Наши пути (гет)

Пытаясь подобрать наиболее пафосный синоним слову «нежность», Хельга зависла и укусила карандаш. Поняла, что пить хочется, потянулась за бутылкой колы не глядя — и случайно зацепила что-то локтем.

Письмо Арнольда упорхнуло на пол. Она быстро его подняла, положила рядом и разгладила, словно извиняясь.

Письмо пришло вчера, надо было сразу написать ответ, чтобы уже отправить, но не вышло. Значит, напишет сегодня.

Но сперва есть другое срочное дело: закончить чёртов стих о чёртовой влюблённости к завтрашним чтениям. Угораздило же её оставить всё на последний момент, как будто двух недель не хватило!

Может, «мягкость»? Нет, звучит не пафосно.

Весь январь прошёл как в тумане. Хельгу бросало из крайности в крайность: то она пялится в стену, так долго, что узор из обоев плывёт перед глазами; то закидывает себя целым скопом занятий, лишь бы не оставалось времени и сил пялиться в стену. За полтора месяца она столько фильмов посмотрела, что чувак в видеопрокате вздрагивал при её появлении, столько тренировалась, что никто с ней играть уже не хотел, столько рубилась в приставку, что второй джойстик подряд отправился в мир иной.

И, конечно, ничто из этого ни капельки не помогло. Болоту, в которое превратилась её душа, было плевать, стена впереди или экран телевизора. Всё тонуло в бессмысленности.

Лишь письма Арнольда вызывали в ней хоть какие-то эмоции, но их всё равно было недостаточно, чтобы написать такие же тёплые слова в ответ.

Даже звонки по субботам проходили словно на автомате: спросить, как дела, выслушать длинный монолог с кучей новостей и чужих имён, порадоваться за очередное достижение, будь то подъём на скалистую гору или успехи в испанском. На встречный вопрос отшутиться парой забавных историй из школы, благо всегда есть что рассказать, пожаловаться на родителей и на приехавшую Ольгу. Ничего не говорить о будущем, а то он опять начнёт извиняться, оправдываться и заверять её, что вернётся.

Хотела бы она в это поверить. И жить беззаботно до самого мая, когда он на самом деле приедет, и всё будет как прежде.

Но болото оставалось внутри, отравляя её ядовитыми парами и шепча: ты не заслуживаешь, чтобы к тебе возвращались.

Хельга наконец подобрала синоним: «ласка». Вот только чем больше строк появлялось на бумаге, тем яснее становилось, что это стих вовсе не о любви. Слишком много в нём грусти и сожалений — соплей, проще говоря.

Она вырвала лист, скомкала и запустила в полёт. Попробовала ещё раз: сначала шло неплохо, но в итоге опять скатилось к страданиям. Это должен быть ненавязчивый стишок о влюблённости! Она ведь столько лет по Арнольду сохла, кому как не ей разбираться в этом лучше всего?

Можно, конечно, написать всё по-честному. Что влюблённость часто заканчивается ничем, что ты мучаешься в одиночку, а тот второй даже не подозревает. Что если даже решишься на признание, тебя скорее всего отошьют или сделают вид, что ничего не случилось. И взаимности ты будешь добиваться ещё долго, и если добьёшься, в один прекрасный день всё накроется медным тазом, и ты снова останешься одна.

Хельга вырвала, скомкала и выбросила второй лист вслед за первым. Взглянула на свой несчастный потрёпанный дневник, на письмо Арнольда. Тяжело вздохнула и пошла в ванную, просидев там непонятно сколько, а когда мыла руки, её пронзило озарение.

Влюблённость бывает взаимная! Необязательно страдать годами, если всё складывается быстро и само собой. Как у Фибс и шляповолосого, например — после приключений в джунглях они просто начали встречаться, и это было так естественно, что теперь трудно представить другой расклад. Никаких тебе драм и и страданий, сплошное счастье. Вот про кого писать надо!

