Подлинное пророчество (гет)

(Великий вселенский хай – особая форма гимназических бунтов, во время которых всех учителей выгоняли из здания гимназии, а последнее подвергалось тотальному разгрому (по Льву Кассилю). В данном случае я имею в виду события, которые и без изгнания преподавателей привели Хогвартс в совершенно нерабочее состояние.)

Утро прошло относительно спокойно: сначала все были заняты обсуждением поступка Рона и его болезнью, потом учителя постарались нагрузить народ работой по самое немогу, дабы лишние мысли не лезли в голову. Но когда и где ученики воспринимали учебу как главное дело своей жизни? Только отдельные уникальные экземпляры, типа той же Гермионы. Поэтому ученики весь день обсуждали результаты наблюдений Рона за старостой девочек Гриффиндора. С утра обсуждение шло тихо, почти шепотом, но постепенно оно становилось все более громким и ожесточенным. Лаванда Браун и Парвати Патил сбились с ног, разнося свежую информацию, версии и суждения между факультетами. Им даже пришлось срочно набирать себе помощниц с младших курсов. Помощницы оказались талантливыми, ибо они не боялись добавлять к передаваемой информации свои версии, соображения и оценки, которые, в свою очередь, начинали циркулировать в ученической среде, обрастая новыми подробностями, вплоть до того, что Малфой и Грейнджер уже давно и тайно женаты, а старший их ребенок (тут версии разнились – мальчик это, или девочка) в следующем году поступает в Хогвартс.

Слушая весь этот бред, МакГонагалл задалась вопросом: а не зря ли она отлаяла в свое время Дина Томаса? Ведь все сведения о его неблаговидном поступке в отношении Джинни, были получены из тех же самых нездоровых источников. Дамблдор поступил намного радикальнее. Он не стал мучиться сомнениями, а просто взял, да и снял с довольствия всех девушек, поставлявших ему информацию (если кто думает, что у него был всего один платный информатор на весь Хогвартс, и тот – Рон, то этот кто-то сильно заблуждается).

Кстати, не все учителя старались отвести внимание учеников от скандальной темы. Трелони посвятила все свои сегодняшние уроки обсуждению перспектив пары "Малфой – Грейнджер". Результаты гаданий получались в очень широком диапазоне – от быстрой и трагической смерти обоих в стиле Ромео и Джульетты, и заканчивая предсказаниями долгой и счастливой жизни с огромным количеством детей. И если гадания на всяких мутных субстанциях, типа чайной заварки и кофейной гущи, давали примерно одинаковые, то есть, одинаково мутные, результаты, то относительно строгие методы предсказаний – по гороскопу, например, давали результаты четкие, но весьма разнообразные, которые менялись от урока к уроку. И, самое интересное было то, что ученики на уроках большей частью просто внимали, а диаметрально противоположные версии на основании одного и того же гороскопа выдавала одна и та же учительница. Надо ли добавлять, что обоснования выводов были каждый раз безукоризненны? Но это все цветочки, ягодки начали вызревать после обеда.

Во второй половине дня ученики собрались в факультетских гостиных где, по идее преподавателей, должны были заняться работой над немыслимых объемов домашним заданием. Увы, преподаватели несколько отстали от жизни в своих идеях, поскольку уроками в этот день занимались очень немногие.

Начать с того, что слизеринские девушки весь день поддевали гриффиндорских парней: "Эка наш староста вашу Грейнджер увел. Экие вы лохи!". Им-то чего надо? Как чего – Малфой, как известно, самый желанный жених для расчетливых слизеринок, а тут такой облом. Компанию, естественно, возглавила Пенси Паркинсон, которая уже давно метила на должность очередной миссис Малфой. Разгоряченные этими приставаниями гриффиндорцы начали решать два вопроса: "Кто виноват?" и "Что делать?"

Вообще, исходя из того, насколько часто в последние два дня ключевые лица общественной жизни Хогвартса задавались этими, традиционно русскими, вопросами, вполне можно задуматься над тем, чтобы перевести Хогвартс в Россию. Настоящим англичанам столь часто задавать себе эти вопросы не положено. Впрочем, это все лирика, а ход событий зависел от расстановки сил, от того, сколько сторонников наберет себе тот или иной ответ. Семикурсницы, почти все уже устроенные на будущую жизнь, лениво обсуждали теоретические аспекты проблемы, и сходились во мнении, что во всем виноват Рон, ибо если бы он не филонил со своими обязанностями старосты, то не было бы у Малфоя возможности подвалить к Грейнджер.

