Эликсир жизни (гет)

Дни Гермионы тянулись однообразно и скучно. Если бы не исследование интереснейших магических проблем и не приготовление сложнейших зелий – аналогов нейролептиков, – она бы совсем поддалась осенней депрессии, и психотерапевтические зелья, видимо, пришлось бы пить ей самой. Особенно, после риддловских снов – грустных эпопей из жизни приютского младенца. Но из-за них-то Гермиона и не смогла сохранять маску льда в общении с Томом. Когда они встретились в библиотеке через несколько дней после первого совместного исследования, парень уже принес исписанный пергамент, в который девушка мгновенно уткнулась носом. Она радовалась, что будущий Темный Лорд увлекся проблемой, хотя и не глушила внутренний голос, нагло шептавший ей, что Том просто не хотел терять со своей первой женщиной хотя бы какой-то контакт и пользовался самым примитивным способом, давая ей наживку в виде знаний. Тот же самый способ, что ранее испытывала и она сама, но на нем… С тех пор Риддл был с девушкой чрезвычайно вежлив и очарователен. Каждый день после окончания домашнего задания он подсаживался к ней за стол, и они продолжали работу по расшифровке гравюр из книги Фламеля. По негласному соглашению бывшие любовники оставили высокомерие и холод и вели себя, как воспитанные отпрыски хороших семейств на обозрении родителей. Гермиона втайне от библиотекарши подкармливала парня шоколадными лягушками, а он временами отвечал на ее вопросы о школьной жизни и о своих взглядах на ту или иную проблему. Гермиона, в конце концов, заметила, что ей нетрудно быть доброжелательной с ним, причем, искренне, не елейно и не заигрывающее. А вот ему? Жертву гриффиндорской психотерапии надо было награждать почетной медалью за выносливость. Впрочем, Риддл был мастером игр и лицемерия, а потому Гермиона принимала эту игру любезностей. Она позволяла им держать дистанцию, но в то же время в личностном смысле не потерять друг друга. Все же слизеринец заслуживал уважения за свою выдержку, как и многие его сокурсники, отличавшиеся холодным тактом, свидетельствующим о впитавшемся с молоком матери аристократизме. Но остальные не были поставлены в такое положение, как Том. Не так уж и много им нужно было скрывать в уголках зеленой с серебром души, не так много всего их могло расстроить. А вот сны Тома о первых годах его жизни в приюте не особо поднимали настроение. Скорее, наоборот, это Гермиона повышала настроение снам. Интересно, что бы сказал весь магический мир, узнай он, как жил их великий злодей в младенчестве? Проснулось бы чувство стыда или сострадания в министерских конформистах? Девушке каждый раз было все сложнее сохранять позитив и ненавязчиво вносить в сны парня чувства и ощущения, способные переиграть прошлые травмы. Но она должна была это делать! Потому каждый раз перед сном входила в ресурсное состояние, вспоминая один из самых радостных дней в своей жизни, где не было ни Гарри, ни Рона, никого, о ком могли бы всплыть ностальгически-грустные эмоции. И сохраняя безмятежную радость, произносила нужное заклинание.

Сегодняшний сон особенно врезался в ее сознание. Хотя, казалось, что могло быть значительнее родов?

Крик был пронзителен. Он заполнял собою все свободное пространство не только маленькой комнатенки с облупленными стенами, а чуть ли не все здание приюта. Ребенок плакал, заливаясь, исходясь криком. Казалось, уже дальше некуда, и малыш вот-вот порвет голосовые связки. Крик был надрывный, временами становясь истерически-жалобным, временами соревнуясь с настойчивостью сирен. К малышу никто не подходил. Гермиона не знала, хотел ли младенец Риддл есть или требовал сменить мокрые пеленки. Он плакал, просил, звал… но не появилось ни души. А у него был в распоряжении лишь этот надрывный плач. Он не мог помочь сам себе, он ничего не мог. И Том делал единственное, на что был способен – кричал. Но даже если бы вдруг проявилась неконтролируемая магия, это не напоило бы юного волшебника молоком, не заменило бы тепло маминых рук, не дало бы чувство защищенности. Отворилась дверь, и к кроватке проковыляла закутанная в потрепанный халат старуха.

– Спи, мой Том. Я никому не отдам тебя.

