Время толерантности (гет)

— Лили? — Альбус едва успел поддержать женщину, когда она рухнула на ковёр. Практически мгновенно. — Лили, Моргана тебя подери!

Без сознания. Он рывком поднял её на руки и коснулся портключа экстренного вызова, которыми в последнее время комплектовали каждый дом. Комната перед глазами почти моментально сменилась на регистратуру больницы Святого Мунго. Альбус подбежал к медсестре у стойки регистрации.

— Быстро! Вызывайте реанимационную бригаду! — рявкнул он. — Девушка без сознания.

— Что с ней?

— Отравление, — отрывисто ответил Альбус. Люди в жёлтых халатах появились мгновенно, забрав у него Лили и уложив её на носилки. Всматриваясь в её бледное лицо, он добавил: — Обеспечьте ей лучшее и самое срочное лечение, чего бы это ни стоило.

— Не волнуйтесь, у нас по-другому не бывает, — сказала через плечо медсестра, левитировавшая носилки в отделение интенсивной терапии.

— Ей нужно больше, чем «как у вас бывает»! — огрызнулся Альбус. — Где врач?!

Медиковедьма недовольно покосилась на него, но, видимо, увидев бледное, белее стен, лицо мужчины передумала отвечать. А он не отрывал взгляда от сестры. Неожиданно, перед входом его остановили.

— Вы родственник?

Краткая доля секунды, когда он почти произнёс «да». Родственник, брат-близнец, самое близкое существо на свете. Какое вам всем дело?! И резкий мысленный рывок, как будто он остановил сам себя на полной скорости. Нет. Альбус не мог нарушить своего инкогнито. Не сейчас. Это только навредит.

— Нет, — чужой холодный голос без малейшего следа паники, как будто за него действительно говорит другой человек. И вежливый кивок головой в ответ на неизбежное: «Тогда Вам сюда нельзя». Альбус рухнул в кресло у самых дверей отделения, словно превратившись в неподвижную статую, слышавшую и наблюдавшую за тем, что происходило за дверью.

Смутные фигуры врачей через полупрозрачное стекло. «Доктор Малфой, в отделение 6». Силуэт с очень светлыми волосами, почти в тот же момент склонился над носилками.

— Миллисент! Жидкий деиллюминатор, немедленно!

— Но сэр, мы же не закончили сканирование... — робко попыталась возразить рыжеволосая тень, видимо, та самая медсестра, которая говорила с Альбусом.

— Какое... — Малфой витиевато выругался, — сканирование?! У неё ногти светятся! Если сейчас не достанешь деиллюминатор, через пару минут будешь пепел отсюда сметать. Только барышня, в отличие от феникса, вряд ли вылупится из него солнечноголовым грудничком!

Альбус не изменил позы, но его руки вцепились в подлокотники мёртвой хваткой. Самосвет — жидкость для колдовских светильников, была практически холодной на ощупь. Но, как он сейчас вспомнил, её можно было транспортировать только в открытых ёмкостях. Потребность этой жидкости светить была так высока, что как только её закрывали, она искала себе путь к выходу. У самосвета были странные повадки: не трогая глубокие слои материала, он выбирался на поверхность — и выжигал верхний слой концентрированной световой энергией. То же самое происходило теперь с Лили...

Топот. Пробирки, неясными тенями летающие по ту сторону стекла. Паника, холодная паника. И одна фраза, раз за разом произносимая обманчиво-спокойным внутренним голосом: «Не умирай, Лили». Шум крови в ушах незаметно слился с гулом голосов. Сколько времени Альбус провёл в этом странном оцепенении, он не знал. Но вот через шумовую завесу прорезался такой знакомый и ненавистный голос:

— На этот раз тебе повезло, Миллисент. Ни одного ожога, только на мизинце истончение кожи. Накладывай сонное заклятие.

Альбус моментально пришёл в себя. Он поднялся с кресла и осмотрелся. С Лили всё было в порядке, теперь надо позаботиться о себе. Сидеть у дверей отделения интенсивной терапии у всех на виду, да ещё и в двух шагах от Малфоя, он больше не собирался. Выбраться из Мунго надо было как можно скорее, но перед этим убедиться, что никто не вспомнит, что он здесь был. Регистратура!

