Корейский для начинающих (гет)

В состоянии, близком к шоковому, я не сразу осознала, что действительно нахожусь в объятиях Юн Сона и просто смотрю на него, словно на близкого человека, которого не видела долгое время. Подсознание в такие моменты вываливает всю правду о чувствах, будто чёрным маркером на лбу прописывает. Встрепенувшись, я сделала шаг назад, а на смену радости от встречи пришла вполне ожидаемая ярость.

В поле зрения попали Гюнай и Даша: первая стояла с открытым ртом, а вторую почему-то обнимала со спины Ксюша, но через мгновение я поняла, что она просто удерживает её, рвущуюся в нашу сторону начать бить морду Юн Сону, чего он непременно заслуживал. Стараясь сохранять спокойствие, хотя руки дрожали, я осторожно покачала головой из стороны в сторону, глядя на подруг.

— Мне кажется, ваше появление не совсем уместно, — бросила я колко, борясь с желанием убежать подальше.

Юн Сон не выглядел подавленным, на лице не читалась просьба выслушать, но я уловила эти его чувства в неуверенной попытке приподнять уголки губ.

— Мне очень жаль, что хён застал вас в квартире, и я бы всё же хотел объяснить всю ситуацию. Не хотите пройтись вдоль пляжа?

Как он смеет спрашивать подобные вещи, да ещё и таким спокойным ровным голосом?

— Нет, не хочу, просто уходите, Юн Сон щи. Разговоры всё равно ничего не изменят, — но на этой фразе я вдруг задумалась.

Может ли быть такое, что он приехал в Пусан ради меня? Такое сильное чувство вины? Сомневаюсь, но, тем не менее, он сейчас стоит передо мной, точно вылезший из табакерки чёрт, старается вернуть моё расположение… Странно, всё это очень странно, что с ним творится? Да и кто я для него? Подумав ещё с десять секунд, он вдруг сказал:

— Мне кажется, что уже давно пора оставить столь формальное общение, Анна, — заметил он с небольшим укором, намекая на наше совсем не формальное общение несколько дней назад. — Я знаю, что вы злитесь на меня…

— Нет, не на вас злюсь, я злюсь на себя саму, — буркнула я и вдруг созналась: — Я первая перешла черту в нашем общении, не зная ситуации в вашей семье. Вы правы, вы никогда и ни к чему меня не принуждали, посему вам извиняться не за что, и давайте завершим этот нелепый разговор. Женя, свали в туман! — буркнула я в сторону уже по-русски, так как наглец решил незаметно подкрасться из темноты.

Тот с гаденькой улыбочкой поднял руки вверх, но в тот момент был оттащен за шкирку подоспевшей Дашей, на лице которой застыл немой вопрос: нужна ли мне помощь?

— Типичная женская черта говорить не то, что думаешь, — с усмешкой не согласился Юн Сон, даже не обернувшись в сторону моих согруппников. — Я понимаю вашу обиду…

— Обиду? — вскипела я. — Конечно, какая тут обида, когда меня просто вышвырнули за порог! — но понимая, что начинаю нести несуразицу, постаралась успокоиться: — Случайность, конечно…

— Думаю, вас беспокоит вовсе не это, да и не стоит врать себе и мне, вы беспокоитесь лишь из-за того, что поневоле стали яблоком раздора в моей семье. Я понимаю ваши чувства, понимаю так же, что вы теперь считаете меня плохим человеком, осуждаете из-за того, что я, неверный муж, посмел привести в дом женщину, когда собственная жена находится в коме, — он и понятия не имел, в какое неловкое положение ставит меня этим разговором. — Подождите, не перебивайте, раз я уже вышел на эту тему…

— Я не хочу ничего знать, потому как меня это не касается, — уколола я, отойдя от кромки моря, чувствуя, что ногам постепенно становится холодно.

— Не касается, — подтвердил он негромко и достаточно резко продолжил: — но на самом деле вы ведь так не считаете? Я не планировал затаскивать вас в постель, но сделанного не вернуть, да и вы ни в чём не виноваты, всё сложилось так, как должно было сложиться, — в его голосе прозвучала небрежность, даже грубость.

