Исход земной цивилизации: Анклав (гет)

Сброс остатков топлива. Взрыв! Левый двигатель, объятый пламенем, отлетает в сторону.

Перед глазами мелькнуло что-то белое…

Бросок назад… Тормозная система на грани отказа, как и последний двигатель, но шаттл удается замедлить на высоте трех тысяч футов над поверхностью Марса. Их бросает вниз. Сердце колотится как сумасшедшее, дышать уже нечем, Ривка ничего не слышит — грохот, взрывы и крики уже давно оглушили ее. Яркий свет. Это лампа дневного освещения? Ничего не видно. Последний рывок шаттла, переключившего двигатель в режим горизонтальной посадки…

Вновь мелькание чего-то белого перед глазами, словно кто-то периодически включает и выключает дальний свет...

Падение в красноту пустыни, столп пыли врезается в лобовые иллюминаторы. Выпуск тормозных парашютов; взметнувшиеся купола постепенно замедляют шаттл, который тащит по поверхности, оставляя рытвину и тучи песка.

Она вырывается из лап кошмара, понимая, что спит, но нервное истощение слишком сильное, и сон не отпускает ее, погружая обратно в ужас…

Последнее усилие над собой — кнопка разгерметизации, и аварийный люк отлетает, впуская в шаттл песчаную бурю. Автоматическая дезактивация подачи воздуха в шлемы и включение фильтрации позволили Ривке сделать глоток спасительного воздуха, а не задохнуться углекислым газом… Резкий вдох…

Глаза открываются. Она с болью вдыхает, и ее машинально бросает вперед, но что-то фиксирует голову, не давая удариться лбом о внезапную преграду в виде стекла. Что это? Иллюминатор? Нет…

Ривка пытается оглядеться, тяжело дыша. Ярко освещенное помещение, полное металлических аппаратов… Она в лечебной капсуле, а приснившийся кошмар — отголосок пережитого. Ривка высвобождает руку из фиксатора и одеревеневшими пальцами бьет по кнопке, крышка стеклянной капсулы съезжает вниз, крепления, удерживающие ее тело и голову ослабевают и выпускают ее. Она, согнувшись, тяжело дышит, сидя в капсуле и закрывая ладонями лицо.

Лахму. Она помнит, как их находит поисково-спасательная экспедиция, помнит лица анкийцев; спасатели, взяв ее под руки, помогают выйти из шаттла, но она падает, теряя силы, и все время кричит, кричит до хрипоты, превозмогая слабость и звон в ушах, кричит, чтобы они помогли остальным. Имена — Мин Чжи, Летти, Харука, Мин Чжун, Сэм — срываются с ее губ. Вытащите их! Им нужна помощь! Мин Чжи и Летти отключились еще до аварийной посадки. Сэм… И тут ее сердце пропускает удар, а в ушах эхом проносится его имя. Сэма больше нет… И ее сознание падает в пустоту, не в силах справиться с нахлынувшей болью.

Шуруппак. Ривка не помнит, как попала сюда, но обрывками доносятся разговоры медиков, перед глазами в памяти проносятся фрагменты помещения, в котором она очнулась. В палату заходит доктор, он что-то говорит, просит лечь обратно, но Ривка срывает липучки кардиографа с груди и пытается встать, отталкивает медика и, спотыкаясь, несется к ближайшей капсуле.

Джим Скотт. С силой барабаня по тачскрину панели управления, она смотрит его диагностическую карту: тяжелая форма гипоксии, сотрясение мозга. Показание: медикаментозная кома, восстановление завершится через сутки.

— Мисс МакГрегор! Немедленно вернитесь в капсулу! — преследует назойливый голос доктора, но она не слушает, и на заплетающихся ногах несется к следующей.

— Летти! — Ривка не узнала свой голос,

Летти даже во сне выглядела серьезной и собранной, и с виду была в порядке, разве что слегка бледновата. Ее состояние, кроме гипоксии и, судя по всему, стандартного после такой аварии сотрясения, дополнялось слепотой, переломом тазобедренной кости и трещиной в запястье, которую она получила еще во время маневра, спасшего их от разрушения шаттла.

— Она будет в порядке, — уже спокойнее сообщил доктор, изменив тактику и понимая, что пока взбесившаяся пациентка не проверит остальные три капсулы в палате, то не успокоится. — Мисс Марианна Ринальди пострадала чуть меньше. Второй пилот не выходил из комы — наверное, это спасло его от больших травм. В дальней капсуле — Лоренс Нильсен.

Ривка затормозила, словно только что заметила присутствие еще одного анкийца в помещении. Она обратила на него яростный взгляд, словно это он был повинен в случившемся.

