Исход земной цивилизации: Анклав (гет)

Солёный душный воздух проникал в открытое настежь окно. Ривка не припоминала, чтобы ночью выключала кондиционер. Она выглянула на улицу, чтобы привычно восхититься видом на Средиземное море, отливающее оттенками голубых и зеленых цветов. Шорох пенных барашков перекрывался гомоном проезжающих автомобилей. Вид на море портило не только шоссе, но и потрепанного вида площадь, раскинувшаяся между отелем Херодс и Леонардо. Центральное для туристов место было похоже на заброшенные развалины, из камней и плит площади пробивались кусты и желтая трава, но менее всего была привлекательна крыша одноэтажного старого стрип-клуба «Pussy Сat», расположившегося аккурат под окнами Ривки. Стоило же отойти подальше от окон, и все это безобразие исчезало из поля зрения, открывая вид на пальмы, бескрайнее море и бухту с пришвартованными в ней частными парусниками и катерами.

Ривка, собираясь закрыть окно, внезапно встретилась взглядом с мужчиной, стоявшим в тени, создаваемой массивом здания Леонардо Арт, где располагался магазин Мойши. Для жаркого утра мужчина был одет слишком тепло — его черные брюки и белая офисная рубашка никак не сочетались с субботним утром под палящим солнцем. В Израиле в принципе мало кто придерживается офисного дресс-кода, да еще и в шабат, значит, это наверняка был хареди. Он продолжал смотреть на нее неотрывно, и Ривка поторопилась закрыть окно и включить кондиционер. Она всегда чувствовала себя неловко перед взглядами религиозных евреев. Тем более, им было запрещено смотреть на женщин... Они всегда прикрывали ладонью глаза, но не все... Как-то раз, когда только переехала в Израиль, Ривка ночью сидела на лавке возле серф-клуба, прикуривая сигарету, когда молодой человек в кипе и белоснежной выглаженной рубашке возник из ниоткуда, спросив сколько времени. Она, в то время еще не наученная жизнью в этой стране, даже одернула ниже юбку довольно короткого платья. После того, как молодой хареди получил ответ на свой вопрос, он неожиданно спросил: не хочешь ли ты меня поцеловать?.. Культурный шок Ривки было сложно описать словами. Она только открыла и закрыла рот, словно рыбка. Хвала Всевышнему, в тот момент появился ее ухажер и прогнал наглеца одним лишь только взглядом.

В планах на день у Ривки первоочередной задачей стояла пробежка, пока отметка термометра не достигла двадцати восьми по Цельсию, и йога, по обыкновению проходившая силами профессионалов и любителей на пирсе в паре километров от ее дома. Недалеко от него располагались практически все самые тусовочные места Тель-Авива, кроме Ротшильда — клубной улочки, где Ривка не раз заводила новые знакомства как с местными, так и с туристами, охотно интересующимися вовсе не еврейской внешности девушкой на красном порше. Там же — возле Ротшильда — находился дом ее семьи, как раз и ставший причиной выбора более удаленного места жительства. Впрочем, на машине, даже при условии пробок, она добиралась туда не более чем за двадцать минут, а по свободным дорогам едва ли за пять.

Приняв холодный душ, Ривка быстренько натянула трикотажные шорты, спортивный бюстик, напульсник и крепящийся на плечо чехол для телефона.

— И чего тебе в восемь утра неймется? — потирая заспанные глаза, в гостиной появился Бен. — Хоть бы денек отвалялась, а то вечно придумываешь себе дела, — он подошел ближе и обнял, доверчиво положив подбородок на ее плечо.

Ривка не стала скидывать руки Бена и даже позволила себе сомкнуть пальцы на его талии, ощутив тепло мужского тела.

— Ты снова выключил кондиционер? — спросила она, почувствовав, как его горячая ладонь теснее прижимается к спине. — Душно, — неопределенно добавила она, имея в виду то ли еще не успевший остыть воздух в комнате, то ли его объятия.

— Я думал, что ты замерзла. Укуталась в кокон одеяла, словно гусеница, готовящаяся стать бабочкой.

— Красноречия тебе не занимать, — с улыбкой ответила Ривка и чуть отстранилась, заглянув в его темные глаза. — Пока не стало совсем жарко, думаю пробежаться до пирса и релакснуть на йоге. Ключ как обычно оставь под старым вентилятором у выхода на крышу.

Он нахмурился, но потом расслабил лицо и приподнял уголки губ.

— Ты пытаешься сбежать даже от меня? — вопрос прозвучал из его уст утверждением. — Снова.

— Да брось, — отмахнулась она, чувствуя, как ее снова привлекают ближе.

Бен как всегда был нежен, он потерся тронутой щетиной щекой о ее скулу и запустил пальцы в волосы Ривки, нарушив идеально ровный хвост, сделанный для пробежки; тотчас он ощутил, как одеревенела спина подруги и пальцы на его спине сразу же разомкнулись. Не дав окончательно разрушить интимность момента, Бен незамедлительно поцеловал ее сначала в висок, затем легко коснулся плотно сомкнутых губ.

