Упивающийся мщением (джен)

Чучельника он поймал за десять дней. За три дня вычислил отравителя детей, дело которого Джек принёс ему после. Тридцать пять часов (подряд, он не спал) ушло на то, чтобы найти каменный карьер, где геолог хоронил заживо своих интернов. Геолог страдал клаустрофобией, и на эти тридцать пять часов Уилл перенял его фобию; он боролся с убеждением, что прутья камеры ввинчиваются ему в тело. Но это его только подстёгивало.

Он раскрыл дело так быстро, что Джеку удалось спасти двух жертв до того, как они задохнутся. Крепко прижимая к уху телефон, Беверли передала хорошую новость Уиллу, Прайсу и Зеллеру, собравшимся в импровизированном оперативном центре, которым стал коридор, примыкающий к камере Уилла. Всеобщее облегчение было таким явным, что граничило с истерикой. Прайс, опьянённый успехом, всем по очереди дал «пять». После секундного колебания он дал «пять» и Уиллу через решётку — и как же довольно заулыбалась при этом Беверли! Даже Зеллер, в кои-то веки, не выглядел так, будто его заставили прийти под дулом пистолета. Благодаря эффективной работе Уилла вся команда вновь была на его стороне, и рабочая атмосфера приобрела прежнюю лёгкость. Да, Прайс иногда сильно нервничал, если другие заключённые были в настроении покричать, а Зеллер старался общаться с Уиллом как можно меньше, но по большей части раскол был преодолён. Если бы не тюремный комбинезон и решётка, Уилла легко можно было принять за члена их команды.

Прайс и Зеллер собрали своё оборудование. Они сказали, что им нужно быть в Квантико завтра рано утром, а до этого успеть вздремнуть, но Уилл знал, что они собираются отпраздновать раскрытие дела за бутылочкой пива ближайшем баре. Он ожидал, что Беверли отправится с ними, но вместо этого она повернулась к нему и сказала:

— Знаешь, чего мне сейчас хочется? Свинины Му Шу.

И через двадцать минут она уже шагала назад по коридору с пакетом, полным еды из китайского ресторана.

— Курьер был в ужасе! — ухмыльнулась она. — Побелел как полотно.

За ней шёл Барни.

— У нас есть карточный столик в комнате для персонала, — предложил он. — Хотите, принесу?

— И так нормально. — Беверли села по-турецки прямо на пол. — Эй, Барни, хочешь курицы с брокколи? У меня лишняя порция.

— Спасибо, но мне нельзя. Я на работе.

Беверли театрально закатила глаза.

— Да ладно тебе. Хоть яичный рулет возьми.

Барни явно боролся с собой.

Уилл тоже уселся на пол, напротив Беверли, и она уже просовывала ему коробку через решётку.

— Поешь чего-нибудь, Барни, — сказал он. — Ты и так уже нарушил протокол, позволив мне это. — Он пощёлкал палочками для еды.

Барни взял себе яичного рулета, а Беверли, посмеиваясь, спросила Уилла:

— Что ты будешь с ними делать? Выколешь кому-нибудь глаз?

— Такое не входило в мои планы, — ответил тот, — но могу случайно выколоть себе.

В последние полчаса он так много улыбался, что лицо начинало болеть. Он не помнил, когда в последний раз чувствовал себя настолько нормальным. Точно задолго до заточения здесь.

Барни ушёл продолжать обход, а Беверли с Уиллом остались там же, где были: сидя на полу и склонив друг к другу головы, обменивались коробками с едой через решётку.

— Спасибо, — проговорил Уилл с полным ртом лапши.

— Не за что, — ответила Беверли. — Выбирай кухню, а я позабочусь о доставке. Всё лучше той размазни, что подают здесь.

— Это да, но я говорил не о еде. Благодаря тебе, я почувствовал себя… таким обычным, что ли.

— Из-за меня ты чувствуешь себя обычным? — Она хмыкнула. — Вот так комплимент.

— Я надеялся, что прозвучит как комплимент…

— Да знаю я.

Она ухмыльнулась. Он улыбнулся в ответ.

— Не благодари меня за то, что я отношусь к тебе как к своему коллеге, — сказала она. — Ты и есть мой коллега. Который, кстати, чертовски хорош в своём деле. Нет, правда — последние пару недель ты был просто в ударе. Если бы я сделала то, что сделал ты, мне бы официальную благодарность объявили, а может, и премию дали.

Уилл пожал плечами.

— Мне теперь очень легко сосредоточиться. У меня же здесь нет никаких других дел.

Беверли махнула палочками, указывая куда-то Уиллу за спину.

— У тебя есть это. Чем бы оно ни было. Кстати, что это?

