Червь (джен)

Саламандра часто жаловалась, что обладателю суперсилы, связанной с созданием огня, приходится иметь дело с двумя типами противников. Первый тип — люди, которые могут гореть. Они составляют большинство. Гражданские тоже относятся к этой категории. Если человек с такой силой не был аморален (а Саламандра не была), то это выходило боком для него самого из-за того, что было достаточно легко нанести ужасающие раны, шрамы или убить. В общем, сделать то, что обрушивало ничем не сдерживаемый гнев героев на головы злодеев.

Второй тип — противники, которые не боятся огня. Люди, защищённые броней, люди с силовыми полями, люди, состоящие из или покрытые инородными материалами, и так далее — список всё продолжал расти.

— Беги, Саламандра! — приказала Трещина.

Ожог была одета в красное платье и предпочла прийти босиком. Спутанная копна её тёмно-каштановых волос нависала над широко распахнутыми зелёными глазами. Кожа у неё была бледной, что подчеркивалось контрастом с красным цветом платья и тёмными кругами под глазами. Круглые шрамы, будто бы от затушенных об кожу сигарет, спускались двумя рядами от глаз к челюсти. Она шагала вперёд через пламя, зажжённое ею на улицах вокруг пустующего сейчас ночного клуба Трещины "Паланкин". Распахнув руки в стороны, она распространяла пламя на всю ширину улицы, собирала жар в ладони и швыряла его в своих врагов.

Очевидно, у неё не было того же предубеждения против сжигания более уязвимых противников, как у Саламандры.

Улитка Грегор поймал и затушил один огненный шар, метнув навстречу ему комок слизи. Другой приземлился посреди группы, никого не задев, но заставил их отпрянуть друг от друга. Тритон оказался с одной стороны вспышки, Трещина и Трилистник с другой, а Грегор и Саламандра позади всех, дальше всего от Ожог.

Саламандра повернулась бежать, а Ожог собрала следующий шар и метнула его вперёд так, что он взмыл высоко в воздух перед тем как упасть. Шар врезался в Саламандру и впечатал её в асфальт. Пламя лизало её огнеупорный костюм и тротуар вокруг. Прошло немало секунд, прежде чем она смогла попытаться встать на ноги.

Ожог воздвигла вокруг себя стену пламени, ослепляя остальных, и в долю секунды оказалась рядом с Саламандрой. Она схватила девушку за горло кончиками пальцев и потянула её вниз, к земле, которая всё ещё дышала жаром пламени.

“Ну вот почему это не могла быть одна из затопленных улиц? Почему “Паланкин” должен был обязательно стоять на этом холме?”

— Достань её! — закричала Трещина. Трилистник навела оружие и выстрелила, а Грегор отправил струю слизи в то место, куда отпрыгнула Ожог. Слизь потушила огонь, и в то мгновение, как брызги слизи и клубящийся пар заслонили Ожог, она исчезла.

— Там!

Ожог возникла из языков пламени в пяти метрах от Саламандры и направилась к девушке, прикрываясь ею от огня команды Трещины. Она схватила Саламандру и потащила в переулок, сжав одной рукой её горло. Где бы ни ступала Ожог, она оставляла за собой горящие следы, которые медленно росли и распространялись, сливаясь друг с другом, образуя огненную дорожку.

Тритон метнулся вперёд, перескочил через пламя, разделявшее их с Грегором, и запрыгнул на ближайшее здание, где подхватил хвостом мешок мусора. Изогнувшись всем телом, он метнул его в Ожог. Мешок попал в цель, и она отшатнулась назад, выпустив Саламандру.

Ожог упала в огонь, горевший на тротуаре, и возникла из пламени позади остальных.

Элли на втором этаже “Паланкина” ударила в окно, пытаясь предупредить своих товарищей.

Словно из огнемёта, две струи огня вырвались из рук Ожог, поражая Трилистник, Трещину и Грегора. В последнее мгновение заметив краем глаза атаку, Грегор сделал всё возможное, чтобы защитить Трещину и Трилистник своей тушей. Тритон бросил ещё мусор и обломки в Ожог, и ему удалось помешать ей атаковать свою команду.

Трещина была в огне, её костюм горел. Грегор покрыл её слизью, чтобы потушить, и развернулся к Ожог.

