Следующий раз (гет)

Стоило Драко проснуться, как он тут же сделал глубокий вдох, наслаждаясь запахом. Это был ее запах, ее постель. Ему ничего не приснилось. Малфой почувствовал, как тает тяжесть в теле. «Теперь все будет по-другому. Все будет хорошо», — подумал он.

Комнату освещали первые робкие лучи восходящего солнца. Драко осмотрелся. Вторая половина кровати пустовала. Гермиона сидела в кресле возле окна, погрузившись в сон, тонкий шерстяной плед окутывал ее будто кокон.

Было странно чувствовать, что есть человек, которому ты важен. Драко вспомнил, как светилось счастьем лицо Гермионы, когда он вчера остался.

Малфой пошарил рукой около кровати. Стараясь не шуметь, осторожно поднялся. Надел брюки, лишь они оказались рядом, рубашки нигде не было видно. Подошел к Гермионе и нежно провел ладонью по ее щеке. Веки затрепетали. Она открыла глаза, устремив свой взгляд прямо на него. Ощущение было таким, будто она не верила в то, что видит, или же думает, что все еще спит.

— Ты не замерзла? — не обратив на это никакого внимания, спросил Драко и присел на корточки рядом с креслом.

Гермиона робко улыбнулась:

— Плед и твоя рубашка спасают меня от холода.

Он улыбнулся в ответ, а потом обнял ее. Несколько минут они так и сидели, наслаждаясь этой близостью, друг другом. Однако уже в следующую секунду все изменилось. Гермиона резко отстранилась, поднялась и подошла к окну, придерживая шерстяной плед.

Малфой поспешил следом. Встал позади, всматриваясь поверх ее головы в пейзаж за окном.

— Ты жалеешь. Я так и думал, — с горечью проговорил он.

Гермиона повернулась так быстро, что пряди ее волос ощутимо ударили Драко по лицу.

— Нет! — она не отрывала взгляда от его глаз, ее нижняя губа подрагивала. — Я не жалею, Драко. Просто...

Легкими невесомыми движениями пальцев она стала обводить контуры его губ, скул, напряженного подбородка. Гермиона, не отрываясь, смотрела на него. От этого сердце Драко сжалось в дурном предчувствии. В ее глазах стояли слезы. Малфой перехватил дрожащие пальцы и прижал к своей груди, и тут она моргнула, и слезы потекли по ее щекам.

— Это была самая лучшая ночь в моей жизни. Ты же веришь мне? Знаю, что веришь. А еще я знаю, что тебе так же страшно, как и мне. Вся эта история. Разве такое может быть? Уильям, Мирабель — это мы?!

— Невероятно, — подтвердил Малфой. — Мне долго не верилось, я сопротивлялся, но стало только хуже. А сейчас, впервые за долгое время, может и за всю свою жизнь, я чувствую себя счастливым. И мне не хочется ничего менять. Если мы когда-то и жили, были вместе, что же пусть так. Это всего лишь прошлое.

— А как же годы в Хогвартсе? Мы были рядом, а ничего не происходило, вернее, происходило, но не то. Мы же не переносили друг друга. Почему все произошло именно сейчас? Разве не странно...

Драко посмотрел на ее губы, а потом поцеловал, заставив тем самым замолчать, забыть, о чем она говорила. Его поцелуй был нежен. Он хотел доказать ей, что важнее всего настоящее. Не прошлое, не будущее — настоящее. Сердце бешено колотилось, Малфой обнял Гермиону, прервал поцелуй и прошептал:

— Это тоже всего лишь прошлое. С ним мы уже ничего не сможем сделать. Теперь же все будет по-другому, все будет хорошо. Обещаю, — озвучил он свои недавние мысли.

Глубоко вздохнув, Гермиона начала вытирать слезы. Всего несколько секунд и она словно и не плакала вовсе. Лишь во взгляде читалась тоска, потерянность, или это было что-то иное. Драко не смог бы с уверенностью сказать.

— Пообещай другое, — произнесла Грейнджер. — Доверяй мне, что бы ни случилось. Это очень важно.

Малфой слегка нахмурился. Сейчас, когда она с такой надеждой смотрела на него, то была похожа на загнанную птицу в клетке, которая так стремится к свободе.

— О чем ты? Разве все это, — Драко сделал жест рукой, обводя пространство вокруг, — не говорит о моем доверии? О том, что ты нужна мне?