Что заставляло ее бежать от утренних ласк и превращаться в лёд? Жаркая и такая податливая ночью, она становилась равнодушной с восходом солнца, снова выставляя барьер. И хотя и сам Бен не собирался давить на нее и принуждать к отношениям, но такой расклад вещей не устраивал его, привыкшего получать от жизни всё. Он был уверенным в себе и своей харизме мужчиной, и с подобным отношением к собственной персоне не мог мириться, полагая, что любая женщина должна отдаваться ему без остатка не только телом, но и душой. Но Ривка была другой, она была такой же, как он: свободной в отношениях, но в то же время замкнутой и привыкшей ценить свое пространство.

Уже больше года прошло с их знакомства — то было первое в своем роде утро после бурного секса, когда Бена выставили за дверь, как нашкодившую собаку. И такие пробуждения происходили не чаще раза в месяц, потому что Ривка была ненасытна и едва ли позволяла одному и тому же мужчине задерживаться в ее постели более одной ночи. Исключением был только Бен, вовремя осознавший, что кроме дружбы от нее ничего не добиться. Не единожды он замечал у ее порога цветы и становился свидетелем каких-то нелепых признаний в любви, заставлявших ее бежать от кавалеров прямо посреди пламенных речей. Она была красива и умна, но отчего-то совершенно неспособна на отношения. Ривка вертела мужчинами, имела на них какое-то необъяснимое магическое влияние, но сама же пугалась своего несомненного дара. Призрачный Алестер выглядел глупым оправданием причин ее побегов, и Бен однажды почти усомнился в его существовании, когда этот человек действительно объявился в Израиле, чтобы провести с ней отпуск. Ничего не изменилось в ее поведении, она не прижималась к Алестеру в жажде ласк, и иные люди и вовсе могли счесть их друзьями, не более.

Алестер и Ривка познакомились на первых курсах университета, считались самой красивой парой, наверное, только это и держало их вместе — для поддержания светского статуса. Он, казалось, перенял ее привычки, не требовал большего и сам порой вел себя отстраненно, однако Бен видел, что и Алестер был ведомым, как и остальные мужчины в ее жизни, но просто сумел адаптироваться. Он, кажется, действительно любит её, но старается скрыть непозволительное ее сердцу чувство, ведь только так он может оставаться рядом. Как может и Бен…

Она шутливо ударила его кулаком в грудь и с лучезарной улыбкой оттолкнула от себя.

— Будем надеяться, что мама не заглянет ко мне в гости, пока ты здесь, — с намеком поскорее проваливать сказала Ривка, засунув мобильник в чехол.

— Ты как всегда будешь нежиться на пляже после пробежки? — как будто и не было той неловкости, отходя к двери в ванную, произнес Бен.

— Не думаю. Сегодня не слишком большие волны. Как раз чтобы взять сап* и подрейфовать в море, — воодушевленно сообщила она, завязывая шнурки кроссовок для бега. — Я буду как обычно на Гордон бич, присоединяйся.

Она напоследок все же удостоила его прощальным поцелуем в щеку и вышла из квартиры, воткнув в уши беспроводные сенхайзеры. Бен негромко вздохнул и отправился в ванную, чувствуя аромат масел и гелей для душа, оставшихся после ее присутствия…

* * *

Улетев из душного Израиля, где температура неумолимо росла изо дня в день, Ривка наслаждалась наполненным влагой воздухом родного дождливого даже летом Лондона, ожидая запаздывавшего Алестера, застрявшего в пробке где-то на подъезде к аэропорту. После Израиля здесь казалось практически холодно и промозгло, хотя температура не падала ниже двадцати двух; Ривка поплотнее запахнула кожаный жакет, удивляясь тому, какие же англичане бледные. Стараясь не переусердствовать с загаром, чтобы никто не сравнивал ее с пресловутыми француженками, порой похожими на угольки, Ривка всегда пряталась под тентом, если не плавала на доске. Однако ее загар все равно сильно выделялся на фоне бледнолицых европейцев.

Незнакомый белый рэндж ровер эвок остановился возле нее, и Ривка с подозрением взглянула на водителя, не сразу признав в нем Алестера.

— Ты не говорил мне, что купил новую машину, — ее удивление быстро сменилось улыбкой, стоило увидеть ряд его белоснежных зубов; Алестер вышел из машины и обнял ее, заставив податься вперед на высоких танкетках туфель-лодочек.

— Рад тебя видеть, Бекка, — он чмокнул ее куда-то в макушку, ведь даже на каблуках Ривка едва дотягивала до него.

— Ты выглядишь уставшим, — она заботливо провела рукой по его щеке и позволила себя поцеловать, однако поцелуй получился кратким, так как таксист, остановившийся за рэндж ровером, просигналил, требуя убрать джип с дороги.

Алестер, сдвинув клюшки для крикета, не без труда закинул ее огромный чемодан в багажник и сверху примостил дорожную сумку. Ривка бросила ноутбук и дамскую сумочку на заднее сидение и едва не перепутала водительскую дверь с пассажирской, уже привыкнув к израильским леворульным авто.

