Время толерантности (гет)

Скорпиус ждал Розу в кафе напротив неизбежного «Флориш и Блоттс». По-летнему тёплый ветер, мягко овевающий столики на полуоткрытой веранде, заставлял его щуриться от удовольствия. Книжный магазин был как на ладони, и Роза должна была вот-вот подойти, но почему-то задерживалась. Скорпиус нервно принялся крутить цветы из подвернувшихся листков бумаги. Разумеется, это были розы. Его жертвой уже пал список литературы, расписание на будущий год, три салфетки и лист упаковочного пергамента, когда он наконец-то заметил знакомую фигурку, заходящую в магазин.

На Розе была длинная, почти до пят туника, широкий пояс и сандалии: типичная летняя одежда волшебницы. Скорпиус с удивлением отметил, что гораздо охотнее предпочёл бы увидеть её в магловском сарафане. Хотя бы в том салатовом, с тонкими бретельками и короткой летящей юбкой... Да уж, у магловской одежды есть свои преимущества. Он с трудом подавил в себе хулиганское желание трансфигурировать одежду прямо на Розе. «Заканчивай читать учебники по трансфигурации на каникулах, — мысленно одернул себя он. — Душа начинает жаждать практики, несовместимой со званием приличного человека». Малфой усмехнулся. Начав изучать Трансфигурацию, исключительно чтобы произвести хорошее впечатление на МакГонагалл, он совершенно неожиданно втянулся и даже подписался на «Трансфигурацию сегодня». Вряд ли бы отец удивился больше, если бы застал его с «Ведьминым досугом». Драко скривился и то ли в шутку, то ли всерьёз спросил:

— В тебя случайно не вселился дух Дамблдора?

Но Скорпиус шутить на тему бывшего директора был не расположен.

— Что, прости? — такой тон могла бы выбрать английская леди, которой в чашку случайно попала дохлая мышь. — Я, кажется, учу заклинания, а не обгрызаю сахарные перья...

Портрет Дамблдора, либо хрумкающий какие-то сладости, либо комментирующий происходящее в директорском кабинете, уже успел порядком надоесть Скорпиусу и заставлял ценить немногословного Снейпа. Раздражение усиливалось тем, что Малфой оказывался у МакГонагалл слишком часто. Обычно в паре с Альбусом Поттером или кем-то другим из гриффиндорцев. «Слава Мерлину, эта светлая голова не стал старостой. В отличие от меня», — ехидно подумал Скорпиус и сконцентрировался на проёме двери: Роза вот-вот должна была появиться. В другой раз он зашёл бы за ней сам и помог донести книги, но в данном случае эту роль удачно исполняла совместная монография Лавгуд и Флитвика «Практическая, Боевая и Защитная левитация одушевлённых и неодушевлённых предметов», входившая в обязательную программу. Его собственная стопка книг без видимого труда парила сбоку от столика, поддерживаемая снизу объёмистым трудом двух профессоров.

Вот, наконец, Роза выпорхнула из дверей, ведя за собой, как шарик на ниточке, паривший пакет с покупками. «Может, хотя бы добавить порыв ветра», — задумчиво размышлял Скорпиус, глядя на приближение девушки, из-за туники и стянутых в пышный узел волос напоминавшей греческую статую.

— Привет, ты уже видел новое расписание? — Роза поцеловала его в щёку и села на соседний стул.

— Вот, — Скорпиус протянул ей скрученный из расписания цветок и пояснил: — Всё что осталось от моей жажды знаний.

— Великий Мерлин, что это?

— Это — ты опоздала на пять минут. А вот это... — Скорпиус протянул ей следующую розу, — на семь, это — на восемь... И наконец, — в ход пошли цветы из салфеток, — на девять минут. Старосты должны быть пунктуальными!

Он улыбался так заговорчески и заразительно, что Роза расхохоталась.

— Да ладно, вспомнил. Ты, между прочим, тоже староста, — она собрала из цветов импровизированный букет и принюхалась. — Пахнет знаниями и скорой сдачей СОВ.

— А так? — Скорпиус щёлкнул пальцами и превратил бумажные цветы в настоящие голубые розы. Только та, которая была сделана из упаковочного пергамента, получилась тёмно-синей.