— Где… остальные? — она поняла, что ей чертовски трудно дышать — следствие незаконченного восстановления после гипоксии.

— Если вы вернетесь в свою капсулу, я вам все расскажу. Большинство находится на операциях в хирургических капсулах, им повезло меньше, чем вам пятерым. С ними работают хирурги.

— Мне нужен список… — она закашлялась и схватилась за горло. — Список выживших.

— Только после того как вы вернетесь в капсулу.

Пара секунд потребовалась для того чтобы, взвесив все за и против, повиноваться и на ослабевших ногах поплестись к капсуле, на дисплее которой было ее имя. Голова кружилась, ее мутило, но Ривка старалась не цепенеть от ужаса, надеясь, что с остальными курсантами все в порядке.

— Ума не приложу, как вам удалось проснуться от лечебного сна. При такой дозе снотворного это немыслимо! — озадаченно сказал он.

— Сэр, — увидев черную военную рубашку под его халатом, обратилась Ривка, — списки.

— Я помню, мисс МакГрегор, — помогая ей принять правильное положение в капсуле, ответил он. — Вы должны успокоиться, я бы не рекомендовал вам перенапрягаться. Гипоксию вы все же заработали, — но в его словах звучало скорее удивление, нежели констатация очевидного факта. — Вы единственная, кто, можно сказать, отделался легким испугом. Это удивительно, учитывая, какие серьезные травмы у ваших друзей, — он посмотрел на нее — терпеливо выжидающую и из-за слабости и истощения едва сдерживающую слезы девушку. — Вы спасли их от гибели, возможно, именно то, что их жизни зависели от вас, не давало вам отключиться до последнего. Вы смогли перевести двигатель в режим горизонтальной посадки и даже успели откинуть аварийный люк, впустив воздух в отсек.

— Сэр… — понимая, что он заговаривает ей зубы, готовя почву для нового удара, протянула она, вдруг почувствовав еще большую слабость. — Я помню каждое свое действие, я прошу, нет… требую предоставить... мне список выживших, — уже менее связно сказала она, оказавшись под крышкой капсулы и теперь вдыхая полной грудью лечебные смеси, запущенные в капсулу... вместе со снотворным.

И только глаза ее закрылись, как военный врач, доктор Борисовский, взглянув на дисплей, застыл в недоумении. Диагностика показывала, что курсант Ребекка МакГрегор уже была в полном порядке. Он еще раз проверил программу, полагая, что в ней произошел сбой, но капсула работала исправно, вот только чуть истощенная девушка в ней просто не могла быть здорова. Даже гипоксия не лечится так быстро, видимо, ее чуть придушенная речь была следствием пережитого стресса и действия снотворного. Сверяясь с данными ее медицинской карты, он все больше приходил в смятение, и доктор Борисовский даже не заметил, как в отделение реабилитации вошел человек в военной форме бордового цвета — цвета высших чинов Лахму…

* * *

— ...За личное мужество и отвагу, проявленные при спасении сокурсников Медалью Шену награждается рядовой О Мин Чжи! — раздался в зале для торжественных церемоний голос майора Живковича, голос анкийца, который каждый курсант, переживший катастрофу, запомнит навсегда и будет ассоциировать с бесконтрольным страхом смерти. — Также рядовому за героические заслуги присваивается звание уорент-офицера первого класса.

Мин Чжи, в форме рядового солдата Лахму пока еще без особых нашивок, так как их еще не распределили в подразделения, под аплодисменты вышла вперед и, отточенным движением развернувшись вправо, строевым шагом направилась к торжественной трибуне, где ее ожидал человек, чья гордая отцовская улыбка могла в первое время дезориентировать. Сам генерал Лахму награждал их сегодня. Это был подтянутый седеющий высокий мужчина пятидесяти земных лет на вид. Его темные волосы припорошила седина, и все время казалось, что он забыл отряхнуться, зайдя в помещение после сильной метели.

Осторожно взяв с подушечки в руках у младшего офицера овальную медаль на бордовой ленте, генерал приколол ее к груди Мин Чжи и пожал ей руку. Хрупкая ручка Мин Чжи потерялась в его широкой ладони. Было видно, что Мин Чжи немного волнуется, в особенности из-за получения слишком высокого для ее способностей и знаний чина, а на деле — лишь самого младшего в офицерском составе. Это почетное звание давалось только за особые заслуги и стояло где-то в самом низу офицерского состава и на ступень выше главного мастер-сержанта. Не случись катастрофа, Мин Чжи смогла бы получить сержанта только после не менее пяти лет службы на Лахму. Сдерживая подступающие вовсе не из-за гордости слезы, она пошла к стоявшей в строю остальных рядовых космической авиации Летти, минутой ранее получившей такую же награду и такое же звание. Гул аплодисментов, которых она даже не заметила, стих, когда майор Живкович назвал следующее имя:

— За самоотверженность, мужество, отвагу и четкие действия, проявленные при спасении жизней, награждается рядовой Ребекка Карен МакГрегор. Ей присуждается Орден Гора, один из главных нибируанских символов, и звание старшего уорент-офицера космической авиации третьего класса, — вновь раздался голос майора Живковича; пока она шла к генералу, майор, стоявший возле торжественной сцены, печально улыбнулся ей, прекрасно понимая ее чувства.