Уилл понял, что она имеет в виду его улики, и в горле неожиданно образовался ком. До этого момента агенты ФБР старательно игнорировали фотографии на стене — Джек обводил камеру глазами, словно там ничего и не было, — но Беверли была несвойственна подобная тактичность.

— Мне нельзя об этом говорить, — тихо сказал он, глядя в коробку с обедом.

— Кто сказал?

— Джек сказал.

Беверли поджала губы.

— Ясно. — Но она продолжала смотреть ему через плечо. — Знаешь, у меня тоже такое было. В старших классах. Только у меня были фотки Курта Кобейна. Я вырезала их из всех журналов, где его видела. А по ночам лежала и смотрела; мне нравилось представлять, что он наблюдает, как я засыпаю.

— Жуть какая. Если бы это был Джим Моррисон, я бы ещё понял…

От неожиданности она смешно фыркнула, и он усмехнулся в ответ. Уилл сам удивился, что его не коробит от такого сравнения его улик с коллажами журнала «Все звёзды». Он даже почувствовал какое-то извращённое облегчение, насмехаясь над своим единственным шансом на спасение.

Беверли помахала палочками, будто отгоняя собственную смешливость, и посерьёзнела.

— Ладно, понятно. Только дело вот в чём. Когда ты лежишь на койке, эта стена не попадает в поле твоего зрения, ты не можешь их увидеть. А днём ты либо сидишь за столом, либо общаешься с посетителями — то есть туда не смотришь.

Уилл почувствовал, что его профилируют, и был этому не рад.

— Свинину доедать будешь? — изменившимся голосом спросил он.

Но от Беверли было не так просто отмахнуться.

— Я серьёзно, Уилл. Ты же эту психовыставку не для себя соорудил, так? А для нас.

Он притворился, что никак не может поймать палочками упрямый кусочек свинины.

— С чего бы мне это делать?

— Потому что ты знаешь, о чём думают люди, когда на тебя смотрят. Ты знаешь, что они думают… ну, об этом. Так ты бросаешь им вызов, да?

Уилл жевал как можно медленнее, откладывая ответ.

— А ты смотришь на меня иначе?

— Раз уж ты затронул эту тему, то да. Я смотрю на тебя как на негодяя, сожравшего мою свинину! — Она заговорщически улыбнулась. — Планируешь что-нибудь особенное на свой день рождения?

Он моргнул, сбитый с толку.

— Мой… что?

— Тринадцатого, да? На следующей неделе.

— Ох. — Он потёр лицо. — Забыл. Здесь совсем теряешь ход времени.

— Это точно. Так что будешь делать?

— Э-э… да как обычно, ничего принципиально нового. Проснусь. Почитаю. Посижу прикованный на сеансе психоанализа. Посчитаю трещины в штукатурке.

Беверли наморщила лоб.

— Это ужасно. Мы тебе этого не позволим.

— Выбор у меня невелик, Бев.

— Чем бы ты хотел заняться, — спросила она, расправив плечи, — если бы мог делать что угодно? Опиши мне свой идеальный день рождения.

«Я бы поймал Ганнибала Лектера, — подумал Уилл. — Я бы заглянул ему под маску и увидел монстра. Я бы смотрел, как он гниёт в этой самой клетке, где сейчас сижу я».

— Опиши свой, — ответил он.

— Ну, это просто. — Беверли вскинула кулак. — Вегас, детка!

Уилл поднял брови.

— Что? — воскликнула она и добавила, защищаясь: — Я люблю Вегас. Пусть это и попсово, но еда просто фантастика, и мне всегда идёт карта. Не хочу хвастаться, но я просто гений в покере. Играю с друзьями раз в неделю и выигрываю все их деньги. Они меня ненавидят. — Она улыбнулась воспоминаниям, а потом поглядела на Уилла. — Мне кажется, из тебя вышел бы хороший игрок в покер.

Он подумал.

— Я средне играю. Вижу, когда люди блефуют, но, говорят, у меня самого всё на лице написано. Многие говорят.

Беверли ухмыльнулась.

— Я должна это увидеть. Мы как-нибудь сыграем. Но ты увиливаешь от ответа. Идеальный день рождения! Ну же, наверняка ты думал об этом.

— Я… — Уилл и правда не знал, что ответить. — Думаю, я… я бы съездил… домой.

Он умолк, потому что не мог придумать ничего лучшего.

Момент был неловкий, и стал ещё хуже, когда у Беверли заблестели глаза.

— Да… — с усилием проговорила она. — Да, наверное, ты очень этого хочешь.

Потом они открыли свои печенья с предсказанием, и настроение улучшилось.

