Цветок эдельвейса (гет)

— С днем рождения, Гермиона! — Лаванда и Парвати, присев на самый краешек кровати, обняли девушку за плечи. — Чтобы все твои желания исполнились!

— Спасибо, девчонки, — пробурчала сонная Гермиона, утыкаясь макушкой в мягкую подушку. Первые лучики солнца, пробирающиеся сквозь занавески, щекотали кончик ее носа, длинные, чуточку выгоревшие за лето ресницы и наполняли приоткрытые карие глаза текучим медовым золотом.

Было теплое утро 19 сентября. На ее кровати уже лежали подарки — открытки и сладости от одноклассников ( видимо еще не все поняли кто такие — стоматологи), платье и косметика от мамы — она, получив колдофото со Святочного Бала, твердо решила, что ее дочь обязана так выглядеть всегда, пропуск в Национальную библиотеку от отца — у него лечился один из ее попечителей, который без вопросов подписал один пропуск дочке "доктора Грэйнджер". Гермиона уже начала было рассматривать открытки и мечтать о часах спокойного чтения в полупустых залах, когда за приоткрытым окном послышался странный стук. Девчонки-пятикурсницы, выглянув из-за пологов, громко захохотали, поглядывая на Грэйнджер с доброй насмешкой. Уже догадываясь, что, а точнее кто там, девушка обернулась.

— С днем рождения, Гермиона! — махал рукой Рон, просовывая в открытое окно ноги. Вслед за ним влез и Гарри, держа в руке свою метлу. — Как тебе наш сюрприз? Поздравляем с днем рождения!

Девушка на это только смущенно улыбнулась, прижимая к себе две раскрашенные коробки, врученные ей ребятами. Солнечные лучи играли на каштановых кудрях и терялись в теплой зелени глаз.

— Спасибо! Только вам здесь нельзя находиться, — смущенно выговорила Гермиона, подталкивая авантюристов к выходу из девичьей спальни. К окну.

— Вот узнает МакГонагалл, — протянула ей в поддержку Лаванда, стреляя глазками в Поттера и словно бы ненароком приспуская бретельку ночнушки. — Что к Грэйнджер парни в окно лазяют... Да еще и сразу по двое!

Девушки на это снова захихикали. И парни, словно только сейчас осознав, что их подруга здесь не одна, покраснели, побледнели и предпочли тут же ретироваться с территории слабого пола. А Гермиона, продолжая посмеиваться, потянулась к пакетам.

Что ж, как и предполагалось, снова книги. Надорвав и вторую упаковку — от Гарри — девушка поняла, что даже он не стал оригинальничать. Не то, что бы она была особенно против — обе книги были весьма интересными и так и не купленными в "Флориш и Блотс", но Гермиона вовсе не отказалась бы от чего-нибудь другого... хотя бы на день рождения.

В конце концов, они же оба, кажется, поняли, что она девушка!

Но Гермиона вовсе не грустила — она с гордостью водрузила книги в шкаф, похихикала над запиской миссис Уизли, что она "специально для тебя, Гермионочка, испекла пирог без сахара, на меду", и, заколов волосы новой заколкой — подарком от неразлучной парочки Браун-Патил, вышла из комнаты.

— О, именинница уже встала, — заулыбались близнецы, откладывая очередную проделку в сторону и поднимаясь из-за стола, когда Гермиона спустилась вниз. — Дай-ка мы обнимем нашу красавицу, уже такую большую!

— И накормим вкусными конфетками!

— Абсолютно безопасными!

— Фред, Джордж, — протянула смущенная девушка, когда братья, обхватив за плечи, прижали ее к себе. — Со мной это уже не проходит!

— Но попытаться же стоило, — пожали плечами неугомонные Уизли и вместе со всеми остальными громко захохотали, когда от прилепленной на спину девушки бумажки, у нее расправились красивые золотые крылья.

— С днем рождения!

За столом в гостинной ее уже ждал праздничный завтрак, принесенный гриффиндорцами из кухни. В эпохальном походе принимали участие и хаффлпаффские друзья Невилла, и рэйвенкловцы, и даже пара слизеринцев. День рождения Гермионы Грэйнджер начинался, как и обычно в последние три года.

