Корейский для начинающих (гет)

Я ахнула, когда открыла продолговатую бордовую коробку и увидела то, что и в мыслях вообразить не могла: тёмно-коричневые жокейские сапоги до колен на плоской гибкой подошве. Такие вряд ли стоило носить позже середины октября, они были практически летними, но как нельзя кстати пригодятся, когда я вернусь в Москву. Ни единого изъяна, единственный шов от голени до ступни был едва ли заметен. Я любовно прижала подарок к груди, ощущая благодарность Юн Сону ещё и за отменный вкус, он выбрал именно то, что я искала, как в Москве, так и в Корее, в которой едва-едва стала появляться обувь осеннего сезона. Нет, я не спорю, в Москве можно было найти что-то по душе, но я не готова выложить за сапоги больше восьми тысяч рублей, просто потому, что не так хорошо зарабатываю, и почти смирилась с тем, что пятый год подряд придется носить свои изношенные любимые сапоги, подошва которых менялась уже третий раз, но качественная кожа выглядела практически новой.

— О! Где нашла такую прелесть? — спросила Гюнай, вошедшая в комнату после проводов Сон Чжина.

— А где девчонки?

— Они решили прогуляться немного по Кёнсондэ, Ксюша совсем расстроенная…

— Надо думать, — ответила я, натягивая на ногу сапог, молясь о том, чтобы размер подошёл. — Охренеть, у меня появилась фея-крёстная, надеюсь, эти сапоги не превратятся в полночь в тыкву, — проговорила я, чувствуя, что обувь пришлась по ноге, не была узкой, но в тоже время облегала ногу и стопу, подобно кожаным гольфам.

— Это… — на лице Гюнай проявилась усиленная работа мысли. — Юн Сон подарил что ли?

Я счастливо кивнула и испытала порыв поцеловать мысок сапога, но была явно не Алиной Кабаевой и решила всё же поберечь позвоночник.

— Ничего себе, выглядят обалденно.

— Даже носить жалко! Наверное, стоят немерено! — восхитилась я как-то меркантильно. — Я окончательно убила свои сандалии в Сеуле, а он, прикинь, решил сделать мне подарок. И ведь с размером угадал, хотя сандалии, по которым он наверняка ориентировался, были мне чуть маловаты.

— Может, пока ты спала, он с линейкой измерил? — засмеялась Гюнай, отобрав у меня снятый сапог на предмет оценки. — Отличная замена сандалиям.

— Он решил, что сапоги в Москве мне будут нужнее, — вспомнила я его слова. — Надо написать ему благодарность! — я сразу же схватила телефон и черканула восхищенное сообщение, затем отобрала сапог у Гюнай, осторожненько упаковала обратно в коробку, засунула в чемодан, а сам чемодан глубоко задвинула в шкаф. Вспомнив, что в дорамах девушкам частенько дарят обувь, я расплылась в блаженной улыбке.

— Ты бы ещё замок на чемодан повесила, — усмехнулась Гюнай, собираясь в душ, и напомнила: — Мы в восемь выходим, кстати…

* * *

Ресторан, в который повела нас Ан сонсеним с подачи Майи, оказался чем-то невероятным, мало того, что у него была своя пивоварня с пивом, самым вкусным из всего, что мы пробовали в Корее, так ещё и радовала музыка, исполняемая интернациональной группой. Четверка болгар плюс парочка филлипинцев отжигали так, что у нас едва хватало терпения усидеть на месте, принимая первую порцию пива. Мальчик-филиппинец к неожиданности завыл со сцены достоверным голосом Майкла Джексона, заставив всех нас удивлённо переглядываться. Болгары же исполняли, в основном, англоязычные и корейские песни из репертуара Бони Эм, Стиви Вандера, Баккары и даже Псая с его “Оппа Каннам стайл”, что не могло не радовать, и едва мы выпили пива, как пустились в пляс. Музыканты выступали строго по полчаса, затем на полчаса уходили на перерыв, во время которого подсаживались к публике в целях завести новые знакомства, выпить и просто приятно поболтать.

Увидев новые лица, то есть, нас, лысенький мужчина, отдалённо напоминающий Сергея Трофимова, только с о-о-очень выдающимся носом, по словам Майи бывший лидером группы, сразу же направился к нам поинтересоваться, откуда мы родом. Поздоровавшись на английском, он получил весьма русское «здрасьте», так как о том, что он знает наш язык, нам уже поведали. Удивленно оглядев наш стол, он с удовольствием присоединился к очередному тосту и спросил, что мы забыли в далёкой Южной Корее. Всё в общении складывалось просто отлично до той поры, пока он не стал нагло строить глазки Чон Мин и даже спросил её номер. Старый педофил — было самым мягким ругательством, что он услышал в спину, когда покинул наш столик. Мы, сговорившись с девчонками, отправили Гюнай и Ксюшу в магазин за тортиком и свечками.

Когда они вернулись, к нам тут же побежал заметивший торт официант и поинтересовался о цели торжества, а узнав, принёс в качестве презента бутылку шампанского. Мы так же договорились с музыкантами, чтобы они в начале выступления поздравили нашу дорогую и горячо любимую сонсеним.

