Amor spina est (гет)

Энн проснулась в незнакомой комнате, лежа на кровати в одежде. Сунула руку под подушку: волшебная палочка на месте. Теперь можно и оглядеться. Хозяева дома — люди обеспеченные: спальня обставлена явно дорогой мебелью с тонкой резьбой. Девушка поднялась и первым делом посмотрела на себя в зеркало. Волосы торчат во все стороны, на брови, щеке и костяшках левой руки засохшая кровь, под ногтями грязь. Одежда, впрочем, выглядит сносно: что сделается с джинсами и футболкой?

Срочно нужно в ванную, вот что!

— Эй, есть тут кто? — в таком доме, вероятно, должны быть домовые эльфы.

И точно, перед ней появился маленький опрятно одетый слуга.

— Госпоже, верно, угодно привести себя в порядок и позавтракать? — спросил эльф и, не дожидаясь ответа, продолжил: — По коридору налево будет ванная с душем и уборная. По коридору направо — лестница, спуститесь вниз, пройдёте через жёлтую гостиную и попадёте в кухню. Я вам нужен, госпожа?

— Нет.

Эльф исчез. «Ну и манеры! — подумала Энн. — И говорит он как-то странно».

После душа она отправилась на кухню. «Ну, кто здесь хозяин, я сейчас выясню. Душ, надо же… Кто из волшебников станет пользоваться таким новшеством? Да ещё и в старинном доме?»

На кухне обнаружился светловолосый юнец лет пятнадцати. Одет он был в бледно-жёлтую рубашку с пышными рукавами, жилет, чёрные наутюженные брюки и начищенные до блеска туфли. Лицо у него было простоватое. Это впечатление усилилось, когда он приоткрыл рот и молча посмотрел на девушку. «Выпендрёжник-недотёпа! Дома вырядился, как на приём!», — подумала Энн.

— Привет, — сказал юнец. — Меня зовут Эгберт О’Брайен. Но ты меня зови Берт. В честь короля, а не того Эгберта. И не надо так смотреть! Мать была просто помешана на истории, вот и назвала меня так.

Энн уже привыкла, что большинство волшебников как американцы — сразу называют свои имена и фамилии.

— Энн, — представилась девушка.

— Да ты садись! — радушно сказал Берт. — Что будешь на завтрак? Я за тобой поухаживаю.

«Хочет казаться старше, чем есть», — подумала Энн и села за стол. Утром она всегда пила чай вприкуску с какими-нибудь галетами.

— Ты что, есть не хочешь? Может, тебе сэндвичей? Или пирожное?

— Нет, спасибо.

— Что-то ты скромничаешь, — заметил Берт. — Или ты думаешь, что девушки не должны есть? — и тут же без перехода: — Считаешь, я слишком много болтаю? — Юнец словно подслушал мысли Энн. — Посидела бы ты тут с моё, так поняла бы.

— А ты что, один тут живёшь?

— Да не чтобы один. Хозяин то каждый вечер бывает, то пропадает на несколько дней.

— Так это не твой дом?

— Да откуда у меня такой домина? Я тут гость. И ты теперь тоже. А что у тебя за ссадины? Упала?

— Подралась.

— Ох, извини! Я же тебе не сказал, что это за место! Это дом Дамблдора.

— Дамблдора? — Энн выпучила глаза. — Значит, помог мне кто-то из Ордена Феникса.

— Ага. Тебе помог Снейп. Глаза убери со лба. — Берт явно наслаждался эффектом своих слов. — Дом достался ему в наследство. Я тоже офигел, когда узнал. Я-то думал, он враг. Снейп на самом деле выполняет поручение директора Дамблдора. И помогает таким, как мы с тобой. Если может. Только вот уйти отсюда никак нельзя, — со вздохом закончил он.

— Постой, постой. Ты хочешь сказать, Снейп не убивал профессора Дамблдора? Иначе он не получил бы наследство.

— Сама спроси.

— У кого?

— Да у обоих! В библиотеке есть портрет директора, а Снейпа ты скоро встретишь воочию.

«Пожиратели не узнали, что Снейп унаследовал дом Дамблдора, — запоздало сообразила Энн. — Ничего себе! Это значит…»

— Они запланировали его смерть, — додумала она вслух.

— Как ты догадалась? — Берт вытаращился на неё.

— Казус тайного наследника. Лишь завещатель и наследник в курсе, а нотариус знает только, что воля усопшего и все юридические тонкости соблюдены. Главное условие: никакого вреда наследодателю.

— Ты юрист, что ли?

— Нет, просто интересовалась в своё время… А тут много народу живёт? — Энн решила прояснить фразу «помогает таким, как мы».

— Нет! — неожиданно резко ответил Берт.

Энн подумала, что своим вопросом невольно задела больную тему.

— Так значит, Снейп тебя спас? — она решила перевести разговор в безопасное русло.

— Я не хочу об этом! Об этом не буду! — вдруг заорал Берт.

«Псих какой-то», — подумала Энн.

Он замолчал. Играя желваками, парень вцепился обеими руками в скатерть и уставился в пространство яростным невидящим взглядом. Энн маленькими глотками пила чай, настороженно глядя на Берта.

— Просто… Не говори со мной об этом, ладно? — он наконец взял себя в руки. — И не спрашивай. А ты — магглорожденная, да?

— Я полукровка. Мама из маггловской семьи. Ты ведь знаешь, что все маги должны пройти регистрацию? Мне два извещения прислали, но я их сожгла.

— А потом облава, да? — перебил Берт.

— Ага. Я на работе была. Совариум Иллопса. Трое заходят, и очень ловко палочку отобрали. Но они не ожидали, что я драться умею. Одному со всей силы коленом дала по яйцам, другому по голени, третьему в нос кулаком, палочку схватила и рванула через заднюю дверь. Выбраться бы, думаю, в маггловский Лондон! Но куда там! Только один путь свободен: в Косой переулок. Я туда! Думаю, забежать бы в магазин Барстера, а уж оттуда трансгрессирую. А сзади орут! Я в магазин, там полумрак, сзади заклятья летят, я кинулась в ряд с посудой, всё, думаю, не успеть! И тут кто-то как схватит за руку, как рванёт, и в преследователей заклятье пустил. Последнее, что помню — серая вспышка перед глазами.

Берт смотрел на девушку во все глаза. Во взгляде его было восхищение.

— Ну, ты даё-о-ошь! — уважительно протянул он. — Потому и кожа содрана? — он кивнул на левую руку Энн.

— Ну да. Я метила-то ему по носу, но промахнулась немного. Наверное, об зубы руку и рассадила.

— А как ты драться научилась? — жадно спросил Берт.

— Мамин брат — полицейский. Он всё время твердит, что надо уметь защищаться. Вот и научил кое-каким приёмам, чтоб от нападающих отбиться и убежать.

— Меня научишь?

— Да я всего пять и знаю.

— Это лучше, чем ничего! Так научишь?

— Попробую, — она улыбнулась. — Ты сказал, отсюда уйти нельзя. Как это понимать?

— Буквально, — Берт усмехнулся. — Дом заколдован, гостей не выпускает. Пока не исчезнет угроза нашей жизни, так и будем тут торчать. Чары гостеприимства, знаешь ли.

— И сколько же ты тут сидишь?

— Четыре месяца. Я сюда попал за неделю до отставки Скримджера.

— Ого! — Энн присвистнула.

— Я поэтому тебя и забалтываю, — объяснил Берт. — С кем здесь разговаривать? Ну, были трое людей в разное время, но они тут не задержались. А сейчас два эльфа да портреты. Хотя вот я думаю, что Фоукс всё же понимает человеческую речь, но он-то не разговаривает…

— Фоукс? Феникс Дамблодора?

— Точно.

— Ты не упоминаешь Снейпа, — заметила Энн.

— Да пошёл он! — Берт вдруг покраснел. — Мы с ним сцепились на днях, — пояснил он. — С ним вот как сейчас с тобой и не поболтаешь… И он тут самое частое раз в три дня бывает… А ты, наверное, на Рейвенкло училась?

— Да. А ты?

— Я с Хаффлпафф. А родители твои где?

— Я сирота.

— У тебя что, вообще никого нет? Даже бабушек и дедушек?

— Чистокровные от меня отказались, — Энн заинтересовало, как Берт отреагирует на эти слова.

— Вот сволочи! На таких проклятье надо накладывать! — воскликнул он.

На самом-то деле, едва стало ясно, в какую сторону дует нынешний ветер, бабушка и дедушка вызвали Энн для беседы. «Милая, ты полукровка. Рано или поздно новые власти до тебя доберутся, — нервничая, сказал дед. — Хочешь, мы отправим тебя к дальним родственникам в Италию?» Энн не хотела. «Раз так, мы должны и тебя сохранить, и семейное имущество. Твои дети должны жить в родовом гнезде, — дед не стал слушать возражения внучки. — Мы публично откажемся от тебя, потому что ты якшаешься с магглами. Я написал завещание, согласно которому ты лишаешься наследства. Но там есть один пункт: наследства тебе не видать, если нет моего вещного благословления». Так что теперь на цепочке с крестиком Энн носила и дедов подарок: медальон. После определённых манипуляций он становился порт-ключом. Но Энн ни за что не воспользовалась бы им: не хватало ещё подставлять дедушку и бабушку под удар! …Из этого дома весть отправить нельзя: при чарах гостеприимства получать письма можно, а посылать нет, это по силам только хозяину.

— Ты доела? Давай я тебе дом покажу? — голос Берта вывел её из раздумий.

За те два часа, что они смотрели дом, у Энн голова пошла кругом от Берта. Он, подумалось ей, вообще не умеет молчать. Оказалось, весь особняк с двором был в полном распоряжении парня. Никаких закрытых комнат, никаких шкафов на замках. Особенно восхитила её библиотека. «Ради книг стоит побыть тут немного», — подумала Энн. Особое внимание привлёк портрет Дамблдора. «Написан незадолго до смерти, — пояснил Берт. — Видишь, рука как обгорелая? Это из-за заклятья». От соскучившегося по человеческому обществу Берта она сумела отделаться только во второй половине дня. Ушла в комнату, где ночевала, и стала раздумывать, как лучше поступить. Ни работы теперь, ни дома: она оказала сопротивление властям. Но в маггловском мире никто её преследовать не будет! На счёте в банке есть полторы тысячи фунтов, на первое время хватит. О магии придётся забыть, нужно будет найти маггловскую работу. Наймётся куда-нибудь ухаживать за животными… А бабушка с дедушкой? У бабушки слабое сердце, а вдруг она сейчас лежит с приступом? Энн даже не может сообщить, что жива и здорова! А что же будет с её друзьями? Вдруг новые власти станут их преследовать? И как она узнает об этом?

Но долго предаваться мрачным мыслям было не в её характере. Энн отправилась в библиотеку, устроилась на диване с «Приключениями Эдварда, рассказанными его совой». Милая забавная книга, да к тому же навевает приятные воспоминания. Девушка зачиталась и не заметила, как прошло несколько часов. От «Приключений» её оторвал эльф.

— Хозяин ждёт вас в кабинете на первом этаже, — сообщил он.

Где кабинет, она знала.

В кресле сидел, нет, удобно развалился, Снейп. Энн ожидала увидеть его точно таким, каким он был в школе: энергичным хмурым человеком, которого боялись студенты. «Он сильно сдал, — вот была первая мысль, которая возникла при взгляде на профессора. — И выглядит измученным».

— Я не настроен на долгие разговоры, — устало сказал Снейп. — Я случайно убил кое-кого в магазине. Ничего не поделаешь, рефлекс.

Энн потрясённо уставилась на него. «Я убил» вышло у Снейпа, словно речь шла о безделице.

— Так что вы в розыске по обвинению в убийстве, мисс Ауденс. Ваше изображение красуется во многих людных местах. Выпустить вас из дома я не могу: вы меня видели. Обычно я действую куда осторожнее. Но в магазине не было времени, и я раскрыл себя. Рисковать я тоже не могу. Вы останетесь здесь, пока не будет покончено с нашим врагом.

— И как долго?

— Не знаю. Сколько понадобится. А-а, мой юный друг, — кисло сказал он. — Решили почтить нас своим присутствием?

Энн оглянулась: действительно, Берт стоял около двери, скрестив руки на груди.

— Вы отпустите меня? — спросил он.

— Нет, — спокойно ответил Снейп. — Ты меня выдашь.

— Я вас никогда не выдам! — пылко ответил Берт.

— Чёрта с два. Этот твой вопрос стал ритуальным?

— Вы отлично знаете… — напряжённо начал Берт, но Снейп прервал его:

— Я отлично знаю, что ты рвёшься отомстить, и что эту глупую мысль невозможно выбить из твоей головы. Может быть, это из-за одиночества. Теперь тебе будет гораздо легче. Мисс Ауденс составит тебе компанию.

— Так мы, значит, пленники? — задала вопрос Энн.

— Считайте, как хотите.

— Но я могу уехать. Меня не поймают. Никто не станет искать меня в маггловском мире, — заявила Энн.

— Повторяю: вы в розыске. Сделайте должные выводы. А теперь оставьте меня.

Он жестом указал на дверь.

Энн вышла первой, за ней Берт. В коридоре они остановились и одновременно заговорили:

— Ты хоть понимаешь, что мы застряли здесь на годы? — спросила Энн.

— Ты умеешь оказывать первую помощь? — Берт посмотрел на неё с надеждой.

Смысл его слов дошёл до Энн не сразу.

— Он же ранен! — нервно сказал Берт. — Ты видела, как он сидел, как разговаривал? Пошли!

Энн, удивляясь самой себе — почему это она юнца слушается? — двинулась за ним. А он бормотал:

— Укрепляющее зелье есть, кроветворное тоже, эх, надо было практиковаться больше…

Всё нужное оказалось на кухне в медицинской сумке. Эгберт сноровисто смешал в небольшой бутылке два зелья, протянул Энн, достал из шкафа ещё какие-то сосуды.

— Держи. Прикрой пробкой, — скомандовал он.

Энн поражённо наблюдала за Эгбертом. И его-то она посчитала заурядным не особенно умным мальчишкой, который корчит из себя взрослого! Куда только делся простак с полуоткрытым ртом!

Энн подумала, Берт просто ворвётся в комнату к Снейпу, но около двери он затормозил. Словно ища поддержки, он посмотрел на Энн, потоптался, а потом всё же постучал. Никакого ответа. Теперь-то парень медлить не стал. Он влетел в комнату, Энн за ним. Снейп всё так же сидел в кресле и, как показалось сначала, спал.

— Какого чёрта? — не открывая глаз, спросил он.

— Мы решили, что вы ранены, профессор, — ответил Берт.

Снейп всё же соизволил посмотреть на них.

— Я тронут, — по Энн он едва скользнул взглядом и пристально посмотрел на парня. — А ты повзрослел, Эгберт. Я не ранен, просто вымотан. Оставьте лекарства и уходите.

Молодые люди не заставили себя долго упрашивать. С Берта слетела вся болтливость, и он ни слова не сказал, пока они относили медицинские причиндалы на кухню. «Я спать», — бросил он девушке и удалился. Энн налила себе огневиски и несколько минут задумчиво тянула напиток. «Да пошло оно всё! Утро вечера мудренее», — с этой мыслью она ушла в свою комнату. Тягостные мысли так и крутились в голове. «Случайно убил кое-кого в магазине. Ничего не поделаешь, рефлекс». Ни малейшего сожаления, как будто так и надо! Для него это, как муху прихлопнуть. «Сколько понадобится». Это что же, сидеть здесь, пока рак на горе не свистнет?

Несмотря ни на что, спала она крепко и проснулась полной сил. Домашний эльф пригласил её «позавтракать с господами». Накрыто было в столовой, Берт и Снейп уже были там. «Тоже мне, аристократы!» — посмотрев на них и оценив сервировку, с раздражением подумала Энн. Она решила сразу взять быка за рога. Едва поздоровавшись с обоими, тотчас задала Снейпу главный вопрос:

— Всё равно не понимаю, почему вы не можете меня отпустить.

— Вы действительно глупы или прикидываетесь? — с интересом спросил тот. — Так вы до двадцать третьего дня рождения не доживёте.

Берт молча смотрел на обоих.

— Не сомневалась, что вы только так и можете ответить, — сердито сказала Энн.

Снейп вздохнул.

— Как вы нетерпеливы! Не кажется ли вам, мисс Ауденс, что пояснять очевидное — оскорбительно для собеседника?

— Так вы — сама вежливость?

— Вы очень ловко действовали у Иллопса, но всё же вам разбили бровь. И ваша сумка там осталась, — заметил Снейп.

До Энн вдруг дошло. Злость мгновенно испарилась.

— Но это же незаконно! — беспомощно сказала она.

— Может быть, и мне объясните? — сердито вмешался Берт.

— Безошибочный поиск это называется, — мрачно растолковала ему Энн. — Если есть кровь и волосы человека, по ним можно его найти, чтобы причинить вред. Тёмная магия.

— Именно, — сказал Снейп. — Добавим, что кровь даже не успела высохнуть, да и волосы на расчёске были «свежие». Поэтому, Берт, если тебя ранили, не оставляй кровь врагам. И следи за волосами.

— Но хотя бы письмо вы можете отправить? Дедушке и бабушке.

— Так отречение было фальшивое, — заметил Снейп. — Отправлю, если содержание никому не повредит.

Потом Энн прояснила ещё один немаловажный момент: а за чей счёт она здесь будет жить? Но кредитку Снейп не взял. «Доверьтесь чарам гостеприимства», — только и сказал он.

Так всё и началось.

Имя нынешнего директора Хогвартса, в отличие от имени его предшественника, гораздо чаще появлялось в разговорах Энн и Берта. «Да если б кто из них увидел господина В. вживую, тотчас от ужаса подох бы! — заявлял Берт после очередного прослушивания «Поттеровского дозора». — Герои-беглецы! Прячутся, пока другие жизнью рискуют!» В этом Энн была с ним полностью согласна. Хорош «Дозор»: то и дело твердят о Гарри Поттере как о надежде магического мира, а сами никакой помощи ему не оказывают! «Слабаки! — подхватывал Берт. — Кроют Снейпа! А он постоянно на волосок от смерти!»

Чувства Энн были двойственными: благодарность и страх. Они с Бертом первое время нередко обсуждали своего спасителя, хотя сначала разговоры превращались в яростные споры. «Да ты просто не знаешь, что это за человек! Сэвэр герой! — повышал голос Берт. — Если б не он, мы погибли бы!» — «Он жестокий! Он убил того мракоборца и вовсе не жалеет об этом!» — «И правильно сделал! — распалялся Берт. — Я бы тоже убил! Так с ними и надо! Ты жизни не знаешь!» — «Ты знаешь: ты ведь куда старше меня!» — «Ну и пусть я моложе! А ты ничего не видела никогда! Ты смерть не видела!» Через некоторое время Энн научилась удерживаться от таких споров. У Берта был один-единственный аргумент, но убийственной силы: Энн и вправду не похоронила никого из близких, а родители всегда были для неё абстрактными людьми на фотографиях. Все, кого она любила, были живы...

Вскоре она обнаружила, что Снейп для Берта — идеал. «Странно, что не отцу он стремится подражать!» — думала она. Временами замечала (или ей казалось, что замечает) в рассуждениях парня снейповский цинизм и снейповскую жестокость. Именно Берт предложил дать прозвище Тёмному Лорду, раз уж его имя заколдовано. «Тот-Кого-Нельзя-Называть — слишком длинно и слишком много чести, обойдётся, сволочь! Тёмный Лорд, как же, на хрен!» — сказал он. Прижилась кличка, которую, не мудрствуя, придумала Энн. Волдеморт был теперь для них «господином В.». Берт страстно ненавидел и Волдеморта, и его приспешников. Энн иногда казалось, что это чувство питает Берта, и что всё в нём подчинено ему. «Я отомщу им, Энн, отомщу!» — была ещё одна тема, которой Энн научилась избегать.

В доме Дамблдора было нечем заняться, и Энн страдала от безделья, пока ей не пришла в голову мысль написать историю войны с Тем-Кого-Нельзя-Называть и расставить все точки на «i». Берт тоже ухватился за эту идею. Но информации им не хватало: под рукой были только «Ежедневный пророк», радио и журнал «Придира» — и везде лишь скудные сообщения. Энн с Бертом садились вдвоём в библиотеке и конспектировали радиопередачи, но сведений в любом случае было мало. У Энн возникали всё новые и новые вопросы, но все они оставались без ответа. Выяснять что-либо у портрета Дамблдора было бесполезно: тот отделывался скупыми сообщениями. Берт предложил обратиться за помощью к Снейпу, Энн засомневалась. Но Снейп — неожиданно для Энн — идею с «Историей» поддержал.

— Действительно, хоть кто-то ещё должен узнать правду, чтобы она не ушла в могилу, — сказал он и на некоторое время задумался. — Я дам вам Омут памяти.

Энн обалдела.

— Что? — воскликнул со стены портрет Дамблдора. — Северус! Омут полон воспоминаний, которые… — глянув на Энн, он осёкся.

— Да, Альбус, Омут действительно «полон воспоминаний, которые». Но сейчас дальше этого дома записи не уйдут и ничем не повредят общему делу.

— Я не согласен с твоим решением, Северус! — портрет замолчал и скрестил руки на груди. Всё равно он не мог помешать.

— Энн, об одном прошу: пишите так, как есть, — Снейп выделил голосом «как есть» и уточнил: — Без прикрас.

Потрясённая Энн была не в силах ответить и энергично закивала головой.

На следующий день они получили Омут в своё распоряжение. Снейп так заколдовал его, что доступными оказались не все воспоминания, а часть их, но при том они словно были нанизаны на отдельные нити в хронологическом порядке. «Не выносите сосуд из библиотеки! И не пытайтесь узнать больше, чем позволено: и так достаточно» — заявил Снейп. О да, этих воспоминаний было более чем достаточно! Энн с Бертом вскоре пожалели, что согласились их просматривать. Они никогда не знали, что именно выудят. Относительно безобидное пожелание вроде «Реликвия Слизерина» обернулось цепочкой воспоминаний о кольце Реддла и медальоне. Фрагменты чужой памяти были до жестокости правдивы. После погружения в одно из событий Энн с Бертом заночевали в библиотеке: были не в силах разойтись по спальням. Поставили рядом кресла и задремали, сцепив руки. Сутки после этого Энн ничего не могла есть. В груди у неё начал расти чёрный ком. Энн ощущала, как он становится всё больше, давит изнутри. По целым дням она не выходила из своей комнаты. Просыпалась от боли: во сне так сжимала в кулаке волшебную палочку, что сводило мышцы. На все Бертовы расспросы громко давала совет на хрен заткнуться, и, мать её, не лезть в чужую жизнь! Берт срывался и начинал орать, но Энн это нисколько не задевало.

Очередной инцидент произошёл в библиотеке. На этот раз они были втроём. Снейп у книжной полки вытаскивал то один том, то другой, просматривал и ставил обратно. Энн читала книгу, сидя с ногами в кресле, но в какой-то момент с раздражением сообразила, что не понимает ни строчки.

— Энн, ты что? — Берт вдруг тряхнул её за плечо. — Ты опять…

— Да пошёл ты! — крикнула она и вскочила. — Что ты ко мне вечно лезешь? — взбеленилась она неожиданно для себя. — Чего докапываешься? — завопила она Берту в лицо. — По-английски не понимаешь? Отвали ты! Отвали ты насовсем! — Ею овладели бешеные эмоции, ещё немного, и в стены и на пол полетели бы предметы.

Снейп вдруг оказался рядом и влепил ей хлёсткую пощёчину. Энн замолчала и уставилась на него, открыв рот. Её безумие потухло, как огонь без воздуха.

— Да что вы себе позволяете? — Берт яростно толкнул Снейпа в плечо. Тот застыл на миг, потом окинул обоих мрачным взглядом и вышел вон.

Энн рухнула в кресло и разрыдалась, Берт присел на подлокотник и стал утешать. Он гладил её по спине и приговаривал, что всё образуется, всё нормально будет, да забей ты… На Снейпа Берт в этот день смотрел волком. Но Энн было не до них. Она ушла в свою комнату, и снова у неё полились слёзы. Чёрный ком в груди стал таять.

Вот после этого она и стала много думать о Снейпе. Как он живёт после всего того, что видел? Как может есть, спать, разговаривать? Она стала наблюдать за ним. Кроме того единственного случая, когда бы ни пришёл, первым делом он всегда принимал душ. Обязательно надевал домашнюю одежду, и далеко не всегда чёрную; в «уличном» (а значит — в привычном хогвартском) Энн ни разу его здесь не видела. Никогда не говорил о школе, и бесполезно было расспрашивать его. Он не признавал никакого разгильдяйства — вот почему Берт следил за своим внешним видом. Снейп давал Берту домашние задания и часть сам проверял, часть забирал в Хогвартс, — наверное, учителя там думали, что Снейп взялся за обучение чьего-то высокородного чада. Энн ожидала, что Снейп, как в школе, будет постоянно язвить, выдавать уничижительные фразы — а здесь он куда реже упражнялся в резком остроумии и был немногословен. Энн думала, что Снейп, как всякий нелюдимый человек, будет избегать общества — а он трапезничал вместе с ними, приходил в библиотеку, когда они были там, читал или просто молча сидел. Сначала Энн напрягалась из-за этого, потом привыкла. …В школе Снейп никогда не ударил бы её, а Берт не налетел бы на своего учителя... Ей временами казалось, что это совсем не тот человек, к которому она привыкла за годы учёбы. А впрочем, откуда ей было знать, какой он на самом деле? Она вот всегда считала мадам Вектор стервой, а потом совершенно случайно выяснила, что та — сама душевность... Хотя Снейп и был им теперь ближе, это не отменяло его беспощадности. Как-то раз за ужином, когда все они слушали «Поттеровский дозор», Берта в очередной раз понесло, и он начал говорить о мести. Снейп тотчас прервал его:

— Хочешь погибнуть так же бестолково, как твои родители?

Берт подавился словами и побагровел.

— Вы… вы… — он открывал и закрывал рот, словно вытащенная из воды рыба.

— Героизм болванов — сомнительный образец для подражания.

Берт, уронив стул, выскочил из кухни. Он шарахнул дверью так, что где-то за обоями посыпалась штукатурка.

— Вы… — Энн запнулась. — Вы очень… жестоко поступили.

— Жизнь вообще жестока, — спокойно заметил Снейп и отправил в рот кусок мяса.

— Но зачем вы так? Вы же не щадите его чувства!

Снейп прожевал и ответил:

— Пусть привыкает. И вы привыкайте, мисс Ауденс. На ваши чувства миру наплевать.

Энн дёрнулась из-за стола, но Снейп схватил её за руку.

— Не лезьте к нему сейчас. Останьтесь здесь, — приказал он.

— Вы обозвали его погибших родителей болванами! — отчеканила Энн.

— Они таковыми и были. К ним в дом явились Пожиратели…

— Не надо, не рассказывайте! — прервала его Энн. Она подозревала нечто подобное. Но подробности узнавать она не хотела! — Прошу вас!

Снейп пропустил её слова мимо ушей:

— Если б отец Эгберта повёл себя иначе, то смог бы спасти жену и сына. Но он решил продемонстрировать честь, гордость и не знаю что ещё. В результате Берт наблюдал мучительную смерть обоих родителей. А его самого оставили напоследок. Я там оказался потому, что меня отправили выяснить, какого чёрта компания Пожирателей копается. Так что я выгнал их оттуда, а мальчишку оставил себе. Про убийство семьи О’Брайенов читали? Мракоборцы нашли четыре трупа, три из них со следами истязаний. Трое О’Брайенов и Круленс, Пожиратель Смерти. Бертом стала туша овцы.

Энн опять мороз по коже продрал из-за того, как он всё рассказывал.

— И что, ваши «друзья» сразу поверили, что это Берт прикончил Пожирателя?

— Не всё так просто, — усмехнулся Снейп. — Не без моего участия Тёмный Лорд усомнился в Круленсе. Я должен был проверить его подозрения. Круленс был хуже Беллы Лестрейндж — а при встрече с ней нужно сказать только два слова: «авада кедавра». Садист. Он и в Пожиратели подался, чтобы дать выход своей жестокости. Я к нему полгода подбирался.

— Зачем вы мне всё это рассказываете?

— Вы же пишете правдивую историю, — Снейп снова усмехнулся. — Но начали мы с другого. С «болванов» и глупой смерти. Всего-навсего надо было встать на колени.

— Может быть, ещё и в ногах поваляться? — ядовито ответила Энн.