Пару раз за завтрак приходили девушки и ребята с соседних факультетов, занести фруктов, открытки или просто пожелать счастливого года, забежала Элен, рэйвенкловка, с которой Гермиона дружила со второго курса, принесла потрепанный томик "Основы высшей трансфигурации" от мадам Пинс, которая относилась к девушке едва ли как к родной дочери. Все как всегда.

Все началось позже, когда, после занятий, где ее поздравили практически все преподаватели — кроме, разве что, Снейпа — Гермиона принялась читать подаренные монографии, завалившись на кровать, а Гарри и Рон принялись за приготовление праздничной вечеринки. Но и здесь сначала все шло достаточно тихо и спокойно — Джинни и Луна даже что-то напевали, развешивая готовые украшения или тут же создавая их магией, когда за дверью раздался какой-то странный шум. Джинни, до этого как раз развешивавшая фонарики и гирлянды у портрета Толстой Дамы, приоткрыла локтем раму и выглянула в коридор. Посреди прохода, неподалеку от их гостинной, в окружении толпы восторженных девушек и парней, стоял один весьма известный ей парень в багровом, военного покроя, длиннополом пиджаке, с шелковым шарфом, завязанным весьма необычным узлом на плечах. Он, оглядываясь по сторонам, пытался что-то объяснить окружающим на весьма ломанном английском. Джинни, переглянувшись с раскрасневшейся Парвати, как-то внезапно оказавшейся рядом, широко улыбнулась, спустилась со стремянки и поднялась на первую ступеньку лестницы, ведущей на женскую половину. И только потом, подмигнув недоуменному брату, крикнула подруге:

— Гермиона! Спускайся! К тебе гости!

Рон, заметив кого увидела его сестренка, помрачнел и уже было ринулся к незванному гостю, как его руку обхватил Гарри и что-то тихо зашептал томуна ухо. Уизли слегка успокоился, хоть и по-прежнему волком смотрел на приближающегося к выходу Крама.

Когда же Грэйнджер, выйдя из гостинной, увидела нахмурившегося и как всегда мрачного Виктора, она слегка замедлила шаг. Гермиона никак не могла понять, что же все-таки чувствует, чего больше в ее душе — недоумения ( он же, вроде, согласился с Каркаровым?) или же странной радости, которой просто не должно было быть. Поэтому-то, подходя к юноше, уже поднявшему на нее темно-серые глаза — и снова молнии — девушка почти остановилась и сжала правую ладонь на локте. Сквозняк растрепал ее волосы, и теперь пушистые, слегка завивающиеся пряди, лезли в глаза, закрывая обзор, так что девушка никак не могла понять, что же в этот раз значат нахмуренные брови Крама — смущение, недовольство или удивление?

— Гер-ми-вона, — сказал Виктор, и на все его лице появилась улыбка, которая, распрямляя брови, смягчая суровые черты лица, смела все сомнения Гермионы. Хотя так и не ответила на заданные вопросы.

— Зачем ты здесь?

Она и вправду не понимает. В прошлом году все закончилось как-то странно. После услышанного разговора, расставившего точки в их отношениях, началось Третье Испытание, и ей стало совсем не до молчаливого дурмстранговца. Да и он не слишком стремился продолжать общаться — по крайней мере, он так и не подошел к ней сам. Только иногда ( Гермиона это чувствовала спиной) он долго-долго смотрел ей в след. Молча.

И разве что перед самым отбытием корабля, Виктор подошел подошел к ней, чтобы попрощаться.

Он долго стоял рядом, смотря поверх ее головы вдаль, как будто и не к ней подошел, как будто просто остановился на этом месте, и молчал, словно бы не замечая, как шушукаются все вокруг, как щелкает фотоаппаратом колдофотограф, что-то записывают вездесущие журналисты. Наверное, Виктор привык к такому вниманию, но Гермиона чувствовала себя, по меньшей мере, неуютно. И единственной ее внятной мыслью было — "Пусть он поскорее попрощается и уедет!".

Но он все молчал. Хмурился, переступал с ноги на ногу, мрачнел прямо на глазах, но упрямо молчал.

Лаванда что-то прошептала Парвати, и обе девушки громко и неприятно захихикали.