— Пожалуйста, не возвращайте меня в тот день. Мне всё ещё стыдно, — проглотив комок в горле, сказала я. — Мне невыносима сама мысль об этом…

— Невыносима? — вспылил Юн Сон. — Вам было так плохо со мной? Анна, неужели…

— Вы прекрасно поняли, что я имела в виду, — перебила я, — если бы не ситуация в вашей семье… Да и без того всё то, что произошло в Сеуле — уже было неправильным. Вы — женатый человек, а я… — я замолчала, поневоле бросив взгляд на безымянный палец левой руки, где не было кольца. — Вы снова сняли кольцо…

Он небрежно взглянул на свою руку и засунул её в карман.

— Я и пытаюсь это объяснить… Просто выслушайте меня, и тогда сами решите, сможете ли вы простить меня, если не простить, то хотя бы понять. Моя жена находится здесь, в одной из пусанских больниц, — подтвердил Юн Сон причину своего нахождения здесь, отнюдь не связанную со мной. — Я должен постоянно быть подле неё… — вдруг голос его стал ещё тише, складывалось впечатление, что он борется с какими-то своими внутренними демонами. — Я благодарил небеса, когда меня вызвали в Сеул на прошлой неделе, но ведь рано или поздно я должен был вернуться сюда. Мне и самому трудно признаться в том, что я сейчас скажу, и я даже не понимаю, почему я нахожусь здесь, а не в больнице…

— Зачем вы мне всё это рассказываете? — глупо спросила я, совершенно не улавливая нить событий.

— Может, всё-таки отойдём? — попросил он, бросив взгляд на моих девочек, а я невольно двинулась следом, загребая босыми ногами влажный песок, совсем позабыв о валяющихся чуть поодаль тапочках.

— Я вас не понимаю, причем совсем…

— Потому что мне трудно в этом признаться человеку, которого я знаю всего пару недель, — невесело ухмыльнулся он.

— Так может, то, что вы хотите сказать, мне не следует слышать? — осторожно поинтересовалась я, в уверенности, что его личная жизнь меня действительно не касается.

— В тот день, когда я случайно сбил вас, я был немного не в себе, — он мотнул головой, печально глядя на барашки волн, шелестевшие в паре метров от нас; неужели этот человек настолько скрытен, что я не могла увидеть в его тогдашней печали такой глубокий смысл? — Я ехал из больницы, в которую доставили мою жену… Она… — кажется, ему было очень тяжело вспоминать то время. — Она едва не утонула в море, на той яхте произошёл пожар… Я рванул из Сеула в Пусан, по дороге едва сам не попал в аварию, мне казалось, что в моей размеренной жизни не могло произойти ничего хуже… Я бы никогда не подумал, но Бу Ён… — Юн Сон с какой-то непреодолимой болью назвал это имя, и ещё некоторое время не решался продолжить рассказ: — Оказывается, она изменяла мне и уже очень давно… Её подруга, расчувствовавшись, призналась мне во всём в больнице… Они с любовником были вместе в то утро, и тот мужчина утонул… Но вы не поверите, я, наверное, действительно плохой человек, но я был рад этому… Хотя, конечно же, нельзя так думать об усопших. Сейчас же я испытываю лишь равнодушие. Представьте, каково это: ухаживать за любимой женщиной, зная всё это… Я, наверное, смог бы это пережить, но… Я едва ли мог подойти в больнице к её кровати, это было выше моих сил… Она выглядела жалко, но не вызывала во мне жалости, лишь гнев. Я так и не смог её простить и боюсь что не смогу простить и в будущем.

Я чувствовала, с каким трудом даётся ему этот разговор, видела, что при воспоминаниях его сотрясает крупная дрожь, а глаза увлажнились. Его боль вперемешку с яростью и обидой эхом откликались в моём сердце…

— И в то же время, я боялся, что если останусь один, то сойду с ума…

Теперь всё встало на свои места, теперь ясна была причина, по которой он так желал моей компании, пусть не моей конкретно, но любого другого человека, просто попалась почему-то именно я и поневоле стала его успокоением. Он всего лишь боялся остаться один — такие мысли проскакивали у меня на протяжении всего нашего общения, но я и представить не могла, насколько глубока его душевная рана, одиночество. И мне показалось совсем неуместной наша совместная ночь, всего лишь его попытка мести жене… Мелочной, незрелой, глупой, но мести.