Пускай звание, присужденное ей не было высшим в категории уорент-офицеров Лахму, но она считала, что недостойна даже этого.

Ривка, сдерживая подступающую дрожь, последней вышла из строя, но на подушке в руках офицера помимо ее награды осталось еще два ордена, и она сглотнула подступивший к горлу комок, зная кому они достанутся. Пока генерал прикреплял к ее груди золотой диск с крылышками, одну из высших наград, Ривка стояла по стойке смирно, отдавая честь, глядя вперед и стараясь отогнать непрошеные слезы. Стоило ей отойти от генерала, как уже по пути к ровному строю рядовых, чьи взгляды были наполнены одновременно грустью, благодарностью и пониманием, снова прозвучал голос майора:

— За героические действия, отвагу и мужество, проявленные во имя спасения курсантов, Орденом Гора награждается первый лейтенант гражданской космической авиации — Киран Дэвидс. Посмертно, — произнес майор Живкович; к генералу на сцену поднялась за вручением награды супруга капитана — женщина в военной форме старшего офицерского состава; как только она, пряча слезы, спустилась с трибуны, голос Живковича зазвучал вновь: — За героические действия по спасению сокурсников, отвагу, мужество и осознанную жертву своей жизни, высшая награда — Золотой Анкх третьей категории — присуждается Семену Алексеевичу Чарскому. Посмертно.

Ривка перестала дышать, когда увидела отца Сэма — невысокого мужчину, на вид едва ли старше ее самой, и как наказание практически точную копию погибшего друга. Но у его отца больше никогда не будет таких задорных смешинок в глазах, такой яркой и заразительной улыбки, как у сына, которого он потерял. Боль в его глазах не могла стереть никакая гордость, и посмертная награда была лишь горьким напоминанием о трагедии в его семье. Ривка поняла, что совсем ничего не знает о семье Сэма. Были ли у него братья и сестры, что смогли бы хоть как-то восполнить чудовищную потерю в сердцах безутешных родителей? Глядя на него, на этого потерявшегося в горе мужчину, она все еще не могла поверить, что их Сэма больше нет…

— Минута молчания в честь погибших.

Офицеры и рядовые, прибывшие из других академий, занимавшие ряды позади бывших курсантов Нью-Бабили, сняли фуражки и пилотки, приложив их к груди. Ривка, Мин Чжи, Летти и остальные с болью и грустью смотрели на два поднимающихся по краям сцены флага — российский и шотландский, как дань памяти героически погибшим Чарскому и Дэвидсу. Другие имена погибших появились на экране за стоящим по стойке смирно генералом в обществе полковника авиационной эскадры и майора Живковича. Медетту Гарсиа, Саймон Йогенсен, Андрис Дабольныш, Суад Аббас — погибшие еще во время маневра Дэвидса, и имена еще двух курсантов, не переживших аварийной пасадки — Иосиф Шмидт, с которым Ривка никогда не общалась, и Каролина Вильяр — девушка, которую перевели из факультета коммуникаций после последних экзаменов — та, кто попал на Лахму, не набрав нескольких баллов Сиппура.

Минута молчания окончилась гимном Лахму, звуки которого теперь всегда будут напоминать о смерти…

... Выйдя из зала для торжественных приемов в холл, располагавшийся в круглом здании близ секретариата, Ривка наконец вздохнула, но только ожидаемого облегчения это не принесло. Никакие психологи под зорким наблюдением которых они находились, не смогли окончательно излечить их от посттравматического синдрома. Ни разговоры с врачами, ни, уж тем более, успокоительные не могли вылечить от скорби по погибшим. Казалось, на миг скорбь могла отпустить, но ночью приходили кошмары.

