придётся…

* * *

Загадочное исчезновение гриффов вызвало слабый, но всё же чувствительный резонанс в министерстве и Попечительском совете. По мне, так хоть бы эти студенты провалились в тартарары, но я обязан отреагировать хотя бы формально. А как должен реагировать руководитель? Ясное дело — наказать провинившихся. Главным кандидатом на должность виновного была, конечно, Макгонагалл. А кто ещё? Не я же!

Поразмыслив, я пришёл к выводу, что самым идеальным будет лишение премии. Для Минервы деньги значат мало, зато можно отрапортовать наверх, то есть Лорду, о принятых мерах. «Наверху» сочли, что я жмот, посоветовали купить новую мантию, немедленно начать поиски пропавших, ну, и заодно, для острастки, прочистили мозги вялым «Круцио». В общем, отделался я легко.

Искать гриффов я, конечно, не стал (зачем?), но озадачил этим Филча. Тот мог бы вести поиски хоть до начала следующего учебного года — ну, о-очень исполнительный работник.

На завтрак Минерва пришла с красными, опухшими глазами, и, сдаётся мне, что оплакивала она не лишение премии. Мне с ней обсуждать было нечего, поэтому я чуть не поперхнулся, когда она вдруг холодно спросила:

— У вас есть сведения, куда могли деться дети?

— А у вас?

— Нет.

Я пожал плечами: что тут скажешь — сама недосмотрела.

— Северус, пожалуйста, если появится какая-то информация — дайте мне знать.

— Вот как? А ничего, что я — говно?

— Мне теперь всё равно.

Ага, значит, её величество настолько раздавлено, что даже обращается с просьбой к такому, как я. Ну-ну.

— Чем вы так расстроены, Минерва? Тем, что дети спрятались, или тем, что не сказали вам, куда? Возможно, они вам не доверяют?

Точное попадание! Если бы её глаза умели метать «Авады», я бы уже лежал замертво.

— Знаете, Северус, не советую вам ночью гулять по Хогвартсу. Загнанные звери могут превратиться в охотников, а вас всегда легко узнать в темноте… по запаху.

— А я не боюсь ни вас, ни ваших разъярённых хомячков. Всё, на что они способны — это пачкать стены и открывать рот, когда не надо.

— Не волнуйтесь: по части пачкания вы давно вне конкуренции!

— Ну что вы, вряд ли я могу сравниться с той, кто повсюду оставляет свою старую облезлую шерсть!

Ой, а вот про это не надо было… Но слово, как говорится, не «Конфундус»: вылетит — ловить себе дороже.

Макгонагалл вскочила. Я тоже: неудобно как-то сидеть, когда дама стоит.

— Я вас предупредила, Снейп. Берегитесь, — прошипела она, прошивая меня взглядом, как портняжная иголка — шёлковую ткань.

— Благодарю, Минерва. Вы очень любезны.

* * *

Только потом я понял, что глупо попался на старую как мир уловку. Теперь, если по каким-то причинам, я не выйду вечером из комнаты, все решат, что струсил. Но я не доставлю им этого удовольствия! Придётся каждую ночь патрулировать коридоры, и делать это по возможности шумно. Прощай, уютный диван и тёплый плед, я буду скучать.

Надев самые скрипучие ботинки, я отправился навстречу возможным бедам, которые сам накликал на свою драгоценную душу.

* * *

Вообще-то, я люблю темноту и тишину. Легилименция позволяет мне не опасаться засады, потому что грязные мысли возможного противника имеют способность распространяться в природе быстрее, чем все остальные. А на прямую агрессию у меня чутьё просто феноменальное.

Ходить по коридорам было довольно нудно. Через двадцать минут я сильно утомился. Ну, и что делать? Плюнуть на всё и пойти спать? Заманчиво, чёрт…

Остановившись, чтобы обдумать ситуацию, я неожиданно услышал душераздирающий мяв и шипение, характерное для Конфундуса. Потом из темноты вышла Алекто.

— Ты что тут делаешь? — я даже вздрогнул от её внезапного появления.

— Северус, я пришла на помощь. Все ведь слышали, как старая карга угрожала тебе сегодня!

Ёлки-палки, не хватало ещё, чтобы подумали, будто я от страха бросился за поддержкой к этой ненормальной!

— Ты кого там гоняла?!

— Да не знаю, какую-то кошку. Может, эту?

«Эту» — в смысле Макгонагалл. Надо посмотреть: вдруг правда.

Я кинулся к месту инцидента и обнаружил жертву на полу. Сомнений не было — это была именно Минерва. Наверное, искала своих гриффиндорцев. И доискалась…

— Давай запрём её в карцере, — предложила Алекто. — Пусть помается.

— У меня есть идея получше, — сказал я и поднял кошку Левикорпусом. — Спокойной ночи.

— Северус, а где «спасибо»?

— Спасибо, — бросил я ей через плечо. — Я у тебя в долгу.

Алекто улыбнулась так, что меня передёрнуло.

* * *

К башне Гриффиндора я Макгонагалл не понёс — много чести, и к тому же, ногам требовался отдых, поэтому притащил в свою комнату и положил на пол — чего с кошкой церемониться?

Мне удалось немного вздремнуть, когда раздался хлопок. Домашние эльфы — существа полезные, но эти их громкие появления страшно раздражают. Нервы и без того ни к чёрту.