— Вчера был небольшой сабантуй по поводу юбилея шефа, поэтому домой я пришел только под утро, — наконец пояснил Алестер свой слегка помятый вид, трогаясь с места. — Как Израиль? Есть что-то новое по работе? Как мама?

— Ты задал все вежливо-заинтересованные вопросы в одной реплике. Так нечестно, — Ривка в шутку насупилась, словно маленький ребенок. — Израиль стоит, что с ним станется, мама просила передать привет, у нее все хорошо. С работой… — она сделала небольшую паузу. — Пока думаю, какую полезную программу написать, чтобы обеспечить себе старость, беру небольшие сторонние заказы на исправление багов в полезных приложениях на андроиде.

— Ну, бедная старость с такими родителями тебе не грозит, — подначил Алестер и включил дворники; в стекло стала бить мелкая морось, а послеполуденное небо накрыла свинцовая туча, обещая превратить Лондон в Амазонку.

— Бен хочет сэкономить денег и пытается привлечь меня к созданию электронного документооборота для работы с контрагентами по сети ресторанов его семьи.

— Натуральный еврей, — не без недовольства заметил Алестер, его пальцы плотнее сомкнулись на руле. — Значит, этот крысеныш всё еще вертится вокруг тебя?

Ривка вперила в спутника грозный взгляд, однако тот не среагировал должным образом.

— За что ты его так не любишь? Он хороший друг и всегда поможет в трудную минуту. И потом, на секундочку, я тоже еврейка.

— Наполовину! А он твоя комнатная собачка и похож на араба.

— Ал, прекрати ревновать к нему. Я тебе сто раз говорила, что мы просто друзья, — Ривка ни капли не смутилась своей откровенной лжи, и не далее как вчера, отмечая ее отъезд в Лондон, Бен притащился к ней домой с бутылкой шабли и, конечно же, остался на ночь. — Лучше расскажи как продвигаются дела на фирме? Чем занят в будни и выходные?

— Фирма развивается, недавно заполучил весьма многообещающий контракт, — Алестер торговал акциями в известной брокерской конторе и, не без связей, конечно, уже дорос до младшего шефа, будучи профи в аналитике рынка и имея неплохую хватку; если надо, он мог бы продать и дряхлую корову за баснословные деньги. — Будни обычно дома, играю в футбол на иксбоксе с Джимом, иногда наведываюсь в паб, а то и в клуб какой занесет.

Ривка понимала, что он, как и она, опускал множество подробностей, и практически видела картинки развратных вечеринок, проносящихся в его голове. Он болел за Арсенал и не пропускал ни единой игры, исправно ходил на матчи, а выездные смотрел по телевизору, и Алестер действительно часто проводил вечера, играя по сетке в иксбокс со своим лучшим другом, переехавшим по долгу службы в Дубай. Въехав в черту поливаемого дождями города, Ривка на миг взглянула на соседнее авто и едва не поперхнулась воздухом.

— Что случилось? — спросил Алестер, нахмурившись.

— Нет, ничего, просто показалось, — отмахнулась она и крепко задумалась.

В соседнем такси проехал мимо будто бы знакомый человек, она не могла вспомнить, где видела его, но определенно в Израиле. А может, капли дождя, лившиеся по стеклу автомобиля, исказили его лицо, и ей просто привиделся в нем некто, кого она видела раньше.

Отец как всегда в это время находился в галерее, в которой практически ночевал, поэтому Ривка, забросив вещи и созвонившись с ним, договорилась о вечерней встрече дома, а сама отправилась с Алестером в кафе. Отоспавшись в бизнес классе на борту комфортабельных израильских авиалиний, она чувствовала себя вполне бодрой, чтобы провести остаток дня со своим парнем. Уже сидя в любимом «Natural Kitchen» на Бейкер-стрит, Ривка с удовольствием поглощала гамбургер с огроменной котлетой внутри, подающейся на свежих булочках с солеными огурчиками и соусом. Невзирая на средний размер чека, это место оставалось любимым еще с университетских времен, поэтому отдавало теплотой где-то в глубине сердца. Наверное, странно смотрелась вгрызающаяся в бургер блондинка на каблуках и в брендовом брючном костюме в гусиную лапку. Ее рацион, судя по ее внешнему виду, должен был состоять, скорее всего, из кислородных коктейлей и «молекулярной кухни».

— Напоминает старые добрые времена, не правда ли? — с весельем наблюдая за ней, сказал Алестер и посмотрел в окно, невольно обратив внимание на гудок двухэтажного автобуса, едва не столкнувшегося с легковушкой на ближайшем перекрестке. — А когда-то ты наотрез отказывалась сюда идти, не доверяя таким ценам.

— Твоя правда, — согласилась она, припоминая какой ханжой была. — Ну, благодаря тебе, я теперь и Макдональдса не чураюсь.

