История Тома Реддла (джен)

Первая мысль, скользнувшая в голове Тома после пробуждения, была: «Где я?»

Он внимательно, даже досконально оглядел комнату, обратил внимание на каменный потолок, балдахин, две своих неряшливо брошенных в углу сумки, сморгнул, а потом вспомнил вчерашний день и широко искренне улыбнулся.

Счастливое ощущение облаком окутало его. Счастливое ощущение человека, спасенного от бесконечного заточения.

Он вырвался.

В следующие сорок минут Том делал то, что делал всегда: умылся, сделал зарядку, разложил вещи и собрал школьную сумку, сверяясь с коротким списком предметов. Нельзя нарушать порядок только потому, что ты попал в волшебный мир.

Список предметов поразил Тома отсутствием таких важных дисциплин, как английский язык, арифметика, геометрия… Либо волшебный мир был безграмотным и отставшим на многие десятки лет от человеческого, либо был какой-то секрет. Через десять минут Том уже был на завтраке. Дорею он ждать не стал и легко обнаружил дорогу по памяти, тем более ему нужно было лишь подняться на основной этаж без перепрыгиваний между движущимися лестницами.

Утро было до хруста свежим и дрожащим в дымке, что белесым туманом тянулась над желтеющей травой. Замок стоял полупустой, залитый бледным сонным рассветом, словно стены вымазали тусклым розовым и белым. Портреты сонно сопели, и шаги Тома оглушительно и звонко разносились по длинным каменным коридорам.

Когда он вошел в Большой зал, тот показался ему еще более громадным, чем вчера. Пустой и холодный, высветленный широкими жирными полосами света через высокие оконные проемы. Слизеринцы в черных мантиях нависали над тарелками, как голодные вороны.

В этот раз Том расслабился и позволил себе отъесться до отвала. На него обращали очень мало внимания, не разговаривали с ним и не трогали — Тома это полностью устраивало. Еще сегодня была пятница, а в субботу — Том знал, — он сможет вдоволь насладиться чтением в библиотеке и разобраться во всех волнующих его вопросах.

Дорея с первокурсниками пришла на полчаса позднее. Ее горделивая голова поворачивалась туда-сюда, как у важной птицы, что зорко следит за малышней. Рассадив всех за стол, она заняла свое королевское место по центру и лишь тогда взглянула на Тома. Ее краткий пристальный взгляд ощупал его с головы до ног, словно мог проникать даже сквозь стол. После чего Дорея хмыкнула и переключила все свое внимание на тыквенный пирог.

Наконец, весь Слизерин чинно расселся, заткнул платки за ворот мантии и взялся за приборы. Это благородное учтивое позвякивание ножа о вилку казалось Тому неотъемлемой частью факультетского духа. Гриффиндор шумел, хохотал, горланил, Когтевранцы были похожи на шорох перелистываемых страниц, а Пуффендуй — на тихое трудолюбивое пчелиное жужжание, и только слизеринцы издавали чинный металлический звон, равномерный и бездушный.

— Вы знаете, что снова хотят ввести нормирование продовольствия? — воскликнула Лиза Эппл с соседнего стола. Воскликнула очень громко, так что несколько слизеринцев удивленно обернулись.

— Что такое нормирование продовольствия? — тут же спросила любопытная Друэлла.

— Его вводили во время войны. Некоторые продукты выдавались только по карточкам, — брякнул Том, не подумав.

Вальбурга повернула голову влево, смотря куда-то впереди Тома, словно она услышала невнятный шум, но не могла различить его источник. Остальные отнеслись к его изречению вполне благодушно.

— И после войны они тоже были, — встрял Альфард.

— Волшебники о таком знают? — удивился Том.

Повисла тишина.

Реддл съежился, но понять, что же такое он ляпнул — не смог.

— Волшебники?.. — с тихой угрозой спросила Вальбурга. — Ты сказал «волшебники»?..

Том ни в ком прежде не встречал такой откровенно воинственной, непримиримой силы духа.

— Ты хочешь сказать, что… — хорошенькое личико Вальбурги, обильно припудренное, словно она пыталась стать восковой куклой, раскраснелось, — …что ты не волшебник?

Том сглотнул.

— Вальбурга, — мягко приструнила ее Дорея. — Не стоит, не разобравшись, обвинять людей в магглорожденности. Это очень невоспитанно. — Дорея повернула длинную гибкую шею к Тому. — Ты, Том, как я знаю, сирота?

Том кивнул.

Оглянулся вокруг на сосредоточенные, подозрительные лица, и тут его кто-то словно дернул за язык, да так, что Том просто не смог себя остановить.

— Я помню немногое, — с угрюмой печалью в голосе сказал он, уголки его губ дрогнули. — Мы жили с родителями в Лондоне, и они что-то рассказывали мне про Хогвартс, про магию, говорили, что я волшебник и что обязательно поступлю на Слизерин, когда вырасту. Но они умерли. Погибли. А потом меня забрали в приют, и я почти…

Слизеринцы молчали. Ни сочувствия, ни жалости, лишь легкий, очень смутный, быстро угасающий интерес. Одна лишь Дорея казалась тронутой, и Друэлла, подставив под подбородок маленькие белые ручки, слушала с интересом, посматривая на Тома грустными глазами.

— Что же, это многое объясняет, — отозвалась Дорея и тут же сменила тему, отвлекая от Тома всеобщее внимание: — Конечно же мы знаем историю своей страны. Тем более столь недавнюю. Хотя хочу сказать, что волшебников больше волнует растущее влияние Грин-де-Вальда, — она указала на лежащую рядом газету, в которой двигался портрет молодого красивого юноши с очень высокомерным взглядом.

— Грин-де-Вальд, — тут же подала голос Вальбурга, обращаясь к Дорее и полностью игнорируя Тома, — пытается освободить наш мир от влияния грязнокровных волшебников, уничтожающих саму волшебную культуру. Чем больше их становится, тем большую опасность для магии они представляют.

Том с интересом уставился на Вальбургу. Растущее влияние Грин-де-Вальда совпадало с растущим влиянием Гитлера. Что это? Совпадение или же Грин-де-Вальд использует переполохи в неволшебном мире для своих целей?

Вальбурга и Дорея в этот момент кольнули друг друга взглядами, и казалось, что лед сковал весь слизеринский стол. После этих слов те, кто в сторону Дорею опасался дышать, взглянули на нее со враждебным непониманием. Похоже, здесь она была одной из немногих, кто не разделял восхищения травлей магглов.

На этом разговор был закончен, и хотя Дорея сделала все возможное, чтобы смягчить последствия и взяла удар на себя, взгляды, бросаемые в сторону Тома, оставались подозрительными.

У входа в класс на первое занятие она придержала Тома за локоть.

— Том, я понимаю, что ты еще не разобрался в ситуации, но ты не можешь кричать повсюду, что ты, — она почти шептала, — из неволшебной семьи.

— Почему?

— Потому что ты зачислен на Слизерин, а на Слизерине магглорожденных нет.

Том нахмурился.

— Совсем?

— Совсем. Я не в праве рассказывать тебе это, но твое положение здесь немного необычно. Довольно давно чистокровные семьи заключили договор еще с директором Финеасом Найджелусом Блэком. Договор о том, что ни один магглорожденный не попадет на Слизерин. Он согласился и в свою очередь договорился со Шляпой. Поэтому любого ребенка из неволшебной семьи, подходящей нам, Шляпа отправляет на Когтевран. Это не прихоть и не каприз, уж поверь мне. Было несколько не очень… приятных инцидентов много лет тому назад. Наш факультет жестоко относится к нечистокровным.