— «Ты рисковый человек», — прочитала Беверли.

А у Уилла было: «Ты кое-кому нравишься», и почему-то от этого они оба разразились смехом.

Это был долгий день.

* * *

Беверли зашла к Уиллу в день его рождения, хотя они не работали ни над каким делом. Она принесла ему MP3-плеер, куда были загружены все альбомы The Doors, и колоду фирменных карт от Playboy. От последних Уилл, конечно же, пришёл в ужас, но на самом деле был счастлив, прекрасно понимая, что Беверли подарила ему не просто вещи, а свою дружбу.

Не только Беверли решила сделать ему подарок на день рождения. Целый батальон охранников конвоировал Уилла в Кофейную комнату, где, как он был уверен, его ожидало что-нибудь особенно садистское от Чилтона, решившего таким образом «поздравить» своего пациента.

Но, прежде чем покинуть комнату, Барни сообщил, что скоро подойдёт Алана Блум.

Уилл вздохнул, однако не от облегчения. Если это Алана, то она наверняка приведёт с собой Найджелу Карим, заготовившую очередную жуткую речь о том, как выгодно ему будет объявить себя в суде сумасшедшим.

Из коридора донёсся ряд странных звуков. Металлическое бряцанье, шорох и ритмичный цокот. Наверное, какого-то пациента вели на процедуры.

Через мгновение в комнату зашла Алана, но на буксире у неё была не Карим. Она привела Винстона.

— С днём рождения, — сказала она.

У Уилла вырвался тихий вскрик радости. Увидев хозяина, Винстон возбуждённо запыхтел на всю комнату. Алана держала его на коротком поводке, но пёс упорно пытался вырваться и прыгнуть на Уилла.

— Мне нельзя cпускать его с поводка, — виновато сказала Алана.

Сегодня Уилла приковали не наручниками к столу, а прикрепили цепь к кожаному ремню на талии, поэтому он поднялся — охранники сразу же напряглись — и прошаркал к своим гостям. Уилл встал на колени, и Винстон кинулся на него, обнюхивая и облизывая. Пёс был очень взволнован из-за того, что был на коротком поводке в незнакомом месте, но Уилла узнал. Наконец хоть что-то знакомое.

— Привет, малыш, — сказал Уилл. — Привет, привет… Да, это я. Какой ты! Как же я рад тебя видеть. — Уилл с усилием сморгнул и лишь затем встретился взглядом с Аланой. — Он хорошо выглядит.

— Он скучал по тебе, — ответила та, улыбаясь слишком широко; губы у неё дрожали.

— Я тоже по тебе скучал, — прошептал Уилл Винстону. — По тебе и по твоим братьям и сёстрам. — Он погладил его, обхватил руками морду и посмотрел в выразительные глаза. В наручниках было трудно сделать что-нибудь ещё. Винстон подозрительно обнюхал цепочку.

— Да, — вздохнул Уилл, — я тоже на поводке.

Опустившись на колени рядом с ними, Алана провела костяшками пальцев Винстону по спине. Минуту они сидели рядом и вместе его гладили.

— И как Чилтон на это согласился? — удивился Уилл.

— Было непросто, — ответила Алана. — В конце концов пришлось пообещать, что я познакомлю его с редактором журнала «Психиатрия». Он хочет печататься.

— Н-да, — протянул Уилл. — В медицинских кругах тебе за это спасибо не скажут… А я скажу. Не могу выразить словами, как много для меня значит то, что ты его привела.

— И не нужно, — сказала она тихо. — Я и так знаю.

Довольно долго они просто смотрели друг на друга, а Винстон топтался между ними, надеясь на продолжение ласки. Уилл и Алана не разговаривали с того дня, когда поспорили о психическом здоровье Уилла, а точнее об отсутствии такового, и некоторая враждебность, возникшая тогда между ними, была практически такой же реальной и ощутимой, как и собака. Вина отбрасывала тень на открытое лицо Аланы. Уилл подозревал, откуда взялась эта вина; он старался об этом не думать, очень старался, но не мог. Слишком это было видно. Алана сделала что-то у него за спиной, и хоть ей стыдно, она в этом не раскаивается. Может, она считает, что это не повторится. Но Уилл знал, что повторится. Он предостерёг бы её, если бы она только послушала. Но она не послушает, поэтому предостерегать он не стал. Вместо этого он посыпал на рану соль.