Как только он это сделал, пламя вокруг неё вспыхнуло и поглотило её.

Трещина, Грегор и Трилистник повернулись, выискивая её взглядом, стараясь одновременно убраться от пламени, которое распространялось с каждой атакой Ожог, и пропустили появление её крадущейся фигуры посреди них. Только Элли со своей высокой точки обзора могла её видеть.

Сказать, что Трещина и её команда были друзьями Элли, было преуменьшением. Они были её семьей. И она была не в силах их спасти.

Сила её была под рукой, но дальность действия была слишком мала. Ей нужно было время, чтобы пропитать своей силой местность, а она недавно ходила гулять. Два часа, как она вернулась, и её сила была ограничена этой комнатой, соседними помещениями, коридором верхнего этажа и теми внешними стенами, которые к ним примыкали. Недостаточно, чтобы достичь улицы, где сейчас происходило сражение. А если она выйдет за границы, она ещё больше потеряет своё влияние. Каждый раз, когда она попадала в другое место, выходящее за пределы действия её силы, площадь её влияния сжималась до нескольких метров вокруг неё. Потом влияние постепенно возвращалось, быстрее с каждой прошедшей минутой.

Она всё равно попыталась. Закрыв глаза, она потянулась к другим мирам.

Карманные миры, так она их воспринимала. Реальности, которые были чистым холстом, ожидающие, когда она изменит их своими мыслями, осознанными и неосознанными. Яркие миры, большие, детальные и замысловатые достаточно, чтобы поглотить её, как это часто и случалось. Она могла создавать новые по своей прихоти, но считала, что лучше строить новое на основании того, что у неё уже есть.

Там был высокий храм. Трещина и нанятый гипнотизер провели её через него, описывая, создавая место, которое было не так подвержено влиянию плохих мыслей и идей Элли. Это место она ассоциировала со своими личными победами, с сильными своими сторонами. Как обратная сторона монеты, существовало ещё и плохое место. Из всех миров оно пока было самым большим. Элли знала, что там не было ничего полезного. Она была тесно знакома с каждой его стороной. Она провела там очень много времени.

Глаза её распахнулись, когда посреди улицы прогремел взрыв. Она увидела, как Трещина, Грегор и Трилистник, кувыркаясь, разлетелись по воздуху.

Элли обхватила себя руками. Одинокие залы… нет. Горящие башни… Определенно нет.

Запустевшие руины. Она почти забыла. Это была её первая попытка создать мир вне пределов плохого места. У неё получалось, пока отвращение и ненависть к себе не выползли через трещины, заполняя детали там. где она не хотела их видеть. Отвратительные детали. В итоге получился прекрасный, торжественный ландшафт, изгаженный ловушками и волчьими ямами, сама местность была готова убить или покалечить любого, кто не будет осторожен. Пока она сосредотачивалась на этом мире, маленькая часть её сознания летела через миры, оглядывая их внутренним взором.

Поля высокой травы, обрушенные стены, наполовину скрытые мхом, останки старого замка, каменная хижина, из которой росло дерево. У неё всегда была слабость к вещам, бывшим однажды прекрасными, но превратившимся со временем во что-то, наполненное другой красотой. Ей нравилось зрелище дерева, которое пышно разрослось, но затем погибло, или статуи, которая обветшала от времени и непогоды. Эта атмосфера пронизывала руины. До того, как всё изменилось, стало гадким, непредсказуемым и опасным.

Сегодня был хороший день. Несколько дней назад, после налета на Барыг, она оказалась совсем истощённой, тот день определённо мог считаться плохим. Сегодня всё как будто менялось к лучшему: она поела, сходила на прогулку и даже решилась на разговор с Трещиной. Она смогла сделать это всё только потому, что её внутренний глаз, врата к чужим мирам, был почти закрыт. Расплатой за это стало ослабление её силы. Она как будто смотрела вдаль через подзорную трубу, выискивая что-то вдали, и могла смотреть только на одну сцену за раз.

Она нашла то, что нужно. Изъеденную временем статую женщины в тоге с большой урной в руках. Сосредоточившись на ней, она вытолкнула их в реальность.