Только мы установили торт, как группа как раз вернулась на сцену и, спев одну песню, приступила к поздравлению, спев «Happy birthday» на английском и продолжив на корейском. Наша именинница не отличалась особой застенчивостью и, задув свечи, забойно улюлюкала и показывала на себя пальцами, счастливо улыбаясь и купаясь в лучах славы, так же, побывав в «групповых» объятиях.

Мы с Дашкой сидели, разинув рты, не веря собственным ушам, и синхронно повскакивали с мест, когда артисты на сцене начали петь песню Гриши Лепса «Рюмка водки на столе». Пускай мы и заказывали песню, но как-то вмиг одурели от понимания, что слышим её буквально на другом конце света, где было очень трудно отыскать следы русских. Мы орали на весь ресторан, всей группой выстроившись в шеренгу на импровизированном танцполе, мигали зажигалками и после конца песни долго кричали «браво» и хлопали, точно перед нами и впрямь был сам Лепс. Болгары быстро смекнули, что в наших лицах нашли благодарную публику и следующие полчаса пели только русские песни. Замшелая «Арлекино» Пугачёвой, которую пела очень милая рыжеволосая болгарка, и та пошла на ура. Мы уже были более чем навеселе, поэтому попадавшие в радиус действия наших чар корейцы с соседних столов быстренько влились в веселье. Чуть поодаль кто-то снял со стены картину и стал с ней танцевать, пока не подбежал взбешенный официант и не дисциплинировал пьяных корейцев. Какой-то дедочек встал в центре нашей компании и стал отплясывать, буйно размахивая руками и ногами. Парочка, которой мы ненамеренно закрывали обзор сцены, даже не думала ругаться, а в один прекрасный момент мужчина с того стола подошел ко мне и попросил, чтобы я утащила на танцпол его супругу, как-то подозрительно касаясь моей талии. Впрочем, подвоха я не распознала, так как была слишком увлечена песней «Одиночество сволочь». Впоследствии он признался, что вовсе не является мужем этой женщины, посему я вежливо и с улыбкой отстранилась от него, чтобы пойти осушить сразу полбокала пива. Мы ещё долго плясали и веселились, так как Ан сонсеним договорилась с охранником не закрывать на ночь двери общежития, посему у нас впереди была ещё уйма времени.

«Седая ночь» Юры Шатунова стала апогеем программы музыкальной группы, под которую беситься с нами начала даже тёть Марина, бывшая старой гвардией и наверняка выросшая на подобных песнях. Пьяные и счастливые мы обнимались и плакали прямо посреди танцпола, в круговорот рук попала и Майя, которой мы были благодарны за выбор ресторана.

«И, утратив скромность, одуревши в доску,

Как жену чужую, обнимал березку...».

В голове почему-то звучали именно эти строки из стихотворения Сергея Есенина «Клён ты мой опавший».

Мы с Дашкой пошли в туалет, чтобы привести себя в порядок, ведь наверняка косметика потекла. Я, конечно, не разревелась, как остальные, но глаза все равно были на мокром месте, посему не удивительно, что и моему сегодня довольно яркому макияжу досталось.

— Даш, что-то я не видела у тебя этой подвески, — сказала я, глядя на её грудь, на которой на кожаном длинном шнурке висел симпатичный медальончик в виде металлической пластинки в форме домика, где располагалась аппликация милой кошечки и деревца; снизу домика были приклеены нежные тканевые кружавчики.

Она тут же зарделась, прикусила губу и мило шаркнула ножкой.

— Угадай, — счастливо сказала она, прижимая медальон к груди как нечто очень ценное и дорогое.

— Иль Хэ? — вылупила я на неё глаза. — Неужели он?

Она стесненно кивнула, не в силах сдержать улыбки.

— Представляешь, как только мы в ресторан зашли, он подозвал меня к себе и со словами, что у него было мало времени для выбора, подарил это.

Вещица и впрямь была очень миленькой, у Иль Хэ оказался весьма неплохой вкус и доброе сердце. Мы всё ещё понятия не имели о природе его отношения к Даше, но никому из нас он ничего не подарил, хотя мы тоже вполне неплохо общались. Подвеска вполне могла подтверждать симпатию.

— Смотрю, ты сейчас взорвешься от радости, — не удержалась я от комментария, так как подругу распирало от гордости, и она тут же оказалась в моих объятиях. — Дашенька, ты для него, кажется, стала особенным человечком…

— Но всё равно он не видит во мне женщины… — как-то стразу приуныла она.

— Он весь вечер от тебя не отходит, — не согласилась я.

— У него всё ещё есть девушка…

— Девушка не столб — отодвинем, — постаралась успокоить её, хотя понимала, что слова тут не помогут.

— Я не знаю, что мне делать, Ань, — Дашенька доверчиво прижалась к моей груди, ну, к тому месту, где у нормальных девушек должна быть грудь. — Мы послезавтра утром улетаем, я… Я такая дура… Я готова наброситься на него и задушить в объятиях, но не могу… Я даже не знаю, будет ли он мне писать, я сегодня ночью почти не спала из-за этого, — нет, она не плакала, просто голос её стал почти беззвучным и совсем грустным.