Родители Алестера, хоть и были бизнесменами с достатком куда выше среднего, в сыне воспитывали рациональность и экономность и никогда не выделяли средств больше, чем на скромную жизнь, и парень постепенно добился всего сам. Ривка же действительно была избалованной, в особенности из-за развода родителей, которые переманивали ее каждый на свою сторону, гасили ее кредитки, одаривали машинами и дорогими безделушками. Впрочем, она никогда не была жадной, и непривычный к роскошной жизни Алестер постепенно стал позволять себе принимать от неё подарки и ужинать за её счёт в дорогих ресторанах. Ривке, однако, так и не удалось его испортить и посадить себе на шею: как только Алестер получил первую достойную зарплату, тут же преподнес своей девушке довольно дорогой подарок — путешествие на Мальдивы полностью за его счет, пускай и в кредит. Невзирая на свою внешность — он был красив и высок, с густой шапкой каштановых волос и глубокими карими глазами, — он практически никогда не обращал внимания на других женщин. Но Ривка после переезда в Израиль все же находила на фейсбуке доказательства его неверности в последние два года на страничках каких-то молоденьких девчушек. Она не винила его, ведь, в полной мере ощутив свободный воздух Тель-Авива, и сама пустилась во все тяжкие. Они стали друзьями, и, что ни говори, эти отношения уже давно изжили себя.

— Я хотел поговорить с тобой, Бекка, — после пустой болтовни его голос внезапно приобрел серьезность, о серьезности темы свидетельствовали и сложенные на столе замком пальцы.

И Ривка внезапно ощутила тревожный звоночек — этот разговор рано или поздно должен был состояться. Она на миг задержала взгляд на символе сетевого ресторана — силуэте гуся на черном фоне, расположившемся на доске под столом заказов, затем вернула взгляд на Алестера и постаралась принять как можно более сосредоточенный вид. Настал тот миг, когда они признают то, что нужно было признать еще до ее отъезда в Израиль. Они больше не пара. И она решила высказать все первой:

— Послушай, Ал, я понимаю, что теперь я живу в Израиле и все больше отдаляюсь от Англии и Лондона, наконец, от тебя. Я уже почти считаю ту страну своей. Я также понимаю, что жить постоянным ожиданием встречи невозможно, что у тебя здесь своя жизнь, а чувства давно угасли.

За столиком повисло молчание, Алестер смотрел на нее взглядом, который Ривке едва ли удавалось идентифицировать. Он был хмур и в то же время будто бы расстроен, и это она тоже понимала, Алестер слишком долго готовился к этому разговору, который уместился всего в паре ее сухих реплик.

— Скажи что-нибудь, а то я чувствую себя неловко, — она посмотрела на него исподлобья.

— Вообще-то я хотел предложить жить со мной в Дубае, меня переводят к Джиму, — сообщил он вовсе не то, что она собиралась услышать. — Я узнал об этом только сегодня и еще не успел это как следует обдумать, но первая моя мысль после известия была связана с тобой.

Ривка опешила: кажется, она малость переоценила свои дедуктивные способности и явно сказала лишнего, внезапно вылив на него всё то, о чем сама долго думала. Новая пауза в разговоре продлилась недолго, но она была стократ тяжелее предыдущей.

— Я, Ал, я решила, что ты…

— Хочу расстаться? — на его губах заиграла саркастическая улыбка, скрывающая обиду. — Это я уже понял. Ты сама-то не за этим ли прилетела в Лондон?

— Я прилетела повидать отца, — просто сказала она, ведь у нее и в мыслях не было, что этот разговор состоится так скоро.

— Так этот говнюк всё-таки добился своего? Что ж, учитывая, какие усилия он прилагал для этого, не мудрено, что ты сдалась.

— Даже не думай приплетать сюда Бена! — бросила Ривка строго, отодвинув тарелку, ведь аппетит совсем пропал. — Это рано или поздно должно было произойти, ведь я живу в Израиле, а ты здесь! Не говори мне, что не думал об этом.

— В отличие от тебя — нет, — еще более оскорбленно ответил Алестер; он, в силу своего характера, мог ответить либо сарказмом, либо обидой, и, похоже, эта обида оказалась для него горчее, чем можно было предположить. — И в отличие от тебя я думал о нашем будущем. В Дубае я смог бы тебя обеспечить, и со временем мы бы поженились, но, видимо, я переоценил собственные чувства, полагая, что ты все еще любишь меня.

Она промолчала, ведь вместо любви по отношению к нему осталась теплая дружба и не более чем чувство собственничества.

— Ал, прости, — Ривка тяжело выдохнула, понимая, что шаг назад делать уже поздно, да и имел ли он смысл, если она уже все для себя решила? — Я чувствую себя виноватой.

— Нет, не чувствуешь, — бросил он без особых интонаций. — Но сам я не виню тебя, наши жизни изменились, ты права, и я не вправе удерживать тебя насильно.

Он впервые говорил такие слова и, похоже, действительно был готов к такому исходу разговора. Алестер всё взвесил и, судя по всему, проигрывал ситуацию не раз. По его глазам Ривка могла прочитать, что он хочет нагрубить, но даже учитывая довольно резкий характер, сдерживался как мог. А она… она и впрямь не ощущала чувства вины, вот так подло разрывая шестилетние отношения, будто Алестер был всего лишь одним из ее одноразовых увлечений. Для нее это было не более чем неудобство, может и заставившее ее задуматься чуть глубже, чем прежде.