Пяти— и четверокурсницы разбились на две, примерно равные, бригады. Одни утверждали, что если Грейнджер так запала на слизеринцев, то пусть в Слизерин и катится. Наиболее радикальные предлагали прямо сейчас выставить ее шмотки в коридор, да вот только желающих реализовать эту идею не нашлось, несмотря на то, что к этой партии примкнули и некоторые мальчики. Главным было даже не то, что не нашлось желающих таскать ее обширную библиотеку. Почти все однокурсницы Гермионы встали на защиту своей старосты. Они здраво рассудили, что Малфой сам по себе, а домашних заданий никто по этому поводу отменять не будет, значит, их надо у кого-то списывать. А Гермиона врядли простит такую выходку, как выставление ее шмоток за дверь. К ним присоединились и некоторые мальчики, во главе с Невиллом. Удивительно? Как же так, ведь Малфой – племянник Беллатрикс Лейстрандж, которая замучила родителей Невилла до безумия? Но Невилл предпочитает думать корой головного мозга (в отличие от Рона, который использует для этого подкорку, по крайней мере, до того, как очередной раз получит мордой об лавку), а значит, соображения насчет домашнего задания и ему были не чужды.

Другая группировка держалась мнения, что во всем виновата мелкая Уизли, ибо она давно все знала, но никому ничего не сказала, а вот если бы сказала, тогда... Что бы было тогда, никто вразумительно сказать не мог, но выдвигалось предложение выдрать этой Уизлихе патлы прямо сейчас. То есть не сейчас, конечно, а как только Поттер свалит, ибо связываться с ними обоими разом ни у кого желания не возникало.

Разделение по партиям произошло вполне естественно: в Хогвартсе было всего два ярко выделяющихся секс-символа – Малфой и Поттер. Джинни обломала тех девушек, которые заглядывались на Гарри, а Гермиона – поклонниц Драко, вот обиженные и выдвигали планы по устранению конкуренток.

У ребят такого строгого деления по партиям не было. Все большей частью сходились во мнении, что Малфою надо срочно начистить морду, а лучше всего, и всем остальным слизеринцам, вместе взятым. Однако, были и альтернативные мнения – прежде всего тот же Лонгботтом и несколько примкнувших к нему товарищей, которые трезво оценивали объемы домашнего задания и своего желания делать все это своими силам. Они были уверены, что если сильно обидеть Малфоя, обидится и Грейнджер, и видимо поэтому считали, что отношения между Грейнджер и Малфоем касаются только Грейнджер и Малфоя.

Альтернативную точку зрения высказал Дин Томас. Он наконец понял, почему и ради кого Джинни его бросила, и начал догадываться, почему все свидания с ней проходили столь странно; в частности, почему из двух потраченных впустую часов, он помнил обычно минут тридцать, не больше. Осознав все это, он сильно обиделся, и сейчас высказался в том духе, что во всем виноват Поттер. Он ведь тоже все знал, но ничего никому не сказал, и Грейнджер воспитывать не пытался. А вот если бы он... Что Поттеру следовало сделать, и что бы из этого получилось, тоже осталось покрыто мраком неизвестности, но идею, что бить надо прежде всего "этого меченого" Дин высказал твердо и безапелляционно.

Вот тут Гарри понял, что пора уносить ноги. Первое время он пытался повлиять на ситуацию, свести ее в более-менее мирное русло, но после выступления Дина решил, что стоит довериться мнению известной русской дрессировщицы, которая говорила: "Если львы хотят подраться, дайте им такую возможность. Они покусают друг друга и успокоятся."

Не вдаваясь в долгие размышления, Гарри накрыл себя и Джинни мантией-невидимкой, и они вместе отправились в коридор. В гостиной страсти накалились настолько, что пропажи одних из основных фигурантов разбирательства никто не заметил. Ну, а дальше все пошло своим чередом. Орали все громче, начали махать руками, кто-то кого-то толкнул, кто-то в кого-то плюнул (или кому-то это только показалось, что, в общем-то, неважно), кто-то начал кого-то разнимать и вот, по гостиной самого дружного факультета уже летают обломки стульев, ботинки и кровавые сопли.