— Просто пообещай. Прошу.

— Хорошо. Я обещаю, что никогда не усомнюсь в тебе, — плечи Гермионы тут же расслабились.

Причина такого поведения была Драко неизвестна, он гнал от себя все плохие мысли. Чтобы не тревожило ее, вместе они со всем справятся.

Каким же далеким казалось сейчас их детство в стенах этой школы. А обиды и издевки — глупыми, бесполезными.

Малфой поправил съехавший с ее плеч плед, и у него, в который раз за утро, замерло сердце. Он не понимал, как мог сдерживать эти эмоции, которые рвались наружу, стоило ему лишь посмотреть на нее. Все произошло настолько быстро, что он сам не понял, как Гермиона стала для него кем-то очень важным и значимым. Хотелось в мельчайших подробностях рассказать про свою жизнь после окончания Хогвартса. Поделиться радостями и горем. А еще хотелось узнать как можно больше о ней. Для этого у них, конечно, еще будет время. Сейчас нужно было возвращаться в реальность, где от них ждали помощи. Поэтому Драко нежно коснулся виска Гермионы губами, а затем произнес:

— Я не хочу, чтобы ты плакала, или переживала о чем-то, хочу заботиться о тебе, — с этими словами Малфой взял ее на руки и направился в сторону ванны. — И поэтому ты сейчас же примешь горячий душ, чтобы не заболеть, а я пока попрошу эльфов сообразить нам какой-нибудь завтрак. — Гермиона еще сильнее прижалась к нему. Он чувствовал, что она улыбается.

* * *

Драко не хотел идти в свою комнату, хоть та и находилась по соседству. Открытое окно позволило призвать все необходимое с помощью волшебной палочки. Пока он доставал чистую одежду и ванные принадлежности, в дверь постучали.

Малфой раздраженно отодвинул от себя мешковатую сумку. Стук повторился еще настойчивее.

— Да что за спешка?! — возмутился он, открывая дверь. — Неужели Хогвартс горит?!

— Гермиона, из... — Невилл Лонгботтом замер на полуслове. На его лице появилось осознание увиденного. Полуголый Малфой в комнате его старинной подруги имел вид явно немногозначный.

Затянувшаяся пауза и взгляд Лонгботтома, скользнувший по оголенному торсу, заставил Драко кашлянуть. Звук получился достаточно громким для того, чтобы вывести Невилла из ступора и заставить сделать пару маленьких шагов назад. Он нервно покосился вправо, видимо удостовериться, в ту ли комнату постучал.

В это момент дверь ванной комнаты распахнулась. Гермиона вышла, ступая босыми ногами по ковру. Она обернулась в белое банное полотенце, но по ее телу еще стекали капельки воды, на голове было что-то вроде тюрбана из другого полотенца, которое украшал гриффиндорский герб. В руках Грейнджер несла рубашку Драко.

— Невилл? — она остановилась, рубашка плавно упала на пол. Весь вид Гермионы говорил о том, что она ищет оправдания. А что тут можно было придумать? Поэтому, наверное, голос ее прозвучал спокойно и ровно:

— Что-то случилось? Что ты хотел?

— Гермиона, я хотел сказать, что МакГонагалл вернулась в замок несколько часов назад. Я сообщил ей о вашем визите. Она ждет, — с порога проговорил Лонгботтом. Он выглядел смущенным.

Грейнджер сглотнула. Малфой четко увидел, как на ее лице отразилось сожаление. Он отошел от двери, поднял с пола рубашку и надел ее.

— Лонгботтом, ты можешь зайти, я не кусаюсь, — язвительным тоном заметил Драко. За что получил упрекающий взгляд Гермионы.

— Я сказал все, что хотел, — Невилл наконец-то взял себя в руки. — Пароль для горгульи — «Лакричные конфеты». Развернулся и пошагал прочь.

— Похоже, мы его шокировали, — с улыбкой произнес Малфой.

— Драко, нет здесь ничего смешного! — возразила Гермиона и села на кровать. От резкого движения узел полотенца на голове развязался. Мокрые волосы рассыпались по плечам.

— Перестань, ради Мерлина! Он же не ребенок? И что такого он увидел?

— Да ты лицо его видел?

— Видел! — Драко так выкрикнул это, что Гермиона вздрогнула. — Но он всего лишь смутился, как подросток, а вот ты... Знаешь, я, будто вернулся на десять лет назад.