— Соберись, давай, ты должна сейчас выйти в ресторан и источать лучи радости. Нам всем тяжело, мы все слишком полюбили Пусан и нам трудно смириться с тем, что придётся вернуться в Москву.

— Не хочу домой… — обреченно заявила она. — Профессор Хонг говорил мне, чтобы я переезжала в Пусан…

— Он всем так говорит…

— Ага, только душу бередит.

— Юн Сон не звонил тебе?

— Вот чёрт! — в ужасе воскликнула я, впервые за шумный и веселый вечер вспомнив о Юн Соне.

Порывшись в сумочке, я едва не вытряхнула всё её содержимое в раковину, но вовремя заметила белый шнурок нокии и чудом не выдрала его «с корнем», выуживая мобилу из сумочки. — Блин… — разочарованно протянула я, так как на экране не было оповещений о пропущенных вызовах и сообщениях, что немало насторожило, ведь на часах уже было полвторого ночи.

Злая и встревоженная отсутствием вестей, я подхватила Дашу под руку, и мы вернулись к нашему столику заливать моё горе пивом. В ресторане как-то внезапно стало меньше народу, и музыканты больше не выступали, и нам вскоре пришлось уйти, так как все изрядно подустали. Такси мы поймали сразу же и, распихавшись по машинам, покинули это чудесное место. Майя, с которой нам довелось ехать вместе, стала с грустью рассказывать про свою тяжелую жизнь, видимо, прилично накатив пива, и мы с Гюнай и Чон Мин, поневоле слушавшие её, искренне сочувствовали. Высадившись возле круглосуточного магазина возле университета, мы набрали макколи и, оказавшись возле общаги, не дожидаясь остальных, начали пить. Следом за нами приехало такси с тёть Мариной, Светой и счастливой и довольной Ан сонсеним, которая поделилась, что ещё никогда не праздновала дня рождения так весело. Немного посидев с нами, они с Майей ушли спать, но мы начали переживать из-за отсутствия Даши и Ксюши, которые должны были по дороге завезти Иль Хэ домой. Машина подъехала как-то бесшумно и незаметно, и мы заметили подруг только тогда, когда они подошли вплотную к столику, за которым мы расположились. На Даше не было лица, а по щекам текли слёзы, на вопрос “что случилось?” она не выдавила ни слова, и Ксюша предательски молчала, обнимая Дашу за плечи.

— Выпить, мне надо срочно выпить, — глотая слёзы, попросила меня налить макколи она, совершенно не осознавая, насколько мы испугались.

— Да что ж такое, Даша, немедленно говори, что случилось! — строго выпалила Гюнай, не выдержав тяжелого молчания.

— Я дура, я такая дура! — взвыла Даша в ответ и спрятала лицо в ладонях. — О, Господи…

— Даша!

— Я его поцеловала в такси на прощание, в губы… — поведала она тихо, а мы все синхронно вопросительно взглянули на начавшую хихикать Ксю.

— А… он? — осторожно поинтересовалась я, чувствуя, как и у самой поневоле бегут мурашки по телу. — Этот козёл тебя отверг? — взбычилась я, сжимая кулаки и обещая Иль Хэ все муки ада при завтрашней встрече.

Но я заметила, как неловко, точно не решаясь, Даша замотала головой из стороны в сторону.

— Он… ответил на поцелуй, — и она разрыдалась пуще прежнего, а мы впали в ступор, но быстро заржали.

— И правда, дура, — с облегчением выдохнула я, смеясь, — ты чего ревешь белугой?

— Она в шоке, — обратила внимание Ксюша, — и я тоже была, пришлось отвернуться и попросить таксиста поменять музыку, чтобы отвлечь его.

— Дашка! — заорала я на всю улицу, позабыв о том, что, в общем-то, была ночь и в общежитие все спали. — Ты такая прелесть!

Я бросилась Гюнай наперерез обнимать подругу и в итоге в эту суету вовлеклись даже Марина со Светой, которые в последние дни стали определенно с нами ближе. За поздравлениями с победой и обретенным счастьем мы и сами заревели все вместе.

— Блин, я из-за вас такой плаксой стала! — утирая слёзы, посетовала я. — Девочки мои дорогие, как же мы будем без нашей комнаты? Без нашего срача и развешанных лифчиков?

— Без клопов, — тоненько заныла Гюнай.

— Без тёть Марины, выгуливающей туалетную бумагу… — поддержала Ксюша.

— Без посиделок в туалете и криков ачжощи, — посетовала Света, и мы завыли сильнее, прижимаясь друг к другу.

Далее пошли громогласные тосты за любовь и дружбу, а так же привычный литрбол, в ходе которого двое проигравших участниц пили на брудершафт, до дна и звонко чмокали друг друга в губы.

— Аня, что ты творишь? — завопила Гюнай, унося ноги, из-за того, что я попыталась сделать вид, что целую её «по-настоящему» под всеобщий хохот. — Мои губы не для тебя предназначаются!

— Давай я лишу твой рот невинности! — хохотала я.

— Сумасшедшая!

Далее вышло так, что проиграла снова я и на этот раз Чон Мин.