— Почему вы не сказали раньше? Я бы никогда… Это ужасно, — проговорила я, приложив ладонь ко лбу, всё равно до конца не осознавая его чувств, лишь ощущая собственное опустошение. — Теперь мне вдвойне стыдно…

— Поверьте, жалость — это не то, что мне было нужно тогда, так и сейчас. На работе, в семье, все сочувствуют мне и беспокоятся за меня и Бу Ён, но они не понимают, что это ввергает меня в ещё большее смятение. Вам нечего стыдиться. Пожалуйста, не смотрите на меня такими глазами, я действительно поступил плохо по отношению к вам и к семье…

Вот почему он снял обручальное кольцо — в том был лишь один смысл: стереть боль. И вот почему оно вновь появилось в Сеуле — он не мог показывать своего состояния остальным. Кажется, Юн Сон совсем запутался, а меня… меня просто использовали морально. То интимное, что произошло между нами, уже и вовсе перестало иметь смысл, он ведь действительно не планировал этого, но сделанного, конечно же, не вернёшь. Всего лишь осечка, с которой стоило смириться и ему, и мне… Всё стало логичным, но неправильным, я всего лишь оказалась его опорой на несколько дней, опорой, которая помогла выжить и не сломаться. Никаких чувств, просто случайность…

— Бу Ён сегодня пришла в себя, — сообщил он зачем-то. — Но я не мог себя заставить поехать в больницу даже по приезду в Пусан. Простите, я, наверное, снова вас использую…

Я находилась в смятении, весь спектр эмоций, что я испытала, слушая его монолог — от ярости до жалости, вмиг выключился, сменяясь на тяжкий осадок в груди от понимания, что, выговорившись, Юн Сон просто исчезнет, оставив о себе лишь болезненное воспоминание. Теперь мы стали чужими окончательно. Он и сам, похоже, понимал, что пора прийти в себя, вернуться к нормальной жизни и ухаживать за больной супругой, которую рано или поздно простит…

— Вам стало легче? — осторожно спросила я, мягко коснувшись его предплечья в попытке поддержать, но стараясь не показывать жалость.

— Вы сумасшедшая? — неожиданно резко и удивленно спросил он, расширившимися глазами глядя на меня.

Этот вопрос ввёл меня в ступор.

— Что опять, черт возьми, я сделала не так? — грубо спросила я, отстранившись и обидчиво соединив брови.

Юн Сон закатил глаза и сам схватил меня за плечи, мечущимся взглядом пытаясь прочитать что-то на моём лице.

— Вы должны кричать на меня и даже, возможно бить, а вы… Вы спрашиваете: не полегчало ли мне? — сказал он, но получил в ответ лишь недоуменный взгляд. — В России все женщины такие…

— Дуры? — предположила я, отчего-то искренне засмеявшись, и отшутилась, совсем не понимая, что меня так рассмешило: — Национальная черта…

— Вы больная…

— Ну, уж точно не здоровая, синяк до сих пор не прошел, — припомнила я с усмешкой. — Но не бойтесь, иск подавать уже поздно.

— Какой к чёрту иск?

Мне показалось, что ещё немного, и он прикоснётся ладонью к моему лбу, чтобы проверить температуру; кажется, Юн Сон уже действительно был недалёк от этого. Пристально впиваясь в меня взглядом, он, видимо, ставил мне очередной диагноз.

— Проехали, — махнула я рукой. — А я три дня голову ломала, чего же вы ко мне на фейсбук залезли, зачем вам так необходимо мне всё объяснить, напридумывала себе кучу вариантов, но этот, воистину, оказался…

— Вы пьяны? — он затряс меня за плечи, приводя в чувство, и, похоже, был совсем не способен понять моей внезапной смены настроения.

Я вдруг посерьёзнела. Юн Сон же казался немного дёрганным.

— Юн Сон щи, мне кажется, вам нужно спешить в больницу. Не беспокойтесь, извиняться не надо, я вроде бы как взрослая девушка, всё понимаю. Я отчасти рада, что повстречала вас, правда, Бог знает, что навыдумывала себе, наверное, дорам пересмотрела, — посетовала я. — Мне жаль, что я, скорее всего, больше вас не увижу, но как-нибудь переживу, не маленькая…

— Вы не так поняли, глупая женщина, — засмеялся он неожиданно, что выглядело совсем неуместно при всех обстоятельствах. — Ценю ваше самопожертвование, — едва сдерживая ехидство, заметил он, — но я вовсе не это имел в виду.