Покинув сновидение парня, девушка почувствовала, что ее не затягивает, как обычно, в собственный сон. Фокусировка сознания словно сместилась вовне, и она ощутила себя лежащей на кровати. Да, не хватало только самой подпасть под мрачность риддловских реминисценций. Теперь не казалось удивительным, почему большинство психиатров напоминало собственных пациентов.

Она не имела права допустить, чтобы общение с Томом изменило ее. Слишком высока была цена.

Окончательно поняв, что не заснет, Гермиона поднялась с кровати, укуталась в мантию и, прихватив учебник трансфигурации за седьмой курс, вышла в гостиную. Присев на диван у камина, она только тогда поняла, что не одна в комнате.

Недалеко от огня в кресле развалился Альфард Блэк. В руке он держал бокал, а рядом стояла бутылка, которая с легкостью идентифицировалась как огневиски. Мда, какое горе он глушил в три часа ночи?

Парень повернул к соседке голову и поднял руку как бы для тоста.

– Прости меня, Гермиона, – пробормотал он и осушил бокал.

– Альфард, ты пьян? – озабоченно нахмурилась девушка, пересаживаясь ближе к нему.

– Что значит, пьян? – тоном патетичного памфлетиста заявил Блэк. – Дух вырвался на волю и больше не боится сказать тебе «прости»!

Гермиона в изумлении уставилась на юношу. Выражение лица того постоянно менялось с болезненно-ранимого на саркастичное.

– О чем ты? – наконец, спросила она.

– Я не думал, что Лукреция примет мою шутку за руководство к действию, – мрачно пробормотал он. – Честно, не думал. Веришь?

– Ничего не понимаю, – покачала головой девушка. – Шел бы ты спать, Альфард.

– О чем, о чем, – продолжал бубнить он, – О том, что ты считаешь нижним бельем.

Видя, как глаза девушки расширились, Альфард с горечью хмыкнул:

– Не думал, что она, и впрямь, отдаст их Розье. Риддл хоть вернул их? Или оставил сувениром? Впрочем, он получил уже не один, наверное…

Чувствуя, как гнев вперемешку с шоком вспыхивает в груди стремительным фейерверком, Гермиона чуть не вскочила на ноги. Вот, значит, как? А стоило ли ожидать другого? Том не ведал ни благородства, ни чувства такта. Он плевал на всех, кроме себя. И, похоже, даже на тех, кто, по его мнению, принадлежал ему.

Но ведь это было известно ей заранее, чего же другого она ожидала? Психотерапия – это не магия. Эффект мгновенен лишь в некоторых случаях. Бравада перед друзьями была вполне закономерна.

И Альфард тоже хорош, недалеко ушел от знамен благороднейшего и древнейшего семейства. И стоило ли верить ему после такого жестокого розыгрыша? Возможно, он сделал это специально, чтобы она сейчас набросилась на Тома?

Невыразимое болезненное ощущение заполнило грудь. Как будто ее предали, надругались над верой и представлениями о взаимном уважении и чести. Альфарда она представляла совсем не таким. Какой же она была дурой! Как глупо судить предвзято! Альфард – не Сириус, и даже не юная его копия.

Чувствуя, как сжимаются кулаки, Гермиона сухо спросила:

– Это Том сказал тебе про сам-знаешь-что?

Голова парня поднялась, он наградил девушку мгновенным взглядом и потянулся к бутылке.

– Нет, этого он не говорил, – как-то ровно и совершенно без эмоций признал Блэк, вновь наполняя бокал. – По крайней мере, мне. Ни он, ни Эйвери не подозревали, что я был в спальне, когда Риддл признал сей факт. Но не бойся, я никому не скажу.

На душе слегка полегчало, но ненамного. Не хочешь слишком сильно чернить противника, не так ли, Блэк? Самая коварная ложь – полуправда. С горечью она призналась себе, что ее доверие к Альфарду было подорвано. И то, что он сам признался ей в якобы глупой шутке, ни о чем не говорило. Он мог опасаться обвинений Тома. А своими тайными укусами относительно последнего был способен и невольно вмешаться в ее планы.

