Цветок эдельвейса (гет)

Он всегда сидел в самом дальнем углу библиотеки. Там, где за огромными стеллажами и толстыми корешками книг даже его достаточно массивную фигуру было практически невозможно заметить со стороны. И только тусклый свет от единственной свечи едва-едва освещал его словно бы вырубленные из камня черты лица и страницы потрепанных фолиантов, которые Крам постоянно листал. Там, где его — знаменитость, спортсмена, Чемпиона Дурмстранга и героя тысяч девичьих сердец — никто не видел. Даже многочисленные фанатки и то пробегали мимо этого темного закутка, и Гермиона могла поклясться, что, после их исчезновения, видела, как парень облегченно выдыхал.

Это было так не похоже на образ Виктора Крама, тщательно нарисованный в голове девушки, что даже слегка интриговало. И она, сама не понимая почему, стала все чаще присматриваться к нему, звездному ловцу сборной Болгарии.

Он не был красив, а точнее, смазлив ( у них в Хогвартсе было немало куда более симпатичных юношей), ну да это она уже давно знала — портретами Крама была завешана половина стадиона на Чемпионате Мира. Но было что-то в этом неразговорчивом болгарине, что-то, что заставляло Грэйнджер раз за разом отрываться от монографии по трансфигурации или ежегодника "Алхимик", чтобы зацепить краем глаза его фигуру. И это было вовсе не то, что он был звездою квиддича или имел весьма крупный счет в банке — это, напротив, казалось ей существенным минусом Виктора. Гермиона никогда не считала себя одной из тех девчонок ( вроде Лаванды или Парвати), что сходят с ума по знаменитостям и мечтают захомутать какую-нибудь "звезду", она считала себя серьезной, умной и вполне понимала, что так же как Крам — не пара ей, так и она — не пара ему. И Виктор, похоже, тоже это прекрасно осознавал— иначе почему он, заметив, что соседний столик всегда занят, занят девушкой, не стал искать нового укрытия? Он ее совершенно не стеснялся и не опасался, и это, надо признать, слегка обижало Гермиону. Чуть меньше чем, например, полное непонимание Роном и Гарри того, что она — тоже девушка, но все же...

Поэтому ее несказанно удивило, когда в один из таких вот тихих дней Крам, нахмурив пышные брови и как-то странно сжав темные губы, подошел к ее столу. Вскинув голову и привычным движением оправив пышную прядь, постоянно падающую на глаза, девушка ждала его слов. А болгарин молчал. Если бы это не был Виктор Крам, то она бы решила, что он в чем-то неуверен и едва ли не смущен, но подобная личность, как представлялось Гермионе, просто не может терять уверенность в присутствии самой обычной заучки младше его почти на три года.

— Я Виктор, — наконец выговорил маг. Гермиона, впервые рассматривая Крама так близко, заметила, что у него темно-серые, почти черные — как небо перед грозой — глаза и темные, пушистые ресницы. — Я... видеть, что ты много читать.

Гермиона на это только вскинула брови, ожидая продолжения. Он еще немного нахмурился, словно бы досадуя, что Грэйнджер его не понимает. Но девушка не спешила прийти дурмстранговцу на помощь — во-первых, это ему что-то от нее надо, во-вторых, она так и не поняла что именно, а в-третьих, он ей просто не нравился.

Типичный спортсмен. Да еще и знаменитость.

— Ты не можешь мне помогать? Я плохо знать английский...

— А я совсем не знаю болгарский, — недоуменно встряхнула пышной гривой Гермиона. Этот дурмстранговец был очень странным.

— Ну, может по определениям, — как-то совсем мрачно выговорил Крам. Глаза уже были цвета тяжелых свинцовых туч.

— Ладно, — почему-то, она и сама не может сказать точно почему, согласилась Грэйнджер, и в темной глубине практически черных глаз зарождается яркая вспышка молнии. — Что там у тебя?

Как оказалось, Виктор Крам читал вовсе не квиддичные журналы, а вполне себе серьезную литературу, чем приятно удивил девушку. Она как-то не ожидала, что он увлекается наукой. Нет, Гермиона, конечно, не думала, что Чемпион может быть полным дураком, но... Гриффиндорка в тот раз тяжко вздохнула, вспоминая тоже очень даже способного Гарри, в данный момент вместе с Роном рассекающего воздух над лесом. Все должно было быбыть наоборот — Крам в небе, где-то над облаками, далеко-далеко от нее, а Гарри и Рон здесь, в тиши библиотеки.

— Я Гермиона Грэйнджер, магглорожденная, — гордо сказала она, склонив голову и пристально наблюдая за реакцией парня. Он нахмурился.

Гермиона уже приготовилась презрительно уйти из этого такого тихого и уютного уголка, когда Виктор, жутко коверкая звуки, попытался произнести:

— Ге-герми-воона, — парень снова нахмурился — брови почти сошлись в одну линию — и попытался продолжить. — Г-гри-ни...

Девушка только представила, во что болгарин превратит ее фамилию, как тут же отмахнулась, пряча улыбку за острое плечо:

— Просто Гермиона, Виктор Крам!

— Тогда для вы — Виктор.

С тех пор они часто пересекались в этом незаметном закутке, листали книги и практически всегда молчали. С Виктором было хорошо молчать — тепло и уютно. Она даже забывала время от времени, что он спортсмен, знаменитость, чужой чемпион и вообще та личность, на которых, после истории с Локхартом, она пообещала себе никогда не обращать внимания. Но Виктор как-то быстро стал "своим" — их с Гермионой крепче иных цепей объединяла библиотека, неяркий свет одной свечи и шуршание страниц.

А за дверьми обители книг и свитков, они были все так же далеки.

Поэтому когда он, так же как и всегда — нахмурившись и потемнев глазами — пригласил ее на Святочный Бал, Грэйнджер только удивленно вскинула брови и спросила:

— Зачем?

Крам молчал.

— Нет, — покачала головой Гермиона, только представив, какой шум из-за этого поднимется, и пододвинула к парню очередной томик по Защите. Тот, все так же молча, принялся читать.

И только уже уходя, сказал, почти не исковеркав слова:

— Подумай. Я ждать.

Гермиона на это только скептически хмыкнула, не собираясь менять своего мнения.

Она ждала совсем другого приглашения.

Но Рон как будто этого не видел. А когда все-таки сподобился ее пригласить, то пришел, во-первых, вместе с Гарри, а, во-вторых, преподнес все это так, словно то ли делает ей одолжение, то ли считает ее согласие само собой разумеющимся. И это настолько обидело девушку, что она в сердцах сказала:

— А меня уже пригласили, — и сама испугалась, в какую ловушку себя загнала.

Но отступать уже было некуда — эту фразу слышали не только ее друзья, но и половина факультета.

