Amor spina est (гет)

Ситуация с работой разрешилась так, как Энн и не надеялась. Она, конечно, и не думала, что Иллопс сохранит за ней место: ведь она просто исчезла, и ничего о ней не было известно! Однако на всякий случай она отправила ему сову, а в ответ получила предложение о встрече. Оказалось, за предыдущий год вырос спрос на животных, особенно на фамилиаров. Оно и понятно: люди хотели не только обезопасить себя, но ещё и обзавестись надёжными компаньонами. Иллопс начал расширять дело: более активно занялся лечением и дрессировкой, устраивал выставки и соревнования, расширял связи с питомниками животных и заводчиками. Теперь в его штате были не только продавцы и ветеринары, но ещё и грумеры и дрессировщики. Он предложил Энн долгосрочный контракт, который предполагал обучение за счёт фирмы с обязанностью отработать двенадцать лет. Энн очень прельстила возможность стать целителем третьей категории, перепрыгнув через фельдшерство, но двенадцать лет!

— Энн, ты способная, я решил вложиться в тебя. Но мне нужна гарантия, что деньги не будут выброшены на ветер, — сообщил ей Иллопс очевидное.

— Дайте мне два дня на размышление.

Взвесив все «за» и «против», она согласилась. Энн отчаянно хотела стабильности и спокойствия, и ей осточертела зависимость от чужих решений и чувств! Северус был всё таким же отстранённым, как раньше, и Энн мучилась от этого всё сильнее. Когда однажды утром она застала Северуса на кухне, где тот варил кофе, то решила: пора!

— Северус, я хочу переехать домой, — сказала она спокойно (не зря тренировалась!), хотя сердце её так и замерло.

— Если хочешь, то переезжай, — невозмутимо ответил он.

— Ты этого хочешь?

— Ты ждёшь, что я стану тебя удерживать, — заметил он. — Но я не буду.

— Спасибо за честность, Северус, — Энн почти удалось сохранить внешнюю безмятежность, но её выдал дрогнувший голос.

Через два дня, семнадцатого мая, она вернулась в свою квартиру в Лондоне и постаралась зажить так же, как раньше. Бабушка позаботилась о том, чтобы жилище внучки не казалось заброшенным: всё там выглядело так, словно Энн уезжала в отпуск, а не отсутствовала больше полугода. Энн перечитала Овидиево «Лекарство от любви» и взялась следовать его рекомендациям. Как всегда бывает с безответно влюблёнными (а она не сомневалась, что дело обстоит именно так), сложнее всего ей приходилось дома одной. Она засыпала и просыпалась с мыслями о Северусе, остро тосковала по нему и с большим трудом удерживалась от писем; часы без него, казалось ей, удлинились, и время тянулось медленно-медленно. Начался июнь, а ей думалось, что разлука длится уже несколько месяцев!

Сюрпризом для неё стало то, что она и по Берту скучала! Но с ним было проще: они периодически виделись, он стал относительно частым её гостем. Берт жил на два дома, о чём сказал так:

— Один у Сэвэра, а другой у бабушек и дедушек.

— Один в двух? — улыбнулась Энн.

— Ага. Они уж поняли, что так пока и будет, и начали смиряться. Дед по отцу только возмущается, что я прыгаю туда-сюда, как блоха.

— У него есть основания. Разве нет?

— Да ла-а-адно! Я не могу от него съехать, Энн. А ты зря от нас убежала! Скучно без тебя.

— Ему не скучно! А с тобой мы и так часто болтаем! — Энн задело «убежала от нас».

— Мне письмо из школы пришло, — как-то убито сообщил Берт. — Не знаю, как буду учиться после всего! Если б можно было мракоборцем стать без всей этой учёбы! Зелья, трансфигурация и защита — вот нужные дисциплины! Всё остальное я бы выкинул. Причём надо на второй год оставаться! Придётся с младшекурсниками сидеть!

— Настройся на лучшее, маленький брат, — утешающе сказала Энн.

— Легко тебе говорить!

Хуже всего для Энн было то, что она даже с лучшей подругой не могла поделиться своими переживаниями, потому что тогда всплыл бы ритуал. Зато она стала сближаться с портретом Абигайль Линч, и это её смущало. Но Энн то и дело напоминала себе: портрет на самом деле не живой и скорее отражает не столько образ человека, сколько представление художника о нём. Как выяснилось, этот портрет был очень необычен! Написан он был в пятидесятые годы по фотографии, а для его создателя Абигайль Линч была кумиром. Художник перечитал всю литературу о ней, и решил, что Абигайль была весьма любознательна и в той же мере доброжелательна. Эти черты он и привнёс в портрет.

— Как жаль, Энн, что маги так презирают маггловские достижения и не создают портреты их «великих»! — не раз сетовал портрет. — Как я хотела бы сходить в гости к кому-нибудь вроде Эйнштейна и покопаться в его библиотеке! Ты удивишься, Энн, как мало портретов с книгами! А если они и есть, то все старые.