— Поэтому все подумали, что я из волшебной семьи? Раз Шляпа зачислила меня на Слизерин? Поэтому они смолчали?

— Да, Том. Ты почти выдал себя. Будь осмотрительнее.

Том хотел сказать, что ничего он не выдал и что он действительно не знает ничего о своей семье. Даже собирался напомнить Дорее про свежевыдуманную историю гибели своих родителей, но тут прозвенел звонок. Дорея мягко подтолкнула Тома внутрь класса и исчезла.

— Садитесь, садитесь, молодой человек, — протянул профессор в зеленом камзоле.

Том юркнул на последнюю свободную парту. Он был раздражен и встревожен.

Профессор заложил руки за спину и, когда все расселись, начал расхаживать по классу, словно важный шмель. Он был дряблым, лысоватым и похожим на половинку груши со своим мягким выпуклым животом.

— Меня зовут профессор Слизнорт и традиционно ваш первый урок проводится деканом факультета Слизерин. То есть, вашего факультета. Без сомнения, величайшего и наиболее продвинутого в определенных областях магии, некоторые из которых и по сей день вызывают в волшебниках трепет…

Том слушал внимательно. Этот большой грузный человек в очках с очень дорогой оправой был словно бы сделан из глины. Мягкий, податливый, лестный — он претил Тому. Реддл не любил в людях лакейство, а этот взрослый мужчина лебезил перед детьми, словно перед своими хозяевами.

— …многих из вас я, конечно, знаю с детства…

Том коротко оглянулся: Натан с Эгбертом безо всякого стеснения листали толстую книжицу с диковинным названием «Справочник чистокровных волшебников». Друэлла зарисовывала в тетради схему генеалогического древа, что-то втолковывая Реджинальду. Винки всем по третьему разу расхваливал свою невероятную метлу и сыпал терминами, значение которых сам не очень-то понимал.

Слизнорта слушал только Том, да понурый мальчик по имени Хельмут Фальк, сидевший в углу. Ему не повезло поступать в тот же год, что случился аншлюс Австрии, так что родители отправили его в Хогвартс в защищенную Великобританию. Ну а здесь ему не повезло поступить на Слизерин.

Том вздохнул.

Реджинальд поднял глаза, пересекся взглядом с Томом и нехорошо сощурился.

Том вздохнул еще раз. Ему было страшно. Не так страшно, чтобы тряслись коленки и со лба тек холодный пот, а так страшно, когда в груди зудит и ноет тягомотное ощущение неопределенности; когда знаешь, что подставился не самым лучшим образом, но не знаешь, какие это вызовет последствия и, хуже того, пока не понимаешь, как действовать дальше.

А Том не понимал. Ему нужно было время спокойно разобраться во всем, но он чувствовал, что времени у него нет.

— Итак, так как вы, наверное, уже знакомы с большинством простейших зелий…

Том поперхнулся, к счастью, не очень громко. Хельмут тоже выглядел не особенно вдохновленно.

— …мы сразу перейдем к чему-нибудь посложнее. Например, к Смутительному настою. Как вы знаете, он вызывает непреодолимое чувство замешательства и не позволяет принявшему его мыслить в полном объеме…

Тома Слизнорт как будто бы не замечал. Он плавал между столами, выпятив вперед большой глупый живот, хвалил девчонок и мальчишек, вспоминал забавные случаи из их детства и то и дело напоминал о том, как он близко знаком с их родителями. Время от времени он прерывал потоки своего бахвальства и начинал вспоминать про всех знаменитостей, что он когда-либо учил. Лицо его в такие моменты становилось фанатичным. Очки Слизнорта лукаво поблескивали, намекая на то, сколько золота ежемесячно перетекало из слизеринских карманов в карманы своего декана.

— Одна унция молотой ложечницы, три унции перетертой чихотной травы, две унции любистока… — бормотал Том, разглядывая этикетки на ингредиентах.

Странные названия и бесконечные строки инструкций. Никакого намека на хотя бы подобие научного подхода.

— Признаком качественно сваренного зелья, — доброжелательно рассказывал Слизнорт, улыбаясь особенно счастливо, когда замечал Натана, — окажется замешательство вашего собственного ума! Вот такой вот парадокс. Поэтому прошу вас всех прежде выпить настойку-антидот…

Слизнорт раздал ученикам маленькие пробирки со стеклянистой жидкостью.

— …первоначальная закваска для зелья должна быть непременно горчично-желтого цвета… — продолжал бормотать Том.

Он уже понял, что на Слизерине никто с ним нянчиться не будет и его это полностью устраивало. Меньше заботы — больше свободы.

— Профессор Слизнорт, как выглядит любисток? — с легкой робкостью спросил Хельмут, и Слизнорт воззрился на него ястребом.

— Молодой человек, — сварливым голосом, приправленным притворным медком, проговорил он. — Мерлин дал вам учебник, руки и голову с глазами. Так почему бы вам не прочитать название?

Натан фыркнул так громко, что Том ненароком просыпал свою унцию злосчастного любистока мимо котла.

К концу занятия Слизнорт научил их пользоваться палочками, чтобы правильно разжигать огонь под котлом; во второй раз рассказал о своей весьма безалаберной, но талантливой ученице Селестине Уорлок с ангельским голосом, которая выпустилась совсем недавно; и зачитал сводку новостей из магического мира о том, что Гектор Фоули очень непрочно держится на своем посту Министра Магии, а Грин-де-Вальд намеревается устроить магическую революцию под шумок, пока в мире магглов начинается новая война.

Все это было смутно похоже на невнятное жужжание. Оно вместе с парами от зелий обволакивало кабинет и никоим образом не помогало успешному приготовлению зелья. Том просто помахивал палочкой, нарезал, шинковал, растирал, помешивал и чувствовал себя кухаркой.

— Итак, — Слизнорт приподнял очки, — давайте же посмотрим, у кого и что получилось. Как вы помните, нам нужен кристально чистый настой с голубоватым оттенком и паром цвета свежей лазури.

Комната была насыщена парами немыслимой раскраски.

Зелье Эйвери шипело и плевалось фиолетовыми искрами. Слизнорт поджал губы, проходя мимо.

Зелье Друэллы перемигивалось цветами радуги, словно пыталось мимикрировать под окружающую среду. Щека Слизнорта дернулась.

У Реджинальда в котле плавало что-то дурно-пахнущее, отчего Слизнорт сдержанно скривился и прикрыл нос.

Он поднял голову, медленно обозревая класс. Посмотрел в дальний угол, куда угодил Реддл, и замер.

Восхитительный лазурный пар кружился над маленьким котлом Тома, струясь вверх и собираясь у потолка туманным облачком.

Слизнорт медленно приблизился к Тому, заглянул сквозь очки в котел, цокнул языком и очень деловито произнес:

— Очень хорошо, мистер Реддл.

У Тома потеплело в груди. Профессор Слизнорт оказался с потайным дном. Он ворковал и лебезил перед своими учениками, но по-настоящему уважал лишь хорошую работу.