— А так — просто цветами, — Роза придирчиво осмотрела букет, нашла два бумажных шипа и трансфигурировала их в настоящие. После чего с довольным видом положила розы на стол. — Не боишься, что засекут колдовство вне школы?

— Ну, после того, как ты приложила к этому свою руку, у меня есть сообщник, — Скорпиус подмигнул ей и провёл рукой по волшебной палочке Розы, лежавшей рядом. — Никогда не мог понять, почему у тебя не сердечная жила дракона, а волос фестрала в сердцевине.

— Не у меня, а у палочки, — сморщила нос Роза. — Наверное, я просто не такая смелая, как кажусь. А почему у тебя сирень, а не ясень или остролист? — она, в отличие от Скорпиуса, воздержалась от контакта с чужой магией и только глазами показала на палочку из тёмного дерева с узкими годичными кольцами, лежавшую на скатерти.

Если бы Лили видела их несколькими мгновениями позже, то вряд ли бы написала в дневнике, что с виду они «друзья и друзья». Во всяком случае, мистер Кримсен, владелец кафе, увидев целующуюся пару, решил подождать и не приносить меню минут десять... или пятнадцать.

* * *

— Джордж... — Найджел Девис, глава медицинского патентного управления, казалось, не мог подобрать необходимых слов.

— Слушай, Найджел, не говори, что не станешь утверждать патент только потому, что на нём стоит фамилия Малфоя! — Джордж Уизли заранее был готов защищать изобретение своих подопечных до победного конца.

Он всегда знал, что Роза способная девочка, — как росли его продажи в те летние месяцы, когда она соглашалась постоять за прилавком «Волшебных вредилок»! Но вот Скорпиус Малфой стал для него открытием. Не столько в силу своих знаний, сколько в силу сумасшедшей увлечённости и привычки буквально жить в лаборатории, пока решение не будет найдено.

Джордж сделал себе имя на удивлении, которое вызывали его задумки у других людей. Это означало, что его самого удивить было, как минимум, очень сложно. Но наследнику белокурых чистокровок это удалось. Первый шок Джордж испытал, когда узнал, что младший Малфой всерьёз начал проходить практику в больнице Святого Мунго. Казалось бы, призвание колдомедика требовало качеств, несовместимых со званием «настоящего Малфоя», а именно: терпения, сочувствия, желания помочь и любви к людям. Но факт оставался фактом: Скорпиус Малфой безропотно надел канареечно-жёлтый халат и два месяца своих законных каникул посвятил дежурствам в отделении колдохирургии.

Впрочем, это было его личное дело, и когда к Джорджу перед Хэллоуином обратилась любимая племянница Роза, он не заподозрил ничего необычного. Она появилась у него в камине и выложила на стол стопку расчётов, которые должны были помочь создать «средство колдомедицинской защиты нового поколения»: одежду и специфическое заклинание, позволяющие колдомедику спокойно работать с вспышками стихийной магии и случайно отрикошетившими заклятиями. Оба изобретения были односторонне проницаемы для медицинской магии, то есть не мешали колдомедикам работать. Стоило ли говорить, какие преимущества имела «Сфера поглощения», как назвали своё изобретения ребята, перед обычными Щитовыми чарами?

Девушке необходим был совет по высшей Трансфигурации, и Джордж охотно взялся помогать, всё ещё думая, что основная идея принадлежит Розе, а Скорпиус заинтересовался этим постольку, поскольку ему требовались хорошие рекомендации для поступления в колдомедицинскую академию. Но в следующие выходные в его камине уже замаячила белокурая голова наследника Малфой-Менора. Что ж, в чём-то Джордж всё-таки оказался прав: Малфой не отличался человеколюбием как таковым и вовсе не походил на благообразных и участливых врачей и сиделок Мунго. Он был просто очень любопытным, честолюбивым, упрямым, интересовался безопасностью и защитой от заклинаний сильнее, чем Министр Магии, и... да, безусловно, очень работоспособным. В свои почти пятьдесят Джордж всегда казался себе трудоголиком и сгустком энергии. Но когда, добравшись до обставленной по последнему слову техники лаборатории (которой мистер Уизли всегда гордился), сын Драко Малфоя пропал на полтора дня... А потом появился на пороге совершенно довольный со словами «Я знаю, что нам необходимо — видоизменение заклинания расширения, позволяющее обойти закон Стайроса. Можно попробовать формулу Омута Забвения». Это до боли напомнило Джорджу его самого и... Фреда. Сущая глупость с его стороны, сентиментальность даже, но Джордж был покорён. И теперь был готов сразиться со всем Министерством, говоря, что Малфой достоин патента.