— Может быть. Из такой позиции можно нанести нескольку ударов, которые враг отразить не сможет.

Энн перестала следить за словами.

— А вы, кончено, и в ногах ползали, и ноги целовали!

— Всё зависит от цели! — зло выплюнул Снейп. Ноздри его раздувались.

Энн стало стыдно. Ей захотелось провалиться сквозь землю.

— Простите, — смущённо сказала она, не глядя на собеседника.

Они помолчали.

— И Берт всё это носит в себе… — еле слышно пробормотала девушка.

— Частично, — заметил Снейп. — Я поработал с его памятью. Он помнит боль, страх, тела родителей, своё спасение, но без деталей. Общее ощущение ужаса есть, а подробностей нет.

— Но зачем же вы тогда позволили нам пользоваться Омутом?

Снейп закатил глаза.

— Иной раз я удивляюсь, как это Шляпа отправила вас на Рейвенкло, а Берта — на Хаффлпафф! Есть большая разница между собственными болезненными воспоминаниями и чужими.

Энн потом долго переживала тот разговор. Всё дело было в интонациях. Снейп никому не сочувствовал.

Первое время Энн раздражала его манера распоряжаться, а учительские методы злили.

— Вы больше не выйдете во двор и не откроете окна, — объявил он им десятого октября.

— Но вы же сами говорили, что дом и двор одинаково защищены! Невозможно всё время жить в четырёх стенах! — запротестовал Берт. — А если окна не открывать, мы тут задохнёмся!

— Здесь отличная вентиляция. Разговор окончен, — отрубил Снейп.

Гостям-пленникам тяжело дался домашний арест. Всё же выход во двор создавал иллюзию свободы и хоть как-то разнообразил жизнь. Раньше можно было разводить костры и жарить сосиски, да и вообще двигаться на воздухе. Теперь же приходилось сидеть в доме. Бывало, молодые люди подолгу застывали у окон, с тоской разглядывая двор. Периодически оба уставали и друг от друга, и от дома, им хотелось вырваться из этой комфортабельной тюрьмы. Однажды в приступе ярости они даже попытались расколотить окна в гостиной, но только синяков себе насадили да порезались осколками посуды, которую швыряли в стёкла.

Потом Снейп выдал новое распоряжение:

— Вы оба не умеете драться. Надо восполнить пробел.

— Ух ты, круто! Наконец-то! — Берт, конечно, загорелся этой идеей.

Снейп оказался жестоким учителем: заклятья, которые бросал в своих учеников, были болезненными. Никакого снисхождения он не делал. «В настоящем бою всё куда хуже, — твердил он им. — Одно послабление может стоить вам жизни». Ушибы, порезы, ссадины — всё это было в порядке вещей: мол, какой толк от уроков, когда нет шишек? После каждой такой тренировки приходилось мучиться от боли, и только спустя час-полтора Снейп дозволял им помочь друг другу. Такими же изуверскими способами они получали практические медицинские знания: Снейп ранил кого-нибудь из них, а другой должен был лечить. «Вы хотите научить нас драться по подлому, нападать со спины, прикидываться мёртвыми!» — возмутилась однажды Энн. «Думаете, ваши враги — благородные рыцари?» — и наказывал учеников, если они вели себя глупо. На его взгляд глупо, конечно. «Ваши противники — чёрные маги. Они сильнее вас. Если вы не будете притворяться, если не станете показывать страх, вам не спастись», — поучал Снейп.

Правда, один урок легилименции он всё же проиграл. Энн с Бертом одновременно атаковали его. Энн выловила из памяти Снейпа первый поцелуй, а Берт уцепил нечто куда более значимое.

— Чёрт! — сердито воскликнул Снейп.

У Берта на лице появилась торжествующая улыбка:

— Спасибо!

Потом Берт похвастался победой: он вытянул из Снейпа образы и имена тех, кто убил родителей. Когда Берт рассказывал об этом, глаза его горели. «Я убью их, Энн, вот увидишь. Через год, два, десять — всё равно убью», — обещал он, а Энн думала, что Снейп был прав, скрывая от Берта эти сведения…

Позже последовал ещё один приказ:

— Теперь вам часто придётся принимать гостей. Поэтому я наложил на вас несколько заклятий. Вас никто не сможет узнать, вы назовётесь другими именами: Секунд и Терция.

— А кто же был Примом? — тотчас спросила Энн. — Второй и Третья — мы с Бертом, а Первый?

Снейп молча посмотрел на неё. «Словно бактерию в микроскоп разглядывает», — у Энн возникло очень неприятно чувство.

— Вы ничего не сможете рассказать о тайнах этого дома, — продолжил Снейп. — Предупреждаю вас об этом, потому что вы, в отличие от гостей, ощутите чары. Вам может показаться, что язык не слушается, и что ваши тела мерцают.

— Почему же на Берта вы этих заклинаний не накладывали?

— Не переживайте так, Энн, — снисходительно ответил Снейп. — Просто он об этом не знал.

— Но я не чувствовал, что меня язык не слушается! — сердито сказал Берт. — Почему сейчас будет по-другому?

— Повторяю: ты был один, Берт. К тому же сейчас я усилил действие заклинаний.

— Но почему тогда Энн меня увидела таким, какой я есть? А ещё я сразу рассказал ей про вас!

— Потому что Энн с самого начала — гость первой степени.

— Гость-пленник, — заметила девушка.

— Гость, который не выживет вне дома, — жёстко сказал Снейп.

Действительно, народ так и повалил: за один месяц — десять человек. Все люди попадали в дом при помощи порт-ключей и толком не знали, как их получили. Рассказывали примерно такие истории, какие то и дело звучали в «Поттеровском дозоре». В конце октября Министерство приняло печально знаменитый «Закон о бродягах»: запрещалось давать им «кров и стол», за доносы на «бродяг» полагалось вознаграждение. Когда похолодало, эти «бродяги» стали чаще попадаться. В доме Дамблдора появлялись те, кого Министерство объявило в розыск. Энн и Берт записывали их истории, а рассказчики подписями удостоверяли, что сведения истинные. Одна компания поразила обоих: двое волшебников, маггл и вампир. Лучшей экипировки, чем у этой «группы», как они себя называли, Берт и Энн ни у кого не видели: походная одежда, палатки и прочее маггловское и волшебное снаряжение. У них были даже два пистолета с глушителями! Прожили они в доме десять дней, пока сова не принесла им порт-ключ. У Берта после этой встречи появилась новая навязчивая идея: приобрести пистолеты. Он твердил об этом Энн, Снейпу, другим гостям. «Если у нас будут пистолеты, никто нас не сможет победить, — повторял он как заведённый. — А против оборотней и великанов нужны серебряные пули». Энн бросила с ним спорить. Сама она считала, что если б польза от маггловского оружия была, маги уж точно использовали его, наплевав на предрассудки.

Энн не привыкла сидеть без дела, так что «Подлинная история войны» стала для неё спасением. Портрет Дамблдора смирился с тем, что кроме него и Снейпа ещё кто-то посвящён во все тайны. Энн иногда зачитывала ему главы книги, а он давал пояснения. Больше всего вопросов у неё появилось, когда Снейп принёс ей книгу Скиттер.

— Ты, Энн, интересуешься тем, чем не следует, — сказал ей портрет однажды.

— Всё равно вы не отвечаете, — ответила Энн. — А без ответов я не смогу ничего хорошего написать. Мне бы ещё воспоминания Поттера добыть…

В книгу Энн ушла с головой. Вот то, чем она всегда хотела заниматься: изучать, анализировать, делать выводы. Но воспоминания вызывали всё новые и новые затруднения. Обложившись фолиантами по истории, Энн делала выписки, но всё равно знаний и сведений не хватало. Она сидела в библиотеке, пытаясь разгадать очередную загадку.

— Профессор Дамблдор, кто такой Хагрид?

— Ты же училась в Хогвартсе, Энн, милая! — ответил портрет. — Полувеликан, лесник.

— Он не тот, за кого выдаёт себя, — заявила Энн. — И вам это известно.

— У тебя паранойя, Энн, — сказал портрет.

Энн проигнорировала выпад и продолжила:

— Хагрида отчислили с третьего курса в сорок втором году. Ему тогда было лет четырнадцать. Сейчас ему семьдесят один. Они с Макгонагалл ровесники. Но выглядит он куда моложе.

— Великаны живут дольше, чем волшебники. В нём течёт великанья кровь.

— Ложь это! Он физически не может быть сыном великанши и волшебника. К тому же мне нигде не встречались сведения, что великаны хорошо ладят с животными. А у него был дракон. Даже единороги его не боятся. Зачем он прикидывается простаком, профессор? Он и мадам Максим — явно представители одного народа. Кто они?

Энн и портрет сверлили друг друга глазами.

— Энн, девочка моя, я не могу ответить, — сдался наконец портрет. — Я связан словом. И тебе не советую упоминать об этом в своей книге. Некогда был заключён договор, — Дамблдор тщательно подбирал слова, — что Хагрид окажется в Хогвартсе. Больше я просто не в состоянии сказать.

— Одни, зараза, тайны! — сердито сказала Энн. — А если я обращусь к мадам Максим, она ответит?

— Нет.

Энн пришлось бросить перспективную теорию. Глянув на часы, она решила, что на сегодня, пожалуй, хватит. «Тайны, мать их! А какая идея интересная была. Хагрид — наблюдатель! Многое можно объяснить. Всё же в чём-то я понимаю эту суку Скиттер», — подумала Энн, засыпая.

Из сна её выдернул эльф.

— Хозяин просит вас немедленно прийти в ванную, — сказал он.

Наспех одевшись, Энн кинулась за ним. В ванной спиной к двери на стуле сидел Снейп, напротив него стоял Берт с ножницами в окровавленных руках. На полу кучей лежало чёрное пальто. Раньше Энн думала, что «белое лицо» — фигура речи. Но Бертово лицо словно мелом припудрили. Ей вдруг стало так страшно, что она не смогла выдохнуть.

— Энн, возьми у Берта ножницы и сними с меня одежду. Никаких заклинаний, — последовало спокойное указание. — Берт, принеси из моего кабинета медицинскую сумку.

— Вам больно? — выдохнула Энн.

— Наоборот. Я не чувствую спину. Разрезай шмотки. Ткань придерживай.

Энн так и сделала. Когда прикоснулась к вороту чёрного пиджака — только сейчас сообразила, что Снейп в маггловской одежде — поняла, почему так напугался Берт. Мокрая от крови неповреждённая ткань, под пиджаком — синяя рубашка, и спина вся в крови. Увидев всё это, Энн вдруг успокоилась. Руки у неё перестали дрожать.

— Ну что там? — спросил Снейп.

— Порез в виде синусоиды.

— Не знал, что тебе знакомы такие мудрёные слова. Промой рану перекисью водорода и рассмотри её. Никакого волшебства!

— Почему?

— Не стоит прикидываться тупой, Энн. Магическая хирургия при некоторых колдовских ранах только вредит.

— Может, лучше не перекисью, а Дистерилом? Эффект намного лучше, и не щиплет почти.

— Нет. Нужна простейшая химия, Энн. Что, чёрт возьми, Берт там возится? Никогда бы не подумал, что он может так перетрусить. Если не полагаешься на свои глаза, возьми лупу. Ну, что ты ещё видишь?

Энн удивилась, что Снейп так многословен. Хотя, наверное, рана так на него подействовала…

— Края раны ровные, как скальпелем разрезано. Голубоватого цвета.

Наконец явился Берт.

— Мутит меня от этого. Можно, я пойду теперь отсюда? — жалобно спросил он, передав сумку.

— Да. Теперь всё ясно. Энн и одна справится.

Берт выскочил из ванной.

— Ещё раз промой и подождём, пока подсохнет. Это, Энн, действие заклинания серпента. Главная подлость такого колдовства — жертва не чувствует, что ранена. Никакой боли. Разрезает только кожу, так что одежда остаётся целой. Хуже всего, когда попали в спину: человек спокойно занимается своими делами и часов через пять вдруг падает замертво.

Энн вскрикнула.

— Ты не дослушала. Если в течение получаса принять меры, ничего страшного не произойдёт. Безоар лучше всего. Несколько дней проболеешь, и всё. Худшее, что может сделать целитель — попытаться вылечить рану обычным способом. Заживляющие заклинания усиливают действие яда.

— А вы успели проглотить безоар, — сказал Энн.

— Да.

И он продолжил объяснять, что следует делать дальше. Когда последняя процедура была закончена — Энн заклеила рану особым пластырем — Снейп отпустил её.

— Все эти тряпки и вату нужно сжечь, — сказал он ей. — Я пока колдовать не могу. Заклинание мягкого огня вам известно?

Конечно, ей оно было известно. Мягкий огонь совершенно безопасен, он не перекидывается ни на какие предметы, кроме заданных, и дыма от него чуть. Снейп прикрыл глаза и сгорбился на стуле. А Энн, повернувшись к нему спиной, без всякой осознанной цели запихала в склянку несколько кусков окровавленной ваты, положила в карман, а остальные грязные предметы сожгла. В коридоре она наткнулась на Берта. Тот сидел на корточках у стены, вцепившись в волосы.

— Я слабак, Энн, — с тоской сообщил он. — Я ни на что не способен.

— Любой бы испугался, — утешающе ответила она.

— Но ты-то не испугалась!

— Да ладно тебе. Мужчины вообще крови больше боятся, чем женщины. Я специализировалась по уходу за магическими существами. Так у нас парни в обморок падали, когда надо было роды у животных принимать, купировать уши и хвосты, или когда какие-нибудь жуткие раны видели. Потом ничего, привыкали.

— И ты не думаешь, что я никчёмный?

— Конечно, нет! — воскликнула она.

— И он не думает?

— Он тем более, — твёрдо сказала Энн.

У себя в комнате она заклинанием законсервировала содержимое склянки и спрятала её.

Это происшествие сильно повлияло на обоих затворников. Энн всем сердцем ощутила, что Снейп — герой под дамокловым мечом. Раньше это было лишь умозрительное знание: он казался непотопляемым, она думала, что уж с ним-то вряд ли случится какая-нибудь беда. Энн даже не знала, что произошло в ту ночь, кто ранил Снейпа: тот не стал отвечать на расспросы, зато сообщил, что слишком длинный нос и язык приносят одни неприятности. Теперь у Энн появилась ещё одна идея: уберечь его от опасности. Но она не знала, как подступиться к этой задаче. А Берт решил «закалиться»: стать таким же бесстрашным и равнодушным к боли, как Снейп. Сколько Энн ни вдалбливала ему, что Снейп вовсе не супер-аврор, который карает железной десницей трёх верзил, только что сделавших из него отбивную, — ничего не помогало.

К началу декабря Энн вдруг открыла, что Снейп притягателен. Теперь-то ей стало ясно, почему Берт стремится ему подражать. Снейп постоянно ходит по краю пропасти, один неверный шаг — и сразу падение. Но он не делает ошибок. И он симпатичный. Чем-то похож на Дастина Хоффмана, а Хоффман всегда ей нравился. Энн думала о мерцающих глазах Снейпа, его чарующем голосе, губах волевого человека и мечтала о том, что он когда-нибудь тепло посмотрит на неё, когда-нибудь прикоснётся... Но Снейп не замечал её мучений. Каждый день она себе говорила: «Как только он придёт в следующий раз, я ему признаюсь. Скажу, что люблю его и ничего не требую взамен. А потом поцелую». Но всё это было легко и прекрасно только в её мечтах, а на деле она пропускала шанс за шансом и злилась на себя. Как только Энн видела Снейпа, уже не могла представить себе, что рассказывает этому человеку о своих чувствах: до того ей было страшно. Мысль об отказе убивала — а уж в отказе-то Энн не сомневалась. «Но каждому же мужчине приятно, что в него кто-то влюблён, — убеждала себя Энн. — Тем более что я не уродина». Но она знала, что он скажет: «я тебя не люблю, Энн». Сразу и жестко, он ведь не жалеет никого никогда.

Наконец она всё же решилась. Это произошло после очередного урока по защите. Снейп разбил Берту губы, и тот отправился в ванную приводить себя в порядок. Энн в это время сидела у стены: она крепко приложилась спиной и пыталась восстановить дыхание. Снейп присел рядом с ней на корточки. Нахмурившись, он рассматривал её лицо. И вот тут Энн не выдержала:

— Профессор Снейп, я…

Но он не дал договорить:

— Не сейчас, Энн. Вечером поговорим. Я к тебе зайду.

Он помог ей встать. «Он ко мне неравнодушен! — ликующе подумала она. — Я ему нравлюсь! Совсем по-другому помог подняться, это не был обычный рывок». Он был… осторожнее? Нежнее? Или ей только показалось? А почему он тогда больше ничего не сказал? Почему он толком не смотрел на неё? Эти мысли сменились другими. «А если он не придёт? А что я ему скажу? С чего я решила, что нравлюсь ему? Он придёт и объяснит, почему между нами ничего не может быть. Нет, он не станет объяснять. Он скажет: «Я не могу ответить на твои чувства». Или: «я тебя не люблю». И как я тогда жить буду? И как мне тогда смотреть на него?

Так она терзалась целый день и к вечеру была сама не своя.

Снейп действительно пришёл к ней в комнату. Энн к этому моменту уже все слова растеряла. Когда он постучал, у неё сердце едва из груди не выскочило. С минуту Энн смотрела на Снейпа и молчала. Он сам заговорил:

— Энн, никаких признаний, никаких обещаний.

— Вы… — она никак не могла сообразить, что ответить. Десятки слов крутились на языке, но все они были неправильными. — Вы… Вы догадывались?

— Я же владею легилименцией.

Энн стало трудно дышать. Как же она об этом не подумала? Слишком увлечена была своими чувствами, дурища! Все её мучения были у него на виду, и помогать ей он не собирался. Он давно догадался, давно! Отказ, вот что это такое. Сейчас он скажет: «я не могу ответить на твои чувства». Она обхватила себя руками; смотреть на него не было сил.

— Энн.

Ей всё же пришлось взглянуть на него. Никакого участия, серьёзное лицо, сосредоточенный взгляд.

— Энн, я не хочу тебя обманывать. Я не могу дать тебе то, чего ты достойна. Любовь должна приносить счастье и радость. Но в нашем случае всё иначе. Я себе не принадлежу. Что для нас лучше, как поступить, я не знаю. Я приму любое твоё решение, но я не хочу слышать от тебя ни признаний, ни обещаний. И сам я не могу тебе ничего обещать.

Энн смотрела на него во все глаза. «Я люблю его, а остальное не имеет значения!»

— Значит, выбор за мной? — медленно сказала она.

— Да.

— И я не должна говорить о… о своих чувствах?

— Да.

Энн потянулась к нему и вдруг оказалась в его объятьях…

…Потом они молча лежали, обнявшись. Душа Энн пела.

— Я лю…

— Нет! — резко прервал её Снейп. — Никаких признаний, никаких обещаний, Энн. Это договор.

— Ты всё равно не запретишь мне…

— Как только ты нарушишь слово, я разорву наши отношения, — жёстко сказал он.

Энн была до того счастлива, что тон нисколько не обидел её. Ясно, в чём дело: если кто-то увидит яркие любовные воспоминания, Северусу это будет только во вред.

— Ох, прости, Северус! Я не сообразила сразу.

Он внимательно посмотрел на неё и привлек к себе, но ни подтвердил, ни опроверг её предположения.

— Не будем ничего афишировать, — заявил Северус наутро.

— Я и не думала, — Энн несколько покоробило требование. Почему непременно «афишировать»?

— Ты не станешь фамильярничать со мной при Берте. Ничего такого, что навело бы его на лишние мысли.

— Думаешь, он не заметит? Невозможно скрыть, раз все мы живём в одном доме, рано или поздно Берт догадается.

— Лучше поздно, чем рано. Он в тебя влюблён, незачем его мучить.

— Берт влюблён? — она удивилась. — Но он же ещё маленький!

— Вспомни Ромео, — заметил Северус. — Повторяю: скрывай чувства.

Энн была тронута: Северус кажется суровым, но на самом-то деле он очень заботлив и добр, раз так беспокоится о юноше.

Но Берт, конечно, заметил.

— Ты втрескалась в Снейпа! — заявил он Энн недели через три.

— С чего ты взял? У меня есть любимый парень, — с деланным спокойствием ответила она.

— Ага, есть! И зовут его Северус, — Берт назвал его так же, как Энн, хотя сам-то всегда говорил "Сэвэр" . — Вот, покраснела! Значит, правда!

После этого разговора Энн поняла, что Берт наблюдает за ней. Точнее, за ними обоими, когда Северус приходит. Энн это нервировало. Северус вёл себя, как ни в чём не бывало, а Берт изводился от ревности. Клубок сложных переживаний всё увеличивался: Берт, будучи влюблён в Энн, переживал её встречи с другим. Но и этого «другого» он ревновал к Энн, как ученик ревнует любимого учителя или даже сын отца. Берт стал цепляться к Энн по малейшему поводу и огрызаться на Снейпа. В доме словно смерч поселился: хлопали двери, летали и разбивались мелкие предметы, и всё это сопровождалось руганью. Даже портреты стали делать Берту замечания, в особенности Дамблдор. Но однажды в ответ на очередное мягкое увещевание парень злобно бросил ему:

— Заткнитесь вы!

После этого Снейп о чём-то долго беседовал с Бертом, и выбрал самое неудобное на взгляд Энн место: кухню! Энн он оттуда выпроводил, когда она сунулась за молоком к кофе, но она всё же успела увидеть, что перед обоими стоят бокалы. «Что же он несовершеннолетнего спаивает? — возмущённо подумала Энн. — Надо поговорить с Северусом. Как он может?»

Вечером она потребовала объяснений.

— Ты знаешь, что это за дом? — начал Северус.

— Естественно, — с досадой ответила она. Он считает её дурой? — Дом Дамблдора.

— Я о другом. Этот дом — единственный остров спокойствия в бурю. Таким он и должен оставаться.

— Ты и Берту так сказал?

— Примерно.

— И вы вино пили?

— Да.

Краткие ответы стали раздражать её.

— Но как ты можешь давать Берту вино? Как ты можешь? Ведь он несовершеннолетний!

— Он уже взрослый. Всё, больше никаких возражений, Энн, иначе я вообще не стану с тобой разговаривать. Не лезь в дело, которого не понимаешь.

— Ты очень резко разговариваешь, — упрекнула его Энн.

— Так не вынуждай меня к резкости.

Он молча обнял её, и ей расхотелось продолжать неприятный разговор.

Молодые люди переживали, что на Рождество у них не будет ёлки. Казалось бы, ерунда, но почему-то отсутствие ёлки наводило тоску. А они-то хотели поставить её в библиотеке, наколдовали ярких игрушек! Теперь ненужные украшения лежали на журнальном столике. Из-за этого казалось, что половина праздника съедена злобным духом. На Рождество они остались вдвоём. Эльфы приготовили потрясающие лакомства — хотели, видно, скрасить праздник. Энн до последней минуты всё ждала, что хоть что-то будет от Северуса, хоть записочка, хоть клочок бумаги с единственным словом! Но он ничего ей не прислал, и она переживала из-за этого, хотя успокаивала себя, что у Северуса просто не было возможности. Записки, открытки, милые сувенирчики они получили от тех людей, которых в свое время принимали в доме Дамблдора. Два подарка были особенно ценны: Берту достался пневматический пистолет и к нему неиссякаемый мешочек пулек, а Энн — небольшой портрет на шёлке. Едва Энн развязала обёрточную бумагу и увидела изображение, вскрикнула от радости. С холста улыбнулась чернокожая молодая волшебница в викторианской одежде.

— Это же Абигайль Линч! Абигайль — моя любимая волшебница.

— Здорово, — пробормотал Берт, не глядя. Он горящими глазами рассматривал пистолет. Берт не знал, кто такая Абигайль, но как только взгляд его упал на картину, молодой человек открыл рот и замер.

— Какая она… шикарная… — выдохнул он.

— Ясно тебе теперь, почему она произвела такой фурор? Наши отправили несколько колдунов на Чёрный континент, чтобы установить связи с тамошними волшебниками. Между прочим, никакого другого волшебника так часто не рисовали, как её. Она чемпионка по портретам! Художники в очередь выстраивались! А ещё она умела создавать волшебные палочки.

— И она вышла замуж за кого-то из наших?

— Да. Чистокровные семьи с ума посходили, предлагая ей своих сыновей. Ещё бы, кровь такой чистоты, такая волшебная сила, такие знания!

— Я их понимаю, — сказал Берт, всматриваясь в портрет. — Она как магнит.

— И знаешь, что удивительно, Берт? У неё не было врагов. Даже отвергнутые женихи достойно признали поражение.

— А замуж она вышла, верно, за кого-нибудь вроде Блэков или Малфоев?

— Нет, — мелодичным голосом отозвался портрет Абигайль. — Это был небогатый волшебник, Элвин Линч. Я сказала, что выйду замуж только за того, кто сможет меня чему-то научить. Элвин сумел, — женщина на картине улыбнулась.

До этого у Энн никогда не было собственных волшебных портретов, и она несказанно обрадовалась подарку, тем более что Абигайль готова была делиться знаниями. С появлением портрета «Историю» стало писать легче: Абигайль оказалась не только поразительно образованной дамой, но и хорошим аналитиком.

Несмотря на все самоутешения, Энн было больно, что она ничего не получила от Северуса. «Ну хоть открытку-то он мог бы прислать! Хоть привет с эльфом!» — переживала она. От эльфов она знала, что Северус жив и здоров. Пришёл он только пятого января. Раньше он не отсутствовал так долго, и Энн еле удержалась, чтобы не броситься ему на шею. Однако уговор дороже денег: нельзя «афишировать отношения», хоть это и тяжело.

Интерес Берта к «Истории» заметно угас, зато возрос к книгам о тёмной магии, но по-настоящему Берт «повернулся» на стрельбе. Так и повелось: Энн корпела над «Историей», Берт изучал тёмные заговоры или палил в коридоре по мишеням, время от времени чертыхаясь. Энн иногда присоединялась к нему. Когда он целился, лицо его становилось жёстким, и выглядел он старше. В такие моменты Энн не сомневалась, что у него хватит духу убить человека — чего о себе она не могла сказать. Снейп ни одобрил новое увлечение Берта, ни осудил.

В конце января они с Энн поссорились. Точнее, это Энн начала. Она-то хотела просто выяснить отношения.

— Северус, чего ты добиваешься? — спросила она утром после очередной совместно проведённой ночи.

— О чём это ты?

— Ты холоден со мной, — сказала она.

— Вчера ты так не думала.

— Думала, — ей было трудно говорить об этом. — Ты ведёшь себя так, словно нас ничто не связывает, кроме постели.

Северус молча посмотрел на Энн. Она-то ждала возражений, объяснений — хоть чего-нибудь! Ответом был только внимательный взгляд, и она продолжила:

— Мне больно от этого. Я хочу прикасаться к тебе, я хочу тебя ласкать, а ты всего этого избегаешь. Ты не сказал мне ни одного ласкового слова. И мне отчаянно не хватает твоих прикосновений. Я как цветок, который стоит в сухой земле. Его поливают очень редко, и он вянет.

Она выдохлась.

— Ну что же ты молчишь? — жалобно спросила она, так и не дождавшись ответа.

— Продолжай. Я слушаю, — спокойно сказал Северус, перевернулся на спину и заложил руки за голову.

— Мне больно, что ты спишь один, а не со мной!

— Что ты имеешь в виду? — удивился Северус.

— Даже если мы засыпаем, обнявшись, ты потом выворачиваешься и отодвигаешься. И лежишь ко мне спиной. А если я к тебе придвигаюсь и обнимаю, ты всё равно стремишься оторваться от меня.

— Не вижу в этом никакой трагедии.

— Где тебе! Ты же холодный, как лёд! — с болью воскликнула Энн.

— Вчера ты так не думала, — повторил Снейп и повернулся к ней, одной рукой подпёр голову, а вторую запустил Энн в волосы. — Энн. Милая. Дорогая. Пойми, пожалуйста: я связан по рукам и ногам, я не имею права на ошибку. Я не могу поставить всё дело под угрозу.

— Когда ты уходишь, я всегда думаю, что ты не вернёшься. Ты спишь, а я смотрю на тебя и думаю: может быть, это последний раз? Вдруг мы больше не встретимся? Неужели нельзя придумать хоть какую-то связь?

— Никакой связи быть не может. Мы уже говорили об этом. Я не люблю повторять по сотне раз.

— Хоть что-нибудь!

— Нет. И хватит об этом.