— Аня, ты её хоть не порти! — возмутилась Гюнай, но каково было моё удивление, когда Чон Мин, наклонившись ко мне, запечатлела на моих губах невинный, но долгий поцелуй, потешаясь над раскрывшими рты подругами.

Даша, Света и Марина уже выбыли из игры, а мы продолжали пить с Чон Мин.

— Ого, да ты стала пить как я! — гордо заявила я, прижимая девчушку к себе.

— Я — маленькая Аня! — воскликнула та и залпом осушила ещё один стакан макколи, мило крякнув в кулачок.

— О… — я раскраснелась от такой чести. — Теперь у меня есть личный Мини Ми, как у доктора Зло из фильма об Остине Пауэрсе.

— Ань, а почему ты не с Юн Соном? — внезапно спросила Гюнай, заставив меня вернуться в тревожные мысли.

— Думаю, он очень занят, — отрешенно бросила я, но полезла в сумку за телефоном, чтобы на всякий случай проверить.

Тишина…

— Не расстраивайся, — тут же поддержала Даша, увидев моё кислое лицо, — ты сама говорила, что у него проблемы.

— Постараюсь.

— О, Нам Юн оппа в Какао токе, — внезапно сказала Чон Мин, роясь в своей мобиле. — Онни, хочешь что-то написать?

— Нафига? — бросила я. — Гы ттонг намчжа*…

— Что? — захихикала Чон Мин, и я попыталась объяснить, что попробовала перевести на корейский русское ругательство «говнюк». — Боже, ты что, отправила ему это? — я в ужасе взглянула на диалоговое окно, в котором Чон Мин написала обзывательство и добавила смайлик в виде достоверного завитка. — Аня, смотри! — она ещё раз кликнула по смайлам и мы уже вместе ржали над завитком во весь экран, посланным в следующем сообщении…

В итоге мы легли спать под утро, и, проснувшись уже сильно засветло, я едва не родила ежа против шерсти: по моей подушке распластались чьи-то длинные чёрные патлы в лучших традициях азиатских ужастиков. К счастью, это была всего лишь сладко спящая Чон Мин, которая обвилась вокруг меня подобно милой обезьянке.

— Твою мать, чуть кони не двинула! — возмутилась я, а она лишь сладко потянулась и, отпустив меня, перевалилась на другой бок.

— Ты чего? — сонно спросила Даша.

— Чего-чего, у меня Садако в постели!

— Кто? — на этот раз откликнулась Гюнай, чей милый храп прекратился из-за моего возгласа.

— Мёртвая японская девочка из фильма «Звонок»,— пояснила я, тыкая пальцем в макушку Чон Мин.

— Ахахахаах, описилась от страха?

— А-то, откуда она тут вообще взялась? — спросила я, стараясь выудить из памяти хоть что-то.

Девочки заржали всё ещё не очень трезво.

— Ты сама её не отпустила, просто подняла на руки и закинула на свою кровать, сказав, что если она посмеет спуститься, то ты её пристрелишь!

— Ты такая дебилка, когда пьяная, — открыла мне страшную правду Даша, чья груда одеяла сотрясалась от смеха.

В комнату постучали и через мгновение к нам всунулась голова Ан сонсеним; голова сообщила, что через час общий сбор внизу, мы снова еде в Пусанскую школу и затем идем на прощальный обед с профессором Хонгом, а так же добавила, что у нас в комнате можно топор вешать. Понять, что у меня жестокое похмелье помог спуск по лестнице с кровати, в качестве реанимирующих мер две таблетки аспирина и почти литр питьевой воды. Похоже, вчера мы лихо переборщили, Чон Мин же, несмотря на свой бараний вес, проснулась бодренькая и уже носилась по нашей комнате в поисках телефона, сумочки и своего кулона, по совместительству сухих духов, которые неделю назад подарил ей её отец.

— Чёрт, мы вчера Нам Юну написали, что он говнюк, — вспомнила я и заржала на всю комнату, не в силах справиться с физической слабостью и, видимо, подступающим слабоумием.

— Вы с Чон Мин вчера были самые пьяные.

— Я — мини Аня! — вспомнила та, подлетев ко мне и заключив в крепкие объятия.

Едва волоча ноги, я поплелась в душ и нашла в себе силы помыться, а потом привести себя в порядок. Красные глаза спрятались за тёмными стёклами очков, хотя на улице не было и намёка на солнце. Тряску в автобусе я пережила с большим трудом, и уже в Пусанской школе пришлось умыть лицо в туалете; руки сильно дрожали, а мозг не хотел нормально работать. Едва не уснув головой на столе в ожидании Хонг гёсунима, я осушила стакана три воды, заботливо принесенной Ксюшей, и была даже не в состоянии шутить, лишь углубилась в тревожные мысли о Юн Соне, который так и не объявился. Профессор пришел к нам с пухлым бумажным пакетом, в котором оказалась распечатанная раскадровка новостей с нашим участием. Нам досталось по несколько фотографий не очень хорошего качества, но ставшие отличными воспоминаниями об отдыхе. Далее мы спустились в столовку где-то на четвертом этаже, где был шведский стол с традиционной кухней.

— Даш, смотри, асфальтоукладчики гудрон забыли! — заржала я, открыв крышку кастрюли, где доверху была налита какая-то тёмно-серая жижа. — Хочешь попробовать?