— Вы знаете, мистер Реддл, я организовал в Хогвартсе небольшой клуб по интересам. Он именуется Клуб Слизней, как вы видите, есть связь с моей своеобразной фамилией, — он меленько хихикнул. — И я, конечно же, был бы рад увидеть там нового одаренного молодого человека. Полагаю, что если вы проявите определенную целеустремленность и упорство, вы обязательно получите мое приглашение…

Слизнорт говорил куда-то в пустоту, и его глаза под очками хитро сверкали. Под конец речи, ровно со звонком, он развернулся и ушел к преподавательскому столу.

— Домашнего задания на этот раз не будет для всех тех, кому удался настой… — Слизнорт с елейной улыбкой оглядел класс. — Всем, кому он не удался, прошу подготовить подробный разбор собственных ошибок с описанием всех симптомов воздействия данного зелья. Эванеско! — воскликнул Слизнорт, и зелья исчезли из котлов, как будто их и не бывало.

За дверями кабинета что-то налетело на Тома и прижало его лицом к стене.

— Я тебя достану, Реддл, — Лестрейндж навалился на него, уперев трость между лопаток, прямо в позвоночник Тома. — Сначала Экспресс, потом наш факультет, а теперь ты еще и самый умный?..

Вокруг них было еще несколько ребят, Реддл слышал их дыхание. Они не побоялись устроить это все под носом у своего декана. Понимали, что просто могут его купить.

— Будешь высовываться — вылетишь из Хогвартса обратно в свой неволшебный мир!

Реджи отскочил от него, так что Том наконец смог со стоном повернуться. Позвоночник пульсировал от боли.

Его окружили Натан и Эгберт. Неподалеку стояла Друэлла, прижавшая к губам ладошки, и Хельмут, который только зыркал из-под челки, но молчал. Никто не достал палочку — все равно понятия не имели, как ими пользоваться. Это почему-то показалось Тому ужасно смешным. Такие важные, храбрые, всезнающие слизеринцы, а как доходит до дела — лезут в драку ровно так же, как приютские мальчишки.

— Я волшебник, — упрямо сказал Том, прикусывая губу, чтобы не ухмыльнуться.

— Что?.. — Натан шагнул вперед. — Мамочка Дорея, которой ты чем-то приглянулся, тебя защитила с утра, но мы то знаем… — его и так вечно перекошенное лицо скривилось еще больше, — …что здесь дело нечисто. Никто не поверил твоей слезливой сказке про бедненьких умерших родителей.

Эгберт поднял руку. Маленький, щуплый, с дипломатичным приятным лицом он выступил вперед вслед за Натаном.

— Чем докажешь?

Том огляделся. Здесь не хватало только Винки до полного комплекта, но он умчался на обед.

— Я волшебник, — упрямо повторил он. — Иначе бы меня не выбрали на Слизерин, будто ты не знаешь. К тому же, будь я магглорожденным, — Том боялся, что произнес слово неправильно, но никто не шелохнулся, — я бы не смог сварить настоящее зелье. У меня бы просто не получилось.

Натан с Эгбертом переглянулись. Реджи нахмурился.

— Тогда почему у тебя такая фамилия? Реддл? Мы все читали справочник, и тебя там нет.

— Но Крокетта там нет тоже, — тихо промолвила Друэлла, и все оглянулись на нее. — Там даже Крэббов нет! Хочешь сказать, что мама Вальбурги — не чистокровная?

Это было очень серьезное обвинение, и Реджи стушевался.

— Хорошо. Согласен, справочник может быть неполным. Но Реддл — фамилия все равно неизвестная. Все знают Крэббов, но никто не знает никаких Реддлов. Да и назвать ребенка Том…

Они засмеялись грубо и глупо, как злые дети, которые очень пытаются притворяться сильными и взрослыми. Том проглотил комок злости и ответил со спокойной мрачной уверенностью:

— Я сирота. У меня родителей нет и я их почти не знал. Так что мне пришлось изучать волшебство в одиночку и у меня неплохо получилось. Как тогда, в поезде.

Реджи рванулся вперед, раскрасневшийся, Том вжался в стену, а Натан с Эгбертом ухватили друга за плечи, пытаясь удержать.

— Сирота ты или нет — никого не волнует, — сказал Эгберт из-за плеча Реджи, — но ты прав, грязнокровки не могут сварить нормальное зелье и на Слизерин их не берут. Но мы все равно тебе не верим, Реддл, так что смотри по сторонам.

Они ушли все вместе, и Друэлла упорхнула за ними, похожая на маленькую черную птичку в своей мантии. Лицо у нее было очень-очень виноватое.

Реддл вздохнул.

Огромный нарастающий ком страха распался, но Том понял, что просто получил отсрочку. Если он действительно грязнокровка, то непременно чем-то себя выдаст. Отыскав пергамент со списком занятий, Том обнаружил следующим уроком Трансфигурацию и бросился вслед за одноклассниками.

— Хочу отметить, — Дамблдор степенно ходил по кабинету, как длинная цапля, — что большую часть предметов вы будете изучать на сдвоенных уроках. Большинство уроков факультета Слизерин проходит вместе с факультетом Когтевран.

Том глянул в сторону ребят в мантиях с синими нашивками и вспомнил слова Дореи.

— Итак, искусство Трансфигурации позволяет видоизменять не только неодушевленные предметы, но и себя самих…

Дамблдор вытянул вперед кисть, взмахнул палочкой, и его пальцы окостенели, удлиняясь и обрастая когтями.

Рука Том взлетела в воздух, прежде чем он сам это понял.

— Да, мистер Реддл?

— А можно изменить свое тело полностью?

— Да, это называется анимагия. Способность превращаться в животных. Сложное и опасное умение.

— Обратиться можно в кого угодно?

— У анимагов есть своя вторая ипостась, мистер Реддл.

— Она может быть любой?

Натан на соседней парте показательно застонал. Ему будто ложку Смутительного настоя в рот засунули — такое у Розье было на лице недоумение от вопросов Тома. Дамблдор взглянул на Натана строго, но промолчал.

— Да, она может быть любой.

Том угомонился на секунду, но его рука взлетела вверх с новым вопросом.

Дамблдор вернул своей кисти прежний вид и с любопытством взглянул в его сторону. Вопросы ему не претили.

— Стареет ли человеческое тело мага, пока тот в своей второй ипос… ипостаси?

Недоумение на лице Натана сменилось подвижным интересом. Он скосил глаза на Дамблдора и толкнул Реджи, чтобы тот прекратил бубнить. Когтевранцы навострили уши, и теперь весь класс глядел на преподавателя из-за спины Тома с робким интересом, который в этот раз успел занять самую первую и самую центральную парту.

— Это очень интересный вопрос, мистер Реддл… — Дамблдор опустился за стол, сложил руки перед собой и оперся на них подбородком. — Тело мага безусловно стареет, но темп старения замедляется или ускоряется в зависимости от его ипостаси. Иными словами, маг может прожить в образе черепахи жизнь более длинную, чем в образе человека, но более короткую, если его ипостасью окажется собака.

Том нахмурился и тут же потерял интерес. Анимагия ему не подходила.

— А что насчет способностей? — заинтересовался Эгберт. — Они передаются вместе с ипостасью?

— О каких способностях вы ведете речь, мистер Эйвери?

— Например, о способностях перерождения, как у феникса.

Класс загомонил, да так будто плотину пробило, и нахлынула вода. Все переговаривались и кидали на Дамблдора любопытные испуганные взгляды, а он все сидел неподвижно, и в его глазах Том видел добрую насмешку.