— Джордж, я не это имею в виду... — у мистера Девиса даже очки слегка запотели от волнения. — Я бы никогда, клянусь тебе, не утвердил этот патент, — брови Уизли нахмурились, придавая лицу фамильное выражение «Упрямство без границ». Девис кинул на него испуганный взгляд, вздохнул и продолжил: — Даже несмотря на то, что за них просишь ты. Но... Джордж! — от переполнявших чувств голос министерского чиновника сорвался на восторженный фальцет. — Это гениально! Ты же меня знаешь, я не юрист, как другие, я колдомедик, сам работал в Мунго. Это... — он развёл руками, как будто желая обнять стопку бумаг с расчётами. Но потом с надеждой спросил: — Может, это всё-таки ты придумал? А теперь просто меня разыгрываешь, да?

— Нет! — рубанул воздух ребром ладони Джордж, отнимая надежду чиновника на мир без таких странных вещей, как «аристократ-учёный» или «Уизли, защищающий Малфоя». — Я вообще довольно редко разыгрываю людей в последние двадцать лет, если ты забыл. За меня это делает бюро разработок. А авторское право... — нахмурился Уизли и приложил руку к груди, — это вообще вопрос священный, с ним не шутят. Всё придумали ребята. Я только помог оформить... Ну и подкорректировал кое-что. Выписывай патент, чтобы разработку можно было запустить в практику. Обучающие курсы, производство спецодежды, знаешь ли...

— Больница Святого Мунго будет счастлива, — хихикнул Девис. Джордж только снисходительно кивнул: всё прошло даже лучше, чем он рассчитывал. Что ж, в Розе явно есть предпринимательская жилка, так что она сможет извлечь из этого изобретения максимум пользы. И Малфоя научит. Вряд ли он знаком с законами рынка, но смышлёный, разберётся.

* * *

— Нарцисса, я понимаю, что это нелепо... Но я полагаю, что это не продлится долго. Со временем мне удастся повлиять на его решение. Скорпиус... он хранитель традиций, наша гордость... В каком-то смысле он больший Малфой, чем я сам. А это всего лишь обычное подростковое упрямство, — Драко стоял, опираясь на балюстраду галереи, и говорил, не то пытаясь оправдаться, не то стараясь убедить самого себя. Шёл второй час приёма по случаю помолвки племянницы Астории, Дианы, с Майклом Ноттом. Внизу танцевали пары, шёл непринуждённый разговор, а вдалеке, через дверь, открытую на террасу, были видны силуэты его сына и Розы Уизли. Драко не мог сказать, что девушка плохо себя вела на этом вечере. Напротив, она оказалась вполне воспитана, мила, а её осанка и гордая посадка головы почти заставляли забыть о её происхождении. «Почти», это если Вы не знали мать Розы лично. И пусть зубы у неё нормальные, а воронье гнездо на голове тщательно приглажено магией, она почти вылитая Гермиона Грейнджер — то есть, простите, мадам Рональд Уизли, — только с серо-голубыми глазами Уизли, смотрящими с упрямством дикого дракона.

Нарцисса повела плечами, укутанными серебристой шёлковой мантией. Как ни старалась Астория, в глазах любого волшебника магической Британии настоящей «леди Малфой» оставалась именно она. Даже в голосах домовиков чувствовалось это различие: жена Драко была Хозяйкой, но Нарцисса — Хозяйкой. Вот и сейчас Астория переходила от гостя к гостю, улыбалась, поддерживала непринуждённую беседу, но центром мероприятия, его распорядительницей всё равно была хрупкая белокурая женщина, спустившаяся в зал только на полчаса, а теперь стоявшая в галерее со своим сыном. Женщина, чья красота с годами трансформировалась во что-то трудно определяемое и похожее на искусство, в породистость и благородную чистоту линий.