Поэтому вечером, снова листая книги вместе с Крамом, Грэйнджер сказала, отведя глаза в сторону и стиснув зубы:

— Да.

В грозовом небе снова вспыхнули молнии. И это зачаровало ее.

А дальше было все — и бал, и платье, и слава, и — стиснутые зубы Рона да ревность в зеленых глазах. Но, к несчастью, было и другое — крепкая рука на талии, запах озона и полыни, темно-серые глаза и неуверенная улыбка на четко очерченных губах.

— Может, встретиться летом? — спросил Виктор, распутывая промокшие пряди. — У нас семье есть красивый дом на море. Там виноград. И книг... хорошо книг...

На ее плечах был колючий плед и мягкие, теплые и очень большие руки Виктора, его низкий голос отзывался в каждой клеточке ее тела, а горячее дыхание шевелило едва подсохшие волосы, но Гермиона в тот миг видела совсем другое.

Продрогшие губы и побледневшие веснушки, широкую улыбку и прилипшие ко лбу и щекам пряди цвета меди. И поэтому она спросила, посмотрев на Крама из-под мокрой челки:

— А, может,ты приедешь? На день рождения?

— День... рождения? — слегка недоуменно произнес Виктор, слегка отстраняясь от Гермионы.

— Да, — склонила голову набок девушка. — Как делают друзья.

— Друзья? — он нахмурился. И уже не молнии, а только отзвуки грома в его голосе. — Хорошо, Гер-ми-вона, приеду.

А потом начались все эти слухи, смешки за спиной, и от их встреч остался только его странный, пристальный взгляд вслед. И теплая рука на плече, когда он догонял ее у озера.

И все равно — они не пара.

Поэтому ее сердце даже почти не болело, когда она увидела, как высокомерно поджимая губы, выговаривал Каркаров своему Чемпиону:

— Наследник рода Крамов, Чемпион Дурмстранга не имеет права заводить шашни с грязнокровкой!

А он молча — как всегда молча! — его слушал, нахмурив иссиня-черные брови.

— С днем рождения, Гермиона! — Лаванда и Парвати, присев на самый краешек кровати, обняли девушку за плечи. — Чтобы все твои желания исполнились!

— Спасибо, девчонки, — пробурчала сонная Гермиона, утыкаясь макушкой в мягкую подушку. Первые лучики солнца, пробирающиеся сквозь занавески, щекотали кончик ее носа, длинные, чуточку выгоревшие за лето ресницы и наполняли приоткрытые карие глаза текучим медовым золотом.

Было теплое утро 19 сентября. На ее кровати уже лежали подарки — открытки и сладости от одноклассников ( видимо еще не все поняли кто такие — стоматологи), платье и косметика от мамы — она, получив колдофото со Святочного Бала, твердо решила, что ее дочь обязана так выглядеть всегда, пропуск в Национальную библиотеку от отца — у него лечился один из ее попечителей, который без вопросов подписал один пропуск дочке "доктора Грэйнджер". Гермиона уже начала было рассматривать открытки и мечтать о часах спокойного чтения в полупустых залах, когда за приоткрытым окном послышался странный стук. Девчонки-пятикурсницы, выглянув из-за пологов, громко захохотали, поглядывая на Грэйнджер с доброй насмешкой. Уже догадываясь, что, а точнее кто там, девушка обернулась.

— С днем рождения, Гермиона! — махал рукой Рон, просовывая в открытое окно ноги. Вслед за ним влез и Гарри, держа в руке свою метлу. — Как тебе наш сюрприз? Поздравляем с днем рождения!

Девушка на это только смущенно улыбнулась, прижимая к себе две раскрашенные коробки, врученные ей ребятами. Солнечные лучи играли на каштановых кудрях и терялись в теплой зелени глаз.

— Спасибо! Только вам здесь нельзя находиться, — смущенно выговорила Гермиона, подталкивая авантюристов к выходу из девичьей спальни. К окну.

— Вот узнает МакГонагалл, — протянула ей в поддержку Лаванда, стреляя глазками в Поттера и словно бы ненароком приспуская бретельку ночнушки. — Что к Грэйнджер парни в окно лазяют... Да еще и сразу по двое!

Девушки на это снова захихикали. И парни, словно только сейчас осознав, что их подруга здесь не одна, покраснели, побледнели и предпочли тут же ретироваться с территории слабого пола. А Гермиона, продолжая посмеиваться, потянулась к пакетам.

Что ж, как и предполагалось, снова книги. Надорвав и вторую упаковку — от Гарри — девушка поняла, что даже он не стал оригинальничать. Не то, что бы она была особенно против — обе книги были весьма интересными и так и не купленными в "Флориш и Блотс", но Гермиона вовсе не отказалась бы от чего-нибудь другого... хотя бы на день рождения.

В конце концов, они же оба, кажется, поняли, что она девушка!

Но Гермиона вовсе не грустила — она с гордостью водрузила книги в шкаф, похихикала над запиской миссис Уизли, что она "специально для тебя, Гермионочка, испекла пирог без сахара, на меду", и, заколов волосы новой заколкой — подарком от неразлучной парочки Браун-Патил, вышла из комнаты.

— О, именинница уже встала, — заулыбались близнецы, откладывая очередную проделку в сторону и поднимаясь из-за стола, когда Гермиона спустилась вниз. — Дай-ка мы обнимем нашу красавицу, уже такую большую!

— И накормим вкусными конфетками!

— Абсолютно безопасными!

— Фред, Джордж, — протянула смущенная девушка, когда братья, обхватив за плечи, прижали ее к себе. — Со мной это уже не проходит!

— Но попытаться же стоило, — пожали плечами неугомонные Уизли и вместе со всеми остальными громко захохотали, когда от прилепленной на спину девушки бумажки, у нее расправились красивые золотые крылья.

— С днем рождения!

За столом в гостинной ее уже ждал праздничный завтрак, принесенный гриффиндорцами из кухни. В эпохальном походе принимали участие и хаффлпаффские друзья Невилла, и рэйвенкловцы, и даже пара слизеринцев. День рождения Гермионы Грэйнджер начинался, как и обычно в последние три года.

Пару раз за завтрак приходили девушки и ребята с соседних факультетов, занести фруктов, открытки или просто пожелать счастливого года, забежала Элен, рэйвенкловка, с которой Гермиона дружила со второго курса, принесла потрепанный томик "Основы высшей трансфигурации" от мадам Пинс, которая относилась к девушке едва ли как к родной дочери. Все как всегда.