— Не хочу, чтобы мы расстались врагами, — Ривка положила ладонь на руку Алестера и внимательно посмотрела в его глаза; она была жестока, но не могла позволить дать слабину и себе, чтобы не продолжить затянувшиеся отношения еще на год или дольше. — Ал, мы никогда не будем чужими, мы ведь сможем остаться друзьями?

— Я в этом очень сильно сомневаюсь, — он отвел взгляд, и она буквально почувствовала, как что-то оборвалось в его сердце; затем он вызвал официанта и попросил счет, в то время как Ривка сидела молча, переваривая случившееся.

— Пожалуй, я немного прогуляюсь, — сообщила Ривка, не в силах больше выносить давящего молчания, когда они вышли на улицу; Алестер был как никогда мрачен, и всё то, что он хотел высказать, запрятал под замок плотно сжатых губ.

— Прошу, не звони и не пиши мне больше, — коротко попросил он, с усилием заставляя себя смотреть прямо в ее с виду равнодушные серые глаза.

— Я поняла тебя, — коротко ответила она, пряча неминуемую грусть расставания за сухой фразой. — Прощай?

Он только кивнул и сел в автомобиль, даже не предложив подвезти ее. Ривка, невзирая на его слова, все же ощущала некоторое угнетение — так бывает, когда близкий человек страдает по твоей вине. Но внезапно ее посетила мысль, что Алестер мог поступить так, чтобы сделать ее виноватой в расставании. Он же прекрасно понимал, что происходит в последние два года, и это конец. Да, он любил ее, но неужели он действительно думал перевезти Ривку в Дубай? А евреев разве пускают в ОАЭ? Хотя у Ривки был паспорт Соединенного Королевства… Она никогда не интересовалась, потому что не была там. Был ли это тщательно спланированный ход, чтобы разрушить отношения и сложить с себя вину, или же Алестер действительно чуть тронулся умом и просчитался на такой глупости, как политические и религиозные предрассудки двух государств?

Ривка медленно плелась по Бейкер-стрит по направлению одностороннего движения, намереваясь дойти до Гайд-парка и немного подумать в одиночестве. В пику её угрюмому настроению из-за туч выглянуло солнце, ослепив уже смирившихся с внезапно осенней погодой англичан. Ривка нашла в сумочке очки и спрятала глаза. Наверное, нормальная девушка бы заплакала, но только не она. С каждым шагом в ее душе грусть все больше замещалась пустотой, стирая эмоции. Яркое пятно желтого фургона курьерской службы DHL протекло мимо, завернув на Джордж-стрит, едва не окатив ее водой из лужи. Ривка была слишком погружена в свои мысли и, бездумно перейдя перекресток, даже не обратив внимание на наличие светофора или опасность поворачивавших автомобилей, устремилась вглубь, накапливая в себе злобу. Она злилась, ох, как она злилась на саму себя — от бессилия, от невозможности вернуть все назад, от того, что она одна виновата в угасании чувств, что Алестер мог стать мужчиной ее жизни… Но, по сути, оглядываясь назад, сказать, что она по-настоящему любила его со всей страстью и отдачей, было нельзя. Просто Ривка привыкла к его присутствию в жизни. Похоже, что она и вовсе никогда не была влюблена.

Намереваясь дойти пешком до Гайд-парка, она свернула на Оксфорд-стрит, пройдя мимо торгового центра и гряды двухэтажных красных автобусов, стоявших в пробке на перекрестке. Ривка, конечно, соскучилась по отцу, который наверняка уже направлялся к дому из галереи, но предпочла прогуляться. Домой идти не хотелось. В ушах звенела спокойная мелодия на иврите, языке, по которому она скучала даже спустя всего несколько часов после того, как вылетела из Бен Гуриона*. Дойдя до оживленного Камберленд-гейт, Ривка остановилась на светофоре, но не потому что заметила красный для пешеходов сигнал светофора, а потому что остановились и все люди.

Грустная мелодия, казалось, высосала из неё последние силы, притупив внимание, и внезапно повернув голову вправо, словно ощутив чей-то взгляд, она в нерешительности перестала дышать. На нее смотрел тот самый человек из такси, которого она видела по дороге в аэропорт. Ривка вдруг вспомнила, где видела его еще раньше — он действительно попадался ей на глаза пару раз за последнее время. Первый — месяц назад перед пробежкой, когда она ненароком выглянула в окно, увидев его возле магазина Мойши, второй — в окне супермаркета, когда стояла на перекрестке в пробке. Она бы не обратила на него внимания, если бы не его подозрительный взгляд в упор на нее. Ривка часто видела заинтересованные взгляды мужчин и никогда не придавала им особого значения, однако этот мужчина вовсе не выглядел озабоченным кобелем, он смотрел будто бы внутрь нее, в самую душу, и от этого взгляда по спине бежали мурашки. Теперь это не казалось простым совпадением.