— Чего тебе?!

— Новости, господин директор, — старый эльф, мой личный соглядатай, а по совместительству — агент влияния среди прислуги, всегда уважительно кланяется перед докладом.

— Рассказывай!

— К ним присоединились две девочки из Равенкло и Хаффлпаффа. Всего пятнадцать человек.

— Питанием обеспечили?

— Да, господин. Книги, еда, предметы гигиены.

— Хорошо. Надо, чтобы у них был душ. А то вся Выручай-комната провоняет.

— Слушаюсь.

— Всё, ступай. Я спать хочу.

Опять хлопок! Когда Лорд окончательно придёт к власти, надо попросить, чтобы запретил домовикам так громко аппарировать. А впрочем, что это я? У меня ведь другие планы. В заветном шкафчике стоят рядком и ждут своего часа нужные зелья. Стоят немым напоминанием о неизбежном.

Единственная женщина, которая никогда мне не изменяла, — это перхоть.

Мать изменила не только мне, но и себе, когда сочла, что маггловская природа Тобиаса Снейпа лучше нашей с ней волшебной природы. Про Лили и говорить не стоит. Мадам Зельеварение разочаровала меня, когда я узнал, что она служила Поттеру так же хорошо, как и мне, причём, при помощи моего же учебника. Шлюха, одним словом, как любая наука.

А перхоть всегда была со мной, в печали и в радости, оберегая от ненужных связей с теми, кто в потенциале мог бы изменить. Наш своеобразный симбиоз имел лишь один недостаток — зуд. Когда я устал с ним бороться, то подумал, пусть лучше зудит на голове, чем в… После осознания данного факта я стал злее, но понял, что не стоит расставаться с той, что хранила мне верность всю сознательную жизнь. Маленькие недостатки не затмят главного достоинства — преданности.

Мы втроём — я, перхоть и Макгонагалл — находились в моих покоях. Последняя была в глубокой отключке, и я не спешил её оттуда вызволять — пускай отдохнёт, и так уже еле ходит, неизвестно в чём шотландская спесь держится. Перхоть грызла мне голову, я грыз мозг себе.

Почему я до сих пор здесь? Меня же ничто не держит! Можно в любой момент уйти — все только обрадуются. Ну, кроме Лорда. Он, наверное, сильно расстроится. И соскучится. Потом, не выдержав разлуки, пошлёт за мной каких-нибудь головорезов. Только вряд ли будет взывать: «вернись, я всё прощу!» Не простит.

Честно говоря, умирать не очень хочется. Мне ведь нет и сорока. Я ещё не вкусил радостей брака, отцовства, и, что самое обидное — вдовства. Я ещё не сплясал на могилах всех своих врагов, хотя для этого мне придётся прожить лет до ста. Я ещё не отыскал леденец со вкусом черешни и не испил ни одного кубка победы. Это не планы, а просто сожаления. В глубине души я понимаю, что уходить мне некуда, начинать новую жизнь — слишком муторно, а продолжать старую — незачем. В конце концов, все мы ходим на привязи, на другом конце которой — костлявая длань, неотвратимо наматывающая верёвку на себя, пока не доберётся острыми крючковатыми пальцами до мягонького горла. Бр-р-р…

* * *

Макгонагалл наконец-то очнулась и сразу же обратилась в человека. Причём, в довольно нервного.

— Молока хотите? — почему я всё время предлагаю ей выпить?

— Я что, у вас?! — ошарашенно воскликнула она.

Боже мой, сколько возмущённого пафоса!

— Да, вы у меня. Так что можете почувствовать себя скомпрометированной.

— Ещё чего! Я, молодой человек, в том возрасте, когда сама могу кого хочешь скомпрометировать.

Всё-таки она мне нравится. И меня давно, очень давно, не называли молодым. С юности, можно сказать.

— Так как насчёт молока?

— Благодарю. Я своё выпила ещё в детстве.

Оказывается, не только у меня ностальгия по золотым годам.

— Тогда спокойной ночи, — я улёгся поудобнее и прикрыл глаза.

Когда Макгонагалл ушла, мне стало грустно. Могла бы спросить для порядка, не покушался ли я на её честь и достоинство. Я бы ей ответил что-нибудь вроде: «моя перхоть очень ревнует меня к блохам» и развлёк бы даму светской беседой о строении мозга homo-Gryffindor; в конце концов, мы бы обсудили особенности национальной английской игры «я — директор, ты — дура(к)», в общем, прекрасно провели бы ещё один томный весенний вечер. Но не судьба.

По сведениям домовика, гриффиндорцы неплохо устроились в Выручай-комнате и даже прекратили вылазки наружу. Вот почему эта мысль не пришла им в голову раньше? Лет этак на тридцать? Глядишь, многих трагедий удалось бы избежать. Но всё-таки я не слишком уверен, что они усидят на одном месте до конца июня. Когда в ограниченном пространстве собирается сразу несколько обалдуев — жди беды.