— Нет, я…

— Помолчите секундочку, — потребовал Юн Сон настойчиво и крепче, даже немного больно сжал мои плечи, от чего я невольно пискнула. — Вы действительно думаете, что я позволил случиться чему-то между нами из каких-то мелочных соображений мести своей жене? Стал бы я сейчас оправдываться… Да, поначалу мне просто нужна была компания, отвлеченные темы разговоров, забытье… Соглашусь, что это продолжилось и в Сеуле. Работа отвлекала, но в какой-то момент мне снова стало одиноко и тоскливо, и я снова стал ощущать безысходность, смятение, но потом вспомнил, что человек, который не давал мне унывать в Пусане находится совсем близко, в одном городе со мной… — я чувствовала себя совсем глупой, так как и отдаленно не могла понять его, а Юн Сон всё так же продолжал отвечать на немые вопросы: — Да, поначалу ничего особенного, наше общение снова помогло мне не упасть в пропасть… Но, Анна, это оказалось не просто способом… — он запнулся, но во время распалённой речи успел напугать меня до чёртиков и, кажется, оставить синяки. — В какой-то момент я понял, что мне просто было хорошо с вами, и Бу Ён здесь вовсе не причем. Та ночь и утро заставили меня проснуться новым человеком, осознать, что жизнь не заканчивается на неудачном браке…

— Вы сами-то трезвый? — спросила я обиженно, выискивая в его словах подвох. — Вы несёте бред… Этого не может быть! Да я же только и делала, что ругалась с вами, спорила и показывала себя не с лучшей стороны.

— Вы были живой и настоящей, почему вы снова себя недооцениваете? — но я смотрела на него глупыми глазами, уже вряд ли соображая хоть что-то, когда его пальцы мягко разжались и осторожно легли на мои скулы. — Какие подтверждения моей привязанности вам нужны, чтобы вы, наконец, поверили мне?

Но всю романтику момента разрушил мой последующий комментарий:

— Вам, по-моему, срочно нужна помощь специалиста… — я посмотрела на Юн Сона как на душевнобольного, осторожно отстранив его руки. — Вы вообще себя слышали со стороны?

Но и сама я пребывала в каком-то странном смятении, постоянно убеждающем меня, что либо безумна я, либо слетел с катушек он, неся совершенную чепуху, переходя с английского на корейский. Считая его человеком спокойным и уравновешенным, ещё никогда я не видела его таким… Даже слово не могу подобрать… Словно ему лет восемнадцать и руководствуется не разумом, а юношеским максимализмом.

— Вы разочарованы моей импульсивностью? — он усмехнулся, отнюдь не весело. — Или я вам опротивел? Что ж, тогда, вероятно, это мне жизненный урок…

Мои глаза распахнулись в ужасе, он рассуждал так, будто влюбился, что за бред сивой кобылы?! И тут меня внезапно шарахнуло по башке… Такое впечатление, что…

— Господи, вы что, никогда не симпатизировали женщинам, кроме своей супруги? — я едва не покрутила пальцем у виска.

— Отчего же, я просто был верен жене, — как-то подозрительно сказал он. — О, Господи, Анна, вы меня поражаете! Вы думаете обо мне, как о каком-то несмышленом мальчишке?

— Вы… вы просто сейчас говорили такие вещи, — потупив взгляд, попыталась я оправдать глупость, которая образовалась в моём блондинистом мозгу, где была полная каша.

— Анна, вы слушаете, но не слышите. Что непонятного в том, что вы мне просто нравитесь? Что все дни после вашего отъезда я не мог найти себе места…

Я подавилась воздухом, чувствуя, что ждет меня только одно — окончательный и бесповоротный сдвиг фаз, и даже сейчас, точно издалека до меня дошёл окончательный смысл сей фразы.

— Юн Сон… вы меня просто шокируете, — выдавила я, но снова не нашла понимания в его лице; лишь, сосредоточившись на собственных истинных чувствах, которые были заглушены шоком от всего услышанного, поняла, что мне только что признались в чувствах и как бы я не сдерживалась, не могла скрыть радость. — Я… Господи, что я должна ответить? — засмеялась я истерично, но видимо, снова прогадала с реакцией.