— Я знаю, о чем вы думаете, — добродушно отозвался профессор, откинулся на спинку стула и смерил Эгберта очень внимательным взглядом. — Вы, верно, гадаете, не является ли моя анимагическая форма — фениксом?

Том уставился на Дамблдора во все глаза.

Вот это да!

Дамблдор — феникс? Это тебе не обычная крыса, собака или какой-нибудь медведь.

— Боюсь, этого мы не узнаем, пока не начнем урок и не изучим хотя бы базовые понятия Трансфигурации.

Класс дружно застонал. Всем хотелось из первых рук узнать, кто же такой на самом деле этот Дамблдор.

— Да, Том? — Дамблдор благодушно улыбнулся вновь вздернутой руке Реддла.

— Последний вопрос, сэр. А в дракона обратиться можно?

Гомон стих вновь и на этот раз до какой-то настолько невероятной тишины, что казалось любой звук разорвет ее на части.

Дамблдор смотрел на Тома довольно долго, легонько постукивал по столу пальцами и все так же беспечно улыбался, хотя глаза его были внимательными.

— Это очень сложно, мистер Реддл, — наконец, молвил он. — Подобное не удавалось никому, хотя многие пытались… Драконы — существа магические, поэтому и запас магии волшебника должен быть как минимум не меньше. Добиться этого не просто.

— Но возможно?

— Вы обещали, что вопрос будет последним.

Том замолк, а Дамблдор улыбнулся еще раз и взмахнув палочкой в сторону доски, начертал на ней название темы, показывая всем видом, что разговор завершен.

После урока, когда все они наконец-то попробовали впервые по-настоящему воспользоваться палочкой, Тома шатало от слабости. Дамблдор сказал, что сознательное использование магии без привычки отнимает множество сил, и нет ничего удивительного в резко возросшем чувстве голода.

— Я тебе точно говорю, — прошипел Натан, собирая сумку, — старик — феникс. Мне рассказывала мать, а ей рассказывала мать Вальбурги, а та зналась с Финеасом, который был директором.

— Сколько раз фениксы могут перерождаться? — спросил у его спины Том.

— Что? — он раздраженно обернулся.

— Фениксы могут перерождаться. Как часто?

— Я не знаю… — Натан переглянулся с Эгбертом. — Часто. Больше раза. Тебе какое дело, Реддл?

— Неплохая возможность, — Том пожал плечами. — Иметь второй шанс.

— Я тебе говорю, — продолжил бурчать Натан за спиной Тома, пока они все вместе шли на обед, — он точно феникс.

Проходили недели и глупые вопросы Тома постепенно начали превращаться в вопросы, которые «почти никому не приходили в голову». Так сказал Флитвик, когда Реддл спросил его про очки.

Был октябрь, и по замку уже начали ползти тихие шепотки о приближающемся Хэллоуине, о костюмах, празднованиях и походах в Хосмид, которые первым двум курсам были запрещены. Девочки во всю обсуждали идеи для нарядов, в которых они собирались блистать Хэллоуинской ночью, мальчики намеревались изображать всяческих страшных чудищ и спорили, кто из них будет выглядеть круче. Школа с каждым днем становилась все наряднее, словно далекий и пугающий Запретный Лес распустил свои корни и ветви, и теперь они просачивались в замок через окна и двери, оплетая зеленью высокие колонны, подоконники и створки окон. Под сводами замерцала светящаяся пыльца, и ночью потолок становился звездным небом, так что первокурсники ходили с раскрытыми ртами, задрав головы. А у Сильвануса Кеттлберна в огороде уже зрели пузатые исполинские тыквы.

Том наблюдал за всем этим с первых рядов, потому что на Слизерине к любому торжеству готовились загодя и с размахом, а Вальбурга совсем недавно закатила скандал, оттого что ее портной не успел подготовить платье к первой примерке в указанный срок.

Учеба на Слизерине в эти дни отдалилась на третий план и то, что Тому казалось билетом в новую жизнь, его одноклассники воспринимали, как дополнительный аксессуар, который им так или иначе достанется.

Профессор Флитвик стоял на своем стуле в большущих башмаках и рассказывал про заклинание Репаро.

Когда он сделал паузу, Том склонился к когтевранцу по имени Шелдон и шепотом спросил:

— А зачем волшебникам нужны очки?

Шелдон открыл рот, да так и замер — сказать ему было нечего.

— У волшебников тоже бывает плохое зрение, мистер Реддл, — заскрипел Флитвик.

Всякий раз, когда он начинал говорить, Тому казалось, будто кто-то расписывается пером прямо на его черепе.

— И почему волшебники не могут его вылечить?

— Мы можем вырастить новый глаз, — вздохнул Флитвик. — В некоторых случаях. Но изменить врожденный дефект не способны.

После чего Флитвик торжественно стянул с носа очки и взмахнув рукой, словно в ней был смычок, бросил их на пол. Класс охнул, очки разбились.

— А теперь… Репаро!

Несмотря на то, что очки мгновенно вернули свой былой вид и стали целехонькими, сверкнув чистыми стеклами, никто не шелохнулся. Друэлла лишь зевнула, аккуратно прикрыв губы ручкой.

— Заклинание возвращает очки назад во времени? — выдохнул Реддл.

Слизеринцы одарили его фирменным скептическим взглядом, словно иголки в подушечку воткнули.

— Не совсем так, мистер Реддл, — Флитвик смотрел на Тома почти нежно, осчастливленный сообразительным и любопытным учеником. — Заклинание возвращает предмету его прошлый вид, пока мир еще помнит, каким он был. Именно поэтому Репаро не годится для того, что было сломано давным-давно.

По традиции фирменный скептический слизеринский взгляд сменился подозрительно-заинтересованным. Тому это начинало нравиться.

Не было предмета, на котором Том бы попал впросак. Он задавал множество глупых и умных вопросов, но преподаватели смотрели на сироту снисходительно. Им нравилось его почти алчное желание знаний, его покорность, его внимательность и та легкая тень благолепия, что сквозила во взгляде Тома всякий раз, когда случалось волшебство. Посреди целой толпы пресыщенных избалованных потомков древних семей Том казался обыкновенным ребенком, и многие, даже Дамблдор, начали забывать, что он такой же, как и его одноклассники.

Он — слизеринец.

Его уже не пугали полтергейсты, домовые эльфы, фестралы, единороги, огромные пауки и даже вампиры. Он перестал бояться передвигающихся лестниц и с легкостью перепрыгивал с одной на другую, когда шел в знакомый кабинет. Весьма неплохо, а порой даже и с блеском он осваивал новые заклинания, вызывая восхищенные завистливые взгляды. Шаг за шагом Том протаптывал себе путь в волшебное сообщество.

Палочка оказалась удивительным, невероятным изобретением магического мира, но как Том не стремился, он все равно был «маггловским волшебником». Вместо того, чтобы просто сказать «Эванеско», если опрокинул на одежду стакан с соком, он начинал судорожно искать какую-нибудь тряпку, а если нужно было достать закатившуюся чернильницу из-под кресла, ему требовалось несколько минут, чтобы вспомнить про «Акцио», пока он пытался достать злосчастный предмет руками.

В школе таких учеников было полно, но на Слизерине такой он был один.