…И Ривка сделала бесконтрольный шаг вперед, повинуясь обострившемуся чувству опасности, исходившему от этого человека. Музыку в наушниках перебил страшный гудок несущегося на нее автобуса. Кто-то попытался схватить ее за шиворот, но люди, стоявшие на перекрестке, отпрянули в самый последний момент. В серых глазах только успел отразиться ужас, следом раздался скрежет тормозов, и внезапно всё закончилось…

За длинным кузовом автобуса, баннер которого приглашал в тур по центру Лондона, ехавшим по встречной полосе, исчезла фигура девушки. Разбитый телефон с наушниками валялся на проезжей части. Движение остановилось. В толпе послышался гомон, кто-то вскрикнул. Автобус со свистом затормозил после пешеходного перекрестка, открыв взору напуганной толпы стоявшую на той стороне проезжей части девушку. На ее бежевой сумочке, валяющейся на проезжей части, остался след протектора шин.

Ривка смотрела на людей на той стороне дороги, из автобуса показались водитель и спустившийся со второго этажа экскурсовод, но побежали он отнюдь не к ней, а к тому месту на переходе, где должно было лежать ее бездыханное тело. Однако Ривка была жива и с непониманием смотрела на обескураженного водителя, крутящего головой из стороны в сторону в поисках жертвы ДТП, которая стояла целая и невредимая, ловя на себе взгляды случайных свидетелей едва не разыгравшейся трагедии. Каким-то немыслимым способом ей удалось не только успеть опередить автобус, но и молниеносно пробежать меж двух легковушек встречного по отношению к автобусу движения, скорость которых явно превышала допустимый для черты города предел.

Она посмотрела туда, где стоял человек, но его и след простыл, и сердце совершило еще более изощренный кульбит, ведь этот мужчина преследовал ее от самого Израиля. Кто он? Сталкер? Извращенец? Он хочет похитить ее с целью выкупа? Кто-то подобрал ее телефон и принес, вложив прямо в руки. Ривка едва ли слышала то, что говорят взволнованные люди, как кричит водитель автобуса, как останавливается полицейская машина и оттуда со свистком выскакивает полицейский, чтобы выяснить причину, почему зеваки столпились вокруг перепуганной до чертиков девушки…

* * *

Улетая обратно в Израиль всего через три дня после приезда в Лондон, невзирая на запланированные там две недели, она бесконечно звонила Бену, со страхом выдвигая все новые и новые причины преследования. Ривка более не могла поверить, что это простое совпадение, ведь этот человек все время смотрел прямо на нее, и взгляд его был воистину непонятным, как и цели.

В Скотленд Ярде над ней попросту посмеялись, отказавшись принять заявление по причине преследования, ведь с ней ничего не случилось. Да и она не могла дать точно описания внешности этого человека. Полиция могла бы проверить списки пассажиров всех рейсов, вылетевших в тот день из Израиля в Лондон, но они отказали, сославшись, что без дела не могут проверить конфиденциальную информацию. Тем более, никто не хотел иметь дело с дотошными израильскими авиалиниями El Al.

Прежде чем занять место в самолете, она выглянула в салон эконом-класса, но ничего подозрительного не заметила. Ривка вжималась в подлокотники на взлете и посадке, хотя вовсе не боялась летать, бортпроводники с подозрением поглядывали на ее нервное поведение, предлагали успокоительные, но она пила виски, купленный прямо на борту. Виски хоть капельку притуплял всеобъемлющее чувство страха.

Ривка предпочла вернуться в Израиль, невзирая на то, что впервые видела этого человека именно в Тель-Авиве. Там был дом, там была мама, дедушка и Бен, теперь, испугавшись чего-то, она могла пойти только к ним. Отец счел ее подозрения надуманными, хотя согласился, что подобные совпадения случаются крайне редко, а Алестер… Он исчез из жизни, и теперь стал последним человеком на Земле, к которому могла бы обратиться Ривка.

Аэропорт Бен Гурион, встретивший ее духотой, невзирая на работавшие в полную мощь кондиционеры, лишний раз напоминал, что теперь в каждом хареди или мужчине в деловом костюме впредь она будет видеть только его одного — преследователя.

Бен не узнал ее — всегда уверенную в себе девушку. Она стояла у третьего выхода, бесконечно озираясь по сторонам, и, только увидев его, вроде бы расслабилась и позволила себе передышку. Уже когда они проезжали станцию Хашалом, Ривка сумела даже заулыбаться и принять более привычный ее образу чуть надменный вид — нацепив очки, высунула локоть из окна. Бен протянул бутылку воды, наблюдая за тем, как она жадно пьет, явно перебрав с виски на борту, и улыбнулся.

— Если ты так волнуешься, то я мог бы переехать к тебе, — сказал внезапно он и тут же поправился: — На время, конечно же.

Она смерила его весьма саркастичным взглядом.

— То есть, ты хочешь, чтобы и тебе угрожала опасность? Нет, спасибо, могу и в полицию позвонить, и если что, ночью добегу до британского консульства, оно всего в пятистах метрах от меня, там всегда есть солдатики, которые смогут меня защитить, — она игриво дернула бровями.