А Гермиона в тот миг стояла вся красная и злая и едва ли не ненавидела парня.

— Я уехать, — наконец сказал Крам, опуская взгляд и встречаясь с ней своими грозовыми глазами. — Я скучать.

И ушел.

Грэйнджер же после этого еще очень долго стояла, смотря, как погружается в холодные воды Чёрного озера корабль Дурмстранга. И на ее сердце было как-то одновременно тепло и одиноко.

— Зачем ты приехал? — повторила свой вопрос гриффиндорка, разглядывая причудливую раму какой-то картины, висящей на стене как раз чуть выше плеча Виктора.

Сейчас ей совсем не до воспоминаний, сейчас Гермиона просто смотрела на плечо Виктора и ждала. Она сама не знает, как должен ответить Крам на этот вопрос в воздух, но ждет, ждет и боится, что ответ что-то надломает, иссушит, растрескает. И это испортит ей этот день.

— День рождения, — сказал тот, снова нахмурившись. Он сводит брови так сильно, что Грэйнджер очень трудно удержать себя от желания провести по складке пальцем, разглаживая ее. — Ты приглашать меня.

— А, — тут же просияла Гермиона, уже забыв свое приглашение, сделанное на берегу Черного Озера. — Прости... А чего не написал? Я бы тебя встретила.

Ответ верный. Все встало на свои места. Все правильно.

— Я писать.

Гермиона нахмурилась. Она не получала писем от Виктора. Да и чужих сов, запутавшихся или заплутавших, не было видно ни этим летом, ни после начала занятий.

А Крам, видя задумчивость девушки, продолжил, отводя взгляд своих грозовых глаз в сторону:

— Я не отправлять, — и пояснил, как только задумчивость у Гермионы сменилась недоумением. — Не хотел, чтобы ты говорить "нет".

Грэйнджер непонимающе уставилась на парня. Это же Виктор Крам! Знаменитость! И он опасался — рядом с дурмстранговцем даже думать, что он может "боятся" было смешно — что она не разрешит ему приехать в гости. Что за поразительный парень!

— Да перестань, Виктор, — засмеялась Гермиона, подхватывая его за руку и увлекая к гостинной. — Ты можешь приезжать тогда, когда получится! И я не буду тебе отказывать без веской причины!

Виктор хмыкнул, улыбнувшись каким-то своим мыслям.

— Может, мы пойти куда-нибудь еще? — Крам, вздернув бровь, смотрел на толпу, выглядывающую из-за портрета Толстой Дамы практически с ужасом.

Гермиона улыбнулась. То, что Крам привык к повышенному вниманию, совсем не значит, что оно ему нравится. Это она поняла еще в прошлом году.

— Хорошо! — Гермиона и сама не рада быть центром всеобщего внимания, так что легко соглашается с болгарином. — Идем к Озеру!

Серебристые листья плакучих ив стелились по темной воде озера. Теплый плед — колючий, шотландской шерсти, совсем как тот, в который Виктор ее укутывал после Второго Испытания — грел ее не меньше чем теплый взгляд Крама.

— Это... тебе, Гер-ми-вона, — протянул он ей маленькую коробочку. — Я думать, что тебе подарить. Я мало знать о тебе, но дарить книгу... девушке... эээ... не знаю, как сказать... неприлично.

Он спокоен, голос звучит ровно, с легким рокотом, словно бы в нем играют отголоски далекого горного обвала, но Гермиона уже знает, что так Виктор скрывает нервозность. Он вообще, для человека настолько знаменитого, чересчур неуверен в каких-то абсолютно тривиальных вопросах.

Дарить книгу девушке — неправильно? Гермиона едва сдерживает хихиканье, вспомнив коллекцию "неприличных" подарков. Все-таки Виктор Крам сильно отличается от всех, кто встречался ей ранее.

Он такой... другой.

— Так что... вот, — наконец-то выдохнул он, и Грэйнджер взяла в руки подарок. Темно-фиолетовая коробочка хрустнула, когда девушка ее аккуратно приоткрыла. Там, поблескивая в лучах неяркого солнца, лежал изящный браслет в виде витой цепочки с вплетенными туда мелкими золотистыми камушками.