Даже иностранцы разбирались в колдовстве на порядок лучше. К слову, в Хогвартсе их было очень много. Отовсюду доносилась испуганная непонятная речь, десятки детей из разных стран каждодневно озирались, ежились и вздрагивали при виде лестниц, клацающих доспехов и неугомонного Пивза. Старосты носились с иностранцами, как с королевскими детьми, по пять раз на дню показывали им, как добраться до школьного туалета или где находится класс Трансфигурации. И если немцы довольно неплохо справлялись со сменой обстановки и выдавали себя лишь грубой речью или жутким акцентом, то редкие группки французов и итальянцев, бывшие в Хогвартсе уже второй год, до сих пор жутко возмущались холодными каменными стенами, грубыми украшениями и недостатком привычных блюд. Тому от такого хотелось смеяться, что он и делал, украдкой скрывая свои смешки за кашлем или вовремя прижатым к губам кулаком, но француженки все равно смотрели на него неприязненно.

Особенно их присутствие задевало старшекурсников, которым претило, что с выскочками из других школ, которым оказали честь присутствовать в Хогвартсе, обращаются, словно с будущим достоянием Великобритании. Как однажды сказала Дорея, все эти ученики прибыли в школу согласно новой политики Великобритании, которая оказывала всяческую помощь беженцам из стран, где развернул свое влияние фашизм и Грин-де-Вальд.

Для Тома последние два слова давно стали синонимами. Если честно, он вообще подозревал Грин-де-Вальда в разжигании войны и в идее фашизма, как таковой.

Некоторые вещи, впрочем, удивляли Тома своей поразительной нелогичностью.

Хогвартс был диковинным симбиозом старомодности и чопорности и при этом обладал очень прогрессивными взглядами в некоторых областях. Например, никого ни капли не удивляло огромное количество девочек в школе. В магическом сообществе никогда не стояло острого вопроса о невозможности получения высшего образования женщинами, и Том читал множество историй о великих волшебницах, не говоря уже о тех двух, что основали сам Хогвартс.

В то же время дресс-код был настолько строгим, словно в Хогвартсе ничегошеньки не знали ни про эмансипацию, начавшуюся после двадцатых годов, ни про изменившиеся стандарты моды. А еще все здесь было средневековым: никаких тебе электрических ламп, светильников и батарей, зато во всю процветало волшебное радио, которое было основным средством массовой информации и хоть и работало не от электричества, все равно очень напоминало маггловское.

Маггловское.

Том изо всех сил приучал себя употреблять это слово, чтобы не выглядеть белой вороной, которой он, впрочем, выглядел почти всегда.

Помимо прочего Том с жадностью вгрызался в родословную всего Слизерина.

Невозможно вести войну на чужой территории, не зная правил.

Родословная представляла собой паучью сеть, соединенную разноцветными линиями, словно в комнату с клубками шерсти запустили котенка, и он перепутал их все.

Уже сейчас было ясно, что балом правят Блэки, однако были и другие семьи, которых нельзя было сбрасывать со счетов. В одночасье одна никому не интересная магическая семья могла стать всеобщей любимицей. Так, например, было с Розье, после того, как нынешний Розье-старший продвинул в Министерстве Магии закон о том, чтобы ограничить расселение всех полукровных рас на территории Великобритании, таких как гоблины, полувеликаны и прочие, и ограничить список должностей, на которых они могут работать. Проще говоря, из полукровок сделали прислугу. После этого Блэки мгновенно разорвали свое предыдущее соглашение с МакМиллан и заключили договор о заключение брака между молодыми представителями семей Блэк и Розье.

Но был еще один дракон, которого Том все никак не мог победить.

Квиддич.

Их первый урок проходил отдельно ото всех факультетов. Они переоделись, взяли метлы, прибыли на поле и наткнулись прямо на тренировку гриффиндорской команды.

Том с легким ужасом и благоговением смотрел, как семеро учеников самых разных возрастов тренируются в воздухе.

Их красно-золотая форма сверкала на солнце яростными вспышками, раздавались грубые выкрики, кто-то матерился, и по всему полю носились два крепких мяча, которые два парня с битами отправляли прямо в спины своих одноклассников. Каждый раз, когда мячи попадали в цель, раздавался страшный хруст, после чего поднимались крики и вопли, «жертвы» вставали с земли, снова седлали метлы и гонялись за атакующими, как умалишенные.

Игроки сшибались в воздухе, закладывали виражи, уходили в пике, спрыгивали с метел, повисая на них на одних руках, летали задом-наперед и как будто не знали ни чувства боли, ни чувства сострадания друг к другу.

— Эй, сопляки! Пришли на тренировку? — капитан гриффиндорской команды Зоуи Гаррет заметила слизеринцев, заложила крутой вираж и зависла у самой земли, обдав учеников порывом воздуха.

Она была смуглой, со всклоченной коротко стриженной головой и широким носом, неровным и, судя по всему, однажды перебитым. В ушах болтались серьги разной формы, — бритвенное лезвие и перекушенная в пасти льва змея, — и вся она была грубой и громкой, словно бита загонщика. Том на тот момент еще не знал, кто такие загонщики, но суровые парни, похожие на вышибал, ему не пришлись по вкусу.

А еще его страшно поразило, что капитан команды — женщина.

— Убирайся, Зоуи, — фыркнул Эгберт Эйвери. — Мы пришли на урок. Нам нет дела до вашей бездарной игры.

— Слыхали? — она расхохоталась, оборачиваясь. — Им нет дела до нашей бездарной игры.

Гриффиндорцы дружно рассмеялись и тут же, как ястребы, спикировали вниз, заложив пару широких кругов вокруг стайки сбившихся слизеринцев. Никого не трогали, но громко потешались над ними и перебрасывали мяч в опасной близости от детских лиц. Дэвид Моррисон, ловец, щурил светлые глаза и то ловил снитч одной рукой, то выпускал его прямо перед носом Винки, с весельем наблюдая, как загораются глаза мальчика при виде золотистых крылышек. У девочки-охотницы из носа бежала кровь, но она только утирала ее рукой в толстой перчатке и весело смеялась.

— Эй, Зоуи, — крикнул один из парней с битой, — мне кажется, у меня вывихнута рука. Ставлю сотню против одного, что даже так я сыграю лучше, чем слизеринцы?

Все захохотали снова.

Эгберт сжал губы и отступил. Он очень бы хотел что-нибудь сделать, но переть против семерых гриффиндорцев, взъяренных и раззадоренных после тренировки, не посмел.

— Эй! — Преподаватель, высокий крепкий мужчина, почти седой, но в остальном выглядевший настоящим здоровяком, шел с дальней стороны поля: — Зоуи! А-ну полетела прочь, чертовка! Тренируйтесь, тренируйтесь, тренируйтесь! Ну, живо!

— Это Роберт Роули, — быстро зашептал Винки, когда гриффиндорцы рванули обратно ввысь, все еще пересмеиваясь. — Он слизеринец и он чертовски круто играл в квиддич, пока на одном из чемпионатов его не сбил бладжер, да так, что он больше не может долго сидеть на метле. Позвоночник, — со знанием дела пояснил он. — А еще он очень суровый и крутой.

Том сморщился, потом вздохнул. Да, он видел каких-то Роули в родословной, и они тоже были чистокровными. Конечно же.

— Стр-р-ройся!

Когда Роули добрался до первокурсников, те уже стояли по стойке смирно подле своих метел и глядели перед собой.

— Так-так-так… Крокетт, хорошая метла. Папочка постарался? А у тебя от такой скорости сопли не польются?

Никто не шелохнулся, ни одно лицо не дернулось, все продолжали невидяще глядеть перед собой, а Роули расхаживал между ними и свирепствовал.