— Что ж, видимо, мне только остаётся попросить прощения…

— Нет, постойте, — сквозь смех в моём голосе стала проступать серьёзность. — После всего того, что вы мне рассказали, мне трудно принять возможность сего факта. У меня в голове сейчас такой бардак, что я теряюсь в догадках, как всё это расставить по полочкам. Мне ведь не почудилось, правда? — и сама себе уже на русском процитировала «Божественную комедию» Данте Алигьери: — Он тронулся умом, и я ему вослед*…

— Что за аллегория? — внезапно спросил он, видимо, сообразив, что я сказала. — Я не пойму вас…

— Говорю, что вы тяните меня за собой в своё безумие.

— Вы ничего не скажете в ответ?

— Скажу лишь, что и подумать о подобном не могла, поэтому никогда не учитывала собственные чувства, довольствуясь лишь тем общением, что вы могли мне предложить.

— Яснее, пожалуйста.

— Если я скажу, что вы мне нравитесь с первой встречи — это что-то изменит? — выдавила я с трудом, опустив взгляд, оставалось только шаркнуть босой ножкой. Но я заметила лишь как его испачканные песком туфли приблизились ко мне.

— Изменит, — сказал он уверенно, но как-то тяжело. — Изменит всё полностью и бесповоротно, — Юн Сон снова заключил моё лицо в ладони и заставил встретиться с ним взглядом. — Это принудит меня изменить свою жизнь. Семья пока не знает, но я уже начал подготавливать документы для развода. Не смотрите на меня так испуганно, это вовсе не из-за вас, вы же понимаете, что…

— Но ведь вы любили жену, а измена — это ещё недостаточный повод для развода…

— И что мне делать, если от той любви не осталось и следа? Последние годы то была лишь привычка.

— Но это неправильно, она ведь, в больнице, тот человек погиб, она, должно быть, сейчас несчастна…

Он усмехнулся, взглянув в темноту, где море едва заметно отделялось от неба линией горизонта. Юн Сон ответил не сразу, уже спокойно:

— Но она будет вдвойне несчастна с человеком, который её не любит, причём, взаимно. Бу Ён уже давно от меня отдалилась, поверьте, не всё было так гладко, — он с какой-то невообразимой легкостью рассказывал о своей жизни, тогда как раньше я не могла вытянуть из него и слова: — Вы не знаете всех подробностей… За десять лет брака много воды утекло, она давно ко мне охладела. Думаете, я этого не чувствовал?

— Вы категоричны, вы ведь решили бросить её в такой трудный момент… — сказав это, на самом деле я просто не знала что действительно нужно говорить, поддерживать или же, напротив, осуждать, чем я и занималась в данный момент.

— Не думаю, что она бросится ко мне в объятья, увидев на пороге больничной палаты, и станет просить о прощении, — горько сказал он.

— Семья осудит вас, — осторожно напомнила я. — Вы можете подождать хотя бы до её полного выздоровления?

И всё равно, чувство смятения только усиливалось в груди, несмотря на его и моё признание. Скорее всего, он искал повод начать действовать, обрести свободу, используя меня лишь как рычаг, толчок к изменению жизни. Его искренняя симпатия не могла не греть душу, и я была с одной стороны рада, что она помогла ему перетерпеть боль от измены жены, но с другой стороны очень жалела эту женщину, ведь ей придётся испытать настоящий ад: сначала от потери любимого мужчины, потом из-за мужа, который уже собрался подавать на развод. Юн Сон оказался жестоким человеком, но он ведь не дорамный принц — идеальный парень с правильными взглядами и поступками, а я не наивная дурочка, которая завоевала его сердце своей неуклюжестью. Просто так сложилась жизнь, мы просто друг другу понравились, но, тем не менее, всё равно на душе оставалось ощущение, что мы оба сейчас очень сильно обманываемся в чувствах…

— Осудит, возненавидит… — он, видимо, не понимая, что его на самом деле ждёт, выглядел несерьезным. — Мне не двадцать лет, и я больше ни под кого не собираюсь подстраиваться. Теперь я хочу жить собственной жизнью, так что, пожалуйста, просто поддержите меня и тогда мне станет легче, а Бу Ён скоро поправится…

— Это так важно для вас, моё мнение? — непонимающе спросила я.