Все началось позже, когда, после занятий, где ее поздравили практически все преподаватели — кроме, разве что, Снейпа — Гермиона принялась читать подаренные монографии, завалившись на кровать, а Гарри и Рон принялись за приготовление праздничной вечеринки. Но и здесь сначала все шло достаточно тихо и спокойно — Джинни и Луна даже что-то напевали, развешивая готовые украшения или тут же создавая их магией, когда за дверью раздался какой-то странный шум. Джинни, до этого как раз развешивавшая фонарики и гирлянды у портрета Толстой Дамы, приоткрыла локтем раму и выглянула в коридор. Посреди прохода, неподалеку от их гостинной, в окружении толпы восторженных девушек и парней, стоял один весьма известный ей парень в багровом, военного покроя, длиннополом пиджаке, с шелковым шарфом, завязанным весьма необычным узлом на плечах. Он, оглядываясь по сторонам, пытался что-то объяснить окружающим на весьма ломанном английском. Джинни, переглянувшись с раскрасневшейся Парвати, как-то внезапно оказавшейся рядом, широко улыбнулась, спустилась со стремянки и поднялась на первую ступеньку лестницы, ведущей на женскую половину. И только потом, подмигнув недоуменному брату, крикнула подруге:

— Гермиона! Спускайся! К тебе гости!

Рон, заметив кого увидела его сестренка, помрачнел и уже было ринулся к незванному гостю, как его руку обхватил Гарри и что-то тихо зашептал томуна ухо. Уизли слегка успокоился, хоть и по-прежнему волком смотрел на приближающегося к выходу Крама.

Когда же Грэйнджер, выйдя из гостинной, увидела нахмурившегося и как всегда мрачного Виктора, она слегка замедлила шаг. Гермиона никак не могла понять, что же все-таки чувствует, чего больше в ее душе — недоумения ( он же, вроде, согласился с Каркаровым?) или же странной радости, которой просто не должно было быть. Поэтому-то, подходя к юноше, уже поднявшему на нее темно-серые глаза — и снова молнии — девушка почти остановилась и сжала правую ладонь на локте. Сквозняк растрепал ее волосы, и теперь пушистые, слегка завивающиеся пряди, лезли в глаза, закрывая обзор, так что девушка никак не могла понять, что же в этот раз значат нахмуренные брови Крама — смущение, недовольство или удивление?

— Гер-ми-вона, — сказал Виктор, и на все его лице появилась улыбка, которая, распрямляя брови, смягчая суровые черты лица, смела все сомнения Гермионы. Хотя так и не ответила на заданные вопросы.

— Зачем ты здесь?

Она и вправду не понимает. В прошлом году все закончилось как-то странно. После услышанного разговора, расставившего точки в их отношениях, началось Третье Испытание, и ей стало совсем не до молчаливого дурмстранговца. Да и он не слишком стремился продолжать общаться — по крайней мере, он так и не подошел к ней сам. Только иногда ( Гермиона это чувствовала спиной) он долго-долго смотрел ей в след. Молча.

И разве что перед самым отбытием корабля, Виктор подошел подошел к ней, чтобы попрощаться.

Он долго стоял рядом, смотря поверх ее головы вдаль, как будто и не к ней подошел, как будто просто остановился на этом месте, и молчал, словно бы не замечая, как шушукаются все вокруг, как щелкает фотоаппаратом колдофотограф, что-то записывают вездесущие журналисты. Наверное, Виктор привык к такому вниманию, но Гермиона чувствовала себя, по меньшей мере, неуютно. И единственной ее внятной мыслью было — "Пусть он поскорее попрощается и уедет!".

Но он все молчал. Хмурился, переступал с ноги на ногу, мрачнел прямо на глазах, но упрямо молчал.

Лаванда что-то прошептала Парвати, и обе девушки громко и неприятно захихикали.

А Гермиона в тот миг стояла вся красная и злая и едва ли не ненавидела парня.

— Я уехать, — наконец сказал Крам, опуская взгляд и встречаясь с ней своими грозовыми глазами. — Я скучать.

И ушел.

Грэйнджер же после этого еще очень долго стояла, смотря, как погружается в холодные воды Чёрного озера корабль Дурмстранга. И на ее сердце было как-то одновременно тепло и одиноко.

— Зачем ты приехал? — повторила свой вопрос гриффиндорка, разглядывая причудливую раму какой-то картины, висящей на стене как раз чуть выше плеча Виктора.

Сейчас ей совсем не до воспоминаний, сейчас Гермиона просто смотрела на плечо Виктора и ждала. Она сама не знает, как должен ответить Крам на этот вопрос в воздух, но ждет, ждет и боится, что ответ что-то надломает, иссушит, растрескает. И это испортит ей этот день.

— День рождения, — сказал тот, снова нахмурившись. Он сводит брови так сильно, что Грэйнджер очень трудно удержать себя от желания провести по складке пальцем, разглаживая ее. — Ты приглашать меня.

— А, — тут же просияла Гермиона, уже забыв свое приглашение, сделанное на берегу Черного Озера. — Прости... А чего не написал? Я бы тебя встретила.

Ответ верный. Все встало на свои места. Все правильно.

— Я писать.

Гермиона нахмурилась. Она не получала писем от Виктора. Да и чужих сов, запутавшихся или заплутавших, не было видно ни этим летом, ни после начала занятий.

А Крам, видя задумчивость девушки, продолжил, отводя взгляд своих грозовых глаз в сторону:

— Я не отправлять, — и пояснил, как только задумчивость у Гермионы сменилась недоумением. — Не хотел, чтобы ты говорить "нет".

Грэйнджер непонимающе уставилась на парня. Это же Виктор Крам! Знаменитость! И он опасался — рядом с дурмстранговцем даже думать, что он может "боятся" было смешно — что она не разрешит ему приехать в гости. Что за поразительный парень!

— Да перестань, Виктор, — засмеялась Гермиона, подхватывая его за руку и увлекая к гостинной. — Ты можешь приезжать тогда, когда получится! И я не буду тебе отказывать без веской причины!

Виктор хмыкнул, улыбнувшись каким-то своим мыслям.

— Может, мы пойти куда-нибудь еще? — Крам, вздернув бровь, смотрел на толпу, выглядывающую из-за портрета Толстой Дамы практически с ужасом.

Гермиона улыбнулась. То, что Крам привык к повышенному вниманию, совсем не значит, что оно ему нравится. Это она поняла еще в прошлом году.

— Хорошо! — Гермиона и сама не рада быть центром всеобщего внимания, так что легко соглашается с болгарином. — Идем к Озеру!

Серебристые листья плакучих ив стелились по темной воде озера. Теплый плед — колючий, шотландской шерсти, совсем как тот, в который Виктор ее укутывал после Второго Испытания — грел ее не меньше чем теплый взгляд Крама.

— Это... тебе, Гер-ми-вона, — протянул он ей маленькую коробочку. — Я думать, что тебе подарить. Я мало знать о тебе, но дарить книгу... девушке... эээ... не знаю, как сказать... неприлично.

