Принцип бумеранга (гет)

Снейп осмотрел Гермиону, залечил последствия удара и оставил их одних, посоветовав Драко пока не выходить к слугам. Он рассказал, что его отец не будет ничего помнить, и им пока не о чем беспокоиться, но все же будет лучше, если Драко сначала придет в себя, чтобы слуги поменьше болтали.

Малфой остался с удовольствием. Он приказал домовику принести чай и сдобу, уселся в кресло рядом с кроватью Гермионы — и вдруг смутился. Вся горячность, с которой он готов был говорить с ней о своих чувствах и добиваться ответных, испарилась, как легкий туман в солнечных лучах. Он вспомнил, как впервые увидел ее в этой комнате, как заставил снимать с себя сапоги, развалившись на ее постели, как застегнул на нежной шее ошейник. И теперь просто не знал, как начать с ней разговор, не выдав себя с головой и не открывая сразу все тайны. Он надеялся, что сначала они победят, его оправдают, а потом он найдет ее — и тогда признается сразу во всем. Но что-то пошло не так, за последние дни его жизнь, как и ее, несколько раз была в опасности, и он не сдержался. Корил ли он себя за это? Вряд ли. Но вот как теперь быть и что делать — не знал.

Гермиона делала вид, что дремлет, а сама тихонько наблюдала за сменой эмоций на лице Драко. Думая, что она спит после приема зелий и пережитых волнений, он не скрывал их, и Гермиона только удивлялась про себя, как он, настолько живой и открытый, умеет прятать все это под маской ледяного холода. Она знала, что он хотел поговорить с ней. Но совершенно не представляла, что ему ответить. Он признался ей в любви, но было ли это правдой? Привязанность, возможно, даже уважение, желание обладать — все, что угодно, могло быть на самом деле. А вовсе не любовь. Разве может быть так, чтобы хозяин влюбился в свою рабыню? Нет, разве что в дешевых женских романах. Так стоит ли ему знать, что она-то действительно его любит?

Они молчали очень долго. Наконец она не выдержала, открыла глаза и попыталась подняться выше на подушках. Малфой тут же кинулся ей помогать, чем вызвал невольный румянец смущения на ее лице.

— Будешь чай? Тут Сара передала булочки и пирожные, — Драко тянул время, не зная, как лучше начать важный разговор. Он так и не решил, что именно ей говорить, но на один вопрос он просто должен был услышать ответ.

— Да, спасибо, я буду. Только... можно, я встану? Ненавижу есть в постели.

Малфой испуганно встрепенулся.

— А тебе легче? Ты себя нормально чувствуешь?

— Конечно. Рука не болит, зелья мистера Снейпа работают отлично. Только мои вещи… — она растерянно посмотрела на шкаф, потом на Драко.

— Да, конечно, я выйду, но только ненадолго, ладно?

Она благодарно кивнула.

Вскоре они ужинали у нее в комнате. Время было позднее, но Драко все тянул время, не начиная тот самый важный разговор, которого сам так ждал. Внезапно в окно постучалась сова. Развернув письмо, Малфой понял, что дальше тянуть нельзя.

Это был приказ Темного Лорда явиться к нему на рассвете. После такого Драко могли как взять с собой в министерство, так и отправить туда, куда должен был отправиться министр. Везде могла понадобиться его палочка, а Темный Лорд всегда использовал свои и чужие возможности на все сто процентов.

Увидев, как он нахмурился, читая письмо, Гермиона испугалась.

— Что-то случилось? — тихо спросила она, подходя к Драко.

Он спрятал письмо и пристально посмотрел на нее, а потом зарылся пальцами в еще не остриженные кудри — Гермиона скручивала их в узел на затылке, чтобы не видно было срезанных волос, и пока еще не знала, кто может помочь ей со стрижкой. Его длинные пальцы распустили тугой узел ее волос, и она запрокинула голову, заглядывая ему в глаза. И столько тепла и тревоги за него было в этом ее взгляде, что он решился.

— Мио, на рассвете я уеду. Ты останешься здесь, ты обещала не сбегать и дождаться моей матери, что бы ни случилось. Ты помнишь об этом?

Она кивнула.

— Хорошо. Вчера я сказал тебе, что нам надо поговорить. Я сказал тебе, что… — она накрыла его губы своими нежными пальчиками.

— Ты уверен, что это именно то, о чем ты говорил? — спросила она, заглядывая в его глаза, словно ища там истину.

— Конечно, я уверен, — его взгляд был тверд и решителен.

Она на миг прикрыла глаза.

— Но так не бывает, Малфой. Не может хозяин влюбиться в свою рабыню. Не может чистокровный маг полюбить магглорожденную. Не в нашем мире, не теперь.

Гермиона грустно покачала головой, опуская взгляд.

— Возможно. Но ведь я полюбил тебя еще тогда, когда мы учились в школе и не было никаких хозяев и рабов.

Ее глаза распахнулись от удивления.

— Что ты такое говоришь? Разве не ты не давал мне проходу, обзывая разными грязными ругательствами и постоянно… — она остановилась, видя, как виноватое выражение его лица сменяется улыбкой.