— Ваше мнение сейчас является для меня единственно важным, — мягко, но сосредоточенно заключил Юн Сон, а я вдруг заметила, что помимо нас на пляже ещё множество людей, молодёжи, которая мочит ножки в набегающих на берег волнах, что мои подружки, чуть поодаль, стоят, глядя на нас издалека подобно сурикатам, пытаясь различить наши фигуры в потьме.

— Вы ведь уже всё для себя решили, — тихо сказала я.

— Анна!

— Ну, хорошо-хорошо, считайте, что я полностью на вашей стороне, — согласилась я, но чувствуя, что не могу так считать на самом деле, добавила: — Пускай я и не согласна с радикальным решением проблемы, но это ваша жизнь, которая меня не касается…

— Ошибаетесь, — он примирительно усмехнулся. — Я надеюсь, что вы не станете в будущем меня избегать.

— Да, хорошо, — глупо подтвердила я, как-то равнодушно пожав плечами, — вот только в четверг я улетаю в Москву…

Он неожиданно легко и певуче засмеялся, заставив вновь подумать о нём как о сумасшедшем.

— Москва — не Марс, я же говорил, что у меня бывают проекты в Москве, и как раз сегодня появился один заказ от Хёндай.

Юн Сон неожиданно прижал меня к себе, властно обхватив руками вокруг талии, даже оторвал от земли.

— Я вся мокрая, — встрепенулась я, вспомнив про влажные джинсы, но всё равно по инерции обняла его в ответ.

— Здесь люди. Это немного не вовремя.

— Что? — я непонимающе сдвинула брови и по его хитрющему взгляду не сразу опознала довольно пошлую и неожиданную шутку. — Юн Сон щи! Это было отвратительно! — но не смогла удержать взрыв хохота, едва скрывая смущение. — Поставьте меня уже, я тяжелая.

— Юн Сон щи! Юн Сон щи! — передразнил он. — Чтобы я больше не слышал этого отвратительного «щи» в свой адрес, — приказал он, улыбаясь ребяческой улыбкой, и закружил меня, заставив завизжать, чиркнув моими ногами по прохладной воде.

Больной, сумасшедший мужчина, которому в голову, похоже, ударил внезапный приступ кризиса среднего возраста, иначе его дуракаваляние я объяснить не могла, но почему-то из головы улетучились все тревожные последствия тяжелого разговора, а так же осуждение его решения бросить семью. Я до сих пор даже понятия не имела, есть ли у него дети, но в этот момент меня это совсем не смущало, когда, стоя в воде в по колено промокших брюках, он опустил меня на землю, точнее, в воду, и не успела я снова завизжать от холода, как он просто поцеловал меня. Нежно, требовательно, властно, так, будто казалось, что мы оба не можем надышаться друг другом, а когда он на время отстранился, чтобы вдохнуть хотя бы глоток воздуха, я обняла его за шею крепче и, смеясь, вернула его губы на место.

Я прекрасно понимала, что тревога вернётся, да ещё и толком не успела понять свое собственное отношение, но сейчас любое беспокойство казалось лишним, сейчас был важен только размеренный шелест волн… его тёплые губы и руки, его сумасшествие и моя невероятная привязанность, влюблённость, счастье… И ещё некоторое время мы просто целовались в размеренной тишине Хэундэ, наслаждаясь каждым мгновением и секундой, проведённой вместе. Он распрощался со мной до следующей встречи, не желая отпускать мою руку, и ушёл с лёгким сердцем, будучи готовым принять на себя шквал ненависти и непонимания со стороны близких, а я, глядя ему вслед, произнесла только одно слово: «Сумасшедший…» и с благодарностью взглянула на почти чистое небо, где, периодически выглядывая из-за мелких облачков, мне подмигивали звёзды…

Конечно же, я вернулась к группе с глупой мечтательной улыбкой, мокрая и вся в песке, но сияющая как начищенный самовар. Осушив залпом почти треть полуторалитровой бутылки пива, я развалилась на подстилке — и всё это под немое наблюдение подруг. Слава Богу, здесь не было ни Жени, ни Таку, которые, видимо, ушли на романтическую прогулку по пляжу…

— Онни, что это было? — спросила Чон Мин.

— Я бы сказала, что то, что происходило там, на волнах последние минут пятнадцать, было очень романтичным, но, прости, язык не поворачивается, — одуплилась Гюнай, с тревогой глядя на моё блаженство.