Город на Марсе, являвшийся огромной военной базой, состоял из одних только военных, каждый из анкийцев, по сути и являлся частью военного государства. На улицах Лахму нечасто встречались анкийцы в штатском, в основном по улицам сновали в большинстве своем — рядовые и младший руководящий состав, перемещающийся от военной академии до постов назначений. Распорядок дня мало отличался от распорядка в Нью-Бабили, разве что работа и учеба были посменными. Рядовые начинали с самых низов — до получения определенного набора знаний они выполняли административную бумажную работу — это если повезло, а кто-то работал в столовках или чистил самолеты или оружие под руководством младшего командного состава — сержантов технической группы эскадрильи. Всего на Лахму была одна огромная эскадра (авиационное крыло), состоящая из нескольких связанных между собой эскадрилий. Истребительная эскадрилья — из восемнадцати эскадронов по четыре звена в каждом — оперативное, техническое, медицинское, и административное звенья. Каждый эскадрон располагал пятьюдесятью самолётами, из них — пятая часть запасных. Лёгкобомбардировочная эскадрилья включала семь эскадронов, состоящих из таких же звеньев. Эскадроны насчитывали по двадцать самолётов, из них — три запасных. Разведывательная — пять эскадронов и насчитывала по тридцать одному самолёту в каждом. Тяжёлобомбардировочная — состояла из четырех по два флагмана. Еще в их ведении был один космический авианосец, расквартированный возле Венеры для добычи отличавшегося от земного анкийского ракетного топлива. Топливо это было в сотни раз экономичнее обыкновенного.

Гиперпривод представлял собою двигатель, работающий на термоядерном синтезе. Всего лишь один инопланетный элемент, также добываемый на Венере — ниграний — позволял не только управлять реакцией синтеза, но и обезопасить реактор от перегрузок и взрыва. К слову, Великий Анкиа уже многие десятилетия назад подарил термоядерный синтез землянам, но и без главного элемента эту неуправляемую термоядерную реакцию люди уже научились использовать, создав водородную бомбу — мощное и сокрушительное оружие, способное уничтожить Землю. Насколько знала Ривка, только силами анкийцев удавалось подавлять угрозу войн, благодаря внедренным во все структуры разных стран агентам Сиппура.

С утра Ривка приняла присягу, став рядовым солдатом, но уже спустя два часа на черной форме рядового красовалась награда в виде крылатого диска, а на внутренней стороне запястья — новый символ на невидимой татуировке, обозначающий офицерский чин. Новоиспеченные рядовые жали ей руку по очереди, и не только свои, пережившие эту катастрофу вместе с ней, но и анкийцы, окончившие другие академии. В глазах некоторых была черная зависть, они видели в Ривке везунчика, дослужившегося до офицерского чина, даже не успев ступить на Лахму.

— Это отвратительно... — протянула Мин Чжи чуть обескураженно, освободившись от потока рядовых, жавших ей руки. — Они какие-то странные, парочка даже сказала, что хотела бы оказаться на нашем месте, — она поправила пилотку, заткнутую за погон парадной куртки.

Ривку передернуло от ее слов. Подоспевшая Летти буквально отбивалась от окруживших ее рядовых. Она вновь превратилась в ледяную девушку, забывшую улыбку, которую так легко и непринужденно зажег в ней Сэм. Конечно, их отношения только начинались, и, зная классовые предрассудки анкийцев, они совершенно не подходили друг другу, но Летти… Кажется, она открылась перед ним, строгая староста девочек захотела простого женского счастья, вот только продлилось оно совсем недолго...

— Пойдем за формой, сэр, — сказала Мин Чжи, разряжая обстановку и шутливо отдавая честь Ривке.

— Очень смешно, — Ривка хмыкнула, но даже не улыбнулась; она была выжата как лимон и мечтала лишь о том, чтобы этот день закончился.

Только их отпустили из шуруппака, сделав последние тесты, как сразу же загнали на присягу, следом — в торжественный зал. Никому не удалось даже близко познакомиться с Лахму, а там было на что посмотреть… Бескрайние пустыни рыже-красных песков и камня. Из палаты шуруппака открывался вид на неописуемо величественные скалы, в сумерках становящиеся насыщенно бордового цвета. Нечто подобное Ривка видела только когда путешествовала по Соединенным Штатам Америки, но Гран-каньон и отчасти не мог сравниться со скалами Марса — безжизненной и иссушенной планетой, непригодной для жизни по версии землян. Однако в анкийском городе, облагороженном уголке, где были искусственные водоемы и даже растительность — городе, занимающем ни много ни мало двадцать пятую часть поверхности Марса, были вполне комфортные условия для жизни, благодаря созданным еще нибируанцами двум гигантам-кольцам, вращающимся вокруг планеты и поддерживающим атмосферу в районе базы Лахму на максимально приближенном к земной уровне. Воздух был чистым, а температура не превышала двадцати пяти градусов днем и не опускалась ниже девятнадцати ночью. Воистину невообразимые технологии позволили колонизировать Марс еще в доисторические времена!