Он спокоен, голос звучит ровно, с легким рокотом, словно бы в нем играют отголоски далекого горного обвала, но Гермиона уже знает, что так Виктор скрывает нервозность. Он вообще, для человека настолько знаменитого, чересчур неуверен в каких-то абсолютно тривиальных вопросах.

Дарить книгу девушке — неправильно? Гермиона едва сдерживает хихиканье, вспомнив коллекцию "неприличных" подарков. Все-таки Виктор Крам сильно отличается от всех, кто встречался ей ранее.

Он такой... другой.

— Так что... вот, — наконец-то выдохнул он, и Грэйнджер взяла в руки подарок. Темно-фиолетовая коробочка хрустнула, когда девушка ее аккуратно приоткрыла. Там, поблескивая в лучах неяркого солнца, лежал изящный браслет в виде витой цепочки с вплетенными туда мелкими золотистыми камушками.

— Они как твои глаза, — пожал плечами Крам и тут же застегнул подарок на руке Гермионы. А потом он слегка дольше, чем это было необходимо, задержал пальцы на запястье девушки, но та этого, казалось, и не заметила.

Гермиона, вытащив руку из-под пальцев Крама, подняла ее вверх, чтобы посмотреть, как играют солнечные лучи в мелких камушках.

— Красиво...

— Тебе нравится? — склонил голову набок Крам, растянув четкие, словно бы выточенные из камня, губы в неуверенной улыбке. — Я рад.

Ствол дерева, на который облокотилась Гермиона, неприятно поскрипывал под порывами ветра, но это совсем не мешало двум магам наслаждаться свежестью сентябрьского вечера. Небо еще не начало темнеть, но солнце уже не особо грело, так что на берегу Черного Озера было не так уж много народа. Ну да это было и к лучшему — несмотря на то, что снявший пиджак Виктор выглядел практически нормально, да и мало кто мог предположить, что сам Виктор Крам прилетел в Англию, он все равно казался чуждым элементом на фоне яркой осенней листвы. Хотя, он, наверное, и был таким — как здесь, так и в ее жизни.

— А что это? — Грэйнджер прикоснулась к небольшой броши в виде цветка, приколотой к рубашке Виктора. Раньше, когда на нем был багровый пиджак, она скрывалась под его воротником, а сейчас, в лучах неяркого солнца, отблескивала яркими серебристыми бликами.

Парень склонил голову на бок, опустил взгляд вниз, на тонкое металлическое кружево, складывающееся в изображение цветка, и слегка дернул уголком рта, в попытке сложить задумчивую усмешку:

— Это эдельвейс, — сказал Виктор, откалывая брошь от рубашки. Его смуглые пальцы держали брошь аккуратно и практически нежно, так как держат только очень дорогие для памяти вещи. — Он, несмотря на то, что не цветет так же пышно, как роза и не пахнет сладко, как лилия, но нет больше красивый цветок... более... как сказать... романтика.

Виктор застегнул тонкую булавку и, положив брошь на раскрытую ладонь, показал Гермионе. Девушка, поправив пышные волосы, склонилась над украшением, удивляясь тонкой работе и странным камням абсолютно белого, без примеси голубого или желтого, цвета.

— По легенде, юноша, влюбленный в девушка, красивая и гордая, — стал рассказывать Крам, тщательно подбирая слова. — Сказал, что сделает для нее все... что можно. Но она ответила, что станет его женой, только когда он принесет ей цветок эдельвейса. А он расти на самых крутых и опасных склонах, прячась от взглядов магов и магглов. Но юноша, после много лет скитания, достал его, и прекрасная девушка стала его жена. Эту брошь подарил моей прабабке дед, когда делал предложение. У нас в семье...

— Гермиона! — Раздался крик, и девушка, не дослушав Виктора, резко обернулась на знакомый голос. На краю поляны стоял Рон, махая ей загорелой рукой. За ним, немного смущенно улыбаясь, остановился, разведя руки, и Гарри, как бы извиняясь за поведение друга. Грэйнджер смущенно улыбнулась Виктору, после чего, пожав плечами, кинулась к друзьям:

— Что-то случилось?

— Уже поздно, — взлохматил волосы на затылке Рон, став при этом невероятно милым и родным. — Я... то есть мы... волновались!

И он окинул дурмстранговца весьма неприязненным взглядом.

Виктор же, словно ничего не замечая, просто стоял, прислонившись к дереву, и смотрел в след девушке своим спокойным взглядом, и брови его были совсем не нахмурены. Он любовался тем, как играют солнечные лучи в волосах Гермионы, как блестят ее глаза, как краснеют нежные щеки. Он был терпелив.

Через пару минут Грэйнджер обернулась назад, чтобы извиниться перед ним за поведение друзей, но плед уже был пустым. И только брошь в виде горного цветка блестела в лучах заходящего солнца, призывая подхватить ее с земли.

Девушка медленно подошла, подняла ее и, следуя какому-то странному порыву, прикрепила на внутреннюю часть мантии.

Где-то вдали, среди низких, предгрозовых туч, сверкнула молния.

" Гермиона,

Я все-таки написал тебе письмо. И, если ты его читаешь, то даже отправил. Ты, наверное, его не ждешь, но я хотеть даже так поговорить с тобой. Я все чаще и чаще вспоминаю, как мы сидели в вашей библиотеке. Там тихо. Там только ты и я".

"Ты слышишь меня, Гермиона?"

"Гермиона,

Здесь, на фьердах севера, среди скалистых утесов, расти растение с цветами цвета меда. Я всегда срываю веточку, чтобы она стояла на столе".

"Знаешь, когда я парю в небо, так сложно иногда не потеряться в глубине этой невозможной синевы, не забыть о земле под ногами и не остаться нам навечно! Там спокойно, там нет шумных разговоров и пустых вопросов, там тихо и только бьет в лицо сильный ветер. Что такое золото снитча по сравнению с диском солнца. Кажется, протяни руку — и он оказаться у тебя на ладони. Но это обман, как обманчивая близость цветка эдельвейса — вот он, протяни руку, сделай пару шагов... Но, коснувшись трав, ты летишь вниз, в пропасть, скрытую обманчивым зеленым покрывалом, и сверху над тобой потешаться белоснежный цветок.

Небо, как и горы, пьянит.

И в мгновенья, что я лететь в небесах, я возвращаюсь на землю, только вспомнив о семье...

И о тебе, Гермиона".

"Помнишь монографию Лоренцо Скортзи, что мы читали в Хогвартсе? Он еще говорить, что иногда потоки магии непроизвольно притягиваются и переплетаются. Закон Скортзи-Эверсон, да? Интересно, а это относится к людям?"

"Я слышал плохие слухи, о делах, что начинаются в Англии. Гермиона, все хорошо? У вас в Англии всегда дуют холодные ветра — а здесь, на берегах Болгарии, всегда светит солнце".

"О ком... о чем ты думаешь, Гермиона?"