Уилл протянул руку — медленно, чтобы не спровоцировать охрану, и осторожно — напрасно надеясь, что, если он не звякнет цепью от наручников, Алана о них забудет. Он не решился притронуться. Ему так ясно вспомнилось, каково это было — прикасаться и целовать её, в воспоминания совершенно незаметно влились его фантазии о том, как её соблазнял Ганнибал, и всё это внезапно стало для Уилла слишком настоящим — настолько реальным, что ему стало до ужаса страшно от того, что может произойти, если прикоснуться к ней сейчас. Вместо этого он дотронулся одним пальцем до её серебряного кулона в виде морской звезды. Через него он чувствовал её дыхание, игру эмоций под её кожей.

Так он и замер; трудно сказать, как надолго. Охранники смотрели на них неотрывно. Винстон потёрся носом о его запястье, там, где его не прикрывали наручники.

Затем Алана прикоснулась в ответ. Убрав палец Уилла с кулона, она взяла его руку в свои ладони и очень осторожно, будто любое лишнее движение могло его разбить, поднесла её к своему лицу и приложила к прохладной коже. Уилл ожидал, что она поцелует пальцы, но нет. Она просто какое-то время так с ним посидела.

Потом, уже лёжа на своей койке, он обнаружил, что не знает, как интерпретировать этот жест Аланы. Она прощала его? Или он её? Воспоминание разжигало его собственное чувство вины.

В общем, день рождения вышел не самым плохим в его жизни, что, учитывая обстоятельства, говорило само за себя.

Тогда он не знал, что его ожидает ещё один подарок. Он получит его только через два дня. Сначала должны найти тело.

* * *

Уилл сидел за столом, просматривая результаты вскрытия Дональда Сатклиффа, когда услышал, как по коридору движется большая группа людей. Он уже знал, что решительные шаги обычно предвещают новое дело.

Уилл поднялся на ноги, готовясь встретить гостей. Группу возглавлял Джек — на лице все признаки бессонной ночи. Беверли, Прайс и Зеллер, едва поспевая, шагали следом.

— Что случилось? — удивлённо спросил Уилл, поймав суровый взгляд Джека.

— Угадай, кто объявился, — сказала в ответ Беверли.

Джек жестом заставил её замолчать.

— Мы не знаем, он ли это. Пусть Уилл сначала посмотрит.

Уилл узнал этого Джека: грубого, озабоченного, уязвлённого — и тихо спросил:

— Потрошитель?

— Это ты мне скажи. — Джек повернулся к остальным: — Где дело?

— У меня, — сказал Ганнибал.

И оно действительно было у него. Он стоял позади всех, будто тень, явно поглощённый чтением документов у себя в руках. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы передать папку Джеку.

Уилл выпалил, не подумав:

— А он что здесь делает?

Все разом вздрогнули. И повернулись посмотреть на Уилла.

Джек прищурился.

— Я сам пригласил доктора Лектера.

С трудом сглотнув, Уилл опустил подбородок.

— Заче-ем?

— Почти все судмедэксперты Восточного побережья уже пытались расколоть для нас этот орешек, — сказал Джек, внимательно наблюдая за Уиллом, — теперь настала очередь доктора Лектера.

— Свежее мясо для Чесапикского потрошителя, — сказал Ганнибал без выражения.

Уилл онемел. Он перевёл взгляд с Ганнибала — всё ещё читающего дело и, судя по всему, ни капли не обеспокоенного его реакцией, — на Джека, который сверлил Уилла взглядом, будто надеясь проделать в нём дыру. Джек его проверяет? Или это Ганнибал? Не суть. В любом случае главное — оставаться спокойным.

— Не знаю, смогу ли я с ним работать, — тихо сказал он Джеку тоном, который ему самому показался достаточно сдержанным.

Джек поднял брови.

— Это почему же? — подняв глаза от папки, вежливо поинтересовался Ганнибал. Вежливо поинтересовался!

Сквозь сжатые зубы Уилл проговорил:

— Потому что вы мой психотерапевт.

— Ты уже работал вместе с Ганнибалом, — сказал Джек. — Он был с нами при аресте Сильвестри, которого мы приняли за Потрошителя.

Уилл заметил, что Джек назвал Ганнибала по имени, и ощутил настоящий ужас.

— Я пытался его убить, Джек, — прошептал он свой последний аргумент.

— Это могло помешать Ганнибалу работать с тобой, а не наоборот. Итак, с Ганнибалом я уже это обсудил, и для него это не проблема. Я тоже проблемы не вижу. А ты?

У Уилла отнялся язык. Он открыл и закрыл рот, словно рыба.

— Повторяю: у тебя с этим какие-то проблемы?

Джек в открытую ему угрожал. Все смотрели на Уилла. Их взгляды давили, как таран.

— Нет, — ответил Уилл тонким голосом, улыбаясь абсолютно без причины. Прочистив горло, он повторил более решительно: — Никаких проблем.

— Уверен? — спросил Джек.