Когда МакГонагалл вошла в гостиную, четыре ее основных чувства были травмированы одновременно. Глаза были ослеплены фотовспышкой (Колин решил запечатлеть обсуждение поведения Грейнджер для истории), слух оскорблен нечленораздельным многоголосым ором, в котором, если что и удавалось разобрать, так это нецензурные выражения разной степени злобности, в нос ударил запах паленой шкуры (в пылу драки кого-то усадили в камин. Кого, выяснить так и не удалось, из чего можно сделать вывод, что прижгло не сильно, но вот воздух испортить – хватило), а через секунду после ослепляющей вспышки к ней прилетел чей-то ботинок и больно стукнул каблуком в лоб. После такого МакГонагалл должна была упасть с сотрясением мозга, но шок от увиденного, услышанного и прочувствованного был столь силен, что она забыла это сделать. Вместо того, чтобы сползти по стенке с закатившимися глазами, она сама издала нечленораздельный вопль:

– Чтоздесьващепроисходит!!! Вычтосебеваащепозволяете!!! ВываащегриффиндорцыиликтоМАТЬВАШУ!!!!

Говорят, этот вопль слышали даже кентавры в Запретном лесу. Как следствие, в гостиной наступила гробовая тишина. Все замерли в самых нелепых позах. Кто-то остановил свой кулак, прижатый к носу оппонента, а оппонент пока не думал отлетать в дальний угол, вот две девушки стоят, вцепившись друг дружке в волосы, кто-то держит в руках обломки стула, а его противник решил не оседать на пол, а дождаться дальнейших указаний декана. Кто-то даже остановил свое падение. Немая сцена продолжалась чуть больше секунды, после чего все пришло в движение, падающие упали, кулаки были спрятаны за спину, волосы отпущены и все головы, еще способные поворачиваться, повернулись в сторону декана. Зрелище разъяренной МакГонагалл вообще не для слабонервных; говорят, что страшнее только обозленный Темный Лорд, но сегодня, наверно, и он бы испугался. Шляпа сбилась набекрень, рожа перекошена, в руке тот самый ботинок, а посредине лба звездой горит след от каблука. Каждый сообразил, что за этот след кому-то придется ответить. И каждый мысленно повторял, как молитву, "я не причем, я не причем..."

– Что. Здесь. Происходит?

– Мы... Это... мы... решали... думали... как... что... с Гермионой...

Ответ был коллективным, хотя и не хором.

– И что такого страшного совершила мисс Грейнджер?

– Она с Малфоем встречается! – Выпалил Дин Томас.

– И по этому поводу вы решили набить друг другу морды? Должна сказать, разумное решение! Говорят, что битье по голове вправляет плохо работающие мозги. А Вам, мистер Томас, было бы полезно разобраться в собственных сердечных делах, прежде чем лезть в чужие.

"А я и хотел, под шумок, да вот Поттер, скотина, слинял. Ладно, я его в другой раз придушу," – подумал Дин, но вслух ничего говорить не стал.

Декан Гриффиндора в сердцах швырнула ботинок на пол и направилась к выходу.

– Кто-нибудь, позовите сюда мадам Помфри, – сказала она напоследок и громко хлопнула дверью.

Хотите – смейтесь, хотите – нет, но в слизеринской гостиной дела шли аналогичным образом. Распределение по партиям было несколько иное: девушки разделились на вопросе кому выдирать волосы в первую очередь, Грейнджер или Малфою. Первых, которые еще сохранили надежду прибрать Драко к рукам, было меньше, вторых, которые уже поняли, что их при любом раскладе прокатывает, соответственно, больше, но организованности и внутреннего горения у них было маловато. Парни тоже разделились. Одни ликовали по поводу того, что Малфой окрутил гриффиндорскую старосту и готовились его чествовать как победителя, другие были возмущены, что он спутался с грязнокровкой и собирались хорошенько проучить его при первом же возможном случае.

Самым разумным образом повели себя в этой ситуации, кто бы мог подумать, Крэбб и Гойл. Тут сказались их спокойный от природы нрав (стойкое нежелание делать что-либо) и железная дисциплина, которую Малфой привил своим личным дуболомам. Они какое-то время смотрели на разгорающийся скандал, и думали. Первым додумался Гойл:

– Слышь, Винс, чо делать-то будем?

