Волчья ягода (джен)

Говорят, полоса неудач

иногда оказывается взлетной.

Так выпьем же за наши радостные

перспективы на взлетной полосе.

Гарри успел пройти несколько улиц, прежде чем опустился без сил на массивную каменную скамью в конце переулка. За спиной в темноте чернели деревья. Сил тащить сундук больше не было, и он закрыл глаза, подставив лицо ночному тёплому ветру. Постепенно гнев начал уступать место панике. В голове крутились мысли о том, что уже ночь, а он один и деваться некуда. Денег нет, еды тоже. Идти куда-то одному по пустым улицам опасно: если и не нарвётся на очередную банду хулиганов, то полиция его точно заметит и с позором вернёт к Дурслям. Только не это! Гарри представил противную ухмылку дяди Вернона и поклялся себе, что ни за что никому не назовёт их адрес. Пусть лучше те, кто его видят, думают, что он бездомный бродяга. В конце концов, в обносках Дадли он так и выглядел.

Внезапно за спиной послышался шорох. Он открыл глаза и обернулся — ничего. Фонарь за углом не давал достаточно света, и Гарри испытал огромное желание достать волшебную палочку. После всего, что он сегодня натворил, простой Люмос был бы меньшим из зол. А если его с позором исключат из школы? На секунду в голове промелькнуло довольное лицо Малфоя. Нет, это невозможно! Он волшебник и должен жить среди волшебников! Гарри сжал кулаки. «Я докажу, что не виноват, меня вынудили! — мысленно прокричал он в пустоту. — В прошлом году ты тоже не был виноват, — ответил он сам себе, — и кого это волновало?» Расстроенный, Гарри снова задумался. Вход на Косую аллею он найдёт, но сначала нужно добраться до Лондона. Без волшебства это не так просто, а колдовать он все-таки не решался. Первая мысль, которая пришла в голову, была о Гермионе. Она сможет помочь, но как с ней связаться? Хэдвиг он сегодня выпустил полетать... При мысли о сове у Гарри кольнуло в сердце, и он почувствовал себя совершенно одиноким. Из груди вырвался глубокий вздох. Как будто в ответ от деревьев отделилась большая тёмная тень и начала медленно приближаться к нему. Так уж случилось, что в свои тринадцать лет Гарри имел немало врагов. Поэтому он уже приготовился к самому худшему, когда разглядел, наконец, огромного лохматого пса. Его блестящие глаза таинственно поблескивали в темноте. Гарри сглотнул.

— Привет, — как можно спокойнее сказал он, и голос отозвался странным эхом на пустой улице. — Что ты тут делаешь один, ночью? Где твой хозяин? — Гарри подумал, что никогда прежде не видел такого громадного пса.

«Нечего бояться, — уговаривал он себя, — это просто собака...»

— Не отвечаешь? — сказал он вслух, стараясь побороть собственный страх.

Животное приблизилось. Гарри постарался дышать как можно ровнее, но все равно едва не зажмуривался, пока мохнатое чудовище обнюхивало его. Затем пёс осторожно лизнул его руку и завилял хвостом. Похоже, он не собирался нападать, а просто попрошайничал. Гарри слегка расслабился. Сейчас он разглядел, что шерсть у собаки свалялась; кое-где были вырваны целые клочья, тем самым открывая худые и грязные бока.

— Да, не похож ты на домашнюю собачку, иначе не бегал бы один по ночам, — он осмелел и медленно положил ладонь на лохматую голову. — Голодный, наверное. Извини, только у меня ничего нет.

Пёс ещё усиленней завилял хвостом, а его блестящие глаза смотрели на мальчика с выражением самой что ни на есть огромной собачьей преданности.

Гарри очень дорожил тем, что он волшебник, но в этот миг ему захотелось отдать всю свою магию, лишь бы это помогло вернуть маму с папой! До сих пор настоящую заботу он ощущал только тогда, когда попадал в больничное крыло. А так захотелось, чтобы в мире был хоть один взрослый человек, который заботился не о его безопасности, а о нем самом! И пусть его даже будут ругать за плохие отметки. Подобные мысли посещали мальчика не в первый раз, но сегодня он отчаянно нуждался хоть в малой толике любви и участия. Словно почувствовав состояние Гарри, пёс потёрся о его ноги и тихо заскулил.

— Я у тётки живу, то есть жил, — неожиданно для самого себя озвучил мальчик. — Но сегодня ушёл от неё и теперь не знаю, что делать.

Это прозвучало по-детски жалобно и горько.

Вдруг Гарри показалось, что в собачьих глазах мелькнула мысль. Пёс насторожился и сделал пару бесшумных кругов вокруг скамейки. Затем он вернулся и выразительно ткнул носом в карман, где лежала палочка. Мальчик машинально достал её.

— Это не хлеб, — зачем-то объяснил он. — Это волшебная палочка. Только сейчас она нам не поможет. Я не могу сделать еду из ничего. Кроме того, мне вообще нельзя колдовать вне школы, а я сегодня уже нарушил этот запрет. Ещё неизвестно, чем все кончится.

Гарри опять вздохнул, возвращаясь к своим грустным мыслям, от которых его отвлекло появление собаки. Действительно, надо искать выход из положения. Но, как он ни старался, ничего подходящего в голову не приходило. Наконец, он решил, что переночует прямо здесь — на скамье, укрывшись мантией-невидимкой, — а утром придумает, как ему добраться до Лондона.

Гарри встал, чтобы поискать в сундуке мантию, но не смог сделать ни шагу. Пёс неожиданно заслонил ему дорогу и тихо зарычал. Во мраке опасно сверкнули белые клыки.