Глядя на гордый и обманчиво-безмятежный профиль матери, Драко опять почувствовал смутную злость на жену. Астория, узнав о том, что её сын встречается с Розой Уизли, и почти пригрозил отказаться от наследства, просто... расплакалась. Да-да, именно так, с тихими беспомощными всхлипами и возгласами «что же теперь будет?», подозрительно похожими на причитания. Нарцисса посмотрела на пару, беседовавшую на балконе, и почти незаметно, только кончиками губ, улыбнулась.

— Она похожа на Гермиону, да?

— Что? — от неожиданности Драко, чьи мысли были заняты совсем другим, даже не понял, о чём его спросили.

— Проблема не в том, что она Уизли, а в том, что ты видишь в ней Грейнджер, — тихо, почти на границе слышимости произнесла Нарцисса. На Драко эти слова произвели странный эффект. Он уже набрал в лёгкие воздух, чтобы произнести «нет» и повторить всю свою аргументацию с начала, но... промолчал. Только выдохнул и беспомощно развёл руками. А потом, в довершение своего смущения, слегка покраснел. Впрочем, возможно это был всего лишь эффект от шампанского и прохладного зимнего воздуха, долетавшего до галереи. Нарцисса, видя его реакцию, только едва заметно кивнула и продолжила: — Но это не делает её плохой партией.

— То есть... — Драко мог подумать, что он ослышался. Но мать никогда не говорила лишних слов. Он даже не мог внятно сформулировать это странное чувство несообразности, абсурда, возникшего и погасшего в его голове от этой фразы. — Но... мама?

Мерлин знает, сколько лет он не называл её так. А впрочем... Да, когда Скорпиус только родился, то Драко, едва выйдя от Астории, трансгрессировал к Нарциссе и закружил её по комнате со словами: «Мама, у меня родился сын!». Так странно, ведь, казалось бы, именно рождение собственных детей мешает считать детьми самих себя... Нарцисса положила руку ему на плечо и слегка сжала пальцы. Она бы потрепала его по волосам, но всё-таки они говорили не наедине: вокруг продолжался приём. И добавила, как можно спокойнее:

— Мы не магловская аристократия, Драко. В наш род должны вливаться достойные. Поэтому мы принимали в этом доме полукровок, если они были настоящими волшебниками по духу. Воспитание и умение владеть — сложное искусство, данное не каждому чистокровному. Но жизнь с волшебством в крови с рождения до смерти — ещё более сложная материя. Вряд ли когда-нибудь маглорождённый до конца поймёт, что означает жить в нашем мире, строить его, а не прийти гостем, — Драко кивал, показывая, что понимает её. Да, у него почти не было претензий к полукровкам, которые выросли среди волшебников. А вот такие, как Грейнджер и Поттер... Нарцисса продолжала: — Эта девушка — волшебница, которая уважает волшебство. В ней нет оскорбительного для нашей природы пресмыкания перед магловскими изобретениями, как у Артура. И она прекрасно воспитана. Не знаю, как это получилось, но... — Нарцисса едва заметно улыбнулась, — рискну сказать, что она выглядит естественней на этом приёме, чем Панси. Помнишь, тогда?..

Драко помнил. Поэтому едва заметно дёрнулся. Неужели мать заманивает его в ловушку, совершенно серьёзно предлагая Розу в качестве его невестки? Но Нарцисса ещё не закончила. Похлопав его по руке, она ещё раз указала на пару на балконе. Судя по движениям рук, они вдвоем управляли движениями снежных хлопьев, редко, как на сказочной колдографической иллюстрации, падавших за стенами Малфой-Менора. Перед балконом исчезали и появлялись очертания цветов, драконов, замков и рунических письмён. Ребячество. Да, красиво, романтично. Не хочет же Нарцисса убедить его, что главная причина в «любви» Розы и Скорпиуса? Но мать сказала совершенно другое:

— Они идеальная пара, потому что они сообщники, Драко. Жена может прятаться за спину мужа, но только тогда, когда она его спину прикрывает, — произнеся это, Нарцисса спустилась к гостям, оставив Драко Малфоя наедине с собственными мыслями. Вот как. «Сообщники». Действительно, в этом суть. И его сыну даже повезло, что он нашёл эту девушку так рано, пока чувства искренни. Настоящий выигрыш, только не в шахматы рассудка, а в карты судьбы. Но почему Драко не покидает чувство, что сам он когда-то проиграл эту партию?

