Ушедшая без благословения (гет)

Властной и торопливой поступью король Рохана покинул главный зал, чтобы отдать распоряжение немедля начинать сборы. Эовин со слугами и осиротевшими детьми ушла вслед за ним, и стража захлопнула широкие двери. Гэндальф, негодуя, стукнул посохом.

― Судьба Рохана висит на волоске, и когда нужно дать бой, король бежит в горы!

Арагорн задумчиво выпустил колечко дыма в пропитанный жареной свининой воздух и зажал губами мундштук. Ему, как и всем нам, тоже не по душе побег в Хельмову Падь.

― Коли так велит король, ― ответил он, ― мы бессильны.

― И должны либо подчиниться, либо идти своей дорогой, ― продолжил Леголас, не отходя от высокой расписной колонны, скрестив руки на груди и на последних словах смерив меня взглядом.

― Боюсь, даже такого выбора у нас нет, ― у Гэндальфа тяжелел взгляд и седые густые брови хмурились. Его лицо выражало беспокойство. ― Воля короля сильна, но я переживаю за него.

Это же беспокойство передалось и мне, когда он глянул на меня остекленевшими глазами.

Выдох. Вдох.

― Мы… ― меня перебила переливчатая отрыжка. Я зыркнула в сторону наворачивающего за обе щеки яствами Гимли. ― …поможем ему выстоять в трудный час.

Гэндальф обеспокоенно хмыкнул и выдохнул в бороду.

― Они помогут, ― вдруг заговорил он. ― А ты поможешь мне.

Пока я, растерянная и растерявшая разом все слова от совершенно внезапного решения, недоуменно хлопала глазами, Гэндальф успел поравняться со мной.

― Я просил приготовить тебе коня.

Я нервно затрясла головой в несогласии.

― Погоди… почему я? Чем я помогу, ведь... ― прикусив язык, я умолкла. Глаза наши встретились. И я окончательно убедилась в своем предположении. ― Ты отводишь меня дальше от земель Рохана.

Естественно, где как ни здесь простиралась опасная своей близостью граница с Изенгардом. Саруман!

― Для твоего же блага. Так будет правильней, ― согласился он.

Я печально ухмыльнулась.

― Разве это благо? Вечно укрывать меня под своим балахоном? ― не выдержала я, готовая чуть ли не за волосы хвататься от грянувшего удушливой волной отчаяния.

― Никому неведомо, как далеко зашло его коварство. Если донесут о тебе, не сомневаюсь, он начнет тебя искать, а когда найдет — попытается вернуть.

― Ну и пусть, ― решительно ответила я. ― Мне надоело бегать.

Он шумно выдохнул.

― Я знаю, ты хочешь суда. Я тоже. И он свершится. Саруман поплатится за каждую свою напасть, за каждый дюйм сожженной земли, за собственное самолюбие, что затмило ему разум…

Мы еще громко перешептывались, за спиной Гэндальфа я отчетливо видела, как Гимли приутих, не клацая косточкой, как Леголас встал вполоборота ближе, точно боялся не уловить своим идеальным эльфийским слухом каждое наше слово. Они выжидали, и лишь понурая голова Арагорна говорила о том, что он погружен в свои заботы.

От шершавых пальцев со сладчинкой запахло табаком и душицей, когда Гэндальф бережливо коснулся моего сникшего лица.

И я сдалась.

― Но сейчас я прошу составить мне компанию. А то, знаешь, старца одного за порог лучше не пускать, ― мягко закончил Гэндальф и только хотел было шагнуть за мной следом, как обеспокоенный чем-то Арагорн перегородил ему путь.

― Гэндальф… ― с трудом я могла расслышать его шепот, тихий голос словно утопал в бороде, не доходя до моих ушей.

Многозначительным кивком меня отправили вслед за остальными на конюшню, быть готовой к скорому отъезду.

Я хмуро закрепляла ремешки в седле.

― Вот, держи на дорожку, ― Гимли протянул небольшого размера мешочек и поймал мой удивленный взгляд. ― Проголодаешься если. Хлеба кусок и сыра немного.

Ох, мой милый-милый гном!

Как же тебе удается вмиг поднять настроение?

Я улыбнулась так широко, насколько позволил мне собственный рот, и нагнулась за моей будущей трапезой, в конце ткнувшись ему в заросшую щеку с поцелуем благодарности.

Гном краснел. Подошедший только что эльф стремительно бледнел. Никогда еще не видела у него таких круглых глаз.

