Зазеркалье (гет)

Сейчас-то мне понятно, почему тогда картина была настолько обрывочной и неправильной. Словно миру не хватало каких-то кусочков, чтобы сложиться в единый и целостный витраж.

Мы оба были ошарашены. Слишком резко, слишком быстро сбылись мои слова.

Мы в больнице! В палате. В психушке!!! Они упекли Её в больницу. Сбросили, как ненужный балласт! Он, он, который являлся для Неё миром и Жизнью, предал Её!

По крайней мере, тогда мы оба думали именно так.

Кусок из Её жизни просто пропал. Мы не знали, как оказались здесь, и никто нам этого не собирался объяснять.

Он говорил с Ней как с умалишённой. Я не мог докричаться ни до него, ни до Её матери, ни до врачей. Все считали, что Она сумасшедшая. Похоже, Она и сама думала также. Вот она — та самая настоящая боль, о которой я говорил. Дурак! Но всё равно — изменить что-либо не в моих силах…

Мысль о его предательстве убивала её. Она была невероятна, невозможна для Её сознания. Душа не выдерживала. Надлом продолжал углубляться, Она уже не говорила ни с кем, кроме меня.

Я… Что я мог? Игнорировать Её, чтобы, возможно, не усугублять ситуацию? Тогда бы Она действительно сошла с ума. Я отвечал Ей. Успокаивал, убеждал не спорить с матерью. Но вот с Её любимым было сложнее. Редкие визиты доводили Её до истерик. Такими темпами посещение вообще могли запретить, а Её перевести в отделение для буйных. Только благодаря знакомствам парень вообще мог Её навещать.

Я не знал, что и думать — с ним Ей и лучше и хуже. При нём Она была не так вспыльчива, не так резко реагировала. До какого-то определённого момента. Потом начиналась истерика. Я ничего не понимал. Он тоже. Врач что-то говорил ему, но мы уже не слышали. Я ведь по-прежнему был привязан к Ней…

Она всё больше и больше замыкалась, накручивала себя, кричала, что он предатель, что оба они — и мать, и любимый — предатели. Рассудок дал трещину. Надлом, Её внутренний надлом всё ширился и ширился, больше невозможно было это вынести! И после одного из визитов Она не выдержала. Всё, начиная с «измены» и заканчивая нынешним «заточением» всплыло в Её сознании, разрослось до вселенских масштабов и вылилось в слёзы.

Она разбилась вдребезги.

— Помоги мне, Родной, — шепчет Она, и я обнимаю Её крепко-крепко. Всё, что мне сейчас дозволено.

— Спасибо, Родной… — тихо шепчет Она, и в душе расцветает тёплый цветок.

— Не за что меня благодарить, Родная. Ты даришь мне жизнь. Так подари же Её себе. Жить можно и с этим! Пойдём! — И зная, что этого делать нельзя, я тяну Её на свою сторону. Но без Зазеркалья и меня Ей не пережить бы этого! Я был в этом убеждён.

Сначала всё было как обычно… Но потом я заметил, что мы зашли гораздо дальше обычного, а Её не тянет назад в тот мир.

— Родная…

— Родной…

Одновременно начали и замолчали. Нам стало страшно. Впервые Зазеркалье показалось опасным. Впервые оно не выпустило Её.

— Что происходит, Родной?! — в Её глазах ужас. — Почему я не могу вернуться?!

— Откуда мне знать?! — раздражённо отвечаю, прокручивая в голове все возможные варианты. Бесполезно. Ничего, никаких догадок. Как я могу вернуть Её в родной мир? Что я могу?!

— Смотри… — Она показывает на грань между мирами, бледнея. Я поворачиваюсь и замираю. За гранью — Она! Мы видим Её в том мире! Она сидит в палате, раскачиваясь как маятник.

— Родной!.. — Она в страхе смотрит на меня.

— Я не знаю, что происходит… Не знаю… Но глянь, та Ты настоящая полоумная. Эти глаза… Пустые-пустые. Очевидно, — я запнулся.

— Здесь часть меня и там часть меня, да?

— Получается.

— Весело… — Она спокойна. Смотрит осмысленно. Заставила панику отступить. Правильно, Родная, размышления над подобного рода вещами могут и с ума свести. Прими то, что есть, и думай, как из этого выкарабкаться.

* * *

Теперь нас здесь двое. Двое наблюдателей. Забавно, Она следит сама за собой. За частью себя.

Пожалуй, это даже сложнее моего существования. А то, что осталось от Неё в том мире, — настоящая умалишённая. Отсюда нам видно и слышно всё происходящее. Мы видели горе Её матери и боль Её возлюбленного. Мы видели сочувствие доктора.

Я даже переменил своё отношение к юноше. Он действительно любит её… А Она уверилась, что он предатель. И теперь то, что от Неё осталось, постоянно кричит ему об этом, причиняя невыносимую боль. А он терпит. Терпит…

А как Она страдает здесь! Вырванная из своего мира, обманутая Зазеркальем. Вынужденная созерцать пытку любимого человека… любимых людей: его и матери.

Что ж, моё предчувствие оправдалось — Она испытала из-за него боль. Только мне от осознания своей правоты совсем не радостно.

Уже несколько дней — счёт времени мы потеряли — я вижу Её муку. Это невыносимо! На все вопросы — односложные ответы или молчание, об улыбке и говорить не приходится. Так нельзя! Я чувствую, что так нельзя!

Даже Зазеркалье вокруг нас сжалось до окон в Её мир. Окон-зеркал. Частички мозаики, которые собрали в единую картину. Боюсь, это означает, что Зазеркалье рушится.

Её надо вытаскивать отсюда! Конечно, надо… Об этом я думал и думаю всё время. Но ничего, абсолютно ничего не могу изобрести.

Решился поговорить с Ней, отчасти за тем, чтобы вытащить из прострации.

— Родная… — Она поднимает на меня пустой взгляд. За гранью девушка методично бьётся головой о стену. — Родная, надо что-то делать! Это не твой мир, и он Тебе не рад! Смотри, Зазеркалье рушится. Ты здесь, и некому сотворять его извне. Точнее, я не уверен… По-моему, Ты здесь — это именно та «Ты», к которой я привязан, которая сотворяет чужой мир и запросто говорит с духами. А вторая «Ты», та, которая там, — это… Ты. Та часть, без которой… без которой…

— Без которой я не буду тебе напоминать Её, — словно в трансе отзывается Она.

— Да, Женя…

Мне оставалось только имя, верно?