— Может быть, обратиться к какому-нибудь художнику, чтобы он написал для вас библиотеку? Но это дорого очень, и будет не скоро. Я не зарабатываю столько.

— Ах, нет, милая Энн! Просто читай мне иногда вслух.

Энн накупила научно-популярной литературы и зачитывала Абигайль наиболее интересные места. Сам факт такого поведения иной раз приводил её к мысли: а в своём ли она уме? Но Абигайль поддерживала её, хотя не совсем так, как Энн бы хотелось.

— Ты, Энн, не должна жить одна. Воссоединись с любимым и с названным братом, и всё будет хорошо, — говорила Абигайль.

— Любимый, скорее всего, меня не любит. А я не хочу навязываться.

— Ты рвёшь себе сердце из-за гордыни и потому, что не понимаешь Северуса. И Эгберту ты необходима.

— У нас какой-то хренов треугольник! Я люблю Северуса, он меня не любит. Меня любит Берт, которого я не люблю!

— Ты ошибаешься насчёт юноши, — заметила Абигайль. — После ритуала он стал к тебе относиться иначе.

— Вы просто не понимаете! — иной раз портрет бесил Энн, и она удивлялась, почему это Абигайль Линч считали умнейшей волшебницей.

— Энн, девочка! Ритуал изменил вас всех, — гнула своё Абигайль. — А временная петля возникла из-за того, что вы преобразили ход событий. Вы не могли спасти Северуса, не пройдя через передвижение во времени. Именно этот виток и расставил всё по своим местам окончательно.

— Всё равно: Северус меня не любит! Я это чувствую! Лили Поттер занимает его мысли, а не я. Ну что за бред, что за глупость? Как может нормальный человек так зацикливаться на детской влюблённости?

— Многое не так и не то, чем кажется.

Такие туманные ответы злили Энн необычайно! Где же ясность? С другой стороны, Абигайль смогла подготовить Энн к бесконечным вопросам и ответам в Министерстве, когда началось детальное расследование событий. Она должна была рассказать не только о Северусе, но обо всех гостях дома, включая Берта. Причём ни разу она не встретила тех, о ком говорила. Её показания слушали несколько человек, и ей было очень неуютно от этого. Словно она каждый раз сдавала экзамен. Приходилось раз разом рассказывать одно и то же, пока, наконец, от неё не отстали.

О делах Северуса она узнавала от Берта и из газет. Все обвинения с него были сняты, в «Пророке» и других изданиях появились разной подробности статьи о нём, и везде подчёркивался его вклад в победу. Берт рассказал, что к Северусу дважды пожаловал сам министр с помощником, и они о чём-то долго разговаривали. «Хоть бы портрет его у меня был или фото! — не раз думала Энн. — Я так давно его не видела!»

Двадцать шестого июня прямо на работу к ней прилетела сова Северуса! У Энн даже дыхание перехватило, когда она её увидела. «Энн, милая! — писал Северус. — Я так долго не давал о себе знать, потому что утрясал свои дела. Я не хотел подставить тебя под удар в случае, если бы всё для меня закончилось иначе. Мы можем увидеться? Буду ждать тебя дома. Сообщи день и время». Энн тотчас ответила: «Завтра в семь вечера», хотя ей хотелось рвануться к нему прямо сейчас! Она еле-еле дождалась окончания рабочего дня, и помчалась в салон договариваться о макияже и причёске. Дома перемерила несколько платьев и мантий с аксессуарами, не зная, что надеть. То она думала предстать перед Северусом прекрасной дамой во всей красе, то решала, что нечего демонстрировать, насколько важна для неё эта встреча. В конце концов остановилась на мысли, что она идёт на свидание, а если вдруг оно окажется неудачным, то она отправится в шикарный ресторан, и заказала там столик. Ночью Энн глаза не смогла сомкнуть, представляла, как всё будет.

Утром она так сильно волновалась, что не ей кусок в горло не лез и чай не пился! Однако к обеду чувства стали успокаиваться, а в салоне красоты она была уже совершенно безмятежна. В доме Дамблдора она была ровно в семь. Северус тоже оказался при параде и благоухал парфюмом! Несколько минут они молчали, он внимательно смотрел на Энн, а потом крепко обнял. Этого она желала больше всего на свете! Ощущая тепло его тела, Энн ликующе думала: «Теперь всё будет хорошо». Северус привёл её в малую столовую, где был сервирован ужин.

— Нам нужно серьёзно поговорить, — начал он. — Ты готова?

— Я же здесь, — она вдруг испугалась.

— Так больше не может продолжаться, Энн. Нам нужно пожениться. Ты выйдешь за меня?

Энн потеряла дар речи! Этого она не ожидала!

— Я, я… Это так… Ты так…

— Это «нет» или «да»? — требовательно спросил он.

— Конечно, это «да!» — наконец нашла она слова.

— Отпразднуем же наше знаменательное событие!

«Счастье есть, есть! Вот же оно! Как я могла сомневаться?» — с восторгом думала Энн.