― Я… Я… ― гном пытался сосредоточиться. Не выходило.

― Спасибо за заботу, Гимли, ― ответила спешно я, цепляя мешочек, исходящий ароматом свежеиспеченного хлеба. Ткань не успела остыть, еще теплая, как и хрустевшая на ощупь корочка теста, завернутая в ней.

Теперь есть захотелось.

― Крошка! ― наконец оклемался гном. ― Тебе питаться надо! А то ж скоро ветром начнет сдувать!

Я досадливо улыбнулась, осознав, как мне будет не хватать его своеобразных манер, его героического авантюризма. Его непристойных шуточек и перепалок... И вдруг я вспомнила про эльфа, стоявшего совсем близко и до странного приунывшего.

― Ну, а ты мне что-нибудь скажешь напоследок? ― я сверкнула глазами на Леголаса. ― Или эльфам не пристало прощаться с детьми?

Он поднял на меня такой взгляд... Что это в его глазах? Не верю… Неужто… грусть?

― Тебе не место здесь.

Как молотом по наковальне прозвучали порывистые слова, отчего я невольно съежилась. Но я не смела вспыхнуть. Его печальное и одновременно сердитое лицо гасило любые порывы.

― Каждому суждено встретить свой страх. Сторониться его и ждать удара неизвестно откуда — нет, с меня хватит. Ради того, чем дорожишь, стоит бороться. У меня не меньше причин воевать. Возможно, даже больше, чем у остальных.

Послышались быстрые шаги. Через секунду у меня сердце в пятки ускакало, когда мимо пролетели в спешке, ослепляя, белоснежные одеяния, приближавшиеся к грациозному Сполоху.

― Ждите меня на пятый день. С первыми лучами солнца с востока, ― глубоким голосом предупредил Гэндальф, воссев на скакуне.

Но… что значит «меня»?! А я?

Уточнить мне не позволили. Что уж там, даже пискнуть не дали.

Он с места пустил белогривого коня в галоп, не повернув и головы в мою сторону, словно вовсе позабыл о моем существовании.

Пустота поселилась в душе. Словно что-то оборвалось во мне, когда блеснула на краю горизонта белое пятнышко, растворяющееся в лазурном мареве. Снова я осталась наедине с дырой в своей голове.

* * *

Все собирались в дорогу, разбирали оружие и спускались к воротам. Старинные гобелены, что украшали холодные стены, в безмолвии рассказывали мне историю ушедших веков. Я прошла вдоль стройных колонн, под сводами которых клубилась сизая пыль, пронизанная яркими стрелами солнца, неспешно приблизилась к одному из стенных ковров и осторожно дотронулась до него. На нем был изображен молодой воин на белом коне. В пенистом речном потоке стоял по колено конь и раздувал чуткие ноздри.

― Предчувствуешь близкую битву? ― спросила я у изображенного животного, и эхо разлилось по пустынному залу.

― Это Юный Йорл перед сражением у Келебранта, ― негромко поведал женский голос за спиной. Встрепенувшись, я обернулась и тут же облегченно выдохнула. Рядом встала Эовин с тканевым свертком в руках. По-прежнему в ее медовые волосы вплетены золотые ниточки, сформированные единым головным убором, обхватывающим лоб. Черноту гладкой ситцевой ткани, в которую затянуто безупречное тело, оттеняло огромное количество золотой вышивки, в особенности на шее, где висела золотая массивная цепь с кулоном и брошью. Она не успела переодеться.

― Разве вы не должны быть рядом с королем? ― уточнила я, отмечая, как же достойно девушка выглядит. Как и подобает племяннице короля. Несмотря на траур.

― Должна, ― кивнула сухо та в ответ. ― Но… Перед этим я хотела бы преподнести вам подарок.

― Мне?

Она, наклонив голову немного вниз, приподняла мешковатый сверток, удерживаемый по обе стороны руками, и распахнула край бархатной ткани. Блики солнца задели рукоять.

― Я слышала сказанные вами слова возле конюшни. Простите, мне не следовало подслушивать, но ваша храбрость задела мое сердце, и я разделяю ваше пылкое стремление обнажить меч перед врагом. К сожалению, я не могу похвастаться такой безграничной свободой, какой владеете вы, поэтому могу только подарить то, что послужит в битве.

― Эовин… ― протянула я растерянно. ― Я не в праве...