Это было мучительно. Не само использование силы, нет, пользоваться ею было легко и получалось само собой. Даже в хороший день вроде сегодняшнего, ей не требовалось упрашивать свою силу. Пол под нею становился каменными плитами, трава и мох пробивались сквозь трещины, как будто руины втекали в реальный мир. Нет, это было мучительно, потому что появление статуи было медленным. Кирпичи исчезали с того места, где она медленно выступала из внешней стены “Паланкина”. Статуя скользила вперёд со скоростью ледника, полсантиметра в секунду, и она была немаленькой.

Огонь уже охватил всю улицу и стену здания напротив “Паланкина”. Ожог использовала его для мгновенного перемещения, одновременно распространяя огонь ещё больше с каждой атакой, с каждым удобным случаем. Тритон был достаточно проворен, избегая её атак и швыряясь в неё чем попало, чтобы отвлечь и извести. Но он не мог подступиться к ней так, чтобы вывести из строя и самому не обгореть, при этом свободное для него пространство стремительно сокращалось вместе с распространением огня. Новые пятна пламени возникали не просто с каждой её атакой, нет, она ещё и постоянно останавливалась, чтобы направить огонь, расширяя его во все стороны.

Грегор был ранен, но он старался удерживать распространение огня, одновременно защищая Трещину и Трилистник. Его кожа блестела, и Элли подумала, что он покрыл себя чем-то, что убережёт его от ожогов.

Её сила была всё ещё такой медленной. Проявилась пока только половина статуи. Недостаточно. Ей нужно было получить всё целиком.

Ожог заметила статую и остановилась, чтобы забросать её огненными шарами. Элли моргнула, когда у статуи отвалилась голова, почувствовала укол отчаяния, когда раскололась одна рука. Но остальное было цело. Еще две-три минуты.

Грегор поймал Ожог в струю слизи, и девушка исчезла в вихре огня.

Ожог появилась прямо позади Грегора, Трилистник и Трещины. Прежде чем они заметили и среагировали, она собрала шар огня в концентрированную точку между ладонями и выпустила его в яростной вспышке раскалённого воздуха.

— Нет! — закричала Элли, стуча в окно.

Трещина не шевелилась, и Элли не смогла разобрать из-за дыма, который заволок всю улицу, обгорела она или нет. Грегор...Грегор тоже не шевелился, лёжа посреди пламени. Как бы ни была огнеупорна слизь, которой он себя покрыл, он всё равно мог поджариться. Трилистник хромала прочь, в сторону статуи, а Тритон уворачивался от нового града атак Ожог. Только Саламандра была более-менее цела, но совершенно беспомощна против противника, который был не только огнестойким, но и перемещался сквозь огонь с той же легкостью, с какой люди перемещаются сквозь двери.

Это было неправильно. Её команда, её друзья, её семья были в нескольких шагах от испепеления.

Ей надо сосредоточиться. Одной статуи мало. Ей нужен был механизм. Тот который был встроен в статую, не работал. Что-то ещё. Она поискала. Ворот с колесом не годился... нет, слишком уж ржавый, цепь его вот-вот порвётся. А, вот оно. Математическая головоломка, где шар должен был прокатиться по нескольким трубам, а путь его определяли несколько рычагов, каждый из которых двигал лопасть, изменявшую маршрут шара.

Как обидно. В худшие свои дни, дни, когда её способность видеть другие миры была столь всеобъемлющей, что она с трудом замечала реальный мир, ей никогда не приходилось с таким трудом собирать свои иллюзии. Она придавала им форму на лету, как только они появлялись в реальном мире, они возникали так быстро, как она того желала.

Собирая всё внутри статуи, ей пришлось взять немного от головоломки, рычаг, немного от механизма самой статуи, расположив все компоненты так, чтобы они совпали, затем она вытолкнула их в реальность.

Огненный шар угодил Тритону в живот. Его сбило наземь со стены, за которую он цеплялся. Ему пришлось откатиться в сторону от лижущего землю пламени.

Ожог повернулась к Трилистник, которая ожидала появления рычага у статуи. Огненный шар полетел в рыжеволосую женщину, которая уворачивалась слишком медленно. Шар в полёте зацепил её плечо и ударил в отверстие, прямо туда, где должен был появиться рычаг. Куски механизма разлетелись вокруг Трилистник. Шестерни, рычаги, фрагменты переключателя.