* * *

Неизвестно, что означал март для анимагической ипостаси директора Хогвартса, но для её человеческой формы конец марта и, особенно, апрель были порой головной боли и желания уйти на пенсию. Причина, как обычно, заключалась в учениках, самые лучшие и яркие из которых оказывались по совместительству ещё и самыми неуправляемыми.

— Мистер Малфой, это уже шестнадцатый случай с начала года, и я не понимаю, что в Вас вселилось. Это даже хуже, чем в прошлом году, хотя я готова была поклясться, что хуже быть уже не может! — Минерва не могла спокойно сидеть в директорском кресле, и принялась расхаживать по кабинету. — Кроме того, Вы же староста!

Скорпиус инстинктивно встал из кресла одновременно с МакГонагалл, и продолжал стоять, вынудив тем самым Альбуса Поттера тоже отдать должное вежливости. Роза за спинами гриффиндорца и слизеринца невольно усмехнулась: она была уверена, что манеры Малфоя производили на директора гораздо большее впечатление, чем его внезапно открывшийся талант к Трансфигурации или философское спокойствие по отношению к баллам, снятым со Слизерина. К сожалению, впечатление было недостаточно сильным, чтобы избежать снятия новых баллов. К чему, похоже, всё и шло.

Патруль старост Рейвенкло, Роза Уизли и Джим Коллинз, наткнулись на очередную магическую дуэль, а если быть точнее, на маленькую магическую битву, потому что в общей сложности в ней участвовало пять человек: трое гриффиндорцев и двое слизеринцев. Будь Роза одна, она, наверное, замяла бы этот инцидент, ограничившись предупреждением обеим сторонам и парочкой охлаждающих пыл заклятий. Но Джим любил порядок и не прощал шалостей даже ребятам с Хаффлпаффа, как бы слёзно ни просила за «своих барсучат» Мирта. В результате, главных зачинщиков (а кто организовал стычку, сомнений не было) в очередной раз проводили в кабинет МакГонагалл.

— Итак, кто спровоцировал драку на этот раз? — директор попеременно смотрела в лицо своим подопечным, готовая отметить любые признаки лжи (что более вероятно) или раскаяния (что свидетельствовало о вере Минервы в юное поколение волшебников).

Малфой лениво поднял на неё светло-серые глаза и абсолютно спокойно сказал:

— Я.

В кабинете повисла тишина. Только портрет Финеаса Блэка произнёс: «Однако» — и осуждающе покачал головой. А портрет другого, одетого в гриффиндорскую мантию директора, которого Скорпиус не помнил по фамилии, задумчиво изрёк: «Да, Распределяющая Шляпа уже не та, что раньше». Действительно, сознаваться сразу же, тем более без доказательств — странный поступок даже для Скорпиуса. МакГонагалл, выглядевшая удивлённой не меньше, чем портреты её предшественников, пожала плечами и уже мягче обратилась к светловолосому старосте:

— Тогда, может быть, Вы расскажете, почему устроили драку с гриффиндорцами?

— Восстановление справедливости, — теперь Малфой стоял, скрестив руки на груди, и холодно свысока оглядывал своего противника, как будто сам он был не нарушителем режима, а преподавателем, лично притащившим Поттера за ухо в директорский кабинет. Не будь Альбус абсолютно глух к таким проявлениям враждебности, у него бы уже язык прилип к гортани. Во взгляде Скорпиуса читалось откровенное неприятие и что-то, подозрительно похожее на презрение. Наконец, он перевёл взгляд на МакГонагалл. — Я решил предупредить моих гриффиндорских коллег, что то, что они задумали, не сойдёт им с рук.