Беда не приходит одна, как правило, она виртуозно выбирает себе напарников. На этот раз она пришла вместе с известием, что у Лорда случился очередной приступ бешенства в связи с препятствиями на пути к бессмертию. Лорд всегда любил напомнить, что не умрёт. Мол, вы все неудачники, а у моей сказки будет совсем другой конец. Это же надо как мальчика в детстве напугали! «Жили долго и счастливо и умерли в один день» — видно, не для него. Вот лично мне бы не хотелось умирать одновременно с боссом: слушать эти истеричные вопли ещё и на том свете — выше моих сил. Но реагировать на него всё же надо, хотя бы имитацией деятельности. Я сделал вид, что весьма озабочен поисками пропавших, однако мои потуги остались незамеченными — Лорд куда-то исчез.

А потом выяснилось, что Поттера видели в Хогсмиде.

Альбус по этому поводу весьма воодушевился:

— Я же говорил, Северус, что он вернётся! Развязка близка! Мы с вами станем свидетелями удивительных событий.

— Не мы, а вы, — поправил я, ощущая себя персонажем нелюбимой книги. — Я-то наверняка останусь в памяти потомков как соучастник.

— Но это же замечательно! Нам предстоит оставить свой след в истории.

— Не нам, а мне. Вы уже достаточно в ней наследили.

— Эх, Северус, что за настроение? На вашем месте я бы принял происходящее с радостью, как интересное приключение.

— Да, я помню: смерть — это ещё одно приключение для высокоорганизованного разума. Только мне совсем не весело. От всего предстоящего мой разум как-то подрастерял свою организованность.

— Вы так часто упоминаете о смерти, не рановато ли?

— В самый раз. А то, боюсь, она про меня забудет, и я не получу обещанного вами приключения.

— Северус, Северус, — он покачал головой.

— Вот только не надо меня жалеть! — вспылил я и вышел.

Ничего хорошего в смерти нет, я это точно знаю. Меня забудут раньше, чем тело превратится в прах. Надо написать в завещании просьбу о кремации, чтобы потом пепел развеяли над клеверным полем. Он усеет землю, как перхоть — волосы. Так я хотя бы воздам почести той, что была со мной до конца.

Как бы я хотел, словно дитя, воспринимать мир цельным, а не выбирать: это для меня, а это — для кого-то другого. Ребёнок, до тех пор, пока не получит щелчок по носу, считает, что весь мир принадлежит ему. Прекрасное, почти недостижимое для взрослого состояние. Взять, к примеру, Поттера — мальчишке до всего есть дело, хотя, возможно, здесь имеет место синдром гриффиндорства, который, судя по Альбусу, неизлечим и местами смертельно опасен.

Спать уже не хотелось, глазеть в потолок — тем более. Я подошёл к заветному шкафчику и поздоровался со своими зельями — погладил приятные выпуклости стеклянных колб. За этими прозрачными стенками — полное умиротворение и покой — хорошо-то как!

И тут в дверь постучали. Потом ещё…

— Северус, ты не спишь? — голос Амикуса окончательно разрушил очарование.

— Нет, конечно! Как можно спать в два часа ночи!

— А-а. Я уж подумал… — Амикус вошёл, озираясь, — у тебя что-то случилось.

— Что могло случиться? — Не нравится мне его подозрительность. Неужто шпионит за мной?

— Да так… — он спрятал глазки. — Лорд приказал усилить бдительность: Поттер скоро появится в школе и пойдёт прямо в гостиную… — он вдруг замолк, явно боясь проговориться.

— Я в курсе. — Так-так. Значит, Лорд не счёл нужным поставить меня в известность! Но показывать Кэрроу свою неосведомлённость нельзя ни в коем случае.

— Ну да, конечно, ты в курсе, — Амикус под моим взглядом скис и нервно потоптался на месте. — Я туда Алекто отправлю, а сам буду рядышком начеку. Только это… мы это… пароля не знаем.

— Так обратитесь к декану.

— Ты понимаешь, Флитвик не особо разговорчивый, а трогать его… это… Лорд запретил.

О как. Значит, Поттер направится в Равенкло. Интересно, что ему там надо? Ума набраться? Хм, да от Амикуса мокрого места не осталось бы, попытайся он тронуть Флитвика.

— Так вам не пароль нужен, а лишь ответ на вопрос. Так что всё в твоих руках.

— Да я пробовал ответить. Ну, блин, не получается у меня! Откуда мне знать, во что превращаются исчезнувшие предметы!

— А ты подумай.

— Северус! — просительно заверещал он.

— Представь какой-нибудь предмет. Что тебе больше всего нравится?

— Ну, не знаю… Я колбасу люблю.

— Так вот представь, что она исчезла.

— Если колбаса исчезла, значит, кто-то её сожрал!

— Во-от! Не просто сожрал, а пережевал, проглотил и переварил. И во что тогда превратится твоя любимая колбаса?

— Так это… в…

— Оно самое. А теперь извини, мне некогда.

— Слушай, а ты уверен? Может, всё-таки не оно?

— Думай сам. Насколько я понимаю, это задание Лорд поручил тебе? Значит, он полностью уверен в твоих способностях. Или ты сомневаешься в его прозорливости?

— Не-не, я не сомневаюсь! — он даже отступил назад: испугался, что я на него настучу.

— Так иди! У меня и без тебя куча дел.

* * *

Вся куча сводилась к одному — ждать Поттера. А дождавшись, я должен, с одной стороны, ему не мешать, с другой — передать нужные сведения, да ещё постараться, чтобы он этим сведениям поверил, и при этом — чтобы друзья (а они есть?) и враги оставались в неведении относительно всех моих сверхзадач.