— Дай уже дело, наконец, — рявкнул Уилл.

Джек повернулся взять у Ганнибала папку, но тот притворился, что не заметил. Он скользнул вперёд, мимо Прайса и Зеллера, которые посторонились, давая ему дорогу, и ступил на свет. В ушах Уилла стучала, стучала кровь. Он заметил на губах Ганнибала малюсенькую, бесконечно коварную улыбку. Остальные её не видели; они понятия не имели, что пробралось в самое сердце ФБР.

Ганнибал просунул руку между прутьями. Он подал Уиллу дело, держа указательный палец вдоль корешка. Переведя дух, Уилл потянулся навстречу, и когда взялся за папку, почувствовал, как палец Ганнибала легко коснулся его руки. Это была не случайность. Ласка. Уилл дёрнулся, как от удара током.

Никто ничего не заметил, и Ганнибал скользнул назад. Обратно в тень, уступив Джеку и остальным агентам место «в первом ряду». Уилл выбросил произошедшее из головы. Ему пришлось — выбора всё равно не было — хотя он ещё чувствовал на коже призрачное потрескивание электричества. Открыл папку.

Глазами Уилл увидел мужчину среднего возраста, лежавшего в углу зеркальной комнаты. Зеркала по обе стороны разбиты, расколоты по всей ширине. В тело воткнуты десятки осколков, уже после смерти, — труп ощетинился ими, как жуткая пародия на дикобраза. Пятна крови на животе и ногах, признаки удалённых внутренних органов. Горло перерезано, глаза вынуты. Он больше никогда не увидит своего отражения.

Внутреннему взору Уилла предстало нечто иное. Стереограмма… Бессмысленная картинка, узор из точек, но если по-особенному сфокусировать взгляд, точки превращаются в трёхмерный объект, объёмный и полный значения. Уилл однажды видел такое в церкви в Билокси, в годы, когда его ещё водили в церковь. Нужно было правильно посмотреть, слегка скосив глаза, и тогда точки и линии превращались в лик Христа. «Волшебство», — подумал он тогда. Увидев тот лик однажды, он не смог его забыть, сколько ни старался. Он всегда был с ним, горящий в памяти, как ожог.

По сути, именно это происходило и сейчас. Уилл смотрел на последнюю жертву Чесапикского потрошителя, и вся путаница в голове — слепящее снежное облако деталей, которые были ему неизвестны, — вся эта мешанина, вздрогнув, замерла, будто молнией поражённая, и Уилл заворожённо наблюдал, как она формирует чёткий образ, важный образ — замысел.

И он узрел в нём лик, но то был не лик Христа.

Уилл поднял взгляд. В камере стало очень светло. Он покачнулся. Не увидел никого по ту сторону решётки. Все исчезли. Повернувшись как на шарнирах, уставился на стену с уликами, куда ударил луч прожектора, осветив фотографии, будто новогоднюю ёлку. Уилл смотрел на них, дышал ими. Потом опустил глаза обратно к папке, к последней жертве Потрошителя. И понял. Понял всё.

— Это ты.

Прожектор развернулся и осветил Ганнибала Лектера. Уилл смотрел на него, видел только его одного. И Уилл мог поклясться, что в этот момент Ганнибал даже не позаботился надеть маску.

— Ты — это он, — голос Уилла дрогнул.

Джек что-то сказал, издалека, будто из-под воды. Что-то неразборчивое. Неважное.

— Подражатель? — спросил Уилл.

Глаза Ганнибала мерцали. Слова были больше не нужны.

— Не-е-ет… — Уилл покачал головой, почти улыбаясь. — Настоящий.

Джек продолжал говорить, но его заглушал грохот сердца.

— Какой же я идиот, — сказал Уилл. — Давно должен был догадаться. Как я не видел? Как я не видел?

— УИЛЛ!

Прожектор заискрил и погас. Вернулась камера, за ней коридор и люди в коридоре. Джек стоял вплотную к решётке, схватившись за прутья — потому что не мог схватить Уилла за плечи. Беверли, с застывшим, бледным лицом, тоже смотрела на Уилла. Прайс и Зеллер оба нервно избегали его взгляда. Лицо Ганнибала снова стало маской.

— Ты с нами, Уилл? — повысив голос, спросил Джек.

Тот снова покачнулся, но ответил:

— С вами.

— Мне нужно знать, с чем мы имеем дело — это Потрошитель или нет?

— Да, это Потрошитель, вы имеете дело с ним. Прямо сейчас. Вот он.

И Уилл указал на Ганнибала.

Джек посмотрел в том направлении, куда указывал палец, словно ожидая увидеть на месте Ганнибала кого-то другого. Конечно же, его ожидания не оправдались. Он скис, лицо утратило всякое выражение.