Наложив на медсестру Обливиейт и лёгкий Конфудус, Альбус быстрым шагом вышел из больницы и, найдя укромное место, трансгрессировал. Но не домой, а в бар. После секундного колебания, Альбус выбрал «Дырявый котёл» в Косом переулке. Больше людей, но гораздо меньше любопытствующих — это то, что ему сейчас необходимо, чтобы разобраться в произошедшем.

С каждым глотком огневиски он чувствовал, как его мышцы покидало напряжение. Только сейчас, когда опасность миновала, перед внутренним взором Альбуса Поттера начинали заново прокручиваться картинки этого вечера. Лили... Вот она поворачивается, улыбается ему — и выпивает самосвет: «Роза поверит, только если это будет что-то действительно серьёзное». Хладнокровие, граничащее с безумием. Лили, его Лили. Маленькое рыжее солнце, которое любило цветы и животных. Сколько раз она подбирала на улице собак, а однажды — даже принесла лабораторную крысу. Дядя Джордж сказал, что та уже старая и от неё не будет никакого прока, но Лили её выходила. А как она горько плакала, когда через несколько лет Хульда (так они назвали это животное) всё-таки умерла!

Альбус печально улыбнулся. Лили всегда кого-нибудь защищала, а в перерывах — что-нибудь придумывала. Её единственным врагом была скука, поэтому, когда зелёные глаза загорались озорными искорками, он уже понимал, что сейчас последует: «Альбус, а давай...» Как он мог не согласиться? И когда очередная шалость удавалась, его сестра звонко хохотала, показывая ровные белые зубы, запрокинув голову в небо. Никто не умел смеяться так, как Лили... «Я стану её подругой, так, Альбус?» И смех, снова смех. Захлёбывающийся, хрипловатый, сумасшедший. Его любимая сестра стала психопаткой, но до этого самого дня это было очевидно всем, кроме Альбуса. Да, он удивлялся, почему Мари, адвокат, общавшаяся когда-то даже с насильниками и убийцами, откровенно опасалась Лили и старалась не оставаться с ней один на один. Он не мог понять, почему сестру, раньше моментально находившую общий язык со всеми, теперь сторонились в любой компании...

И единственная ниточка, связывающая её с жизнью, единственная страсть — это любовь и месть. Любовь к брату и маниакальная идея отомстить кузине. Альбус не мог разочаровать Лили ещё раз, потому что это означало свести её с ума окончательно. Поэтому всё, что ему оставалось — всегда быть рядом и пытаться направить её одержимость в более полезное русло... Тошнота и что-то похожее на смутное нехорошее предчувствие, заставили Альбуса ещё раз наполнить стакан и начать думать о чём-то другом. Хотя бы о Скорпиусе Малфое.

Да... Так было гораздо спокойнее. Итак, что же знал Альбус о своём враге теперь, когда видел и слышал его через матовое стекло больничного отделения? Безусловно, слизеринский аристократ сильно изменился. Ругаться в присутствии женщины? Кричать на женщину? Альбус помнил его как человека, который, уже будучи старостой, снёс бы пощёчину от первоклашки просто потому, что та была девочкой. Голос Малфоя, севший, надтреснутый, напоминал хриплое карканье ворона. Что, несомненно, осталось прежним, так это разум. Холодный, ясный, быстро принимающий решение в любой ситуации, без тени паники или сентиментальности. Отдающий приказы и уверенный, что его послушаются. Опасный противник, но — и уязвимый для всего, в чём нет логики.

Альбус усмехнулся и провёл пальцем по окружности стакана. В чём меньше предсказуемости и логичности, чем в женщинах? От этой мысли по его жилам прошло приятное тепло, не идущее ни в какое сравнение с огневиски...

* * *

Тем временем, в больнице доктор Скорпиус Малфой, кивнув на рыжеволосую пациентку, в которой он с неудовольствием узнал кузину жены, лениво предположил:

— Попытка самоубийства?

— Сами посмотрите, — Миллисент, всё ещё перепуганная, не решилась делать при докторе замечаний. По её соображениям, аура пациентки, переливавшаяся после наложения сканирующего заклинания видимыми цветами, не несла на себе характерных изменений, присущих суицидникам. Ни тёмных пятен, ни «дыр» — ровная радужная поверхность, красная с зелёным. Только золотистый фон природной магии почти не виден.

