Поствоенные записки (гет)

* * *

— Мне кажется, что Минерва не убьет его. Ты же знаешь Минерву. Она не сможет. И тогда смерть Беллы напрасна. А Гарри… Бедный Гарри.

— Бедный он, а она не сможет, — бормочет Северус, сбрасывая халат, и в одних трусах заползает ко мне под одеяло. — Обними меня. Пожалуйста, обними меня. Я тебя прошу.

— Тепло?

— Ты мое горе… — слышу тихий ответ, который бьет по каждой клеточке, сковывает вены, перекрывая доступ крови в мозг.

Кислород в мозг не поступает — я не думаю, только лишь чувствую. Я обнимаю его. Он худой, тощий, совсем высох за последние дни. Его трясет. Лихорадку подхватил, мой седовласый мальчик? Дети такие нежные, так легко подхватывают инфекции. Вот и ты где-то…

 — Все будет хорошо, — почему-то бормочу я, гладя мягкие волосы и неожиданно забывая вообще обо всем. — Все будет хорошо.

Что хорошо? И что будет… я понятия не имею.

А он доверчиво спит в моих руках.

* * *

В густой синеве золотым пылающим колесом ярилось солнце.

— Если сегодня не выйдет… Я Аваду себе в лоб пущу, — простонал отчаянно Гарри, вглядываясь в равнодушную тяжелую синь.

— Что же сдаешься? Угробил Беллу, и сдаешься? — оскалился Драко.

— Не смей… — захрипел тот в ответ.

— Чего не сметь? Я правду говорю.

— Правду… Что же это все последнее время правду в лицо лупят? Правда — она не сахарная, от нее не сладко.

Сладкая правда. Это же мечта всего мира. Сладкая правда — как смех ребенка. Она белая-белая, эта правда. А волосы у нее розовые, наряд розовый, глаза розовые, слова тоже розовые.

Такая правда приносила бы много радости. Как ребенок, живущий под сердцем.

Ребенок… Это бегать и слышать, как что-то живет и дышит внутри.

Холодея от ужаса, бояться— потеряла, хвататься за рубаху и со счастьем убеждаться — тут он, тут!

— Гермиона, о чем ты думаешь? — тихо спросил Гарри.

— О счастье.

— Хоть в мыслях твоих оно есть, — раздался тихий, бархатный голос. — Не наяву, так в мыслях.

— Если я думаю о нем, значит, наяву мне оно тоже известно.

Никому не ведомы девственные тайны любви. Очень путаная это штука — любовь! Она, как болезнь, у всех протекает по-разному и с разным накалом, а поворотов и загибов в любви столько, что не приведи Мерлин!.. И длится эта болезнь по-разному.

— Минерва, подойди ко мне, — Лорд встал и протянул ей руку, и в его глазах искрилась и плясала застаревшей занозой, изуродованная временем любовь.

— Я в чем-то провинилась перед вами, Милорд? — она уже хотела, было, опуститься на колени, но твердые руки удержали ее.

— Нет, моя… — он сглотнул натирающий горло комок, — родная… Я предлагаю тебе быть рядом. Со мной. Моей женой и опорой. Ты же сама знаешь, что я давно об этом думаю. И вот сейчас, перед всеми, я прошу тебя: будь моей, со мной. Рядом, несмотря ни на что.

Он оборвал речь, захлебнувшись, и посмотрел на нее с улыбкой человека, который безумно хочет жить.

Темные глаза Лорда зажглись радостным пламенем.

Вытянул руку и сказал тихо, дрогнувшим, напряжённым от эмоций голосом:

— Мои люди ждут ответа.

Минерва ладонями туго сжала задрожавшие плечи, впилась глазами в такое нужное ей лицо, не веря еще долгожданному. Как ребенка они вынашивали эту любовь-уродину, не в силах уничтожить ее, растоптать. Этого своего выродка они долгие годы скрывали от людей, душили, раздирали на части. Но дитя выросло, скрывать его было уже невозможно. И вот она, та самая любовь, которую так восхваляют в книгах, окровавленная, измученная стоит перед нами.

— Соглашайтесь, госпожа МакГонагалл! Соглашайтесь! — закружили ее голоса.

— Не верю я тебе, — вырвалась из гула воскликов запыхавшаяся, тонущая в запоздалой радости Минерва.

— Минерва… Ты мне веришь. И я тебе верю. Мои люди готовы служить мне и тебе, — Лорд возвысил голос. — Ведь ты их учитель. Ты выучила многих моих сподвижников. Так будь с ними рядом.