― В праве. Мечи создают для войн, а не для пылящихся ножен, ― возразила она и стянула ткань, с шорохом скользнувшую и рухнувшую скомканной горкой подле ее ног. Теперь в ее руках был только резко сужающийся к острию клинок с верхней широкой частью, глубоким долом и круглым, посеребренным навершием.

― Это щедрый дар, ― склонила я учтиво голову. ― Но я приму его с одним условием.

Эовин взволнованно посмотрела на меня.

― С каким же?

― Больше ко мне на «вы» не обращаться.

И я подмигнула ей, завидев впервые на ее прекрасном лице пусть и бессильную, едва различимую, но улыбку.

Так тихо. Тишина гуляла между вековыми стенами дворца подобно ветру, западая в каждую трещинку или выщербленный камень. Она нагоняла на меня неестественную тоску.

В опустевшем тронном зале я стояла почти что неподвижно, облитая утренним солнечным светом, что падал на мою спину из ажурного окна. Поселилась горькая улыбка на лице — наконец-то проявило милосердие зенитное светило, даря столице коневодов свои теплые и ласковые объятия. Но они остались никем незамеченными. Разве только мной, заприметившей вдруг несущиеся словно по воздуху длинные копья мимо окон, а под ними слышалось неуемное ржание коней и беспокойный ропот. Рохирримы собирали провизию в долгий путь, а вдалеке я видела, как мельтешили простые жители. Еще немного времени. Не больше часа — и тишина утопит в себе уже не дворец, но весь город, и солнечные блики будут падать лишь на обезлюженный холм.

― Твоему упрямству позавидовали бы гномы, ― услышала я сзади. ― И дерзости тоже.

Я узнала его обладателя, голос его, напомнивший мне тихий рокот горного ручья, выражал укор. Сердце начало бешено подпрыгивать, но виду я не подала. Что тебе опять надо от меня?

Я сердито взмахнула заостренным даром Эовин, и наконечник замер, смотря точно в позлащённый потолок. Затуманенный взгляд моего двойника, запертого в начищенном до блеска лезвии, блуждал по лицу, что-то с неуемным интересом рыскал в миллиметрах бледной моей кожи, словно нащупывал слабые места, а после кинулся за спину. Высокие колонны, украшенные старинными гобеленами стены… стройный силуэт. Отвернулась, когда встретилась с его испытующими глазами.

Новый взмах мечом. И еще.

Приятной тяжестью стали наливаться мышцы, они натягивались струной и застывали в напряжении, когда согнутые руки останавливались в воздухе. «Ты и я —одно целое», — повторяла я, как заклинание, запечатывая намертво оружие в своих ладонях, заговаривая гладкую рукоять так, чтобы та никогда не смела выпасть, чтобы сковала мои пальцы вечными нерушимыми цепями, не позволяющим разжать фаланги.

― Намиерэль, ― мои приоткрытые глаза в испуге распахнулись. Леголас впервые звал меня по имени. Из его уст оно звучало так легко, так естественно.

Нет… не хочу слушать. Не хочу думать. Оставь меня!

Но из меня не вырвалось и слабого стона, даже когда послышалась приближающаяся поступь. Леголас шел ко мне, а я понятия не имела, что предпринять… или сказать. А когда скупые слова скопились на языке, говорить было уже поздно.

― …рэль, ― мои пряди на затылке колыхнулись от рваного шепота и горячего дыхания.

― Леголас, ― не то. Совсем не то хотела я сказать. Но на что-либо другое не хватило сил.

― Ты не готова. Одумайся. В тебе говорит месть.

Я скрежетнула зубами. Как же он не понимает?!

― Во мне говорит справедливость, ― твердо ответила я и вновь закрыла глаза, чтобы не видеть отражение глубоких, как озера, его глаз.

― Твою душу рвет на части холодный страх. Ты боялась причинить другим боль. Боялась быть безвольной рабыней. Боялась тех глаз.

― Откуда…

Мои глаза округлились.

― Ты подслушивал разговор с Арагорном!

― И сейчас боишься. Своей горячей неясности, ― Леголас говорил жестче, будто нарочно делая ударения там, где не следовало.

― Довольно, ― взмолилась я.

― Потому ты сейчас особенно уязвима чарам Сарумана. Ты угодишь в заготовленную им ловушку и спастись уже не сможешь.

Мне был невыносим его голос, невыносимы эти слова, схожие с горстками острых камушков, кинутых в лицо.

Злюсь, злюсь до такой степени, что готова раскурочить этот зал и вырваться наружу подальше от испепеляющей обиды. Ресницы стремительно становились влажными, в глазах едва удерживалась пелена влаги, грозясь облить щеки горячими слезами.