— Ты чего? — опешил Гарри, медленно поднимая волшебную палочку.

Пёс тоже уставился на магический артефакт, не давая мальчику сдвинуться с места, но и не нападая. Гарри вновь показалось, что взгляд у него чересчур осмысленный. Казалось, ещё немного — и пёс заговорит. «Странно», — подумал Гарри.

— Может, ты и говорить умеешь? — эта мысль пришла в голову неожиданно, но почему-то не испугала. Впрочем, ответа он не дождался и попробовал ещё раз: — Я просто хочу открыть свой сундук, — медленно начал объяснять он. — Мне нужно взять кое-что, и потом я лягу спать здесь, на скамейке.

Животное не двинулось с места, а лишь фыркнуло и склонило морду голову набок. Гарри мог бы поклясться, что пес хочет сказать: «Чепуха!»

— Мне нельзя колдовать, понимаешь? — снова попытался Гарри.

Пёс тряхнул головой и оскалился. Его мнение было настолько очевидно, что Гарри опустил палочку и задумался. Сегодня он раздул тётку Мардж, отправив её в полет над Литтл Уингингом, переколотил посуду на кухне, угрожал дяде Вернону. Если после этого ему ещё не прислали письмо из Министерства, то, наверное, от одного простенького заклинания хуже не будет.

Гарри учился в школе чародейства и волшебства всего два года. Гермиона, его лучшая подруга, сказала бы, что уже два года, и выдала бы добрую дюжину подходящих по случаю полезных заклинаний. Но Гарри не Гермиона. Конечно, он слышал, что взрослые маги посылают друг другу сообщения с помощью волшебной палочки, только второкурсники ничего подобного не проходили. В одном он был уверен: его колдовство будет замечено и зафиксировано в Министерстве магии.

— Ладно, — решился он, — хуже уже точно не будет, — и, убедившись, что вокруг ни души, вскинул руку к небу: — Салют! — негромко скомандовал он.

Из волшебной палочки в воздух взлетела золотая комета и сотней звёзд рассыпалась над деревьями. Это простое заклинание знал каждый начинающий волшебник. Салют получался у каждого по-своему, но всегда одинаково. Поэтому, его часто использовали, когда хотели подать знак или найти друг друга в лесу. Гарри пришло в голову, что сейчас он тоже потерялся и ему очень нужно, чтобы его кто-то нашёл.

Когда последние искры от заклинания растаяли в темноте, пёс ткнулся носом прямо в колени мальчика, и тот, забыв про былой страх, погладил собаку. Он понятия не имел, кто может найти его здесь, но чувствовал, что все будет хорошо. Теперь оставалось только ждать. Тишина ночи нарушалась лишь шорохом ветра в листве да трескотней сверчка. Гарри думал о своих друзьях. Родители Гермионы не были волшебниками, но она бы никогда не оказалась на улице ночью одна, в компании бездомной собаки. У Рона нет лишних денег на сладости, да и форму он донашивает за старшими братьями, но у него есть настоящий дом и любящая семья. Гарри думал, что живые папа и мама ему гораздо нужнее, чем наследство в банке и вся эта суматоха вокруг его имени. Он терпеть не мог, когда люди называли его Мальчик-Который-Выжил, потому что он-то выжил, а его родители — нет.

— Кому нужна такая жизнь? — вслух подумал Гарри, вспоминая свой чулан под лестницей.

Пёс повёл ухом.

— А ты где живёшь? — обратился к нему мальчик. — В парке или где-нибудь на вокзале?

Собачья голова на коленях была тяжёлой, от шерсти шёл устойчивый запах, но Гарри не обращал на это внимания. Главное, он был не один — рядом было живое существо, и ночь не казалась такой пугающей. Ему стало спокойнее и даже теплее.

— Может, отвезти тебя в собачий питомник? Сначала, конечно, в клетку запрут, а там, глядишь, и заберёт тебя кто-нибудь. Будешь дом охранять...

Пёс недовольно фыркнул, всем своим видом давая понять, что идея сидеть в клетке ему не по нраву.

— Понятно, — мальчик грустно улыбнулся. — Свободу любишь. Эх ты, бродяга... — он ласково потрепал собачью холку. Ему хотелось позаботиться о собаке, но как это сделать, он пока не представлял.

Гарри не был уверен, сколько времени они просидели вдвоём в тишине, как вдруг животное повело ушами и насторожилось. В этот миг откуда-то сверху послышался нарастающий рокот мотора и мальчик вскинул руки, загораживаясь от ослепительного света фар. Через секунду три гигантских колеса с раздирающим скрежетом остановились у обочины тротуара, и Гарри разглядел знакомую фигуру.

— Хагрид! — от облегчения его охватила эйфория. Он сам не помнил, как вскочил, и кинулся на шею своему большому другу. — Как ты нашёл меня?

— Так ты ж это, сигнал послал. Ну, Дамблдор меня и отрядил. У тебя, говорит, самое лучшее передвижное средство, чтобы магглов не распугать. — Хагрид гордо восседал на начищенном до блеска мотоцикле. В шлеме и очках он мог сойти за заправского байкера. — Забирай, значит, мальчика, да побыстрее. Так что давай, дружок, полезай в коляску.

Если пару минут назад Гарри думал, что он один на свете, то сейчас эти мысли развеялись как дым. Он обернулся, решая, что же делать со своим неожиданным товарищем. То, что пёс стал его другом, подразумевалось как-то само собой. Но ни у скамьи, ни за ней никого не было. Ещё раз оглядевшись, он подхватил сундук и потащил за собой. Через мгновение мотоцикл уже исчезал в глубине ночного неба, и Гарри не мог видеть тоскливый взгляд, провожавший его из темноты.