Мрачную картину дополняло и то, что Гермиона еще не решила, радоваться ли всеобщей славе первой женщины Волдеморта или нет. Причем, славе неминуемой, раз тайна оказалась у болтуна Эйвери. Хотя Том мог припугнуть приятеля, чтобы тот держал язык за зубами. Она очень надеялась на это.

– Так что же заставило тебя сидеть тут в обнимку с бутылкой, сей факт или чувство вины? – жестко проговорила девушка.

Альфард допил бокал до дна, поставил его рядом и какое-то время молча смотрел на нее. Затем опустил голову, закрыв ладонями лицо. И едва слышно прошептал:

– Тайная комната открыта.

Чувствуя, как холодеет все внутри, Гермиона выдохнула:

– Тайная комната?

– Ее создал Слазар Слизерин, и оставил там монстра, призванного уничтожить грязнокровок, когда в Хогвартс придет наследник основателя, – монотонно поведал Блэк и медленно повернул голову к девушке.

Та сделала глубокий вдох и плавный выдох и постепенно взяла себя в руки.

– Кто-то пострадал? – едва слышно поинтересовалась она.

– Грязнокровка из Хаффлпафа, – кивнул Альфард. – Какая-то очкастая Миртл.

– Что?.. Что с ней? – девушка подалась к парню, всматриваясь в его лицо.

Такое же невозможно придумать? Неужели, правда? Том…

– Запугана до полусмерти. Рассказывает, что ей завязали глаза, и она оказалась в каком-то заброшенном коридоре на пару с чем-то огромным и шипящим, – сказал Блэк, и Гермионе показалось, что он вовсе и не был пьян. – И кто-то грозил ей убираться из школы вместе с остальными грязнокровками.

Колоссальная тяжесть словно свалилась с плеч девушки. Значит, Том не был намерен никого ни убивать, ни вводить в коматозное состояние. Он, конечно, негодяй, что все-таки разыграл карту с василиском. Но присутствовал очевидный прогресс. Ты выиграл этот раунд, Риддл, но не всухую.

– А причем тут Тайная комната? Я думала, это всего лишь легенда, – прикинулась удивленной девушка.

– Это вспомнил Дамблдор, поскольку монстр Тайной комнаты – единственное хогвартское чудовище, напрямую связанное с нелюбовью к грязнокровкам, – хмыкнул парень. – И вполне логично предположил. Чудовище в наличии, наследник Слизерина тоже.

К Мерлину твою сообразительность. Пресловутый наследник не собирается никого убивать, и на том спасибо.

– А ты-то откуда знаешь, что там придумал профессор? – проникновенно осведомилась она. – И с каких это пор слизеринцы верят Дамблдору?

– Я ходил на кухню в запрещенное время и встретил старосту школы. Тот мне все и рассказал, – вполне осмысленный взгляд Блэка остановился на лице Гермионы. И парень вдруг прошептал, тихо, но отчетливо слышимо: – А я не верил, что ты в него влюбишься. Даже готов был поспорить на сто галеонов, дурак.

– Я его не люблю, – передернула плечами девушка. – Но ладно, Дамблдор, а ты-то почему готов обвинить Риддла во всех хогвартских кошмарах?

«А вот тебя, я думала, что могла бы любить». Наивная.

– Я ни в чем не обвиняю Риддла, – холодно отозвался парень. – Я лишь замечаю факты… Значит, не любишь, а просто спишь…

И он налил себе еще.

– Объясни, какое тебе до этого дело, и может быть, я прощу твою пьяную невоздержанность. Или ты просто маскируешь под ней свое давнее желание сказать мне все это в лицо? И все-таки что ты имеешь против Тома?

Блэк вскочил на ноги, позабыв про бокал. Его глаза полыхали гневом, а пальцы сжались в кулаки. Но он тут же вернул себе маску ироничной отстраненности.

– Ничего не имею. Кроме здравого смысла. И ничего в отношении него не делаю, отметь. А вот ты спишь с ним и в то же время спасаешь от него гриффиндорцев. Ты загадка для меня, Гермиона, которую я обязательно разрешу... Можешь допить…

Глядя ему вослед, девушка машинально потянулась к бутылке и сделала большой глоток.