Она скривилась в отвращении и опасливо потыкала гадость поварешкой, словно боялась, что оттуда вылезет какая-то глазастая дрянь. Как пояснила нам Ан сонсеним, то был суп из какой-то крупы, который она сама, впрочем, тоже не стала есть. К нам подоспела старшая Ан сонсеним с Майей, в руках которых были объемистые желтые и розовые клеенчатые челночные сумки с изображением японского мишки Рилаккума, которые по одной раздали нам. Мы обалдели, но это снова были подарки и сухой паёк в дорогу виде чипсов, бич-пакетов и пирожных чоко-пай. Помимо сухого пайка в каждой сумке были аккуратно завернутые в золотую подарочную бумагу разнокалиберные коробки, аж четыре штуки.

— Так неудобно, — сказала сидящая рядом со мной тёть Марина.

— Ага, такое чувство, будто мы сделали что-то плохое, а нас ещё и подарками заваливают. Но пора, кажется, привыкнуть к корейскому гостеприимству.

— Пора уже отвыкать, — не согласилась она со мной, вспомнив о завтрашнем отъезде и тяжело вздохнув.

В первой коробке оказалась флэшка на четыре гигабайта — сувенир из офтальмологической клиники, где нам, в качестве знакомства с Кореей, полностью обследовали зрение. Помню, что была в шоке от обстановки клиники, где на ресепшне тусовалась стайка симпатичных кореянок в стильных форменных костюмах, а аппаратура была настолько совершенной, что напомнила мне суперсовременные примочки Тони Старка, то есть, Железного человека из одноимённого фильма. В следующей коробке от той же клиники обнаружилась синяя кожаная визитница, явно мужская, которую я решила подарить брату. Развернув самую большую коробку, я нашла там маленький металлический футляр, вскрыв который, ахнула, увидев кучу инструментов для маникюра. Светка вместе со мной вскрыла последнюю коробку, где так же была USB флэшка, но уже на шестнадцать гигов, с символикой университета искусств.

— Ну, ничего себе, подарочки! — восхитилась Даша, глядя в мой открытый маникюрный набор. — Ребят, мы хоть чего-то из этого достойны? — хохотнула она как-то горько. — За что нам это?..

Слов не нашлось больше ни у кого, только все благодарили старшую Ан сонсеним и профессора Хонга, устроивших нам такой чудесный отдых. Кстати, в сертификате, который мы получили на выпускном, было шуточное послание от профессора, что он обязуется принять нас на следующий год, и были даже его личный и школьный штампы.

— Ань, у тебя телефон звонит, — услышала Даша, пока я пыталась прийти в чувство от такого внимания к нашим персонам.

Я едва не выронила мобилу, увидев на экранчике высветившееся имя…

— Ёбосейо, — как-то резко и нервно сказала я в трубку.

— Привет, ты сейчас где? — тут же спросил Юн Сон.

— В Пусанской школе, — сообщила я, чувствуя, как по телу разливается тепло от одного только звука его голоса.

— Выйдешь на секундочку минут через десять? — попросил он вкрадчиво, заставив меня задуматься.

— На секундочку? — немного уныло отозвалась я и грустно добавила: — Конечно…

Ничего не понимая, я только пожала плечами на вопросительный взгляд Гюнай и едва поднялась с места, как Чон Мин сказала:

— Онни, Нам Юн хочет с тобой поговорить, — она протянула мне телефон с включенным Какао током.

— Скажи, что я отошла, — отстранённо сказала я, чувствуя, что подкашиваются ноги.

На секундочку… Господи, почему только на секундочку? Мне завтра уезжать… Какая к чёрту секундочка? Я чувствовала обиду и опустошение от прозрения, что встреча будет короткой, а значит, возможно, мы с Юн Соном больше не увидимся. С трудом передвигая ноги, я вышла из столовой и спустилась на лифте, где меня ждали уличные сумерки, равнодушие прохожих и одиночество… Его ещё не было, я вышла слишком рано, даже не вспомнив, что он сказал, что приедет через десять минут. Прислонившись к стене здания, я вытащила из пачки парламента мятую сигарету и выронила зажигалку, не в силах справиться с трясущимися руками. Кажется, начинался мелкий дождик, а мне хотелось взвыть от досады, отчего я только резче вдыхала дым, совершенно не чувствуя насыщения им.

Я не смотрела по сторонам, копаясь в своих печальных мыслях и глядя на свой облупившийся педикюр, а Юн Сон образовался передо мной как-то внезапно, просто вырос из-ниоткуда. По моим щекам потекли слёзы, стоило поднять на него взгляд. Наверное, я сейчас была похожа на одинокого воробушка, покинутая всеми, а главное, надеждой. Не в силах выдержать грусти и в его взгляде, я снова склонила голову.

— Ты приехал, чтобы сказать мне, что мы больше не увидимся... — безысходно, но как-то равнодушно прошептала я, и тогда на мои плечи легли его ладони.

Только я попробовала затянуться сигаретным дымом, как Юн Сон выхватил мою сигарету и не глядя отбросил в сторону.

— Ты не куришь передо мной, забыла?