Крэбб потратил какое-то время на поиск ответа, наконец высказался:

– А? Чо? Чо скажет босс, то и будем.

Они еще подумали немного, в результате Крэбб выдвинул очень дельное предложение:

– Тогда может, бухнем? Как летом?

Мыслительные процессы обоих резко оживились, и диалог пошел уже в почти нормальном темпе. Гойл сразу спросил:

– У тебя еще осталось?

– Закусон да, а бухло сделаю.

– Тащи! – Гойл направился к ближайшему столику, вытряхнул из-за него нескольких первокурсников, которые безуспешно пытались делать домашнее задание, и утащил его в угол возле камина.

Вскоре пришел Крэбб и выложил на стол сверток, содержащий шмат сала, буханку черного хлеба и банку протертого хрена. Другой рукой он водрузил двухлитровую пластиковую бутылку с кока-колой. Одним ловким движением палочки он трасфигурировал эту бутылку в четверть самогона. (Четверть это такая стеклянная бутылка, в 1/4 ведра, то есть 2,5 – 3 литра.) Тут следует сделать небольшое отступление. Эти двое провели летние каникулы у троюродных бабушек Крэбба, живущих на Львовщине. Сестры баба Злата и баба Валя занимались тем, что одна варила первоклассный самогон и поила им (не бесплатно, конечно) все окрестные села, а вторая выводила народ из запоев. Не то, чтобы они этим много зарабатывали, в смысле, по сравнению с имеющимся у них капиталом, так, больше из любви к искусству. Там Крэбб с Гойлом и постигли великую науку правильного самогонопития. Именно правильного, а не такого, какое демонстрируют некоторые деклассированные элементы в русской и украинской провинции.

– Ну, по первой! – Выдохнул Гойл. Ребята влили в себя по стакану мутной жидкости, закусили бутербродами с салом, обильно смазанными хреном, и пошла спокойная беседа о жизни, о людях, о мировых проблемах...

Остальные не разделяли их разумного настроения, и в результате события стали развиваться по гриффиндорскому сценарию, с той лишь разницей, что здесь можно было точно указать эпицентр, из которого пошли волны разрушения.

– ...а прежде всего самому Малфою надо морду набить, чтобы не путался с кем попало! – Надрывалась Милисента Булстроуд.

– Ты моего Дракопупсика не тронь! – В тон ей распаляла себя Пенси.

– Хе-хе, уже не твоего, а грейдженрского! – Подколол ее Теренс Хиггс. Зря он так. Раззадоренная предыдущим обсуждением, Пенси почувствовала острою необходимость сделать хоть что-то, именно сейчас. И сделала. Издав душераздирающий вопль, она вцепилась ногтями в лицо Теренса. Ее, естественно, стали оттаскивать. Кто-то увидел, как это происходит, и решил, что делается это недостаточно вежливо...

– Началось. – Философски заметил Крэбб, наливая по второй. Взглянув на задумчиво стоящего в стороне от общей потасовки Забини, спросил: – Третьим будешь?

Тот кивнул, вырвал у какого-то четверокурсника стул, здраво решив, что сидеть на этом стуле намного разумнее, чем разбивать его об голову товарища, мощным пинком отправил несчастного в самую гущу начавшегося сражения, и присоединился к разумному меньшинству.

– Ну, за мир! – Произнес Крэбб, поднимая стакан. Ребята выпили, закусили... С появлением третьего неспешная философская беседа стала намного более содержательной. Не то, чтобы Крэббу и Гойлу не хватало для нее мозгов, просто такие беседы ведут именно на троих, есть в этом что-то эссенциальное...

...Декан Слизерина Северус Снегг вошел в общую гостиную своего факультета. Только что до него дошла информация, что школьная врачиха, мадам Помфри, была срочно вызвана в башню Гриффиндора. "Значит эти козлы, изображающие из себя львов, все-таки передрались, даже без Уизля. Нет, Драко все-таки молодец, что окрутил Грейнджер. Надо будет его по... бл..." Радостные мысли декана были прерваны тем, что прилетевший откуда-то из центра гостиной стул врезался в стену над его головой, с треском развалился и осыпал вечно сальные волосы дождем щепок.

– Шшшто здесь происходит?

Тихий шипящий голос Снегга перекрыл весь ор и гам, носящийся по гостиной. Все в ужасе замерли. Крэбб повернулся в его сторону.