Малфой ходил взад вперед по комнате. Полы рубашки, которую он так и не застегнул, развивались.

— Тебе было стыдно. Конечно! Ты же совершила преступление! Переспала с бывшим Пожирателем смерти, — и будто не было обещания, данного несколько минут назад.

Он чувствовал себя разбитым.

В жизни люди часто ощущают себя рассыпающимися на кусочки. Потом они, конечно, собираются, но это уже совсем другие люди. Для Драко же все было иначе, в эту минуту он думал, что уже не сможет собраться никогда. И все лишь из-за ее взгляда.

Малфой хотел еще много чего сказать, но лишь сильно сжал руки в кулаки и вышел из спальни, через несколько секунд в окно вылетела его сумка, видимо призванная хозяином.

Гермиона сидела, уставившись перед собой, ничего не видя. Глаза застилали непролитые слезы. Она ненавидела себя за малодушие. Если бы Драко знал, что не его она стыдилась, а себя. Все утро ей хотелось рассказать ему правду. Поэтому и была не в своей тарелке, говорила невпопад, взяла с Малфоя это нелепое обещание. Даже струи обжигающе холодного душа не помогли. Перехватило дыхание, пальцы онемели, она ощущала каждую каплю ледяной воды, казалось, мысли прояснились, как и всякий раз после такого. Но стоило выйти из ванной, страх вернулся. Гермиона не смогла. Так призрачна и хрупка, казалась эта минутка счастья, вырванная у жизни. Не хотелось ее разрушать.

«Пусть лучше сейчас. Путь лучше ненавидит. А я обязательно придумаю, как выбраться из этой запутанной ситуации хотя бы ему» — подумала она и, вытерев тыльной стороной ладони слезы, пошла одеваться. Как бы то ни было, нужно все же идти на встречу с МакГонагалл.

* * *

Факелы освещали лишь часть широкого коридора, ведущего к директорскому кабинету. Почему? Драко в учебные годы задавался этим вопросом. Сейчас же ему совершенно не хотелось размышлять.

Малфой думал совершенно о другом: нужно было предупредить Грейнджер перед тем, как идти к МакГонагалл, а он постоял пару минут у ее двери и отправился в одиночестве. Разговор сейчас — это слишком много, записку писать глупо. Вот и не нашел ничего лучше чем пойти одному. Разговаривать все равно придется, но лучше оттянуть этот момент, немного прийти в себя от ссоры.

Вопреки всем мучающим его вопросам, когда Драко подошел к каменной горгулье, Гермиона уже стояла там. Стоило ему остановиться, как она без промедленья начала говорить:

— Я предлагаю сказать МакГонагалл правду. Нет смысла обманывать, она слишком хорошо нас знает.

Малфой промолчал.

— Лакричные конфеты, — произнесла она, горгулья со скрипом отъехала в сторону.

Грейнджер стала подниматься по каменным ступеням. Драко пошел следом, смотря на ее напряженную спину. Хотел ли он говорить правду? Сейчас было все равно. Если бы он пришел один, то вообще, ни о каком шансе заполучить свиток не могло быть и речи. В отличие от Гермионы, рассчитывать на понимание со стороны декана Гриффиндора ему не приходилось.

Они вошли. Взгляд Драко привлекла высокая клетка. В ней теснились на жердочках две птицы. Ярко-красные перья переливались — того и гляди вспыхнут жарким костром. Странно, он не заметил клетку, когда приходил вчера. Возможно, она была в другом месте во время отсутствия директрисы или же та брала ее с собой. На круглом столе, наполовину заваленным толстыми книгами и свитками пергамента, стоял высокий прозрачный бокал с чаем. Рядом, на тарелке, лежало печенье конической формы, обсыпанное сахарной пудрой. Легкий сладкий аромат напомнил Драко, что он не ел ничего со вчерашнего утра.

— Мисс Грейнджер, какая приятная неожиданность! — воскликнула МакГонагалл, раскрывая объятия.

— Здравствуйте, — Гермиона искренне улыбнулась.

Драко тоже попытался, но, увидев удивленный взгляд директрисы, съязвил:

— Профессор, я обойдусь без радостного приветствия с вашей стороны, не нужно выдавливать из себя слов, которые совсем не хочется произносить.