Получив новую форму и комплект белья из рук рядового в административно-хозяйственном корпусе, молчаливые Ривка, Мин Чжи и Летти отправились заселяться в выделенные им, как и другим офицерам, личные комнаты в корпусе возле зиккурата, на котором базировался эскадрон, куда их определили. Остальным рядовым приходилось делить казармы, сержантам всех рангов — кубрики. И хотя сержанты по чину были ниже уорент-офицеров, но они командовали ротами рядовых. Уорент-офицеры были лишь почетными чинами и не предполагали под собой каких-то командных подразделений. Однако Ривке, Мин Чжи все же удалось перешагнуть через множество ступеней, и их, в качестве поощрения распределили под командование майора Дуэйна Живковича в отряд истребительской эскадрильи — к техникам. Однозначно, сажать их за штурвал было совсем рано, однако, оценив слаженную работу трех девушек, Живкович пророчил им большое будущее.

Уорент-офицерам предстояло еще одно испытание — быть представленными красным волкам майора Живковича, перед ними ровными рядами по старшинству стояло не менее ста двадцати анкийцев, из них — около пятидесяти пилотов, более сорока техников, частично, как знала Ривка, пехотинцев, сорок пять рядовых на подхвате, и восемь взводных врачей-тильмуновцев. Майор не стал затягивать речь, а вручил девушкам нашивки отряда в виде красного шестигранника, на котором белыми нитками был вышит силуэт воющего волка, пожал руки и, назвав три фамилии, отпустил взвод.

Трое с нашивками командиров кораблей*, идентифицированные по четырем лычкам на погонах черных полевых курток, после команды “вольно” подошли к напряженным девушкам и пристально оглядели “пополнение”.

— Уорент-офицер МакГрегор, это капитан Джозеф Коэн, командир первой бригады. В его командовании три истребителя, четыре пилота, шестеро техников и, если не ошибаюсь, девять рядовых. Вы будете у него в подчинении.

Ривка, на миг растерявшись перед грозным видом земляка, всё же взяла себя в руки и немедленно отдала честь. Капитан, чьи глаза по цвету и глубине были подобны двум черным дырам, высасывающим все живое вокруг, с негромким, но четким “вольно” позволил ей расслабиться и протянул ладонь для рукопожатия.

— Офицер МакГрегор, слышал, что вы сделали, рад принять вас в свою бригаду, — на удивление вполне дружелюбно, но все же, рубя каждое слово по воинской привычке, поздоровался он.

— Это большая честь, сэр, — сказала Ривка, отвечая на крепкое и даже немного болезненное рукопожатие.

Она мельком поглядывала на двух других капитанов, к которым попали Мин Чжи и Летти, и осознала, что им достались не менее солдафонские командиры. Интересно, сколько лет этот Коэн служил прокладкой между штурвалом и сидением, прежде чем дослужиться до капитана? На вид ему было около тридцати лет, а это означало, что возраст его явно переваливал за двести анкийских лет.

— Следуйте за мной, — не дав ей попрощаться с подругами, сказал капитан и решительно направился к ангару из одного из множества зиккуратов Лахму, носившего поэтичное название “Волчья нора” под стать эскадрону “Красные волки”, который на нем базировался.

К их эскадрону также примыкал один из грузо-пассажирских эскадронов, диспетчерский корпус и штаб-квартира центра кибернетической безопасности и разработок. Лахму по сути своей представляла собой огромный зиккурат, построенный вокруг города, состоявшего из высоток исследовательских центров, штаб-квартир, академии и командования, связанных между собой мостами, а также курсирующим под землей метро. Ночью этот город напоминал Манхеттен будущего или бизнес-район Лондона Сити, но днем, скорее, современный Дубай, стоящий посреди песков.

Коэн подвел ее, старающуюся держать восхищение при себе, а рот закрытым, к двум современным истребителям, которые Ривке доводилось видеть только на картинках во время изучения летательных аппаратов в Нью-Бабили. Возле самолетов терлись рядовые, любовно стирая пыль с блестящих крошек, у которых на фюзеляже была та же эмблема, что и у всего эскадрона.

— Это же Штурмовик ZS-7! Это же самый быстрый истребитель из существующих! — все же не сдержала Ривка эмоций, глядя на одну из двух восхитительных машин последнего поколения — обтекаемая форма и маленький вес давали ему невероятную маневренность и скорость.

В истребителях не использовалось ракетное топливо, как в кораблях и шаттлах побольше, они работали на энергии термоядерного синтеза — менее шумных относительно небольших движках, жрущих меньше ценного ниграния.