– А, Вы, профессор! Не желаете? – И протянул декану граненый стакан (настоящий, ни какой трансфигурации), заполненный мутной жидкостью.

В другое время Снегг точно прописал бы наглецу пожизненную чистку котлов или какую-нибудь аналогично мерзкую работу, но сегодня, под воздействием шока, он просто взял стакан и одним глотком выпил. А выпив, понял, что выпил он что-то не то. Еще бы! Самогон у Крэбба получился градусов восемьдесят крепости, значительную часть остального составляла отборная сивуха. Что поделаешь, Винсент все-таки не баба Злата, да и она говорит, что настоящий самогон надо делать безо всякой магии, а тут – трансфигурацией из кока-колы. Добрый Гойл понял состояние родного декана и услужливо сунул ему в руку бутерброд с салом, обильно смазанный хреном. Расстарался для любимого учителя. Снегг сходу зажевал предложенное и тутже понял, что зря он так спешил. Едкая огненная волна растеклась в его голове, настырно ища дорогу наружу через нос, глаза, уши и даже через кости черепа. Глаза Снегга начали постепенно вылезать из орбит. Крэбб понял, что его товарищ перестарался и тут же бросился на помощь.

– Запейте, профессор!

Так как никакой другой жидкости, кроме содержимого бутылки, в пределах досягаемости не наблюдалось, Снегг хватил второй стакан того же самого. В какой-то момент ему показалось, что вот и все. То, чего не могли добиться ни Вольдеморт, ни Дамблдор, ни даже Поттер с Уизли, сделали таки его любимые ученики, а именно, загнали профессора в могилу. Но нет, в последний момент в голове мастера зелий что-то щелкнуло, и он вдруг понял, насколько это все мелко: вражда с Гриффиндором, война с Вольдемортом, Поттер, Грейнджер, Уизли... Ведь жизнь, она так прекрасна, сама по себе... А то, что его студенты передрались, или вот эти трое тут внаглую пьянствуют, так это, по сути, не стоит и ломаного кната... Он мотнул пару раз головой и сказал, слегка хрипловатым голосом:

– Так, ушибленных отнести в спальни, позвать Помфри, и если через десять минут я услышу отсюда хоть один звук... Вы меня знаете.

Слизеринцы хорошо знали своего декана, поэтому уточнений не требовалось.

Дамблдор получил подробную информацию о случившемся на Гриффиндоре и Слизерине, поэтому с ужасом ждал утра. Но, ничего страшного не случилось. Студенты выпустили пар на своих товарищах, и на долю извечных врагов ничего не осталось. На завтраке Снегг сидел с зеленоватым лицом и маялся головной болью, ибо после крэббовского пойла никакое антипохмельное зелье не помогало. И все же, его сил хватило на то, чтобы отметить два факта: цветущий вид Крэбба, Гойла и Забини ("Вот сволочи, ничего их не берет!") и то, что на сегодняшнем завтраке, слизеринцев присутствовало чуть больше, чем гриффиндорцев.

Он повернулся к МакГонагалл, попытался скорчить торжествующую гримасу, и тут лицо замдиректора резко перекосило. "Это у меня рожа такая, что ее корчит?" – удивился Снегг, но, когда проследил за взглядом главы враждебного факультета, понял, что его рожи МакГонагалл даже не видела. В Большой Зал чуть ли не строем входили парочки Слизерин / все остальные, причем Слизерин / Гриффиндор явно преобладали. Народ, видно, решил, что если уж старосты себе такое позволяют, то им вообще стесняться нечего. Прикинув так и эдак, Снегг решил, что это все же его победа. Многолетняя блокада его факультета была прорвана. А выражение лица Дамблдора было для Снегга вообще, как бальзам на израненную душу. Он дал себе слово при первом же удобном случае добавить балов и Драко, и Гермионе.

А МакГонагалл, сразу после завтрака пошла к мадам Помфри и взяла больничный.

Ах да, всех, наверное, мучает вопрос, где же были главные виновники торжества – Драко и Гермиона? Они честно делали домашнее задание в библиотеке, в свои комнаты вернулись поздно, ибо задание было и в самом деле непомерное. Они застали только толпы домовиков, выносящих мусор из гостиных, да зрелище по типу "битый ушибленного лечит" в спальнях.