— Розье, да? А на тебе папаша, я гляжу, экономит? Ну значит, будешь летать в хвосте. Что тут у нас еще… Лестрейндж! Ну и толстяк же ты! Как тебя такого метла то поднимет? Не жалко бедняжку? Эйвери-и-и… я не пойму, ты мальчик или девочка? Ага, еще и немец. Бежал от других страшных немцев? Что магглы друг с другом делают, ты посмотри…

Напротив Тома Роули остановился, уставился на него своими странными, словно бы чуть светящимися глазами — настолько светлыми они были, — и недоверчиво спросил:

— Ты кто?

— Том Реддл.

— Реддл?

— Да, сэр.

Роули смотрел на Тома долго, изогнул одну бровь, потом сплюнул и сказал:

— Кого только не берут на Слизерин.

Это ожидаемо вызвало волну смеха в нестройных рядах первого курса, на что Роули среагировал мгновенно:

— А ну заткнулись, мать вашу! Благородные слизеринские сосунки! Думаете, что вам можно смеяться в моем присутствии?! Да я даже дышать вам не разрешал, малолетние ублюдки!

Том такое отношение к слизеринцам видел впервые. Еще удивительнее было то, что все они это смиренно терпели. Теперь поведение гриффиндорской команды перестало казаться грубым — скорее, логичным.

— Значит так. Меня зовут Роберт Роули, ваши жалкие лизоблюды-папаши уже отлетали у меня свое, и я помню каждую бездарную их игру, от вас ничего лучше и не жду. Называть меня надо «сэр», и никак иначе. Никаких Робертов, Роули и мистеров Роули. Я вам не министерская шавка. Если увижу, что кто-то играет подло, трусит или пытается избежать уроков, получите пиз…

Роули нашел глазами Друэллу и уставился на нее с благоговейным ужасом, сразу же заткнувшись. Подошел, посмотрел неуверенно, наклонился и заглянул ей в глаза. Друэлла смотрела в ответ бесстрашно и прямо в глаза Роули.

— Ты что, девчонка? — оторопело спросил он.

— Да, сэр!

— Ты знаешь про мое правило? Про то, что девчонки не обязаны учиться квиддичу, потому что они — девчонки?

— Да, сэр!

— И что я лично сказал Диппету, что если услышу хоть одну жалобу от девчонки на мое грубое поведение, засуну эту жалобу ее родителям прямо в… ну ты поняла?

— Да, сэр!

Роули хмыкнул, оглядел Друэллу с ног до головы. У нее была своя собственная новехонькая метла, но не такая навороченная, как у Винки. Форма Друэлле была великовата, и сама она смотрелась в ней как гном-переросток.

— Как тебя зовут, девчонка?

— Друэлла Розье, сэр!

Роули смерил взглядом Натана, потом снова посмотрел на Друэллу.

— Вам с братцем стоило поменяться полом. Ну да ладно. Что ты здесь делаешь, Друэлла?

— Я хочу научиться квиддичу. Хочу играть в команде, сэр!

— Квиддич — грубая игра. Здесь ломаются кости, иногда мы вытыкаем друг другу глаза метлой, а еще запрещено ныть о растекшейся косметике, сломанных ногтях, прическе и месячных. Мне плевать, откуда из вас льется кровь. Пока я сказал вам играть — вы играете.

Друэллу последнее замечание слегка смутило, но она осталась верна себе.

— Я хочу быть охотницей, сэр!

— Ясно. Ты такая же больная, как эта Миранда Яксли. Это хорошо. Ей осталось учиться два года, за это время покажешь мне, что ты умеешь. Может быть, мне не придется думать о том, где брать замену.

На этом вводная часть закончилась и начался ад.

Метла Тома не слушалась совершенно.

Он говорил ей вверх, а она делала все, что угодно, кроме последнего: кидалась в разные стороны, набрасывалась на людей, пыталась уронить Тома на землю, но не подчинялась. Он говорил ей лежать, а она взбрыкивала, норовя ударить его древком по лбу и выписывала вокруг пируэты. Это было похоже на чужую шутку, будто кто-то заколдовал ее, чтобы она издевалась над Реддлом, но он со скрипом в зубах признавал, что просто не может подчинить себе одну ветхую убогую деревяшку.

— Никаких палочек! — заорал Роули, когда Лестрейндж вытащил свою, пытаясь совладать с метлой — Если в вас нет достаточной силы духа, палочка вам не поможет, ничтожества!

Первой в воздух взвилась Друэлла. Она откинула со лба длинную челку и совершила залихватский маневр. Натан смотрел на сестру с огромным, искренним недоумением, как будто она только что превратилась в гигантского слизня, но Друэлла в потоках воздуха растворялась, становясь единой с ветром и кроме природного неискоренимого таланта здесь не было никаких подвохов.

— Как часто ты летала на метле, девчонка? — гаркнул Роули, задрав подбородок.

— Ни разу, сэр! — совершенно счастливо крикнула она.

— Чертовски хороша, — проворчал Роули и почесал светлую щетину на подбородке. — А ты, Лестрейндж, умеешь что-нибудь помимо того, чтоб постоянно жрать?!

Итак, на земле их осталось двое. Первокурсники, как мухи, носились вокруг, Винки Крокетт выделывал вензеля, Друэлла ему вторила и, кажется, они нашли общий язык. Хельмут летал сносно, как человек, который просто выполняет то, что ему говорят, а Эгберт с Натаном парили невысоко над землей, неуверенные, но вполне освоившиеся.

— Вверх, — произнес Том снова. Он страшно злился, но это не помогало.

Метла подпрыгнула на земле и улеглась обратно. У Лестрейнджа ситуация была та же, только метла по новее.

Роули подошел к Тому, посмотрел на него, затем на метлу.

— Тебе не хватает свободы в душе, Реддл. Ты пытаешься подчинить ветер и злишься, что он тебя не слушается. Так ничего не выйдет.

Потом Роули ушел и больше внимания на Тома не обращал, продолжая беспрестанно орать на Реджи. Это было даже хуже. Роули показал, что на Тома он плевал и все, что мог — сделал. Так что через полтора часа, когда занятие окончилось, и перемазанные в земле, листьях, но абсолютно счастливые слизеринцы потопали в раздевалку, Реддл до сих пор дрожал от гнева и ужаса.

Через полчаса мучений Лестрейндж все-таки смог подняться в воздух, кое-как усадив себя на тонкую деревяшку.

А Том нет.

Метла ему так и не подчинилась.

Во вторник на уроке ЗОТИ, куда сытые и разморенные обедом ученики стеклись, словно раскромленные креветки, профессор Мэррифоут зачем-то решила вспомнить о старых традициях магических дуэлей.

Профессор Мэррифоут была вдовой вот уже с десяток лет. Она была настоящей дамой старого общества. Чопорная, в длинных узких платьях и на невысоких каблуках она вальяжно расхаживала по классу, держа в руках длинную черную указку. Галатея всегда говорила очень тихо, размеренно и игнорировала любые поднятые руки или попытки ее перебить. Ее седые длинные волосы всегда были уложены в прически невероятных размеров и форм, и она часто напоминала всем, что не раз блистала при дворе во времена своей молодости.