Строки рождались в голове и просились наружу, Хельга поспешила к себе, но замерла на пороге комнаты.

На её месте внаглую сидела Ольга и внаглую читала её дневник.

— Ты чё творишь?! — завопила она как раненый лось, подлетела к потерявшей всякую совесть сестрице и выхватила драгоценную книжечку из её когтистых лап.

Вид у Ольги был радостный и вдохновлённый, даже чересчур, будто она что-то задумала.

— Хельга, это потрясающе! Я и не знала, что ты пишешь, твои стихи чудесные!

Хельга фыркнула, всё ещё злая от макушки до пят, и очевидная лесть на неё не подействовала.

— Это мой дневник, ты не имела права его читать, — отрезала она.

— Я зашла, чтобы позвать тебя в театр, и увидела на полу смятые страницы. Ну и бардак тут, кстати, — Ольга обвела взглядом комнату, похоже, не осознавая, в какой опасной близости кулаки Хельги от её лица.

— Сама иди в свой театр.

— Ну, как хочешь, — пожала плечами Ольга, поднялась со стула, оправив юбку. — Кто бы мог подумать, что моя сестрёнка такая талантливая, — она хотела потрепать Хельгу за щёку, но та увернулась и указала ей на дверь.

Наконец-то снова оказавшись в тишине и одиночестве, Хельга вернулась к прежним мыслям, усилием воли подавив раздражение, от которого даже лицо покраснело.

Так, стих о нормальных отношениях…

То ли из-за явственной картинки друзей перед глазами, то ли от желания иметь такое же — стих родился очень легко. Он был воздушным и игривым, немного клишированным и местами не в такт, но Хельга удовлетворённо выдохнула. Будет что декламировать на завтрашних чтениях. Главное, чтобы без аншлага в зале, и так стрёмно.

Интересно, Фиби с Джеральдом поймут, о ком речь?

Интересно, будь тут Арнольд, он бы обиделся, что она не про них написала?

Хотя, будь тут Арнольд, она бы написала про них. Может, вышли бы такие же беззаботные строки, а может, и более глубокие: как бархатный вкус какао, тепло объятий и планы на совместное будущее.

Прошлым летом, когда только начались каникулы и ещё не было известно, что их ждёт впереди, они говорили о колледже. Непонятно, с чего вдруг, просто фантазировали — как поступят в Лигу Плюща, или в Калифорнийский, или вообще в местный, неважно, лишь бы оба в один. Как будут ходить вместе на пары, прогуливать иногда, жить в общаге. На первом курсе ему стукнет девятнадцать, а ей вообще двадцать. Каким же они будут взрослыми, свободными и счастливыми.

Возможно ли теперь такое?

Может, он вернётся хотя бы к колледжу?

Защипало глаза, и Хельга вскочила как ужаленная. Надо чем-то себя занять, срочно.

Спектакль, на который повела её Ольга, оказался ровно таким скучным, как она и представляла. Зато когда пытаешься уловить смысл происходящего и впечатываешь ладонь в лоб от нелогичности, не приходится думать ни о чём другом.

А другое поджидало её в комнате, мирно лежало на столе и напомнило о своём существовании, когда она вернулась домой.

Хельга перечитала письмо в бесчисленный раз и вздохнула, понимая, что если не напишет ответ сегодня, не сможет отправить его завтра.

«Привет, милая Хельга.

Как твоя подготовка к вечеру поэзии, уже написала стихи? Волнуешься? Я был бы рад их прочесть, конечно, если ты захочешь. Уверен, они замечательные, ведь их написала ты. И уверен, что всё пройдёт отлично, так что не переживай)

Представляешь, то гнездовье зимородков ожило. Правда, внутрь я заглянуть не могу, это нора в обрыве берега реки, но они постоянно летают туда-сюда, гнездо строят. Такие красивые, зелёно-оранжевые.