— Нет! — закричала Элли, — Нет!

Все её усилия были напрасны. Смогла бы она быстро подобрать что-нибудь ещё? Будет ли это иметь значение? Их противник в курсе того, что собиралась предпринять Элли. Вряд ли она даст ей ещё одну возможность.

Последний кусочек математической головоломки появился в кирпичных стенах “Паланкина”. Шарик пяти сантиметров в диаметре упал на подготовленный путь. Покатился по пологому пандусу, упал сквозь горловину вниз, приземлился на другой уклон, покатился в другую сторону через две лопасти.

Элли схватила стул и разбила им окно своей комнаты. Схватившись за края окна, не обращая внимания на острые осколки, она завопила:

— Трилистник!

И Трилистник, и Ожог подняли на неё взгляды.

Она ударила стену рукой, оставляя кровавые отпечатки порезов:

— Шарик должен покатиться вправо!

Ожог запустила ещё один сгусток огня в Трилистник, и та отпрыгнула в сторону.

—— Какой ещё шарик?

Элли не могла рассказать ей, не выдав это и Ожог. Она чувствовала, как шарик катится по последней из направляющих, падая налево, к тем частям механизма и головоломки, которые были разбиты огненным шаром. Трилистник должна заметить шарик через дыру в стене, пока он падает… Сейчас.

Элли почувствовала почти неощутимый толчок силы Трилистник. Женщина была телекинетиком и ясновидцем в самой малой степени, способной делать крошечные изменения и знавшей, как использовать их, чтобы добиться внушительных результатов. Шарик сдвинулся на несколько миллиметров влево, ударился в отщепившееся дерево и, завертевшись, отскочил вправо. Он приземлился, и вращение, сложившись с крошечным толчком, повело шарик направо и вниз, в камеры под статуей.

Послышался гул, из обрубка руки и из урны статуи хлынула вода. Она лилась на землю вокруг Трилистник, выплескиваясь на улицу и туша огонь на земле. Вскоре на улице осталось всего несколько горящих участков на стенах.

Трилистник подняла оружие, целясь в Ожог и выстрелила. Раз, два. Трудно было сказать, поразила ли она цель, потому что Ожог уже закружила вокруг себя пламя и исчезла в нём, чтобы появиться из горящей стены рядом с Саламандрой.

Саламандра побежала, а Ожог погналась за ней. Элли увидела, что Трилистник колеблется, но затем она прыгнула сквозь завесу воды и пустилась вслед, надеясь помочь.

— Нет! — закричала Элли. Но её голос заглушил шум воды. Вскоре они пропали из виду.

Телефон. Нужно им позвонить, дать им знать. Где же он?

На кухне. Как глупо. Она отвлеклась по какому-то мелкому поручению, когда они готовили ужин, и забыла его там. А если она отойдет отсюда до коридора, может даже до навеса над танцполом, весь эффект её силы здесь исчезнет.

Горн? Что-нибудь шумящее... Колокол? Колокол был в одной из областей руин, если только она сумеет его отыскать.

Ожог вывалилась из горящей стены напротив “Паланкина”. Вернулась по своим следам. Она посмотрела вверх на окно, за которым стояла Элли.

“Так она не за Саламандрой пришла, она пришла за мной!” —— подумала Элли с отчаянием.

Ожог прошлёпала по расширявшейся луже воды и вошла в парадную дверь “Паланкина”. Клуб стоял пустой, не было ни света, ни музыки. Даже работники разошлись по своим личным делам. Здесь были только Элли и Ожог.

Прошла минута, прежде чем дверь в её комнату распахнулась.

— Вот ты где, — сказала Ожог.

Элли отвела взгляд.

— Ну, привет, старый друг, — сказала Ожог.

Элли была не очень разговорчивой, даже в хорошие дни.

— Привет, Мими.

— Давно не виделись.

Элли кивнула.

— Мне… мне жаль твоих друзей. Я не собиралась так поступать. Я просто… ну ты знаешь.

Элли кивнула, стараясь скрыть возмущение.

— Я...Чёрт, мне реально жаль, знаешь? Не могу ничего с этим поделать.

“Нет, можешь. Ты просто не стараешься”.