— Прости, — я дёрнула плечами, точно в попытке безмолвных оправданий. — У тебя проблемы?

— Мне нужно ехать в Сеул, — тяжело вздохнул он и с промедлением добавил: — Сейчас… Вечером у меня неотложная встреча по поводу проекта в Москве, а завтра я встречаюсь с семейным адвокатом.

Это был приговор моему сердцу, я чувствовала, как оно сжимается в груди, точно в предсмертной агонии; очки Юн Сона облепила мелкая морось, не давая мне как следует разглядеть чувства в его глазах.

— Понимаю, — отозвалась я с тяжестью и на автомате достала пачку парламента из кармана, но Юн Сон остановил мою руку и просто засунул сигареты обратно.

Меня трясло так сильно, что он, похоже, и сам испугался.

— Я скоро прилечу в Москву, и именно из-за этого мне нужно сейчас уехать. Нельзя терять шанс, иначе потом я вряд ли смогу вырваться, — пояснил он, осторожно коснувшись пальцами моего лица, по которому текли беспомощные слезы. — Не плачь, прошу тебя.

Он собрался было убрать руку, но я не позволила, доверчиво ткнувшись щекой в тёплую ладонь.

— Прости, это слишком внезапно, мне трудно поверить, что я тебя больше не увижу…

— Не драматизируй, скоро увидимся, пара месяцев всего… — ободряюще напомнил он, привлекая меня в объятия.

— Ты надолго приедешь? — с надеждой спросила я, чувствуя, что не в силах справиться с разочарованием и веду себя как маленькая влюбленная дурочка.

— От двух месяцев до четырех, может, и на полгода. Я постараюсь решить все бракоразводные нюансы, но это не должно занять много времени. Перед свадьбой мы подписывали брачный контракт, это ускорит процесс, — сообщил он. — Поверь, мне тоже тяжело, особенно после твоего сообщения.

— Какого сообщения? — удивлённо заморгала я, но получила такой же удивленный ответный взгляд.

Сунув руку в карман плаща, я достала телефон и взглянула исходящие сообщения, совершенно дезориентированная подобной новостью. Неужели я была такой пьяной? Точно, обнаружилось сообщение, адресованное Юн Сону.

— Noreul saranghaneun got kat`ayo, — интересно, и как я могла сообразить по-корейски на латинице в таком состоянии, ведь моя нокиа не воспринимала хангыль, подумала я, прежде чем до меня дошел смысл написанного. — О, Господи! — тут же взвизгнула я, прикрыв ладошкой рот.

— Ты что, не помнишь, как написала это? — возмущенно спросил Юн Сон, пока я пыталась осознать тот факт, что призналась ему в любви.

— Я… Да я…

— Ты пьяная была?— с подозрением спросил он, чуть отстраняясь, но по моим глазам он понял, что догадка оказалась верна. — Совсем ничего не помнишь?

— С трудом… Юн Сон, извини, я обычно такого не пишу…

— Значит, то было лишь пьяным порывом… — разочарованно протянул он, в то время как я и не знала, что ответить в своё оправдание.

— Юн Сон, я…

Но Юн Сон, кажется, так сильно обиделся, что в глазах стали проскакивать искры гнева, и он засобирался было к машине, но я поймала его, схватив за руку, и тут же обняла за талию.

— Не уходи, пожалуйста, — я разрыдалась, чувствуя, что он не обнимает меня в ответ. — Прости меня, я подумала, что тебе было не слишком приятно это сообщение. Я постоянно боюсь сделать что-то неправильно, да, я вчера наклюкалась… Я просто не ожидала от себя такого.

И даже после этих слов складывалось впечатление, что я обнимаю бездушный столб. Юн Сон не на шутку расстроился и, кажется, был в ярости, даже не желая просто смотреть в мою сторону.

— Ульчжи ма, — попросил он меня не плакать, невольно навеяв ассоциации с дорамами, где подобные реплики использовались довольно часто и высмеивались в юмористических передачах.

Однако голос его был холоден как лёд, Юн Сон, видимо, решил, что я послала это совершенно неадекватное сообщение в порыве пьяного глумления, но отнюдь не искренне. Я слишком долго собиралась с мыслями, пытаясь принять для себя факт чувств, и в итоге, собравшись, сказала то, что никогда ещё никому не говорила:

— Я… Действительно написала то… что чувствую, — заикаясь, выдавила я и крепче сжала его в кольце рук, боясь, что он оттолкнёт меня.

— Яснее, — строго приказал он.

— Я… полюбила тебя, — сдалась я с потрохами, сжавшись, словно ожидая с его стороны чего-то нехорошего.

Но произошло то, на что я надеялась всей душой: напряжение, превращающее Юн Сона в камень, спало, он обнял меня и поднял мою голову за подбородок для поцелуя. Я чувствовала, что ещё немного и упаду, ноги совсем не слушались, тогда ему пришлось поддержать меня и крепко прижать к себе.

— Дурочка, — ласково сказал он, проведя рукой по моим волосам, и с улыбкой добавил: — Ты у меня такая глупая дурочка, — и снова поцеловал.

— О, э… мы идём за угол в кафе «Бене», если что… — эхом раздался в ушах дашин голос.