Какое-то время они лежали, обнявшись. Энн была переполнена ощущением невыразимого счастья. Если бы лежать так часы напролёт, никуда не спешить, а потом вместе позавтракать, не скрываясь, вместе посидеть у камина…

Энн снова сидела у Северуса в кабинете. Когда его не было несколько дней, относительно спокойно ждать его она могла только там. Из-за этого он не раз ей выговаривал. Он терпеть не мог такие встречи. «Ты же знаешь, — раздражённо сказал он ей однажды, — я сюда притаскиваю то, от чего в этом доме освобождаюсь. Но ты тут маячишь и напоминаешь мне всякий раз, что никакого освобождения быть не может! Ты не даёшь мне сбросить груз!» Вот и в этот раз Энн сидела на диване, накинув на ноги плед, и читала. Кабинет пропитан Северусом, легче терпеть его отсутствие…

Северус вернулся при помощи порт-ключа. Энн решила уйти, но даже не успела слезть с дивана. Северус молча скинул камзол, жилет и ботинки, лёг на диван и положил Энн голову на колени. Ей стало страшно: случилось что-то ужасное, раз он так себя повёл! Она обняла его.

— Я так устал, милая, — сказал Снейп. — Я больше не могу.

Он закрыл глаза. Сердце у Энн заколотилось: раньше он никогда не говорил ничего подобного таким тоном! «Я устал» всегда у него звучало как «Проваливайте, мне не нужны глупые вопросы».

— Не могу, — повторил Северус.

— Что случилось?

— Кажется, я себя выдал. Чёртов Лонгботтом, чёртова Лавгуд, чёртова Уизли! Эти идиоты решили умереть героической смертью и поставить весь план под угрозу. Я застукал их на лестнице, они стащили из моего кабинета меч Гриффиндора. Пароль они, надо думать, узнали от Драко или кого-то из его компании.

— И что ты сделал?

— Напугал идиотов до полусмерти и отправил на отработку к Хагриду — мрачно ответил Снейп.

— Но это же…

Он перебил:

— Без тебя знаю! Если никто из них и не догадается — а в этом я сомневаюсь — то до Хагрида уж точно дойдёт. Или Лавгуд сообразит, что к чему, она одна у них светлая голова. Но пусть даже они и не додумаются. Как только расскажут дружкам, этому долбанному «ОД», за что получили отработку, всё станет ясно. Всякий, кто знаком с этой компанией, отлично знает, что Хагрид — их друг. Школа превратилась чёрт знает во что, студенты друг за другом шпионят!.. Наказанием было бы отправить этих идиотов к Кэрроу…

Он замолчал. Энн перебирала его волосы. Северус вдруг притянул её руку к своим губам и поцеловал. Никогда раньше он так не делал. «Всё куда хуже, чем кажется», — подумала она с ещё большей тревогой.

— И что ты собираешься делать? — Энн постаралась не выдать голосом своего волнения.

— Не знаю. Может быть, пошлю им ключ от дома, — устало сказал он. — И будет вас здесь пятеро.

— Хагрид здесь не поместится.

— Его я иначе уберу. Поживёт в горах вместе с братцем.

Он замолк, но потом опять заговорил:

— Я просто сбежал. Струсил. Если кто-то сейчас стукнет Тёмному Лорду, он тотчас вызовет меня к себе и потребует объяснений. Но предположим, я не явлюсь. Следующий его шаг: вызвать к себе Драко и поставить меня об этом в известность. А может быть, не только Драко. Сойдёт и парочка первокурсников… Я боюсь, Энн… А это убийство… У меня до сих пор перед глазами его лицо…

Северус повернулся на бок и уткнулся лицом Энн в живот. Если б она могла хоть как-то помочь! Даже письмо нельзя отправить! Всю почту просматривают! Если б она могла занять его место! Но ведь есть оборотное зелье…

— Нет! — Северус вывернулся из её рук и сел. — Никогда, Энн!

Энн порывисто обняла его. Так они сидели довольно долго.

— Ты можешь сварить мне кофе? — вдруг бодрым голосом сказал Северус. — Сама, своими руками?

Энн с трудом оторвалась от него. Ей показалось, что едва она выйдет из комнаты, Северус тотчас исчезнет, и она никогда больше его не увидит. Он уйдёт навсегда. Несмотря на эти мысли, она ответила:

— Конечно.

Ей очень хотелось спросить, дождётся ли он её или просто выгоняет из кабинета, чтобы отправиться в Хогвартс, но на это она не осмелилась… и пошла варить кофе. «Только бы Берта не принесло», — подумала она. Хотя накануне Берт был сильно не в духе и не велел себя беспокоить, вдруг по закону подлости он торчит на кухне? Но Энн его не встретила; что-то резкое ответила эльфу и сосредоточилась на турке с кофе.

Опасения её не оправдались: Северус сам открыл ей дверь и забрал поднос. Потом они вдвоём смаковали напиток.

— Когда всё это закончится, ты сможешь открыть кофейню, — заметил Северус. — Побьёшь всех конкурентов.

Энн не в состоянии была говорить. Она смотрела на Северуса, стараясь запечатлеть в памяти каждую чёрточку милого облика.

— Да не смотри ты на меня так. Нечего живого хоронить. Сейчас я думаю, что всё не так уж плохо. Очевидно, у меня паранойя, — Северус усмехнулся. — Какое дело Тёмному лорду до глупых школьников? Спасибо тебе, Энн, ты всегда наполняешь меня силой.

На прощанье он её поцеловал.

Когда он исчез, Энн разрыдалась. «Он никогда так нежно не целовал, никогда! Словно в последний раз!» — плача, она ходила по кабинету и прикасалась к тем предметам, которые только что трогал он. А потом она вдруг начала злиться. Это он во всём виноват! Он, и никто другой!

Энн влетела в библиотеку и встала перед портретом почившего директора Хогвартса. Тот, сидя в кресле, читал какую-то книгу.

— Профессор Дамблдор!

— Да, Энн, — ласково ответил портрет.

Энн разозлилась ещё больше.

— Это вы во всём виноваты! Вы!

Портрет отложил книгу и встал.

— О чём ты, Энн?

— Сами знаете! Это вы нас втравили в дерьмо! Если б вы стали министром магии, сейчас всё было бы по-другому! Не было бы Тёмного Лорда, не было бы его приспешников и сторонников! — орала Энн, не давая портрету ни слова. — А ваш Орден Феникса? Это же клуб по интересам, никакого толку от него нет! Вы всё повесили на одного мальчишку и на одного мужчину! Почему вы не стали драться с Тёмным Лордом в министерстве?! Он же вас боялся! Вы победили бы!

— Энн, успокойся! — прикрикнул портрет. — Ты не понимаешь, что…

— Да куда мне! Зачем вы повесили на Северуса убийство? Раз вам так приспичило умереть, почему вы не покончили с собой, а? Вы даже были против, чтоб Северус дал нам Омут памяти! Чем занят этот ваш хренов Орден? Они только и могут, что болтать по радио!

— Да! — вдруг раздался сзади голос Берта. Энн и не услышала, как он вошёл. — Это вы намудрили, Дамблдор! Если Тёмного Лорда нельзя убить, так можно покалечить! Отрубить руки по локоть и приковать его в тюрьме! Пусть хоть триста лет небо коптит! Без палочки он не опасен! Мои родители были бы живы!

Последнюю фразу Берт проорал в опустевшую картину: портрет ушёл.

— Вам даже сказать нечего! — крикнула Энн бессильно.

На этом её запал иссяк, чего нельзя было сказать о Берте.

— Великий чародей хренов! — орал он. — Тоже мне! Энн, ну скажи, чем моя идея плоха? Два выстрела, и всё! Вот сюда! — Берт ткнул себя в запястье. — И всё! И победа! Победа!

— Вселился же он в Квирелла, — заметила Энн; вспышка ярости миновала.

— Только когда у него не было тела. А когда тело есть, хрен он сможет вселиться в кого-то. Почитай книгу Гибеллина о духах. И вообще, — зло продолжил Берт, — Дамблдор возглавлял Визенгамот, а Крауч завинчивал все гайки. Почему они не приговорили к высшей мере всех сторонников этого гада? Они дали Малфоям, Макнейру, Крэббу, Гойлу и другим мудакам выкрутиться! Они должны были казнить их! Должны были!

— Да что сейчас-то злиться? Сделанного не воротишь, — тоскливо сказала Энн.

— Я убью их, Энн. Убью.

Берт поднялся.

— Я пошёл стрелять.

Через некоторое время до Энн донеслись сухие щелчки: Берт палил по мишеням из своего ненаглядного пистолета. Сама она в очередной раз засела за книги. Она должна найти способ спасти Северуса!

Энн даже «Правдивую историю войны» забросила. Никогда ещё она не читала так быстро и так много, но — увы! — бесполезно! Неожиданно для неё Берт тоже подключился к поиску заклинаний. Очень действенные способы попались им только дважды, но были, как следовало ожидать, сопряжены с огромными трудностями. Требовались либо экзотические ингредиенты, либо активное участие homo salvandus — «того, кого следует спасти». Homo salvandus Северус наотрез отказался от участия в каком-либо магическом действе. Сначала он усмехался в ответ на просьбы, потом стал резко обрывать Энн и Берта. «Нет спасения от авада кедавра!» — «Но Поттер спасся!» — «И думать об этом не смейте!» С отчаяния Энн начала размышлять даже о заклятье безошибочного поиска. «Чтобы причинить вред» — понятие растяжимое, хоть и привязано к крови. Можно слегка ранить и тут же вылечить, но только если человек невредим. Какое-то время Энн прожила в слепой надежде, что Фоукс пожертвует свои слёзы. Не раз она спрашивала совета у Дамблдора, но и тот ничем не смог помочь.

Немного легче ей становилось после бесед с портретом Абигайль. Та умела если не утешать, то вселять надежду. Через некоторое время волшебница с картины сказала:

— Я вижу, что вы оба сильно любите своего учителя. Энн, есть один ритуал. По-английски его можно назвать «кольцом». Это очень красивая романтическая история, впервые я услышала об этом от одного араба. Его прадед нажил много врагов. И было у него две любящие жены, Аиша и Мариам, они очень боялись за жизнь своего супруга. Аиша и Мариам связали свои жизни, приковали их к жизни любимого и спасли его от смертельной раны. Но есть у этого заклятья одна особенность: жизни превращают в «кольцо» раз и навсегда, люди становятся одной семьёй.

Это было как раз то, что нужно! Поэтому Энн заинтересовалась деталями:

— А можно провести ритуал тайно от возлюбленного?

— Да. Но послушай, Энн. Для араба и его жён всё было легко, потому что они и до ритуала были одним целым и очень любили друг друга. Вы с Эгбертом способны ли на такие чувства? Готовы ли вы поступаться своими желаниями, лишь бы Северусу было хорошо? Сможете ли вы любить по-настоящему, когда думаешь не о себе, а своих близких?

— Я спрошу Берта.

Разговор с Бертом лёгким не был: кроме прочего, пришлось обсуждать и щекотливую тему его влюблённости в Энн. Но он повёл себя куда более взросло, чем она ожидала. «Я… я… я люблю вас обоих, Энн. Его как наставника, а тебя… тебя… ну, как девушку. И я хочу, чтобы мы всегда были вместе». Энн, нацеленную на результат, нисколько не смутило, что слова эти она услышала не от умудрённого опытом человека, а от подростка. Она предпочла не думать, во что его втягивает. А Берт, с радостью ухватившийся за идею, даже стал торопить Энн с ритуалом. «Не тормози ты, Энн, — говорил он. — Вдруг мы опоздаем? Или вдруг Сэвэр догадается?»

Всё нужное для ритуала у них было: общий дом, общая трапеза, страстное желание двоих спасти одного и кровь «того, кого следует спасти». Нomo salvandus и вправду не заметил, что в доме провели сложное магическое действо. Портрет Дамблдора тоже был не в курсе, иначе, думала Энн, он обязательно рассказал бы Северусу. Однако периодически у Энн возникало опасение, что никакого ритуала они с Бертом не произвели: изменений не ощущалось, да и сама церемония не показалась трудной, несмотря на длительность и обилие непростых деталей! Энн-то думала, станет чувствовать Северуса на расстоянии — но ничего подобного! Берта это тоже очень сильно смущало, и он какое-то время приставал с расспросами к Энн и портрету: мол, это что, игра была? Почему они с Энн не вымотались, почему так легко всё прошло? Вон в школе-то очень непросто учиться, на освоение простейших заклинаний столько усилий нужно! И тренировки со Снейпом даются нелегко, а тут что? Портрет Абигайль отвечал в духе Дамблдора: «Ради любви мы сворачиваем горы. Вас ведёт любовь, она дала вам силу пройти сквозь препятствия. Если б не сила любви, вы застряли бы на первом же обряде». Энн с Бертом пришлось принять эти слова на веру.

От Северуса уже пять дней не было ни слуху, ни духу. Портрет Дамблдора в библиотеке, увы, пустовал — за двое суток ничего не изменилось, спросить о Северусе было некого. Энн очень встревожилась и слонялась по дому, не зная, чем себя занять. Постреляла вместе с Бертом по мишеням, в неподвижные кое-как попадала, но по скачущим всё время промахивалась. Потом это ей прискучило, и Энн решила забыться чтением, выбрала самое уютное место в библиотеке: между двумя стеллажами, в кресле около окна. Взяла приключенческую книжку и не заметила, как заснула. Пробудилась от звука голосов: беседовали Северус и Дамблдор. У Энн даже дыхание перехватило от счастья. Но вместо того, чтобы сорваться с кресла и броситься к Северусу, она стала подслушивать. Энн отлично знала, что это низко, но внезапно накатила на неё обида: когда Северус пришёл, уж мог бы сначала повидаться с ней, отыскал бы! А он этого не сделал: выпавшая из руки Энн книга так и валялась на ковре обложкой вверх. «Глупость какая! — прокомментировала она свои мысли. — Если б он меня тут увидел, то разбудил бы и выпроводил, чтобы с Дамблдором поговорить. А вообще я эгоистичная дура!»

— …одобрить, Северус, — услышала Энн окончание фразы.

— Полагаете, я буду по этому поводу очень переживать? — устало ответил Северус.

— Ты поработал не только над памятью Берта, но и над его сознанием. Я уверен, что раньше мальчик таким не был.

— «Таким» — каким же?

— Он совершенно бесстрашен. Даже Тома Реддла не боится — единственный, вероятно, человек в Британии.

— И что же тут плохого? Эгберт, может, и бесстрашен, но отнюдь не глуп.

— Плохо, что ты изменил его сознание, Северус!

— Да с чего вы взяли, Альбус? Только из-за того, что он не трясётся от имени Тёмного Лорда? Так я вам ещё раз объясню очевидное. После всего пережитого собственная жизнь перестала быть для него незыблемой ценностью. Ему попросту наплевать на себя, и такой он не один. Думаю, всех тех, кто пострадал от Пожирателей, можно разделить на два типа. Одни перепугались и боятся высунуть из укрытия нос. Боль других так сильна, что они мечтают встретиться с врагами вновь и отомстить им. Близких потеряли, цепляться им в этой жизни не за что, и за себя они уже не боятся. Помните об убийстве оборотня из шайки Сивого?

— Да.

— Убийцу нашли. Как вы знаете, награду за него назначили в тысячу галлеонов, да ещё и объявили, что он — маньяк. В «Пророке» были фотографии мертвеца — и не поймёшь, что не человек.

— Я видел эти ужасные снимки.

— Егеря притащили его к Малфоям. Я-то подозреваю, ему надоело прятаться, и попался он нарочно. Это был обычный клерк из министерства, невысокий толстячок с залысинами. Роберт Хонест. Конечно, Тёмный Лорд решил устроить из этого представление и ещё раз напомнить всем о своей власти. Он предложил Хонесту присоединиться к Пожирателям: мол, кто так хладнокровно и таким способом убивает, тот достоин вступить в ряды… Наш герой ответил, что поддерживает идеи Тёмного Лорда, только вот не стоит тому, величайшему магу, якшаться с тварями вроде оборотней или кентавров. Вот потому-то он, Хонест, и прикончил ликантропа, он их с детства ненавидит, и как бы он по-настоящему доказал, на что способен? Большинство присутствующих рассмеялись: какой толк от пузатого коротышки, от этого слабака? Ведь он перед егерями заискивал, лебезил! Тот попросил у Лорда палочку, чтоб доказать свою пригодность. Палочку ему дали, и он тотчас атаковал Беллу. Конечно, поступок героический, но глупый. Она в ответ ударила круциатусом, а голос его усилила сонорусом. Даже пленникам в подвале всё было отлично слышно. Хонест оправдал ожидания: корчился вовсю, просил о пощаде. А вот когда Белла подошла и присела рядом с ним на корточки, попытался её задушить. Его последние слова из-за соноруса были, как гром небесный: «Я за тобой пришел, сука, раз уж не мог убить его». Оказалось, он бросился мстить за свою магглорожденную девушку — но об этом мы узнали не сразу! Тёмный Лорд потом сказал, что видел Хонеста насквозь, но я думаю, это не так.

— То, что ты рассказываешь, чудовищно, Северус.

— Я это к тому, что не только Берт обладает бесстрашием. Вот таких людей Ордену нужно отыскивать и объединять. Вы знаете имена, порекомендовали бы их.

Энн, затаив дыхание, обдумывала слова Снейпа. Дамблдор молчал. Наконец он заговорил:

— Значит, победа любой ценой, да, Северус?

— Уж не вам меня осуждать, Дамблдор! — неожиданно взвился тот. — Это ведь не вы убили своего учителя! Это не вы должны покончить самоубийством во имя спасения других!

Энн похолодела! «Самоубийство!» Она ни допустит этого! Они с Бертом защитили Северуса, они его спасут!

— О самоубийстве мне кое-что известно, Северус! — веско сказал Дамблдор.

— Ну да, конечно! Но вы же умирали, Альбус! А причина вашей тяжкой болезни была только одна: самонадеянность! Голыми руками касаться кольца, надеть его на палец! Да и в пещере вы угодили под какое-то заклятье!

Энн подумала, Дамблдор станет отчитывать Северуса.

— Ты прав, Северус, — кротко ответил портрет. — Что до пещеры… Ты же знаешь, я не в курсе, что там случилось, да и неважно это. Главное, что Гарри Поттер получил крестраж, а бузинная сменила владельца.

Снова воцарилась тишина. Нарушил её Дамблдор:

— К какой миссии ты готовишь Эгберта? Не зря же занимаешься с ним ментальной магией!

Ничего себе! Энн про это ничего не знала! Она-то думала, Берт под руководством Северуса изучает школьную программу! Оба говорили Энн: «Тебе на наших занятиях будет неинтересно». Ментальная магия одной легилименцией и окклюменцией не исчерпывается… Мысли её сделали поворот: «покончить самоубийством». «Нет, нет! Лучше я, чем он!»

— Ничему особенному я его не учу. Чтобы мог сохранять ясность сознания и контроль над телом, только и всего. В самом крайнем случае он сможет закончить кое-какие мои дела.

— Ему только пятнадцать лет!

— Альбус, разве вас когда-нибудь смущал возраст героев? — эти слова были полны иронии.

— Гарри — другое дело, Северус. Не будем обсуждать эту тему, ты всё прекрасно знаешь.

— Знаю, но не принимаю… А что до Берта, то непосильных задач я ему не поставлю.

— Он живёт только жаждой мести. Недавно сказал мне, что хочет вырвать Тому Реддлу сердце и затолкать в глотку Беллатрисе Лестрейндж.

— Опереточные обещания.

— Какими бы они ни казались, Эгберт был серьёзен.

— Я знаю его куда лучше, чем вы, Альбус. Беспокоиться не о чем, — отрезал Снейп.

— А какие планы у тебя на Энн? — уступил портрет.

— Драться толком не умеет, да это от неё и не требуется. Её задача — описать войну. Поэтому я и предоставляю ей сведения.

— Ты слишком жестоко поступаешь с ней, Северус.

Тут Энн стала слушать с удвоенным вниманием, хотя и засомневалась, что Северус продолжит разговор.

— Что вы имеете в виду?

— Как и что ты ей говоришь, что показываешь, — лаконично ответил Дамблдор. — Все эти кошмарные подробности, колдографии… Я не уверен, что ей нужно знать всё. «История» не выиграет от этого.

— А я уверен, как раз благодаря таким подробностям «История» будет хороша. Я не сторонник приглаженных рассказов. Особенно это важно для молодых. Если б в своё время я прочёл что-либо подобное и увидел снимки, то вряд ли был бы очарован идеями Тёмного Лорда… К тому же Энн научилась абстрагироваться от ужасов.

— Научилась ли? Сомневаюсь. Я помню, как плохо ей было после того первого страшного воспоминания из Омута! И теперь она вдруг привыкла?

— Да.

— Опять ментальная магия, Северус? Энн пишет целыми днями, прерывается только на еду. Она спит не больше пяти-шести часов в сутки. Её работоспособность поразительно увеличилась, Северус.

Энн удивилась: зачем бы Дамблдору вводить Северуса в заблуждение? Она же сильно затормозилась из-за переживаний, забросила «Историю». Энн мысленно сделала себе заметку в следующий раз засечь по часам время работы: стоит всё же проверить слова Дамблдора!.. «Покончить самоубийством» — нет! Нет, нет, нет! Отвлёкшись, едва не прослушала ответ Северуса:

— Я всё думаю: за кого же вы меня принимаете, Дамблдор? Неужели за достойного своего ученика?

— Безжалостным я никогда не был.

— А как трактовать ваше своеобразное участие — назовём это так — в судьбе Гарри Поттера? Это ведь из-за вас мальчик одиннадцати лет встретился с Тёмным лордом! Ни за что не поверю, что вы ни в чём не подозревали Квиррелла! И вы называете безжалостным меня?

— Я же рассказал тебе про случай с Квиреллом, Северус! Я же тебе всё объяснил!

— Объясняли, Альбус, не объяснили. И я вам не поверил, как помните. Я-то, в отличие от вас, честен с учениками, да ещё и не так скрытен. Я не обманываю.

— Ни разу я не ввёл Гарри в заблуждение!

— Конечно! — Северус усмехнулся. — Вы всего лишь ограничивались полуправдой и по-своему расставляли акценты в истории.

— Ты ненавидишь меня, — со вздохом заметил портрет.

— Опять вы за старое! — с досадой ответил Снейп. — Ненавидел я вас только первые два года после смерти Лили. И вы отлично знаете, что я не выношу, когда вы читаете мне нотации. Да, победа любой ценой! Вы и сами точно также действовали!

— Да, Северус. Мы с тобой говорили об этом! Победа Риддла приведёт…

— Я знаю! Сколько раз об этом сказано уже! Наши методы отвратительны, но выхода у нас нет. Опять вы пытаетесь оправдаться, Дамблдор!

— Пытаюсь, но не могу, Северус.

— Мне надоела эта тема! Я и так иногда ощущаю себя подлецом, а вы своими переживаниями только усиливаете это чувство!

— Прости, Северус, что взвалил всё на тебя...

Оба замолчали.

Энн как замерла в кресле в неудобной позе, так и не шевелилась, не зная, что делать; стало сводить ногу. Может, притвориться спящей и уронить книгу? Тогда она себя обнаружит, разговор прекратится, и можно будет уйти из библиотеки. Но Северус не поверит, что она ничего не слышала. Так и не придумав, как выкрутиться, она решила положиться на волю случая: закрыла глаза, попыталась расслабиться и стала думать о том, что подслушала. Как отнестись к расчётам Северуса? Если у него планы и на Берта, и на неё, почему она ничего об этом не знает? Почему он не объяснил про «Историю»? Какие его дела должен будет завершить Берт?.. Ментальная магия — вот что очень серьёзно! Нужно это как-то прояснить, максимально аккуратно!.. А кто такая Лили?

Голос Дамблдора выдернул её из размышлений:

— Бруствер передал тебе ключи?

— Да. Нас чуть не засекли ваши же сторонники, — Северус усмехнулся. — Если б не Кингсли, пришлось бы драться с Люпином.

— Я по-прежнему думаю, что Ремуса стоит посветить в дело.

— А я по-прежнему уверен, что он случайно может нас выдать, если будет знать, на чьей стороне я на самом деле. Это вам не Кингсли!

— Одного человека мало, Северус.

— Так предложите кого-нибудь стоящего. Я таких в Ордене не вижу.

Снова молчание.

— Я всё не теряю надежду, Альбус. Тот небольшой ваш портрет всё же невозможно отыскать? Поттер и компания и так-то не особенно верили Финеасу Блэку, а тот ещё и настроил их против себя.

— Я отыскал портрет, но нам это ничем не поможет: он в Италии.

Боль в ноге сделалась такой сильной, что Энн непроизвольно дёрнулась, уронила книгу и воскликнула:

— Твою мать!

Послышались шаги, и вот Северус оказался перед ней:

— Что ты тут делаешь?

— Привет, Северус. Ногу очень больно, — пожаловалась она. — Я от боли проснулась.

Он нахмурился и впился взглядом в лицо Энн, а затем присел на корточки и стал массировать ей ногу.

«Как кстати ногу свело. Хороша же моя любовь: я надеюсь, что его обманула, — подумала она. — Или он решил не подавать вида, что раскусил меня… Плевать! Как же я счастлива, что вот он, он здесь, и я могу обнимать его! Я не допущу, мы с Бертом не допустим никакого самоубийства! Нет! Только не подавать вида, быть естественной. Нет, нет, только не он!».

Дни тянулись за днями, в доме наступило затишье: гостей Энн с Бертом видели теперь редко. «История» Энн обрастала всё новыми и новыми подробностями, до того нереальными, что она сомневалась: поверит ли кто-нибудь её книге? Всё основано на воспоминаниях, которые начал собирать в Омут памяти Дамблдор, а продолжил Северус.

Берт продолжал упражнения по стрельбе — реализовывал навязчивую идею, а у Энн появилась своя: во что бы то ни стало побеседовать с Гарри Поттером! Как много она сказала бы ему! Но сделать это было невозможно. Она не раз спорила с Северусом по поводу Поттера, доказывая, что лучше бы им нормально поговорить, ведь сведения — ключ к любому делу, тем более к такому важному!

— Портрет директора Блэка — дурацкая затея! Если он такой стервец, как ты сказал, от него нету толку. Подбрось им мой портрет Абигайль Линч, как подкинул меч, это будет намного полезнее, — доказывала она Северусу.

— Это невозможно по целому списку причин! — закричал он, когда Энн высказала своё предложение. Но он так и не пояснил ни одной, из-за чего Энн поссорилась с ним: ведь она хотела как лучше!

— Твоё дело — «История»! Занимайся ею, в другие дела не лезь!

— Как я могу написать, если ты не рассказываешь самое важное?

— Я объясню всё позже!

— Но почему?

— Пора бы уже и самой понимать! Или ты внезапно отупела? Я не могу выуживать из сознания наиболее значимые воспоминания, иначе мне трудно будет обманывать Тёмного Лорда!

— Прости, я и правда не подумала об этом.

— Вот и думай побольше!

Разговор происходил в гостиной, Берт тоже слушал.

— Да перемудрили вы все! — злобно бросил он, дождавшись окончания. — Сначала крестражи, потом господин В! Какая-то херня! Надо сначала захватить в плен его дружков, выпытать у них, что нужно, и замочить гада, а потом уж раздолбать его фиговины! Драко Малфоя взять в заложники, папаша с мамашей тотчас запрыгают, как собачки! Вот чем бы заняться долбанному Ордену Феникса, а не трындеть по радио. Они даже не смогли вытащить Поттера из поместья Малфоев!

— И давно у тебя в голове такие глупые идеи? — поинтересовался Северус.

— Ничего не глупые! Надо давить на болевые точки. Родители Малфой — вот кто слабое место.

— Тебе не кажется, что так поступать нельзя? — спросила Энн, в очередной раз ошарашенная словами Берта.

— Почему нельзя? — он искренне удивился.

Северус ничего не сказал и только молча наблюдал за собеседниками.

— Потому что это их методы! Это же фашизм натуральный!

— Ничего не фашизм! — Берт от Энн знал, кто такие фашисты. — Надо защищаться, как ты не понимаешь? С врагами нельзя церемониться!

— А ты сам стал бы пытать?

— Уж я бы не струсил! — глаза Берта загорелись. — И даже не нужны заклинания. Просто отрубаешь для начала мизинец на ноге, а потом…

— Ты совсем чокнулся? — Энн повысила голос. — Что ты говоришь?! Северус! Вы-то что молчите?