— Не понимаю, — произнёс он с угрозой.

— Ганнибал Лектер и есть Чесапикский потрошитель, — сказал Уилл.

Все переводили взгляд с Уилла на Ганнибала и обратно. Прайс выглядел так, будто пытался уловить смысл шутки. Брови Зеллера поднимались всё выше и выше. Беверли просто была напугана. Взгляд Джека остекленел.

Ганнибал переносил всеобщее внимание с растерянным видом человека, который недоумевает, как его угораздило попасть в такую нелепую ситуацию.

— Так, — сказал Джек, беря себя в руки. — Я хочу, чтобы ты сделал глубокий вдох, Уилл. Соберись с мыслями, хорошо?

— Я в порядке, Джек, — возразил Уилл. — Лектер и есть Потрошитель. И всегда им был. Наблюдал с безопасного расстояния. Смеялся над нами. А теперь решил подойти поближе.

Джек медленно втянул воздух через нос. Но ничего не сказал.

Тогда подал голос Ганнибал.

— Уилл, — начал он осторожным тоном укротителя льва, — почему ты считаешь меня Чесапикским потрошителем?

Уилл был счастлив ответить.

— Доктор, я же говорил, что у вас есть стиль, и вот он здесь, у всех на виду. Та же самая эксцентричность во всех убийствах Чесапикского потрошителя. Вы равнодушны к своим жертвам, не считаете их людьми, не уважаете их право на жизнь. Насмехаетесь над ними. Как над Кэсси Бойл, когда вы решили насадить её на оленьи рога.

Ганнибал поднял брови.

— Ты видишь связь между Чесапикским потрошителем и подражателем?

— Ганнибал, хватит… — вклинился Джек, вскидывая руку: «замолчи».

— Та же утончённость, — продолжал Уилл, игнорируя Джека и глядя Ганнибалу прямо в глаза. — Тот же ум. Театральность. Элегантность во всём. Подражатель — так, халтурка на стороне. А вот это — дело вашей жизни. Ваше призвание. Философия. Так вы самовыражаетесь. Занавес поднимается перед кульминацией.

— Что за кульминация? — спросил Ганнибал. — Уилл, что ты видишь?

— Не отвечай ему, Уилл, — рявкнул Джек. — Ганнибал, хватит его подзуживать.

Его никто не слушал.

— Что ты делаешь с органами? — спросил Уилл.

— Ты мне скажи, — откликнулся Ганнибал.

— Чёрт возьми! — взревел Джек. — Я не собираюсь это терпеть. Ганнибал, ты делаешь только хуже!

И Ганнибал развернулся к Джеку.

— Я пытаюсь, — сказал он почти раздражённо, — вернуть ясность мыслей своему пациенту, который находится на пороге бредового состояния!

— Это не та ясность, которая нам сейчас нужна, — сказал Джек. — Не заставляй меня просить тебя уйти.

Ганнибал одёрнул жилет. Уилл ясно видел, что он был в ярости.

— Так, — сказал Джек. — А теперь я хочу, чтобы Уилл пришёл в себя. Уилл, ты сможешь собраться? Дай мне что-нибудь на Потрошителя.

Теперь разозлился Уилл.

— Я прямо сейчас даю тебе это «что-нибудь»! Посмотри на него! Ну правда, посмотри. Он же идеально подходит под профиль. Нужного возраста, образованный, интеллигентный, живёт прямо посреди охотничьих угодий Потрошителя… он даже хирургом работал, чёрт побери!

Джек тихо ругнулся. Остальные агенты медленно отступали подальше, предчувствуя неминуемый взрыв.

— Уилл, — сказал Джек. — Послушай меня. Ганнибал Лектер — не Чесапикский потрошитель.

— Нет, это он.

— Он помогает нам поймать Чесапикского потрошителя.

Уилл рассмеялся, пронзительно и злобно.

— Ха-ха-ха-ха… Нет, Джек. Нет, вот этого он точно не делает!

— Уилл, ты не в себе.

Уилл прекратил смеяться.

— Это я не в себе? Джек, не я пригласил Чесапикского потрошителя консультировать расследование ЕГО СОБСТВЕННОГО ДЕЛА! — Он начал кричать и уже не мог остановиться. — Ты думаешь, что это не он, потому что он твой друг. Так он и работает! Подбирается настолько близко, что уже не можешь разглядеть, кто он на самом деле. Со мной было точно так же!

Наступила звенящая тишина.