— Хм... — доктор приложил палец к нижней губе, глубоко задумавшись. — Вы правы, не похоже. А как такое может быть?

Он не то чтобы конкретно интересовался её мнением, но скорее размышлял вслух. Впрочем, Миллисент, ободрённая его спокойным настроением, набралась храбрости и предположила:

— Возможно, она такая довольная, потому что ещё не знает, что... — на середине фразы она смутилась: всё-таки немного ненормально говорить такое, только что избавив пациентку от мучительной смерти, — ну, что самоубийство не удалось?

— Может быть... — рассеяно повторил Малфой и посмотрел на Лили, спящую под действием заклятий. Что-то в этом было не так. И если от самосвета теряют сознание сразу... Не выпила же она его прямо в больнице? Значит, её кто-то принёс...

Так и не попрощавшись с Миллисент, Скорпиус вихрем ворвался в регистрационный холл. Медсестра, которая дежурила, когда поступила Лили, ещё не закончила свою смену. Однако счастье Малфоя было недолгим: медиковедьма сказала, что девушка была одна. Никто её не сопровождал и не приносил. Но такое было невозможным! Вглядевшись в лицо дежурной сестры, он заметил то, что должно было броситься в глаза с самого начала: благостная рассеянность совершенно особого типа, не похожая на результат десятичасовой смены. «Конфудус», — подумал Скорпиус. «...Любимое заклинание младшего Поттера», — внезапно возникло в его голове как ответ на незаданный вопрос. Доктор Малфой встревожился. Сняв с медсестры чужие заклятия, он повторил свой вопрос и — о чудо! — теперь она всё вспомнила. Значит, заклятие накладывали в спешке.

— Её принёс мужчина. Он накричал на меня и Миллисент, требовал врача немедленно: видимо, был очень напуган. Наверное, это произошло на его глазах, — медсестра сочувственно покачала головой.

— А какой он из себя? — продолжил «допрос» Скорпиус. Видя, что медсестра опять затрудняется с ответом, он пояснил: — Рост, возраст, цвет волос...

Она согласно закивала.

— Пониже Вас, но немного, на пару дюймов. Среднего возраста, где-то около тридцати, — судя по лёгкому румянцу, медсестре отчаянно хотелось добавить в портрет слово «красивый», но она не решилась. — Волосы чёрные.

— Глаза?

— Странно, что Вы спросили... Но я запомнила, — она опять покраснела и попыталась объяснить свою внимательность. — Он просто был так напуган, что глаза казались просто огромными. И я сразу заметила, они у него такие... — она замялась в поисках подходящего оттенка. — Вот такие! — регистратор потянула за цепочку кулон, висевший у неё на шее. В руках у неё оказался старинный талисман в форме жука-скоробея. Голова, к которой крепилась цепочка, была золотой, а крылья выточены из бирюзы. Египетской. Характерного оттенка «морской воды»: не голубая и не зелёная. Как глаза у Альбуса Поттера.

— Спасибо, Вы мне очень помогли, — выдохнул Малфой, всё ещё слишком поражённый правдивостью своей догадки. Он невидящим взглядом смотрел на белую стойку регистратуры, не замечая обеспокоенного выражения лица медсестры. Это странно, почти невозможно... Но разве не этого он ждал когда-нибудь? Действительно, редкий цвет, его вряд можно встретить случайно. Тем более, поблизости от Лили. «Надо её расспросить, когда проснётся», — подумал он и добавил: — Сестра, Вы не могли бы оформить перевод пациентки Лилиан Поттер в Снейп-Центр? Это довольно запутанный случай, есть определённые сложности с аурой, так что мы берём его под свой контроль.

* * *

Доктор Скорпиус Малфой посмотрел на часы и занялся приготовлением посуды для очередного зелья. Надо успеть всё смонтировать и разложить ингредиенты, пока она не появилась. То, что он сам пошёл на её госпитализацию в Снейп-Центр, вовсе не делало встречу с Лили Поттер менее неприятной. Поэтому он должен делать что-то полезное во время этого разговора. И иметь возможность не оборачиваться: хорошо, что за лабораторным столом во всю стену тянется зеркало. Он проверил эмпатогенное заклинание — работает. Теперь каждое слово, сказанное Лили в едва заметном переливчатом магическом «пузыре» окрасится цветами её эмоций. Настоящий «детектор лжи», только лучше, как всё волшебное по сравнению с магловским. Лили же, глядя на границу сферы с обратной стороны, по идее вообще не должна ничего заметить, разве что эмоция станет слишком сильной.