— А чего ты от меня ждёшь, Энн? По-твоему, я должен обрушиться на Эгберта?

— А он, по-вашему, рассуждает нормально?

— Уж как может.

— И это всё, что вы можете сказать?

— Пожалуй, да.

Энн поняла, что этим двоим ничего она не докажет. Наедине она попыталась в который раз заговорить на эту тему с Северусом, но он грубо прервал её. Её злила такая его манера заканчивать разговоры, но она всё время напоминала себе, что его резкость — это ерунда по сравнению со всем остальным. Что, если последним её воспоминанием о нём будет ссора? И зачем ему, которому и так очень трудно, получать дополнительные сложности от Энн? Поэтому она сглаживала острые углы в их отношениях, как только могла.

Берту она, тем не менее, попробовала объяснить, что нельзя действовать по принципу «все средства хороши». Но и тут не добилась успеха. Сначала он вступал с ней в яростные споры, а потом стал ограничиваться замечанием: «Ну-ну, ну-ну».

Энн и Берт были в курсе последних событий, потому что Северус ради «Истории» оставлял свои воспоминания в Омуте Памяти. В какой-то момент Энн даже захотела, чтобы Берт их не просматривал: ненависть к Пожирателям смерти вспыхивала в нём со всё новой и новой силой, и он, не стесняясь Энн, вслух раздумывал, как следует с ними поступить. Утешался тем, что, когда придёт срок, начнёт действовать сам: ведь Северус ему пообещал!

Энн не раз припоминала подслушанный разговор Северуса с портретом Дамблдора. Она всё же проверила, сколько времени уделяет «Истории». Портрет был прав: она действительно ушла в книгу с головой, не замечала часов и минут, и притом ей казалось, что пишет она мало и много чего не успевает! Она решила расспросить об этом Северуса, но так, чтобы он не заподозрил, что она подслушала его беседу с Дамблдором. Она тщательно подготовилась, но в ответ на свои слова услышала лишь, что Северус ей помогает написать книгу быстро и качественно. Чего у Энн не получалось, так это быть беспристрастной! Она, как ни старалась, не могла отказаться от оценки событий. В её комментариях и соображениях доставалось обеим сторонам.

Северус стал бывать в доме реже, и ей казалось, становился всё более сумрачным. От него они узнавали новости, и нередко очень подробные. Но о самом себе он говорил очень скупо, и это нервировало Энн ещё больше. Берт был куда спокойнее: ведь они с Энн провели защитный ритуал! А раз так, то надо не трястись и переживать, а получше подготовиться к драке! Он нисколько не сомневался, что им обоим придётся сражаться, и почти всё время упражнялся в стрельбе и первой медицинской помощи. Под руководством Северуса они составили «аптечки» и мешки со всем необходимым, расположили их в наиболее удобных местах на случай внезапного бегства. Энн писала книгу и практиковалась помогать раненым, на почве чего не раз орала на Берта: тот повадился доставлять себе относительно несерьёзные увечья. Позже, изучая свои воспоминания, она поражалась тому, как спокойно воспринимала Бертовы выкрутасы! Нормальный человек, тем более в таком возрасте, ни за что не стал бы ломать себе руки или пальцы ради целительских навыков! «Оба мы одинаково безумны» — думала она в периоды просветления.

В какой-то момент жизнь в заточении словно бы ускорилась: Энн словно бы перестала замечать время! Они с Бертом оглянуться не успели, а уже пришла весна, зазеленели деревья. Жгучее желание выбраться из гостеприимного дома сильно притупилось. «Наверное, мне помогает любовь и книга, а Берту — пистолеты», — так объяснила себе Энн эту перемену. Но холодность Северуса её всё же тяготила. Попытки поговорить с ним об этом были безуспешными. Жизнь текла своим чередом: еда, сон, общество Берта, книга, редкие встречи с Северусом.

Всё изменилось первого мая.

Во время завтрака эльф передал им письмо.

— «Дорогие мои ученики», — прочёл Берт вслух. — Плохо дело! — заметил он.

Энн и сама знала, что Северус в нормальном состоянии никогда не написал бы «дорогие».

— «Тёмный Лорд нападёт на Хогвартс. Нужно убить его змею, — продолжил Берт. — Змея — это крестраж. Чтобы подобраться к ней, вам понадобится маскировка. В кабинете я оставил одежду Пожирателей и оружие. Там же портключ и пароли. Не рискуйте понапрасну! Ваш С.»

У Энн в голове крутилось: «мои дорогие ученики» и «Ваш С.»

Они с Бертом кинулись в кабинет. Энн стала рассматривать одежду — плащи и маски, а Берт застыл на миг у стола.

— Энн! Сэвэр оставил мне настоящий пистолет! — с восхищение воскликнул он.

Энн подлетела к юноше. На столе было ещё одно письмо — инструкции, пароли высшего допуска и записка Берту: «Пистолет заряжен серебряными пулями, есть ещё шесть запасных. Будь осторожен, Берт! Ты обязан выжить!»

Но что-то было не так… Энн с Бертом ясно это почувствовали! Они могли в любой момент отправиться в Хогвартс, но оба медлили, хотя всё необходимое от оружия до медикаментов и запасной одежды лежало в облегчённых и уменьшенных магическим способом рюкзаках. Нельзя было уходить из дома сейчас, нужно было ждать… Чего? Оба не знали. Их осенило: время ещё не пришло! Поэтому они просто сели в кресла и уставились друг на друга. Довольно долго ничего не происходило, а затем они одновременно вскочили, нацепили на плечи рюкзаки и схватились за руки. Берт был похож на сумасшедшего: глаза выпучены, лоб покрыт испариной.

— Сейчас не тот момент, не тот момент! — бормотал он, сжимая кисти Энн. — Ещё рано, ещё рано! Только не сейчас! Только не сейчас!

Энн вдруг обнаружила, что повторяет за Бертом, а цепляется за него так, что аж пальцам больно! Внезапно она почувствовала запах грозы. Час настал!

— Вперёд! — не сговариваясь, выпалили они хором.

Энн показалось, что сердце её остановилось, а лёгкие превратились в кашу. И в этот миг они с Бертом трансгрессировали неизвестно куда, словно бы в забытьи. Очнулись в знакомом месте: перед ними высилась Драчливая ива, раздражённо размахивая ветвями. Как только они её увидели, дышать стало легко, как в альпийском лесу. Оба ощутили безмятежную ясность и поняли, что следует делать дальше. Энн позже рассказывала об этом так: «Мы увидели подземный ход, пролезли по нему и в комнате нашли Северуса. Мы промыли рану и дали ему нужные зелья, а потом забрали Северуса домой». Ни Энн, ни Берт позже не смогли сказать, пыталась ли Драчливая ива им помешать, долго ли они ползли по «норе», что подумали, увидев лежащего Северуса, напугались ли — всё это были детали, которые проскочили мимо сознания. «Мы действовали на автопилоте, и всё тут! Не знаю я, было нам трудно или нет!» — твердила потом Энн следственной комиссии в ответ на бесконечные расспросы.

Чары продолжали действовать и в доме Дамблдора. Энн с Бертом обмыли и переодели раненого, уложили в кровать, принесли нужные лекарства, продолжили лечение — словом, сделали всё, что могли, и притом без малейшего намёка на панику или страх. Северус пришёл в себя уже тогда, когда они укутывали его одеялами. Говорить он не мог и был настолько слаб, что еле-еле мог пошевелиться, но глаза его, хотя и больные, следили за каждым движением учеников, пока сон не сморил его. В течение первых трех часов следовало раз в пятнадцать минут обрабатывать рану и давать больному зелья. Эти часы Энн и Берт не отходили от постели Северуса. Он ненадолго засыпал и пробуждался, глядя на них мутным взглядом. В нормальное сознание он пришёл лишь в три ночи. Он попытался заговорить, но не смог. Берт тут же сунул ему в руку бумагу и перо, и тот с трудом вывел одно слово: «змея». Он схватил Берта за руку и вперился в него взглядом, губы беззвучно повторяли «змея, змея». Берт не выдержал, встал и начал нервно ходить по комнате.

— Как я могу сейчас уйти? Как я уйду? — повторял он, а Северус, поймав его взгляд, снова и снова твердил о змее.

— Опасности для жизни Северуса нет, Берт, — сказала ему Энн. Так оно и было. — Я сама справлюсь. А ты должен выполнить свою задачу.

— Я убью её, — сказал юноша наконец. — Энн, мне нужно в Хогвартс, — как будто она его удерживала!

У самой Энн в душе поднялась буря: и Берта одного она не могла отпустить, и Северуса нельзя было оставлять! Борьбу с собой она переживала молча, пока вдруг её не охватило знакомое уже ощущение безмятежной ясности — когда Берт в очередной раз на неё посмотрел. Он обнял её, затем Северуса, запихнул за пояс пистолет, в карман сунул обоймы и ушёл. Северус закрыл глаза и откинулся на подушку. Энн взяла его за руку и застыла. Он жив, жив! Она чувствует тепло его кожи, вдыхает родной запах, приправленный ароматами зелий. Из глаз её наконец-то полились слёзы. Несколько раз эльф приносил ей чай, и она не замечала, как пьёт его. Северус был вот он, рядом, его жизни больше ничего не грозило, нужно было лишь дождаться выздоровления. Яд Нагайны — страшная штука, и могут быть какие-нибудь последствия, но смерть отступила! Энн была счастлива. Она и не заметила, что провела у постели больного несколько часов: просто лечила его, и всё. Однако потом на неё стало накатывать беспокойство за Берта, причём всё более и более сильными волнами. Энн заговорила с портретом Абигайль.

— Это действует магия «жизни-в-кольцо», — пояснил портрет то, что Энн и сама знала. — Вы настроены друг на друга. Если ты почувствуешь очень сильный «зов», то надо ему следовать, иначе он выйдет из-под контроля.

— Да я знаю! — с досадой сказала Энн. — Вы ведь рассказали! Но я не думала, что всё может быть так! Прямо на разрыв!

— Успокойся, Энн, девочка, — мягко ответила Абигайль. — Твоему любимому смерть уже не грозит. Как только в лицо его вернутся краски, ты сможешь оставить его на эльфа и отправиться за братцем. Достаточно будет взять в руки какую-нибудь его вещь.

Через какое-то время Северус стал дышать глубже и спокойнее, щёки и губы его порозовели, сон стал глубоким. «Теперь пора! — решила Энн, — А то и свихнуться недолго!» В Хогвартс она трансгрессировала с рюкзаком за плечами и чашкой Берта в руке. Она оказалась в туалете Плаксы Миртл, выбежала из него в коридор на втором этаже и обнаружила, что здесь довольно много разновозрастного народа; появление Энн не вызвало удивления. Знакомых она не встретила. Судя по всему, люди готовились к обороне. Энн точно знала, где Берт: словно бы в её сердце появился компас, который указывал направление. Она отправилась в лазарет.

Раненых оказалось много: в палате, где на памяти Энн никогда не бывало более пяти-восьми человек одновременно, теперь стояло кроватей двадцать. Кто-то спал, кто-то разговаривал вполголоса. Берт сидел за столом в сестринской по соседству и вручную рассортировывал по коробкам бутылочки с зельями; Помфри возилась с больным. Но беспокойство Энн вовсе не уменьшилось! Помфри коротко глянула на Энн, кивнула ей и продолжила своё дело. Едва Энн подошла к Берту, он тревожно спросил:

— Что-то с Сэвэром?

— Нет. С тобой! — Энн не понимала, что происходит. — Ты точно не ранен?

— Нет. Сама же видишь, — ответил он, аккуратно снимая со стола заполненный пузырьками ящичек.

— И не заколдован?

— Да не ранен я! И не заколдован!

— В чём же тогда дело?

— А я знаю? — они разговаривали тихо, так что их никто не слышал.

— Что хоть тут происходило? Кто победил?

— Гарри Поттер. Ты что, новости не слышала?

— Нет. — Позже Энн удивлялась своей реакции на события этого утра. Победил Гарри Поттер, и хорошо; но ведь Берту грозит опасность! — А в коридоре мне показалось, что к обороне готовятся.

— Хоть кто-то умный нашёлся! — прокомментировал Берт. — Вдруг волдемортовы недобитки полезут, мстители какие-нибудь?

— А тут ты что делаешь? — Энн хотела не столько ответ услышать, сколько увидеть реакцию Берта.

— Помфри помогаю, а что же ещё? — невинно ответил Берт.

Тут к ним подошла Помфри и обратилась к Энн:

— Здравствуй, девочка. В лицо тебя помню, а по имени нет. Пока вас лечу, всех знаю, а когда заканчиваете, забываю.

— Энн, — фамилию она не стала называть.

— Нам тут помощь нужна. На тебя можно рассчитывать? — Помфри сразу изложила суть дела.

— Да.

— Крови не боишься?

— Я животных лечила в совариуме Иллопса.

— Значит, кое-что умеешь, — с удовлетворением сказала Помфри. — А сейчас пока нужно разнести зелья больным. Пойдём, дам тебе сакк.

Энн пошла с Помфри, чувствуя, что поступает правильно. Сакк для зелий был чем-то вроде рюкзака, который носят спереди. Он была заколдован так, что внутренний объём был намного больше внешнего, никак не влияя на вес, а бутылочки располагались рядами по номерам, и разносчику оставалось лишь сверять номер зелья с номером кровати больного.

— Никогда не думала, что военную сумку придётся использовать! — причитала Помфри. — И где? В школе!

Энн отправилась разносить зелья. Палата, где она встретила Берта, предназначалась для «лёгких». Энн пошла к «средним» и «тяжёлым». «Средних» оказалось немало: человек тридцать. Видимо, на двери были наложены чары: родственников они не пропускали, а Энн прошла спокойно. Она стала обходить больных, выставляя на их тумбочки зелья. В палате было трое целительниц, вид у них был сонный и уставший. Вдруг Энн увидела на кровати знакомое лицо! Этот человек не раз встречался ей в воспоминаниях, он выполнял поручения Тёмного лорда, но она не знала его имени. Одет он был в больничную пижаму и крепко спал. Энн вдруг поняла, чего хочет Берт! Она обошла других больных, но сторонников Волдеморта среди них больше не было. Или были, но Энн не знала, как они выглядят? Она вернулась в сестринскую; по дороге встретила Помфри, и та сказала, что пока можно отдохнуть. Кроме Берта, в комнате никого не было.

— Надо поговорить, — жёстко сказала Энн. — Пошли в пустой класс.

Они так и сделали. В коридоре никого не встретили: видимо, большинство людей находились в Большом зале. Помфри сказала, там что-то вроде эвакуационого зала.

— И зачем только ты сюда притащилась! — начал Берт сердито, а Энн не успела и слова сказать!

— Затем! Берт, ты совсем с ума сошёл?

— Ты про что? — на вид он был само простодушие.

— Про месть в больнице, — осторожно ответила Энн. Берт не должен был понять, как мало она знает. Но и вслух сказать «ты хочешь убить его» она не могла: вдруг кто-то подслушивал бы?

— Ты всё испортила! — с досадой сказал Берт.

— Дурак! Тебе грозит смертельная опасность! Я потому сюда и примчалась!

— Я всё продумал! — Берт повысил голос. — Я не болван какой-нибудь!

— Я не дам тебе это сделать, Берт, — твёрдо сказала Энн.

— Я уж понял, — мрачно откликнулся Берт. — Но ты помешаешь только сейчас! — последнее слово он выделил. — А потом…

— Если тебе будет грозить беда, я вмешаюсь! С этим ничего не поделать, прими как есть!

Берт хмуро уставился в стену. Оба замолчали.

— Я тебе про события не буду рассказывать, лучше уж покажу, — заговорил Берт наконец. — Энн, я ни разу не промазал, — гордо сообщил он. — Я применил заклинание эха, так что никто не знал, откуда я стреляю. И все заклятья отразил. Кроме, зараза, одного. Хотя… — он замялся. — Я там кое-что натворил…

Полную картину его деяний Энн увидела, позаимствовав воспоминание. Оказалось, Берт всё же утвердился в мысли: «Этого Дамблдора хрен поймёшь, и вообще все они перемудрили!» Он так и не смог принять, что сначала надо уничтожить крестражи, а потом Волдеморта. Лучше уж, рассудил Берт, изменить очерёдность действий: разобраться с врагом, а потом уж искать его «игрушки», ведь тогда они будут куда хуже защищены! Из дома Дамблдора Эгберт при помощи порт-ключа перенёсся в директорский кабинет. Но выйти оттуда не успел: снаружи кто-то попросил горгулью, чтоб она впустила внутрь. Берт вспрыгнул на подоконник и спрятался за тяжелой портьерой, отчаянно надеясь, что посетитель не станет швыряться заклятьями просто на всякий случай, как поступил бы он сам. Наблюдать он мог через щёлку между шторами. В кабинет вошёл Гарри Поттер, огляделся, с разочарованием посмотрел на пустые холсты. Потом он погрузился в чьё-то воспоминание, и Берт увидел, как меняется лицо Поттера: потрясение, гнев, тоска, и — растерянность! Когда он ушёл, Берт сосчитал до пятидесяти, соскочил с подоконника и сам заглянул в Омут памяти. (Теперь и Энн узнала о миссии Гарри Поттера, участии Северуса в событиях, а ещё — о Лили Эванс.) Затем Берт прошёл по пустым коридорам Хогвартса и оказался в Большом зале. С разочарованием он понял, что сражение уже состоялось. Он опоздал! Ничего другого ему не оставалось, как предложить Помфри помощь. А ещё через некоторое время часть людей вдруг задвигалась: волшебники увидели в окно, как ко входу в школу идут Пожиратели во главе с Волдемортом; впереди них понуро плёлся Хагрид с телом Поттера на руках. Берт поднялся на второй этаж, через окно перелез на крышу парадного подъезда и устроился между горгулий. (С этого момента Энн начала восхищаться им). Цель у него была одна: Волдеморт. Но стоял враг далековато, так что Берт решил подпустить его поближе. Волдеморт оказался на нужном расстоянии, но курок Берт так и не успел спустить: какой-то парень — Лонгботтом, как выяснилось после его речи, — атаковал врага. «Сукаблянах!» — вырвалось у Берта в ярости: из-за этого Лонгботтома Волдеморт ушёл с линии огня! Но за смерть Нагайны Берт тотчас простил Лонгботтома. А потом из леса примчались кентавры, и начался новый бой. Берт к этому моменту успокоился. Он хладнокровно пристрелил шестерых человек, а когда толпа хлынула внутрь, покинул позицию — но не раньше, чем перезарядил пистолет. На этот раз он засел на лестнице. Но и теперь удача ему изменила: в Волдеморта он снова не попал, хотя и ранил какого-то Пожирателя. Дальше вестибюля Берт так и не продвинулся. Он с успехом расстрелял почти все пули, но в него самого попало заклятье, и с этого момента он стал взбешённым пассивным наблюдателем. Сражение Гарри Поттера с Волдемортом Берт не видел, а слышал, и очень досадовал: он-то хотел видеть смерть Волдеморта собственными глазами! Расколдовали его только тогда, когда Последняя битва была закончена. Берт ощущал такое бешенство, что подлетел к телу Волдеморта и стал яростно пинать его! Укрощать Берта пришлось аж двоим мужчинам: бешено сопротивляющегося, они оттащили его прочь; один даже дал парню пощёчину. Видимо, взрослые решили, что у юнца истерика. (Энн, просматривая этот эпизод, испытала чувство сильнейшего стыда за Берта.)

— Как думаешь, посадят меня в Азкабан? — спросил он, когда Энн вынырнула из его воспоминаний.

— Да ты что! Скорее уж наградят! — восхищённо воскликнула та.

— Оказывается, несколько человек видели, как я стрелял, — презрев опасность чужих ушей, произнёс Берт. — Пришьют ещё убийства!

— А что, ты должен был бросаться импедиментами? — саркастически спросила Энн.

— Да фиг его знает! Я же не защищался. Сидел, как в тире.

— Ничего подобного. На тебя нападали враги.

— Ни фига, никто на меня не нападал, когда я сидел на крыше.

— А ты побольше об этом болтай!

— Думаешь, мне ничего не грозит?

— Если будешь вести себя умно, то нет.

— Сомневаюсь я, — со вздохом сказал Берт. — Скажут, что это месть была. Опросят свидетелей, магглорожденные тотчас про пистолет расскажут, и трындец. На воспоминание обратят внимание… Я был вне опасности, сидел, как король!

Энн не могла не признать его правоту, но вслух этого не высказала. Дальнейшие события показали, что у Берта были основания опасаться правосудия... Но что-то в воспоминании Берта её смутило! Она просмотрела его ещё раз, и ещё. Берт ей не мешал. Он уставился в окно отсутствующим взглядом.

— Берт! — Энн разволновалась. — Ты во сколько прибыл в Хогвартс?

— Да откуда же мне знать? Утром! Не помнишь, что ли?

— Я не смотрела на часы.

— Рано утром я тут был, — беспокойство её передалось и Берту. — А что такое?

— Что-то не так со временем! Северуса мы притащили домой в три ночи, лечили его часов до десяти-одиннадцати! А по твоим воспоминаниям выходит, что примерно в шесть утра ты уже был здесь!

— Не может быть! С чего ты взяла?

— С Солнца, вот с чего! Надо узнать, который час!

— Хорошо... Это очень плохо, Энн?

— Не знаю.

— Что делать будем? Домой отправимся?

— Ты больше не хочешь помогать Помфри? — спросила Энн.

— А ты?

— Не надо отвечать вопросом на вопрос. Пойдём глянем, сколько времени.

Они вернулись в лазарет, по дороге узнав, что уже (или ещё?) полдень! Помфри снова дала Берту поручение, а Энн, перевязав нескольких человек и убедившись, что срочная помощь не нужна, пошла в школьный совариум отправить письмо бабушке и дедушке. Тревога за Берта никуда не делась; Энн чувствовала, что вернуться домой им обоим прямо сейчас будет неправильно. По пути встретила довольно много народу, перекинулась несколькими словами со знакомыми. Перья, чистая бумага и конверты в совариуме были в наличии, и Энн написала: «Любимые мои, дорогие! Я жива и здорова! Скоро увидимся!» На обратной дороге тоже останавливалась поболтать, однако общая эйфория победы ей почему-то не передалась. Беспокойство за Берта вдруг усилилось, и Энн, резко прервав разговор с однокурсником, сначала быстрым шагом, а затем бегом помчалась в мужской туалет на третьем этаже. Дверь была приоткрыта, и слышался гул мужского голоса; слов она не смогла разобрать. Энн скинула ботинки и прокралась внутрь. Спиной к ней, наступив правой ногой на волшебную палочку, стоял мужчина в серой мантии, напротив него — безоружный Берт с окровавленным лицом.

— …ныш! — услышала она окончание слова. — Здесь тебя и найдут! Я тебе…

Энн ударила человека «остолбенеем, и тот рухнул, как подкошенный. Ещё одним заклинанием она связала его, а потом кинулась к поднимающемуся с пола Берту.

— Я цел, цел, Энн! — первым делом он подхватил с пола свою палочку.

Когда Энн привела его лицо в порядок, Берт заговорил:

— Он был с теми, кто мою семью убил, — парня затрясло. — Его вызвали пораньше, и потому он жив остался. — Берт рассказывал и смотрел не на Энн, а на поверженного врага. — Я пошёл в туалет, тут он меня и застал! Он видел меня в битве, проследил за мной и убить хотел. Запытать хотел. Хотел замучить. Истязать хотел.

Берт подошёл к мужчине, присел на корточки и с ненавистью заговорил:

— Врагов надо сразу убивать, а не пугать болтовнёй! Ты не представляешь, гад, как у меня на тебя руки чешутся! Даже вообразить не можешь! Но я пожду, подожду... Обливиэйт!

Этого Энн не ожидала!

— Зачем ты ему память стёр? — обалдело спросила она.

— Затем! Мы его сдадим мракоборцам, а про меня он им не сможет рассказать… — Берт вдруг нахмурился. — Чёрт возьми! Я разволновался и не то заклинание применил! Надо поправить.

Он наставил на врага палочку и произнёс:

— А хорис аберра! (1)

Лицо мужчины обессмыслилось, глаза сначала завращались, а потом закрылись.

— Что ты сделал? — воскликнула Энн.

— Стёр ему память о предыдущих часах, — ответил с довольным лицом Берт. — Обливиэйт уничтожает память о недавних событиях, но ведь он помнил бы битву и меня. А теперь помнит только до двенадцати ночи. Представь, он даже не в курсе сейчас, кто победил! Очень полезное заклинание. Я его вычитал в книжке по ментальной магии. Судя по признакам, отлично получилось! Правда, я не знаю, как оно с обливиэйтом сочетается. Можешь свободно говорить: он без сознания валяется.

Энн прислушалась к себе.

— Больше нет никакой опасности для тебя, Берт. Дай-ка сюда палочку! Надо очистить её от заклинаний.

Когда это было проделано, они пошли искать кого-нибудь из мракоборцев. По дороге договорились о том, что сказать. Вручив побеждённого в руки представителей правосудия, молодые люди снова пошли в лазарет: совесть не позволяла им бросить Помфри. Но та вскоре отпустила их: из больницы святого Мунго прибыли целители, они и занялись ранеными.

Порт-ключ в дом Дамблдора сработал только в директорском кабинете. Энн с Бертом вернулись и сразу же пошли к Северусу. Он спокойно спал, дыхание его было ровным. Энн посмотрела на часы: было четыре. «Наверное, теперь мы не переносились во времени, — подумала Энн. — Надо будет распросить Абигайль обо всех странностях».

Энн всё ждала, когда же её накроет волна радости от победы, но так и не дождалась. Они с Бертом пошли в гостиную и стали слушать радио. Без конца шли радостные репортажи и интервью. Через некоторое время они с Бертом вернулись в комнату к Северусу, Энн села рядом и взяла его за руку, а Берт устроился на кушетке с книгой. Вечером Северус проснулся и сразу же заговорил, точнее, зашептал, тщательно выговаривая звуки:

— Что вы сделали?

— Мы спасли тебя, — ответила Энн. — Гарри Поттер победил, все крестражи уничтожены, Волдеморта больше нет.

— Как вы спасли? — не унимался Северус, хотя ему трудно было даже шептать.

— Мы потом расскажем, — ответил Берт за двоих. — Потом.

— Тебе нужно отдыхать, Северус. Поговорим, когда тебе станет лучше.

В знак согласия Северус закрыл глаза и еле заметно кивнул. Энн захотелось спать, и она постелила себе здесь же, не желая больше оставлять раненого. Берт ушёл к себе.

Завтра принесло с собой долгожданный мир, и началась новая жизнь.

Примечание:

1. А horis aberra: "путайся/ошибайся во времени (часах)".

Энн словно заново увидела снаружи особняк, который был им крепостью так долго: уютный каменный дом, позади которого рос сад. Он расцветился яркими красками: жёлтые, красные, синие и фиолетовые цветы разных оттенков радовали глаз, и в окна струился чудесный свежий аромат.

Несколько дней Энн с Бертом выхаживали Северуса, и это время стало для всех троих самым спокойным. Больше не было необходимости скрываться, никто их не тревожил. Северус, более или менее придя в себя, разрешил гостям «свободное проживание»: теперь они могли отправлять и получать письма, уходить и приходить по своему желанию, а ещё по согласованию с владельцем приглашать гостей. Энн навестила бабушку и дедушку, а вот Берт никуда не рвался.

К Северусу прилетели совы из Министерства магии и от членов Ордена Феникса; обещались быть и разнообразные визитёры от мракоборцев до журналистов, когда Северус окрепнет. Но этот процесс троица согласно решила для посторонних отложить: пусть думают, что он болеет дольше и тяжелее, чем на самом деле. Просто на всякий случай… Для отвода глаз Энн с Бертом даже вызвали целителя, но тот, осмотрев больного, никаких новых предписаний не оставил: лечение было правильным. Целитель вслух удивился этому, однако портреты Дамблдора и Абигайль внесли в объяснения свою лепту. Они, к тому же, времени даром не теряли: периодически отлучались в другие картины, и, несомненно, трактовали события в нужном ключе. Благодаря всему этому Энн была почти спокойна за будущее Северуса. Но вот собственное было под вопросом: ведь её при прежней власти разыскивали по обвинению в убийстве мракоборца! Само собой, она собиралась взять дело на себя. Не подставлять же Северуса!

Уже на третий день после победы Северус озаботился судьбой Энн и Берта.