— Прошу прощения, Джек, — сказал Ганнибал, напустив на себя вид мученика и уткнувшись покаянным взглядом себе в ботинки. — Мне не следовало приходить. Очевидно, что моё присутствие вызвало у Уилла установление ассоциативной связи между делом Потрошителя и его собственным делом.

— Ну нет, — вскипел Уилл, — не смей выворачивать всё шиворот-навыворот!

— Ты многое пережил, Уилл. Прости меня за то, что я не догадался заранее предупредить тебя о своём участии в сегодняшнем расследовании. Я нарушил твоё душевное равновесие…

— Хватит! Хватит! Заткнись!

— Своим присутствием я невольно искажаю твоё восприятие действительности, а я понимаю, как важна для тебя твоя работа…

— Он пытается выставить меня психом! — взвизгнул Уилл.

— Ему не нужно выставлять тебя психом! — заорал Джек ещё громче. — ТЫ ЧТО, НЕ ВИДИШЬ, ЧТО САМ ОТЛИЧНО С ЭТИМ СПРАВЛЯЕШЬСЯ?

И впервые Уилл понял, своими глазами увидел, какую огромную кучу проблем Ганнибал ему обеспечил. Лицо Джека выражало муку. Он был охвачен какой-то смесью огорчения и негодования. Уилл его разочаровал. Больше, чем разочаровал.

— Ты мне не веришь, — сказал Уилл тихо.

Он оглядел остальных членов команды: все они окончательно слились со стеной. Лицо Беверли ничего не выражало: она была настолько расстроена, что просто не имела сил хоть как-то выразить эмоции. Прайс побледнел как полотно. И только Зеллер выглядел почти довольным; его глаза лихорадочно горели, будто наконец подтвердилось то, о чём он давно подозревал.

Глазные яблоки дрогнули у Уилла в глазницах.

— Ни один из вас мне не верит.

Тишина стала гробовой.

— Сукин сын, — сказал Уилл. И засмеялся, низко и угрожающе. — Что, здесь собрались одни идиоты?

— Уилл… — начал Джек.

— Он Потрошитель! — заорал Уилл срывающимся голосом и снова указал на Ганнибала, который рассматривал его из-под полуприкрытых век. — Он убил Мириам Ласс, Джек. Он играл тобой годами! Он срежиссировал всё. Ты пляшешь под его дудку прямо сейчас и не замечаешь этого! Свою последнюю жертву он убил, чтобы ты принёс дело сюда, ко мне, зная, что я его вычислю, и зная, что ты мне не поверишь!

Джек начинал терять терпение.

— Уилл, если ты не успокоишься прямо сейчас, мне придётся применить силу

Уилл не слушал. Он смотрел в глаза Ганнибалу и видел в них торжествующий блеск.

— Неужели ты не видишь? — крикнул Уилл. — Он хочет окончательно меня дискредитировать! Ему необходимо было здесь присутствовать, нужно было видеть, как я всё пойму. Он занял себе место в первом ряду! Ну что, всё прошло как по маслу? Тебе весело?!

Выражение лица Ганнибала было неописуемым.

Уилл повернулся обратно к Джеку.

— Отказываясь видеть в нём подозреваемого, ты позволяешь ему оставаться на свободе, а значит, будут появляться новые тела. Новые и новые. Это никогда не закончится!

— Эй, нам тут нужна помощь! — крикнул Джек в коридор.

Уилл уставился на него.

— Что ты делаешь?

— Ты себя не контролируешь, Уилл.

— Джек, нет. Ну давай же. Это он. Это всё он! — закричал Уилл. — Это он! ЭТО ОН!

Он ударил руками по прутьям.

— Нам срочно нужна помощь! — крикнул Джек громче. Затем повернулся к своей команде: — Все вон отсюда. Ждите меня в холле. Ты тоже, Ганнибал.

— Но я могу помочь…

— ВОН! — гаркнул Джек.

И они послушались. Перед самым уходом Ганнибал нашёл глазами Уилла и ожёг вспышкой чернейшей злобы. Сердце Уилла пустилось вскачь.

— Джек, поверь мне… — Голос дрожал так сильно, что искажал речь.

По коридору к ним спешил Барни со шприцем в руке.

— Джек, нет!..

И тот поднял руку, жестом приказывая Барни остановиться. Выпрямив плечи, Джек повернулся к Уиллу c холодной чёткостью палача.

— У нас было соглашение, Уилл.

Уилл смотрел на него, лишившись дара речи.

— Я сказал тебе, что буду с тобой работать, только если буду уверен в твоём здравомыслии. Обычно я уверен — ты мой самый лучший сыщик, но сейчас у тебя приступ. Я подожду, пока ты придёшь в норму, иначе есть шанс, что ты никогда уже не станешь прежним.