Подумав, я отправился в Равенкло, прихватив зелья с собой: пусть лучше будут под рукой — мало ли как всё обернётся.

По дороге вспомнился недавний разговор с Альбусом:

— Северус, вы подумали, каким образом передадите мальчику информацию?

— Коне-ечно! У меня даже есть несколько вариантов!

— Любопытно, — Альбус прищурился.

— Вариант первый. Я встречаю Поттера, дружески хлопаю по плечу и говорю:

«Гарри, тебе срочно нужно умереть, причём, от руки Волдеморта, иначе всё напрасно!» Гарри тут же бежит к Лорду и с криками: «Аваду мне, Аваду!» предельно точно исполняет ваш гениальный план.

— Это не совсем то, что я себе представлял, — улыбнулся он.

— Да. Пожалуй, с похлопыванием по плечу я погорячился… Вариант второй. Я встречаю Поттера, оглушаю, связываю, приношу сюда, пред ваши ясные очи, и предоставляю вам честь самому объяснить мальчишке, зачем ему умирать. Потом отдаю Поттера Лорду, получаю какую-нибудь награду, вроде серебряной руки, или платинового лба, или золотых… кх-м; и с чувством выполненного долга — удаляюсь восвояси… Хотя, вам не кажется, что здесь есть какой-то изъян?

— А вам? — он нахмурился.

— Кажется! Я думаю, лоб должен быть золотым, а платиновыми…

— Третий вариант существует?

— Вариант третий. Я встречаю Поттера, ничего ему не говорю, потому что Лорд его всё равно укокошит, а мёртвым знания ни к чему. Ну как?

— Я смотрю, вам весело?

— До слёз!

— Вы не верите в мой план, потому что не верите в Гарри.

— Такой уж я: давно вырос, где-то даже возмужал.

— Не ищите встречи с Гарри, он сам вас найдёт. Просто будьте рядом с Лордом в решающий момент.

Интересно, почему Альбус в этом так уверен? Ах, да! Я и забыл! Всё тот же пресловутый синдром гриффиндорства! Больной дурака понимает издалека.

* * *

Я встретил в коридоре растрёпанную Макгонагалл. Почему она всё время попадается на глаза? Влюбилась в меня, что ли? И так нервничает! Вдруг я понял, да просто учуял, что решающий момент близок. Но мне надо было в этом убедиться…

Убедиться удалось… Два моих первых варианта потерпели фиаско ещё на стадии «встретиться с Поттером». Всегда удивляло, почему в его присутствии люди начинают вести себя неадекватно? Видимо, синдром распространяется воздушно-капельным путём и с бешеной скоростью.

Словом, я удалился туда, куда меня отправил Дамблдор.

Лорд не обрадовался, услышав, что сделали с Кэрроу, и совсем расстроился, узнав, что Хогвартс готовится к осаде. Не любим мы открыто воевать, ясное дело! Сейчас бросит в атаку все силы, лоб в лоб, а сам будет отсиживаться на задворках. Стратег, ничего не скажешь. И ведь не жалко школы! Сколько лет она его кормила, поила, учила… Да и не только его.

Для меня участие в битве — самый лучший выход. Попасть под шальную Аваду или, при лучшем раскладе, сделать вид, что попал; а потом — эх, сколько всего можно потом! Но, увы, надо быть с Лордом, потому что Поттер, по словам Дамблдора, непременно придёт повидаться с моим патроном. Пророчества Альбуса имеют гадкое свойство сбываться, как ни противно это признавать.

Воспоминания — как мята: нежные и горькие одновременно. Больше всего я любил погружаться с головой в Омут памяти, чтобы снова и снова видеть тех, к кому был и остаюсь привязан. Часами я сидел, вглядываясь в лица дорогих мне людей, не обращая внимания на желчные замечания бывших директоров школы, которым приходилось наблюдать эту манию к прошлому. Мне даже удалось приручить Омут памяти, заставляя его всегда показывать только мои любимые воспоминания. Правда, он иногда подсовывал мне то, о чём я предпочёл бы навсегда забыть. Словом, гадкая и своенравная эта штука — память.

Усидеть на месте я всё же не смог. Меня снедало беспокойство: как они там? Без меня, без защиты. Они, конечно, дураки, но дураки забавные, и без них моя жизнь была бы совсем беспросветной. Побродив без дела у порога Визжащей хижины, я отправился в Хогвартс. И успел вовремя.

Макгонагалл сражалась с кем-то из наших — под масками не разберёшь с кем — и явно не выдерживала натиска. Дурацкие ожившие парты, которые она привела, словно стадо на убой, только мешались под ногами. Пришлось прийти на помощь даме. Надо было видеть глаза Минервы, когда теснивший её Пожиратель вдруг рухнул, как подкошенный, а позади него появилась моя одиозная фигура! Макгонагалл остолбенела от удивления и, надеюсь, благодарности. Но маска скрывала моё лицо, так что нельзя быть уверенным, что награда найдёт своего героя. Всё же тщеславие взяло своё, и я отвесил ей полупоклон, за что тут же обругал себя: «Северус, что за неуместное фиглярство?» Пока Минерва меня не узнала, я поспешил убраться, тем более, кто-то рядом прокричал: «Здесь невидимка!»