"Герми, я беспокоюсь о Гарри. Может, плюнем на директора и навестим его? Погуляем вместе? Ну... Втроем?"

" Как дела? Ты приедешь в "Нору"? Я... Мама спрашивала".

" Ты уже доделала доделала домашку? Хотя, что я спрашиваю у самой умной девушки школы! Я скучаю по тебе. И по Гарри тоже, конечно же. Дома хоть и шумно, но как-то одиноко. Понимаешь, Гермиона?"

"Я так далеко, что боюсь, что ты не услышишь бешенный стук моего сердца".

"Гермиона, скоро твой день рождения. Я так жду его, чтобы вновь увидеть тебя. Интересно, а будет ли светить солнце?"

"Скоро в Хогвартс, да, Гермиона? До встречи!"

"Я скучаю".

"Жду встречи, Виктор".

— Привет, Рон, — улыбнулась Грэйнджер, затаскивая сундук в купе.

— С днем рождения, Гермиона.

Он сидит на подоконнике напротив класса трансфигураций, и смотрит на нее пристально, напряженно, словно бы выискивая какие-то ему одному ведомые знаки на ее лице.

— Виктор, — улыбаясь, сказала Гермиона, подходя поближе. За прошедший год девушка изрядно вытянулась, так что даже рядом с его высокой фигурой не казалась маленькой пичужкой. — А я все гадала, придешь ты или нет!

— Я обещал, — склонил голову набок Крам, протягивая ей коробочку темно-фиолетового цвета. Его глаза были уставшими, под ними лежали глубокие тени, да и обветренное лицо и несколько глубоких царапин на щеке не добавляли ему здорового вида.

Вечно у этих мальчишек что-то случается. Рон тоже после каждой игры приходил с новым комплектом синяков, что уж говорить о Гарри!

— Я слышала, у тебя сборы, — тихо сказала Грэйнджер, принимая подарок. Позади слышались смешки и шепот, но девушка решила, что в этот раз это даже кстати. Ей по-детски назло хотелось подразнить одного слепого, как крот, парня. Вот он-то не стесняется с Лав-Лав на виду у все обниматься!

В шкатулке лежало ожерелье из нескольких витых цепочек и россыпи камней.

— Как красиво! Это ведь к браслету?

— Да, — кивнул Виктор, слегка потерев большим пальцем висок. Его английский был уже довольно сносным, но парень все равно медленно и тщательно подбирал слова и определения, чтобы не ошибиться. — Пусть будет комплект. Сборы? Эээ...Да, есть. Но я отпросился.

— Ради меня? — слегка удивленно переспросила девушка, пытаясь застегнуть на шее ожерелье. Она была весьма удивлена этим фактом — как-то раньше, слушая рассказы мага о квиддиче, Грэйнджер решила, что он — самое главное для Виктора. — Можно было и письмом отправить...

— Письма я и так пишу, — не согласился Крам, нахмурившись. — А ты приглашала встретиться только в этот день.

— О, Мерлин, какой ты, Виктор, все-таки вежливый, — пораженно покачала головой Гермиона, незаметно показывая кулак хихикающей Джинни. — Да я не против повидаться с тобой и в другое время! Правда, ты, наверное, занят из-за будущего турнира?

— Не только, — слегка усмехнулся Крам, невозмутимо смотря на девушку, пытающуюся самостоятельно надеть ожерелье. — Я помогать нашему профессору по Боевой Подготовке. Хочу сдать на Мастера.

— Поразительно, — протянула Гермиона, испытывая что-то похожее на облегчение, когда Виктор сказал, что занимается не только спортом. Хотя какая ей должна быть разница?

— Я помнил, как ты говорить о будущем, — Крам слегка покосился на девушку, пытаясь понять, осознала ли она, на что он намекает. Разочарование привычно скрылось за невозмутимостью. Виктор умел ждать. Чтобы сорвать цветок эдельвейса нужно обладать терпением и осторожностью, не спешить и ждать нужного поворота.

А гриффиндорка все никак не могла одеть подарок — волосы путались в застежке, и она все никак не могла зацепить крючочек. Сзади раздался короткий хмык, и на запястья Гермионы легли сухие теплые пальцы Крама. Аккуратно приподняв пышную гриву волос, Виктор застегнул украшение на тонкой шее девушки. Его пальцы, словно бы случайно, проскольнули по коже, лишь слегка золотившейся от загара. Маг выдохнул — удержаться от того, чтобы прикоснуться к ней было сложнее, чем выйти из пике в финте Вронского.

— Нет, не угадал с цветом, — мрачно, словно бы совершив самую главную ошибку в жизни, произнес маг. При этой фразе девушка, замершая от прикосновения, вздрогнула. — Твои глаза чуть-чуть темнее.

— Да, ладно, мелочи, — отмирая, пожала плечами Гермиона и поднесла браслет поближе к подарку, сравнивая цвет и блеск камней.

— Ты его носить? — с легкой ноткой удивления, спросил Крам, перехватывая ладонь девушки. — Не ожидал. Это... приятно.

Большой палец волшебника заскользил по запястью Гермионв, подцепляя серебристую цепочку.

— Ну, он красивый, — нахмурившись, пояснила Грэйнджер, вырывая руку из теплой ладони. Ей не слишком нравилось, что Виктор стоит так близко, и так напряженно смотрит. Она, быть может, и хотела позлить Рона, но, похоже, игра зашла куда-то не туда. — Да и...

— Не говори, — усмехнулся Крам, облокачиваясь на подоконник. Лучи солнца освещают его загорелое лицо, еще четче вырисовывая скульптурную четкость черт и их каменную основательность. В такие моменты его резкие черты лица можно назвать по-настоящему красивыми. — Мне приятно оставаться... обманутым.

— Я тебе не вру, — растерянно встряхнула головой Гермиона, отступая на шаг. Разговор тоже переставал ей нравиться.

— Я, наверное, не так сказать, — равнодушно произнес Виктор, пожав плечами. Он как и всегда, все то недолгое время, что Гермиона его знает, оставался таким спокойным и... взрослым. Гриффиндорка даже слегка задержала дыхание, внезапно осознав, что Виктор Крам — уже именно что мужчина: не мальчик, не парень, а взрослый маг. А он тем временем продолжает. — Не беспокойся — все отлично.

— Ты уверен?

— Конечно, — лицо болгарина было как всегда невозмутимо спокойное, но в этот раз Гермионе казалось, что это напускное и не слишком искреннее. Но это было только до тех пор, пока Виктор, повернувшись, не взглянул ей прямо в глаза, и сизая бездна не расчертилась вспышкамми молний. — Сходим на озеро?

— Хорошо, только, — Грэйнджер замялась, увидев, как машает ей Элен, подзывая поближе. — Ты не подождешь немного?

— Я быть здесь, — кивнул Крам, возвращаясь на такой удобный подоконник.