— Они как твои глаза, — пожал плечами Крам и тут же застегнул подарок на руке Гермионы. А потом он слегка дольше, чем это было необходимо, задержал пальцы на запястье девушки, но та этого, казалось, и не заметила.

Гермиона, вытащив руку из-под пальцев Крама, подняла ее вверх, чтобы посмотреть, как играют солнечные лучи в мелких камушках.

— Красиво...

— Тебе нравится? — склонил голову набок Крам, растянув четкие, словно бы выточенные из камня, губы в неуверенной улыбке. — Я рад.

Ствол дерева, на который облокотилась Гермиона, неприятно поскрипывал под порывами ветра, но это совсем не мешало двум магам наслаждаться свежестью сентябрьского вечера. Небо еще не начало темнеть, но солнце уже не особо грело, так что на берегу Черного Озера было не так уж много народа. Ну да это было и к лучшему — несмотря на то, что снявший пиджак Виктор выглядел практически нормально, да и мало кто мог предположить, что сам Виктор Крам прилетел в Англию, он все равно казался чуждым элементом на фоне яркой осенней листвы. Хотя, он, наверное, и был таким — как здесь, так и в ее жизни.

— А что это? — Грэйнджер прикоснулась к небольшой броши в виде цветка, приколотой к рубашке Виктора. Раньше, когда на нем был багровый пиджак, она скрывалась под его воротником, а сейчас, в лучах неяркого солнца, отблескивала яркими серебристыми бликами.

Парень склонил голову на бок, опустил взгляд вниз, на тонкое металлическое кружево, складывающееся в изображение цветка, и слегка дернул уголком рта, в попытке сложить задумчивую усмешку:

— Это эдельвейс, — сказал Виктор, откалывая брошь от рубашки. Его смуглые пальцы держали брошь аккуратно и практически нежно, так как держат только очень дорогие для памяти вещи. — Он, несмотря на то, что не цветет так же пышно, как роза и не пахнет сладко, как лилия, но нет больше красивый цветок... более... как сказать... романтика.

Виктор застегнул тонкую булавку и, положив брошь на раскрытую ладонь, показал Гермионе. Девушка, поправив пышные волосы, склонилась над украшением, удивляясь тонкой работе и странным камням абсолютно белого, без примеси голубого или желтого, цвета.

— По легенде, юноша, влюбленный в девушка, красивая и гордая, — стал рассказывать Крам, тщательно подбирая слова. — Сказал, что сделает для нее все... что можно. Но она ответила, что станет его женой, только когда он принесет ей цветок эдельвейса. А он расти на самых крутых и опасных склонах, прячась от взглядов магов и магглов. Но юноша, после много лет скитания, достал его, и прекрасная девушка стала его жена. Эту брошь подарил моей прабабке дед, когда делал предложение. У нас в семье...

— Гермиона! — Раздался крик, и девушка, не дослушав Виктора, резко обернулась на знакомый голос. На краю поляны стоял Рон, махая ей загорелой рукой. За ним, немного смущенно улыбаясь, остановился, разведя руки, и Гарри, как бы извиняясь за поведение друга. Грэйнджер смущенно улыбнулась Виктору, после чего, пожав плечами, кинулась к друзьям:

— Что-то случилось?

— Уже поздно, — взлохматил волосы на затылке Рон, став при этом невероятно милым и родным. — Я... то есть мы... волновались!

И он окинул дурмстранговца весьма неприязненным взглядом.

Виктор же, словно ничего не замечая, просто стоял, прислонившись к дереву, и смотрел в след девушке своим спокойным взглядом, и брови его были совсем не нахмурены. Он любовался тем, как играют солнечные лучи в волосах Гермионы, как блестят ее глаза, как краснеют нежные щеки. Он был терпелив.

Через пару минут Грэйнджер обернулась назад, чтобы извиниться перед ним за поведение друзей, но плед уже был пустым. И только брошь в виде горного цветка блестела в лучах заходящего солнца, призывая подхватить ее с земли.

Девушка медленно подошла, подняла ее и, следуя какому-то странному порыву, прикрепила на внутреннюю часть мантии.

Где-то вдали, среди низких, предгрозовых туч, сверкнула молния.