— Ты, что же, захотел, чтобы я, как ты… С тобой…

— Захотел, захотел! Я ж тебе говорил, что хотел этого, может быть, всю жизнь! Но жизнь я потратил, чтобы заполучить власть, а теперь, спустя век, я хочу, чтобы ты была со мной, — как-то резко и хрипло проговорил он. — Ну, люди ждут.

— Постой!..

— Чего же ждать, Минерва? Неужели ты не хочешь и дальше помогать своим ученикам? Не хочешь быть с ними на одной стороне? Смотри, даже Поттер здесь.

— А вдруг я не хочу быть с тобой…

— Старуха, не поздно ли ты хватилась? — засмеялся Лорд.

— О Мерлин, — проворчала, вглядываясь в его лицо, Минерва. — Это я опоздала? А ты, столько лет… Я…

Она подняла глаза на меня, сморщилась болезненно и прошептала:

— Я готова… быть с тобой до конца.

Волшебники, стоявшие вокруг, дружно засвистели. А Лорд трепетно, как мальчишка, коснулся губами ее руки.

Я смотрю зачарованно наблюдала за ее тонкими пальцами, касающимися рукава его мантии круглыми ногтями. На мужские губы, прильнувшие к пергаментной, белой коже. Смотрю как в увеличительное стекло, разглядываю, тупо пытаясь проснуться. Не получается.

Минерва прищурилась и увидела… На кипенно-белой рубашке Лорда светилось алое пятнышко. След от отобранной у человека жизни. Метнулась всполошенно в сторону, задергалась в его руках.

Память, полыхнув зарницей в глаза, открыла кусок:

Окровавленные, засыпанные землей трупы ее друзей и учеников.

Ахнула, закусила губы и потянулась рукой в глубокий карман мантии.

Внезапно Лорд, принимающий поздравления от приспешников, услыхал за спиной оглушительный, торжественный грохот гибнущей в огне жизни. Не успев сообразить, почему, прыгнул в сторону, спасаясь от катастрофы. Но не смог. Пуля прошла сквозь его живот, и он упал.

Он открыл глаза, сконцентрировав остатки магии на поддержании жизненных сил. Его лицо посветлело, украшенное последней улыбкой. Он вытянул руки вдоль туловища и сказал мертвеющим шепотом:

— Век живи и век люби. Я…

Минерва, не слыша ничего вокруг, выстрелила еще, и этот грохот далекого мира, этот женский отчаянный вопль, был последним земным звуком для Лорда.

Он умер с открытыми, наполненными чем-то несбывшимся, глазами.

Минерва бессмысленно смотрела на упавшего, бессознательно притопывая зачем-то левой ногой.

По доскам разбегались красные струйки из раздробленного вторым выстрелом черепа. Убитое, превращенное в ничто, попираемое человеческими ногами, дерево жадно впитывало в себя пульсирующую, уходящую из тела жизнь. Доски питались кровью, как некогда корни дышали водой.

Минерва шагнула вперед, нагнулась. С воплем рванула мантию на груди, выронив пистолет.

На розовой нити нерва колыхался выбитый из орбиты синий глаз. Он смотрел на нее любяще и отчаянно.

Она шлепнулась коленями на пульсирующее чужой жизнью равнодушное дерево, попыталась приподнять мертвую, изуродованную голову и вдруг упала на труп, колотясь, пачкая лицо в багровых сгустках, и завыла низким, гнетущим воем:

— Родной мой! Что ж я наделала? Очнись! Проклятый… Мой… О-о-о-ой.

Рядом с Лордом, вторя женскому стону, корчилась уродина-любовь.

Сизая роса плотно лежала на траве, тяжело пригибая к земле стебельки, оперенные подсохшими листьями.

Вокруг стояла оглушительная тишина. Нарцисса Малфой затравленно оглядела окружающих ее людей, выдохнула и заплакала.

— Мы свободны! Понимаете, мы свободны! — и этот ее крик вдруг разбудил Пожирателей, они вскинули палочки.

— Минерва МакГонагалл, вы приговариваетесь к смерти, — надменно проскрипел Гойл. — Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер, вы…

— Мы никого не тронем, Грегори, — Северус взошел на помост. — Сложите оружие.

Я кошусь на трясущуюся Минерву с полнейшим недоумением и даже сочувствием, как на тяжелобольного. Северус смотрит устало и жалостливо.