Но Элли не сказала этого вслух. Она кивнула.

— Не думаю, что причинила серьёзные увечья. Они живы.

— Спасибо, — выдавила Элли. Она не смогла до конца подавить горечь в голосе. Ожог как будто не заметила.

— Я… э-э, хотела поговорить. Как в старые времена.

Старые времена. Элли не могла ничего поделать. Её мысли обратились к плохому месту, самому большому из её миров, миру, в котором она провела больше всего времени.

— Помнишь, когда у нас бывали хорошенькие деньки? Мы болтали, и мне очень нравились те времена. Я вспоминаю о них с нежностью. Немногие воспоминания, которые я бережно храню.

Элли кивнула. За спиной Ожог дверь становилась железной. Крошечное окошко разрасталось, прутья решётки сомкнулись на нем, как клыки. Стена вокруг двери обрастала лохмотьями ткани, которые колыхались, словно на ветру.

— Блядь, — произнесла Ожог, — даже не знаю с чего начать. Как только узнала, что ты в этом городе, и наши решили сюда заглянуть, я ждала с нетерпением, а сейчас и не знаю, о чём говорить.

— О погоде? — попыталась пошутить Элли. Плохая идея.

— Я не о погоде хочу говорить! — Ожог выплюнула слова в смеси гнева и отчаяния. Её глаза сверкнули оранжевым, и пламя появилось в ладонях, но вспышка сразу угасла.

— Извини.

— Э-э... А как ты? Как поживаешь, с тех пор как сбежала?

— Я... я в порядке. Хорошие люди... — как же трудно формулировать мысли, даже и в хорошие дни, — они заботятся обо мне. Трещина помогла мне...Больше, чем любой доктор.

— Доктора… — Ожог нахмурилась.

— А ты?

— Я... ты знала, что я сбежала в то же время, что и ты?

Элли покачала головой.

— Да, я сбежала. Но мне некуда было идти. Для меня настали плохие времена. Я была одна, напугана. Один парень пытался меня убедить стать его шлюхой, чтобы заработать деньжат и еды... Я отказалась, но он всё не отставал.

— Мне жаль.

— Я... я реально пыталась быть хорошей. Я сказала себе, что не буду использовать силу. Но мне нужно было как-то защититься, понимаешь?

Элли кивнула. Ткань вокруг дверей начала принимать определённую форму. Обитые стены, испещрённые рядами колючей проволоки и битым стеклом. Кое-где на ткани появились пятна крови и дерьма, растущие, набухающие. Она попыталась остановить это усилием воли, сосредоточиться на высоком храме, на своём безопасном месте. Но когда она видела Ожог, это место становилось таким далеким, что до него было не дотянуться

Ожог продолжала:

— Так что мне пришлось его шугануть... но ты же знаешь, как она работает. Ты знаешь, что случается с моей силой.

— Я помню.

— Я… Доктора говорили, что использование силы регулирует химический баланс и связи в моем мозге. Эмпатия, самоконтроль, эмоции — всё исчезает, когда я использую силу, и я не могу не использовать силу, когда поблизости огонь. Всё растет, как снежный ком, потому что без самоконтроля я пользуюсь силой всё больше и больше, не заботясь о тех кто рядом, а когда у меня такое настроение, мне неохота из него выходить.

— Ага.

“И ты сбегаешь в это состояние, чтобы не встретиться лицом к лицу с последствиями того, что натворила. Ты пользуешься им, чтобы спрятаться от своих страхов. Если я за что тебя и виню, то именно за это”.

— Если бы ты не потушила огонь… Большую его часть... Я не знаю, что бы я натворила. — Ожог покачала головой.

“Ну, я-то представляю”.

— Так что тогда я подпалила ублюдка, чтобы напугать его, затем я жгла, чтобы сделать ему больно, а потом просто не могла остановиться. Я сожгла его дотла. Блядь! С этого начались плохие несколько недель.

— Мне жаль.

— И я… Прежде чем я узнала, меня нашла Девятка. Птица-Хрусталь завербовала меня. И вот я застряла. Я в ловушке. Ты знаешь, что объявлен ордер на мое убийство? Если я попытаюсь завязать, то меня прикончат либо копы, либо Девятка. Так что я продолжаю работать на Девятку, и всё становится только хуже.