Минерва горестно вздохнула. Ну вот, опять начинается тот же разговор, что и всегда. Малфой видит причину стычек между факультетами исключительно в злонамеренности Гриффиндора и абсолютно отрицает вину слизеринцев. «Если бы у Слизерина был такой декан, — подумала МакГонагалл, — у гриффиндорцев в нижней чаше часов уже давно бы ничего не осталось». В то же время ей сложно было сказать, что Малфой не справляется с обязанностями старосты: прекрасно справляется, лучше всех на её памяти, даже Люциуса. Если бы только... правильно, если бы не магические драки в коридорах, после которых «слизеринский принц» с невозмутимым видом отбывал на отработку. Собственно, штрафовать факультет Минерва стала, когда окончательно убедилась, что даже сортировкой драконьего навоза переубедить Скорпиуса невозможно. Минерва сердито передёрнула плечами.

— Вы же говорите, что начали первыми?

— Верно, — Малфой коротко кивнул МакГонагалл и встал по стойке «смирно», словно глава Аврората, докладывающий Министру Магии о проделанной работе. — Но только потому, что я услышал информацию, которая подтвердила мои подозрения.

Директор удивлённо изогнула бровь.

— И что же это за подозрения?

— В том, что Альбус Поттер и некоторые из его друзей регулярно пытаются повлиять на результаты матчей по квиддичу, заклиная мётлы противников или применяя Сталкивающие чары, — отрапортовал Скорпиус.

Он старался держаться как можно увереннее. Конечно, он не ожидал, что МакГонагалл с восторгом примет его объяснение. Поэтому главным фактором, который мог хотя бы поселить в ней сомнение в правоте гриффиндорцев, было его абсолютно спокойное поведение, столь нетипичное для школьников, а потому невольно внушающее доверие. И всё же МакГонагалл метнула на него гневный взгляд.

— Малфой, Вы должны осознавать, что это очень серьёзное обвинение. К тому же неуместное, потому что Гриффиндор находится на третьем месте в турнирной таблице, хотя и с небольшим разрывом.

— Вот именно, — многозначительно произнёс Малфой и пристально посмотрел на директора. — Потому что мы не даём им этого делать.

— И Вы полагаете, что я в это поверю? В Ваш «орден справедливого квиддича»? — МакГонагалл уже начинала нервничать. — Кто такие «мы», кстати?

— Ну не могу же я бегать везде и шептать контрзаклятия каждые тридцать секунд, — меланхолично пожал плечами Малфой. — У меня есть друзья. Так вот двое из них попали в неприятные магические переделки неделю назад, — он бросил испепеляющий взгляд на Альбуса, который демонстративно отвернулся и занялся изучением завитков резьбы на ближайшей раме, — а на меня самого нападали трижды. Неизвестные мне лица, в которых я кинул несколько довольно болезненных заклятий, но видимо, не попал, — судя по выражению лица, Скорпиус явно сокрушался, что заклинания не достигли цели, — иначе бы они оказались в больничном крыле.

— И Вы так спокойно говорите, что кидали заклятия в учеников Хогвартса, жалея, что промахнулись? — МакГонагалл с неодобрением посмотрела на Малфоя. — Вы же староста!

— Конечно, госпожа директор, в следующий раз, когда в меня кинут Ступефай, Обливейт или Инкарцеро, я буду заслоняться от них своим значком, — с нескрываемым сарказмом отозвался Скорпиус. «Хм, это уже что-то новое. Когда он перестал стесняться МакГонагалл? — подумала Роза. — Неужели это из-за того, что он слишком часто с ней разговаривает?». — Я привык защищаться более адекватно. Поэтому сегодня я выстрелил, а потом притворился, что их заклятие меня настигло. Две девочки с Хаффлпаффа нашли меня и отвели в больничное крыло, откуда меня, естественно, выпустили через пять минут. Я пошёл в раздевалку, ведь сегодня была тренировка гриффиндорцев. И подслушал... О да, именно подслушал — это тоже не очень хорошо, не так ли? — он посмотрел на Минерву, которая невольно заинтересовалась его рассказом, — очень интересный разговор: «Завтра победа у нас в руках, без трёх у них ничего не выйдет». Как Вам известно, завтра матч Гриффиндор-Слизерин. Остальное Вы знаете, — он развёл руками и кинул ещё один уничтожающий взгляд на Альбуса.