― Он сделает тебя своей, использует и, когда наиграется, выбросит, ― молчи, молчи, молчи! ― А потом убьет!

Я вспыхнула, как огонь. С рвущим меня на части гневом я развернулась к Леголасу, чтобы хорошенько пришибить его кулаком, но этот же гнев выбил из моей головы, насколько ловкими являются эльфы, и разрезала ударом я только воздух над белобрысой макушкой. Не успела охнуть, он перехватил мою вытянутую руку. А я, не придумав ничего более эффективного, прыгнула ему на ногу.

― И это все? ― с вызовом и насмешкой бросил он. Треклятый эльф! Ни один мускул на лице его не дрогнул, словно на ступню пушинка упала. Не передать словами, как меня бесило его превосходство. Развернувшись к нему спиной, замахнулась вбок другой рукой, что удерживала плотно рукоять. Гулкий лязг стали забился в уши. Почудилось, даже искры взлетели салютом, когда мой меч схлестнулся с одним из его кинжалов. Раздраженный толчок спиной в эльфийскую грудь тут же подарил свободу от хватки его сомкнутых тисками пальцев.

Вновь встала к нему лицом и чуть воздухом не подавилась при виде самодовольной усмешки, с какой он смотрел на меня. Леголаса откровенно раззадоривала наша схватка, а во мне закипала буйная кровь. Раздалось еще одно лязганье — другой кинжал. Клинки отскакивали от меча столь же изящно, уверенно и необычайно легко, сколь и эльфийское тело уклонялось от меня. В каждом своем грациозном и расслабленном движении Леголас был непередаваемо пластичен, мягок, как кошка, неуязвим и одновременно до странности устойчив.

Мои удары не приносили никакой пользы! Почему он настолько потрясающе владеет кинжалами? Своим телом? Промахнись. Оступись. Хотя бы один раз! Но блестящее маневрирование ни разу Леголасу не изменило, и вскоре скрещенные над головой кинжалы встретились с мечом.

Мы замерли в короткой передышке. Уверена, в ней этот дурак не нуждался, но мне она была крайне необходима.

Я смотрела в его глаза. И в них видела себя, свои глаза.

У нас до смешного такие одинаковые взгляды. Оба искрометные. Насквозь проницающие друг друга.

А затем все роковым вихрем понеслось против меня. Все было настолько стремительно, настолько колоссально и бушующе, что я не успела опомниться, как под внезапным напором его рук мои собственные стали до безумия непослушными. Из их ослабевшей хватки рукоять молниеносно выпрыгнула, и лезвие переливчато брякнуло, исходя мелкой дрожью на полу. Еще какой-то жалкий миг…

Между лопатками нещадно затрещало, когда меня впечатали спиной к колонне сильными руками, заведя мои над головой.

Моя грудь резко вздымалась. Не хватало воздуха, и я пыталась утолить свою жажду, глубоко дыша. Колотила крупная дрожь. Рывок в сторону. В другую. Бесполезно, меня не выпустят, пока я не успокоюсь.

― Грубовато, не находишь? ― отдышавшись, произнесла я, с недоброй улыбкой неотрывно глядя в глаза Леголаса. Он вжал меня еще сильнее.

― Будь я врагом, ты была бы уже мертва, ― слышала я чуть ли не в обветренные губы. ― Перед смертью ему то же самое скажешь?

Я вздернула гордо подбородком.

― Там видно будет!

Он резко скакнул назад и пылко воскликнул:

― Antolle ulua sulrim!*

Непонятное наречие вдруг резануло нещадно слух, и по какому-то наитию я брякнула в ответ:

― Auta miqula orqu!**

Что за?!

Что он сказал?.. А я-то что ляпнула?! Что вообще произошло?

У меня ноги в пол вросли. Застыла ошеломленной. Боюсь. Леголас тоже не колыхнулся с места. Стояли, как два идиота, и удивленно хлопали глазами друг на друга, пока кто-то слишком близко не зашелся добрым смехом, отвлекая нас от занимательного дела.

― Орку? Да чтоб его, этот эльфийский! Ничего не разберешь. Переведи мне! ― неуемный Гимли локтем подпихивал хохочущего Арагорна. ― Ну переведи часть про орку!

Да-да, и мне, пожалуйста, заодно!

_____________________

* Antolle ulua sulrim! (син.) — много ветра летит из твоего рта!

** Auta miqula orqu (син.) — ищи поцелуя орка!