— Мистер Малфой! — МакГонагалл резко вскинула голову. — Рада, что ваш характер не изменился с годами, но...

— Не путайте характер и отношение, — перебил ее Драко. — Мой характер зависит от меня, а вот мое отношение от действий окружающих.

Гермиона возмущенно вздохнула, видимо про себя проклиная его, на чем свет стоит, однако вслух ничего не произнесла.

В этот краткий миг превосходства Малфой почувствовал не удовлетворение, а скорее горечь от собственных же слов. Возвращение в школу подействовало как катализатор — прошлое вернулось. В школьные годы он непременно похвалил бы сам себя за такую «победу», а теперь... все изменилось. И даже не из-за Гермионы и их связи, изменилось все гораздо раньше: после заточения отца в Азкабан, с болезнью мамы, с появлением в его жизни Эдриана и Сандры.

Почему же нестерпимо хотелось, чтобы все было как раньше? Да потому что было проще. А сейчас Малфой понимал — нужно извиниться. Перед МакГонагалл, а самое главное, перед Гермионой.

Тем временем Минерва вернулась за свой стол. Под желтым светом лампы стали заметны глубокие морщины на ее лице. В глазах виднелось что-то похожее на обиду, хотя она и пыталась не показывать этого.

Драко чувствовал вину, рассматривал варианты, что можно сказать в свое оправданье и чуть не подпрыгнул, когда часы на стене бодрым голосом диктора «Магического радио» оповестили: «Девять часов».

— Так что привело вас в Хогвартс? — для МакГонагалл сообщение часов послужило призывом задать вопрос и нарушить затянувшуюся паузу.

— Нам нужен «Свиток десяти зелий» Уильяма Ардена, — поспешил ответить Малфой.

— Весьма неожиданно, — она сделала паузу, — было бы. Если бы не далее как вчера в Министерстве не обсуждали похищение кинжала Ардена из музея, ни больше ни меньше охраняемого дементорами. Подозреваемых нет. Однако директор сообщил, что накануне к нему заходил мистер Драко Малфой с помощницей и спрашивал про кинжал. Теперь все встает на свои места.

Сквозь маленькое круглое окошко возле самого потолка можно было заметить, как сине-черная туча заволокла небосвод. По стеклу забарабанил дождь, не такой как накануне, а ледяной с сильными порывами ветра. МакГонагалл пришлось даже слегка повысить голос, чтобы заглушить пронзительный вой начинавшейся бури.

— Должна сказать, до этого момента у меня еще были сомнения. Но осталось еще несколько вопросов: зачем вам свиток и почему вы решили, что он здесь?

— А разве нет? — спросил Малфой.

— Я задала вопрос и хочу знать. Давайте не будем делать из этого игру. Думаю, для вас обоих это важно.

— Да, — устремив взгляд на свои сцепленные в замок руки, подтвердила Грейнджер. — Очень важно. От этого зависит жизнь близких нам людей.

МакГонагалл молчала, желая услышать самую суть истории.

— Для того чтобы воссоздать формулу Панацеи нам нужны все четыре артефакта.

— Это как раз я понимаю, не понимаю, почему вы решили, что вам удастся это? Многим поколениям волшебников не удалось.

— Мы можем препираться и рассуждать еще долго. Вот только времени нет, — не выдержал Малфой. — Вы или помогаете или...

— Или что, мистер Малфой? У вас разве есть выбор?

Драко злобно усмехнулся. Гермиона отрицательно помотала головой, подтвердив слова директора.

— Хорошо, — МакГонагалл нахмурилась. — Я помогу вам. Сама не знаю, для чего я это делаю. Свиток достояние мирового волшебного сообщества и если узнают, что я отдала его. Да еще и безвозвратно, по всей видимости.

Сказано было сочувственно.

— Так зачем же вы это делаете? — Драко задал вопрос, так мучавший его на протяжении последнего часа.

— Вы и так слишком многое потеряли в своей жизни из-за войны. Чаще встречались со злостью и жестокостью. Если в моих силах сделать вас немного счастливее, то я не стану медлить. А здоровье родных это самое большое счастье.

* * *

МакГонагалл вернулась примерно спустя двадцать минут. В ее руках была прямоугольная шкатулка, обшитая синей тканью. Драко заметил потертые углы и даже маленькую дырку возле замка. Складывалось впечатление, что свиток хранился в этой шкатулке как раз с момента его написания Арденом.