Минерва задумчиво смотрела на провинившихся студентов. Ей ужасно не хотелось этого признавать, но Альбус действительно был способен на нечто подобное, так как всерьёз болел квиддичем и люто ненавидел слизеринцев, с каждым годом всё сильнее. Но тогда перед решающим матчем команда оставалась без своего лучшего загонщика. И если есть хоть маленький шанс, что Альбус невиновен...

— Если Вы правы, Малфой, то я должна буду отстранить Поттера от игры и оштрафовать его как минимум на сто баллов. Но это не отменяет того, что Вы применяли магию во внеурочное время. К тому же, это по-прежнему только Ваши слова, — Минерва изо всех сил пыталась сохранить лицо, но получалось плохо. Скорпиус видел, что она уже поняла, что может быть не права, и совесть не даёт ей выглядеть невозмутимой: ведь при падении с метлы можно сильно покалечиться, а ученики «её» факультета полностью проигнорировали чужую безопасность. На милую шутку это совсем не тянуло.

— Я не возражаю, если Вы снимите баллы и со Слизерина, — смиренно проговорил Малфой. — Я заслужил это за магическую дуэль. Возможно, тогда в противостоянии факультетов наконец-то победят те, кто действительно приехали в Хогвартс учиться, а действовать на нервы Вам, уважаемая госпожа директор! — лицо Скорпиуса выражало абсолютную серьёзность, но Роза чуть не прыснула: слишком уж хорошо она знала Малфоя. — А именно — наши коллеги с Рейвенкло, которые подают пример всей школе, — здесь Малфоя уже понесло, в голосе звучало неземное воодушевление, — и обеспечивают правопорядок, — Роза едва удержалась от громкого хохота: чтобы Скорпиус сейчас не думал по поводу «поддержания правопорядка» Рейвенкло, с благодарностью и восхищением эти мысли имели мало общего. Джим, похоже, не вполне понимал иронию Скорпиуса, но смотрел на него с тем же удивлением, что и Финеас Блэк чуть раньше.

Закончив «строить из себя благородного спасителя человечества», как называла эти припадки пафоса сама Роза, Скорпиус нахмурился, достал палочку и уже совсем другим голосом продолжил:

— Что касается моих слов, я могу ответить за каждое. Сейчас я покажу Вам заклинание, которое может сбросить человека с метлы, но которое нельзя опознать, как магическое воздействие, если не знать, куда смотреть, — он направил палочку на Альбуса, не отказав себе в удовольствии сделать противника наглядным пособием. Гриффиндорец резко отлетел от рамы, которую рассматривал, и с размаху бухнулся в кресло возле стола. — Чувствуете магический фон, госпожа директор?

— Не очень, — сухо ответила МакГонагалл. — Не спрашиваю, откуда это знаете Вы. Но почему Вы решили, что это заклятие известно Поттеру?

— Методом умозаключений, — пожал плечами Скорпиус. — Но, если он согласится, зная исходную формулу, мы это можем легко проверить. Поттер, дай, пожалуйста, палочку.

Альбус не шелохнулся. Он медлил, не в силах отдать палочку, которая (и он знал это точно) его предаст. Минерва строго взглянула на гриффиндорца и с мнимым спокойствием произнесла:

— Мистер Поттер, положите палочку мне на стол. Вам нечего бояться.

Альбус понял, что битва в сердце директора проиграна. Минерва МакГонагалл явно считала его виновным, а это означало, что потеря ста двадцати баллов Гриффиндору уже обеспечена. Поэтому, с видом человека, следующего к эшафоту, он вытащил из кармана палочку и положил её на письменный стол. Директор едва удостоила его кивком и опять обратилась к Малфою: — Мистер Малфой, Вы знаете заклинание, которым пользуются в Аврорате для проверки палочек? Это же уровень ЖАБА!

— Сто пятьдесят баллов по заклинаниям и друг, отец которого работает в Аврорате, — пожал плечами Малфой, — Приори Инкататем!

Через пять минут всё было кончено. Минерва с лицом, бледным от возмущения и бессильной ярости, оштрафовала Гриффиндор, не взяв со Слизерина даже полагающиеся очки за незаконную магическую дуэль. «Подозреваемые» под конвоем рейвенкловцев отправились в свои башни.