— Что, Снейп, решил, что теперь все тебя будут слушаться, — Люциус, злобно скалясь, выпустил первую малиновую молнию заклятья.

— Ну, отец, думаю, крестный не зря так думает, — гибкой независимой походкой вышел из Пожирательского круга Драко, грызя яблоко и таща за руку Гарри. Его мальчишеское наглое лицо было спокойно. Они встали по правую сторону от Снейпа.

— Драко!

— Mama, сегодня такая погода… Обычно мы устраивали званые обеды в такие дни, помнишь? — он опустился на корточки, с аппетитным треском разгрызая фрукт, весело улыбнулся розовыми, девичьими губами. — Вот вы идиоты… Вам свобода сама в руки пришла, а вы… — сказал он, взглянув в мутное небо, и добавил невинно:

 — Съешьте яблочко, крестный, не обедали ведь… а у вас жена молодая…

На площади уже стали появляться люди: бежали пленные солдаты с потными лицами, рабочие в запорошенных пылью рваных рубахах, в грязных комбинезонах.

— Прочь, собаки! Прочь! — орал срывающимся голосом Гойл, выпуская в них заклятья.

Навстречу Снейпу вышел Мальсибер, одна щека его была краснее другой, синие глаза источали холодное презрение и злость.

— Вы погубили все! Снейп! Вы понимаете, что вы наделали? В-вы!.. Пон-нимаете?..

Я видела белое, дрожавшее дряблыми складками лицо Сивого, его опухшие от бессонной ночи веки, седые взлохмаченные волосы. Издалека от него несло псиной. Бросился в глаза неопрятный, мешковатый свитер, висевший на некогда широких плечах, грязь, прилипшая к помятому плащу. И этот пожёванный войной оборотень все еще хочет войны? Что дала она ему, кроме новых шрамов?

Нарцисса, вскинула мягкий подбородок, уголки губ ее мелко задергались, в бессилии она плакала; Пожиратели, стоявшие рядом, отводили глаза.

— Северус… Северус, если ты… можешь исправить все, что произошло, то я готова идти за тобой.

— Разве могу я что-то обещать? Наше сообщество разрушено, маги более похожи на трупы, — он недовольно нахмурился, косясь на поднятые палочки. Проговорил глухим голосом:

 — Я не готов сражаться против людей, которым повезло выжить в войне.

Меловая бледность лица Северуса, вздрагивающие худые пальцы, державшие палочку, позволяли догадаться, что этот человек сейчас переживает. «По тонкой кромке идет. Шаг — его убьют. Убьют его — убьют меня. И всех», — подумала я; Северус сухо кивнул, встретив мой ищущий взгляд.

— Но наступающие войска мы не спасем! Погубим людей, Северус… Детей… — прошептала Нарцисса.

— Мы требуем продолжить войну! — крикнул Гойл.

— Эх, друг вы мой, — досадливо сказал Гарри. — Разве ВАМ под пули идти? Вы просто не хотите потерять доход от продаваемого оружия, ведь, правда?

— Но, ведь, и Снейп не безгрешен. Пригрелся под крылом грязнокровки, не хочет воевать.

Северус скорбно улыбнулся.

— Да, Грегори, я хочу, чтобы моя… жена выжила. Хочу, чтобы мой ребенок родился и ходил в школу.

Жена — одно слово вместо тысячи. Я в замешательстве пялюсь на помост, кровавые подтеки никуда не деваются, и это сбивают с толку. Жена? Ну вот, дождалась… Нет, все-таки, я брежу. Жена. Странное облегчение заставляет глубоко дышать, сопеть носом, я лезу в карман и обнаруживаю, что слезы утереть мне нечем. Платка нет. А слезы текут и падают на дрожащие губы. Слезы несбыточными, но сбывшимися надеждами целуют меня.

— А как же магическая Англия, наше влияние? — спросил Люциус как-то растерянно, кажется, не понимая ничего. — Мы нарушим…

— Отец, крестный вовсе не претендует на пост Министра.

— То есть…

— То есть, министром мог бы стать я, — улыбнулся Драко. — Нарушаю, между прочим, все свои распутные планы на будущее.

Северус кривится, как от зубной боли, хмурит лоб, сосредоточенный, строгий, вылитый… Директор?

Я закусываю губу. Бедный-бедный Гриффиндор.

— Извольте объясниться поотчетливей, Драко, — изрекает он высокопарным и не предполагающим никаких возражений тоном.