Что ж, пять минут назад его заместитель и автор «Сферы Эмпатии», Стелла Ковальски вывела Лили из искусственного сна. Как раз сейчас Стелла должна успокаивать Лили и говорить, что из-за люминесцентной жидкости способность последней воспринимать цвета вовсе не пострадала и что мисс Поттер не стала дальтоником, даже если ей так кажется. Стелла накладывала на волосы заклинание искусственного метаморфизма, позволявшего менять их цвет в соответствии с её эмоциями. Очень удобное изобретение, особенно весной, когда в Снейп-Центр набирают новых ординаторов и стажёров: одного взгляда на голову доктора Ковальски иногда достаточно, чтобы задать глупый вопрос как-нибудь в другой раз и вообще кому-нибудь другому. Ирония заключалась в том, что вначале надо было выучить, что означал тот или иной оттенок, поскольку у Стеллы цветовое кодирование эмоций отличалось от общепринятого. Например, розовый означал ярость, ярко-жёлтый — спокойствие, а бледно-сиреневый — радость. Не говоря уже о том, что попадались сложные эмоции, заставлявшие причёску доктора переливаться противоречивыми оттенками, недоступными ни одному метаморфу. Можно добавить к этому, что халаты у персонала Снейп-Центра были салатовыми, а в Мунго — жёлтыми. Иными словами, если Стелла вовремя не успокоит пациентку, той будет гарантирован новый нервный срыв на почве зрительных впечатлений. А это в планы Скорпиуса не входило. Пока, во всяком случае.

Доктор Малфой усмехнулся и приладил последнюю пробирку как раз над горелкой. У него ещё есть минута в запасе: не меньше семи ушло на объяснения, не меньше десяти — на одевание и «приведение себя в порядок», и две минуты — чтобы дойти сюда. Раз, два, три... В дверь постучали.

— Войдите, — прокомментировал Малфой, но головы в сторону двери не повернул.

Лили не слишком уверенно выглянула из-за двери, вошла и осмотрелась. Какое-то время она, видимо, надеялась, что доктор с ней поздоровается, но быстро вспомнила, что этого ждать, скорее всего, бесполезно.

«Зачем он вообще продолжает вести мой кейс? — подумала Лили. — У меня даже не «интересный случай». Не из личной же симпатии...» Размышления были прерваны самим доктором, которому халат весёлой салатовой расцветки вовсе не придавал более безобидного вида.

— Ну и? — лаконично поинтересовался он. — Может, объяснишь, что это значит?

— Я выпила жидкость из люминесцентного фонаря, — пояснила Лили и устроилась в кресле для осмотров.

— Если бы я этого не знал, ты бы здесь не сидела, — хмуро заметил Скорпиус и на секунду поднял на неё глаза. — Или сидела бы, но в магических ожогах по всему лицу. Меня интересует, зачем ты это сделала. Это не была попытка самоубийства.

Скорпиус не спрашивал, а констатировал. Он знал, что Лили должно было удивить отсутствие «суицидального следа» среди возможных причин её поступка, тем более что в её медицинской карте было целых два «эпизода». И действительно, ведьма выглядела встревожено. Впрочем, она постаралась взять себя в руки и изобразить облегчение.

— Даже так? А я боялась, что меня опять запрут в психиатрическом отделении, — лениво протянула Лили. — Ты прав, я выпила его случайно.

Сущая глупость. Неужели она рассчитывает, что он в это поверит? С чем можно перепутать маслянистую тяжёлую жидкость без запаха, которая светится изнутри? Значит, Лили просто не придумала подходящего объяснения. Она отравилась специально, но это был не суицид: её аура по-прежнему не обладала признаками, обязательными для самоубийцы. Какие причины могут заставить человека отравиться, если он не хочет покончить жизнь самоубийством? Возможно, она хотела встретиться с ним, ведь он дежурит в Мунго всего два раза в месяц и любой знает, в какие дни. Но зачем и почему таким способом? Он всё равно это узнает. Главное, заставить её говорить правду, а для этого придётся вывести её из себя.