В ней жил истинный британский дух настоящей леди, и все девчонки слушали ее с открытыми ртами, ловя каждое слово, так как она нередко давала советы, никак не относящиеся к мастерству ЗОТИ. Например, рассказывала, как следует вести себя в браке, чтобы не утратить интерес мужа или как отвадить от него «охотниц за любовью». Порой в ее речи проскакивали смешные старомодные выражения, но никто не смел выдавить из себя даже крохотный смешок, так как профессор Мэррифоут безо всякого стеснения приходовала таких шутников своей устрашающей указкой. Девочек — по рукам, а мальчишек — прямо по хребту.

Говорят, она была лично знакома с большинством семей из высшего общества, не говоря уже о том, что обучала их родителей, родителей их родителей и так далее. Но она всегда относилась ко всем одинаково ровно и глядела на учеников, как старые, повидавшие жизнь нянечки смотрят на капризных малышей.

Кроме того, ей принадлежал шикарный кабинет на восьмом этаже, откуда открывался захватывающий вид на Черное Озеро и куда все ученики мечтали попасть, потому что про него ходили самые разнообразные и невероятные слухи, будто преподаватель держит там коллекцию темных существ и старинные реликвии.

И вот теперь сухой голос профессор Мэррифоут ломким и тихим звуком наполнял присмиревший класс, затопленный пыльным золотистым светом. Она поведала ученикам о магических дуэлях, на которых джентльмены сражались за честь дамы, и неожиданно для всех ткнула указкой прямо в сторону Лестрейнджа.

— Прошу вас, молодой человек, — сказала она. — Пройдите в центр залы.

Да, класс она называла залой.

Реджинальд, немало перепуганный, поднялся из-за парты, позабыл свою трость, но Галатея немедленно напомнила ему о ней:

— И захватите трость, молодой человек. Настоящие джентльмены всегда ходят с тростью.

Похоже, она импонировала маленькому Реджинальду, так что он самодовольно зарделся и уже с куда большим энтузиазмом потопал к центру класса.

Галатея обежала блеклыми маленькими глазками класс поверх своих очков с узкими линзами, посмотрела в сторону когтевранцев, затем снова на слизеринцев и обратила глаза прямо на Тома:

— Мистер Реддл, я верно понимаю? Преподаватели отзываются о вас очень и очень доброжелательно. Прошу вас.

Том поднялся, окинул взглядом Натана, чье лицо при словах Галатеи приобрело зеленоватый оттенок, и он весь чуть не начал извиваться от негодования за своей партой. Потом вышел вперед и встал рядом с Реджи. Лестрейндж тут же показательно от него отодвинулся, стоило только Галатее отвлечься.

— Мистер Розье, внутрь вас попал чернильный слизень? — совершенно серьезно спросила она. Класс тут же всколыхнулся смехом. — Я надеюсь, вы не станете прочищать свою желудок прямо над моей партой?

Розье позеленел еще пуще, смерил Тома взглядом и когда профессор Мэррифоут отвернулась, одними губами произнес что-то. Том его не понял, но наверное Натан обещал ему мучительную смерть или что-то вроде.

— Итак, господа. Я хотела бы объяснить вам основные правила и на вашем примере продемонстрировать…

В коридоре раздался ужасающий визг, и что-то со стеклянным звоном рухнуло на каменный пол.

— Пивз, — констатировала профессор Мэррифоут и степенным шагом вышла из класса.

— Ты труп, Реддл, — тихо сказал Реджинальд.

Том только хмыкнул. Страх Реджи был написан у него на лице, так что Том сильно сомневался в его способности удержать сейчас палочку.

— Если колдовать ты будешь так же, как на метле летаешь, Реддл, мы можем просто подождать, — вторил ему Эйвери с первой парты. — Сам себя прикончишь.

Том вспыхнул, зло глянул на него и прищурился. Хорошо бы наколдовать что-нибудь с побочным эффектом, что-нибудь такое, что может отскочить от Реджи и врезаться в…

Сухие чопорные шаги, как камешки, застучали по полу. Профессор Мэррифоут вернулась, прежде чем конфликт успел разгореться. Встала между Томом и Реджи и спокойно продолжила:

— Всякий уважающий себя волшебник передает своему потомку искусство проведения дуэли. Воспитание мальчиков немыслимо без знания этих основ. Кроме того, девочки также должны быть подробно осведомлены в этой области, хотя их участие в дуэли конечно же считается дурным тоном. — Она строго окинула класс взглядом, словно ждала, что кто-то немедленно сознается. — Тем не менее, я уверена, что многие из вас не имеют ни малейшего представления о настоящей дуэли не только потому, что ваши отцы не нашли на это времени, но и потому что здесь присутствуют представители, вышедшие из не совсем традиционных волшебных семей.

Она говорила про магглорожденных, но в ее тоне не возникло и толики презрения. Оттого Тому очень понравилась профессор Мэррифоут с самого первого урока. Она была совершенно, до скрипа в зубах нейтральна и, в отличие от Слизнорта, не делала поблажек никому из своих учеников и никого из них не выделяла — ни по происхождению, ни по способностям.

— Во-первых, я прошу отметить, что дуэль происходит исключительно посредством волшебных палочек. Применение физической силы недопустимо и недостойно настоящего волшебника. Во-вторых, каждому из вас должен быть назначен секундант… — рука Натана мгновенно взлетела в воздух и была полностью проигнорирована. — …несмотря на то, что сейчас речь идет о тренировочной дуэли. На конкурсах и в дуэльных клубах наличие секунданта совершенно необязательно, но мы с вами изучаем древние обычаи и в первый раз я прошу соблюдать их неукоснительно до последней запятой.

Галатея внимательно посмотрела сначала на Реджи, потом на Тома.

— Мистер Розье, если вы справились с чернильным слизнем в вашем желудке, я прошу вас быть секундантом мистеру Лестрейнджу.

Натан счастливо подскочил и выскочил в центр класса, вставая рядом с Реджи.

— Что касается мистера Реддла… Мистер Фальк, прошу вас.

Суровый немец, на чьем лице не отразилось ничего, кроме усталой покорности, вышел вперед и встал рядом с Томом.

— А теперь я попрошу секундантов отойти на почтительное расстояние. Дуэлянты встаньте напротив друг друга на расстоянии десяти шагов. Вот так. Десяти, а не девяти, мистер Лестрейндж! Повернитесь друг к другу спинами, приготовьте палочки и на счет три разворачивайтесь обратно. Раз, два…

Том сжал палочку в руке, тихо вздохнул и собрался. Не может быть, чтобы у него что-то не получилось.

— Три!

Они резко развернулись, словно каждый боялся, что другой ударит ему в спину.

— Теперь поклонитесь друг к другу.

Том с Реджи ошеломленно уставились на преподавателя.

«Поклониться? Этому?!», — красноречиво указывали их взгляды.

— Именно так, господа. Дуэль невозможна без взаимного уважения участников. Иначе она превратится в трактирную драку.

Том согнул спину с таким усилием, словно ему вбили внутрь позвоночника металлическую трубу. Реджи сгибался еще медленнее, и его лицо горело алым. Разогнулись они столь стремительно, что закружилась голова.

— А теперь палочки на изготовку. Сегодня мы изучим восхитительное в своей простоте и действии заклинание «Экспеллиармус». Оно практически безопасно и обладает обезоруживающим эффектом, но может и оттолкнуть человека, если попадет прямо в него. Его придумала умничка когтевранка Элизабет Стяжень и, несмотря на то, что я не одобряю участие женщин в дуэлях, она с блеском победила в одной из них и была признана лучшим дуэлянтом. А теперь…

Натан что-то тихо шептал себе под нос, едва шевеля губами — не заметишь, если не будешь всматриваться. Палочка его была в руке, но не подавала никаких признаков жизни, только рот Натана шевелился. Том от этого ничего хорошего не ждал.