Уилла словно ножом ударили. И медленно проворачивали лезвие.

— Джек, — сказал он беззвучно.

— Верни мне все документы, — скорбно произнёс Джек.

— Нет, — выдавил Уилл. — Джек, не надо. Нет-нет-нет-нет-нет-нет…

— Если не захочешь их отдавать, я попрошу Барни тебя вырубить, и мы обыщем камеру.

— Джек, ты не можешь… ты не можешь… Я не отдам!

Прижав к груди папку с делом Потрошителя, Уилл попятился.

— Мне жаль, — сказал Джек.

— Позволь мне поработать над ним. Позволь. Пожалуйста, Джек! О Господи, пожалуйста!

— Мне жаль, но я не могу. Итак, ты отдашь мне документы или вколоть тебе снотворное?

— Нет-нет-нет-нет. Джек, нет. Они нужны мне. Пожалуйста. Джек, не надо!

И Уилл начал плакать.

Джек и Барни переглянулись. Они оба не хотели этого делать. Но знали, что придётся.

— Пожалуйста, Джек. Пожалуйста, не надо.

Уилл упёрся спиной в стену. Барни вынул ключи.

Уилл зарыдал всерьёз. Задыхаясь, он прижал папку крепче, будто надеясь кожей впитать её содержимое. И в ту секунду, когда Барни шагнул к двери с ключами в руке, с Уиллом что-то произошло, что-то развалилось на части и собралось заново так быстро, что он едва осознал, что происходит.

Взмах маятника.

— Я знаю, что он не Потрошитель! — закричал Уилл сквозь слёзы. — Я знаю, Джек. Правда, знаю!

Барни вставил ключ в замок. Джек смотрел на Уилла недоверчиво.

— Он не Потрошитель. На меня… — Уилл глотнул воздуха. — На меня просто иногда что-то находит. Прости меня, Джек. Прости, пожалуйста. Я знаю, Ганнибал всего лишь мой психотерапевт. Он просто пытается помочь. Он добр ко мне. Но иногда на меня что-то находит!

Джек подал Барни знак подождать.

— Что такое на тебя находит, Уилл?

И тогда Уилл понял: Джек попался. Он зарыдал сильнее:

— Я… я… я знаю… о Господи…

— Что ты знаешь?

— Знаю, что убил их! — закричал Уилл. Крик эхом пронёсся по коридору.

Джек выглядел потрясённым. Уилл прочитал его чувства, проанализировал и, создав петлю из шока и горя, транслировал их обратно.

— Я знаю, что убил их всех…

— Ты помнишь, как убивал?

Уилл потряс головой.

— Но… но я понимаю, что это я. Мне снится, что я — это он. Гаррет Джейкоб Хоббс. Я знаю, что я это сделал. Просто… иногда на меня находит. Я так хочу, чтобы это было неправдой! И на меня просто что-то находит.

Почти тошнило. Воздуха в лёгких не осталось, он едва мог говорить.

— Джек, — выдавил он. — Мне нужна моя работа. Это единственное, что помогает мне оставаться в норме. Джек, пожалуйста!

Джек слушал его хныканье и явно колебался. Наконец он кивнул:

— Отдохни денёк. Отдохни. Мы вернёмся.

Он подал знак Барни, и тот — тоже поражённый произошедшим — покинул их, вернувшись на свой пост.

— Спасибо, — выдохнул Уилл. — Боже, спасибо!

— Ну ладно, — сказал Джек, чувствуя себя неловко. — Теперь отдыхай.

Уилл кивнул, вцепившись в дело Потрошителя, как в спасательный круг.

— Уилл, — эмоции в голосе Джека зашкаливали. — Я рад, что ты мне рассказал. Но ты с самого начала не должен был ничего от меня скрывать. Вся эта ерунда с Ганнибалом только вредила твоему делу.

— Знаю, — сказал Уилл. А потом снова использовал «ключ»: он знал, что Джеку эта фраза нравится и тот действительно ей поверит, — и произнёс её именно тем тоном, который Джеку хотелось услышать:

— Просто иногда на меня находит, вот и всё.

Джек кивнул. Он явно испытывал облегчение от возможности наконец-то покончить с этим и убраться от Уилла подальше.

Как только его шаги затихли, а в конце коридора хлопнула дверь, Уилл прекратил плакать — будто выключателем щёлкнул. В каком-то смысле именно это он и сделал. Остановил маятник. Затем стёр с лица маску убийцы, которая нужна была Джеку. Рукавом вытер глаза и с удивлением осознал, что испытывает из-за своих действий лишь лёгкое омерзение. Затем раскрыл свою награду за обман — дело Потрошителя — и начал читать.