Всё, теперь Поттер от меня не уйдёт. Я последовал за ним, на ходу отбиваясь от постоянных попыток представителей обеих сторон увлечь меня в битву. В другой раз, ребята, ещё успею совершить свой подвиг.

Следуя за троицей, я в который раз убедился в правоте Альбуса: Поттер действительно отправился к Лорду, но только, как всегда, воспользовался самым идиотским путём — через мародёрский лаз. Там, где все нормальные люди проходят через дверь, гриффиндорцы лезут через…

Зачем их туда понесло? Неужели настолько не ценят свои жизни? Или… Поттер уже знает про своё предназначение? Не-ет, вряд ли небеса смилостивились настолько, чтобы облегчить мне задачу.

Так не хотелось ползти за ними в этот узкий проход! Но вдруг случилось неожиданное — я увидел Люциуса. А он — меня.

— Северус! Вот ты где! Лорд тебя вызывает!

Только этого не хватало! Я вытащил палочку.

— Там что, кто-то пролез в запретный ход? — Люциус фанатично кинулся к Иве.

— Люц, подожди, — мне пришлось даже схватить его за плечо, чтобы остановить.

— Это же… Это он! Это Поттер! Ты видел, Северус? Это Поттер!

— Люц, — я едва удержал его на месте.

— Надо срочно доложить Лорду! — он, как безумный, рванулся из моих рук. — Это мой шанс!

— Люц, успокойся. Давай поговорим, — я усилил захват.

— Да о чём тут говорить! Отпусти меня! — вдруг прорычал он. — Ты что? За них?!

— Не говори ерунды!

— А-а! Я всегда знал, что ты — двуличный подонок!

— Ты дурак, Малфой! — пришлось встряхнуть его, чтобы прекратить истерику. — Мы сейчас обо всём доложим. Но сделаем это правильно, чтобы ничего не испортить, хорошо? Ты же не хочешь, чтобы Лорд снова тебя наказал?

В его глазах появились долгожданные проблески мысли.

— Ладно, — выдавил Люциус из себя. — Что ты задумал?

— Я тебе объясню ход наших действий.

Он недоверчиво набычился.

— Смотри внимательно, — я медленно показал ему палочку. — Знаешь, что это?

Он удивлённо кивнул.

— Отлично. Империо!

Всё, настал момент истины. Час икс. Точка невозврата.

Глядя в пустые до безмятежности глаза, я убедился, что мой соратник готов выполнить любой приказ.

— Ты должен помнить, Люциус, мы с тобой — одно целое. Одно целое.

Он вяло покивал.

— Теперь выпей это зелье — оно поможет.

Он послушно выпил. Несколько секунд я наблюдал, как действует эликсир. На мой вкус, теперь Малфой стал выглядеть гораздо лучше.

— Ты отправишься к Лорду. Не возражай ему, делай всё, как он скажет, и жди меня. Я приду, и мы вдвоём обо всём доложим, угу?

— Угу, — эхом повторил он и аппарировал.

Слава Мерлину! Пару минут я выиграл, хотя жизнь свою, наверное, проиграл. Теперь — Поттер! Пока Люц будет отвлекать Лорда, я успею рассказать мальчишке всё, что ему нужно знать. Правда, лучше подстраховаться и наложить на себя Дезиллюминационные чары.

Пока я, стараясь не шуметь, пробирался внутрь, события приняли совсем уж неожиданный оборот. Я увидел лишь чьи-то ботинки — это гриффиндорцы покинули узкий проход, а потом — тишина, прерываемая только жуткими хрипами, словно кто-то захлёбывался. Чёрт, неужели я опоздал?!

Тихонько протиснувшись ближе, я обнаружил, что они стояли над Люциусом и ошарашенно глазели, как из него вытекает кровь. Лорда в хижине не было. Люц, похоже, умирал.

Идея, пришедшая мне в голову, была безумной и гениальной одновременно! Одним махом я смог бы разрубить гордиев узел, туго стянувший верёвку на моей шее. Исполнить свой долг перед Дамблдором, а главное — получить долгожданную свободу!

Мысленно помолившись богине удачи, я взмахнул палочкой: ведомый моей волей Люциус прохрипел нужные слова. Невербальные заклинания всегда были моей сильной стороной, а уж вызвать белесую дымку — задача для второго курса. Я даже добавил немного драматизма, чтобы Поттер ни в чём не усомнился.

Он и не усомнился: принял всё как надо и ушёл.

Всё же я немного обиделся. Человек умирает, а они даже не предприняли попытки его спасти. Вот тебе и синдром!..

Дела у Люциуса были совсем неважные. Надо постараться вытащить его, ведь, чтобы эта партия завершилась в мою пользу, он просто обязан быть живым.

Когда удалось остановить кровотечение и определить, что жизненно важные органы не задеты, раздался голос, озвучивший высочайшую волю: Лорд даёт час на размышление. Целый час! Я поблагодарил удачу, которая в эту ночь явно видела во мне кандидата на должность очередного счастливчика. За этот час я успею переместить Люциуса домой и оказать необходимую помощь, а Поттер — просмотреть мои воспоминания, которые, как он думает, стали предсмертным посланием Северуса Снейпа. И никогда не узнает, что человек, оставленный им в Визжащей хижине, находился под действием Оборотного зелья, причём, отменного, из личных запасов директора Хогвартса; а в пузырьке, который был с такой осторожностью и благоговением помещён в карман, нет ничего, кроме белого дыма. И я уверен, что мальчишка воспользуется единственным доступным ему Омутом памяти — тем, что в круглом кабинете. Омутом, который мне удалось приручить.