— Тогда зачем меня здесь держат? — продолжила колдунья. — Я так могу на работу опоздать!

— У тебя есть работа? — Скорпиус скептически изогнул бровь. — Какая новость! — Лили поморщилась от его недружелюбного сарказма, но он предпочёл этого не заметить, вместо этого отвечая на её вопрос: — Если ты не самоубийца, это ещё не значит, что тебя можно отпускать. Больница Мунго и наш Центр проводят детоксикацию всех попадающих к нам наркоманов, если ты не знала... — он вызвал манящими чарами папку с её личным делом. — Порошок из чешуи дракона, дозы алкоголя, близкие к смертельным и... — Скорпиус брезгливо поморщился, — никотиновая зависимость. Ты продвинулась в собирании магловского мусора куда дальше, чем твой дед Артур. Он собирал его вокруг себя, а ты — в себе. Что за привычка — курить смесь из вонючих сухих растений?

Лили тихо выругалась. Ну да, конечно, теперь её запрут здесь недели на три, пытаясь отпоить зельями и ведя душеспасительные беседы о вреде алкоголя и наркотиков. Ничуть не лучше суицидного отделения, но дольше — так она пропустит всё самое интересное!

— Тебя не спросила, парфюмер, — беззлобно огрызнулась она. — Кстати о зависимости, у меня сигареты были в сумочке, нельзя ли их получить назад?

— А ты трансфигурируй во-он из того фикуса! — посоветовал Скорпиус, махнув рукой в направлении ближайшего растения. Сам он продолжал сосредоточенно шинковать компоненты для зелья серебряным ножом. — Я потом проветрю.

Палочка была у Лили в кармане. «Как я сразу не догадалась? — думала она. — Если они думали, что я самоубийца, то отобрали бы». Но на предложение Малфоя она только виновато улыбнулась и втянула голову в плечи.

— К сожалению, закон Гэмпа считает, что я их ем.

— Конечно, — многозначительно произнёс Скорпиус. Его подозрения подтверждались, но пока он не спешил их высказывать. Что ж, эта женщина хочет ему врать, как будто это что-то изменит. Лили, видимо, расслышала подтекст в его словах и попыталась перейти в наступление сама.

— Я удивляюсь, как, вмешиваясь в чужие дела с таким азартом, ты продолжаешь не любить, когда вмешиваются в твои?

— Я врач. Мой интерес — первый шаг к диагнозу, а не праздное любопытство. — Скорпиус даже не нахмурился. Создавалось впечатление, что этот вопрос абсолютно его не задел. — Кроме того, если бы ты заметила, я гораздо спокойнее отношусь к этому, чем раньше. Со мной работает слишком много людей, чья работа заключается в разгадывании загадок. В отличие от тебя, Лили, они умеют их разгадывать, и я уже привык к подобному вниманию.

— Я теперь не удивляюсь, почему ты назвал свой центр именем Снейпа, — хмыкнула Лили. — Судя по тому, что рассказывал отец, он был таким же ехидным мизантропом, обожающим обижать людей, как ты.

— Просто он не любил пустой болтовни. И вообще, мне Снейп показался вполне нормальным человеком, — Скорпиус пожал плечами. Он убавил пламя горелки, продолжая помешивать зелье против часовой стрелки.

— Ты разговаривал со Снейпом?

— А ты разговаривала со своим отцом?

Удар попал в цель. Иногда он действительно ехидный мизантроп, любящий обижать людей. Лили вдохнула через сомкнутые зубы и часто заморгала. Вот-вот заплачет или закатит истерику. Если у человека проблемы, его всегда можно спросить о детстве — и он обязательно за что-нибудь зацепится. Некоторых прошлое не отпускает никогда. Но вот она снова пришла в себя. Сейчас попытается обидеть его в ответ. И действительно:

— Ты, я вижу, придерживаешься другого взгляда на воспитания детей. Неужели есть опыт?

— Не меньше твоего, — сказав это, Скорпиус был готов поклясться, что снова её «достал», но на сей раз ведьма оправилась от удара быстрее. Она усмехнулась и спросила, полушутя-полупровоцируя, вызывающе глядя на него и качая ногой, обутой в чёрную замшевую туфлю на плоской подошве:

— Знаешь, я была бы не против иметь детей от тебя. А ты?