* * *

Том Риддл был доволен чрезвычайно и даже надеялся, что и его великий предок высоко оценил бы гениальный план запугивания грязнокровок. Вальпургиевы рыцари справились с задачей – эффект был именно таким, каким ему и следовало быть. Вначале в школе должна начаться паника. Споры, конфликты, предположения… и страх. Страх – самое чудесное оружие, им человек поражает себя сам … Затем Хогвартс успокоится, списав все произошедшее на расшатанные нервы этой дуры Миртл и на ее чересчур развитое воображение. И вот тогда последует этап номер два. Второй удар.

– Запомните, друзья мои, – высокопарно заявил Том, удобно устроившись на небольшом возвышении в заброшенном коридоре подземелий, который «Вальпургиевы рыцари» выбрали местом своих тайных встреч. – Пробудив легенду, мы сами обязаны теперь стать легендой, стать мифом. Никто не должен заподозрить, что мы, живые люди, прикладываем руку ко всем этим ужасам с бедняжками грязнокровками. Мы станем воплощением страхов, невидимой рукой, поражающей жертву в ночи. Мы превратимся в благословение и проклятие Хогвартса. Потому помните, главное – это тайна. Ибо неведение порождает страх. Люди боятся того, чего не понимают. А страх ослабляет волю, уничтожает морально. Мы, «Вальпургиевы рыцари», станем новой силой, которой суждено изменить магический мир!

Темно-серые глаза парня сверкали отблесками пламени факелов, украшающих стены, и потому казалось, что в них пляшут огненно-красные всполохи. Голова юноши была гордо приподнята, каждый жест его был наполнен силой, а речь – пронизана заразительной мощью, доводящей слушателей до исступленного сопереживания.

Том был прирожденным оратором и знал это. В моменты ораторских выступлений он контролировал содержание своих слов, но одновременно чувствовал, как будто все его существо наполнялось некой силой, потоком, несущим его. Каждое слово парня словно проходило через него, становясь эмоционально насыщенным и выразительным, будто пропитывалось великой магией. Потомок Слизерина был красив в ореоле лидерства. И окружающие не могли не признать его харизму, даже такие гордые и избалованные, как отпрыски чистокровных семейств.

Речь Тома вызвала у остальных крики одобрения и заверения, что они это сделают, возгласы «смерть грязнокровкам!» и восхваления их лидера.

Риддл был доволен, потому что все согласились с его планом. И главное, теперь «Вальпургиевы рыцари» находились при деле.

– Будь уверен, Том, мы найдем способ отловить сразу несколько грязнокровок, – заверил его довольный Эйвери.

Казалось, смышленый балагур был радостнее всех и смотрел на новую операцию тайной организации как на забаву.

– Главное, все продумать заранее, – вставил Лейстрендж, которого больше увлек результат, чем сам процесс. – Мы не должны попадаться.

– Может быть, прикинуться привидениями?

– Сварить оборотное зелье?

Том довольно кивал, выслушивая предложения рыцарей.

– Прекрасно, – наконец, сказал он. – Обдумайте ваши предложения, и в следующую встречу мы их обсудим. А пока нам следует затаиться.

Когда встреча закончилась, Том не пошел со всеми в гостиную Слизерина, а решил посидеть в библиотеке. Гермионы там уже не было, и юноша отметил, что это был первый вечер, когда они не встретились за обсуждением их совместной работы. Научная проблема весьма заинтересовала его, даже увлекла своей неоднозначностью и сложностью. Но это ни в коей мере не умаляло его желания поиметь свою подругу еще раз. И не раз. Нормальное желание здорового молодого организма. Но девчонка не сдавалась и упорно продолжала играть в предложенную им игру дружеской, отстраненной любезности. Она была первой, кто посмел кинуть ему в лицо такой вызов. Воображала, заучка, всезнайка! А ведь он сам сделал тогда попытку к примирению и продолжению отношений, положив руку ей на плечо. Она же ее проигнорировала. Но теперь он не сдастся и дождется, когда Гермиона сама приползет к нему, умоляя повторить то сумасшедшее блаженство и взять ее. Хотела поиграть? Доигралась…

Но, вполне возможно, Гаррисвилль и не хотела его как такового, а просто использовала для ритуала. Это было обидно до боли, несправедливо и унизительно. Потому что он искренне хотел ее, желал этой близости – глупо было отрицать очевидный факт. Том отгонял такие мысли, но они постоянно возвращались и обжигали холодом, открывали где-то в груди забытую на время мрачную бездну. В конце концов, использовать и выкидывать – привилегия Темного Лорда, а вовсе не амбициозной девчонки! Но даже если Гаррисвилль использовала его, и в этом случае следовало вести себя с ней именно так, с дружеской легкостью. И скрывать даже от самого себя, что ничего не забыл. Если она демонстрирует непривязанность, то он будет непривязан вдвойне. Если она найдет кого-то другого, то он за это время сменит двух других. Потомок Слизерина никогда не покажет свою слабость.