Учу ребят играть в бейсбол, это тяжело. Скучаю по нашему полю, по нашей команде…

По тебе очень скучаю. Вроде бы недавно виделись, а всё равно.

Скоро весна, и нам с родителями надо будет принять решение. Честно скажу, мы пытаемся это обсуждать, но вселенная словно издевается, всегда что-то происходит и мешает. Мы так и не решили, но наверное, я должен поехать в Хиллвуд, а их уговорить остаться.

Я видел, как им тяжело устроиться в городе, тяжело привыкнуть к этому времени. Если бы я спал десять лет, тоже был бы в шоке. Знаю, что мы это уже обсуждали с тобой, но у меня не выходит из головы мысль — они должны быть здесь, это их призвание.

Не знаю, смогу ли их уговорить. Но мне придётся.

Извини, что гружу тебя этим. И извини, что до сих пор не решил. Я очень хочу вернуться в Сансет Армз, к дедушке и бабушке, к тебе и нашим друзьям, правда хочу. Просто всё стало таким сложным.

С любовью, Арнольд».

Это было его самое длинное письмо за полгода, и лучше бы вместо второй половины он снова писал о дурацких зимородках или папоротниках. Хельга бы с радостью вытерпела бесконечный монолог восхищения очередным кустом, муравьём или обезьяной, только бы не читать болезненные строки о том, как он разрывается.

Хельга не представляла, каково ему. Чтобы родителей не хотелось оставить в лесу добровольно, чтобы бабушка и дедушка не были абсолютно чужими людьми, с которыми видишься раз в столетие. Наверняка тяжело, когда тебе есть из чего выбирать.

Ей всегда выбирать было не из чего — у неё всегда был только он.

Даже когда их «отношения» ограничивались воздыханиями с её стороны, этого хватало, чтобы не чувствовать себя одинокой.

А теперь он вроде бы есть, но вроде бы его нет. И даже если он вернётся, лучше не станет, он так и будет разрываться. А если его родители вернутся с ним, он снова будет нервничать, глядя на их неудачи, и винить во всём себя.

Он всегда винит себя. Дурак.

Хельга вертела в руках карандаш, пытаясь хотя бы начать письмо, и очень вовремя в дверь постучали — Ольга позвала на ужин.

За столом сестра трещала что-то о своих планах на преподавание, родители что-то спрашивали, а Хельга молча поглощала: качество готовки в этом доме сильно выросло с приезда Ольги, вот уж что можно поставить ей в плюс.

Она даже не заметила, как разговор перешёл на неё.

— Сестрёнка, ты должна показать маме и папе свои стихи. Вот увидите, она настоящий гений.

Да господи, только хотела её похвалить. И зачем она вечно суёт нос куда попало?

— Нечего там показывать, успокойся.

— Смотрите, кто засмущался! — пропищала Ольга максимально противно. — У тебя большое будущее, сестрёнка. А если перейдёшь в школу с уклоном, это повысит твои шансы на престижный колледж.

Хельга закатила глаза: бред какой-то, расшумелась, будто она Эмили Дикинсон, не меньше. К счастью, отцу было плевать, а мать не пошла дальше вялого интереса.

Уже в своей комнате, снова гипнотизируя письмо, Хельга всё-таки собрала мысли в кучу и выжала ответ.

«Привет, Арнольдо.

Стих написала, вроде бы даже вышло неплохо, положу тебе копию в конверт. Можешь быть абсолютно честен в критике, а ещё скажи, если тебе это кого-то напомнит :)

Завтра четырнадцатое, так что с праздником! Наверное. Я всё равно считаю этот день недоразумением. Ещё завтра чтения, как ты знаешь, и я практически не волнуюсь, не знаю почему.

Приму твоё решение, каким бы оно ни было. Только не надо делать это из-за меня, ладно? Я большая девочка, переживу.

Береги себя, не лезь к бедным птицам и до связи в субботу.

Твоя в любом случае, Хельга».