— Ну конечно, — протянул Малфой, — всегда мечтал о детях от неуравновешенной истерички и наркоманки, в которой сошлись все самые худшие гены славного рода Блэков, пришедшие и с отцовской, и с материнской стороны. Вдобавок, пытавшейся разрушить мою жизнь с четырнадцати лет, — он посмотрел на неё, а точнее на эмоциональную ауру. Возмущена, зла, но не сильно, ведь Скорпиус сказал только то, что она и сама ожидала услышать. Сейчас он добавит кое-что новое. Малфой устало усмехнулся и развёл руками. — Впрочем, Лили, я могу рассуждать об этом свободно. Я ведь читал твою медицинскую карту.

— Ты подонок! — яркая вспышка ненависти. Теперь Лили наконец-то прослезилась. — Они не имели права давать тебе эти сведения!

— Диагностическому центру имени Снейпа дают любую информацию. А точнее, сразу всю, хотя мы их об этом и не просим, — Скорпиус продолжал методично помешивать зелье. Казалось, ещё чуть-чуть, и он начнёт задумчиво напевать какую-нибудь мелодию. — Хочешь, я добавлю к этому отчёт твоего психоаналитика? «Не чувствительна к большинству статистически распространённых форм сексуальных отношений, исключение составляют...»

— Хватит уже, я и так помню, — вместо того, чтобы разозлиться ещё сильнее, Лили устало махнула рукой. — Попробовал бы ты удержаться от «лесбийских связей» в отделении для суицидников. Делать нечего, проживание — раздельное, как в школе. А вокруг только и разговоров, какие мужчины соплохвосты, — она перевела взгляд на котёл. — Слушай, а этому твоему... зелью, разве не вредит, что ты со мной препираешься?

— Несколько баллов Слизнорт всё-таки поставил тебе законно, — кивнул Скорпиус. — Но вообще-то я решил совместить разговор с Зельеварением именно из-за рецептуры, — увидев удивление в глазах Лили, он с удовольствием пояснил: — Для лучшего действия, его надо готовить в состоянии лёгкого раздражения.

Раздражение, которым она его оделила, было совсем не лёгким. Доктор Малфой даже начал опасаться, не увидит ли она эти цветные всполохи сама? Но Лили была слишком поглощена своими эмоциями.

— Почему ты на этот раз так со мной разговариваешь? Я же ничего тебе не делаю, не так ли? Или это уже привычка? — Скорпиус всегда поражался, как «истой гриффиндорке» Лили удавалось так качественно шипеть. Вот и сейчас она вполне могла составить конкуренцию своему знаменитому отцу в бытность того змееустом.

— Я ненавижу, когда мне врут, — отчеканил Скорпиус. — А ты это делаешь постоянно. Ты не можешь трансфигурировать сигарету, потому что это нарушает закон Гэмпа? — он демонстративно расхохотался и захлопал в ладоши. — Браво, Лили, какая прелесть! Как ты в таком случае объяснишь, что у тебя в сумочке самая настоящая магловская зажигалка? Не подделка для тех, кто не привык прикуривать от палочки, а зажигалка, заправляемая бензином. И ты заправляешь её регулярно, хотя могла бы сделать себе «вечную». Потому что вечная зажигалка работает только в руках мага. Сколько лет ты уже сквиб, Лили? — её аура полыхнула отчаянием. Вот он, момент потери контроля... И Скорпиус, как будто продолжая монолог, нанёс последний удар: — Пятнадцать? Нет, конечно же двадцать, ведь двадцать лет назад пропал твой драгоценный брат!

— Не смей так говорить об Альбусе, ты ничего не знаешь!

Вот оно! Лили закричала на него, но совсем не так, как должна была. Если она действительно потеряла магические способности, когда он пропал, то боль от разлуки была огромной и вряд ли притупилась бы с годами. Но она и вполовину не рассердилась так, как было, когда он спрашивал про её бесплодие, про отца или про утрату магических способностей. Главное, в ауре не было отчаяния или тоски, только «праведный гнев» из-за того, что Скорпиус обидел «ненаглядного Альбуса». Итак, Альбус Поттер вернулся, и Лили об этом знает. Именно поэтому её аура выглядит такой «целой», без единого «суицидального пробоя». Теперь её можно было отпустить, Малфой уже выяснил, что хотел.