Еще одним поводом для беспокойств были сны, которые упорно продолжали уносить его в младенчество. Как ни странно, они не заключали в себе отрицательных эмоций, скорее, наоборот, помогали осознать мелочность и незначимость тех далеких проблем. Но сам факт продолжения снов беспокоил. Неужели теперь половое влечение будет преследовать его постоянно? Или же дело совсем в другом?

Но сегодня Том чувствовал приподнятость духа и не собирался позволить дурным мыслям испортить отличное настроение. В конце концов, его сексуальное желание раньше не заострялось ни на ком конкретном. Может быть, пора вспомнить те золотые дни? Не у одной Гаррисвилль есть то, что может доставить блаженство. У любой женщины все то же самое под бельем, никто не прилетел с Марса.

Том пролистал выбранную книгу и быстро записал найденную информацию. В библиотеке почти никого не было. Даже его, как выражалась Гаррисвилль, фан-клуб устал караулить своего кумира и разбежался по гостиным. Лишь несколько человек что-то упорно писали за партами. Глаза Тома рассеянно скользнули по ним и остановились на светловолосой девушке. Он несколько раз видел ее среди стаек своих поклонниц и, помнится, даже рассматривал как одну из кандидаток для начала своей, как он надеялся, насыщенной сексуальной жизни. Делисса Голдштейн, шестой курс Равенкло. Девушка была весьма хороша собой, с длинными прямыми волосами почти того же оттенка, что и у Гермионы, вдумчивым выражением лица и детской непосредственностью в больших голубых глазах. Она ему, определенно, нравилась. Не факт, что он смог бы с ней общаться без вреда для собственной психики, но вставить ей он точно бы не отказался.

Заметив на себе взгляд парня, девушка кокетливо улыбнулась ему. Что ж, дорогая, пеняй на себя.

Риддл подошел к ней расслабленной, кошачьей поступью и мило заговорил, про себя насмехаясь над тем, как загорелись восторгом ее глаза. До чего же просто очаровать девчонку... Если она не носит фамилию Гаррисвилль.

Слово за слово, и Том уже вел ее на, как он сказал ей, прогулку. Она слегка удивилась, почему гулять он предпочитал на пустынных этажах, но Том заверил дурочку, что должен сказать ей что-то очень важное вне досягаемости любопытных ушей. Еще бы, отлавливать потом всех свидетелей его «прогулки» и стирать им память? Извините!

Риддл дошел с девушкой до портрета «Варнавы Вздрюченного», напротив которого через какое-то время появилась дверь. Делисса изумленно вскрикнула, а Том с очаровательной улыбкой пригласил ее зайти внутрь.

Атмосфера Выручай-комнаты кардинально отличалась от того, что было в прошлый раз. Небольшой столик с алыми розами и хрустальными бокалами украшал центр комнаты, рядом находился огромный диван, обитый золотым атласом. Несколько свечей, не нарушающих уютный полумрак, удачно подчеркивали детали романтичной обстановки. И всю эту патетику довершала ненавязчивая музыка. Том про себя застонал. Он всего лишь пожелал оказаться в условиях, максимально эффективных для соблазнения девчонки. А тут такой «очаровательный» сюрприз. Почему эти глупышки так просто покупаются на внешнюю мишуру? Бывает ли нижняя граница у идиотизма?

Продолжая улыбаться, Том взял девушку за руку и подвел ее к дивану. Та слегка нервно осматривалась по сторонам, но улыбалась в ответ, хотя было заметно, что эта улыбка не совсем искренняя. Наконец, девчонка решилась озвучить свое волнение:

– Что это за место, Том? Зачем мы пришли сюда?