Перед тем как открыть позолоченный замочек, МакГонагалл внимательно посмотрела на Драко и Гермиону. А потом, взяв руку волшебную палочку, спросила:

— Вы уверены? Это очень древняя магия. Я не знаю, что может получиться из этой затеи, ошибись вы в чем-то.

— Профессор, мы уверены, — Драко услышал, как сипло прозвучал его голос. Наверное, из-за того, что все время, когда МакГонагалл ходила за свитком, они с Грейнджер не сказали друг другу ни слова.

Гермиона с неподдельным интересом рассматривала портреты бывших директоров школы. В ответ на ее пристальный взгляд некоторые замирали в недоумении от такого интереса, некоторые отворачивались, а были и те, что вовсе скрывались за рамами, сбегая в другие портреты. Драко ничего не оставалось, как созерцать огненных птиц, наматывая круги вокруг клетки. Изредка поглядывая на Гермиону, он замечал ее недовольство такой реакцией давно почивших людей.

— Вы о чем-то хотели меня спросить, мисс Грейнджер? — спокойный и мягкий голос Альбуса Дамблдора нарушил тишину.

Гермиона вздрогнула от неожиданности:

— Я? Нет, то есть да.

Драко отвернулся, чтобы она ненароком не увидела его улыбку.

— Есть ли у нас шанс?

— Шанс есть всегда. Если ты жив и способен что-то сделать, — Дамблдор пригладил рукой седую бороду.

— Никому не удавалось воссоздать формулу, — голос Грейнджер впервые за все время их разговоров о Панацее показался Драко неуверенным.

— Зачем задавать вопрос, на который и так знаете ответ?

— Вы имеете в виду Мирабель и Уильяма? Перерождение душ?

— И это тоже, мисс Грейнджер. Не бойтесь ошибиться. Ошибку исправить можно, а вот бездействие...

После ответа Дамблдора Гермиона немного расслабилась. И даже подошла к клетке с птицами, встав рядом с Драко. Она хотела что-то сказать, но в этот миг в кабинет вернулась МакГонагалл.

— Мы будем осторожны, профессор, — пообещал Малфой. Он бережно принял из ее рук шкатулку со свитком.

МакГонагалл кивнула и с грустью посмотрела на них.

* * *

Задерживаться в кабинете Драко и Гермиона не стали. Поблагодарив директрису, вышли. Не успели они и на пару метров отдалиться от горгульи, как Малфой остановился.

— Гермиона, — в его голосе слышалась невыносимая печаль. — Прости, я не должен был так вести себя. Не зря я не приезжал в Хогвартс все эти годы. Здесь слишком много воспоминаний, которые заставляют меня забыть, кем я стал.

— Я тоже была не права, — она пожала плечами. — Прости. Понимаю, почему ты так поступил. Мне кажется, что я всегда тебя понимала, хотя и не осознавала этого.

Оставшись утром наедине со своими мыслями, Гермиона старательно восстанавливала в памяти события своей прошлой жизни. Ей вдруг вспомнился взгляд Уильяма. Это было накануне ее смерти. В тот миг они не знали, что их ждет всего через несколько часов. Его глаза — серые, с темной радужкой, светились счастьем и надеждой.

Гермиона только сейчас осознала — глаза Драко точно такие. И надежда в них та же.

Они стояли в полумраке. Каменный коридор, освещенный единственным факелом, и оглушающая тишина создавали иллюзию некой уединенности. Их с Драко разделяло лишь расстояние равное ширине потрепанной шкатулки.

— Я не хочу тебя терять. Только не сейчас, — прошептал Малфой. Он коснулся ее щеки, и сердце наполнилось нежностью, теплотой, любовью.

— У нас есть возможность, которой никогда не было у других — быть вместе сквозь время. От этого дух захватывает, — Гермиона своей рукой накрыла его. — Но нам необходимо научиться не оглядываться назад.

Она подумала, что все-таки неизвестность иногда бережет. Она расскажет Драко правду потом, когда они спасут своих родителей. Так правильно. Так нужно. Гермиона отчаянно надеялась, что все разрешится и никаких препятствий не возникнет. Или ей просто хотелось побыть наивной хоть немного. Чтобы ощутить глубину, силу чувств, своих и его.

— Мы научимся, — Драко улыбнулся, и Гермиона ответила ему тем же.