— Нет, Лили, — моментально смягчившимся тоном произнёс Скорпиус. — Теперь я знаю гораздо больше... — он с удовольствием отметил, что в ауре, да и просто в глазах Лили мелькнул страх. «Сейчас она думает, не сболтнула ли лишнего». Решив, что противнику пока нет необходимости знать, что он кое о чём догадался, доктор Малфой перевёл разговор в шутку: — Ведь у меня есть твоя медицинская карта. Никогда не ври людям, у которых этот документ, Лили. А сейчас, — добавил он, повысив тон, — выпей это зелье.

Он снял охладившуюся ёмкость со штатива, перелил в мерный стакан и протянул Лили.

— Это что — новый вариант Веритасерума? — Лили с подозрением покосилась на содержимое стакана. На Веритасерум ЭТО походило мало, скорее на бодроперцовое зелье, потому что испарения ощутимо щипали глаза.

— Ухудшенный? — скептически прищурился Малфой. — Хотел бы я посмотреть на человека, которому можно незаметно подлить что-то подобное. Беру назад свои слова, Слизнорт все семь лет обучения подкидывал тебе очки только из-за внешнего сходства с Лили Эванс. Это, — он постучал по ёмкости ногтём, — твоё антиабстинентное лекарство. Забыла, что ты наркоманка на излечении?

Лили угрюмо вздохнула и залпом выпила содержимое стакана. Стакан упал на пол, а её скрутило приступом совершенно непередаваемых ощущений. Если вкратце, то складывалось впечатление, что по жилам тёк огонь. По всем, включая кровообращение кончиков пальцев, затылка и глазных яблок. Когда через минуту всё кончилось, Лили, утирая невольно выступившие слёзы, хрипло прошептала:

— Оно всё-таки ухудшенное. Антиабстинентное никогда так не действовало. И сколько ещё так мучиться?

Скорпиус бы с удовольствием сказал, что эту невообразимую смесь надо принимать несколько недель по три раза в сутки. Но он уже выяснил, что хотел.

— Нисколько. Оно всё-таки улучшенное. Иди в регистратуру, выписывайся.

* * *

Вечером, перед тем, как бросить летучий порох в камин и отправиться домой, доктор Малфой сидел у себя в кабинете, слегка покачиваясь в кресле, и задумчиво смотрел в потолок. Взятое у медиковедьмы из регистратуры воспоминание не прояснило ситуацию с таинственным спасителем Лили Поттер: его лицо в воспоминании оказалось окутано плотным серебристым туманом Чар Невыразимости. Но это не тревожило Малфоя, а, напротив, наводило на размышления.

Осадок фактов, оставшийся после выпаривания целого котла неясных предположений, свидетельствовал о следующем:1) Альбус Поттер связался с сестрой впервые за двадцать лет. 2) Он доставил её в Мунго, когда она выпила самосветящуюся жидкость. 3) Он не хотел, чтобы кто-то об этом знал, поэтому постарался изменить память медсестры на регистрации. 4) Он вообще не хочет, чтобы его узнавали, поэтому пользуется сложными Чарами Невыразимости. 5) Такими же чарами пользуется Мёрквуд. 6) из всех компаний магической Британии, Мёрквуд заинтересовался именно «Уизли Кеир».

Вывод: Даниэль Мёрквуд = Альбус Поттер, и Лили об этом знает. Найти: зачем Лили выпила жидкость в день его, Скорпиуса Малфоя, дежурства?

Он задумался. А если... Действительно, как он сразу не догадался? Роза обычно бурно реагировала на проблемы кузины и пыталась наладить с ней связь, когда та попадала в очередную неприятность. Поэтому, если он скажет Розе, что у Лили была попытка отравления, то... Если он скажет Розе. Нет, так не получится: Мёрквуд либо найдёт другого шпиона, либо эта зелёноглазая сумасшедшая придумает ещё какое-нибудь представление. Хм... но какими же крепкими нервами надо обладать, чтобы выпить самосвет, зная, что если врачи замешкаются, то даже жертвы драконьего огня будут выглядеть гораздо привлекательнее? Странная женщина. Значит, для неё и правда есть вещи, более важные, чем её хвалёная красота.

Приняв решение, Скорпиус рывком встал с кресла и стремительно вышел из кабинета.