— Ну… Я постараюсь уладить ситуацию с юридической и финансовой стороны. Моральную оставлю вам. Пост министра я потяну, вы знаете. Я готов на все, лишь бы не идти снова под шквал заклятий, не слышать крик умирающих бойцов, — заговорил Драко, смешивая насмешку и мольбу. — Давайте прекратим войну. Лорд проиграл. Понимаете?

— Лорд выграл, Драко, — Минерва опухшими, строгими глазами оглядела нас. — Посмотри вокруг, все происходящее — это знамя его победы. Твои слова, Драко, тоже его победа. Ваше сознание перевернулось с ног на голову.

— Но мы не убиваем грязнокровок!

— Так и он не собирался долго продолжать эту компанию.

— Нужно освободить пленных, быстро, пока не поднялись волнения, — скомандовал Северус. — Поттер. Одна нога здесь… И, попробуйте быть взрослым и убедительным.

Гарри попятился, побежал навстречу толпе, неуклюже поводя плечами, наталкиваясь на Пожирателей; они раздраженно матерились. Его взлохмаченная голова мелькнула в последний раз в сизо-оранжевом мареве пыли.

— Мы требуем, чтобы Минерва ответила за свой поступок! — заорал Грегори, смахивая пот со лба. — Отдай ее нам, Снейп, волнений не будет!

— И что же вы с ней сделаете? — насупленное лицо замкнуто и отстранено, мятая мантия вдруг словно выравнивается до малейшей складки, взгляд полон раздражительного презрения.

— Это наше дело!

— Не плебею решать, как избежать волнений, — Северус, кажется, больше не расположен выслушивать никаких вопросов, даже если таковые и остались.

— Это я плебей? Я! Да твоя грязнокровка!

— Его грязнокровка умнее тебя, Гойл! — Нарцисса, гордо распрямив спину, встала рядом со Снейпом.

Женщины из Пожирательского круга, одна за другой, направляли палочки на своих мужей, отцов, братьев.

А потом молитвой, океанской бурей, зазвенели голоса:

 — Мы стоим перед вами, истерзанные, постаревшие в юности женщины. Мы, рожавшие и терявшие детей. Мы, выходящие замуж и становящиеся вдовами.

— Дети, потерявшие матерей.

— Отцы оставшиеся без семьи, — выкрикнул пропитанный грязью, пробивший оборону рабочий.

— Умирающие.

— Плачущие.

— Смеющиеся.

— Прекратите войну!

— Лишившиеся магии.

— Мы не можем так больше!

— Замолчите!

— МакГонагалл на казнь! — надрывались Пожиратели.

— Прекратите войну! — кричали им в ответ.

Минерва МакГонагалл, загородив Северуса, встала лицом к лицу со своими учениками, обидчиками, врагами… Соратниками.

Желваки на ее скулах ходуном ходили, по щекам полз лихорадочный румянец.

— Вот я. Делайте со мной, что хотите. Только прекратите войну!

— Минерва, уйди, — зарычал Северус.

— Нет… Вы хотите моей смерти?

— Да, да! — кричала, опьяненная адреналином толпа.

— Хорошо. Я сдаюсь вам в руки. Но… Послушайте меня, старую и разбитую, — она сосредоточенно разглядывала носки своих туфель, потом бросила на меня быстрый взгляд и произнесла твердо, уверенно, отчаянно. — Боритесь за любовь! Прошу Вас, люди… Не за смерть боритесь, а за счастье, за возможность быть любимыми. Ведь жизнь одна. И нужно прожить ее счастливо. Боритесь за жизнь, во что бы то ни стало… — она посмотрела на Северуса по-матерински нежно. — Давайте новый шанс любви, если еще есть надежда… НЕ слушайте чужих, обидных слов, только себя. Любовь не поддаётся объясненью… Враг, друг — сердцу безразлично. НЕ будьте равнодушными к жизни. Рыдаете, подушку теребя — гоните слёзы прочь, скорее поспешите к тому… кого так любите… Любовь, заботы, ревность, тревога, дружба — неотъемлемы от жизни, от познания самого себя. Боритесь не за смерть, а за любовь… Я прошу вас. Я приказываю вам. Прекратите войну. И пусть я не увижу светлого, полного жизни мира. Я завещаю этот безгрешный мир вам.

— Госпожа МакГонагалл, мы… — вышел навстречу ей Драко.

Минерва Макгонагалл, прикрыв глаза, выпустила пулю себе в висок.

Война была кончена.

В ней не было победителя.