— Вижу, вы читали матчасть, — не без одобрения заметил Коэн. — Это сержант Мацумото — главный техник, отвечающий за Стеллу, — указал он на скрывшегося наполовину в отсеке шасси человека, который периодически давал команды бионику, подносящему инструменты. — Он вам тут всё покажет и познакомит с бригадой пилотов и техников.

— Стеллу, сэр?

— У птичек есть имена, — усмехнулся капитан и окликнул ближайшего рядового, который, в свою очередь, побежал окликнуть Мацумото. — Это — Аида, — указал он на второй самолет, стоявший чуть дальше, и Ривка увидела на хвостовом оперении некрупную надпись с этим именем. — Ривка — это истребитель GP-1, но он...

— Да, сэр, но почему GP-1? Я вижу только два Z7-7, — перебила она старшего по званию, будто и не заметив, что капитан обратился к ней столь неформально. — Простите, сэр, продолжайте, пожалуйста.

Капитан неожиданно засмеялся и посмотрел на нее со снисхождением.

— Да нет, вы не поняли, имя третьего истребителя — Ривка. И сейчас Ривка на орбитальной базе для космических учений, но вы скоро познакомитесь с тезкой, — он похлопал ее по плечу и удалился, оставив Ривку застывшей в изумлении, не верящей, что на Лахму существует истребитель с ее именем…

* * *

За медленно стихающей, но не проходящей скорбью и попыткам привыкнуть к постоянно удивляющему ее анкийскому военному городу, выматывающей учебой и прибавляющейся работой, Ривка не заметила, как быстро полетели дни, превращаясь в недели, а затем — в месяцы. Ей не хватало времени на то, чтобы не только увидеться с живущими в таком же сумасшествии друзьями, но и элементарно на то, чтобы взглянуть в зеркало. Она падала замертво каждый вечер, а в еженедельные увольнительные бесконечно зарывалась в учебники по кибернетике и продолжала изучать типы космических кораблей, вгрызаясь в военную науку и забывая даже о еде. Со временем ей стали доверять проверку систем и обновление системного обеспечения истребителей первой, как оказалось, самой престижной бригады.

Связь с Землей была непостоянной, и все сообщения проверялись центром кибернетической безопасности, да и, в целом, ей было некому посылать видео сообщения, не считая Даны и Александра. С ним было затруднительно поддерживать связь, так как, по словам Даны, которой чудом удалось случайно встретить его в Бад-Тибира, он был задействован в какой-то сверхсекретной разведывательной операции, забросившей его в Пентагон. Ривка всякий раз удивлялась, насколько плохо его знает, и что Александр, как она и предполагала ранее, был не простым преподавателем кибернетики. Он передал через Дану всего одно сообщение, что как только его миссия закончится, он непременно свяжется с ней… Дана не стала говорить ему о том, что произошло с его курсантами, о том как погиб Сэм, и об остальных… И Ривка была этому рада. Дана также помогала поддерживать связь с мамой, пересылая ей сообщения по обычному телефону, так как Ривке земной интернет и другие человеческие средства связи были недоступны.

У обелиска на одной из площадей Лахму с тысячами имен погибших при исполнении солдат, пилотов, бортинженеров и других, где теперь было и имя Сэма, всегда горел вечный огонь в огромных каменных чашах, выдолбленных из кусков красных скал. В Лахму было трудно найти цветы, поэтому вместо них площадь была усыпана бумажными журавликами — символами мудрости и преданности — перенятой и видоизмененной традицией японцев. Иногда сильный ветер, приходящий из пустыни, поднимал их в воздух и разносил по городу, тревожа сердца живущих здесь военных грустными, но светлыми воспоминаниями. Но с восходом солнца на улицах не оставалось ни единой бумажки, так как работающие ночью очистительные машины и бионики блюли бесконечную чистоту, вылизывая тротуары до блеска.

Постоянный гул взлетающих и садящихся самолетов, шаттлов и бомбардировщиков, выполняющих боевые учения или отправляющихся с миссиями на другие планеты и Землю, уже совсем не тревожил Ривку. Она влилась в новую жизнь куда легче, чем предполагала ранее. Возможно, то была заслуга Нью-Бабили, научившей ее жить в военном режиме, и она не сходила с ума от одиночества, но иногда все же поговорить было решительно не с кем, и это угнетало. Короткие переговоры с друзьями, попавшими в стаю Красных Волков, всегда сводились лишь к лётным темам, ведь с ними больше ничего не происходило. У Мин Чжи и Летти на Лахму были родственники, а отец Летти, как Ривка узнала позднее, был подполковником, управляющим эскадрильей тяжелых бомбардировщиков, а сам генерал каким-то ее троюродным дедушкой. Ривка, конечно, слышала, что та не из простой семьи, и что ее отец является не последним лицом на Лахму, но никогда не придавала этому значения. У Мин Чжи в секретариате работала бабушка, правда бабушкой эту удивительно молодую и приятную на вид женщину не поворачивался назвать язык.