— Мракоборцы обязательно встретятся с вами, и нужно продумать, что и как им сказать, — написал Северус на бумаге: разговоры даже шёпотом ему были трудны. — У них будет масса вопросов, и надо как-то выгородить вас. То, что пока вас никто не тревожил, ещё ничего не значит. Есть предложения?

Энн и сама знала, что очередь правосудия до них с Бертом рано или поздно дойдёт.

— У меня только одно: пусть Берт играет роль неадекватного парня, — она высказалась первой.

— Психа, что ли? — возмутился Берт. — Почему это?

— Да потому, — пояснила Энн, — что тогда тебе и притворяться не нужно будет. Станут тебя спрашивать про все события, а ты заводи свою «Песню ненависти», разыгрывай состояние аффекта. Кричи, ругайся. Говорим им всё с таким же накалом, как мне. Там будут магглорождённые, они станут говорить про психологическую травму, которую ты перенёс, и много чего схожего приплетут. Многие видели, как ты пинал тело Волдеморта, это тоже тебе на руку будет.

— Ага, и посадят меня в Мунго!

— Не посадят, — заметил Северус. — Мы тебя научим, как себя вести. — С тобой проще, Энн. Просмотришь мои воспоминания и сделаешь их своими. Свидетелей не было. Новое правительство будет различать «обвинение» и «подозрение», учтёт ситуацию и не станет поспешно действовать.

— Откуда такая уверенность, Северус? — Энн думала обо всём этом куда более пессимистично.

— Иначе много кого надо отправлять в Азкабан, — написал Северус.

— Да ты вспомни хотя бы ту крутую группу, в которой вампир и маггл были! — воскликнул Берт. — Я думаю, они тоже наворотили дел!

На том они и уговорились. История Энн выглядела так. Спасаясь от врагов, она забежала в магазин Барстера, который, как известно, тянется на две улицы; влетела с более короткой его стороны и выскочила через второй вход. Не глядя, она швырнула в преследователя два «спрута» — нечто вроде бомбы. «Спрут», взорвавшись, выпускал тёмное дурно пахнущее облако, в котором не было видно ни зги и слезились глаза, а рассеивалось оно несколько минут — то есть, выполняло ту же задачу, что чернильная жидкость кальмаров. Но «спруты» Энн попали прямо в волшебную вывеску магазина, которая всем весом и магией обрушилась на голову преследователя. Энн, конечно, этого не знала. Она помчалась в Лютный переулок, в панике залетела в какую-то лавку, где и наскочила прямо на Снейпа, а он уж вместе с ней трансгрессировал в дом Дамблдора.

— А где же я «спруты» взяла? — только и спросила она. — Они запрещены ведь? Если сказать, что просто в Лютном у кого-то купила, поверят?

— Проверить они не смогут, торговцы там тоже не дураки, — ответил Северус. — Пара «спрутов» стоит около пятидесяти галлеонов. Ты купила за пятьдесят три.

— Ничего себе!

— А что ты хочешь, это ведь оружие! — сказал Берт.

— О гибели мракоборца ты узнала от меня, а сама не видела ничего, кроме растущего облака за спиной, — уточнил Северус. — Ты не трансгрессировала, потому что боялась останавливаться и не могла сконцентрироваться.

После некоторой тренировки Берт стал очень правдоподобно выходить из себя при упоминании о Волдеморте и его приспешниках. Он доводил себя до такого состояния, когда трясутся губы и руки, а глаза едва не выскакивают из орбит. Смотреть на это было весьма неприятно. А Энн настолько чётко прокрутила своё спасение в голове, что оно обросло некоторыми яркими деталями, причём добавились туда и сильные чувства. Эту версию она изложила родным, и те поверили безоговорочно.

Жизнь втроём продолжилась. Энн и не предполагала, что Берт сразу после победы уйдёт, она считала, он какое-то время побудет здесь, а потом станет жить у бабушек с дедушками. В дом родителей, который он иначе как «местом убийства» не звал, Берт возвращаться и не думал. Он хотел его продать. Сама Энн тоже никуда не собиралась: ведь здесь её мужчина! Берт отлучился дня на три к своим, но несколько раз в сутки связывался с Энн через каминную сеть. Однажды он поднял Энн с постели в пять утра!

— Ну, беспокоюсь я, беспокоюсь! — начал он оправдываться в ответ на возмущение Энн. — Ничего ведь пока не известно! Вдруг кого-то из нас посадят, и мы даже не увидимся? Сижу тут в полной безвестности!

— Мы с тобой только вчера в двенадцать ночи разговаривали!

— А за вами могли и в три прийти!

После этого случая Берт уже не стремился к родным надолго. Зато его бабушки и дедушки пожаловали в гости. Они не могли понять, почему внук предпочитает их посторонним людям. Больше всего это задело его бабушку по матери, и Энн с Бертом пришлось вести с ней долгие успокоительные беседы.

Старая власть пала, стала формироваться новая; это дало всем сторонам некоторую передышку. Министром избрали Кингсли Бруствера, и только после этого началось расследование всех дел, связанных с предыдущим режимом. Берт, впрочем, был уверен, что самых важных преступников арестовали сразу, а на потом оставили только «мелочь». Северус «мелочью» не был, так что к нему зачастили совы из министерства: справлялись о его самочувствии. К глубокому недовольству Энн и Берта, первый визит мракоборцев состоялся уже через пять дней после победы! Северус разговаривал с посетителями лёжа и казался куда более больным, чем был на самом деле, а всё благодаря одному зелью. Энн с Бертом при этом не присутствовали, зато атаковали уходящих вопросами о том, что ждёт Северуса.

Утром шестого дня Северус потребовал, чтобы ему рассказали о спасении! Они устроились в гостиной, Северус полулежал в кресле, он был ещё слаб. По какой-то причине Энн никак не могла начать говорить, а затем их с Бертом понесло. Перебивая друг друга, они рассказали всё в деталях. Выслушав их, Северус долго молчал, и тишина показалась Энн бесконечной.

— Вы хоть понимаете, что сделали? — тяжело спросил он наконец. Говорил он тихо и хрипло, что усилило впечатление от его слов.

— Понимаем, — ответила за обоих Энн.

— Думаю, не понимаете.

— Мы спасли тебя, Сэвэр! — вступил и Берт. Он без всякого Северусова разрешения стал называть того по имени. — Без нас тебя уже на свете не было бы! Эта тварь тебя убила бы!

— Я благодарен вам, я это уже говорил. Но сейчас речь о последствиях «жизни-в-кольцо», — терпеливо ответил Северус. — Вы представляете, что это означает?

— Представляем! — с вызовом ответила Энн.

— Нет, не представляете, — повторил Северус. — Нам придётся быть вместе! — на «вместе» он сделал акцент. — Вот о чём следовало подумать тогда и нужно думать сейчас! — Северус даже попытался повысить голос, но тут же закашлялся.

— Да что тут плохого? — Энн задели его слова, но виду она не показала.

— Вы ни черта обо мне не знаете, я не знаю о вас! Но притом мы обречены на совместное будущее! — Он мрачно посмотрел на них.

Энн покоробил и тон, и «обречены», но она решила послушать, что ещё скажет Северус.

— Вы провели какой-то малоизвестный ритуал по совету старого портрета! — продолжил он. — И вы даже не выяснили, какова цена! Верх безумия!

— Все мы живы и здоровы, ты о каком безумии говоришь? — ответил Берт спокойно. — Если мы тебе мешаем, так и скажи. Нечего ходить вокруг да около!

— Ко всему прочему был ещё и скачок во времени! — продолжил Северус. — И вас это не смущает!

— Смущает! Но мы с этим потом разберёмся. А ты лучше скажи: уйти нам? — Берт не пожелал отклоняться от главной темы.

— Я вас не гоню, — проговорил Северус. — Просто… Для меня это очень сложно, поймите! — с силой сказал он, кашель снова начал душить его.

— Мы… — Берт замолчал. — Мы постараемся тебя не затруднять. Мы тебе не станем мешать. А если надоедим, то ты ведь скажешь, да? — утвердительно произнёс он.

— Скажу, — улыбнулся Северус. — А ты что молчишь, Энн?

— Мне нужно обо всём подумать.

Да уж, поразмыслить стоило! Разговор оставил у неё тяжёлое впечатление, и когда Берт оставил их вдвоём, она спросила Северуса:

— Ты не рад, что я хочу быть с тобой?

— Мне нужно отвыкнуть от одиночества, — сказал он.

— Я не стану навязываться, Северус, — его ответ огорчил её.

Он не стал продолжать, потянулся к ней, и она обняла его. Прикосновение к любимому наполнило её радостью, но сейчас тут была и горечь: мрачные мысли никуда не делись. С одной стороны, Северусово недовольство сложившимся положением дел частично было ей понятно. С другой — появился вопрос о том, как он на самом деле к ней относится. «Никаких признаний, никаких обещаний» — эти его слова снова закрутились у неё в голове.

В конце концов Энн решила взять передышку, но не раньше, чем Северус окрепнет. Как только он начнёт нормально передвигаться по дому, она вернётся в свою квартиру в Лондоне, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию; да и до работы так намного удобнее добираться. Даже суда ждать не стоит: и так ясно, что в Азкабан Северуса не отправят. Ей-то нет необходимости отвыкать от одиночества! А если у него такая потребность есть, значит, что-то не так. Северуса она просто поставит перед фактом, не стоит предупреждать заранее. Пусть сам решает, чего хочет.

Ситуация с работой разрешилась так, как Энн и не надеялась. Она, конечно, и не думала, что Иллопс сохранит за ней место: ведь она просто исчезла, и ничего о ней не было известно! Однако на всякий случай она отправила ему сову, а в ответ получила предложение о встрече. Оказалось, за предыдущий год вырос спрос на животных, особенно на фамилиаров. Оно и понятно: люди хотели не только обезопасить себя, но ещё и обзавестись надёжными компаньонами. Иллопс начал расширять дело: более активно занялся лечением и дрессировкой, устраивал выставки и соревнования, расширял связи с питомниками животных и заводчиками. Теперь в его штате были не только продавцы и ветеринары, но ещё и грумеры и дрессировщики. Он предложил Энн долгосрочный контракт, который предполагал обучение за счёт фирмы с обязанностью отработать двенадцать лет. Энн очень прельстила возможность стать целителем третьей категории, перепрыгнув через фельдшерство, но двенадцать лет!

— Энн, ты способная, я решил вложиться в тебя. Но мне нужна гарантия, что деньги не будут выброшены на ветер, — сообщил ей Иллопс очевидное.

— Дайте мне два дня на размышление.

Взвесив все «за» и «против», она согласилась. Энн отчаянно хотела стабильности и спокойствия, и ей осточертела зависимость от чужих решений и чувств! Северус был всё таким же отстранённым, как раньше, и Энн мучилась от этого всё сильнее. Когда однажды утром она застала Северуса на кухне, где тот варил кофе, то решила: пора!

— Северус, я хочу переехать домой, — сказала она спокойно (не зря тренировалась!), хотя сердце её так и замерло.

— Если хочешь, то переезжай, — невозмутимо ответил он.

— Ты этого хочешь?

— Ты ждёшь, что я стану тебя удерживать, — заметил он. — Но я не буду.

— Спасибо за честность, Северус, — Энн почти удалось сохранить внешнюю безмятежность, но её выдал дрогнувший голос.

Через два дня, семнадцатого мая, она вернулась в свою квартиру в Лондоне и постаралась зажить так же, как раньше. Бабушка позаботилась о том, чтобы жилище внучки не казалось заброшенным: всё там выглядело так, словно Энн уезжала в отпуск, а не отсутствовала больше полугода. Энн перечитала Овидиево «Лекарство от любви» и взялась следовать его рекомендациям. Как всегда бывает с безответно влюблёнными (а она не сомневалась, что дело обстоит именно так), сложнее всего ей приходилось дома одной. Она засыпала и просыпалась с мыслями о Северусе, остро тосковала по нему и с большим трудом удерживалась от писем; часы без него, казалось ей, удлинились, и время тянулось медленно-медленно. Начался июнь, а ей думалось, что разлука длится уже несколько месяцев!

Сюрпризом для неё стало то, что она и по Берту скучала! Но с ним было проще: они периодически виделись, он стал относительно частым её гостем. Берт жил на два дома, о чём сказал так:

— Один у Сэвэра, а другой у бабушек и дедушек.

— Один в двух? — улыбнулась Энн.

— Ага. Они уж поняли, что так пока и будет, и начали смиряться. Дед по отцу только возмущается, что я прыгаю туда-сюда, как блоха.

— У него есть основания. Разве нет?

— Да ла-а-адно! Я не могу от него съехать, Энн. А ты зря от нас убежала! Скучно без тебя.

— Ему не скучно! А с тобой мы и так часто болтаем! — Энн задело «убежала от нас».

— Мне письмо из школы пришло, — как-то убито сообщил Берт. — Не знаю, как буду учиться после всего! Если б можно было мракоборцем стать без всей этой учёбы! Зелья, трансфигурация и защита — вот нужные дисциплины! Всё остальное я бы выкинул. Причём надо на второй год оставаться! Придётся с младшекурсниками сидеть!

— Настройся на лучшее, маленький брат, — утешающе сказала Энн.

— Легко тебе говорить!

Хуже всего для Энн было то, что она даже с лучшей подругой не могла поделиться своими переживаниями, потому что тогда всплыл бы ритуал. Зато она стала сближаться с портретом Абигайль Линч, и это её смущало. Но Энн то и дело напоминала себе: портрет на самом деле не живой и скорее отражает не столько образ человека, сколько представление художника о нём. Как выяснилось, этот портрет был очень необычен! Написан он был в пятидесятые годы по фотографии, а для его создателя Абигайль Линч была кумиром. Художник перечитал всю литературу о ней, и решил, что Абигайль была весьма любознательна и в той же мере доброжелательна. Эти черты он и привнёс в портрет.

— Как жаль, Энн, что маги так презирают маггловские достижения и не создают портреты их «великих»! — не раз сетовал портрет. — Как я хотела бы сходить в гости к кому-нибудь вроде Эйнштейна и покопаться в его библиотеке! Ты удивишься, Энн, как мало портретов с книгами! А если они и есть, то все старые.

— Может быть, обратиться к какому-нибудь художнику, чтобы он написал для вас библиотеку? Но это дорого очень, и будет не скоро. Я не зарабатываю столько.

— Ах, нет, милая Энн! Просто читай мне иногда вслух.

Энн накупила научно-популярной литературы и зачитывала Абигайль наиболее интересные места. Сам факт такого поведения иной раз приводил её к мысли: а в своём ли она уме? Но Абигайль поддерживала её, хотя не совсем так, как Энн бы хотелось.

— Ты, Энн, не должна жить одна. Воссоединись с любимым и с названным братом, и всё будет хорошо, — говорила Абигайль.

— Любимый, скорее всего, меня не любит. А я не хочу навязываться.

— Ты рвёшь себе сердце из-за гордыни и потому, что не понимаешь Северуса. И Эгберту ты необходима.

— У нас какой-то хренов треугольник! Я люблю Северуса, он меня не любит. Меня любит Берт, которого я не люблю!

— Ты ошибаешься насчёт юноши, — заметила Абигайль. — После ритуала он стал к тебе относиться иначе.

— Вы просто не понимаете! — иной раз портрет бесил Энн, и она удивлялась, почему это Абигайль Линч считали умнейшей волшебницей.

— Энн, девочка! Ритуал изменил вас всех, — гнула своё Абигайль. — А временная петля возникла из-за того, что вы преобразили ход событий. Вы не могли спасти Северуса, не пройдя через передвижение во времени. Именно этот виток и расставил всё по своим местам окончательно.

— Всё равно: Северус меня не любит! Я это чувствую! Лили Поттер занимает его мысли, а не я. Ну что за бред, что за глупость? Как может нормальный человек так зацикливаться на детской влюблённости?

— Многое не так и не то, чем кажется.

Такие туманные ответы злили Энн необычайно! Где же ясность? С другой стороны, Абигайль смогла подготовить Энн к бесконечным вопросам и ответам в Министерстве, когда началось детальное расследование событий. Она должна была рассказать не только о Северусе, но обо всех гостях дома, включая Берта. Причём ни разу она не встретила тех, о ком говорила. Её показания слушали несколько человек, и ей было очень неуютно от этого. Словно она каждый раз сдавала экзамен. Приходилось раз разом рассказывать одно и то же, пока, наконец, от неё не отстали.

О делах Северуса она узнавала от Берта и из газет. Все обвинения с него были сняты, в «Пророке» и других изданиях появились разной подробности статьи о нём, и везде подчёркивался его вклад в победу. Берт рассказал, что к Северусу дважды пожаловал сам министр с помощником, и они о чём-то долго разговаривали. «Хоть бы портрет его у меня был или фото! — не раз думала Энн. — Я так давно его не видела!»

Двадцать шестого июня прямо на работу к ней прилетела сова Северуса! У Энн даже дыхание перехватило, когда она её увидела. «Энн, милая! — писал Северус. — Я так долго не давал о себе знать, потому что утрясал свои дела. Я не хотел подставить тебя под удар в случае, если бы всё для меня закончилось иначе. Мы можем увидеться? Буду ждать тебя дома. Сообщи день и время». Энн тотчас ответила: «Завтра в семь вечера», хотя ей хотелось рвануться к нему прямо сейчас! Она еле-еле дождалась окончания рабочего дня, и помчалась в салон договариваться о макияже и причёске. Дома перемерила несколько платьев и мантий с аксессуарами, не зная, что надеть. То она думала предстать перед Северусом прекрасной дамой во всей красе, то решала, что нечего демонстрировать, насколько важна для неё эта встреча. В конце концов остановилась на мысли, что она идёт на свидание, а если вдруг оно окажется неудачным, то она отправится в шикарный ресторан, и заказала там столик. Ночью Энн глаза не смогла сомкнуть, представляла, как всё будет.

Утром она так сильно волновалась, что не ей кусок в горло не лез и чай не пился! Однако к обеду чувства стали успокаиваться, а в салоне красоты она была уже совершенно безмятежна. В доме Дамблдора она была ровно в семь. Северус тоже оказался при параде и благоухал парфюмом! Несколько минут они молчали, он внимательно смотрел на Энн, а потом крепко обнял. Этого она желала больше всего на свете! Ощущая тепло его тела, Энн ликующе думала: «Теперь всё будет хорошо». Северус привёл её в малую столовую, где был сервирован ужин.

— Нам нужно серьёзно поговорить, — начал он. — Ты готова?

— Я же здесь, — она вдруг испугалась.

— Так больше не может продолжаться, Энн. Нам нужно пожениться. Ты выйдешь за меня?

Энн потеряла дар речи! Этого она не ожидала!

— Я, я… Это так… Ты так…

— Это «нет» или «да»? — требовательно спросил он.

— Конечно, это «да!» — наконец нашла она слова.

— Отпразднуем же наше знаменательное событие!

«Счастье есть, есть! Вот же оно! Как я могла сомневаться?» — с восторгом думала Энн.

Они назначили дату свадьбы, и вместе с приготовлениями начались некоторые разногласия. Энн и Северус по отдельности составили списки гостей, и её список оказался гораздо более длинным. Северус по какой-то причине не хотел масштабного бракосочетания.

— Кто-нибудь догадается о ритуале, как ты не понимаешь? — говорил он. — Зачем приглашать толпу знакомых, которые даже и не приятели? Пригласи только друзей.

— Всё это отговорки. И я тебя не понимаю! Если б ты женился второй раз, тогда всё было бы ясно. Но у тебя ведь это тоже первый брак!

Бабушка и дедушка поддержали Энн: единственная внучка выходит замуж! И не за юнца какого-нибудь, а за человека средних лет, притом знаменитого! Такое событие непременно нужно отпраздновать, чтобы запомнилось. И если уж бедняки вроде Прюэттов устраивали пышные церемонии, то Ауденсам это тем более пристало. Из-за мощного давления Северус уступил, но деду Энн не понравился сам факт его «скромности».

— Какого чёрта? — выразил он своё отношение. — Что вы, маглы какие-нибудь? Это они свадьбу за год-два назначают да заранее репетируют по нескольку раз!

По поводу шафера тоже всё оказалось непросто.

— У меня два кандидата. Один — это Хагрид. Второй — Алекс Хьюз (1), маггл. — Северус замолчал, ожидая реакции Энн.

Энн испытала раздражение: почему он вот так замолкает? Почему она должна задавать вопросы, почему нельзя сразу объяснить? Хагрид — надо же! Энн так и не поверила, что лесник в Хогвартсе — всего-навсего сын великанши и человека. Она думала, он представитель какой-то малоизвестной расы, и роль его далеко не так ясна и проста, как кажется. Звать его — всё равно, что марсианина.

— Хагрид отпадает!

— Ты что-то против него имеешь?

— Не считая того, что это будет очень странно выглядеть, Хагрид ещё и неразрешимая загадка. А что за Алекс Хьюз?

— Он маггл, но знает о нас. Обычная история: она — волшебница, он — маггл, любовь, расставание. Но у него и самого есть тень магических способностей, и благодаря этому он удачлив в делах. Он детектив. Надо нам встретиться с ним.

С Алексом Хьюзом они увиделись в Оксо Тауэр (2)… Хьюз оказался белым мужчиной средних лет с неприметной внешностью. Одет он был в синие «тёртые» джинсы, футболку и мокасины; рядом на спинке стула висел его городской рюкзак. Именно таких людей вечно путают с кем-то похожим. Энн шла на встречу с ним, заранее насторожившись: ей почему-то казалось, что друзья Северуса должны быть на него похожи. Но Хьюз оказался балагуром, в его обществе было легко и весело; он рассказывал о забавных случаях на работе. Энн расслабилась и смеялась его безобидным шуткам, они быстро перешли на «ты». Северус тоже был в настроении, и вечер был хорош. Видимо, он поколдовал над их местом: шум, который так раздражает всех посетителей, не был слышен.

— Энн, расскажи мне о картине и ритуале, — потребовал вдруг Хьюз.

Энн опешила от его голоса и тона. Она стала вглядываться в его лицо и вспоминать совсем другой голос.

— Кингсли?! Вы?! — потрясённо спросила она.

— Именно, — Хьюз улыбнулся.

— Что происходит, Северус? — возмутилась она. Но ответил Хьюз-Бруствер:

— Не мог же я стать шафером у Северуса в своём настоящем виде! — примирительно сказал он. — Это вызвало бы ненужное внимание. Так гораздо проще. Да мне и хочется порой побыть инкогнито.

— Но Северус меня не предупредил!

— А предупредил бы, ты сидела бы зажатая, слова лишнего не говорила. Я здесь как простой парень Хьюз, а не как министр Бруствер. К тому же мы с Северусом хотим понять, опасен ли этот ваш портрет, не говоря уж о ритуале. Слишком легко всё у вас с Бертом вышло. После этого отличнейшего ужина мы отправимся к тебе домой, Энн, и сделаем кое-какие тесты.

— Ну, вы и фрукты! — с чувством сказала Энн, а затем добавила: — Вот уж никогда бы не подумала, что министр магии может выбрать такое место!

— Настолько туристическое, настолько неволшебное? — улыбнулся Бруствер. — Мне здесь нравится. Посмотри, какой вид из окна! Что прекраснее вечернего Лондона? И тут точно не бывает магов — кроме нас, конечно.

После ужина они на такси поехали к Энн. Бруствер так и остался в образе Хьюза. Из рюкзака он достал ноутбук, который тотчас и включил. Энн поразилась в очередной раз, и министр это заметил:

— Отличная вещь, скажу я тебе! — Он подмигнул Энн. — Много всего полезного умеет. Энн, не так уж и мало у нас маглорождённых волшебников. И кое-кто из них не прочь связать магию с НТП. Мы тут сделали одну программку… — он говорил и продолжал работу. Из рюкзака появились пластиковые цилиндрики, съёмный блок памяти, кабели.

— Ты готова, Энн? — спросил Северус.

Её усадили в кресло, и Бруствер с Северусом начали работу. От палочки протянулась к одному из цилиндриков синяя световая нить; Северус уселся за ноут, а колдовать начал министр. Он не произносил заклинаний, внимательно глядя на Энн; она вроде бы опознала пару сканирующих заклятий по взмахам палочки. Ощущения были странными: то она вдруг замёрзла, то тело её словно попало в кокон из маленьких иголочек, то загустел воздух, но и только. Не так уж и много необычного она почувствовала. Всё, что происходило сейчас, до того её поразило, что она как бы застыла в состоянии обалдения! Министр магии — и ходит с компом! Северус — и вдруг печатает под диктовку Бруствера или зачитывает с экрана какие-то данные. Вся проверка заняла часа три, во время которых Бруствер даже вспотел.

— Перерыв, — объявил он, наконец. — Мне нужна чашка кофе с коньяком. Если коньяка нет, дайте просто кофе. Чёрного, как ночь.

Готовить пошёл Северус.

— Что показали ваши тесты? — спросила Энн.

— Всё непросто, — ответил Кингсли. — Пока только одно могу сказать: ты никогда не расстанешься с Северусом. Берт, кажется, тоже.

— А ещё что?

— Пока ничего.

— И ради «ничего» вы три часа потели?

— Хочешь посмотреть?

— Конечно, да! — с некоторым раздражением ответила Энн.

Бруствер пощёлкал «мышкой» и показал экран ноута Энн. В нескольких «окнах» там были какие-то графики, плоские и объёмные, что-то вроде диаграммы сердца, какие-то светящиеся разными цветами поля, ломаные линии… Кое-где подписи вроде «временная корреляция», «фрактал декстры», «зелёный луч», «нарезка».

— Поняла что-нибудь, Энн?

— Ничего!

— Вот и хорошо, — Бруствер улыбнулся. — Когда всё закончим, Северус тебе объяснит, что происходит. Сейчас у нас только промежуточные данные, да и те невозможно трактовать единственно верным способом.

— Красиво говорите! — заметила Энн. — Что-то и сказали, но собеседник ничего не понял.

Министр только развёл руками. Северус наконец-то принёс всем крепчайший кофе. «От такого глаза, пожалуй, вылезут!» — подумала Энн.

— Даже если ты, Энн, за него не выйдешь, — Бруствер изящно указал на Северуса рукой, — вы будете вместе. Так что радуйся! И не сердись за то, что он тебя не предупредил обо мне и деталях встречи. Если б ты знала заранее, это могло повлиять на тесты, вот мы и решили не рисковать.

Это была последняя значимая встреча перед свадьбой.

Энн, как большинство невест и женихов, считала дни и ждала церемонии с нетерпением; даже Северус словно бы расцвёл. Такого ощущения безграничного, всеобъемлющего счастья, как во время свадьбы, Энн, как думала в тот момент, никогда не испытывала. Всё было прекраснее, чем обычно: небо — синее, солнце — мягче и нежнее, люди — добрее, а мир — счастливее. Но и первая брачная ночь тоже оказалась полна сюрпризов; Энн с Северусом, наполненные истомой и негой, вылезли из постели только к вечеру. Энн периодически поглядывала на своё кольцо и улыбалась. Северус, к её удивлению, заговорил о медовом месяце! Раньше речь шла только о неделе в Англии, а тут оказалось, что уже есть билеты в Италию и Францию, и всё это были живописные места.

— Мы с тобой не пойдём проторёнными тропами, — глаза Северуса горели. — Мы поедем в приморские городки, где мало туристов, зато прекрасные пляжи, скалы, дикая зелень и сады. Там воздух настолько ароматен, что его хочется пить, как вино! Посмотрим, как готовят вино и хлеб, увидим плантации цветов. Будем любить друг друга, купаться и загорать.

— А в Париж и Рим мы поедем?

— Как захочешь!

— Люблю тебя!

И всё было так, как он описал: волшебная грёза наяву. Северус продумал и маршрут путешествия, и развлечения: верховые прогулки, сёрфинг, полёт на параплане чередовались с посещением волшебных мест, и всё это органично перетекало одно в другое.

Уже в Англии выяснилось, что Энн ждёт ребёнка. «Зачат в любви и страсти, что может быть лучше? — счастливо думала она. — И почему я думала, что самый прекрасный день — это свадебный?»

Примечания

1. Алекс Хьюз: привет фанаткам Рикмана! См. отличный фильм "Снежный пирог".