Группа вереницей «выкатилась» из здания, проходя мимо ничего не замечающих нас, и расползаясь в разные стороны. Благо, что профессора и старшей Ан сонсеним не было, совсем не хотелось попасть в неловкое положение. Младшая Ан сонсеним осторожно поставила мой рюкзак и сумку с подарками возле стены и скрылась из виду, незаметно показав поднятый большой палец.

— Сколько у нас ещё времени есть? — спросила я, едва соображая из-за накатившей нежности.

— Времени вообще нет, — усмехнулся он, не отпуская меня. — Какой у тебя рейс?

— В час с копейками завтра в ночь, до Абу-Даби, компания Этихад, номер рейса не помню, — выдала я скороговоркой, чувствуя, что ещё не всё утрачено, и он, возможно, сможет проводить меня.

— Я не обещаю, сделаю всё, что возможно, чтобы успеть, — сообщил он с грустью. — Во сколько вы будете в аэропорту, да, и почему рейс непрямой?

— Мы прибываем туда в пять вечера за неимением иной возможности добраться до Инчхона, кроме как на единственном автобусе. А перелет с пересадкой, так как так дешевле, — пояснила я, пожав плечами.

— Встреча с адвокатом у меня в шесть, — не слишком обнадеживающе сообщил он, а я знала, что от Сеула до Инчхона, где располагался международный аэропорт, не меньше часа езды и то зависит от пробок. — Регистрация, наверное, начнется за два-три часа, — задумчиво сказал Юн Сон. — Анна, я постараюсь успеть, только, пожалуйста…

— Я понимаю, — горько отозвалась я, чувствуя, что не могу выпустить его из кольца рук. — И, пожалуйста, зови меня Аня. Анна — слишком официально.

— Аня?

— Это мягкая форма имени, — сообщила я. — Родные и вовсе зовут меня Нюся.

— Ню… щя? — повторил он неверно, так как сочетание букв «с» и «я» в корейском языке создают звук «Щ», и корейцам трудно не придерживаться этого правила.

— Нюся, — повторила я, — но для тебя это будет сложновато.

— Аня — приятнее на слух, — отмёл он простонародное «Нюся» сразу же.

Мы ещё минут пять стояли в обнимку, чувствуя, что не можем надышаться друг другом, в моём сердце росла тоска от расставания с человеком, которому я призналась в чувствах, пускай он и не ответил ничего, мне было достаточно лишь того, с какой нежностью его глаза смотрят на меня.

— Мне пора… — тихо напомнил он, нехотя ослабляя руки.

— Я буду скучать…

— Я тоже... Надеюсь, что я прилечу к тебе в Москву уже свободным человеком, — зная, что это непременно поднимет мне настроение, сообщил он и поцеловал меня в лоб, на секунду задержавшись.

— Я даже не успела купить тебе подарок на память, — встрепенулась я. — Те сапоги… Спасибо, они очень мне понравились и подошли по размеру.

— Я рад, что угодил твоему вкусу, ведь едва не купил на высоких каблуках, но вовремя вспомнил, что ты придерживаешься более комфортного стиля.

Улыбнувшись в ответ, бросив неловкое прощание и подхватив вещи, оставленные Ан сонсеним, я неуверенно двинулась вдоль улицы, постоянно оглядываясь на Юн Сона. Стоило зайти за угол, как едва высохшие слёзы хлынули с новой силой, заставив меня пошатнуться и едва не упасть. Ускорив шаг, пытаясь заглушить чувства, я быстро дошла до оговоренного кафе и зашла внутрь, тут же увидев возле кассы Сон… Чжина?

— Сон Чжин, а ты что тут делаешь? — удивленно спросила я, ведь он буквально вчера от нас уехал и, помнится, навсегда.

— Нуна! — он заключил меня в объятия, словно не видел тысячу лет. — Я вернулся! — сообщил он радостно. — Родители отпустили к Ксюше! — важно добавил он, явно гордясь тем, что его отношения с русской девочкой приняла семья.

— Очень неожиданно!

— Очень жаль! — засмеялся он и повел меня в подвальное помещение, где располагались уютные столики, окруженные диванами и креслами.

Здесь уже была подружка Гюнай Мина и её сонсеним из Вон Гвана, что жил в Пусане, а так же Чон Мин, счастливая плачущая Ксюша, для которой приезд Сон Чжина оказался сюрпризом, Даша и… Нам Юн, что поздоровался со мной, сверкнув белоснежной улыбкой. Блин.

— Ну, что? — сразу же обратилась ко мне Даша. — Ты почему здесь?

— Он поехал в Сеул, — поджав губы от досады, сообщила я, присаживаясь на единственное свободное место напротив Нам Юна. — Неотложные дела…

— Вы… Он приедет к тебе в аэропорт? — тревожно спросила Гюнай, но я только пожала плечами. — Не раскисай, Анечка, мы с тобой…

— Спасибо, — грустно отозвалась я, когда подруга ободряюще потрепала меня по волосам.