— А если сдаться? Отправиться в Клетку?

— Они меня найдут. Ты даже не представляешь, на что способны эти ребята. Наша новенькая, та, что вместо Топорылого… ну, хотя он всё ещё с нами… в каком-то смысле. Она умеет отыскивать людей. Нет такого места, где я была бы в безопасности, пока меня не отправят в Клетку. Я почти уверена, что даже и там они бы меня достали, если бы захотели. Вот Сибирь меня точно достанет, даже в Клетке. Она никогда не упускает добычу.

— Ты не можешь продолжать причинять людям зло, Мими.

— Мне придётся. Я… я просто использую силу. Остаюсь в таком настроении, когда не чувствую сожалений, действую так, как ожидает от меня Девятка...

Плохое место всё сильнее вторгалось в комнату.

— Мими… Можно до тебя дотронуться? Заякорить тебя? Не хочу, чтобы моя сила тебе повредила.

— Так ты хочешь держать меня вне своего мира? — Мими улыбнулась и покачала головой.— Да ни за что! Я пришла сюда отчасти потому, что слыхала, что в последнее время ты творишь удивительную красоту. Я должна это увидеть. То, что ты теперь можешь сделать.

Потом она повернулась и огляделась. Её лицо угасло, когда она увидела обитые мягкие стены, кровать, превратившуюся в больничную койку, пятна дерьма и кровь, иглы в углах, осколки стекла и бритвенные лезвия, врезанные в каждую поверхность в ожидании неосторожного движения рукой или ногой.

— Нет, — сказала Ожог.

Элли напряглась.

— Извини.

Лицо Ожог помрачнело.

— Это… Это вовсе не красиво… Я это помню.

— Я бы показала другие места… если бы могла.

Голос Ожог был придушенным.

— Но ты не можешь. Я напоминаю тебе о психушке. Я напоминаю о плохих временах, о временах, когда ты была несчастнее всего.

Элли опустила взгляд и проглотила комок в горле.

— Я думала, мы друзья. Нам бывало неплохо вместе, разве нет? Несколько раз, когда нас выпускали из палат, когда у нас были хорошие дни. Шутки, истории. Я имею в виду... я знаю, что иногда у меня бывали приступы, может, я кусалась или обзывалась, или угрожала тебе...

Ожог замолкла. Элли не проронила ни слова.

— Но я... я не… — Ожог запнулась. Глаза её вспыхнули оранжевым огнем. — Ты видела во мне друга? Не смей мне лгать!

Элли не смогла ничего ответить. “Они использовали меня как приманку, чтобы ты начала с ними сотрудничать”.

— Ох блядь… Бля, мне так жаль, — сказала Ожог. Она отвернулась и завозилась у железной двери. Элли осознала, что та заперта и изменила её так, чтобы она открылась. Ожог распахнула дверь и остановилась в проеме. Не поворачиваясь, она сказала:

— Мне жаль, что так получилось с твоими друзьями. Я правда надеюсь, что они в порядке.

— Я тоже.

— Рада, что у тебя всё хорошо. Надеюсь, что я не смогла тебе всё испортить.

Ей пришлось набраться немного храбрости, но всё же Элли пересекла комнату и обхватила Ожог руками, обняв её со спины.

— У нас бывали хорошие времена, — солгала Элли, — береги себя.

Ожог отстранилась, и Элли отпустила её. Она увидела, как та отыскала дверь на внутренний балкон над танцполом и услышала, как она сбегает вниз по ступенькам.

Элли сползла по стене, своей силой убрав с неё острые предметы, которые могли её поранить. Она спрятала лицо в ладони и закрыла глаза, чтобы отгородиться от вида окружающей комнаты. Она подождёт несколько минут. Несколько минут, пока она не будет уверена, что Ожог ушла, и лишь затем отправится проверять остальных.

Она потратила долгие месяцы на то, чтобы добиться прогресса, который она только что потеряла, в плане её психического здоровья — научилась преодолевать плохие воспоминания и притяжение того плохого места. Она успокоила себя мыслью, что со временем ей станет лучше. Однажды она уже достигла успеха, и снова сможет его повторить. Это если с остальными всё в порядке.

А вот Ожог уже ничем не помочь.