2. Oxo Tower: кроме прочего, там есть ресторан с прекрасным видом на город, особенно впечатляет вечером и ночью.

https://en.wikipedia.org/wiki/Oxo_Tower

В Хогвартс Северус не вернулся, открыл «мастерскую зелий С. Снейпа», причём дело началось с заказа из больницы Мунго и Министерства Магии. Кроме того, у него были кое-какие накопления, да и приданое Энн давало средства к существованию, так что молодая семья могла жить безбедно, хотя и не в богатстве. Кингсли в образе Хьюза иногда бывал у них в гостях, и сначала это очень смущало Энн. Проницательный Кингсли во время второго своего визита рассказал Энн, как они с Северусом проворачивали вместе «дела», и сколько раз прикрывали друг друга не только от врагов, но и от своих. «Только я знал, что Северус вовсе не предатель, — говорил он. — И ты не представляешь, каких трудов нам обоим стоило это скрывать. Так что думай о нас как о старых боевых товарищах, которые друг другу жизнью обязаны».

Энн, будучи реалисткой, думала, что беременность будет непростым испытанием, и заранее на это настроилась. Однако всё оказалось гораздо легче, чем она ожидала. Подтвердившимся стереотипом оказался лишь усилившийся аппетит, а её «интересное положение» даже на пятом месяце почти не было заметно. В семье почти всё было хорошо. «Почти» — потому что время от времени характер Северуса давал себя знать, и тогда у Энн слёзы на глаза наворачивались от его поведения. Колкости, злая ирония, отстранённость и холод — вот что он периодически демонстрировал. Они иногда даже спали в разных комнатах! Потом он вёл себя, как ни в чём не бывало, и её обида проходила, тем более что Северус становился более внимательным к ней. Она таяла, и мир восстанавливался.

В ноябре семья Снейпов неожиданно увеличилась! «Неожиданно, но логично», — сказал потом Кингсли. Когда тягомотина с расследованием «роли профессора зельеварения С. Снейпа в борьбе с Волдемортом» закончилась, Берт подал в суд прошение (а по факту — требование!) об опекунстве «помимо кровного». Он настаивал, чтобы «семье кавалера ордена Мерлина С. Снейпа было поручено опекунство помимо кровного с правом родительского контроля». Ни Энн, ни Северус, ни родственники Берта ни о чём знать не знали вплоть до вызова в суд! На первом же заседании Эгберт О’Брайен очень логично, с большим чувством объяснил своё желание, и отказать ему даже Северус был не в состоянии, хотя и напирал на то, что у Берта есть «кровные» — бабушка и дедушка! С юридической точки зрения он стал «приёмным сыном вплоть до совершеннолетия». Энн в который раз удивилась тому, насколько всё-таки Берт непрост! Если бы он заранее заговорил о своём желании с четой Снейп и родными, то все они стали бы его отговаривать от затеи и, возможно, дело не дошло бы до официального прошения. Но публичную просьбу, едва ли не слёзную, никак нельзя было оставить без внимания! После Северус объяснил поражённой Энн:

— Да какая разница, раз мы всё равно связаны ритуалом? Всё равно он так и будет появляться тут, когда захочет. Я говорил с его «кровными», они уже смирились.

— Но ведь это им неприятно!

— А что они могут поделать? Тем более что опекунство никак не мешает ему быть их внуком со всеми вытекающими из этого правами и обязанностями.

— И ведь нашёл все казусы в праве ради прошения!

— Такой вот нам достался… сын!

— Это безумие какое-то! — только и сказала Энн. Берт — и вдруг он ей сын! А она его и старше-то всего на семь лет!

Впрочем, усыновление никак не изменило их жизнь, оставаясь скорее юридическим, чем реальным фактом. Разве что Берт теперь получил право не гостя, а сына: он мог беспрепятственно являться в дом, когда хотел. Его бабушке и дедушке Энн очень сочувствовала — единственный внук, и вдруг «сын» каких-то чужаков, у которых он бывает чаще, чем у родных!

«Историю» Энн продолжала писать. Благо, времени у неё было предостаточно: хотя она и могла работать месяцев до шести беременности, Северус настоял, чтобы она ушла в отпуск: мало ли, как могут животные в таких количествах вообще, и магические в частности, повлиять на ребёнка! По этому поводу Энн не стала спорить. Хорошо хоть Иллопс согласился не разрывать, а отсрочить контракт с ней, но она обязана была пройти теоретическую подготовку определённого уровня и до рождения ребёнка сдать квалификационные экзамены только на «превосходно». Саму её удивляли такие льготные условия, и она заподозрила, что лояльность Иллопса связана с действиями какого-нибудь покровителя. Уж не Бруствер ли вмешался? Впрочем, пусть и так, это было только к лучшему. Энн подумывала о том, не стоит ли ей бросить все прочие дела ради «Истории»? Да и слишком уж разнились её занятия: историческое сочинение и лечение животных располагались не то что на противоположных полюсах, а на разных планетах.

А ещё она смогла договориться с Гарри Поттером! Правда, на встречу он согласился только с условием того, что она для начала предоставит ему «не меньше трёх глав своего труда». Он даже объяснил, почему: «После Скиттер у меня стойкое недоверие ко всему, что похоже на журналистику». Энн отправила ему даже пять глав, и Гарри Поттер назначил встречу на рождественских каникулах у себя дома, причём в компании с Грейнджер и Уизли! Энн решила, что это огромная удача. В героях магической Британии Энн увидела то же, что и в Берте: казалось, они старше, чем есть. Фотографии в газетах явно были отредактированы: на них герои выглядели куда юнее и простодушнее. Но Энн увидела не школьников, а молодых людей, которые много повидали. «С печатью переживаний» — так она обозначила для себя лица такого типа.

— Хотя я не согласен с некоторыми твоими трактовками, мне понравилась твоя «История», — сказал Гарри Поттер. Они с Энн договорились разговаривать неформально, как равные. — Но она многих сильно заденет, если её опубликуют. Хотя вот то, что ты там говоришь о Дамблдоре, я не всегда одобряю.

— Вот поэтому и нужна такая «История»! — вмешалась Грейнджер. — Правда не всегда приятна. У Энн получается показывать события с разных сторон и более или менее сохранять нейтрльность.

— Приятно слышать! — Энн обрадовала похвала. — Я даже не уверена, что книга вообще выйдет в свет в скором времени, — она и сама полагала, что её исследование в лучшем случае напечатают с купюрами, а в худшем придётся ждать согласия упомянутых в ней лиц.

— Претендую на второй экземпляр рукописи, — улыбнулся Гарри. — Рон и Гермиона готовы рассказывать о событиях, и Невилл Лонгботтом тоже. Но тебе чаще всего придётся встречаться с нами в Хогсмиде: мы с Гермионой и Роном ведь ещё учимся в школе, а Невилл стажируется у Спраут. Летом, конечно, будет проще.

— Даже не знаю, как вас и благодарить! — сказала окрылённая Энн. Она решила, что и тут не обошлось без портрета Дамблдора. И ей очень хотелось узнать о директорстве Северуса из первых рук — сам-то он мало что рассказывал.

— Ты мне взамен расскажешь о Снейпе, каким он был в доме Дамблдора, — внезапно сказал Гарри. — Не под запись, а просто о человеке.

— Хорошо, — ясно, Энн не собиралась говорить ничего такого, что могло бы повредить Северусу или как-то опорочить его. — С чего начнём?

— С моего первого курса и профессора Квирелла.

Энн получила от Гарри Поттера материала на несколько глав и договорилась о новой встрече.

Для бесед с остальными участниками событий приходилось бронировать номер гостиницы: во всех кафе было слишком много глаз и ушей, что сильно раздражало. Ветеринарские экзамены она сдала успешно, и теперь ничто не мешало «Истории».

Энн бывала в Хогсмиде тогда, когда туда отпускали студентов Хогвартса. Ей нравилось ездить туда на машине. При помощи портключа добиралась до Обана, там брала авто и ехала в Хогстимид.

Она никогда бы не подумала, что в Обане ей что-то может угрожать: такой мирный, такой туристический город! Ей и в голову не пришло бы, что Джордж-стрит может быть опасной, с её-то обилием магазинов и туристов, да ещё и среди бела дня! Энн приехала в Обан с таким расчётом, чтобы можно было там прогуляться и затем уж отправиться в Хогсмид. Машину оставила на стоянке. Одета она была по магловской моде, но так, чтобы беременность было не заметно.

— Девушка, заходите к нам! — обратился к ней молодой продавец из магазина «Прелесть». — Увидите много полезно! Поступление новой партии товара из Франции! Порадуйте себя — ведь вы этого достойны!

Почему-то Энн не удивилась этому, а зашла в магазин. И тут же ощутила воздействие заклинания петрификус тоталус!

— Предательница крови, магловское ты отродье! — злобно сказали сзади! — Снейпова дрянь!

Первой мыслью Энн было: «Ребёнок! Он не должен узнать о ребёнке!» Ей очень захотелось защитить живот, и она боялась, что как-то выдаст себя непроизвольным жестом.

— Этот предатель узнает, что руки Лорда достанут его из-под земли, а начнём мы с тебя, тварь! — продолжили за спиной. — Делай, что скажу! Сейчас мы выйдем из магазина и сядем в твою тачку. Ты поведёшь, куда я скажу! Поняла? — некто схватил Энн за волосы и резко дёрнул. Энн смогла двигаться и говорить. — Если что-то отколешь, тебе конец! Пошли!

Энн подчинилась, лихорадочно соображая, что делать. Если б не ребёнок, она стала бы сопротивляться, но сейчас она думала только о малыше. «Надо что-нибудь с машиной, как-то воспользоваться», — решила она. Первой — и, возможно, глупой — была мысль о сигнализации и автоматическом включении и отключении замков. Если она сядет первой, то рванёт с места. Если первым сядет враг, она отпрыгнет от авто и закроет его с пульта, одновременно пустив в машину флюменом — заклятьем шаровой молнии. К тому же до машины ещё нужно дойти, а там всякое может случиться! «Но почему же мы не трансгрессировали? Это ведь намного проще, чем план с авто? А вдруг похитителей двое или больше? — напала на Энн паническая мысль. — Тогда мне не справиться! Что же делать? Что?!» Она так и не смогла ничего придумать!

Пока они шли по Джордж-стрит до машины, ужас Энн нарастал ещё и от того, что всё происходило на оживлённой улице! Некоторая надежда затеплилась у неё, когда они всё же сели в машину — вдвоём!

— Рули на Аргайл-стрит! — скомандовал человек. — Руки держи, чтобы я их видел! Без фокусов!

Энн медленно концентрировалась на невербальном инсендио. «Поджарю правую руку, а там уж выскочу и побегу! — решила она. — Как только повернём. Надо мгновенно, без небольшого жжения, а чтоб сразу полыхнула одежда!»

И вот они выехали на Аргайл-стрит.

— Ты… — вместо слов её враг вдруг захрипел и схватился за горло! Но Энн ничего не делала!

Она резко дала по тормозам, одновременно открывая дверь; машину развернуло, и Энн уже была на свободе с палочкой наготове! Но похитителю было не до неё: он, держась обеими руками за горло, долбился о приборную доску.

— Энн, ты цела?! — заполошно заорали рядом голосом Северуса!

Она и оглянуться не успела, как оказалась в её объятьях.

— Со мной ничего не случилось! Ни царапины! — на нервах, громко выговорила она. Тут-то она и заметила, что на Северусе нет ничего, кроме брюк, а сам он мокрый, словно попал под сильный дождь. Они сели прямо на тротуар, и Северус запустил ей руку под одежду, на живот.

— И правда, всё хорошо, — сказал Северус гораздо спокойнее, когда своеобразный осмотр был закончен.

Внезапно их внимание привлёк новый звук: кто-то резко открыл дверь автомобиля! Материализовавшийся откуда-то Берт выдернул из салона задыхающегося врага и стал пинать его ногами. Но остановили его не Энн с Северусом, а хлопки трансгрессии. Это прибыли мракоборцы, которые сразу же бросились к неудачливому похитителю Энн. Мракоборцы отодрали от него Берта и отпустили, тот очумело огляделся и подошёл к Энн с Северусом.

— Вот гад, а? — были его первые слова.

Энн вдруг поняла, что Северус одет в мантию, а на ногах у него ботинки.

— Спасибо, Берт, — сказал он. — Я без палочки только драться и умею.

Когда бывшего сторонника Волдеморта наконец привели в чувство, к семейству Снейп подошёл крепкий мужчина средних лет и представился:

— Я — начальник второго отдела службы магического правопорядка Джордж Хелд. Хочу задать вам несколько вопросов. Сначала вы, профессор Снейп, — взгляд у него был колкий. Хелд указал на авто Энн, уселся там с Северусом, и они поговорили о чём-то. Энн видела только выражения лиц и жесты: нахмуренные брови мракоборца и общая сдержанность, раздражение и резкость Северуса. Точно так же Хелд допросил и Берта, и только потом обратился к Энн.

— Что произошло, миссис Снейп?

Энн рассказала, как было дело. Манера мракоборца вести беседу её возмутила, о чём она сразу и заявила:

— Вы так себя ведёте, словно это мы — преступники!

— Сбавьте тон, миссис, — миролюбиво ответил Хелд. — Профессиональная привычка. Никто вас ни в чём не обвиняет. Но хочу заметить: все вы так ловко действовали, словно «феликса» напились!

После этого чета Снейп и Берт отправились домой. Энн жаждала узнать, как всё произошло, но при посторонних не стала задавать вопросов. Оказалось, «зов» застиг мужскую часть семейства в самые неудобные моменты. Северус и правда был в ванной, его буквально рвануло к Энн, он натянул брюки на голое тело и даже не взял волшебную палочку!

— Верх идиотизма! — в сердцах сказал он. — Как я только мог? Ни одной мысли в голове, кроме «беги спасать!» Я чуть не свихнулся!

Берт в этот момент был на уроке гербологии в теплице у Спраут. Сначала его рассказ был весьма лаконичен, но Северус с Энн вытянули все детали.

— Я точно знал, что надо бежать к ней в домик, он подключён к каминной Сети. Ну, я и кинулся туда. Спраут отпихнул прочь, в дом вбежал, оттуда попал к каким-то людям и уже от них трансгрессировал. Вроде бы меня пытались задержать, но точнее не помню. А когда увидел этого уё.., ублюдка, то захотел убить! И не смотри на меня так, Энн!

— С этим надо что-то делать, — заметил, почти успокоившись, Северус. — Я словно обезумел. Я даже не могу точно сказать, какое заклятье наложил. Хелд сказал, несколько одновременно. Чудо, что тот человек вообще остался жив. — И тут же без перехода последовал приказ: — Мне нужны ваши воспоминания о том, как вы вместе спасли меня и как ты, Энн, помогла Берту.

— Ну, мы не чувствовали себя сумасшедшими, — сказала Энн. — Мы…

— Я сказал, воспоминания! — жёстко прервал её Северус.

— А что ты орёшь? — возмутился Берт. — Всё же отлично! Мы эту суку повязали!

— Идиот! Мне легилименцию применить или вы поделитесь памятью добровольно? — он так на них глянул, что обоим стало очень неуютно. — Вы оба ничего не поняли? — Но ответа он не ждал.

— Нужно вежливее просить! — всё же набычился Берт.

— Как глава семьи, я могу всё сделать и без вашего согласия, — губы Северуса превратились в узкую полоску.

Конечно, они отдали ему воспоминания. Энн покоробила реакция Северуса: она-то на его месте просто обнимала бы любимого и радовалась тому, что всё хорошо кончилось. Обняла бы и не отпускала, и шептала бы ласковые слова! А он ещё в Обане убедился, что никто из близких не пострадал, и не проявил той нежности, которая, как думала Энн, должна быть в таких случаях. Словно работу выполнил и ушёл изучать детали!

Потом к ним прилетела сова с громовещателем от Макгонагалл, и на звук из своей комнаты явился сумрачный Северус. С Макгонагалл он связался через свой камин, так что Энн с Бертом не слышали разговор. Энн испытывала смешанные чувства, причём гремучую из них смесь. Тут было и счастье спасения, и обида на холодность Северуса, и досада на себя за пренебрежение безопасностью. Зато у Берта настроение очень поднялось, он ликовал:

— А ведь как круто мы с ним разделались! Я прибыл не позже, чем через минуту после Сэвэра! Ты только представь, Энн, какие перспективы! А как его Сэвэер здорово приложил! И заметь: без палочки! Босой и мокрый! Вот настоящий мастер! Ты видела, как я ловко Сэвэра одел? А то он уже и дрожать начал.

И Берт принялся рассуждать о том, как Сэвэр его научит так же классно сражаться, и как Берта тогда с руками оторвут в мракоборческой школе, и прочее в том же духе.

Уже вечером к ним прибыл Алекс Хьюз вместе с целителем для Энн. Кроме того, он предложил ей прямо завтра показаться и магловскому врачу. Конечно, она согласилась. Берту пришлось рассказывать свою историю ещё и Хьюзу; он не знал, что Хьюз — это Кингсли Бруствер, и вёл себя свободно и естественно.

— Но вам всем надо бы получше подумать о своей безопасности, — сказал в заключение Хьюз-Бруствер. — Кое-какие магловские изобретения пригодятся, я думаю.

— Может, нам Терминатора раздобыть? — мрачно пошутила Энн, после чего пришлось объяснять Берту и Северусу, о чём речь.

Спать Энн отправилась раньше обычного; легла и стала читать. К её обиде и досаде, Северус не пришёл в спальню, и ей пришлось идти к нему в комнату. Говорить не хотелось, она легла рядом и обняла его, уткнулась лицом в грудь. Он тоже ничего не сказал. «Трудно любить такого человека!» — в очередной раз подумалось ей.

Северусу не давало покоя его собственное поведение, когда с Энн случилась беда, и он стал заново начал выяснять все подробности о ритуале. Он в мельчайших деталях выпытал у Энн и Берта все их ощущения, не раз говорил с портретом Абигайль Линч и Бруствером; для него даже отыскали арабскую рукопись! Однако все эти изыскания свелись к одному: чем большей опасности подвергается семья, тем сильнее становится связь между её членами. Поскольку Северус был не просто «спасённым от опасности», а «похищенным у смерти», то он и реагировал сильнее Энн и Берта. Его этот факт раздосадовал очень сильно, и Энн пришлось выслушивать множество упрёков в глупости, неосмотрительности, недальновидности и далее по списку с «не-». Когда она резонно ему отвечала, что не будь ритуала, он бы погиб, он так выкручивал её слова, что, с точки зрения Северуса, именно она становилась виновата в его излишне эмоциональной реакции! Энн никакой вины за собой не чувствовала: ведь она с самого начала не рассчитывала ни на что, она хотела только спасти любимого! Кроме того, выяснилось, что Берт на расстоянии чувствует ссоры «матери» и «отца»: он воспринимает их как беспокойство, сильное или слабое в зависимости от накала «родительских» страстей. И это тоже нервировало Северуса. А для Энн и Берта самым важным было то, что Северус жив, а всё прочее мыслилось пустяками.

После истории с похищением Энн Северус ввёл в семействе новое правило: обязательно сообщать обо всех планируемых передвижениях вне дома, и без разрешения главы никуда не ходить. Больше всего эта мера затронула Энн, и она теперь мало где бывала: Северус не мог её везде сопровождать и просто запрещал ей «бестолковые отлучки».

Энн думала, что как только кончится противостояние с Волдемортом, в их доме тотчас установится тишь да гладь, Северус постепенно оттает и перестанет изводить её своими замечаниями. Но зря она на это надеялась! То Северус был настолько довольно мил, а то становился очень неприятным. Энн пыталась понять, в чём дело, но без толку. Эти перемены происходили внезапно и как будто без каких-либо действий с её стороны.

Спасалась Энн «Историей», которая стремительно разрасталась до размеров толстого двухтомника, и это, как думала она, был не предел. Беременность она переносила хорошо без всякого постороннего вмешательства и готовилась к тому, что мамой быть очень непросто. Когда ребёнок начал шевелиться, Энн ощутила такой душевный подъём, что, думалось ей, могла бы своротить гору! Она готова была всё и везде наладить, перестать дуться на Северуса, окружить его ещё большей любовью и заботой. Ведь он отец её малыша, а не только любимый мужчина! Да и он, кажется, пожалел о своей отстранённости и резкости и стал нежен с ней настолько, насколько это вообще было в его характере. На некоторое время в семействе воцарилась тишина. Нарушил стал её, как ни странно, не Северус, а Берт: он стал источником напряжения из-за поведения в школе. Сначала Энн даже не подозревала об этом: обо всех сложностях был осведомлён глава семьи, и о некоторых — бабушка и дедушка Берта по матери. Всё выяснилось по случаю. Они с Северусом были дома, но в разных комнатах; Энн давно облюбовала небольшую уютную спальню на втором этаже, и сидела там с книгой. Ей захотелось яблоко, и она пошла за ним вниз.

Уже в коридоре первого этажа Энн услышала доносившиеся из кабинета громкие голоса Северуса и Берта. Вошла она, не стучась.

— …драная! — выкрикнул Берт.

— Эгберт, я прошу тебя воздержаться от таких слов, — неожиданно спокойно ответил ему Северус. — Ты должен быть осмотрителен! — вдруг рявкнул он, словно пощёчину дал. — За тобой наблюдают! Макгонагалл думает, что ты хочешь убить Коллинза-младшего. Что ты творишь?!

Они говорили о том, чего Энн не знала!

— Макгонагалл умом тронулась! Вызвала меня к себе и потребовала, чтоб я сдал оружие! Ага, такой я дурак, чтоб таскать пистолет в школу!

— Только болван не понял бы, чего она на самом деле хотела! — Северус понизил тон. — Молчи, Энн, не лезь в наш разговор! — бросил он ей и снова обратился к Берту: — Макгонагалл анимаг, разве ты не знаешь? Она проверила твою реакцию.

— Да о чём вы? — вмешалась Энн.

— О нашем юном мстителе.

— Ты отлично знаешь, что я… — начал было Берт, но Северус перебил его:

— Неужели? А зачем ты таскаешься за этими тремя слизеринцами? Какого дьявола ты вечно лезешь в запретную секцию, зачем затеял эти дуэли?

— Они узнали, что такое страх! Так и надо! — с вызовом и громко ответил Берт.

— Ты что, совсем ничего не понимаешь, глупый ты юнец? Твои умственные способности вновь резко дали сбой, ты перестал соображать даже в мелочах? — грянул глава семейства вновь. — Кончится тем, что тебя вышибут из школы!

— Да что, за ногу вашу мать, происходит, скажете вы мне, наконец? — выкрикнула и Энн.

— Наш дорогой сыночек, — издевательски заговорил Северус, — решил привнести в жизнь свою навязчивую идею. Он взялся преследовать тех, чьи родители запятнали себя служением Тёмному лорду, и добился того, что его именем пугают первокурсников.

— Ты обещал, что ничего не скажешь Энн! — заорал Берт. — Ты обещал!

— А ты обещал, что прекратишь с ума сходить, — сказал Северус.

Энн показалось, он тем спокойнее становится, чем сильнее ярится Берт.

— Я сдержал слово! После нашего разговора я ничего такого не делал!

— Разве? А кто же заколдовал парты в кабинете чар перед общим со слизеринцами занятием?

— Это был не я! — с ненавистью отчеканил Берт, глядя в глаза Северусу. — А ты даже не подумал разобраться! Вечно я у тебя виноват!

— Ты сейчас же отправишься в школу, Берт, — тихо приказал тот сквозь зубы. — И примешь соответствующее наказание.

Берт дёрнулся было к двери, но Северус его остановил:

— Стоять! Я тебя ещё не отпустил. Энн, ты остаёшься здесь. Пойдём-ка, дорогой мой «сын», — и он вывел Берта прочь.

Энн стала переваривать услышанное. Что же происходит с Бертом? И почему её не поставили в известность? Конечно, она не выполнила распоряжение Северуса, пошла на кухню, где и осталась сидеть. Северус пришёл не раньше, чем через полчаса.

— С подростками непросто, — философски заметил он.

— И это всё, что ты можешь сказать? — сердито спросила Энн. — Что вы от меня скрываете?

— Эгберт пытается стать мечом правосудия, только и всего, — лаконично ответил Северус.

— Ты можешь выражаться яснее? Почему нужно клещами тянуть из тебя слова?

— Потому что не во всё тебе следует лезть, дорогая моя, — усмехнулся он. — Но так и быть, а то ещё и ты дров наломаешь. Эгберт собирает сведения обо всех сторонниках Тёмного лорда, и не стесняется вытряхивать их из тех, кто хоть какое-то касательство имеет к делу. Идея-то, на первый взгляд, не его, он просто в числе таких вот «мстителей», — Северус всё же снизошёл до объяснения. — В школе сейчас очень непросто: идёт жёсткое противостояние факультетов, а Слизерин превратился в осаждённую крепость. Присутствует и внутрифакультетское напряжение. Все стремятся выяснить, кто и когда на чьей стороне был, перешёл и сражался. Наш Берт в числе активистов, то и дело взыскания получает. Кстати, портрет Дамблдора думает, что это я его сделал таким. Он с тобой ещё заведёт об этом разговор, не удивляйся. Мы тебе ничего не говорили, чтобы ты спокойно себя чувствовала. Ведь вас теперь двое, — с этими словами он подошёл к Энн, положил ей руки на живот, а потом обнял. — Не хочу, чтобы ты волновалась.

— Это всё? — Энн знала, с кем имеет дело, и желала выяснить все детали. — Всё, Северус?

— Наверное, да, — он вздохнул. — Хотя… Берт тебе говорил, что хочет продать дом родителей?

— Да он давно твердит об этом!

— Он решил перейти от слов к делу. Заявил, что дом он ненавидит, и если мы с тобой не согласимся на продажу, просто сожжёт его! И что хуже всего, он может это сделать.

— Но какой смысл ему продавать дом сейчас? Мы должны отговорить его.

— Сомневаюсь в успехе, — скептически заметил Северус, не отпуская Энн. — Я больше не хочу говорить об этом, хватит. Давай о чём-нибудь более приятном?

Он поцеловал Энн, и в этот вечер ей стало не до мыслей о Берте. Однако позже она стала размышлять об услышанном и удивилась, что до того всё проходило мимо неё, как будто мир сузился до беременности, Северуса и «Истории». Как предсказывал Северус, заговорил с ней о Берте и портрет Дамблдора.

— Я опасаюсь, Энн, что Эгберт под влиянием твоего мужа превращается в чудовище. Я говорю об этом в надежде, что ты как-то повлияешь на них обоих.

— Хоть вы мне скажите, о чём речь! — попросила она портрет. — Ни от Берта, ни от Северуса я подробностей не узнаю.

— Эгберт жесток, Энн. На последнюю битву он отправился мстить, и сделал это на холодную голову. Боюсь, он собирается отплатить не только тем, кого считает врагами, но и их детям. Ты ведь помнишь, как он клялся уничтожить всех слуг Волдеморта, «вырвать сорняки с корнем»?

— Трудно забыть, он же только и твердил об этом, когда мы безвылазно сидели здесь. Но разве это не были обычные разговоры? Я и сама в гневе могу вслух метать громы и молнии, но это не значит, что стану претворять угрозы в жизнь, — сказала она.

— Эгберт не таков, — резюмировал портрет. — У него слово с делом могут и не разойтись.

— Но не дурак же он, в самом деле! Не станет он совершать преступление, за которое его посадят в Азкабан! — воскликнула Энн.

— Такое — не станет. А вот если он останется безнаказанным, то вполне может что-то предпринять.

— Но с чего вы-то всё это взяли? — Энн всегда удивляла неожиданная осведомлённость портрета, но она предполагала, что холст вовсе не так уж сведущ. — Вы ж его не знали при жизни! Вы не общались с ним!

— Почему же? Мы много разговаривали. К тому же видел я его в своём кабинете во время последней битвы, и в коридорах тоже. Я даже думаю: не подарить ли ему Фоукса?

— Фоукса? — Энн поразилась. В доме она видел феникса только дважды, а потом он исчез.

— Он жив и здоров, и я могу разговаривать с ним, — Дамблдор на портрете говорил, словно бы это само собой разумелось. — Фениксы и так-то непростые птицы, а уж как фамилиарам им цены нет, — он как будто радовался её замешательству.

— Да Берт тогда от счастья дара речи лишится! — наконец выговорила она.

Через несколько недель Берт стал счастливым владельцем феникса. Подарок Дамблдора его очень воодушевил, хотя он и был уверен в том, что такой фамилиар ничьей собственностью не является, а ощущает себя как бы партнёром — насколько это возможно для животного.

Энн родила девочку. Имя было давно заготовлено: Эйлин. Хотя и выросла среди магов, Энн считала, что нельзя злоупотреблять помощью эльфов, надо возиться с ребёнком самой. Так она и делала, причём использовала не только опыт волшебников, но и магглов. Дочка оказалась больше похожа на неё, чем на Северуса, хотя и была чёрненькой, как он. От Энн ей достался разрез глаз, форма губ и нос. От Северуса цвет волос, линия подбородка и мочки ушей. Эти мелочи Энн рассмотрела в первые же дни жизни дочери.