Зачем человеку павлины? Ну, сделай ты чучело, поставь на полочку и любуйся. Так нет же — надо чтобы это ходячее тщеславие слонялось из стороны в сторону, мерзкими криками убеждая в том, что красота должна быть молчаливой, иначе её хочется удавить. Когда я с Люциусом появился в Малфой-Мэноре, со всех уголков сада стали раздаваться приветственные крики почти одичавших без присмотра, но по-прежнему напыщенных птиц. Хотя они, наверное, просто оголодали, пока хозяин пропивал будущее славного рода. В доме стояла приятная тишина и первые признаки запустения — пыль и едва уловимый затхлый запах.

Однако стоило прикрикнуть на сонных домовиков, они тут же принялись наводить лоск и подобострастно стелиться перед хозяином.

В родных стенах Люц почувствовал себя лучше и тут же изъявил желание рвануть на поиски наследника.

— Северус, — еле слышно просипел он, протягивая ко мне дрожащие руки. — Драко…

— Я всё понял, Люц. Не волнуйся, я сам его найду.

— И…— он впился в меня умоляющим взглядом.

— И доставлю домой.

— С-с…

— Не за что. Только мне от тебя кое-что нужно.

Он указал взглядом на богатый, расшитый серебряными павлинами гобелен. Я откинул его и увидел дверцу сейфа. Вот оно что — семейная заначка.

— Там золото?

Люциус согласно моргнул.

— Много?

Непередаваемое выражение лица: хвастовство и горечь одновременно.

— Вообще-то я имел в виду, что мне нужна прядь твоих волос. Но от денег тоже не откажусь. Тем более теперь.

Он облегчённо откинулся на подушку. Спрашивать о том, за что Лорд решил скормить его (то есть меня) змее, не имело смысла — в таком состоянии проводить допрос — только калечить.

Ощущать себя в шкуре Люциуса было несколько тяжеловато: он шире в плечах и немного мускулистее. Покрутившись перед зеркалом в малфоевских тряпках и откинув назад белобрысые пряди, я подумал, что Оборотное — это самое шикарное зелье в мире.

* * *

Хогвартс поразил масштабами разрушений. В ночной тьме руины выглядели особенно зловеще и так сиротливо, что я едва удержался от слёз. Всё-таки Лорда ничто в этой жизни не остановит, или, говоря проще, он — большая сволочь. Драко, наверное, ушёл с остальными ждать прихода Поттера. Отозвали ведь всех, значит, и его тоже.

Я отправился в Запретный лес, ориентируясь по характерным приметам — обломанным веткам, словно здесь прошла толпа варваров; и выкорчеванным деревьям, словно варвары были очень злы.

— А, Малфой! Ты где был? — окликнул меня кто-то в маске, когда я приблизился к первому ряду оцепления. По голосу вроде похоже на Мальсибера.

— Да вот… животом маюсь, — ответил я, изобразив смущение.

— Обделался от страха, — презрительно выплюнул он, — Лорд про тебя уже спрашивал.

Я осторожно приблизился к молчаливой толпе Пожирателей и съёжился под холодными взглядами. Босс только гневно зыркнул на меня и снова погрузился в раздумья. Хвала небесам, обошлось! Я нашёл Нарциссу и крепко прижал к себе.

— Где Драко?

— Я не знаю! — всхлипнула она. — Я думала, ты…

Миссис Малфой была уверена, что муж ушёл искать сына. А муж сейчас валяется дома под сейфом, набитым золотом. Но если Драко нет ни дома, ни в лесу, значит, он наверняка в Хогвартсе.

Поттер явился… Так странно было увидеть воплощённое немое ожидание смерти. То, что я всё последнее время наблюдал в зеркале, вдруг в концентрированном виде предстало в теле Поттера.

Первым порывом было крикнуть: «Нет!» Я уже представил, что кинусь в схватку с Лордом, увижу удивление, страх и внезапное понимание на безносом лице. Что будет потом, просто не хочется думать, скорее всего, меня растерзают, и я умру, на этот раз уже по-настоящему. А затем они убьют мальчишку, и моя гибель станет бессмысленной.

Всё это вихрем пронеслось в голове, но тут мир окрасился зелёным, и оба — Лорд и мальчишка упали…

Неужели Дамблдор был прав? Эта мысль зависла в голове, словно топор над приговорённым к смерти. Но топору суждено было опуститься, а шейным позвонкам — хрустнуть на плахе: Лорд зашевелился.

Ты оказался неправ, Альбус! Все твои теории — ошибка или гнусная ложь, не знаю, что хуже! Гарри Поттер неподвижно лежал, странно заломив ногу, как могут лежать только безнадёжно, безвозвратно мёртвые люди! Я вдруг осознал, что мне теперь всё равно, что будет дальше. Слабость опутала тело, будто с гибелью мальчишки надломилась несущая ось. Внезапно исчезла точка опоры — Нарцисса оставила меня, и я упал на колени. Странно, я давно знал, что Поттеру суждено умереть, но никогда не позволял себе даже думать, как это произойдёт.