Профессор Мэррифоут объяснила, как осуществить заклинание, и они с Реджи принялись махать друг на друга палочками. То и дело появлялись алые вспышки, но ни у того, ни у другого пока что ничего не выходило, а Натан все бормотал и бормотал что-то, заняв очень выгодную позицию, так что Галатея не смогла бы разглядеть, чем он там занимается из-за заслонившего его Реджи.

Первый раз, когда Том сотворил настоящее заклинание еще на уроке Трансфигурации, он почувствовал совершенно невероятное ощущение. По его телу разлилось волшебное тепло, оно исходило отовсюду и из рук особенно. А затем, когда он попытался заклинание повторить, тепло сконцентрировалось в один поток и потекло в палочку.

Дамблдор сказал, что палочка самый простой и верный способ сосредоточить часть своей магической энергии и превратить ее в заклинание. Невербальная магия, как сказал он, сложна, требует много сил и к тому же гораздо слабее без палочки, которая усиливает чары с помощью своей специальной сердцевины. Но все, что на самом деле усвоил для себя Том, так это то, что палочка — лишь костыль для волшебника. Она делает его заклинания сильнее, но сам он становится беспомощным без нее.

И после этого палочка мгновенно перестала казаться Тому чем-то невероятным.

— Экспеллиармус! — в какой-то там по счету раз выкрикнул взмокший Том, крутанул свою палочку, и палочка Реджи уязвленно взвилась в воздух.

Всего-то на пару сантиметров, так что он едва касался ее пальцами, но у него получилось!

Примерно в тот же момент огромная хрустальная люстра, похожая на многоэтажный торт, рухнула, когда в нее угодило заклинание Реджи. Люстра полетела вниз, ученики с визгами и писками — в стороны, а профессор Мэррифоут прямо к ней. Едва шевельнув кистью, она вернула люстру на место, еще раз уверив Тома в его мыслях по поводу невербальных заклинаний. Он только позавидовал ее невероятной реакции и совершенно невозмутимому выражению лица. Как будто люстры в этом классе падали каждые пятнадцать минут.

Пока люстра возвращалась на место, а испуганный Реджи махал рукой во все стороны, Натан закончил бормотать. Том не понял, что произошло, потому что на первый взгляд не произошло ровным счетом ничего, но Натан выглядел настолько самодовольным, что у Тома зубы сводило.

— Прекрасно, мистер Реддл. Пробуем снова. Мистер Лестрейндж, соберитесь!

Очередной Экспеллиармус Тома пробил защиту Реджи, и его палочка теперь взвилась вверх, закручиваясь по спирали, и улетела куда-то в потолок. В общем и целом все было в порядке ровно секунд пять, а потом Том задохнулся.

Он просто стоял, ловил ртом воздух и не мог понять, что происходит. На мгновение ему полегчало, а потом внутри словно что-то разорвалось под давлением. Том опустил голову и увидел у себя на животе алое пятно, которое проступало сквозь мантию темно-бурой прогалиной и, судя по всему, делало это уже довольно давно. Отголоски магии, бушевавшие внутри Реддла, были темными, а лицо Натана сияющим. Том почувствовал, как начинает падать, вытянул вперед руку, пытаясь зацепиться за воздух, и наконец рухнул под дружный вопль всего класса. Его мелко трясло и, кажется, из него хлестала кровь.

Последнее, что он успел увидеть, как лицо Розье погасло и стало пепельно-бледным.

Он испугался до ужаса.

Профессор Мэррифоут в тот момент как раз возвращала Лестрейнджу его потерянную палочку. Оглянувшись на Тома, она охнула, подбежала, а затем пробормотала над ним какое-то заклинание, от чего в животе разлился вязкий холод, и все стало казаться таким расплывчатым, словно пластилиновым…

Над головой Тома сверкнула серебристая кобылица и сиганула прямо сквозь окно, а затем профессор Мэррифоут отвернулась от него и, кажется, что-то начало происходить, чего Том видеть не мог, но чувствовал всей кожей.

В классе стояла мертвецкая тишина. Казалось, даже воздух заиндевел.

— Кто. Это. Сделал? — произнес ледяной, убийственно спокойный голос профессор Мэррифоут.

Ее звучные шаги раскололи тишину.

— Мистер Лестрейндж, вашу палочку, пожалуйста. Никто не выйдет из этого класса, пока я не проверю всех! Приори Инкантатем!

Раздался легкий свист, вспышка и снова тишина.

— Мистер Розье, ваша очередь.

— Профессор, о чем вы? Вы же видели, я все это время стоял тут!

— Ваша очередь, мистер Розье! — послышалась возня, а затем снова: — Приори Инкантатем!

Еще один свист и вспышка, молчание, еще более гнетущее, а затем дрожащий страшный голос Мэррифоут:

— Вот как, мистер Розье... Значит, говорите, это весьма неряшливо выполненное атакующее заклинание, извращенное темной магией, не ваших рук дело? Отвратительная, мерзейшая модификация прекрасных и красивых чар! Ваш отец придумал ее на четвертом курсе. Я помню его «дебют» так же хорошо, как то, что я — Галатея Мэррифоут. Но с тех пор, он явно подправил его, не так ли? Раньше оно не вызывало таких повреждений… Как низко.

Она прервалась на мгновение, и Том услышал, как тяжело, будто после страшного потрясения, она дышит. Мэррифоут что-то сделала, а затем продолжила снова:

— Смею заметить, что ваши таланты безусловно заслуживают внимания, мистер Розье, но ваше отношение к моему уроку и человеческой жизни вызывают самое омерзительное впечатление. Учтите в своем расписании, что я назначаю вам наказание сроком в неделю и я уверена, что мистер Гэри Грей, наш уважаемый заведующий, найдет вашим талантам верное применение.

— Профессор, но мой отец, ведь вы знаете его!.. Я бы…

— Меня не волнует, кто ваш отец, мистер Розье! — ее голос взлетел и молотом обрушился на класс. — Вы нарушили правила дуэли, унизили меня, как преподавателя и своего друга, не дав ему самостоятельно выполнить заклинание! Вы очень несносный и невоспитанный молодой человек, мистер Розье! И вы понесете наказание немедленно!

В голове Тома в это время мысли ползли все медленней и медленней. Он думал о том, что он вообще-то здесь умирает, пока они там выясняют отношения; о том, что Натан весьма талантлив, но совсем не верит в Лестрейнджа; а также о том, что у него получился Экспеллиармус, и что это просто отлично…

Еще через пару томительных минут в класс ворвалась медсестра, с нею завхоз Грей и профессор травологии Герберт Бири. Они захлопотали над Томом, запихивая ему в рот какие-то травы и колбы с настоями, а затем принялись левитировать его прочь из класса под испуганные шепотки учеников и жалкие попытки Натана отбиться от нападок профессора Мэррифоут.

А затем какая-то мысль скользнула в голове Тома, скользнула, почти не оформившись. Он подумал, что в тот момент, когда заклинание Натана только начало действовать, его слегка затошнило, что ему было нехорошо, но крови не было. А затем она хлынула неостановимым потоком.

Как раз в тот момент, когда из-за спины Тома, где стоял Хельмут Фальк, раздались приглушенные слова и взмах палочкой…