— Какая малютка! — восхищённо сказал Берт, впервые рассматривая «сестричку». Он никогда не видел вблизи и тем более не держал на руках таких маленьких детей. — Ноготки какие крошечные! А я и не знал, что вся мимика у нас на лбу!

— Не сюсюкай с ней, — заметил ему Северус. — Избалуешь!

«Избалуешь!» стало очередной причиной несогласия между супругами. Северус считал, что ребёнка не нужно «приучать к рукам», что не стоит при каждом всхлипе бросаться к кроватке, потому что Эйлин станет манипулировать родителями, а в конце концов вырастет в капризную глупую самовлюблённую дуру. Энн думала, что этими убеждениями он обязан собственному безрадостному детству. Ей пришлось едва ли не с боем отстаивать своё право носить дочку на руках столько, сколько ей самой хотелось, кормить её так, как она считает нужным, и даже укладывать спать с собой. В ответ она всегда слышала, что рассуждает инфантильно и незрело, превращается в клушу, кудахчущую над яйцами, катастрофически быстро глупеет, и далее без конца в том же роде. Не раз она едва не плакала из-за слов Северуса: не так представляла она семейное счастье! С его точки зрения, Энн была бестолковой матерью, которая потакает капризам ребёнка, а периодически не очень-то хорошей женой, потому что мало внимания уделяет мужу. Она начала терять уверенность в себе: быть может, и правда она такая, какой он её считает? Но что плохого в том, чтобы ласкать свою малышку? Разве может кого-то испортить нежность?

Но как только она начинала думать, что всё идёт прахом, Северус становился мягче. Он вёл себя так, словно бы ничего не случилось, будто это и не он ещё вчера возмущался Энн и отпускал уничижительные комментарии. Они шли куда-нибудь ужинать, гуляли вместе, садились в библиотеке и читали друг другу книги... Это были моменты радости и даже головокружительного счастья для Энн. «Как же сильно я его люблю!» — она говорила ему это вслух при каждом случае.

Берт к концу первого послевоенного учебного года стал вести себя в школе куда более спокойно, чем раньше, и попытался если не наладить отношения, то хотя бы примириться с теми соучениками, которых сам же до этого травил. Он даже стал за них заступаться в случае необходимости. А ещё он мог вмешиваться в ссоры своих приёмных родителей, если накал страстей был слишком уж велик. Не то чтобы это были скандалы, скорее уничижительные монологи Северуса в адрес Энн, после которых та часами не могла прийти в себя. Так случилось, к примеру, когда Энн захотела без разрешения Северуса прогуляться с Эйлин до леса. Чего только она не услышала от мужа! Она всегда старалась сдерживаться при нём: не должен он видеть её слабость, её слёзы! Но в этот раз совладать с собой не сумела. Разозлённый Берт связался с ними по камину, и реакция была в духе: «Как вы меня достали! Свидание сорвали мне своими дурацкими разборками!»

К седьмому курсу он это делать перестал, хотя и знал, что в семье бывает не всё ладно. Берт отлично закончил Хогвартс и предсказуемо пошёл учиться в школу мракоборцев, поселился отдельно, но в доме бывать не перестал. Энн казалось, он как-то очень быстро повзрослел.

Со временем Энн научилась не делать того, что могло раздражать Северуса, и малышка Эйлин постепенно привыкла к тому же. Когда папа пришёл с работы, ему необходимо отдохнуть, Эйлин не должна ему мешать. Ей не стоит лезть ему на руки, если он не разрешил. Мама и Берт дело другое, к ним можно. При папе нельзя болтать глупости, носиться по комнатам и шуметь. Если она упадёт или ударится, то мама или Берт пожалеют, а папа объяснит, что она сама во всём виновата, потому что не глядит, куда бежит и что делает. Папа не любит играть, с этим лучше обращаться к маме или Берту. Да и вообще, с папой лучше не связываться и выполнять его требования молча, иначе будет много слёз. А ещё в доме спокойнее, когда папа пропадает на работе. Эти нехитрые истины Эйлин твёрдо усвоила к четырём годам.

Но все правила полетели в тартарары, когда Северус принёс из Хогвартса какой-то механизм Дамблдора. Энн он сказал, что и сам не знает, каково его назначение, и настрого запретил прикасаться к чудесному предмету. Эта штука больше всего походила на армиллярную сферу насыщенного бронзового цвета, а внутри неё парили серебристые шарики. Хотя диаметр внешней окружности был около фута, сфера казалась очень лёгкой и воздушной. Это была очень красивая и яркая вещь тонкой работы, и Эйлин к ней тянуло, словно магнитом. Энн неоднократно просила Северуса убрать её куда-нибудь или хотя бы запирать кабинет, но он этого не делал.

В этот раз Энн всё же не успела за дочкой: думала, та в библиотеке с Северусом. Но Эйлин, полистав книгу, тихонько ушла, прокралась в папин кабинет, залезла на стол с вожделенной «игрушкой» и стала вращать её окружности. Она так увлеклась, что не услышала, как из библиотеки пришёл отец.

— Не смей это трогать! — заорал он. — А ну поставь на место!

Энн, едва услышав крик мужа, рванулась в кабинет, но опоздала: Эйлин рыдала на полу, держа в руке одну из окружностей; детали механизма лежали врассыпную. Северус — Энн не успела и слова сказать! — подлетел к дочке и стал трясти её:

— Куда ты полезла без спроса?! Куда ты полезла без спроса?! — Эйлин зарыдала ещё больше, и он выдрал из её руки деталь.

— Прекрати! — жёстко сказала Энн Северусу и обняла малышку. — Ты не ушиблась? — мягко спросила она дочку. Та закивала головой, не в силах говорить.

— Твоя дочь расколотила ценный прибор! — Северус был в ярости. — Её убить мало за это! Какого дьяволы ты за ней не следишь?! Две тупицы на мою голову! — его едва не трясло. — Глупая маленькая идиотка!

Тут и сама Энн взбесилась.

— Я тебя сто раз просила спрятатать эту штуку! — отчеканила она, взяла дочь на руки и унесла к себе в комнату.

Чувства её взметнулись, как пламя: Северуса не волновало, что Эйлин упала и ударилась! К тому же Энн была уверена: не заори он, а начни спокойно говорить, Эйлин не напугалась бы, не уронила сферу, и ничего этого бы не случилось. Он отлично знал, как нравится дочке «папина игрушка», но и не подумал убрать её с глаз долой. Энн утешила дочку, поиграла с ней, накормила обедом и уложила спать. Северус к ним не пришёл, но Энн не обманывалась, что он просто так оставит это происшествие.

— Хозяин просит вас немедленно прийти к нему в кабинет, — сказал ей эльф.

«Начинается!» — со страхом и злостью подумала Энн.

Северус сидел за столом, запчасти злосчастной сферы лежали перед ним; Энн осталась стоять.

— Её можно починить? — спросила Энн.

Вопрос он проигнорировал и ледяным тоном заявил:

— Я требую от тебя объяснений, почему ты не следила за своей дочерью!

— Она такая же твоя, как моя, — ответила Энн.

— Не смей меня перебивать! — Северус хлопнул ладонью о стол. — Ты обязана смотреть за ребёнком! Чем ты занималась вместо этого? Отвечай!

— Я думала, Эйлин с тобой! — запальчиво крикнула Энн. Как же всё это её разозлило! — Она была с тобой в библиотеке!

— Это твоё оправдание?

— Почему ты не спрашиваешь себя, Северус? Почему ты не спросишь: «где был я, когда моя дочка вышла?»

— Не перекидывай на меня ответственность за свои проступки!

— Проступки? — возмутилась Энн. — Какие ещё проступки?

— Ты сама отлично знаешь! — он ещё больше повысил голос. — Твоя невнимательность и разгильдяйство! Твоя инфантильность! Ты совершенно не умеешь обращаться с дочерью! Она при тебе ведёт себя, как хочет! Она совершенно не слушается!

— Она себя нормально ведёт!

— Нет! Ты дурно на неё влияешь! Растёт такой же бестолковой, как ты, Энн! А ты — мать! Ты должна прежде всего думать о воспитании ребёнка, а не заниматься непонятно чем!

— Если б она тебя не боялась, не уронила бы…

Но Северус прервал её:

— Ты совершенно безответственная мать! Эйлин беснуется, швыряет на пол приборы!

— Ничего она не швыряла! Я уверена, что со сферой ничего не случилось. А ты раздуваешь из мухи слона, — Энн вдруг утомилась от этого разговора, повернулась и хотела выйти из кабинета. Не тут-то было! Дверь не открывалась.

— Не смей уходить, мы ещё не закончили беседовать! — Северус уже был рядом, резко развернул Энн к себе и жёстко продолжил:

— Я так и не услышал от тебя объяснений! В глаза мне смотри!

Раньше, чем Энн попыталась высвободиться, он вломился в её сознание. Это было больно и физически, и морально; на ногах она не удержалась, так и села на пол.

— Не стоило тебе доводить до этого, Энн! — сказал Северус сверху вниз. Он не помог ей подняться, вышел вон.

У Энн голова раскалывалась от боли, и было ощущение, что её изнасиловали. Слёзы полились ручьём. Измученная, она добралась до своей комнаты и рухнула на диван, давясь слезами и уткнувшись носом в подушку. Успокоиться она не могла довольно долго, всё рыдала и рыдала. Через некоторое время она вдруг ощутила странное прикосновение к уху! Это оказался Фоукс, который, увидев, что она на него смотрит, перескочил с пола к ней на диван.

— Что опять случилось, Энн? — прозвучал спокойный голос Берта от двери.

— Как ты так незаметно пришёл?

— Фоукс мне помог. Я как раз сменился, переодеться не успел. — Берт был в форме маркоборца. — Так что случилось? — он присел рядом с Энн. Феникс с одной стороны, Берт с другой: Энн стало очень уютно, и боль сильно притупилась. Берт ни разу не перебил её рассказ. Когда она закончила, он воскликнул:

— Происшествие? Энн, ты в своём уме? Эйлин просто уронила сферу! А если она прольёт чай, это тоже будет происшествие?

— Северус сказал, что она разбила ценный прибор!

— Это просто армиллярная сфера с заклинанием левитации для шариков, — мягко проговорил Берт. — И всё. Её нельзя разбить, она металлическая. Разве только винтик мог выскочить при падении. Эйлин легко может сама её собрать, как конструктор.

— Но зачем он так себя повёл? — растерянно протянула Энн. — Зачем он так поступает? Зачем? Зачем?

— Потому что он такой человек, — это прозвучало для Энн неожиданно. — Потому что он злой и мелочный.

Энн повернулась к Берту и впилась в него глазами: он никогда ничего такого не говорил раньше!

— Ты, Энн, думаешь, он ведёт себя так, потому что много страдал, — продолжил Берт. — Ты объясняешь себе: у него было несчастное детство, его любимая Лили Поттер погибла, его мучил Волдеморт, и так до бесконечности. Послушай меня пожалуйста, не перебивай, — попросил он в ответ на её попытку возразить. — Когда ты так думаешь, ты оправдываешь его. Но все эти объяснения неверны! Я повторю, Энн: правда в том, что он злой человек и хочет вести себя именно так! Ему так удобно и нравится.

— Ты считаешь, его беды никак не повлияли?

— Повлияли, конечно. Но он сам выбирает, каким быть! Как ты полагаешь, мои несчастья можно сравнить с его? Я видел, как пожиратели замучили моих родителей! Не один он перенёс много боли! Но разве я такой? Ты видела ребят с моей работы, некоторые пережили больше моего, но они не превратились в стервецов. Энн, посмотри на себя, — Берт взял со стола зеркало и протянул ей.

— И что я должна увидеть, Берт?

— Себя. Настоящую. Энн, ты теперь на себя не похожа. Где твой задорный смех? Ты стала мало улыбаться. Северус обижает тебя, а ты это ему позволяешь. Ты ему все грубости с рук спускаешь. Ты даже думаешь о себе так, как говорит он. Так нельзя.

— Что ты предлагаешь?

— Я предлагаю тебе защищаться. Ты ведь помнишь, как он и на меня давил. Но в какой-то момент мне это надоело, и я принял меры. Теперь он обращается со мной, как с равным.

Так оно и было.

— Тебе проще, Берт, — со вздохом сказала Энн. — Ты вырос, окрылился и вылетел из гнезда. Ты — взрослый сын. А я жена, и у нас неравный брак, потому что Северус старше меня. Такой вот правовой казус.

— Ты права. Но всё равно: ты должна защищаться. И не позволяй ему давить на Эйлин. А я тебя всегда поддержу, — и Берт обнял её. Фоукс влез Энн на колени и положил ей голову на плечо. Её охватило чувство умиротворения, ей захотелось просидеть так несколько часов. Дверь снова открылась, и вошёл Северус.

— Как мило, — сказал он с сарказмом. — Семейная идиллия с птицей.

— Да, идиллия, — миролюбиво ответил Берт. — Хочешь быть её частью или ссориться?

— Вообще-то я хотел поговорить с Энн, — так же доброжелательно ответил Северус. — У нас был конфликт, Берт, и я хотел кое-что прояснить.

— Не мешаю вам тогда. Да и поздно уже. А я вот советовался с Энн про Мэри. Энн, спасибо тебе! Я так и сделаю, — Берт поднялся. — Пока тогда.

Когда он удалился, Северус обнял её и крепко прижал к себе.

— Не доводи меня, Энн, милая. Я ненавижу ссоры, — мягко сказал он. — Я так хочу спокойно жить!

Он запустил руку в волосы Энн и поцеловал её. Его прикосновения становились всё более и более настойчивыми, ласки всё более горячими. До общей спальни они так и не добрались…

Утро было прекрасным: Энн словно на крыльях парила! Давно у них не было такой ночи. Однако вчерашний скандал не выходил у Энн из головы, и она в который раз решила прояснить, что происходит. Почему Северус так поступает? Но сегодня её не хотелось начинать разговор на эту тему: не была она к этому готова.

Энн отправила Эйлин в детский садик «Годрикова лощина» (1). На нём было навешено столько охранных заклинаний, что взять его можно было только штурмом, да и то предварительно убив всех мракоборцев. Дочке там нравилось, а Энн наконец-то вышла на работу к Иллопсу. «Историю» она дописала, теперь это был трёхтомник. Третьим читателем после Поттера и Грейнджер-Уизли (если не считать Северуса) стал Бруствер. Он подтвердил опасения Энн: в Великобритании в таком виде книгу выпустить не получится. Слишком уж много там упоминалось фамилий. «Эффект разорвавшейся бомбы, вот что будет», — предупредил он. Северус был с ним согласен. Поэтому книгу они размножили магловским способом — через сканер — и она отправилась «в столы» к нескольким людям. «Можем напечатать под псевдонимом в какой-нибудь восточноевропейской стране лет через пять, и желательно даже не латинским алфавитом. Так и нам безопаснее будет, и до Англии она нескоро доберётся», — предложил Кингсли.

В совариуме Энн ценили, и работа была для неё удовольствием. Пожилые владельцы фамилиаров почему-то предпочитали Энн всем остальным целителям, так что она не могла пожаловаться на количество клиентов. Иногда она брала с собой на работу Эйлин, и тогда это была буря восторгов для всех. Больше всего дочка очаровалась собаками и мечтала о мерлиновом мастифе (2). На её шестой день рождения Берт пригласил дрессировщика с этими собаками, и Энн едва не визжала от восторга — как, впрочем, и другие дети. Берт умел ладить с ними, и всегда становился гвоздём программы для детей старше трёх лет. Не раз Энн с тоской думала о том, что с Северусом дочери не так хорошо, как с Бертом: она притихает и словно теряет часть детства.

В их отношениях с Северусом ничего не изменилось: всё тот же сарказм, колкости и «качели»: от слёз к радости. Правда, ей казалось, что радости осталось намного меньше, чем было. Берт больше не вмешивался, но он готов был терпеливо выслушивать и утешать и Энн, и Эйлин. Конечно, Энн не злоупотребляла его добротой. Просто он оказывался рядом, когда ей было того плохо, что весь мир казался чёрным и она не видела никакого просвета. Но она ничего ему не рассказывала. Они просто встречались где-нибудь и болтали о том, о сём. Зато Эйлин вываливала Берту все обиды на папу! Энн её одёргивала, если это бывало при ней, но не всегда успевала это сделать: Эйлин всегда могла связаться с Бертом по камину. Энн злилась: дочка нагло лезла в жизнь к Берту! Но у неё хотя бы хватало ума не говорить ничего папе.

Очередной кризис с Северусом разразился из-за спонтанной магии Эйлин. Когда он в очередной раз начал пилить дочь за какую-то мелкую провинность, та, по мнению Северуса, едва не подожгла на нём камзол! Правда, дальше нагревания правого рукава дело не пошло, но этого хватило на изматывающий скандал, который длился две недели. Энн потом с большим трудом вспомнила, с чего всё началось — до того измочалила их с Эйлин эта мучительная ссора. Произошло всё так. Они с дочкой вместе сходили в кино на «12 рождественских собак», и Эйлин так переполнилась впечатлениями, что ей не терпелось рассказать о них всему свету, и особенно папе. Северус, как по закону подлости, пришёл с работы раздражённым, и сбивчивые рассказы дочери его только разозлили. Обычно Эйлин сразу понимала, когда к отцу вообще не нужно подходить, но не в этот раз.

— Да замолчишь ты, наконец, или нет? — повысил он голос и, как показалось Энн, замахнулся на дочь. Та шарахнулась от него, и тотчас произошёл инцидент с рукавом.

— Ах ты дрянь! На отца бросаешься?! — Северус двинулся было к дочери, но наткнулся на преграду: Энн инстинктивно выставила щит. С этого момента начался ад: настоящая травля их обеих. Любые попытки примирения Северус пресекал. Он считал, что провинившиеся жена и дочь должны быть наказаны за своё злодеяние, и требовал, чтобы они «раскаялись по-настоящему». Он даже закрыл для них большинство комнат!

У Северуса вдруг оказалось затишье на работе, так что он много времени проводил дома: то у себя в кабинете, то в библиотеке, то в столовой. У Энн в его присутствии едва руки не тряслись, она то и дело роняла что-то и сшибала углы. Эйлин тоже была запугана. Через двенадцать дней Энн вдруг решила: «Хватит! Мы больше не станем этого терпеть!» Она собрала необходимые и любимые вещи дочери и свои и по-тихому переправила их в свою комнату в доме родителей. Они, правда, до поры и не узнали об этом. Но всё же Энн захотела дать мужу последний шанс. Ровно через две недели после начала ссоры они с дочкой к приходу папы с работы оделись, как в гости.

— С чего такой парад? — вместо приветствия процедил Северус. — Вы наконец-то решили попросить прощения должным образом?

— Мы не сделали ничего такого, из-за чего стоило бы так злиться, — мирно сказала Энн. — Давайте вместе поужинаем, потом прогуляемся в какой-нибудь парк, ведь погода на редкость хорошая. Эльфы приготовили прекрасный ужин, все блюда, которые ты любишь, Северус.

— Хочешь меня едой подкупить? Плохо же ты меня знаешь!

— Я просто хочу восстановить мир в семье.

— Пока я не услышу от вас обеих чётких объяснений вашим проступкам, ни о каком примирении не может быть и речь! — сквозь зубы проговорил Северус.

— Мы уже просили у тебя прощения, — мягко сказала Энн. — Не раз.

— Вы обе должны повиниться по-настоящему! Я не услышал в ваших извинениях раскаяния!

Этот разговор в разных вариациях — от рыданий до икоты у Эйлин, нервной дрожи у Энн — повторялся уже раз пятнадцать. Эйлин взяла Энн за руку; её ладошка была ледяной.

— Хорошо, — Энн поняла, что ничего не изменилось и не изменится никогда.

— Что хорошо? — Северус нахмурил брови и стал вглядываться в лицо Энн, надеясь поймать взгляд. Но Энн смотрела в точку между его бровей. — Что хорошо? — повторил он.

— Мы с Эйлин тебя услышали.

Энн круто развернулась, и они с дочерью вышли. Энн стала спокойной, как удав. Они поднялись в комнату Эйлин, чтобы взять свои рюкзаки.

— Хозяин требует, чтобы вы пришли к нему в кабинет, — передал им эльф.

— Сейчас придём, — ответила Энн. Когда домовик исчез, она сказала дочери:

— А мы с тобой, Эйлин, пойдём в кафе!

— А папа нас пустит разве? Он разве не разозлился уже? — с испугом спросила та.

— Мы больше не будем его спрашивать, милая.

— Но он нас тогда убьёт!

— Надевай рюкзачок и пойдём, — ласково ответила Энн.

Они трансгрессировали в магловский Лондон, сходили в кафе, прогулялись по Холланд-парк и отправились в квартиру Энн. Всё сложилось очень удачно: жильцы, которым Энн сдавала квартиру уже пять лет, съехали неделю назад, а Северус этого не знал. От него она квартиру закрыла наглухо, в лучшем случае он смог бы лишь прислать ей письмо. Эйлин всё тревожилась:

— А папа нас не накажет? Он не сможет нас наказать?

— Нет, нет, — успокаивала её Энн. — Ему сюда не попасть.

Уложив дочь спать, Энн с блаженством устроилась в кресле с книгой. Она словно вышла из холодного сумрака на свет. Впереди было только хорошее! Никто больше не обидит и не напугает ни её, ни Эйлин. Больше не надо отчитываться о своих действиях и мыслях. «И зачем я столько терпела? Зачем? Надо было раньше уходить!» — подумала Энн. Она уснула с улыбкой на губах, и пробуждение тоже было очень приятным: впереди были дни свободы! Постоянная угроза, давящая свинцовая туча исчезла!

От Северуса утром прилетела сова, в письме была единственная фраза: «Что это значит, Энн?» Она не стала отвечать. Энн не повела Эйлин в садик, они вместе позавтракали и отправились по вызовам. Эйлин беспокоилась, что папа нагрянет и накажет их, но Энн так не думала: не в привычках Северуса прилюдно устраивать скандалы. Он любит это делать наедине, чтобы проучить «виноватых» по-настоящему! Но она понимала, что в любом будет бой, и что к нему нужно подготовиться. Дочку решила отправить на время к бабушке и дедушке, чтобы Северус не мог ничего предпринять в её отношении. Те восприняли новость по-разному: бабушка сочла решение Энн не то что неверным, а даже позорным. А дедушка заявил на это, что для него главное — счастье Энн, и раз так, то он её поддерживает: просто так никто не уходит от супруга!

Днём она получила ещё одно письмо, на этот раз от Берта, с просьбой о встрече. Берта Энн пригласила к себе. Он прибыл в точно оговорённое время, и встревоженно задал почти тот же вопрос, что Северус:

— Энн, что происходит?

— Сначала скажи: что ты знаешь? — она не хотела вот так сразу ему всё вываливать.

— Сэвэр рвёт и мечет, я чуть не сорвался с работы из-за него! Он бесится потому, что ты не ночевала дома, и что не ответила на письмо. Он был у тебя на работе и в садике у Эйлин, — объяснил Берт.

— Это он тебе рассказал?

— Да.

— А ещё что он говорил?

— Ну, в выражениях он не стеснялся.

— Ты здесь по его просьбе?

— Нет. Я хочу знать, в чём дело, Энн, — повторил Берт.

— Я собираюсь уйти от него, Берт. Мы с Эйлин уходим. Я больше не могу с ним жить. И я его больше не люблю.

— Вот даже как! Не скажу, что удивлён. Но что случилось?

— А он как тебе объяснил?

— Никак. Сказал, что у тебя бзик, что ты внезапно взбесилась и сбежала, что ты продемонстрировала ему крайнее неуважение.

— Другого я и не ожидала! — Энн рассказала Берту о том, как всё было, и закончила: — В общем, я решила: хватит терпеть! Ни Эйлин, ни мне не на пользу быть с ним. Я хочу, чтобы мы жили спокойно и счастливо. А с ним это невозможно. Он нас изводит. Уж ты-то знаешь, как он может себя вести.

— Я не представляю, как ты сможешь от него уйти, — задумчиво проговорил Берт. — Мы всё равно семья, это не зависит от наших желаний. Частично Сэвэра можно понять: мы с тобой, не спросив, навязались ему в родственники. А ему это на хрен было не нужно. — Энн так и вскинулась на эти слова, но Берт не дал себя перебить. — Дай ты мне договорить! Это никак его не оправдывает. Но жизнь порознь, Энн — это только видимость. Уютно я чувствую себя, только если мы все в одном доме, даже если и поссоримся.

Энн слушала его, и разговор с ним казался ей всё более и более странным: слова произносил вроде бы Берт, но словно бы старше самого себя! Он вёл себя слишком уж зрело, словно многоопытный мужчина, а не парень на семь лет моложе неё.

— Берт, это точно ты? — дождавшись окончания фразы, спросила она и впилась взглядом в его лицо. — Что ты с собой сделал?

— Ты всё-таки догадалась, — с удовлетворением ответил он. — Я состарил разум. Ментальная магия. Это нужно было и для работы, и чтобы справиться со всем… Со всем этим.

Энн, бывало, слышала обрывки разговоров Северуса и Берта на эту тему, но не думала, что они от теории перешли к практике. Так вот почему Берт так быстро повзрослел!

— А начал ты ещё в Хогвартсе? — задала она риторический вопрос.

— Да, к концу того безумного послевоенного года. Мы постепенно это делали, очень аккуратно и осторожно.

— И тут тоже Северус помог?

— Не только он, — Берт улыбнулся. — Конечно, его роль была очень велика! Но подробнее я об это не могу говорить. Это была довольно рискованная практика, но удачная. А ещё она имеет кое-какие неожиданные, но приятные дополнения.

— Тебя прислал он? — снова спросила Энн.

— Меня нельзя прислать, я сам решаю, что делать, — мягко ответил Берт. — Я же тебе сказал.

— Просто ты до сих пор говоришь о нём с благоговением, — Энн так и сверлила Берта взглядом.

— Давай я тебе объясню. Сэвэр для меня — учитель. Он дал мне так много, как никто, наверное. Я знаю, что он всегда прикроет мне спину, бросится спасать, что в этом смысле он надёжен. Но при том сам он без каких-либо сомнений может причинять мне боль. С тобой то же самое: он ни за что не подвергнет тебя внешней опасности, хотя ничего дурного не видит в том, чтобы тебя мучить. Ну, как сторожевой пёс, который разорвёт в клочья чужака, но и своих сильно кусает.

— Таких псов магглы отдают в приюты, а маги заколдовывают, — мрачно заметила Энн. — Я не вернусь к нему.

— Ты думаешь, Сэвэр так вот вас и отпустит?

— Конечно, нет, Берт! Он начнёт со мной войну. Но я готова себя защищать!

— Непростая ситуация, Энн, — он покачал головой. — Да к тому же тебе и деваться некуда. Энн, он сможет попасть в эту квартиру, как ты её ни закрывай. Его визит сюда лишь вопрос времени. Он твой муж, у вас общая дочь, он homo salvatus (3), и он в своём праве. Разве что ты поселишься у бабушки и дедушки... Зная его, думаю так: он выберет самый удобный момент для себя и наихудший для тебя. Так что я предлагаю тебе поменяться квартирами: я тут поселюсь, а ты у меня. Ко мне он прорваться не сможет. «Жизнь в кольцо» так работает. Он тебе не рассказывал новое о ритуале?

— Нет, — с досадой ответила Энн. — Вы все молчали!

Она задумалась о квартирах. Может быть, это имело смысл?

— Берт, тебе не кажется странной сама идея о том, чтобы мне спрятаться? — сказала она после продолжительного молчания. — Мы же не на войне!

— Не на войне, — согласился Берт. — Но Сэвэр может сделать что-то жестокое. Я этого не хочу. Да ещё и тебе самой будет непросто: тебя так потянет к нему! А если он ещё и сообразит, как тебя притянуть, так ты и вовсе рванёшь к нему на гоночной скорости. В моей квартире тебе будет проще, потому что я там и против тяги поколдовал.

— А ты-то чего добиваешься, Берт? — в упор спросила Энн. — Ты ведь сейчас против него играешь.

— Я играю за него, а не против, — возразил Берт. — А хочу я спокойствия, — обезоруживающе улыбнулся он.

— Я подумаю о твоём предложении, Берт. Может, пройдёмся? А то у меня бегунец какой-то. Нервничаю.