— Именно, Грейнджер, — усмехнулся он, — проходу не давал. А почему? Да потому что не мог хоть раз в день не увидеть тебя, не услышать твой голос. Но я просто не мог в школе признаться тебе в своих чувствах…

— Конечно, об этом я и говорю — не может чистокровный…

— Не поэтому. Конечно, меня воспитывали в этих идиотских традициях, в ненависти к магглорожденным, и я слушал отца, открыв рот. До определенного возраста. И как же я счастлив, что начал слушать мать. А насчет того, может чистокровный маг влюбиться или нет — ну, ты же умница, Мио, тебе ли не знать, что не от людей зависит, в кого они могут или не могут влюбиться. Разве мы выбираем?

Она понимала, о чем он говорит, но все равно не могла поверить ему до конца. И он видел это в ее глазах. И это причиняло им обоим боль.

— Гермиона, я не знаю, как доказать тебе, что я не лгу. Я, возможно, был груб с тобой и вел себя…

— Нет, нет, — она поняла, что он уже говорит не о школе, — я боялась, что ты воспользуешься своим положением, но ты вел себя совершенно правильно. Конечно, я не сразу поняла это, но вот потом, когда ты вдруг стал относиться ко мне вовсе не как к служанке, к рабыне — вот тогда это и было неправильное поведение, потому что…

Она замолчала, но он понял, что она хотела сказать. Он взял ее руки в свои и поцеловал их.

— Послушай, сейчас я не могу сказать тебе о многом, потому что это касается не только меня. Но о своих чувствах я уже сказал и повторю, хоть тысячу, хоть миллион раз — я люблю тебя. И я хотел бы знать... — он замялся, боясь услышать отрицательный ответ, — я хотел бы знать, есть ли у меня шанс, что и ты сможешь полюбить меня.

Гермиона молчала, опустив голову и не зная, что сказать. Он понял это по-своему.

— Хорошо, я вижу, что ты не готова ответить мне. Завтра я уеду и, если вернусь…

Он еще не договорил, когда понял, что сказал лишнее. Она вздрогнула, подняла на него испуганные глаза.

— Малфой, ты едешь к нему? К Темному Лорду?

Он постарался ничем не выдать себя.

— Да, и нечего пугаться. Я бывал у него уже много раз, и все было нормально.

— Тогда почему ты сказал «если вернусь», а не «когда»?

— Я просто оговорился. Послушай, я просто хочу надеяться, что у нас все получится, что ты сможешь полюбить меня. Ну, или я хотя бы нравлюсь тебе хоть немного? — он с надеждой заглянул ей в глаза.

Она улыбнулась. Таких оговорок не бывает, да, по сути, каждая его встреча с этим мерзким маньяком могла закончиться плачевно. На него могли донести, кто-то мог подставить его, оговорить, да мало ли что... Если бы он только мог не ездить к нему, если бы они могли уехать куда-либо на край света, тогда…

— Малфой, ты… ты нравишься мне. Очень нравишься. Но это ничего не изменит, мы не можем быть вместе, — смело проговорила Гермиона.

— Почему? — его радость быстро сменилась печалью от ее последних слов.

— Потому что я не буду как Элиза. Просто не смогу. Прости.

Она опустилась в кресло и закрыла лицо руками, чувствуя, как слезы закипают в уголках глаз.

Драко опустился на колени у ее ног.

— Но я вовсе не хочу, чтобы ты была как Элиза. Я хочу быть с тобой, жить с тобой, хочу, чтобы ты подарила мне детей…

Гермиона только качала головой, слезы уже катились по ее щекам.

— Но господин не может жениться на своей рабыне, — тихо прошептала она, потому что говорить мешал комок в горле.

Малфой внезапно все понял. А поняв — несказанно обрадовался.

— Скажи, — вкрадчиво спросил он, — тебя останавливает только это? То, что я твой хозяин? А если бы победила светлая сторона и ты была бы свободна, а я был бы у тебя в плену — что бы ты сделала, если бы любила меня?

Гермиона так удивилась такому предположению, что даже перестала плакать.

— Если бы мы поменялись с тобой местами?

Он кивнул.

— Ну, я бы… я бы отпустила тебя на свободу.

— Хорошо. Но я люблю тебя, а ты бы, допустим, любила меня. Ты бы меня отпустила, а я — не ушел, потому что куда я уйду от любимой женщины? Что бы ты сделала?

— Я не знаю, — растерянно посмотрела на него Гермиона, вытирая мокрые от слез щеки.

— Смогла бы ты наплевать на предрассудки, на мнение друзей и родных и связать свою жизнь со мной? — он ждал ее ответа, затаив дыхание.

Гермиона задумалась. Если бы были живы Гарри и Рон, если бы она рассказала им о своей любви и о том, что Драко тоже любит ее — как бы они отнеслись к этому? И если бы они не приняли эту любовь, смогла бы она отвернуться от них и жить с любимым?..

— Да, — твердо ответила она, — да, я бы смогла бросить все и быть счастлива с тем, кого я люблю, и кто любит меня. Потому что это моя жизнь, и она у меня одна, и никто не вправе за меня решать, с кем ее прожить.

Драко счастливо рассмеялся и зарылся лицом ей в колени.

— Как же я люблю тебя, моя смелая гриффиндорка. Но сейчас уже поздно, мне нужно поспать хоть несколько часов перед рассветом, да и тебе следует отдохнуть. Помни о своем обещании и не забывай, что я люблю тебя. И надеюсь, что ты тоже сможешь полюбить меня.

Он целомудренно коснулся губами ее ладоней, поднялся и вышел, а она так и осталась сидеть в кресле, раздумывая над его словами и поведением. И почти жалея, что не сказала ему всей правды.