Невзирая на все родственные связи между анкийцами и большую продолжительность жизни, они редко заводили детей раньше двухсот лет, ведь все время находились в движении, словно колония муравьев — учились, работали, служили, занимались различными исследованиями, превращались в роботов. Им некогда было думать о потомстве, да и о сексе тоже. Для них ход времени был не столь важен, как для простых людей, они не считали дни и каждый прожитый год, не праздновали дней рождения и редко влюблялись. Их союзы за редким исключением были тщательно взвешенным осознанным выбором, чаще всего продиктованным классовостью.

И Ривка в какой-то миг осознала, что превращается в одну из них, что все радости прежней жизни для нее неожиданно потеряли смысл. Теперь ее занимала лишь авиация и одолевала единственная жажда — жажда к знаниям и полетам, которые предстояли ей еще не скоро. Ее не интересовало отражение в зеркале, а казавшиеся раньше невероятными красавцами анкийские мужчины превратились в серую массу проходящих мимо незнакомцев. Анкийцы были машинами, выполнявшими работу по поддержанию Лахму и Земли во всех сферах. Теперь становилось понятно, почему Александр всегда был так спокоен и иногда даже равнодушен на фоне еще не осознавших свое предназначение юнцов, подверженных эмоциям в связи с тем, что до двадцати пяти лет они росли среди простых людей. Он просто прошел свою долгую школу жизни, и те эмоции, которые он дарил и испытывал к Ривке, иногда считавшей его холодным человеком, сейчас воистину казались бесценными. Она осознала, что с течением времени эту расу все сложнее становилось удивить или обескуражить. Теперь стала очевидной позиция невмешательства руководства Нью-Бабили в разборки курсантов — просто детям давали время на эмоции, время ощутить юность, пускай иногда разборки и были слишком жестокими…

* * *

Ковыряясь с электроникой тезки, Ривка пыталась понять, почему система изредка подтормаживает на долю секунды, на незначительную единицу времени, которая, тем не менее, могла бы стать фатальной для летчика или игига, как их называли издревле. Знаний катастрофически не хватало, и это была работа кибернетиков, а не ее, закончившей какой-то там университет СИТИ и КМБ* в Нью-Бабили. В военной академии очень много времени посвящали кибернетике, все вроде бы было понятным и доступным, но пока что не удавалось систематизировать эти знания, словно Ривку отбросили назад на полгода, когда она страдала над учебниками в академии.

Вместо того чтобы пойти в бар с Мин Чжи, у которой, как и у Ривки, выходной выпал на сегодня, она бодалась с программным обеспечением, и, честно говоря, у нее уже опускались руки. Пискнул браслет, и Ривка ткнула на дисплей, над которым высветилась трехмерная голова Мин Чжи — подобное средство связи в первое время пугало.

— Вытаскивай свою задницу из самолета сейчас же! — завопила она слишком громко, и Ривка вдруг осознала, что слышит ее голос из двух мест одновременно.

Вынырнув из Ривки, она смотрела на недовольную подругу, которая, как оказалось, была не одна.

— Харука! — выпрыгнув из кабины истребителя, Ривка со скоростью ветра спустилась по приставленной к самолету лестнице и бросилась ее обнимать. — Ты как?

До этого они общались всего пару раз, и то по “браслету”, ведь Харуку вместе с Мин Чжуном распределили в другую эскадрилью — легкобомбардировочную. Харука похлопала ее по спине, принимая объятия; в свободной форме рядового она выглядела совсем крохотной, и казалось, что ее может сбить с ног даже легкий порыв ветра.

— Ничего, только немного устала, — пожаловалась она; даже ей, пережившей экстренное отклонение от курса и аварийную посадку в бессознательном состоянии, снились кошмары. — Капитан Тревис не дает рядовым ни секунды покоя, у нас очень строгая дисциплина. И я многого еще не понимаю, поэтому часто ошибаюсь, за что получаю по шапке.

— У нас тоже довольно строго, — вторила Мин Чжи, я вот, например, один раз чуть не спалила диагностический аппарат, хе-хе-хе. И меня заставили драить казарму без помощи очистительной техники, а тряпкой, представляешь? Тряпкой!

— Ты этим гордишься что ли? — усмехнулась Ривка, а Мин Чжи пожала плечами.