Риддл потянулся к хрустальному графину с водой и осторожно взмахнул палочкой, трансфигурируя воду в сливочное пиво. Более того, он решил проверить новое заклинание, которое создал на спор с Розье, – сливочное пиво куда лучше действовало в смеси с огневиски! Протягивая бокал девушке, Том улыбнулся:

– Я давно собирался признаться тебе, Делисса. И хотел бы, чтобы мои слова соответствовали окружающей атмосфере. Делисса, ты самая прекрасная девушка на земле.

К тому же, чистокровная и не бедная. Но кто бы ни был твоим будущим женишком – он сам дурак.

И парень, сладко улыбаясь, дотронулся рукой до подбородка девушки и повернул ее голову к себе. Их глаза встретились. Том хорошо знал этот взгляд, насыщенный влажным сиянием. Так могли смотреть только влюбленные. У девчонки, и впрямь, были к нему чувства. Вот и здорово.

Румянец залил щеки Делиссы, и она вновь опустила глаза.

– Тебе нечего смущаться, я говорю правду. Я очень хочу быть с тобой. Хотя и понимаю, что учусь на курсе младше тебя, потому и не решался подойти к тебе раньше. И ты везде была не одна... Скажи, у меня есть надежда?

Девушка смогла лишь кивнуть, судорожно сжимая ножку бокала.

– Давай за это выпьем. За наше счастье.

Парень звякнул своим бокалом об ее и с удовлетворением заметил, что та сделала большой глоток. А ведь действительно получилось с огневиски. Должно быть, убойная смесь.

Он заговаривал ей зубы еще долго. Не забывая подливать в бокал из хрустального графина. И девушка постепенно осмелела, расслабилась и даже попробовала подшутить над ним. Это и ускорило ее судьбу.

Ее поцелуй был слюнявым. Он уже и отвык от такого. Да, к хорошему привыкаешь быстро. А у девчонки, по идее, должен был иметься опыт, симпатичная. Или в книжку бы заглянула, что ли. Хотя у волшебников Том ни разу не видел ни одной книги, где бы расписывались обычные сексуальные техники. Вот волшебство для приятного секса и предохранения еще встречалось. Но оно же не могло помочь с хорошими поцелуями! В конце концов, достаточно было одного-единственного нормального парня, чтобы девушка потом не распускала слюни. Гаррисвилль же как-то научилась. Конечно, не было пределов в развитии мастерства, но все же… Авада Кедавру заслуживали те, кто учил девчонок так целоваться. Теперь еще чуть не впилась зубами, как вампир…

Риддл полностью взял поцелуй под контроль и, не давая подружке совсем обслюнявить его рот, продемонстрировал искусную технику. Спасибо потом скажет… хотя, нет, не скажет.

Ласки Тома становились все настойчивее, девушка уже лишилась блузки и оказалась практически придавлена мужским телом. Парень видел страх, временами мелькавший в ее глазах, но он ослаблялся алкоголем и опасениями, что Том бросит ее, откажи она ему сейчас. И зря боялась. Том бросил бы ее в любом случае.

Стон протеста парень заглушил поцелуем, когда его рука пробралась в укромные местечки девичьего тела. Он начал ласкать ее просто, но действенно, без особых церемоний стимулируя чувствительный клитор.

Через какое-то время Риддл почувствовал, что его подхватила бесконтрольная волна возбуждения. Одежда оказалась на полу… Слизеринец не задумывался уже об удовольствии девушки, он не думал вообще. Желание горело, пульсировало и поглощало собою все. Когда Том резко прошел сквозь девственный барьер, блаженство оказалось соизмеримо со стремлением получить больше, еще. Юноша понимал, что эффекта, достигнутого благодаря ритуалу, он повторить не сможет. Зелья и заклинания позволили тогда настроиться на партнершу всецело, ощущать ее, как себя. Но так отчаянно хотелось вновь прочувствовать расширение сознания и выходящий за границы физических ощущений экстаз. Казалось, не хватало лишь какого-то незначительного глотка, чтобы открыть ту свободу духа, тот глубокий восторг, что уже привычно требовали тело, сознание, душа. Он двигался ритмично и сильно. Совсем немного… Еще чуть-чуть… Оргазм вспыхнул быстро и принес облегчение. Но та часть сознания, что рвалась к гармонии духа и осталась неудовлетворенной, заставила его выдохнуть:

– Гермиона…