Но Бен не оценил шутки юмора и продолжил все так же серьезно:

— Может, как говорит твой отец, это и впрямь совпадение? Ну, подумаешь, два человека случайно повстречались в разных уголках мира. Ты просто запомнила его лицо. Ты же этого Александра точно так же случайно встретила на ужине у ваших семейных друзей. Кстати, он не объявлялся больше?

— Нет, пропал с концами, — Ривка пожала плечами, ведь она и не вспоминала о его существовании с того самого вечера; подкрадывались сомнения, что и он сам, распознав в ней натуру весьма эмоциональную, решил не продолжать общение, а может и вовсе никогда не собирался. — Бен, между Эйлатом и Тель-Авивом триста пятьдесят километров, а между Лондоном и Тель-Авивом многим больше. И в Лондоне я также повстречала того человека дважды и едва не попала под колеса автобуса, между прочим, — на удивление спокойно ответила она, не раз продумывая всякие варианты развития событий. — Может, мама кому-то насолила? Фармацевтический бизнес ой какой непростой… Но она бы мне точно сказала, будь у нас проблемы. Хотя она может пока и не знать…

— По крайней мере, есть один плюс твоего возвращения в Тель-Авив, — Бен посмотрел на нее из-под солнечных очков и на секунду положил ладонь на ее колено, прежде чем вернуть на джойстик коробки передач и включить пятую — невзирая на бизнесс-класс автомобиля последней линейки ауди, Бен предпочитал механику и долго ждал, чтобы в Израиль доставили именно эту модификацию. — Твой день рождения мы отпразднуем здесь. Предлагаю снять люкс в Шератоне и устроить там тусовку с диджеем.

Ривка, казалось, обрадовалась смене темы разговора, но тут же снова приуныла.

— Через неделю мне двадцать семь.

— Вот это беда! — воскликнул наигранно он и цокнул, покачав головой, точно армянин на рынке. — Не ощущаешь похрустывание песка при передвижении?

Она бы непременно толкнула его в плечо, если бы Бен не сидел за рулем.

— Давай у перекрестка Бен Гуриона остановимся, есть хочу, — она облизнула губы, вспомнив о уличной кафешке на названном перекрестке, где подавали вьетнамскую кухню, а также вкуснейшие сандвичи с разнообразной начинкой.

— Мне казалось, в бизнесе неплохо кормят, — Бен с сомнением взглянул на Ривку, в глазах которой, словно в мультике, загорелись две маленькие тарелочки с рисом и лососем — ее любимым блюдом, подаваемым с мятой, приправами и острым соусом.

— Я ничего не ела в самолете, кусок в горло не лез. Но, увидев тебя, немного расслабилась и поняла, что зверски голодна.

 — То есть, при виде меня у тебя возникает лишь непреодолимое желание пожрать? — он засмеялся над собственной шуткой, остановившись на светофоре перекрестка Фришман и Дизенгофф.

Ривка взглянула на него с наигранной надменностью, сдвинув очки на кончик носа.

— Ну, иногда голод бывает другим.

Однако ее намек не вызвал у него улыбки. Бен свернул на улицу Бен Гурион и припарковал свою ауди на место вовремя уехавшего ситроена.

Пока они ждали заказ, Ривка быстренько сгоняла в соседний магазин за пивом — благо, правила кафешки, расположившейся прямо на улице в небольшом парке, не запрещали приносить алкоголь с собой — и, устроившись на вкопанном в землю деревянном кресле в позе лотоса, осушила полбутылки одним махом, наконец, довольно вздохнув. Только Бен мог видеть ее такой — не напыщенной снобкой, с вечно вздернутым носиком стоящей у бара фешенебельного клуба, выбирающей жертву на предстоящую ночь, а простой девушкой, которой не чужды такие вещи, как выйти в магазин в разношенных трениках и с петухами в неопрятном пучке. Или, как сейчас, сидящей, закинув ноги на кресло в людном месте, склонившись над большой тарелкой, с аппетитом хрумкающей соевые ростки, запивая большими глотками дешёвого израильского пива Голдстар, которое она считала самым вкусным. Ривка была живой.

Пока она зазевалась, наслаждаясь первым хмелем, Бен стащил у нее тарелку, правда, тут же получил легкий подзатыльник, не успев съесть и ложки.

— Свое закажи, — весело сказала Ривка и набросилась на пищу с еще большим рвением.

— Пойду слона забью, вдруг ты не наешься, — отшутился он и спросил: — Так что будешь делать на день рождения?

* * *

Сбежав от шумной хмельной компании и устав от поздравлений, не менее хмельная Ривка отправилась поближе к кромке моря, чтобы прогуляться и помочить ноги в спокойной прохладной воде. Ее сложная прическа из-за ветра уже превратилась в воронье гнездо, волосы назойливо липли на лицо. Избавившись от невидимок, она выбросила их в урну возле вышки спасателя и, скрутив волосы в жгут, закрепила под бретелькой платья. Как и предсказывал Бен, ее день рождения стал сборищем местных тусовщиков, половины имен которых Ривка и не помнила, но вместо пентхауса в Шератоне она сняла веранду ресторана при отеле Ренессанс на Гордон бич. Бутылка шампанского в её руке привлекала внимание встречных парочек, гуляющих по берегу, не меньше, нежели неприличное декольте длинного красного платья, завязанного узлом на бедрах, чтобы не искупать подол в море. Туфли она оставила где-то под столиком, и даже если их подберет какая-нибудь шустрая официанточка, то Бог с ними, они все равно жутко натирают ноги, а до дома тут и пешком рукой подать.