Его взгляд, отведенный в сторону, как раз в этот миг упал на рыжего однокурсника его Гермионы — Рона Уизли, побледневшего и злого. В этот раз, Виктор был в этом уверен, от разговора никак не уйти. И, по мнению мужчины, лучше сделать это не в присутствии девушки. И он только надеялся, что у его соперника хватит терпения этого мига дождаться — насчет сдержанности данного юноши у Крама были большие сомнения еще со времен Бала.

Но Уизли его удивил.

Его фигура замерла перед спокойно сидящим болгарином уже тогда, когда Гермиона, увлекшись разговором, вряд ли могла что-то заметить.

— Что ты здесь делаешь, Виктор Крам? Ты, кажется, должен быть на сборах?

В голосе Рона звучала едва сдерживаемая ярость, ярким пламенем готовая вырваться наружу, сверкая искрами и горящими углями веснушек.

И обреченная разбиться о невозмутимо-спокойный камень. Этому огню пока не хватало сил его раскалить и растрескать.

— Приехал к Гер-ми-ооне, — протянул Виктор, ожидая продолжения. Его взгляд, минуя фигуру Рона, скользил по каштановым прядям Гермионы.

Уизли фыркнул, смеривая фигуру когда-то буквально обожаемого игрока крайне неприязненным взглядом.

— Думаешь, я не знаю, зачем ты здесь? Думаешь, я буду спокойно смотреть как ты... и Гермиона, — прошипел Рон, и Крам, все-таки обернувшийся к нему, буквально увидел как сверкают искры, отлетающие от взбесившейся магии юноши. — Ты не получишь ее! Понял?

— Быть может я и не прав, — растянув губы в слегка насмешливой улыбке и нахмурившись, спокойно произнес Виктор. — Но выбирать будет она.

— Ты...

— И вообще, Рональд Биллиус Уизли, Вы, — сделав четкий акцент на местоимении, продолжил Крам. — Какое право имеете так говорить о девушке? Не вашей, кстати, девушке. Ваша...

Он опять выделил это слово голосом и слегка кивнул на фигуру недовольной Лаванды, ждущей Рона у дверей класса. Блондинка явно уже была готова устроить Уизли скандал.

— Ваша девушка вас уже заждалась, — отрезал Виктор, разворачиваясь к обеспокоенной Гермионе, спешно прощающейся с подругой. Он снова недооценил как внимательность, так и интуицию этой удивительной девушки.

— Да как ты смеешь так говорить? — не отстает Уизли, хватая Крама за руку. — Что ты сделал для нее? Я всегда был рядом, мы столько пережили вместе...

— Я просто люблю ее, — не оборачиваясь, кинул Виктор, сбрасывая руку Рона, и поспешил к девушке, оставив позади полностью дезоориентированного Уизли.

— Ну и что случилось? — мешая в одно радость и беспокойство, мрачное торжество мести и стыд, рыжие пряди Рона и грозовые глаза Виктора, спросила Грэйнджер.

— Пытаюсь сорвать свой эдельвейс.

— Ты опять говоришь что-то странное.

Виктор Крам нахмурился. Холодный металл старинной броши нежно прикасался к ключице девушки.

" — Виктор, ты снова здесь, — улыбнулась Гермиона, когда Крам подошел к ней после занятий у профессора Спраут. Мужчина спокойно ждал ее у оранжереи, положив на плечо древко метлы.

— Ты сказала, что я могу приходить в любое время, — нахмурился маг, пожимая ладонь подошедшему Поттеру. — Я не вовремя?

— Да нет, Виктор, — ответил за девушку Поттер. Лаванда, заметив гостя Гермионы, тут же соориентировалась и оттащила Рона подальше. — У нас как раз перерыв на обед. Вы уже приехали на встречу с шотландцами?

— Да,— кивнул Крам, с мрачным удовлетворением смотря на побледневшего Уизли. Он на шаг ближе к ней, чем его соперник, и уже это наполняло его радостью. — Вот и решил навестить тебя, Гермиона.

Виктор смотрел на девушку, и никто другой уже не мог отвлечь его в этот миг. Она улыбается ему, и мужчина готов отдать все бескрайнее небо и шквальный ветер высот за то, чтобы его Гермиона всегда так на него смотрела.".

" — Виктор? — слегка удивленно сказала Грэйнджер, встретив его в Косом. — Я... не ожидала...

Ничего такого не происходит — после того, как они начали встречаться, Гермиона с Роном часто выходила погулять по Косому или поесть мороженного у Флориана Фортескью, но эта встреча почему-то ее смутила. Девушка тут же отпустила руку своего парня и обхватила себя за плечи. Почему? Она ведь ничего Виктору не обещала?

— В этот раз это случайность, — мрачно проронил Крам, меряя невозмутимым взглядом фигуру Рона. Тот все еще выглядел довольным, хоть и слегка помрачнел от того, что девушка расплела их руки. — Я здесь по делам.

Говорить, что в этот раз он прилетел сюда исключительно к ней, что собирался купить ей подарок, Крам не собирался. Пока он здесь лишний.

Рон смотрел на него с видом победителя. Шахматист — а Виктор знал, что Уизли неплох в шахматах — видимо забыл, что иногда для победы стоит ненадолго отступить.

Крам шел по улице прочь, и ясно чувствовал, как смотрит на него Гермиона".

" — Гермиона.

— Нет, Виктор, молчи, — тихо попросила девушка, обхватывая себя за плечи. Промозглые ночи августа,как никогда холодные в этот год, окрашивали улицы Лондона в цвет безнадежности. Скрипели качели.

— Гермиона, — повторил Крам, набрасывая на нее свой плащ. — Гермиона...

— Нет! — сказала, словно отрезала, Грэйнджер. — Не надо...

Она ведь прекрасно знает, что он будет говорить — Виктор снова будет просить ее уехать отсюда, в теплую и спокойную Болгарию, где нет страха, боли и предстоящей войны. Нет промозглого ветра и моросящего дождя. А есть только одинаково бесконечные небо и гладь моря.

И его сизые, как тучи, глаза.

— Нет, — вновь и вновь повторяла Гермиона, как только Крам начинал хоть что-то говорить. Нельзя было позволить ему это сказать, разрушить их хрупкие отношения. Она не простит ему даже просто предложения сбежать, бросить здесь дорогих ей людей.

— Я понял, — наконец-то выдохнул Виктор, обреченно смотря на эту смелую девушку.

Он больше не собирался предлагать ей оставить все ради спокойствия и мира, нет. Ведь, даже если он сможет ее уговорить уехать, бросить родину, друга... Рона, Гермиона никогда ему этого не простит. Она ведь верная, такая верная...

Виктор делает шаг назад, еще один... И аппарирует прочь. Прочь от острого, как острие булавки старинной броши, желания обхватить ее крепче и унести в тихое спокойное место.