— Он мёртв, повелитель!

Толпа возликовала, а я зашёлся истерическим смехом. Боже, сделай меня слепоглухонемым!

Жаркий, влажный шёпот внезапно отрезвил: «Поттер жив. Драко в замке». Нарцисса помогла мне подняться и чуть громче проговорила:

— Пойдём, Люциус, нам надо в Хогвартс.

Я посмотрел на неё и изумился — полнейшее самообладание. Почему я раньше никогда не замечал, что эта женщина прекрасна?

Поттер жив. Поттер жив! Он жив!!! Дамблдор, когда мы свидимся (надеюсь, не скоро) — я тебя расцелую! Если будет, чем.

Когда мы вышли из леса, я почувствовал, что с рассветного неба в меня вливаются новые силы. Никогда не любил солнца, но сегодня его лучи на удивление радовали. Мне даже показалось, что идущие рядом люди, как я, тоже наслаждаются неярким, но обнадёживающим светом, у них внутри тоже разливается пьянящее тепло: Поттер жив! Может, так оно и было, но по несколько противоположной причине. И мне стало весело оттого, что я знаю истину и наслаждаюсь своим знанием, а они, дураки, ничего не понимают и глупо лыбятся…

— Люциус, престань так улыбаться! — громко и зло прошептала Нарцисса.

Я огляделся — никто из идущих рядом не смеялся. Их лица были сосредоточены, воодушевлены, но весело было только мне.

— Зачем ты запрещаешь супругу радоваться? — насмешливо спросил Лорд. — Мы ведь идём навстречу победе! Не так ли?

Он оглядел своих подданных, и те спесиво завопили. Павлины, ни дать ни взять.

Что ж, Поттера я спас, долг свой выполнил. Осталось найти Драко и вернуть домой. А потом… Северус Снейп мёртв, да здравствует Северус Снейп!

Не люблю возвращаться в отчий дом, но в нём остались некоторые вещички, от которых я никогда не откажусь. Оглядывая мрачные родные стены, я поразился, как мог провести здесь почти всю жизнь! Видимо, моё второе рождение кардинально изменило восприятие действительности. Быстро, чтобы не дать щупальцам чёрной меланхолии проникнуть вглубь, я собрал всё необходимое и лишь на миг задумался, взять ли с собой колдографию педагогического состава Хогвартса, как вдруг в дверь негромко постучали…

Кто бы это мог быть? Пугаться я давно перестал, но меня разобрало любопытство. На втором этаже есть смотровое оконце, из которого видно непрошенных гостей. Но, как только я сделал шаг к лестнице, раздался голос:

— Северус, откройте!

Чёрт, только её здесь не хватало! Стоп, а откуда?..

— Я знаю, вы живы.

Не хочу с ней разговаривать. Меня нет! Я умер!

— Северус! Если вы не откроете, я приведу сюда авроров!

Старая ты грымза! И действие Оборотного так некстати закончилось. Впрочем, если она знает, что я здесь, значит… Это очень многое значит. Надо выяснить, что у неё на уме.

Простая "Алохомора" — и замок открыт. Макгонагалл неторопливо вошла и… вдруг улыбнулась мне. Ну конечно: загнала в угол — можно торжествовать!

— Присаживайтесь, Минерва, — сохранять хладнокровие в любой ситуации я научился у Дамблдора. — Кроме виски больше ничего нет. Будете?

— Да, — и снова улыбнулась. Рада, небось, что застукала меня на «месте отступления». Как бы от неё отделаться?

— Предлагаю выпить за то, чтобы каждый из нас ушёл отсюда своей дорогой! — намекнул я на желаемый исход этой встречи.

— Северус, я так рада вас видеть.

— А я — не очень. Скажите честно, что вам от меня надо? — Лучше сразу расставить все точки над «i».

Одним глотком она выпила свой виски и спокойно ответила, словно не заметив грубого тона:

— Ваше тело так и не нашли.

Ещё бы они его нашли! Я ведь изобразил всё так, будто тело из последних сил выползло наружу, где его сожрал великан. Неужели уловка не сработала?

— Хотя многие поверили в вашу версию. Но не я.

— Почему? На чём я прокололся?

— На камне, с помощью которого вы делали великаньи следы. Он был трансфигурирован очень искусно, но довольно торопливо. Наверное, не хватило времени?

— Кому вы рассказали о своих догадках?

— Никому, — она удивлённо уставилась на меня.

Значит, всё-таки шантаж! Вообще-то, непохоже на Макгонагалл, но люди меняются.

— Не бойтесь, всё останется между нами, — добавила она.

— Я уже давно перестал бояться всякой ерунды. И не думайте, что вам удастся поживиться за мой счёт!

— Что?! — Минерва даже привстала. — Вы считаете, что я пришла сюда шантажировать?! Какая мерзкая… глупость!

— Эта глупость первой пришла мне в голову, когда я вас увидел. И… в-вашу улыбку!

— Да как вы посмели!

— А какого чёрта вы сюда припёрлись?! — я склонился над ней, как коршун над добычей.

— Я пришла… извиниться! — выпалила она, гневно буравя меня глазами.

— Что?

А вот этого я точно не ждал. «Извиниться?» В чём здесь подвох?