— Псих, — тихо сказала я, улыбаясь своим мыслям и совершенно не слушая никого вокруг.

— Аня-я-я! — грозный голос Даши точно так же был проигнорирован.

— Кажется, она сошла с ума, — оценив последствие разрушения моего мозга Юн Соном, предположила Ксюша.

— Мичин намчжа, — зачем-то повторила я то же самое на корейском.

— Анна щи, — послышался фоном смех Ан сонсеним, — ачжощи вас заставил потерять голову?

— Не называйте его ачжощи, он от этого бесится, — попросила я туманным голосом на автомате, и услышала смех девчонок и Сон Чжина.

— Не хочешь ничего рассказать? — назидательно спросила Даша.

— Нет.

— Мы вообще-то беспокоимся.

— Это личное, — отмахнулась я, закрывая глаза и даже не заметила, как задремала…

***

Способность адекватно мыслить не вернулась ко мне и в общаге, словно зомби я несколько раз ходила от комнаты до туалета и обратно, забывая взять то полотенце, то гель для умывания. Девочки задавали какие-то вопросы, но слышали лишь бессвязные односложные реплики или же вовсе молчание в ответ. Даша пару раз грозилась надавать мне по «щам», но угрозу свою так и не осуществила, а жаль — возможно, это бы помогло мне выплыть из собственных мыслей, в которых я пыталась разобраться. То, что я чувствовала — странная смесь счастья и волнения, словно чудесный сон, что развеется по утру; всё сказанное Юн Соном казалось нереальным, всего лишь плодом моего больного воображения. И когда это я успела стать такой впечатлительной, что даже моя бурная фантазия нервно курит в сторонке при одном воспоминании произошедшего сегодня на пляже? Как могли ярость и обида так быстро исчезнуть, смениться радостью, пониманием, любовью?.. Его резкая смена поведения, ребячество, возможно, действительно являлись следствием кризиса среднего возраста, но оттого ничуть не теряли романтичности. Юн Сон просто сдерживал свою истинную натуру в общении со мной, ощущая тяжесть, боль от происходящего в его жизни… Думая, что это его особый шарм и загадочность, я и в мыслях не могла представить, что он окажется простым, приземлённым и таким юным в свои тридцать семь лет.

Однако я всё же не могла не остановить своих радостных порывов, понимая, сколько всего ему придётся пережить, чтобы изменить свою жизнь, обрести свободу… Невольно вспомнился собственный отец, который ушёл из семьи из-за другой женщины: семнадцать лет брака, двое детей — всё это держало вместе его и мать… Они оба стали чужими друг для друга, чувства исчезли, остались лишь привычка и обязательства, мы с Антоном… Отец был несправедлив, бросая нас, я была совсем юной, почти ребенком, возненавидела его, не могла понять, а моя бабушка — старой закалки человек — и по сей день осуждает его молодую супругу, за то, что увела мужа из семьи. Только к годам восемнадцати-девятнадцати я как-то вдруг осознала, что в жизни не бывает всё только чёрным и белым. Оля — жена отца — на самом деле хороший человек, молодая и современная женщина, с которой мы легко нашли общий язык. При встречах мы с ней дурачимся, обсуждаем женские штучки, да и своё мнение об отце я изменила в лучшую сторону. С ней он другой, примерный семьянин, любящий муж и отец моей маленькой сводной сестрички, и к нам с братом он стал относиться по-другому: мы больше не в тягость ему, а наконец-то стали любимыми детьми…

Пускай наши с Юн Соном отношения далеко не так серьёзны, как бы мне хотелось, но я невольно сравнивала ситуацию с папой и Ольгой и то, что случилось у нас, быть может, тяга к мужчинам старше возрастом у меня именно из-за этого, кто знает… Однако, я больше чем уверена, в Корее очень серьёзное отношение к институту брака, и близкие Юн Сона стопроцентно осудят развод, а обо мне он вообще вряд ли заикнётся, иначе встретит шквал непонимания. Если только обо мне не заикнется тот ачжощи. Всё равно, какие бы фантазии и мечты сейчас не крутились в моей голове, я улетаю через четыре дня… А чувства… Чувства на расстоянии недолговечны. Как бы он мне не нравился, я ещё никогда и никому не говорила слова «люблю», я и не знаю что это такое. Можно ли назвать моё очень доброе и тёплое чувство к этому человеку любовью? Я не знаю, да и не ощущаю «бабочек» в животе, а только непреодолимую тревогу за него, желание прикоснуться, увидеть улыбку, и только от одних мыслей о нём сердце бьется быстрее… Так почему бы не сделать неидеального человека своим идеалом?