А Гермиона еще долго смотрела в пустоту, чувствуя небывалое облегчение от того, что больше не надо сомневаться. Больше нет соблазна покоя.

Впереди война. И грозовое небо цвета его глаз".

" — Здравствуйте, Рональд, — усмехнулся Виктор, присаживаясь на соседний стул за барной стойкой. — Не ожидал вас здесь увидеть.

Крам скептически оглядел темный бар, танцующих на стойке девушек и уже третий стакан огневиски перед молодым аврором.

— Какое тебе дело, Крам? — мрачно сказал Рон. — И вообще, что ты здесь делаешь? Гермиона тебе уже не достанется! Так что оставь нас в покое! Она моя. И мы счастливы.

— Да? — невозмутимо проговорил Виктор, смотря на мрачного Уизли. — Тогда почему вы здесь?

Мужчина на это только тихо вздохнул, вновь наливая себе огневиски. Он не хотел отвечать.

— Она моя невеста, — не впопад ответил Рон, смотря на свое отражение в стакане.

— Вы хоть можете сказать, что любите ее?

— Люблю.

Крам скептически хмыкнул.

— Не так сильно, раз находите время на такие места и, — мужчина кивнул на махающую Рону рукой Лаванду. — Таких "подруг".

Крам резко встал с места, уже все для себя решив, и пошел к выходу.

— Я убью тебя, если ты ее обидишь, — раздалось ему вслед".

Гермиона мрачно смотрела на тонкое кольцо, сжимающее ее безымянный палец. Простая полоска металла. Без обязательств и клятв.

— Это просто помолвка, Гермиона, — вздохнула девушка, плотнее заворачиваясь в одеяло. Было как-то зябко. И жутко мешало обручальное кольцо. Еще не было свадьбы, а Грэйнджер уже жутко хотелось его снять. — Все всегда можно отменить. Да и разве ты не этого хотела?

Разум говорил, что именно этого, но сама девушка почему-то была в этом не слишком уверена.

Это было так странно — слышать голос рассудка и не верить ему, что становилось еще более зябко.

— Какой-то грустный у меня день рождения, — улыбнулась Гермиона, поднимаясь с постели. На столе лежала целая гора подарков — от друзей и от фениксовцев, от однокурсников в Академии Магических Наук и бывших преподавателей, от мамы и папы, но разворачивать их настроения не было.

Рон и Гарри еще неделю назад уехали на аврорские учения, и явно не смогут прийти сегодня, с Элен встречаться не хотелось, а к родителям они с Роном собрались на выходных — сообщить о внезапной помолвке. Разве что Виктор придет...

Хотя нет, Виктор Крам, хоть и находился этим погожим осенним днем в туманной Англии, вряд ли сможет вырваться с игры. Разве что...

— А вот и решение, — улыбнулась Грэйнджер, подходя к камину. — Зачем иметь связи, если ими не пользоваться? Ли? Ли Джордан?

Камин чихнул, соединяя ее с нынешним главным комментатором Большого Лондонского Стадиона.

— Гермиона? Ты в своем уме?! — возмутился мужчина, прыгая по комнате, разбирая раскиданные вещи. Грэйнджер была почти уверена, что он опаздывал на встречу сборных Болгарии и Англии. И Ли тут же подтвердил ее выводы. — Я на игру опаздываю!

— Вот об этом я и хотела поговорить, — усмехнулась Гермиона, еще раз убеждаясь, что люди почти что не меняются. Как вечно опаздывал Ли Джордан, так и продолжал опаздывать. — В качестве подарка за все мои дни рождения и написанные в школе сочинения, проведешь на сегодняшнюю игру?

Даже после финального свистка, ознаменовавшего победу Болгарии, Виктор не спешил спускаться на землю. Его фигура, казавшаяся отсюда — с комментаторской трибуны — такой маленькой, летала где-то там, между завихрениями облаков и солнечными лучами, сжимая в ладонях маленький юркий снитч, и ему, наверное, не было дела до них, бредущих по земле. До нее — девушки окончательно во всем запутавшейся. У уравнения ее жизни не было однозначного, правильного ответа.

Ветер, дующий с океана, растрепал длинные волосы Гермионы, толкал ее, словно бы призывая уйти отсюда, из мира, где место лишь тем, кто имеет за спиной крылья.

Она хмыкнула.

Кольцо сдавило палец, и Грэйнджер неосознанно провернула его, словно бы пытаясь снять.

— Эй, останешься на вечеринку, именинница? — обнял ее за плечи Джордан, с удовольствием втягивая носом свежий воздух, принесенный прохладным морским ветром.

— Нет, — покачала головой Гермиона, выбираясь из объятий и безупречно вежливо улыбаясь. — Ты же знаешь, что я не люблю такие мероприятия.

— Раньше я думал, что ты и квиддич не любишь, — хохотнул Ли.

За спиной девушки прошуршали крылышки маленького, слегка помятого мячика. Гермиона подняла голову вверх, приложив ладонь к глазам. Солнце, выглянувшее из-за туч, слепило глаза, размазывая границы фигуры болгарина, и девушке казалось, что за спиной Виктора действительно растут огромные сверкающие крылья.

Свистнул воздух, и замершая в вышине фигура Крама понеслась к земле, туда, где сверкал выпущенный им из рук снитч.

Что ж, прошло столько лет, и Гермиона вновь вернулась к правильному и логичному ответу. Хватит сомнений и неясных ожиданий. Они — не пара.

И Грэйнджер, шагающая прочь от стадиона, не увидела, как крепко сжал в руке золотой мячик Крам. Он никогда не отпускает того, что ему по-настоящему дорого.

— Я так и знал, что найду тебя здесь, — раздался бархатистый бас позади Грэйнджер.

Девушка, до этого невозмутимо читавшая последнюю монографию Фламеля, вздрогнула и уронила книгу на пол. Гремиона никак не ожидала увидеть здесь Крама.

— Ли говорил, что будет вечеринка, — невпопад ответила она, растерянно смотря на присевшего рядом мужчину. — Как ты меня нашел?

— Я видел тебя на трибунах, — от былой неуклюжей речи Виктора остался только акцент, да и он почти сгладился и нисколько не мешал Гермионе. — Но ты ушла раньше.

Крам нахмурился и пожал плечами.

— Мне пришлось обходить все окрестные библиотеки, — невозмутимо продолжал он, не замечая, как ошарашена девушку. В голосе Виктора не было и грамма укора, но Грэйнджер все равно стало немного неудобно. Снова стало жать новое кольцо. — Но я все-таки нашел тебя.

— Но...зачем?

— Не думаешь же ты, — нахмурился Виктор, вспоминая прошлый год. — Что я пропущу второй твой день рождения, Герми-оо-на?