— Да, я пьяна, и что с того? — пробурчала она вслед перешептывающейся парочке, прошедшей мимо и, не удержав равновесия, будто русалочка Ариэль, только что получившая пару ног, шлёпнулась на влажный песок, едва не расплескав шампанское. — Моя маленькая, ты цела, — она приложила холодную бутылку к щеке и завыла заупокойную песню.

Подол платья развязался и мокрой тряпкой лег на песок. Ривка, пошатнувшись, встала, убедившись, что мало того, что ее платье окончательно вымокло, так еще и руки оказались в мелком песке, просто смахнуть который было невозможно. Она выжала платье и, подойдя к спасательной вышке, примостилась на перекладину, глядя вдаль, туда, где ночное море сливалось с горизонтом. Огоньки проплывающих яхт переходили в звезды чистого без единого облачка неба.

— Ребекка, — позвал негромкий мужской голос, показавшийся слуховым обманом сквозь шепот волн.

Она подняла взгляд. Рядом стоял человек, свет набережных фонарей падал из-за его спины, поэтому лицо мужчины было практически невозможно разглядеть.

— Я скоро подойду, — решив, что это один из случайных тусовщиков, вписавшихся на ее вечеринку, сообщила она. — Сейчас, немного протрезвею…

— Шампанское тебе в этом вряд ли поможет, — он оказался напротив и легко отобрал бутылку.

Узнавание пришло не сразу, а по мере фокусирования взгляда на мужчине Ривка едва не завалилась назад, увидев перед собой того самого человека, что преследовал ее в Лондоне и Тель-Авиве. Она пискнула и подскочила на ноги, будто и не была пьяной. Единственная мысль, посетившая ее в тот момент — бежать, что она и сделала. Спотыкаясь на песке, Ривка рванула к набережной, услышав вдогонку лишь негромкое «подожди, я не причиню тебе вреда».

Задыхаясь от кросса, она ожидала, что ее вот-вот схватят сзади, но преследователь стоял на том же месте с ее бутылкой шампанского. Это лишь заставило ее ускориться и поскорее найти более людное место. В ночное время на всей протяженности пляжа работал лишь только один Макдональдс, находившийся по ту сторону шоссе. Она ринулась туда, чтобы вызвать полицию, ведь ее телефон вместе с сумочкой находился у Бена, которому она перед побегом на пляж соврала, что идет в уборную. Как назло по пути не попалось ни одного человека, и Ривка на заплетающихся ногах влетела по лестнице к двери кафешки, надеясь найти хоть одну живую душу. За кассой никого не оказалось, зато возле окна сидел человек спиной к ней, на его столике стоял стаканчик с кофе.

— Вызовите полицию! — с порога набросилась она на парня, который немного лениво обернулся. — Ю… Юваль? — удивлению ее не было предела, ведь перед ней сидел сын Коэнов, что-то забывший в Макдональдсе на берегу моря посреди ночи. — Юваль, как хорошо, что ты оказался здесь! Меня преследуют, мне нужна полиция!

— Присядь, Ребекка, успокойся, — без особых эмоций попросил он и ладонью указал на стул напротив.

Не зная почему, но Ривка повиновалась, наконец, почувствовав возможность перевести дыхание. Она посмотрела в его карие глаза, увеличенные диоптриями прямоугольных очков.

— Телефон, — требовательно произнесла она, положив руку на стол ладонью вверх.

— Тебя никто не преследует, Ребекка. Успокойся, не нужно звонить в полицию, — спокойно и убедительно сказал Юваль.

Ривка вдруг ощутила тревожный звоночек. Она выглянула за окно и остолбенела от ужаса, по лестнице к ним поднимался тот самый человек с пляжа.

— Ты что, заодно с ним? — взглядом она нашла служебную дверь на кухню, где наверняка располагался второй выход на улицу, но встать не успела, потому что Юваль плотно прижал ее руку к столу.

— Успокойся, тебе никто не причинит вреда. Все нормально, верь мне.

Но ее сердце, норовившее выпрыгнуть из груди, было объято страхом, теперь она смотрела только на главный вход, где появился тот мужчина.

— Юваль, что происходит? — голос Ривки дал слабину.

— Яниф, возьми кофе, ей нужно протрезветь.

Тот только кивнул и подошел к кассе, окликнув кого-то вне поля зрения Ривки.

* * *

1. Харедим — религиозное сообщество иудеев или его представитель.

2. Сап — большая доска для серфинга, отличие от обычной в том, что помимо передвижения по волнам, стоя на сапе, можно дрейфовать в море, используя весло для руления и движения.

3. Бен Гурион — международный аэропорт Израиля, расположен недалеко от Тель-Авива.