— Сержант Бройлз! — крикнула Ривка анкийцу, сидящему на крыле Аиды с ноутбуком и тестирующим рулевую. — Я ухожу, Ривке нужна помощь профессионалов, я не поняла в чем проблема. Система как тормозила, так и тормозит.

Тот только кивнул и погрузился обратно в работу.

— Тебя допускают до электроники?! — Мин Чжи вылупила глаза. — Я только инструменты сержантам подаю — не офицер, а одно название. Как бионик...

— А я подаю инструменты тем, кто подает инструменты техникам, — насупилась Харука, и Мин Чжи с Ривкой засмеялись.

— У меня вполне слаженная команда, — сказала Ривка и указала на хвостовое оперение, где красовалась совсем маленькая звезда Давида. — Помимо японца и француза, в составе техников и пилотов одни евреи. Хотя у француза, кажется, все же евреи в роду пробегали. А японец — фараон, ему удалось попасть в первую бригаду только из-за связей. Хотя, надо сказать, парень неплохой.

— Угораздило же тебя попасть в такую команду! — фыркнула Харука. — И почему я не еврейка?..

— Нас вообще не особо любят, так что мы держимся стайкой.

Отправившись к выходу с зиккурата в город, девушки по очереди приложили запястья с невидимыми айди-тату к турникетам на КПП и сразу же направились в ближайший бар. Барами пять заведений, разбросанных по разным уголкам Лахму, было назвать сложно — скорее столовками поменьше, и подавали в них одно пиво. Крепкие напитки были запрещены. По вечерам здесь играла музыка, и, впервые зайдя сюда около месяца назад, Ривка застыла в нерешительности, словив сдвиг фаз — слушая голос Джо Эспосито, певца далеких восьмидесятых, доносившийся из колонок. За пятьдесят пять миллионов километров от Земли. На Марсе.

— Он так и не связался с тобой? — тихонько спросила Мин Чжи, пока Харука отвлеклась на официанта, точнее, очередного провинившегося рядового, которых в наказание наряжали в белые фартуки.

Ривка покачала головой. Она не позволяла грусти взять над собой верх. Да, она скучала по Александру и находила успокоение только в работе. Она хотела просто поплакать у него на плече, наконец, отпустив гнетущую боль потери Сэма и остальных, а также страх, оставшийся после чудовищного первого полета в космос. Ривка держала всё в себе, стараясь не раскисать, но иногда, особенно по вечерам перед сном, на нее находила апатия.

— Ничего, Мин Чжи, — поймав понимающий взгляд подруги, ответила она, — всё хорошо, мне все равно некогда о нем думать.

— Вы чего там шушукаетесь без меня? — Харука придвинулась ближе.

— Мы говорим о Летти, — негромко соврала Ривка, и Мин Чжи кивнула в подтверждение. — Ты не общалась с ней после распределения?

— Видела пару раз, но издалека, она вела зарядку у рядовых своей бригады, там, кстати, Мара.

— Она ни разу не связалась со мной, — задумчиво проговорила Ривка и, тронув дисплей своего браслета, по внутренней связи нашла ее профайл и чирканула пару слов. — Я ей уже писала, но она не отвечает. В общем-то, мы и не друзья, но как-то… После того что с нами случилось, я думала, мы стали чуть ближе.

— Думаешь, она винит тебя за решение оставить Сэма в двигателе? — забывшись, внезапно произнесла Харука и тут же прикрыла рот ладонью.

Ривка тяжело вздохнула, и за столом повисло молчание.

— Думаешь, я сама себя не виню? — внезапно злобно набросилась на Харуку она, не сдержав эмоций. — Думаешь, я не вижу кошмаров и не чувствую себя виноватой? Как мне простить себя, если из-за моего осознанного решения погиб человек? Наш друг?

Подошедший с пивом рядовой, хмуро посмотрел на них но, поймав яростный взгляд Ривки, выпрямился, определив по погонам, что перед ним офицер, и быстро отчалил, даже не забрав лежащую на столе пластиковую карту виза. В ходу на Лахму были обыкновенные американские доллары, жалование платили тоже в них, переводя на личные счета военных.

— Но твое решение спасло остальных… — Мин Чжи успокаивающе погладила ее по плечу.

— Я думаю, мне надо поговорить с ней, — уже спокойнее сказала Ривка. — Как представится случай.

Вечер в обществе подруг был безвозвратно испорчен, и Ривка погрузилась в мрачные мысли предстоящего разговора с Летти, не зная, что сказать, не зная как поддержать, ведь понятия не имела о ее истинных чувствах…

* * *

КМБ — курс молодого бойца

КПП — контрольно-пропускной пункт