— Аня! Прекрати нас игнорировать! — обратилась ко мне Гюнай, видимо, уже не в первый раз.

— Всё в порядке, я просто пытаюсь прийти в себя, — на автомате сказала я, хотя никакого вопроса мне не задали.

Мы ещё не легли спать, да и что-то не хотелось, я сидела перед включенным компьютером, бездумно глядя в монитор. Только сейчас, вернувшись с небес на землю, я вдруг заметила, что фоновым рисунком рабочего стола стоит фотография Юн Сона со смотровой площадки, и когда я успела настолько сойти с ума?

— Ты уже с нами?

— С вами, — улыбкой ответила я, наконец, осознанно посмотрев на подруг. — Я, кажется, влюбилась и не могу осознать сего факта.

— Мы это уже давно заметили, — поджала губы Ксю, но тут из душа вернулась Таку, и мы общим сбором, прихватив Чон Мин, пожёвывающую моё печенье, отправились в туалет.

— Последние три часа ты выглядела обдолбанной, — сообщила Даша. — Мы до тебя докричаться не могли.

— Я и была обдолбанной, — но чтобы меня правильно поняли, добавила: — счастьем…

Мы уселись в промежутки между раковинами, попивая банановое молоко.

— А как же его жена? Ты ведь говорила, что она…

— Это уже не важно, не думаю, что ему понравится, если я кому-либо буду распространяться о его личной жизни.

— И когда это ты успела стать такой скрытной?

— Простите, девочки, но теперь всё по-другому, я не хочу об этом говорить, чтобы не сглазить.

Даша, поджав губы, взглянула на меня как на сумасшедшую. Она наигранно притронулась к моему лбу тыльной стороной ладони и неожиданно улыбнулась.

— Мать, ты меня с ума сведешь, то у тебя истерики, то ты ржешь как конь, то витаешь в облаках, а теперь решила поиграть в загадочность. Нет, так дело не пойдёт.

— Да, слишком многое изменилось за сегодняшнюю ночь, — закивала Гюнай, грызя ногти, — и теперь мы от тебя не отстанем.

— Ладно вам, у меня и впрямь всё хорошо. Всё разъяснилось, Юн Сон оказался не таким уж плохим…

Ксюша подавила усмешку, но не злую. Вообще я думала, что они начнут ругать меня и осуждать, даже не вдаваясь в подробности.

— Онни, этот мужчина старый, — засмеялась Чон Мин, забавно сморщив носик.

— Йа, чинча! Этот мужчина вовсе не старый, он очень хороший, — я задорно улыбнулась отражению в зеркале напротив. — Это ты мелкая!

— Ань, ты не видишь, что она над тобой издевается? Ах, Чон Мин — наша маленькая лиса, — засмеялась Даша, а я и вправду только сейчас заметила, как блестят хитрые глазки «маленькой лисички».

— Чон Мин! — возмутилась я.

— Пабо онни*,— захихикала она снова, а я в шутку замахнулась на неё рукой, но вместо этого крепко обняла, едва не задушив в объятиях.

— Он приедет в Москву по работе, точно приедет, — уверенно сообщила я, снова глупо улыбаясь…

— Аня, приём, не уходи в себя снова! — защелкала Ксюша пальцами перед моим лицом.

— Не ухожу, теперь всё хорошо...

Девочки хоть и были рады за меня, но все равно слушали настороженно. Я, в сущности, ничего им не рассказала и не требовала, чтобы меня поняли, но, дабы успокоить, убедила в том, что изначально не знала всей ситуации, посему обижалась и злилась.

Прижав Валеру к груди, я уснула самым счастливым человеком на земле, забыв всю неуверенность, наслаждаясь тем, что имею сейчас…

* * *

Данте Алигьери, отрывок из Божественной комедии, откуда взята цитата:

«Яви мне путь, о коем ты поведал,

Дай врат Петровых мне увидеть свет

И тех, кто душу вечной муке предал

Он двинулся, и я ему вослед».

Пабо онни (кор. 바보 언니) — дурочка-сестричка