— Ты невозможен, — покачала головой девушка. Стало как-то необычайно тепло и спокойно. Как всегда рядом с ним.

— У меня для тебя подарок.

— Еще что-то к комплекту? — засмеялась Гермиона, кивая на браслет и ожерелье.

— И это тоже, — как-то странно улыбнувшись, ответил Крам. Молнии в его глазах сегодня сверкали как-то по-особенному ярко. — Но потом. А сейчас... вот.

На ладони Виктора лежал белоснежный цветок. Точь-в-точь как на броши, приколотой к мантии девушки.

Он аккуратно переложил хрупкое растение в ее руки. С лепестков сорвались прозрачные капли росы.

— Я не понимаю, — слегка встряхнула головой Гермиона, смотря на лежащий в ее ладонях цветок.

Грэйнджер никак не могла оторвать взгляд от снежно-белых лепестков, источающих прохладу даже в душном помещении библиотеки, чей нежный, едва уловимый запах пьянил сильнее, чем благоуханье пышных роз.

— Это эдельвейс? — зачем-то спрашивает Грэйнджер, поднимая на мага свои большие медово-золотые глаза. — Зачем? Я не понимаю...

Здесь происходило что-то странное. Мрачный и нахмурившийся Виктор, не смотря ей в глаза, едва заметно переминался с ноги на ногу. Гермиону даже охватило непривычное чувство дежавю — четыре года назад, перед Святочным Балом, маг так же мялся и не решался что-то спросить, и это внезапно взволновало девушку.

Она вновь прокрутила кольцо на пальце.

— Ты все понимаешь, — шепчет Виктор так тихо, что даже легкий шелест страниц едва ли не заглушает его голос. — Ты ведь такая умная, Гер-ми-ооона. Ты все понимаешь. Он не стоит тебя. Я, может, тоже..

Дезориентированная Грэйнджер делает шаг назад, чувствуя опасность от приближающегося мужчины. Чувства, захлестнувшие ее в этот миг, были настолько разными и сильными, что девушка едва ли не начала задыхаться.

— Я не понимаю, — упрямо твердила Гермиона, отвернувшись от Виктора. Это не правильно и слишком невероятно. Этого не происходит.

— Ты все понимаешь, — едва ли не зло ответил Крам, сделав последний шаг к ней. — А если нет, то я тебе все объясню.

Вместе с последней фразой он сорвал с ее пальца кольцо и отшвырнул его прочь. И несколько секунд, пока она не пришла в себя, Гермиона пораженно смотрела за тем как оно, вращаясь, медленно закатывалось под шкаф.

— Ты что делаешь...

Виктор, словно бы и не слыша ее, обхватил изящную ладонь, все еще сжимавшую горный цветок, и притянул девушку к себе.

Это слишком близко. Так близко, что Гермиона видела не только молнии в грозовых глазах, но искры звезд, прорывающие эти облака. Так близко, что биение его сердца сотрясало воздух между ними. Так близко, что его дыхание шевелило ее волосы, и девушке казалось, что она летит. Летит высоко-высоко — где только облака, солнце и маленький золотой мячик с сияющими крыльями.

— Гер-ми-вона, — снова, как прежде, с ужасным акцентом выдохнул Виктор. И чуть позже— на единственную секунду или вечность— Крам добавил одну из первых фраз, что Грэйнджер выучила на курсах болгарского. — Обичам те.

И он ее поцеловал.

Это то, что навсегда осталось в ее памяти — тень от стеллажа, книжные обложки под спиной, его пальцы, сминающие белоснежный цветок и губы. Теплые и совсем не каменные.

И только когда Гермиона пришла домой, она заметила, что так и не нашла укатившееся кольцо.

Ей было легко.

— О, Мерлин, это мне не снится? — едва сдерживая смех, спросил Гарри, наливая гостье горячего глинтвейна. — Как скоро конец света?

— Хватит, Гарри, — процедила женщина, присаживаясь в мягкое кресло и благодарно принимая кружку с ароматным напитком. — Не зли дипломированную ведьму!

— Это угроза аврору? Ба, да вы оппозиционер, пока еще мисс Грэйнджер!

— Ну, хватит, а? — хмурится Гермиона, снимая с шеи болгарский шарфик. — Должна же я как-то поздравить Виктора с днем рождения?

— Да так, ничего, — все еще посмеиваясь, ответил Поттер. — У меня у самого — полный шкаф фанатской атрибутики, но видеть нашу мисс "я ненавижу квиддич" в подобном...

Он покачал головой.

— Это попахивает галлюциногенными зельями! А я вроде к Невиллу и Луне не заходил.

— Пф, — фыркнула смущенная Гермиона. С Гарри, после всего случившегося, ей было куда легче общаться, чем с Роном. Хоть он и простил ей все ее сомнения и ошибки.

На стене дома Блэков, где теперь жил Поттер, висели их с Джинни фотографии, делая даже этот мрачный особняк похожим на теплую "Нору". И она была рада за них. Правда, иногда Грэйнджер весьма сомневалась, что они останутся вместе надолго — пока все было хорошо, но Джинни вечно на сборах, а Гарри на службе. Что же будет, когда они будут вместе долгими вечерами? Или когда у них появятся дети?

— Хотя и представить тебя женой знаменитого ловца тоже ну никак не получается, — пожал плечами Гарри, зацепившись взглядом за тонкое колечко на пальце Гермионы. Золотистый камень, явно перекликающийся с камнями в браслете и ожерелье, подаренными ее женихом, мерцал при свете шикарной люстры в особняке Блэков особенно ярко. — В этот раз ты точно все обдумала?

Гермиона тоже перевела взгляд на свою руку, лежащую на шарфе. Тонкое колечко задорно ей подмигнуло солнечным бликом. Снять его совершенно не хотелось. Поэтому она просто улыбнулась и ответила:

— Да.

— Ну ладно, — кивнул головой Гарри, смотря за тем, как его подруга мнет в руках тонкую шерсть. — Так что, пойдешь болеть на стадион? Снова эксплуатировать Ли Джордана?

— Угу, — кивнула Гермиона, подмигивая владельцу вип-абонимента на все игры от нынешнего главы отдела магического спорта Оливера Вуда. — Будет отдуваться за все написанные мною сочинения!

— И ты пойдешь в этом шарфе? — продолжил уточнять аврор.

— Ну да, — недоуменно обернулась Грэйнджер, не понимая, что вызвало такую странную реакцию Гарри.

— Ууу, — булькая от смеха, протянул Поттер. — Если разрыв помолвки Рон тебе еще простил, то это — точно нет!

Мужчина все-таки не выдержал и захохотал. Гермиона нахмурилась, поджала губы и, скомкав многострадальный шарф, швырнула его в смеющегося друга.

Луч солнца дрогнул на серебряном цветке эдельвейса, приколотом на самом видном месте.

Над сердцем.