— Я и сам тебе хотел это предложить. В Баттерси-парк?

Там они с Бертом бывали чаще всего, когда Энн требовалась поддержка.

Прогулка и ненавязчивая болтовня Берта успокоили Энн. Вернувшись домой, она в который раз принялась анализировать то, что происходило между ней и Северусом. Что было тогда, в доме Дамблдора? Она придумала себе героя и поверила в него; видела не реальность, а мысли о ней. А он? Почему он согласился, если её не любил? Возможно, тогда он не надеялся выжить и хотел обычного человеческого тепла. Но разве герой не может быть одновременно и неприятным человеком? С чего она решила, что подвиги улучшают его природу? Она всё время обманывала себя. И вот к чему всё это привело.

1. Автор считает, что маги не отправляют детей в маггловские prepreparatory school (там учатся дети с 5 до 8 лет, затем идут в primary school (начальную), а потом в secondary school (среднюю).

2. Мерлинов мастиф: маги считают, что именно на основе этой породы собак магглы вывели английского мастифа.

3. Homo salvatus — «человек спасённый». До ритуала он был homo salvandus — «человек, которого следует спасти».

Энн, хорошенько подумав, согласилась обменяться квартирами с Бертом. Ключи он должен был передать ей днём в сквере на «нейтральной территории», что объяснил особенностями защитной и следящей магии. Берт пришёл раньше, чем Энн, он ждал её, сидя на скамейке. Энн в который раз удивилась его внешнему виду. Он выглядел, как безобидный выпускник колледжа, юноша без мускулов. Впечатление усиливалось очками, как-то криво сидящими на носу, и растерянной улыбкой. Он казался беззащитным. Именно к таким и привязываются хулиганы.

— Привет, Энн.

— Привет. Ты специально?

— Ты о чём?

— Пугало изображаешь. Зачем это тебе здесь-то?

— Не надо, чтобы меня видели другим.

В случае необходимости Берт мгновенно преображался из недотёпы в мракоборца или полицейского со стальным взглядом. Это производило сильное впечатление.

— Берт, всё это очень странно и неправильно, — сказала Энн. — Я имею в виду наш с Эйлин фактический побег.

— Да, это всё как-то по-дурацки, — согласился Берт. — Я тебе уже говорил и повторю: жить раздельно очень трудно. Ты всё равно будешь стремиться к нему. Это... изматывает.

— Сейчас мне плевать на это, Берт. Я одно знаю: без него нам с Эйлин спокойнее.

— Ты не против, если я закурю?

Энн кивнула.

— Но ты ведь позволишь Северусу видеться с Эйлин?

— Конечно, если он только захочет.

Они помолчали, и Энн заговорила с тоской:

— Знаешь, Берт, я чувствую себя преданной. Я ведь его любила очень сильно, а он постепенно растоптал всю мою любовь. И Эйлин к нему сначала тянулась, у неё даже слово первое было «папа»! А он и её от себя оттолкнул.

— А вы уходите от него ко мне, — бухнул Берт.

Энн вытаращилась на него в немом изумлении. Она словно дар речи потеряла и только глотала ртом воздух.

— Но я старше тебя на семь лет! — да уж, ничего умнее ей в голову не пришло!

— А я состарил разум и моложе только по возрасту, — ответил он серьёзно. И тут же без перехода: — Энн, я должен идти. Меня вызывают на службу. Еды полный холодильник, — Берт сунул ей ключи и трансгрессировал.

«С ума сойти! — думала она о словах Берта. — Просто свихнуться!» Но сразу к нему в квартиру она не поехала, а отправилась к бабушке с дедушкой повидать дочь. Та очень обрадовалась, когда узнала, что они с мамой пока поживут у дяди Берта, а вот с родными Энн пришлось объясняться. Теперь они оба держали сторону Энн и не понимали, почему та попросту не переселится к ним. «Я не могу прятаться за вашими спинами», — твердила она. К Берту она трансгрессировала ближе к вечеру. Обида и боль снова начали грызть её. Какой же наивной дурой она всё время была! Первое время жизни с Северусом его сарказм казался ей милой чертой любимого человека, а резкость она списывала на неумение расслабляться и горести, которые он перенёс. Она считала, что всё это наносное, что на самом-то деле он вовсе не тот стервец, каким себя показывает. Полагала, что он всё время носит маску неприятного человека. Но она обманывалась. Никакая это была не маска! Он был именно тем, кем казался. А перенесённые горести — лишь отговорка. Прав был Берт тогда!

На душе у неё стало до того паршиво, что она не нашла ничего лучшего, как избавиться от тоски вином. После двух бокалов поняла, что только мрачнеет, и послала Берту письмо с просьбой о встрече. Напиваться в одиночку ей не хотелось. Когда он пришёл, встретила его такими словами:

— Берт, я решила надраться.

Он внимательно посмотрел на неё и ответил:

— Что ж, поддерживаю. Я забронировал столик в кафе. — Энн удивилась, и Берт это понял. — По твоей записке было ясно, что ты не в духе, вот я и подумал, что нам надо развеяться. Но сначала я в душ!

Пока Берт был в ванной и переодевался, Энн на скорую руку собралась. Берт явился в парадной одежде, благоухая парфюмом.

— Костюм тебе очень идёт! Шикарно выглядишь! — таким она его, пожалуй, и не видела никогда. — Мы идём к магглам?

— Увидишь. Ты, как всегда, прекрасна. Вот портключ.

Берт протянул ей маленькую хрустальную лилию с тонким ароматом. Перемещение было мягким. Они оказались в готическом фойе ресторана, где их встретил хостес и препроводил до «столика». Но «столик» оказался уютным кабинетом с небольшим столом и удобными диванчиками! Энн в очередной раз удивилась.

— Ты меня заинтриговал, Берт, — только и сказала она. — День сюрпризов!

— Да брось, просто расслабимся немного, — он подмигнул. — Я никогда не был в таком месте. Ручаюсь, ты тоже. Как тебе тут?

— Очень уютно. Радостная готика, я бы сказала.

— Ага, точно.

Они сделали заказ и стали болтать о том, о сём, как обычно.

— Может, музыку? — спросил Берт. — Дома я редко без музыки сижу. Что-то мягкое?

— Давай.

Над диванчиком Берта висело старинное волшебное радио. Берт вынул из кармана небольшую коробочку, извлёк из неё пликатор (1) и вставил в «радио»: оно оказалось проигрывателем. Из затейливо спрятанных в стенах и арках колонок полился блюз.

— Очень хороший звук, — отметила Энн. — За освобождение! — она подняла бокал. — За новую любовь!

Через некоторое время она вдруг открыла, что перед ней сидит не просто Берт, а привлекательный мужчина с обворожительными манерами, и всё это очень похоже на первое свидание. В свете свечей искрились резные бокалы с белым вином. Берт пригласил её на танец. Стол и диванчики уменьшились, а само помещение увеличилось; музыка словно бы шла отовсюду. Они медленно закружились по кабинету: рука Энн в крепкой ладони Берта, её кисть у него на плече, и он аккуратно придерживает её своей рукой. «Очень эротично, — подумала Энн, — что он не стремится прижать меня покрепче, зато смотрит сияющими глазами. Какой прекрасный аромат от Берта!» Композиции менялись, и Энн с Бертом не столько танцевали их, сколько переживали. На «I Put a Spell on You» и «Coz I Love you» усиленно строили глазки, на «Feeling Good» и «Oceans & Streems» словно бы движениями рассказывали друг другу свои истории. Это было волшебно! Энн очень давно не танцевала. Они снова уселись за стол. Берт взял её руку в свои, мягко перевернул ладонью вверх и поцеловал в запястье. Это было удивительно приятно и возбуждающе. Никогда и никто ещё так не делал!.. Почему, почему Северус не мог быть таким? Будь он сейчас на месте Берта, обязательно сказал бы что-нибудь уничижительное, разрушил бы романтику…

— Энн, — тихо сказал Берт, — ты уверена, что хочешь зайти дальше?

— Нет, — честно ответила она. — Особенно на пьяную голову.

— Я хочу, чтобы всё было по-настоящему, — Берт так и не отпустил её руку, поцеловал снова. — Мы с тобой стали семьёй раньше, чем присоединили его…

Внезапно дверь кабинета буквально взорвалась! Берт мгновенно выставил защиту и прикрыл Энн. В кабинет ворвался Северус и, не останавливаясь, с налёта ударил Берта кулаком в лицо. Тот упал, кровь хлынула из разбитой брови. В этом момент появилась охрана ресторана и Северуса схватили.

— Я знаю этого человека, он останется здесь! — рявкнул Берт. — Он в своём праве! — добавил он гораздо спокойнее. — Мы будем разговаривать, отпустите его.

— Вы должны пообещать, что никакого шума не будет (2), — потребовал один из охранников.

— Я обещаю.

Охранники удалились. Северус стоял, как изваяние, весь облик его дышал бешенством. Он втягивал воздух сквозь зубы. Энн так и сидела на диванчике в уголке. Берт, стоя у стола, приложил к рассечённой брови салфетку, и она быстро промокла.

— Хороший удар, — заметил он. — Не ожидал от тебя.

— Романтический вечер? Я вам помешал? — процедил сквозь зубы Северус. Крылья его носа раздувались.

— Сам видишь, — спокойно ответил Берт, не меняя позы.

Энн обнаружила, что не может ни говорить, ни двигаться.

— Тебе понравилось, Эгберт? — медленно спросил Северус.

— Что понравилось?

— Развлекаться с моей женой!

— Хоть это и не так называется, Сэвэр, но да, понравилось, — с негой в голосе ответил Берт. — У неё замечательно отзывчивое тело, а кажа, а губы… — Он отхлебнул вина, лицо его приняло мечтательное выражение.

Северус едва не кинулся на него, но застыл. Энн сначала не поняла, в чём дело. Берт заколдовал его. Видимо, какое-то время они невербально боролись: в попытке освободиться Северус сначала побелел, а потом начал краснеть от натуги. У Берта по лбу и на разбитую бровь потекла капля пота. Энн видела все детали, как при крупном плане в кино.

— Неплохо, Сэвэр, — проговорил Берт. — Неплохо для любителя. Но я — профи. Ты хоть представляешь, сколько я тренируюсь? У меня три полноценные тренировки в неделю и четыре облегчённые. Каждую тренировку я отрабатываю это заклинание раз по двадцать. Посчитай, сколько раз в год. Ты все силы напрягаешь, а я лишь немного вспотел. Что же ты хочешь нам сказать?

— И сколько же вы крутите роман за моей спиной? — выговорил Северус.

«Тон холодный, как абсолютный нуль», — отметила Энн про себя. Рядом с её мужем появился стул, и он на него уселся деревянными движениями. Видимо, Берт ослабил контроль; он стоял в нескольких шагах от Северуса и сверлил того глазами.

— Ты уверен, что хочешь знать? — Берт сделал паузу. Северус, если это было возможно, напрягся ещё сильнее. — Нисколько. Но этот твой вопрос… Он показывает, что ты не уважаешь ни Энн, ни меня. Энн никогда бы тебе не изменила! Да и быть любовником — ниже моего достоинства. И уж тем более, когда дело касается тебя. Я слишком ценю вас обоих для этого! Но вот тебе это и в голову не пришло! Ты всегда думаешь о людях хуже, чем следует, вот это-то и есть главная проблема.

Энн по-прежнему не могла ни пошевелиться, ни вмешаться в разговор.

— Хорошая попытка, Сэвэр! — воскликнул вдруг Берт. — Да ты не дёргайся, — посоветовал он без перехода. — Всё равно не освободишься. И заметь: я очень деликатен с тобой. Ты сидишь, я просто держу тебя. А если б на моём месте был ты, я бы тут от боли корчился. Ты бы уж постарался меня наказать! Потому что ты по-другому не можешь. Ты изводил Энн и Эйлин, я молчал. Думал, это не моё дело, я не должен вмешиваться. Но всякому терпению приходит конец.

Берт снова замолчал.

— Ты больше никогда не обидишь ни Энн, ни Эйлин, — жёстко сказал он. Точнее, поставил перед фактом. — Иначе будешь иметь дело со мной. Мы всё выяснили?

— Д-да, — сдавленно выдавил Северус.

— Я прошу тебя уйти, — тон теперь был другим; Берт был сама вежливость.

Северус поднялся со стула, сжал руки в кулаки и какое-то время смотрел Берту в глаза. Потом он резко развернулся и удалился. Потрясённая всем этим Энн тоже освободилась.

— Прости, что заколдовал и тебя, Энн, — мягко обратился к ней Берт. — Так было проще. Вот чёрт! — с досадой проговорил он. — И надо же ему было испортить нам вечер!

— Но как он вообще здесь оказался? — нервничала Энн. — Как?

— Не переживай так, — Берт попытался её успокоить. — «Жизнь-в-кольцо» так сработала.

— Это значит, он в любую секунду может появиться рядом со мной? Когда захочет? — только этого ей не хватало!

— Не думаю. Иначе он сразу тебя достал бы на работе. Видимо, всему виной наши танцы. Точнее, то…те… — Берт запнулся и продолжил: — Те ощущения, которые они вызвали.

Они замолчали; Берт участливо смотрел на Энн, чего она не замечала.

— Мне нужно прийти в себя, Берт. Аж трясёт.

— Сейчас помогу. Мы так успокаиваем пострадавших. Просто смотри мне в глаза.

Энн так и сделала; напряжение постепенно оставило её, но вдруг полились слёзы. Берт сел рядом, приобнял, а Энн рыдала, пока не выплакалась. «Такое бывает, не страшно, — тихонько приговаривал Берт. — Просто нервы. Всё пройдёт».

Домой они поехали на такси. Энн так и пребывала в состоянии потрясения. Берт доставил её в свою квартиру, заверил, что здесь она и Эйлин будут в полной безопасности, и ушёл.

Примечание:

1. Пликатор: аналог дискеты, диска или флешки. Образовано от plico, cui, (atum), are складывать, свёртывать

2. «никакого шума не будет»: формула, согласно которой Берт берёт на себя всю полноту ответственности за решение, но администрация вправе вышвырнуть всю компанию вон любым способом.

Энн с Эйлин прожили в квартире Берта уже три недели. Тут и правда было очень спокойно, да и район города им понравился. Но Энн всё равно очень сильно тянуло домой! Северус не беспокоил их даже письмами. Бертово «уходите от него ко мне» не шло у неё из головы, и сначала она не знала, как себя с ним вести. В конце концов решила делать вид, что признаний того вечера не было. Берт ей нравился, конечно, однако не в том же смысле! Но всё же теперь она увидела в нём привлекательного мужчину. А сам Берт вёл себя с ней и Эйлин как всегда.

Ещё Энн открыла вдруг, что в ходе семейной жизни как-то очень незаметно осталась без близких подруг, и стала обдумывать это. Возможно, причина была естественной: все они вышли замуж, родили детей и разъехались в разные стороны. Джилл, её школьная наперсница, жила в Ирландии, а хохотушка Лори в Голландии; переписывались они теперь гораздо реже, чем раньше. Или же она так зациклилась на своих делах, что сама от них отдалилась? Энн написала подругам письма, скоро дождалась ответов. Обе писали, что надо бы встретиться, а то не виделись сто лет.

А потом ей вдруг пришло письмо от Алекса Хьюза: он просил о встрече! Конечно, она пошла, но поставила условие: Северуса там быть не должно! Место было то же: Oxo Tower. Алекс Хьюз сидел за столиком лицом к окну и любовался видом, когда она его окликнула.

— Здравствуй, дорогая Энн! — он тотчас поднялся, поцеловал ей руку, придвинул стул Энн и уселся сам. — Вижу, ты обеспокоена.

— Что случилось, господин министр? Или вы здесь как частное лицо? — Хьюз-Бруствер ей нравился в обоих обличьях, но ведь он — друг Северуса!

— Скорее всего, в смешанном виде, — ответил Алекс-Кингсли с улыбкой и замолчал, давая ей время на размышление. А Энн в который раз удивилась тому, как легко с ним разговаривать. Перед ней был Алекс Хьюз, очень приятный в общении человек, а не руководитель магической Британии. Как же трудно противиться симпатии к такому обаятельному собеседнику! «Вот уж кто мастер переходить из одной ипостаси в другую!» — подумала она в который раз.

— Я теряюсь в догадках. Вы хотите поговорить о Северусе?

— Скорее, о сложившейся ситуации. Энн, ты окончательно решила расстаться с мужем?

Её этот вопрос почему-то задел, и ответила она резковато:

— И как часто министр самолично вмешивается в семейные дрязги своих избирателей?

— У вас особая ситуация, — Кингсли ничуть не смутился, — ритуал… — он сделал многозначительную паузу.

— Мы, значит, подопытные кролики? — сердито спросила Энн.

— Скорее уж, вы кролики, которые сами начали опыт, а затем обратились ко мне, чтобы я его пронаблюдал. Вы кролики, которые заигрались с атомной бомбой, — веско ответил он.

— Вот даже как, — протянула ошарашенная Энн.

— Именно. Ты даже не представляешь, во что вы ввязались.

— Надеюсь, вы всё же преувеличиваете.

— Я и сам хотел бы на это надеяться, — в тон ей ответил Кингсли. — Словом, моя задача — как-то уменьшить эту проблему. Думаю, это и в ваших интересах тоже. Главная сложность: вы не можете расстаться. Я имею в виду, расторгнуть брак нельзя, даже если на руках у вас будут документы о разводе. Не имеет значения измена и продолжительный адюльтер на стороне. Если вы оба влюбитесь в кого-то и станете жить каждый с новой парой, тоже ничего не изменится.

— Сейчас мы живём раздельно, — зачем-то сказала Энн и тотчас об этом пожалела. Кингсли и так в курсе!

— Я знаю, — терпеливо проговорил он. — Но долго так не может продолжаться.

— У вас есть какое-то предложение? — не зря же он вызвал её сюда!

— Можно магически разделить дом на зоны с закрытым доступом. Смысл в том, что вы не сможете встретиться друг с другом без разрешения. Разрешения настоящего, добровольного, я имею в виду. Любое принуждение исключается, более того, оно жёстко наказуемо. Северус на это согласен.

— И с чего бы? — Энн всё это показалось подозрительным.

— Тут нет никакого подвоха, Энн, — мягко ответил Кингсли. — Он тоже хочет спокойствия. Когда вас нет дома, он с ума сходит, и это не связано с его дурным нравом. Сейчас, к примеру, он заперт в своём кабинете.

— И кто же его так?

— Я. По его же просьбе.

— Я не хочу возвращаться к нему! — повторила Энн. — Он сам во всём виноват!

— Я тебя понимаю, Энн, что бы ты ни думала, — в голосе его было участие. — Я опасался, что Северус так или иначе оттолкнёт тебя от себя. Такой уж он человек. Он и меня не раз доставал своим дурным характером, и дико бесил сначала. Не раз хотелось ему по голове настучать без всякой магии… Возвращаться к нему тебе не нужно. Ты можешь вернуться домой, — Кингсли выделил «к нему» и «домой», — и не будешь видеть Северуса.

— Вы хоть можете объяснить, как ритуал влияет на него? — Энн имела право это знать!

— Одно из проявлений — это стремление усилить контроль над домочадцами, — охотно пояснил Кингсли. — Ведь он не только salvatus (1), но и salvator (2) для вас и до, и после ритуала. Тебя заколдовать хотели, Энн. Это случилось, когда вашей дочке было полтора. Тебе пришла посылка, Северус почуял неладное... Пришлось его лечить потом. Помнишь его срочный вызов нам на помощь? — потрясённая Энн молча кивнула, а собеседник продолжил: — Да и с Бертом был случай: Северус его вытащил из одной передряги… Теперь-то всё спокойно, но первые три года были очень непростыми. Мы не хотели людей пугать, просто по-тихому вылавливали всяких мстителей. Я тебе это рассказываю, Энн, чтобы ты понимала, в чём дело. Метка его тоже роль сыграла...

— Я не доверяю Северусу, — ответила Энн. — И, несмотря на объяснения, мне не ясна ваша роль, господин министр! — как же трудно вот так говорить человеку, который излучает сочувствие и симпатию!

— Это связано с ритуалом, я же сказал, — терпеливо проговорил Кингсли. — И только с ним. Повторюсь: всё в высшей степени серьёзно и касается не только вашей семьи. Я не мог доверить беседу с тобой никому другому. Лучше всего вам с Эйлин вернуться домой. Я сам могу стать гарантом вашего договора, — значительно добавил он.

— А если я откажусь?

— Ты продержишься самое большее два месяца, станешь нервной и раздражительной, а затем бросишься домой. И для тебя такое развитие событий будет только хуже. Ты превратишься в провинившегося эльфа.

— И зачем тогда ему соглашаться на договор? — парировала Энн. — Раз он и так выигрывает?

— Потому что Северус не идиот, и потому что вмешался я, — медленно, акцентируя каждое слово, выговорил Кингсли. — Он предпочёл не доводить до... крайностей.

— О каких же крайностях речь, если не секрет? — Энн думала, что понимает, в чём дело, но хотела услышать соображения Бруствера.

— Представь себе равнобедренный треугольник с очень длинными боковыми сторонами. Ты, Северус и Эгберт и есть такой треугольник, причём Северус — наиболее удалённая вершина. В норме треугольник должен быть равносторонним. Если ты живёшь отдельно, то напряжение усиливается. И это может привести к непредсказуемым последствиям.

— А если я вернусь домой, то треугольник, конечно, выровняется? — риторически спросила Энн. — И всё равно мне не понятно, как ситуация в нашей семье может повлиять ещё на кого-то.

— Думай об этом, как о камне, способном подтолкнуть лавину, — медленно проговорил Кингсли. — Пока я не могу объяснить подробнее. Отвечу на твой вопрос так. Твоё возвращение домой вернёт нам всем относительный контроль над ситуацией. Ты подумай обо всём на холодную голову, Энн. И помни, что вас четверо в семье.

— Вы всё время говорите загадками, господин министр!

— Мы ещё не раз поговорим более открыто. Но позже, в своё время.

Этот разговор надолго испортил Энн настроение: будущее показалось безысходным. Сам Бруствер вмешался! «Атомная бомба»!

Ей и посоветоваться-то не с кем! Хоть бы портрет Абигайль Линч был под рукой! Но, увы, она не могла до него добраться. Помня о том, что в семье они с мужем не одни, она стала наблюдать за дочерью с удвоенным вниманием, но каких-либо изменений не замечала. В конце концов она отправилась за советом к деду, хотя и не стала излагать подробности о ритуале. Ответил он вполне ожидаемо: заключить договор можно, если есть серьёзный гарант. Через неделю после разговора с Бруствером прилетела сова Северуса! Он настоятельно просил о встрече, но Энн решительно отказала. Однако на следующий день к ней явился Берт, передал ещё одно письмо мужа, и вызвался её охранять. «Ты ничем не рискуешь, Энн! Северус хочет просто поговорить, — сказал он. — Ты сама выбираешь место и дату. А я буду рядом. Я смогу тебя защитить. Разговор ваш я не услышу». Кафе для встречи Энн выбрала по жребию, а мужу сообщила о времени и месте всего за двадцать минут до начала: она надеялась, что он не успеет придумать какое-нибудь хитрое колдовство. Прибыла она туда раньше него, и к его появлению перед ней уже стояла чашка кофе. Берт и Северус прибыли почти одновременно, Берт уселся через три столика от них. Северус выглядел плохо. Он был какой-то осунувшийся: под глазами круги, бледность. Энн внутренне была готова к бою, но муж повёл себя вовсе не так, как она предполагала.

— Я рад тебя видеть, Энн, — были его первые слова. — Здравствуй, — холода, злости и ещё чего-то в этом роде в его голосе не было.

— Здравствуй, Северус, — напряженно ответила она. — Чего ты хочешь?

— Прости меня, Энн! — с болью выговорил он. — Если можешь, прости!

Чего-чего, а этого она не ожидала! Но настрой её никак не смягчился: она заподозрила какую-то игру с его стороны.

— Чего ты хочешь? — требовательно повторила она. — Если ты здесь ради договора, я тебя слушаю.

— Нет, я не ради договора, — медленно сказал Северус. — Я хочу нормально поговорить.

— Так говори, — Энн сложила руки на груди и откинулась на спинку стула.

— Я не враг тебе и дочери. Я не хочу быть вашим несчастьем.

Энн, прищурившись, молча смотрела на него. «Куда только подевались его длинные предложения и монологи!» — подумала она. Северус тоже замолчал.

— Не знаю, когда мы теперь увидимся в неофициальной обстановке, — продолжил он после длинной паузы. — Я хотел тебе сказать это до договора. Не надо меня бояться, — попросил он с тоской и снова надолго замолк. Энн ждала, что он ещё скажет.

— После сделки ты дашь мне видеться с Эйлин? — наконец выговорил он.

— Это будет зависеть от тебя, — она не собиралась уступать. — Ещё что-то?

Северус глубоко вдохнул, выдохнул. Он словно собрался духом и тихо спросил:

— Ты любишь Берта? — Северус так и впился глазами в её лицо, а сам побледнел ещё больше. — Если да, то не могли бы вы… Только не дома! — почти выкрикнул он и сжал кулаки. — Я не смогу!

Берт за своим столом мгновенно напрягся, готовясь вмешаться, но Энн покачала головой, и он остался на месте.

— Между мной и Бертом ничего нет, Северус, — спокойно ответила Энн. — Так вот зачем ты затеял эту встречу. — Теперь ей всё стало ясно. Она сделала глоток кофе. — У тебя всё ко мне?

— Прости, Энн! Прости! — Северус вдруг нежно обхватил её руку своими. Её словно обожгло, и она резко выдернула кисть. — Я тебе не враг! Не враг! — с надрывом сказал он. — Я только это хотел сказать, Энн!

— Я поняла. До свидания, Северус.

Энн оставила деньги на столе и пошла к выходу, не оборачиваясь.

— Подожди, Энн! — Северус вскочил за ней. — Вот, возьми! — он протянул Энн плоскую коробку. — Это портрет Абигайль!

После этой встречи она не могла ни о чём думать; её колотила дрожь. Она была не в силах общаться даже с дочерью и не стала забирать её у бабушки. Ночью Энн не смога уснуть, всё прокручивала в голове разговор с Северусом. Прикосновение мужа сильно взволновало её, но она не могла понять, что чувствует. И тут же лезло в голову воспоминание о том вечере с Бертом, когда они танцевали… Что дальше? Как дальше? Вот так всю жизнь?.. Целую жизнь жить так беспокойно?.. А как же Эйлин?.. Как всё это повлияет на неё?.. Нужно всё разрешить, добиться максимальной ясности!

Да, они заключат этот договор! Будут жить в доме Дамблдора, как невидимые соседи?.. И тут же будет Берт, который сделал ей недвусмысленное предложение. А он что станет делать?

Утром она отправила Кингсли сову с просьбой прислать проект сделки, и уже днём получила его.

Вечером того же дня Берт попросил о встрече, и Энн согласилась. Едва они поздоровались, он утвердительно спросил:

— Ты согласилась на договор?

— Ещё нет, но думаю, что у меня нет выхода, — обречённо ответила она.

— Не у тебя. У нас, — устало сказал Берт и замолчал. Через некоторое время он продолжил: — Я смогу защитить вас от Сэвэра, Энн. Он тоже это знает.

Снова пауза, но Энн чувствовала, что Берт ещё не закончил; он не мялся в раздумьях, продолжить или нет, скорее уж размышлял, как именно говорить.

— Энн, я не отказываюсь от тех своих слов в сквере. Они в силе, но сейчас ещё рано на что-то решаться, — он взял её руки в свои. — Я не хочу взваливать на тебя ещё и эту ответственность, просто знай: ты для меня единственная. Я не буду делать что-то тебе во вред и как-то осложнять тебе жизнь. Я могу отсутствовать какое-то время, но это ничего не меняет. Я не монах, и это тоже ничего не меняет… Нам всем нужно время, — он отпустил её руки. — Не говори ничего, хорошо? — он легко прикоснулся пальцем к её губам. — Проводишь меня?

Энн растерянно закивала. Берт ушёл, а она сварила себе кофе и стала медленно пить. Необходимо было переварить этот разговор.

Энн согласилась на сделку. Всё состоялось в их доме, в той же комнате, где они с Бертом создали «жизнь-в-кольцо». Договор был четырёхсторонним: участвовали не только Энн, Северус и Берт, но ещё и Кингсли Бруствер в своём настоящем обличье.

Энн с Эйлин вернулись домой.

Примечание:

1. salvatus — спасённый.

2. salvator — спаситель, избавитель.