Даша была хмурой из-за того, что обещавший сегодня приехать Иль Хэ так и не появился, зато писал ей в Какао токе, который она установила на свой мобильный. Сбегав наверх за кофе, я сидела непривычно притихшая и изредка отвечала на вопросы Нам Юна. Мне казалось неуместным его присутствие, несмотря на дружеское общение и, вроде бы, перегоревший порыв романтической симпатии к моей персоне. Чон Мин достала свой полароид и стала делать прощальные фотографии, в число которых попала и фотка Нам Юна со мной. Жаль, что картридж быстро закончился, а запасного у нее с собой не было. Нам Юн тут же запихнул получившуюся фотографию в кошелек, заставив меня смущенно отвести взгляд.

Посидев некоторое время в кафе, Ксюша и Сон Чжин ушли на прогулку.

— Не хочешь тоже прогуляться? — спросил Нам Юн украдкой, но я не успела ответить отказом, так как Даша внезапно влезла в разговор:

— Ань, сходи, проветрись, тебе это нужно.

— Сомневаюсь, — ответила я, наигранно улыбаясь парню, который не понимал русского языка.

— Тебе с ним детей не крестить, — отмахнулась Даша, — простая прогулка не изменит твоих чувств.

Задумавшись над правдивостью её слов, я ещё немного поколебалась, но в итоге согласилась, и мы с Нам Юном под моё кислое: «Увидимся в общаге», покинули кафе и направились в сторону главной улицы, чтобы совершить прощальный круг по Кёнсондэ, болтая на отвлеченные темы. Мне и вправду становилось легче от ненавязчивого общения, да и сам Нам Юн не стремился оказывать мне какие-то знаки внимания, ведя себя по-дружески. Мы обсуждали наш отдых и его переезд на съемную квартиру возле университета, когда нас накрыла стена дождя, заставив забиться под козырёк Старбакса.

— Этот дождь уже действует мне на нервы, — вздохнула я, отряхиваясь от капель.

— Что? — спросил Нам Юн, не поняв русского языка, но осознав, что я просто выразила мысли вслух, добавил: — Я знаю одно отличное место, где сухо и весело.

Только в этом «прекрасном месте» я поняла, что мы остались наедине — то было заведение, системой отдыха похожее на норебан, только в отдельных комнатках можно было не только петь, но и копаться в интернете и играть в Нинтендо «Wii», чем мы и занимались целый час. Настроение у меня было в самый раз, чтобы мочить зомби, и Нам Юн поддержал идею, правда сказал, что не слишком любит подобные игры. Мы так же поиграли в интерактивный Пинг Понг, где поначалу проигрывала я, но быстро адаптировалась к виртуальной забаве, вспомнив навыки большого тенниса, по которому у меня второй юношеский разряд, что был необходим для поступления в спортивную академию. Нам Юн быстренько обалдел, оставшись далеко позади меня по очкам, и под мой саркастичный смех победителя предложил сменить игру. Натянув его в теннис я как-то быстренько продула в гонки, не справившись с управлением, но от этого моё настроение только повысилось.

Оплаченное время закончилось, и мы вышли на улицу, где дождя не было уже и в помине. Он согласился проводить меня до университета, решив, что туда вызовет такси до Сомьёна, где должен встретиться с друзьями. Было приятно просто болтать с ним, шутить и смеяться, что неплохо помогало справиться с наступающей на пятки депрессией. Мы трепались в общажном дворике до самого закрытия дверей. К универу подъехала машина сонсенима Гюнай, и она, быстренько распрощавшись, махнула мне рукой и скрылась в здании. Когда ачжощи по обыкновению вышел с сигаретой на улицу перед закрытием, я пожелала Нам Юну хорошей учебы в наступающем учебном году и уже стояла у дверей, когда, окликнув меня, он подошел и без зазрения совести спросил:

— Можно я тебя поцелую на прощание? — и без спроса потянулся к моим губам, а я впала в ступор ещё и из-за застывших позади него с открытым ртом Даши, Чон Мин, Сон Чжина и Ксюши, вернувшихся с прогулки вместе.

— Стой, — запаниковала я, когда он уже почти коснулся моих губ поцелуем. — Не надо…

Он как-то сразу смутился и осторожно поинтересовался:

— Почему, Аня?

Что я могла ответить? Он ведь и понятия не имел, что я по уши люблю своего ачжощи…

— Нам Юн, ты очень хороший парень, но, прости, зачем делать бессмысленные вещи? — спросила я, и тогда он с улыбкой просто чмокнул меня в щёчку и весело помахал на прощание, спускаясь по лестнице.

— Фуф, я ему чуть пинка не отвесила! — поделилась со мной Даша. — Если бы ты это сделала, я бы и тебе вломила…

— Добрая подруга! — съехидничала я.

— Справедливая, — поддержала Ксюшка со смехом.

— Нуна! Нам Юн и ты…

— Просто друзья, — с улыбкой ответила я, похлопав немного обалдевшего Сон Чжина по плечу и с грустью добавила: — Пойдём собирать чемоданы…

* * *

ттонг намчжа* (кор. 똥남자) — ттонг — ммм… экскременты, намчжа — мужчина, хоть и нет такого обзывательства в Корее, но мы его придумали, проще говоря, говнюк, да простит меня цензура.

Noreul saranghaneun got kat`ayo,* — (кор.너를 사랑하는 것 같아요) — кажется, я тебя люблю.