— И не только. Ещё, чтобы поблагодарить вас за всё.

Нет, это не может быть правдой… «Легилименс!»

Её мысли были открытой книгой, словно она специально не ставила никаких блоков, давая возможность убедиться в своих намерениях.

Всё равно, не верю!

— Я предполагала, что этот разговор будет непростым, но чтобы обвинить меня в шантаже… Плесните-ка ещё виски! — выдохнула она, будто подвизалась на трудную работу.

Я налил нам обоим. С полминуты сидели молча, она — задумчиво, я — нетерпеливо. Потом мне это надоело:

— Так делайте то, за чем пришли!

— Да-да, конечно, — опомнилась она. — Северус, мне очень…

— Ладно, всё понятно, — прервал я: не хочу слушать пафосных речей. — Давайте лучше помянем погибших.

Она скорбно посидела, затем вдруг стала всхлипывать. Всегда любила порыдать, что тут скажешь. Мне вдруг стало стыдно. И не столько от вида плачущей старухи: было какое-то глубинное чувство вины перед теми, кто не выжил. Возможно, её слёзы были столь горьки оттого, что она чувствовала то же самое.

По опыту общения с гриффиндорским деканом я знал, что рыдать она может долго и самозабвенно. Наверное, вспоминает сразу все обиды, нанесённые ей жизнью, и оплакивает каждую. Пришлось дать Минерве успокоительного, а заодно и себя подлечить.

— Вы — прекрасный человек, Северус. Как я раньше этого не замечала? — пьяно пробормотала она.

— По-моему, вы переборщили с виски.

— Знаете, если бы я была моложе, то наверняка влюбилась бы в вас.

Вот это откровенность! Хотя можно ли верить болтовне подвыпившей женщины? Нет, но — приятно.

— Надеюсь, вы не станете меня домогаться? — спросил я.

Вопреки обыкновению, она не возмутилась, а прыснула со смеху: то ли успокоительное вкупе с алкоголем подействовало, то ли поняла, что шучу.

— А что вы сделаете — закричите?

— Минерва! Вы меня удивляете! — тут уж я улыбнулся.

— Нет. Это вы удивили всех своей самоотверженностью. Хотя больше всего меня поразила ваша скрытность! Даже представить невозможно, что творится в этой феноменальной голове, — сказала она, глядя мне в глаза.

— Чтобы опередить ваше желание препарировать мой мозг, открою тайну: там сплошные противоречия и парадоксы.

— Вы должны больше любить себя, тогда достигните внутреннего согласия.

— Трудно любить того, кого никто не любит.

— Вы ошибаетесь, Северус.

— Неужто насчёт вас?

Она застыла с открытым ртом. Сколь ни была пьяна, но до конца пойти не посмела: испугалась последствий. Хотя я и сам не знал бы, что делать, если бы услышал от неё «да».

— Не волнуйтесь, я не собираюсь продолжать этот душевный стриптиз, — успокоил я Минерву. — Мне пора уходить, — и поднялся, тщательно скрывая разочарование.

— Да, конечно, — она суетливо встала и даже еле слышно вздохнула с облегчением. — Я хотела вам…

— Не надо ничего! — я сказал это слишком резко — она даже вздрогнула.

— …вручить подарок, — и вытащила из кармана маленький свёрток.

— Что это? — моя злость вдруг улетучилась.

— Портал. До моего дома в Шотландии. Наследников у меня нет. Я завещала его вам, в благодарность за спасение.

— Это совершенно излишне.

— Можете рассматривать этот шаг, как приглашение в гости, — торопливо пояснила Минерва и вдруг покраснела. — А впрочем, можете рассматривать, как угодно.

— Давайте сюда, — я выхватил свёрток и без особых церемоний сунул в карман. — Возможно, я им воспользуюсь… Когда вы станете моложе.

Минерва лишь вытаращила на меня глаза. Я подумал, что она сейчас опять разревётся, но утешать её не было ни сил, ни времени.

— Счастливо оставаться, — бросил я ей и, засунув в походный рюкзак колдографию педагогического состава Хогвартса, покинул дом в тупике Прядильщиков.

* * *

Зачем она приходила?! Спутала мне все карты! Хотел уйти незаметно и с лёгким сердцем, а получилось, что слишком многое неподъёмным грузом неудержимо тянет назад. Нет уж! Не позволю воспоминаниям сделать из меня размазню! У меня впереди столько перспектив! Одни перспективы весело побрякивают в кошельке: щедрость Люциуса была поистине огромной, даже для Малфоя. Другие — находятся в моей «феноменальной» голове, благодаря которой я намерен многого достичь. Испытаю все радости свободы, о которой давно мечтал, стану весёлым, праздным и благополучным, и ни у кого не возникнет желания обозвать меня унылым говном…

Конечно, былое будет манить, вызывая липкую ностальгию, красться по пятам, душить мягкими лапами, нашёптывая: «А ведь могло быть иначе. И ещё можно все изменить». Пусть шепчет: у настоящего джентльмена за душой обязательно имеется какая-нибудь душещипательная история, при воспоминании о которой можно погрустить томными вечерами. А моя история такова, что грусть станет поистине трансцендентальной.

Я сунул руку в карман и нащупал свёрток. И всё-таки здорово, что кто-то будет с нетерпением ждать моего возвращения в прошлое.